"Возвращение Титуса Кроу" - читать интересную книгу автора (Ламли Брайан)

Часть первая Из записных книжек де Мариньи

Вынырнув из бездонного омута забытия, очнувшись на больничной койке, я посчитал было, что оказался жертвой затянувшегося кошмара, жуткого сна, вызванного, возможно, какими-то лекарственными препаратами, которыми мне пичкали пытаясь вылечить от…

Вылечить — от чего?

Очевидно, я пострадал в результате чудовищной катастрофы или нападения совершенного с невероятной жестокостью. Мои руки и ноги покоились в лубках; бинты обвивали меня с головы до ног словно мумию — я едва мог пошевелиться. Было очень больно. Я даже не мог определить, из какой части тела исходит боль…

Мне явно повезло, раз я остался в живых!

Что же все-таки случилось? Я не мог ничего припомнить. Или…?

Да, порой что-то выплывало из памяти.

Неожиданно я вспомнил, как вода тащила меня вниз, а кто-то не пускал меня…

Повернув голову, насколько позволяли бинты и лубки это, я увидел на столике возле постели вазу с цветами, и сумел прочесть послание на прикрепленной к ней карточке:

Писли!

Профессор Уингейт Писли, руководитель фонда Уилмарта!

Когда я прочитал это имя, обрывки видений хаотически замелькали передо мной. Но по крайней мере теперь я знал, что жуткие сцены, которые я видел перед пробуждением — не сны, не порождения воспаленного воображения, а воспоминания реального прошлого — воспоминания человека, который был членом фонда Уилмарта. Мои взгляд снова обратился к вазе с цветами — к ней был прислонен забавный камень в форме звезды, очень похожий на ископаемую морскую звезду из силурийских коралловых отложений. Вид его успокоил меня, сердце перестало бешенно колотиться в груди.

И вдруг я вспомнил. Я вспомнил все! Тут же мои губы непроизвольно произнесли имя.

— Кроу! — закричал я. — Титус Кроу! Где вы?

Его имя и мой вопрос эхом разнеслись по палате и повисли в воздухе.

Действительно, где?..

Видимо после этого я уснул, потому что открыв глаза в следующий раз, я обнаружил, что наступила ночь, или, скорее, поздний вечер. Тени в комнате стали гораздо длиннее, и за окнами повисли клочья серого тумана. Кондиционер на противоположной стене наполнял комнату свежим воздухом. Приятная прохлада взбодрила меня. Несомненно, я находился не в Лондоне — это было очевидно. Кроме того, я почему-то решил, что Писли недалеко и поэтому я защищен от… них!

От чудовищ, обитающих подземелий, и всех других тварей мифов Ктулху. Мысль об этих созданиях заставила меня содрогнуться, затем я попытался не думать о них.

В первую очередь мне нужно было подумать о себе.

Теперь я чувствовал себя гораздо лучше. Боль значительно ослабла, а освобожденные от повязок шея и голова позволили мне осмотреть больничную палату. Над постелью на стене я увидел кнопку. Под ней красовалось слово — «Звонок». Интересно, как бы я смог им воспользоваться, даже если бы и захотел, ведь мои руки были в гипсе? Впрочем, мне не хотелось никого видеть…

На этот раз я чувствовал себя полностью проснувшимся и, кажется, был в состоянии все обдумать. А тем для размышлений у меня оказалось предостаточно. Я несколько раз обвел глазами комнату, убедившись, что действительно нахожусь в больнице, скорее всего, в частной — если судить по безупречной отделке помещения и чистоте. Затем я занялся более серьезным делом — стал копаться в памяти, пытаясь понять, какое же происшествие привело меня сюда. Я старался выстроить воспоминания в более или менее упорядоченную последовательность…

Память услужливо подсовывала мне разнообразные обрывки кошмаров, свидетелем которых я стал в прошлом. Многое казалось невероятным до такой степени, что любой «счастливчик», убежденный в реальности происшедшего, считался бы жутко доверчивым простаком. Тем не менее, сам-то я верил, да и безумцем себя не считал…

Нет, я ощущал себя вполне здоровым — и физически, и психически.

Меня переполняло приятное чувство безопасности…

Но вот что же произошло с Титусом Кроу?

В последний раз я видел его в Блаун Хаусе, в загородном доме на Леонард-Уок Хиз. В тот день, 4 октября 1989 года, дух воздушных стихий Итаква напал на нас. Мы оказались в доме, как в ловушке. Нас ждала верная смерть — дом Титуса Кроу рушился на глазах! В конце концов нам осталось лишь доверить свою судьбу «волшебным» часам. Этот древний механизм, похожий на гроб, когда-то принадлежало моему отцу, и по этой причине Титус Кроу называл его: «Часы де Мариньи».

Но «часы» ли это были?

Нет. Вовсе не часы, а некое устройство, пришедшее из доисторических времен, когда на Земле правила магия — механизм-игрушка самих Старших Богов!

В далеком прошлом, эти «часы» принадлежали йогу Хиамалди, другу несчастного мистика из Каролины Харлея Уоррена. Хиамалди, вместе с Уорреном, был членом группы психо-феноменолистов в Бостоне в 1916-18 годах. Хиамалли клялся, что он — единственным из людей, кто побывал в Ян-Хо, среди руин древнего Ленга. Он привез много странных предметов из заброшенного и враждебного людям некрополя. По неизвестным причинам йог подарил часы моему отцу, хотя я не припомню, чтобы видел эту вещь в детстве, до того как меня привезли из Америки. Могу только предположить, что отец хранил их в своем убежище в Нью-Орлеане. Это место, всегда привлекало меня, но моя бедная мать старалась держать меня от него подальше. После смерти отца часы были проданы вместе с другими необычными вещами одному французскому коллекционеру. Титус Кроу не смог определить, каким образом эта вещь много лет спустя оказалась на аукционе старинной мебели в Англии. Ему даже не удалось отыскать следы предыдущего французского владельца. Казалось этот человек исчез с лица земли!

Я вспомнил еще об интересном случае, который произошел с одним мистиком из Восточной Индии, Свами Чандрапутрой (кажется так он называл себя) «исчезнувшим» при странных обстоятельствах, как-то связанных с часами. Утверждать не берусь, поскольку я тогда уже жил отдельно от отца, но Кроу знал эту исторю — ведь он изучал все непонятные события, связанные с этим древним предметом. Однако мой друг был не в состоянии определить, где, когда, кто и зачем создал этот зловещий механизм. Было ясно только, что беспорядочно двигающиеся стрелки «часов» перемещались совершенно не в лад с любой земной хронологической системой, а хаотическое тиканье загадочного механизма могло довести до безумия любого.

Титуса Кроу, однако, пленяли бесполезность и непостижимая тайна происхождения часов. Именно это делало их такими ценными в глазах моего друга. Он потратил много лет тщетно изучая механизм, то бросая это занятие, то снова принимаясь за изыскания. Однажды, будучи гостем профессора Писли в университете Мискатоника, Кроу в одонм из больших старых оккультных томов вдруг увидел такую же любопытную последовательность странных клинописных знаков, что и на циферблате его огромных «часов». Более того, в книге приводился перевод этих иероглифических выражений на латынь!

Получив ключ к расшифровке надписей, мой друг вернулся в Лондон, где вновь принялся за работу. Теперь он смог открыть многие тайны странного механизма. Он оказался средством перемещения — пространственно-временной машиной, построенной на принципах, совершенно чуждых нашему пониманию. Однако Титус Кроу был не из тех людей, кто отказывается от затеи. Если уж он взялся за что-то, то непременно доведет дело до конца. И со всей настойчивостью истинного ученого он продолжал изучение механизма. Как-то он написал мне о работе над «часами»:

Тем не менее, когда мы встали перед выбором: отдаться ли нам на милость «часов» или адских ветров тьмы, посланных Итаквой, мы, полные трепета и страха шагнули в залитое зеленым светом нутро таинственного механизма… Потом все, казалось, перевернулось вниз головой и вывернулось наизнанку! Не смотря на шквальные порывы ветра я видел гибель Блаун Хауса. В то же время из глубин ревущего пурпурного тумана, который затягивал нас в зияющую дыру в ткани самой вселенной, до меня донесся далекий затихающий голос Титуса Кроу:

— Следуйте за мной, де Мариньи… Мысленно следуйте!

Потом мой друг исчез, и адская темнота сомкнулась надо мной, ударяя, сминая, выжимая меня, словно зубную пасту из тюбика — из той точки пространства, где я не имел права находиться. Наконец, после бесконечных мучений… Мне показалось, что я падаю… Удар об воду… Я почувствовал, как чьи-то руки тянут меня…

А когда я пришел в себя, вокруг были белые простыни больничной постели. Цветы. И успокаивающий камень-звезда, несомненно оставленный Уингейтом Писли, чтобы защитить меня от древнего злобного ужаса БМК. Но что-то в словах на карточке, оставленной профессором, беспокоило меня. Что он имел в виду: «…потерявшемуся, но найденному снова..?» Означает ли это, что путешествие мне длилось дольше, чем мне казалось? Хорошо, я спрошу его, когда снова увижу.

И теперь, еще не слишком здоровый физически, я, по крайней мере, нахожусь в своем уме… и в безопасности.

Но что же случилось с Титусом Кроу?

Только утром, мне удалось уснуть, но мой сон не был беспокойным. Все, что я пережил за последнее время, во сне всплыло из моего подсознания, а результат этого иначе как кошмарным не назовешь!

Мне снились ктулхи, подземные чудовища, живущие в наши дни и роющие глубоко в земле тайные туннели. Они по прежнему угрожали всему миру, желая возродить адскую магию и замышляя освободить еще худших созданий, таких как их отвратительный властелин Ктулху и другие боги древнего мира.

Я как будто снова перечитал, или по крайней мере с содроганием перелистал книги и документы непостижимо древней мифологии: такие труды как «Манускрипт Пнакотик» — фрагменты записей о расе, погибшей еще до начала истории; «Тексты Эрлиеха», составленные якобы приспешниками самого Великого Ктулху. И снова засыпая, я видел перед глазами страницы «Невероятных культов» фон Юнцта и «краеугольного камня» всей подобной литературы, книги Людвига Принна «О таинственных червях». Все эти сочинения раскрывались передо мной, словно я их в самом деле держал в руках: «Культы Гулов» графа д`Эрлетта, «Заметки о Некрономиконе» Иохима Фиири, даже бесценную копию Титуса Кроу анонимного «Кхаат Аквадинген»…

В свое время перечитывая эти книги под руководством Титуса Кроу, я изучал легенды о Ктулху: о существах, сметенных со звезд на Землю в ее юности и заточенных здесь еще более великими существами. Чуждые имена этих богов снова зазвучали в затуманенном сном сознании — Ктулху, Йог-Сагот, Итаква, Шуб-Ниггурат… Снова у меня начался приступ лихорадки, словно я произнес какой-то демоническое заклятье, открывающее врата ада!

И вот я опять оказался в кабинете Титуса Кроу — в трясущемся и рассыпающемся Блаун Хаусе. Передо мной возвышались древние, безумно тикающие часы. Их дверцы были открыты и где-то в глубине мерцали сполохи зеленого и пурпурного пламени. Я вспомнил рассерженное лицо моего друга, схватившего меня за плечи и выкрикивавшего какие-то указания, тонувшие в вое ветра!

— Титус! — кричал я. — Ради Бога, Титус!..

…Но лицо Титуса Кроу растаяло. Оно превратилось в лицо Писли, озабоченное и вытянувшееся. Профессор протянул ко мне увитые венами руки старика и крепко сжал мои плечи. Голос Писли успокаивал и утешал:

— Расслабьтесь, Анри! Успокойтесь! Вы теперь в безопасности. Здесь вам ничто не угрожает. Расслабьтесь, де Мариньи.

— Уингейт! Профессор!

Я с трудом проснулся, весь покрытый потом. Меня трясло. Несмотря на стягивающие меня повязки, я смог вырваться из рук профессора и теперь со страхом озирался по сторонам.

— Все в порядке, Анри, — повторил Писли. — Теперь вы в безопасности.

— В безопасности? — Кошмар быстро рассеивался. Мне наконец удалось расслабиться. Я опустил голову на мокрую подушку. — Писли, что случилось? — Я хотел получить ответ во что бы то ни стало.

Его хмурое лицо осветилось лукавой улыбкой.

— Я надеялся, что это вы расскажете мне обо всем, де Мариньи! — ответил он. — Последние сведения о вас я почерпнул из письма Титуса Кроу, найденного в руинах Блаун Хауса. Конечно, я никогда не терял надежды, но десять лет — это большой срок и…

— Что? — прервал я его. — Вы сказали десять лет?

Наконец я разогнал остатки сна и смог рассмотреть Писли, наклонившегося над моей постелью. Передо мной было лицо старика. Профессор выглядел намного старше, чем запомнился мне при нашей последней встречи.

— Да, Анри. Прошло десять лет с тех пор, как я последний раз слышал о вас. — Он нахмурился. — Но ведь вы знаете об этом? Вы должны знать! Где вы были, Анри? И где Титус Кроу?

— Десять лет! — медленно повторил я. — Боже мой! Я помню… Ничего не помню. Последнее, что я видел…

— Да?

— Часы… Огромные часы Титуса Кроу. Мы вошли внутрь, Кроу и я, он был первым. Я шел следом за ним… Каким-то образом мы разделились… Поминю, что Кроу кричал, чтобы я шел за ним. Затем… Ничего не помню… Но десять лет! Как такое могло случиться?

Тут в первый раз я заметил, что Писли заслоняет кого-то от меня. Наконец второй посетитель возмутился:

— Послушайте, профессор, я протестую. Мистер де Мариньи — ваш друг, я понимаю, но он кроме того и мой пациент!

Голос был женским, но равнодушным и сухим, почти грубым. Высокая фигура с суровым лицом, в котором чудилось что-то ястребиное, выступила из-за спины Писли. И тут я вновь оказался сражен, потому что пальцы врача, нащупавшие мой пульс, оказались удивительно теплыми и ласковыми.

— Мадам, — отвечал Писли со едва заметным американским акцентом, — мой друг находится здесь по моей просьбе, и я плачу за его лечение. Вы должны понять, что его воспоминания — единственный ключ к решению очень важных проблем. Мы ждали его возвращения целых десять лет.

— Все это может быть и так, — отвечала матрона совершенно невозмутимым тоном, — но никакие деньги не изменят моего отношения к пациентам, профессор. Единственное, что вы можете, так это забрать мистера де Мариньи из моей частной лечебницы, хотя это вовсе не в его интересах. А пока его здоровье — мое дело, я буду заботиться о нем, как сочту нужным, до тех пор, пока он не поправится, или пока вы не решите прервать его пребывание здесь. — Она сделала паузу, затем ядовито добавила. — Вы ведь, я полагаю, не являетесь профессором медицины?

— Нет, мадам, но…

— Никаких «но», профессор. Я уверена, что мистер де Мариньи получил достаточно впечатлений на сегодня. Вы сможете увидеться с ним послезавтра. А сейчас вам следует уйти.

— Но…

— Нет! Нет! Нет! — отчеканила она.

Писли повернулся лицом ко мне. Его глаза на мгновение яростно вспыхнули, но затем он улыбнулся.

— Хорошо, — наконец согласился он, и вновь обратился ко мне. — Отложим разговор на будущее, Анри. Доктор права, вам лучше отдохнуть. И не беспокойтесь. Вы в полной безопасности. — Он снова улыбнулся, бросив озорной взгляд на матрону, стоявшую у изголовья моей постели с карандашом. Пока же она чертила какой-то график, Писли нагнулся ко мне и прошептал. — Сомневаюсь, что Ктулху осмелился бы пробраться сюда!

После ухода Писли я снова уснул. На этот раз кошмары меня не мучили, и я проспал почти до полудня. Проснувшись, я обнаружил возле себя совсем юного доктора. Он снимал гипсовые повязки с моих рук. Матрона Эмили — она настаивала, чтобы ее называли именно так — помогала ему, и казалось, искренне радовалась, что, наконец, мои руки освободились от гипса.

— Вы бы не поверили, если бы видели, в каком ужасном состоянии были ваши руки, — сказала она мне. — А теперь…

Теперь на них оставалось один или два небольших шрама, по виду которых можно было предположить, что мои руки пострадали всего лишь от поверхностных порезов и царапин.

— Ваш друг профессор, — продолжала она, — собрал лучших в мире хирургов и специалистов.

Она позволила мне сесть в постели и подоткнула под спину подушки. Мне дали зеркало и разрешили побриться. Я старался не делать резких движений — кости еще болели. По отросшей щетине я определил, что бритва касалась моего лица по крайней мере неделю назад. Матрона Эмили подтвердила это и, более того, объявила, что пока я находился без сознания, она сама два раза брила меня. Таким образом, получалось, что я нахожусь в ее частной лечебнице уже три недели.

Совершив утренний туалет, я попросил принести свежие газеты, но прежде, чем я смог просмотреть их, появился еще один врач. Это был очкастый лысый человечек, деловой и суетливый. Он тщательно осмотрел меня — грудь, уши, глаза, нос. Во время своих исследований он кряхтел и хмыкал, делая подробные записи в небольшой черной книжечке. Потом он заставил меня несколько раз сжать кулаки и согнуть руки в локтях, что было силы, и, почмокав губами, поинтересовался моим возрастом.

— Мне сорок шесть, — ответил я, не задумыаясь, но затем вспомнил о десяти «потерянных» годах и добавил. — Нет, правильнее сказать, пятьдесят шесть.

— Кхе-х!.. Гмм, я предпочел бы согласиться с вашим первым утверждением, мистер де Мариньи. Несмотря на ваши травмы, вы в замечательном состоянии. Я мог бы дать вам сорок два, ну, может, сорок три, но никак не пятьдесят шесть.

— Доктор, — нетерпеливо воскликнул я, хватая его за руки и стараясь заглянуть в глаза. — Скажите, какой теперь год?

— Гмм? — он внимательно посмотрел на меня сквозь толстые стекла очков. — Э?.. Какой год?.. А, ведь у вас как будто неприятности с памятью, не так ли? Да, Писли говорил об этом. Гмм… Ну ладно, теперь 1989 год. Вам от этого легче?

— Ничуть, — медленно ответил я, с унынием убеждаясь в том, что Писли прав. Я покачал головой. — Это странно, я понимаю, но мне кажется, что я где-то потерял целые десять лет. Однако самое забавное, что за эти десять лет я ни капельки не постарел!

Мгновение доктор пристально и серьезно смотрел на меня затем улыбнулся:

— Тогда вы можете считать, что вам повезло… кхе-х! — Он начал собирать свои инструменты. — А у меня такое ощущение, словно годы наваливаются на плечи, как слитки свинца и каждый следующий больше предыдущего. Они все сильнее тянут меня в бездонный омут времени!

После полудня я бесплодно пытался сформулировать хоть какую-то гипотезу о пропавшем времени, но потом, вспомнив о газетах, отбросил эту мысль. Пачка газет лежала на низком стуле, справа от моей постели. Она не попадала в поле моего зрения, поэтому я и забыл о газетах, хотя мог до них дотянуться. Но принявшись за чтение, я снова оказался во власти загадки моего исчезновения. И виной всему была дата на первой странице. Но куда же пропали десять лет моей жизни…

Затем я сосредоточился и выбросил эту неразрешенную проблему из головы. Не знаю, какие новейшие чудеса я ожидал найти в мире «будущего», но я почувствовал облегчение, обнаружив, что почти ничего не изменилось. Имена на заголовках мелькали другие, хотя содержание статей было такими же, как прежде.

Покончив с газетами, я приступил к изучению статьи в последнем номере иллюстрированного научного журнала о программе научных исследований Марса. Там сообщалось, что космические зонды уже облетели вокруг Марса и вернулись на Землю. Прогресс! Заголовок утверждал — «Исследования Космоса. Люди на Марсе в 2005 году». Я остановился и припомнил последние — между прочим, не записанные мною в дневник — открытия фонда Уилмарта на Луне: тайну, о которой не знали американские астронавты. Как бы там ни было, некоторые из приборов лунного Апполона сообщили на Землю факты, свидетельствующие, что под безжизненной поверхностью нашего спутника скрывалась жизнь. Там, в толще лунного грунта копошились отродья Ктулху. Они оказались на Луне, когда та вылетела на свою орбиту из Тихого океана азойской эры, снова расплавившись после жуткой битвы, которую проиграли силы Зла. Не удивительно, что полная Луна доводила людей до сумасшествия, и заставляла собак выть в течение целых столетий… Затем я подумал о том, каких чудовищ могут повстречать на Марсе первые люди…

И вообще, насколько широко во вселенной раскинулись места заточения БМК? В великих оккультных книгах указывается, что Хастур заточен вблизи Альдебарана в созвездии Хайят, а сами Старшие Боги находятся на Орионе. Это так далеко! Я не математик, но все еще помню определение светового года. И хотя ни один человек не может даже надеяться, совершить путешествие на такое расстояние, я, как мне казалось, мог представить себе это расстояние. Так далеко…

Сбитый с толку подобными размышлениями, сжимая в руках научный журнал, я почувствовал, что начал клевать носом. Да и в комнате уже стемнело. Матрона Эмили заглядывала ко мне раз или два, но решительно отказывалась включить свет, рекомендуя мне лечь и поспать. Возможно, подчиняясь ее совету, или просто от избытка впечатлений и долгого чтения в слабо освещенной комнате, я задремал и почти сразу увидел сон.

Хочу заметить, что я не часто вижу сны. Правда, сновидение, от которого меня так милосердно избавил Писли, было сильным и ярким. Обычно я сплю спокойно и не вижу никаких снов. Однако стоило мне в этот раз закрыть глаза, как на меня снова навалились кошмары и фантазии.

Я плыл в потоке пространства и времени: и видел огромные, похожие на гроб, часы, которые неслись ко мне из глубины Вселенной. А потом я услышал голос Титуса Кроу. Но на этот раз он не звал меня за собой, как было однажды. Скорее это прозвучало как призыв о помощи — неотложная просьба, которую я не мог точно разобрать, потому что часы пролетели мимо меня и понеслись дальше. И хотя этот странный механизм — или корабль времени-пространства — вскоре исчезли. В моих ушах все еще эхом отдавался зов о помощи, мучительный SOS души, попавшей в беду. Так, по крайней мере. Впоследствии я узнал, что моя интерпретация телепатического сообщения, переданного Титуса Кроу, не слишком отличалась от того, что хотел сообщить мне мой друг.

Снова и снова, повторяясь раз за разом, возвращались ко мне гигантские «часы», несущиеся сквозь гиперпространство-время. Снова и снова я оказывался на их пути, и они отбрасывали меня в сторону, заставляя биться в бесплодных попытках доплыть и спасти друга от ужасов, грозящих ему… Но кто может плыть против потока времени?

Когда я проснулся, уже наступила ночь. Ничто в комнате не нарушало тишину и покой. Камень-звезда сиял белым светом на фоне цветочной вазы в луче лунного света.

Долгое время я лежал, чувствуя, как простыни приятно холодят мои горячие голые руки, и как неистово колотится в груди сердце. Вскоре я снова задумался о судьбе моего бедного друга, исчезнувшего десять лет назад… и меня охватило отчаяние.

Через день, ярким ранним утром — как это и было обещано — Писли пришел навестить меня. Кажется, я тогда еще не совсем проснулся и не успел побриться, но почти закончил обильный завтрак, принесенный матроной Эмили. За последние два дня — количество пищи, поглощаемое мною в каждый очередной прием увеличивалось в геометрической прогрессии.

— Де Мариньи, вы хорошо выглядите! — заявил Писли подходя к моей кровати. — Боже, вы намереваетесь съесть все это? Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно, — невнятно ответил я с полным ртом, набитым беконом и яйцами. Судорожно проглотив недожеванный кусок, я продолжал. — И я почувствую себя еще лучше завтра, когда врачи освободят мои ноги от этого бетона. Вы говорите, а я пока поем, а потом попытаюсь ответить на ваши вопросы. Боюсь, правда, что вы не много узнаете от меня, потому что мне в самом деле нечего сказать. А как дела у вас? Что с фондом Уилмарта?

— С фондом? — Писли широко улыбнулся, морщины еще глубже прорезали его старческое лицо. — С фондом все в порядке, Анри. Дела идут великолепно. Мы еще не прикончили всех приспешников БМК, но их число уменьшается каждый год, и это очень важно. Хотя существуют определенные проблемы. В особенности это касается территории бывшего СССР, но даже русские постепенно перестраиваются, меняя образ мышления.

— И что, организация сохраняет свою секретность?

— Конечно. Хотя все больше людей на ответственных постах осведомлено о деятельности фонда. Это необходимо для расширения и продолжения работы — но в целом человечество пока ничего не знает о нашей деятельности. Рассказать людям о том, что происходит — это все равно, что накликать беду. Все еще остаются… существа… которые могут подняться на поверхность. Меньше всего мы хотим взрыва интереса ко всякой древней нечисти. Глобальная паника нам не грозит. Слишком много чудес происходит в нашем мире. Слишком много необычных переживаний. Так что горстка привидений и кошмаров из доисторических времен более не сможет привести мир к безумию. Но есть десяток любопытных, присматривающихся к подобным вещам, занимающихся поисками, чтением великих старых книг и «магией» на любительском уровне… Нет. Мы не можем этого допустить, де Мариньи. Поэтому фонд и его работа остаются скрытными, как и раньше.

Я кивнул, затем повернул голову к вазе с цветами и необычному камню у ее основания.

— Судя по всему и к моей жизни вы относитесь столь же трепетно!

— Конечно! — заявил Писли. — Мы уже потеряли вас однажды. Ныне вы, де Мариньи, удостоены этого особого камня. Недавно фонд прикончил одного их самых больших и опасных, чудовищ обнаруженных нами. После этого мы вырыли защитные пентакли. Это один из них. Камень извлекла экспедиция, считавшаяся археологической. Они проводили исследования в районе обреченного Сарнатха, который был когда-то Землей Мнара, ныне это Саудовская Аравия. Пентакль, который дарит вам фонд, создан Старшими Богами, кем бы или чем бы они на самом деле ни были.

Я наклонился, взял в руки предмет нашего обсуждения и принялся внимательно рассматривать его. На поверхности виднелись тонкие линии завитков и волн, а также любопытные знаки, которые, казалось, манили взгляд, заставляя следовать по их сложному рисунку.

— На нем… какие-то знаки!

— Вы узнаете их? — сразу же спросил профессор, чрезвычайно заинтересованный.

— Да, пожалуй, — я еще раз внимательно пригляделся к ним. — Они очень похожи на иероглифы, изображенные на часах Кроу, на машине пространства-времени. Вы думаете, между ними есть какая-то связь?

— Похоже, что так, — лукаво ответил профессор. — Я тысячу раз ругал себя за то, что так и не заинтересовался этими часами, хотя не раз видел их в кабинете Титуса Кроу. Я догадывался о важности этой вещи, но кто мог предполагать, насколько она важна? Мне следовало сделать записи и сфотографировать часы. Тем более, что Кроу говорил мне, что по его мнению они…

— Игрушка Старших Богов? — закончил я за него.

— Точно так. Конечно еще не все потеряно. У нас в Мискатонике есть книги, из которых Титус Кроу смог почерпнуть первые по-настоящему важные указания, как пользоваться этой проклятой штукой! Очень хотелось бы заполучить фотографию часов.

— А как обстоят дела фонда в остальном? — моему нетерпению не было предела. — Насколько вы продвинулись в борьбе с БМК за десять лет? Какие у вас успехи, какие неудачи? Что нового узнали вы об ужасных чудовищах? Вам удалось найти Эрлиех в Тихом океане? И Шудде-Мьелла — что с ним? Боже, Писли, я сгораю от нетерпения узнать все, что случилось за эти годы. Десять лет!.. Ведь я потерял целых десять лет!

— Ух! — Профессор поднял руки. — Не так быстро. Конечно же, я расскажу вам все, но будет лучше, если я начну с того, что мы не сделали. Например, мы не нашли Эрлиех, и это, в свою очередь, навело нас на мысль, что сообщение Иохансена неверно — не в отношении фантастического города, существующего под Тихим океаном — а в отношении одного острова, поднявшегося со дна океана в 1925 году, который якобы и был Эрлиехом, где был заточен Ктулху. То, что это был один из представителей отродья Ктулху, кажется достоверным, но что касается самого Великого Ктулху… Мы сомневаемся. Вы можете заняться этими исследованиями сами, Анри. Фонд проводил их последний раз довольно давно… Вернемся же к рассказу Иохансена. Звучит он примерно так: 23 марта 1925 года на 47-ти градусах и 9-ти минутах южной широты и 126-ти градусах и 43-х минутах западной долготы судно «Тревога» под командованием Иохансена потерпело аварию, в результате которой сбилось с курса и натолкнулось на маленький остров, которого раньше в этих водах никто не видел… Теперь дно моря в этом месте опустилось на глубину в две тысячи морских саженей. Это место находится на самом высоком уровне Тихоокеанско-Антарктического Разлома. По обе стороны от него глубина увеличивается до трех тысяч саженей и даже больше. Район не отличается особенной вулканической активностью, но в любом случае катаклизм такой силы, какая требуется, чтобы поднять к поверхности океана даже небольшой участок дна был бы зафиксирован и записан. Так что, похоже, мы должны были бы тут же отвергнуть забавный рассказ Иохансена, но фонд предпочитает — подобно Чарлзу Форту — до конца отработать все версии… Прогиб дна океана в этом месте очень велик — из-за тенденции Австралии к континентальному дрейфу в северном направлении. Он возник в районе Тихоокеанско-Антрактического Разлома уже с времен миоцена. Остров, всплывший в марте 1925 года, скорее всего явился проявлением медленного прогиба дна (то есть он был вершиной одной из складок), и его исчезновение можно объяснить точно так же.

Мне не понравилось такое вольное толкование фактов.

— Я тоже читал Форта и думаю, что он исключает то, о чем говорите вы, Уингейт.

— Да?.. Конечно, раньше мы тоже согласились бы с ним, если бы всего три года назад мы не опускали батискаф в этом самом месте и не узнали о том, что скрыто под водной гладью.

— Любопытно. — Я отодвинул пустую тарелку. — Что же вы там нашли?

— Сначала мы спустили автоматическую батисферу… Батисферу без людей… Устройство, которое погружалось в море, чтобы заснять камерами все, что попадет в поле зрения. Мы обнаружили дно всего в двух сотнях саженей от поверхности, на самой вершине подводного хребта, который теперь быстро погружается обратно в глубины. Но прежде чем мы потеряли робота, мы получили фантастические снимки, похожие…

— Потеряли его? — прервал я Писли.

— Да, — кивнул профессор. — К сожалению. Тросы распустились, батисфера разлетелась на куски — а ведь она способна была выдержать давление в тысячи тонн! Позднее мы нашли ее осколки, разломанные, погнутые, продырявленные. Мы склонялись к тому, что ее уничтожил морской шогготх, а может быть несколько тварей, защищающих своих спящих хозяев из отродья Кхултху. Во втором батискафе спускался я сам…

— Вы это сделали сами? — Я снова прервал его, удивляясь такому безумному поступку.

Профессор ответил мне ласковой улыбкой и наклонился к камню-звезде — который я поставил на прежнее место возле вазы с цветами. Потом он постучал ногтем по его поверхности.

— Вы наверное что-то забыли, Анри? Да?.. Так вот, как я говорил… Мы вернулись через три месяца и сделали вид, что занимаемся картографической съемкой Тихоокеанско-Антарктического Разлома. Я и двое молодых людей из Мискатоника погрузились под воду в батискафе, способном самостоятельно перемещаться — такой маленькой, но очень прочной подводной лодке. Конечно, мы захватили с собой средства защиты — множество камней-звезд. Тем не менее погода стояла плохая, а неприятности преследовали нас по пути из Бостона непрерывно: штормы, туманы, несчастные случаи и тому подобное. И мы не были столь наивны, чтобы считать это случайными совпадениями. С тех пор как погибла «Русалка» мы многому научились… В то утро нас беспокоило сильное волнение на море и жуткий туман. Телепаты на борту корабля были настороже. Мы собрали все защитные устройства, предполагая использовать их при возможном вмешательстве темных сил. Наш маленький аппарат был спущен с борта «Исследователя» — корабля, нанятого университетом Мискатоника в американском океанографическом обществе. Медленно двигаясь по спирали наш батискаф начал погружаться и достиг дна, оказавшегося на самом деле вершиной подводного хребта. Когда-нибудь этот остров может снова подняться над поверхностью. Он принадлежит горной гряде, вытянувшейся под водой примерно в трех тысячах миль западнее Фримантла — или места, где находится Фримантл к острову Пасхи, удаленному оттуда больше чем на десять тысяч миль. Сам же остров Пасхи, Новая Зеландия, острова Питкерн и еще некоторые группы островов — его вершины. Где-то на вершинах этого обширного хребта могут оказаться Эрлиех, и другие города отродья Ктулху, наподобие того, который мы нашли под «Исследователем» на глубине двухсот пятидесяти саженей… Это место я назвал бы… фантастическим! Мы рассматривали подводный город в лучах мощных прожекторов, и выглядел он так же, как и миллиард лет назад в Азойскую эру. Конечно, строения покрывал толстый слой придонных осадков и морских водорослей, накопленных за миллионы столетий, но непостижимые размеры подводного города за многие эпохи почти не уменьшились… Мы увидели огромные резные двери с символами Ктулху, огромные барельефы, изображающие кальмаров-драконов, о которых упоминал Иохансен. Испытывая головную боль и головокружение, мы рассматривали безумные сооружения, стены, которые были ли то ли выпуклыми, то ли вогнутыми. Казалось они изменялись по собственной воле, как в оптической иллюзии. Несмотря на наши защитные камни-звезды, мы дрожали ощущая скрытую опасность и присутствия чудовищных тварей, все еще обитающих в этих колоссальных монолитных структурах неэвклидовой архитектуры… Ширина защитных валов города (не знаю, как их иначе назвать) составляла девять или десять метров, а за ними лежала земля, находящаяся под властью БМК… А эти невероятные лестницы и гигантские монолиты, уходящие вниз, в бездонные подводные пропасти… Не погружаясь на большие глубины, мы — даже с помощью наших мощных прожекторов — могли выделить только контуры ступеней левиафанов. Этот город — если только можно применить подобное слово к подводному некрополю бессмертных — должен быть невероятно огромным и уходить вниз до самого дна Тихоокеанско-Антарктического Разлома… Я мог бы пробыть там дольше, продолжая исследования и опускаясь все глубже, но третий член моей команды, юный Риджуэй от страха лишился чувств и дальнейшие изыскания полностью исключались. Видите ли, Риджуэй — телепат. Это очень помогает ему в работе. Кроме того он является профессором психологии. Однако в глубинах, где неведомые силы прячутся за колоссальными каменными блоками и таинственными резными дверями, он не выдержал. Нет сомнения, что без камней-звезд мы за несколько минут превратились бы в безумцев. Но даже с защитными пентаклями мы с трудом сдерживали крики ужаса… Вы помните, что случилось с бедным Финчем, который вошел в контакт с разумом дьявольского создания в болотах Иоркшира?.. На сей раз все могло обернуться так же печально, хотя Риджуэй старался изо всех сил не воспринимать телепатические сигналы отродья Ктулху. У этих тварей всегда дурное настроение, и оно может подействовать на любого телепата… Поэтому мы поспешили к поверхности. Бедный Риджуэй! Придя в себя он забился в угол ичто-то бессвязно бормотал… И вот тут-то мы увидели стражей могил, часовых, охраняющих своих хозяев — омерзительные комья протоплазмы. Это были самые гнусные и отвратительные существа, какие только можно себе представить! Только камни-звезды удерживали десятки морских шогготхов от нападения на нас. Они напоминали чудовище, которое мы в свое время отогнали от вашего «Морского Бродяги», только то создание было гораздо меньших размеров. Эти же твари казались гигантами, настоящими лейб-гвардейцами королей зла. Горы протоплазменного дерьма перемещались в глубинах океана подобно космическим сгусткам в Туманности Андромеды! И даже зная о том, что мы в безопасности, я, тем не менее, испытал облегчение, поняв, что они держатся на расстоянии от нас: но еще большее облегчение охватило меня, когда мы, наконец, оказались под килем «Исследователя», а в его дне открылся люк, чтобы принять наш аппарат. Наша экскурсия в глубины получилась краткой, но и того, что мы успели увидеть, оказалось более чем достаточно. После этого фонд…

— Позвольте мне высказать предположение, — перебил я профессора Пинсли. — На этом самом месте вы провели еще одну серию атомных испытаний в Тихом океане?

— Нет, нет! Бомбандировка полностью исключалась. Волей-неволей, Анри, пришлось смириться с тем, что атомные бомбы нам больше бросать не разрешают. Но наши ученые нашли замечательный выход из положения: мы посыпали весь подводный хребет радиоактивным веществом с очень коротким временем полураспада. Это было достаточно, чтобы истребить большую часть шогготхов, не причиняя вреда остальной морской живности. Мы, конечно, не надеялись уничтожить всех чудовищ — слишком огромную территорию занимает мегаполис. Возможно, мы не добрались ни до одного из потомков Ктулху, укрывшихся в своих невероятных склепах и могилах, но, по крайней мере, вызвали переполох в глубинах. Название «Ктулху», между прочим, теперь стало нарицательным и всех подземных тварей мы зовем кхулхами… Шансы на то, что нам удаться полностью их истребить невелики, и наши действия значительно ограничиваются существующими экологическими законами. Мы не собираемся стерилизовать весь Тихий океан! Поэтому, как я сказал, мы ограничились обработкой этого и других подозрительных мест, стараясь при этом не создать районы, непригодные для остальных форм морской жизни. И без того там, в глубинах, ее совсем не так много, как мы привыкли думать.

— Разве? — последнее заявление профессора мне показалось странным. — Разве мало подводных обитателей на глубине в триста саженей?

— Очень немного существ живет там, де Мариньи, — настаивал Писли, — и чем глубже, тем их меньше. Вспомните, остров Иохансена был верхушкой высочайшей горы. Остальная часть города располагается на склонах, уходящих глубже, глубже и глубже, туда, где нет, возможно, уже никакой другой жизни, кроме… БМК. По нашим расчетам этот подводный мегаполис занимает полумиллиона квадратных миль дна Тихого океана, и, по крайней мере, по одному такому же подводному городу! Хотя мы по-прежнему не решаемся позволить нашим телепатам играть с ктулхами, мы, имеем все основания полагать, что существует до пяти тысяч чудовищ, заточенных на больших глубинах. А сам Ктулху, хотя и является их прародителем, всего лишь один из них, хотя, по всей вероятности, самый древний, самый могущественный и самый отвратительный. Возможно, он первым оказался на Земле, когда БМК скинули со звезд, а произошло это задолго до того как на Земле зародилась жизнь.

Я слушал профессора, но мои мысли витали в иных сферах.

— Полмиллиона квадратных миль… — невольно повторил я его слова, и сердце мое наполнилось благоговейным ужасом. — И целый континент подводных могил. Он, — тут я сделал паузу, мысленно прикидывая, — примерно в пять раз больше площади Великобритании!

— Мой дорогой Анри, — вздохнул профессор, наклоняясь ко мне. — Как бы мне не было неприятно преуменьшать значение Великобритании, но по большому счету она — всего лишь мелкий камешек в огромном пруду. Любая из сотен впадин на дне океана может поглотить ее, не вызвав ни малейшего всплеска на поверхности. Мы ведь говорим об океане, занимающем сотни миллионов квадратных миль — и содержащих миллионы кубических миль воды!

Я знал, что он прав, тем не менее мой разум отказывался согласиться с такими цифрами. Я тихонько присвистнул и, как эхо, повторил за Писли:

— Камешек в пруду — вот что такое Великобритания!

Затем я вспомнил еще об одном важном деле.

— Раз уж мы упомянули Британию, то как насчет предупреждения Титуса Кроу о том, что здесь еще осталось немало ужасных тварей. Помнится, он называл Силбери Хилл, Стоунхендж, Эйвбери, Стену Адриана и еще несколько мест в долине реки Северн и у Коттсуолда. Удалось вам что-нибудь обнаружить?

Писли нахмурился.

— Да, мы еще раз прошлись по Британским островам и нашли несколько мест, которые пропустили прежде. Например, поблизости от Стены Адриана, не так уж далеко от Ньюкестла, есть вход в иное измерение, в одно из удаленных мест заточения БМК, устроенных Старшими Богами. Я полагаю, вы скажете, что этот вход закрыт. Лоллиус Урбикус в своей книге «Гарнизон на границе» утверждает, что, по крайней мере, один раз вход этот открывался, а, может быть, и неоднократно. В 183 году нашей эры Урбикус писал: «Варвары захотели призвать дьяволов, которых они послали против нас. Они вызвали их из-под земли и из воздуха, и одно чудовище успевало убить полсотни солдат прежде, чем падал под ударами их мечей». Явно варвары, о которых говорит Урбикус, находились под влиянием БМК. Не такое уж редкое, или необычное событие. Есть записи, подтверждающие, что тетхолиты аналогичным образом использовались БМК за тысячи лет до Урбикуса. Они тоже могли вызывать темные силы. Да, ведьмы и колдуны весьма реальны, Анри, но их магия — это просто чуждая людям наука… У Титуса Кроу был экземпляр «Гарнизона на границе», не говоря уже о некоторых гораздо более полных и точных документах тех времен… Удивительно, что он никогда не рассказывал об этом вам.

Слова Писли вызвали у меня новую волну воспоминаний.

— Титус Кроу упоминал об этом. Кажется он даже написал небольшой рассказ ужасов о чудовище Урбикуса. Только вот как назывался этот рассказ?..

— »Мир Иег-ха», — быстро подсказал Писли.

— Верно, верно — «Иег-ха»! — Я пощелкал пальцами. — Конечно, я помню это. Титус Кроу как-то рассказывал мне о скелете, который он откопал возле Стены Адриана между Хаусстидсом и Дриддоком — он ведь был еще и археологом — любителем. И, кажется, он намекал, что найденный скелет не принадлежит человеку… Да, еще я вспоминаю, что он связывал свои открытия с Лоллиусом Урбикусом.

— Верно, — согласился Писли, — и Титус написал рассказ пытаясь представить, как все это произошло на самом деле, хотя, конечно, ему пришлось преподнести свое сочинение как художественный вымысел, пусть даже достаточно реалистичный. Я читал это произведение и вполне могу понять переполох, который вызвал этот рассказ после первой публикации в журнале «Гротеск». Что же касается костей, найденных Титусом Кроу, то они, как вы сказали, не имеют никакого отношения к человеку. Действительно, эти твари были чудовищными! Знаете, я никогда не видел их останки, огромные черепа или окаменевшие куски крыльев, подобных крыльям архиоптерикса. По неизвестным причинам Титус Кроу уничтожил кости вскоре после того, как нашел, но он показывал мне фотографии. Без сомнения эта тварь явилась… из внешнего мира.

— Я хорошо знаю Титуса Кроу, — воспользовался я паузой в речи Писли, — удивительно, что он не отправился взглянуть на этот вход.

— Но тогда он знал об БМК гораздо меньше, Анри. Как и все мы… Однако это не имеет значения, ведь в результате он оказался прав. Как я уже упоминал, опираясь на свидетельство Кроу, мы в конце концов нашли вход, дверь в несовершенную, искусственную вселенную, сотворенную Старшими Богами для заточения существ, которых не может выдержать Земля! Мы нашли его и теперь запечатали раз и навсегда. Конечно, это не калитка или дверь в прямом смысле слова; это — некое место, где наш континуум пространства-времени случайно наложился на другой. БМК знали это и телепатически передали варварам достаточно информации, чтобы те могли впустить на Землю обитателей другого мира. Но темницы Старших Богов не так-то легко открыть. Только подручные заточенных злобных богов могли прорваться наружу, ужасные, но тем не менее вполне реальные чудовища с плотью и кровью, наподобие Иег-ха. В то время как настоящие узники другого измерения — Боги — не в состоянии вырваться из своих тюрем. А это, в свою очередь, подводит нас к следующему вопросу: кому из Великих Старых служит Иег-ха и его род? И могут ли современные, гораздо более развитые люди, одурманенные БМК, вызвать чудищ? Впрочем, на последний вопрос мы можем ответить даже сейчас: бояться особо нечего. На эту дверь мы поставили самые мощные замки, которые нам известны. Мы буквально заварили ее использовав науку, которую когда-то мы называли магией Старших Богов. Если когда-нибудь кто-то и сможет пройти через эту дверь, так это только служащие фонда.

— Не забудьте, Уингейт, — напомнил я ему, — что в древности жил безумный араб, Абдул Альхазред. Он знал столько же, сколько мы, а может быть и больше.

— Альхазред, был великим мечтателем, провидцем и мистиком всех времен, — вздохнул профессор. — По сравнению с ним Алейстер Краули был ничтожеством, Дии — несмышленым ребенком, Элифас Леви — просто болтуном, а Мерлин, если он действительно существовал — подмастерьем-первогодком. Нет сомнения в том, что Альхазред существовал, так же как да Винчи, ван Гог и Эйнштейн. Такие люди появляются один раз в тысячу лет, и мы можем только благодарить судьбу за оказанную нам милость!.. Я думаю Альхазред в действительности, он был более, чем безумцем. Он был идеальным приемником для телепатических сообщений БМК. Вы никогда не задавали себе вопрос, откуда Альхазред получил свои оккультные знания?

— Нет, об этом я никогда не задумывался, — честно ответил я.

— Гм-м!.. Хорошо, не ломайте себе голову над ответом на этот вопрос… Существуют тысячи вопросов, на которые человек пока не может ответить; вопросов бессмысленных, пока ответы на них не будут известны хотя бы наполовину…

— А вы определили, кому из Великих Старых служит Иег-ха? — поинтересовался я, возвращаясь к прежней теме.

— Мы не уверены, но кое-какие идеи есть. Одно предположение состоит в том, что пространство, где заключены БМК, разделено на части… Например, мы знаем, что Йог-Согот распределен по всему пространству и существует во все времена, так по крайней мере говорится в старых книгах и документах. Но как такое может быть? И если это так, то почему он не явится сюда и не уничтожит своих врагов? Так вот, мы считаем, что он вездесущ только в той части своей вселенной, которая граничит во времени и пространстве с нашим собственным континуумом. Предполагается, что одна граница его темницы параллельна нашему времени, в то время как другая лишь частично приникает в наше пространство. В этой точке, поблизости от Стены Адриана, две вселенные накладываются друг на друга, и вполне возможно, чтобы некоторые из притаившихся у порога чудовищ шагнули на другую сторону. Вы, конечно, помните, что Йог-Согот в цикле мифов Ктулху известен, как «Притаившийся у Порога»?

— Да, конечно… Значит Йог-Согот повелевает временем внутри этой искусственной вселенной?

— Разделенной на части, я бы сказал, де Мариньи. Мы считаем, что Йог-Согот заточен в одной ее части. Кроме него так полно других БМК! Например, Иб-Тстл и Бук-Шаш? Считается, что они тоже помещаются в других измерениях. Да и Азатотх, до того как мы открыли, что это всего лишь определение ядерного взрыва, тоже считался вездесущим… Кто может сказать, с какими ужасами и кошмарами встретится человек в еще более дальних измерениях при использовании этого безумного оружия? Это одна из причин, почему фонд поддерживает запрещение всех ядерных испытаний… Однако, я уклонился в сторону… Я ведь начал рассказывать вам об еще оставшихся в Великобритании БМК? Да! Так вот после Стены Адриана мы отправились на равнину Солсбери. С разрешения британского археологического общества мы проверили Стоунхендж, как это предлагал Кроу. Ничего мы там не обнаружили, но с уверенностью можно сказать, что в отдаленном прошлом здесь обитал кто-то из БМК. Мы нашли там камни-звезды — самые старые из тех, что нам попадались. Более того, археолог Шнейдер из Мискатоника считает, что сам монумент когда-то имел форму огромной звезды с пятью лучами. Кстати, это же говорится и во «Фрагментах Гхарне». Внешние лучи давно исчезли, но центральная часть сохранилась. Подумайте только, какое чудовище Старшие Боги спрятали здесь, если потребовалось такая могильная плита. Во «Фрагментах Гхарне» говорится, что около 20 тысяч лет назад древние киммерийцы захватили Гундерленд и разрушили лучи Знака Великих Старших, потом выпустили на свободу Существо Великой Звезды. А вот что случилось с этим чудовищем после этого…

Профессор Писли пожал плечами.

— Это может покзаться фантастическим, но что касается Стоунхенджа… так вот, что бы ни говорили ваши так называемые эксперты, пирамиды просто младенцы по сравнению с камнями Стоунхенджа!

— Вы упомянули «Фрагменты Гхарне», — я выбрал эту тему из массы информации, которую успел выложить профессор. — Ведь когда-то эти черепки изучал бедный Уэнди-Смит? И еще профессор Гордон Уолмсли из Гула. Скажите, удалось ли вам перевести древние руны? Я считал, что эти надписи не поддаются расшифровке.

— Да! — воскликнул профессор Писли. — У нас есть перевод… Фактически мы почти закончили его, исключая быть может те мечта, что не пощадило время. Видите ли, фонд не может претендовать на то, что это первый перевод или хотя бы второй. Уэнди-Смит, например, вплотную подошел к разгадке, но мы опирались в основном на перевод Уолмсли. Не знаю, знакомы ли вы с его книгой «Заметки по расшифровке кодов, криптограмм и древних надписей», но если так, то вы согласитесь, что Гордон Уолмсли из Гула являлся величайшим специалистом в этом вопросе. Правда, его знания не принесли ему ничего хорошего.

— Значит, Уэнди-Смит и Титус Кроу ошибались в отношении Стоунхенджа, не так ли? Монумент не представляет опасности?

— Да. Но мы не можем сказать того же самого о других частях Великобритании, например о Силберихилле и Эйвбери. Эти районы всегда таили в себе некую эфемерную заразу. Вы понимаете, порой в отродьях БМК очень мало материального. Они такие же неуловимые, как капли ртути — изменчивые, как луна, и непредсказуемые, как ветер. Бывали дни и даже недели, когда наши телепаты и медиумы в один голос объявляли о безопасности этих мест. А порой телепатический и парапсихический эфир буквально трещал от присутствия чего-то чудовищного, перекрывающего любые помехи… Не случайно, скажу я вам, Общество Метафизики имеет штаб-квартиру в Тидворте. Мы намерены внимательно наблюдать за всей областью равнины Солсбери. Аналогичным образом, мы разместили агентов в таких городах, как Маршфилд, Нейлсворт и Стоу-на-Уолде в Котсуолде. В частности, нас интересуют некоторые из центров вредных влияний, такие как разрушающиеся деревушки Темпхилл и Готсвуд в долине реки Северн.

— Котсуолд, и Маршфилд! — повторил я за Писли. — Не хотите ли вы сказать, что вы что-то обнаружили в Маршфилде? Ведь там живет старая знакомая Кроу, матушка Квелли. Именно ее письмо предупредило Кроу об опасности, когда мы с ним попали в ловушку БМК. Эта женщина сообщила о каком-то видении или предчувствии. Но по тому, как Кроу отзывался о ней, можно было подумать, что он считает ее старой шарлатанкой.

— Значит, Анри, у вас о ней неверное мнение, — сказал Писли. — Матушка Элеонор Квелли — один из лучших медиумов, которые нам до сих пор встречались. Мы используем таких людей теперь так же часто, как в ваше время использовали телепатов. Нередко два разных таланта дополняют друг друга — они работают рука об руку. Матушка Квелли возглавляет группу в Котсуолде, хотя по-прежнему живет в Маршфилде, в своем старом доме, который стал штаб-квартирой их группы.

— Вы используете медиумов? — Меня это очень удивило. — Не слишком ли далеко зашло дело? Мне казалось, что оперативный центр в Мискатонике — это самый современный научно-исследовательский институт в мире. Несомненно метафизика и тому подобное имеет мало общего с…

— Де Мариньи, боюсь, что вам надо еще многое узнать, — возразил мой гость. — Похоже, есть много такого, о чем вы позабыли. Метафизика необходима в нашей работе! Разве Старшие Боги не использовали оккультные искусства; разве эти оккультные искусства не были их наукой? Сегодня подобная наука, словно факел, освещает путь, по которому наш нетерпимый человеческий разум должен следовать. В Мискатонике уже сейчас существуют группы особо подобранных талантливых людей, серьезно изучающих такие предметы как телекинез и левитация… не говоря уже о магических кристаллах, гадании и некромантии. Знаете, отчеты о некоторых наших семинарах читаются словно сборник шаманских заклятий!.. Вам нужно еще многое узнать.

— Хорошо, — согласился я, — Вы мне расскажите, сколько сумеете, потому что мне-то рассказывать вам нечего.

— Вы не помните, чем занимались эти десять лет?

— Да, — кивнул я. — Исключая разве…

Я сделал паузу, поудобнее устраиваясь на подушках, прежде чем продолжить.

— Я действительно ничего не помню, но у меня одна идея…

— Продолжайте, Анри.

— У меня родилась вот какая… мысль. Видите ли, Уингейт, похоже, я совершенно не постарел за эти десять лет, ни на один день, и это должно быть удивительно, если…

— Да?

— Так вот, когда Титус Кроу и я вошли в эти огромные старинные часы, сбежав из Блаун Хауса от карающей длани Итаквы, Кроу говорил что-то о путешествии во времени, о движении в будущее.

— Это очень интересно, Анри, — подбодрил меня Писли, пытливо глядя мне в глаза. — Продолжайте.

— Так вот я задумался, а что если… если Кроу действительно мог управлять этим аппаратом, и отправился в будущее, а я…

— А вы вывалились за борт до того, как он вывел корабль из гавани?

— Да, что-то вроде этого, — ответил я.

— Конечно, это возможно, — согласился профессор после короткой паузы, — и это объясняет, почему вы не постарели, не говоря уже о том, что вы ничего не помните.

— А вы не находите идею путешествия во времени слишком фантастической?

— Совсем нет, Анри. Я видел слишком много так называемых фантастических вещей, чтобы удивляться чему-то. И в конце концов, если задуматься, мы ведь все путешественники во времени.

— Что вы имеете в виду?

— Мы все двигаемся в будущее. Правда, скорость нашего движения очень мала, составляет всего одну секунду за секунду. А ваши слова заставляют меня предполагать, что Титус Кроу нашел способ двигаться быстрее…

— Матрона Эмили, сказала, что когда меня сняли с буя в Пурфлите, у меня на лице не было щетины. Выходит, мы с Титусом Кроу проскочили эти десять лет за одну ночь! С той поры — со времени моего возвращения — прошло уже почти два месяца, а Титус Кроу так и не объявился. Насколько же далеко в будущем находится он теперь?

Лицо Писли неожиданно стало озабоченным, и он отвернулся.

— Этого мы никогда не узнаем, Анри. Конечно, надежда остается. Надежда будет всегда, но…

— Я знаю. — И перед моим мысленным взором снова возникла сцена из сна: похожий на гроб метеор несется сквозь пространство и время. — Я знаю…

Долгое время профессор молчал. Затем, изменив тему, Писли пустился в длинный поучительный рассказ и познакомил меня со всеми последними успехами фонда Уилмарта — и с некоторыми из его неудач. Пересказ этой длиной лекции займет слишком много времени. К тому же я сомневаюсь, что память не подведет меня, однако кое-что я все-таки попытаюсь вспомнить.

Например, профессор довольно много говорил о переводе «Фрагментов Гхарне» и о большом толчке, который эти древние рассыпающиеся черепки дали развитию фонда Уилмарта. Он рассказал о гибели глубоководного Гелл-Хо и его обитателей шогготхов, о том, как ушел под воду Кингспорт — городок на берегу Новой Англии, и о том, что море до сих пор вымывает из пещер отвратительных червей и вековую гниль разложения. Приглушенным голосом он поведал мне о Лхиибе, и о печальной судьбе города Иб под йоркширскими болотами. Затем профессор несколько повеселел и начал описывать борьбу со светящимся синим Кн-яном, освещенным красным Иотхой и черным Н`кая. Помню, он упоминал о каком-то Лунном болоте из ирландских мифов и легенд, упирая на связь его с так называемым безымянным городом старого Туркестана.

Многое из того, что я услышал, было для меня совершенно новым, поэтому я трепетал впервые слыша такие названия, как Утонувший Ятта-Ук — затопленный водой город в забытом внутреннем конусе вулкана Титикака; Обреченный Аркантенгри — заброшенный мегаполис среди окутанных туманом ледяных вершин в белой пустыне к югу от гор Кунлун; Джихауас — племя диких кочевников в монгольской пустыне Гоби, поклоняющееся Шудде-Мьеллу.

Истории Писли захватили меня, но лишь одна тема, которой он коснулся в конце своего длинного рассказа, полностью поглотила меня. Речь шла о Шуб-Ниггурате, втором странном Боге из цикла мифов Ктулху. Иногда его называли «черным лесным козлом», иногда «Бараном тысячи овец», или, как предпочитал называть Писли эту мифологическую фигуру — «Космический кровосмеситель Ктулху»!

Я знал, что прежде Шуб-Ниггурат рассматривали как символ плодородия, существо, заточенное Старшими Богами, о котором в «Некрономиконе» сказано, что «когда Великие Старые освободятся, он явится во всей своей мерзости и пойдет по миру, как когда-то давно шли они вместе». Однако недавно фонд Уилмарта интерпретировал эту фразу иначе. Исследователи пантеона Ктулху, наконец, объяснили некоторые противоречивые высказывания в отношении пола Шуб-Ниггурата. Примером последней двусмысленности может служить частое упоминание о том, что «Баран тысячи овец» был «женой Хастура». Еще больше сбивает с толку указание приведенное в «Ктхаат Аквадинген», где безвестный автор именует Шуб-Ниггурата «отцом и матерью всех порождений Зла, и еще худших тварей, которые не придут до последних времен».

«Отец и мать»?..

А ответ, как сказал Писли, кроется в том, что Шуб-Ниггурат — величайший символ плодородия для всего, много больше, чем просто символ. Он/она — ни что иное, как сила самовоспроизводящейся Вселенной, удивительным образом унаследованная большинством БМК. Он/она — это их способность совокупляться с дочерьми Адама и сыновьями Евы, а так же с прочими тварями, обитающими в бесчисленных мирах.

Таким образом, наряду с Азатотхом и Ньярлатхотепом, Шуб-Ниггурат был отнесен Писли к символам, а не к реально существующим тварям. И вот об этой чудовищной космической плодовитости БМК профессор мог говорить бесконечно. Он рассказывал о непостижимых последствиях и результатах совокупления чудовищ с людьми, отметив, что случайные сообщения о кощунственных уродствах часто означают непосредственную связь с БМК. Оказывается фонд собрал и обработал множество ценных данных, но Писли опасался, что это только вершина айсберга. Из множества жутких случаев он выбрал самые характерные. Профессор поведал мне о близнецах, родившихся у незамужней неграмотной женщины-альбиноса в Данвиче, северная часть Массачусетса; об отвратительных «змееподобных» детях, мать которых зарубила мужа в приступе безумия на глазах всей семьи за девять месяцев до их появления (это произошло в графстве Каддо, Оклахома); о полусумасшедшей ирландской женщине, которая родила мальчика с огрызками крыльев, после того как ее измучили кошмарами, в которых она видела летящего демона, и так далее. Число таких случаев казалось бесконечным.

Я вспоминаю, что остановил Писли в этом месте его рассказа и задал ему вопрос, относящийся к термину «космическая плодовитость Ктулху». Слово «космическая» — что это? Несет ли это слово потаенный смысл или это нечто излишнее?.. Незадолго перед тем, как я задал свой вопрос профессор как раз сокрушался, что слишком мало знает о разуме, таящемся глубоко в склепах Иха-нтхлея на дне океана за Дьявольским Рифом. Он еще упомянул, что во вселенной не только человек обладает разумом, и потому БМК не ограничивали свое отродье только человеческой плотью и кровью…

Выслушал мой вопрос, Писли улыбнулся и сказал, что подобная мысль посещала и его, а потому он специально выяснил некоторые подробности «семейной» жизни БМК. Оказывается, до великого восстания Ктулху стал отцом трех сыновей «от женского существа с дальней ультрателлурической планеты Ксотх, тускло-зеленого двойного солнца, которое сияет как глаз демона в черноте возле Эбитха…». Эта цитата взята из «Записи Понапе», которая, как сказал Писли, является старинным документом, привезенным с острова Понапе морским купцом из Аркхема, капитаном Эбнером Эзекилем Хоагом, примерно в 1734 году. Эта рукопись ходила по рукам и затем попала в библиотеку Кестера в Салеме, где ею очень заинтересовался фонд Уилмарта.

Из этой рукописи и еще одной или двух книг, в частности из «Табличек Зантху», фонд подчерпнул большую часть своих знаний о роде Ктулху. К «Табличкам Зантху» фонд стал серьезно относиться сравнительно недавно. Считающиеся трудом доисторического азиатского шамана или волшебника, эти таблички были найдены профессором Харолдом Хедли Коуплендом в каменной могиле в Зантху в 1913 году, а три года спустя Коупленд опубликовал их перевод в брошюре, которую очень быстро запретили по причинам «бездоказательности работы, умышленно подрывающей все общепризнанные теории науки и теологии».

Современники называли сумасшедшим и сэра Эмери Уэнди-Смита, они насмехались над Гордоном Уолмсли из Гула и многими другими, работы которых впоследствии стали бесценными для фонда Уилмарта, и фонд из этих примеров извлек уроки. После нескольких лет напряженной работы исследователи Писли смогли окончательно установить, что «Записи Панпаы» и «Таблички Зантху» — письменныЕ памятники, которые вместе с другими невероятными книгами, прошли сквозь века, чудом сохранившись до наших дней.

В конце концов, стало ясно: пока нет других свидетельств, придется принять, что Ктулху был отцом троих чудовищ от внеземного существа, и что эти трое заключены в темницу, находящуюся где-то глубоко под землей.

Эти трое сыновей были: Гхатанотхоа («чудовище на холме»), томящееся в склепе под горой, ныне исчезнувшей в глубинах океана на южном краю юго-восточного тихоокеанского плато, примерно на 1000 миль южнее острова Пасхи; Идхогтха («отвратительный в бездне»), лежащий прикованный знаками Старших Богов в Ихе, местоположение которого фонд пока не определил; и Зотх-Оммог («житель глубин»), спящий в бездонных заливах неподалеку от Панамы. Трое кошмарных сыновей… и еще дочь!

Ее звали Ктилла, Тайное Семя Ктулху. Упоминания о ней были тщательно удалены из всех древних текстов, исключая те, где приводились лишь косвенные ссылки: приспешники БМК даже ликвидировали ее изображение на Колонне Гепха в прибрежных джунглях Нигерии, а потом попытались уничтожить и саму колонну — чтобы не осталось и тени упоминания о Ктилле. Ее имя фон Юнцт услышал в 1840 году. Пребывая в мрачном расположении духа он сам выкрикнул его однажды, после чего был найден мертвым в закрытой изнутри на замок и засов комнате — со следами когтей на горле. Ближайший друг фон Юнцта, Алексис Ладо, написал имя дочери Ктулху на каменном полу неровными буквами, выведенными собственной кровью, прочитав несколько глав безумной книги своего друга «Непостижимые культы». Он сжег книгу и после этого перерезал себе горло бритвой. Ктилла, о существовании которой не осталось никаких следов, тем не менее существует и у нее есть свои почитатели!

Зная, что его ждет кара Старших Богов, и то, что его познания будут пронесены сквозь эпохи его почитателями, и возможно другие правители Земли и вселенной смогут отыскать и уничтожить его, Ктулху решил обезопасить свою дочь. Как бы ни сложилась судьба Ктулху, его семя следовало защитить. Существование сыновей он тоже пытался окружить тайной, но о дочери, которой предстояло стать матерью будущих поколений и вовсе никто ничего знать не должен был…

Впрочем, не стоит искать здесь и намека на отцовскую заботу о ребенке, нельзя подходить к Ктулху с человеческими мерками и ожидать проявления чувств в том смысле, как их понимает человек. Почему же тогда он решил обеспечить безопасность дочери? Некоторые обряды, телепатически принятые и записанные в Иннсмуте, дают ужасный ответ…

В 1995 году, в последнюю неделю октября, а именно во время праздника Хэллоуин группа телепатов, находящаяся якобы на отдыхе в Иннсмуте, перехватила ментальный диалог, происходивший на огромной глубине возле Рифа Дьявола. Исследователи фонда записали наиболее часто повторяющиеся слова и позже определили, что им довелось услышать песнопения Матери Гидры и Отца Дагона, обращенные к Ктилле, дочери Ктулху. При дальнейшем изучении обнаружилось, что такие ритуалы происходят раз в двести лет, и последний раз проводились в 1775 году. Именно тогда, Дагон и его подводные твари подчинили себе разум некоторых иннсмутских моряков, заставив их принять темную полинезийскую религию, чтобы впоследствии восстановить союз, распавшийся еще до того, как первый целакантус начал плавать в морях Земли: связь между обитателями глубин Тихого океана и их родственниками в Иха-нтхлее, в склепе, где спит Ктилла!

Живущие в глубинах теперь мертвы и их больше нет, так же как шогготхов этого утонувшего города — они навсегда сметены фондом Уилмарта во время второй чистки Иннсмута в 1994 году. Но в глубинах под дном залива, в склепе под охраной верной Гидры и Дагона спит Ктилла, ожидая… чего?

И снова, объединив ментальные силы, исследователи фонда принялись за поиски и — как они считают — нашли ответ.

Он заключен в таинственное символическое высказывание Ктулху: «Пх`нглуи мглв`нафх Ктулху Эрлиех вгах`нагл», что — переведенное с языка Эрлиеха — означает: «В этом доме в Эрлиехе мертвый Ктулху ждет во сне». В двустишии из «Некрономикона» Альхазреда это звучит так:

То что Альхазред, великий мечтатель и мистик древности, мог получить эти строки непосредственно из разума Ктулху, теперь уже сомнению не подлежит, потому что существует и второе двустишие, используемое вместе с первым в обрядах Ктиллы, которое можно перевести так:

Феникс Ктулху, поднимающийся из пепла собственного разрушения, в отродье темного чрева своей дочери… это же реинкарнация!

Чтобы подтвердить эту концепцию, несомненно реальную в свете того, что теперь стало известно о БМК и, в особенности, о Ктулху, исследователи из фонда снова обратились к Альхазреду, к еще одному таинственному отрывку из редчайшего сочинения «Аль Азиф»:

Выходит, Ктулху в чреве своей дочери должен пройти реинкарнацию, чтобы родиться ее детенышем. Дагону будет предоставлена честь подобного отцовства, Гидра станет нянькой и сиделкой, а Ктилла выносит чудовище. И просто немыслимо представить себе, какой жуткой тварью он станет Ктулху! Он вновь поработит людей, причем на этот раз устроится в месте, очень близком к крупным центрам человеческой жизни.

Бдительный и могучий Ктулху из глубины под Рифом Дьявола пошлет людям адские сны — и останется не узнанным, потому что для Высших Богов он мертв!

Рассказав мне уже и так слишком много, хотя я старался выжать дополнительные подробности, Писли остановился и не пожелал более распространяться на тему о реинкарнации Ктулху. Мне показалось, что он знает гораздо больше, но видимо все остальное казалось ему не столь важным и было настолько секретным, что профессор не осмеливался упомянуть об этом. Более того, я заметил, что он словно прикусил язык, как будто и так сказал много лишнего. Во всяком случае, поздний час избавил его от дальнейших замешательств и стал благовидным предлогом для того, чтобы уйти.