ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА БЕЗУМНОМ ЧАЕПИТИИ ЭЛЛЕРИ КУИН

Дождь обрушился с черного неба ревущим потоком, который слабо поблескивал в тусклом свете станционных фонарей. Только что отошедший поезд из Ямайки оставил на платформе высокого молодого человека, досадливо оглядывающегося по сторонам. Красные хвостовые огни состава потонули в пелене дождя. За мутным пятном света, в центре которого ежилась железнодорожная станция, начиналась кромешная тьма, полная невыносимой сырости. "Подобного ливня мне еще не приходилось видеть", – подумал дрожащий от холода приезжий. Навес над платформой, светло-коричневый демисезонный плащ не спасали. "Каким же надо быть дураком, чтобы поехать в глубь Лонг-Айленда в такую гнусную погоду?! – досадовал незадачливый путешественник. – И куда, будь все проклято, подавался Оуэн? Почему не встречает?”

Молодой человек стал было снова озираться по сторонам в надежде увидеть телефонную будку, поскольку малодушно решил возвращаться, предварительно позвонив необязательному Оуэну со станции. Но в этот момент из темноты, фыркая и разбрызгивая грязь, к станции выкатился приземистый лимузин. Из машины выскочил водитель в ливрее, кинулся под навес.

– Мистер Эллери Куин? – спросил он, задыхаясь и отряхивая кепку. Это был светловолосый молодой человек, румяный, с приятным прищуром.

– Он самый, – ответил Эллери, вздохнув без особого облегчения.

– Я Милан, шофер мистера Оуэна, сэр. Мистер Оуэн сожалеет, что не смог сам вас встретить. У нас гости… Прошу в машину, мистер Куин.

Шофер подхватил саквояж Эллери, и они побежали к автомобилю. Там Эллери обреченно откинулся на покрытое мохеровым покрывалом сиденье.

“Черт бы подрал этого Оуэна с его приглашением, – подумал он. – Ну кто он мне? Если разобраться – просто знакомый.

Вот так всегда. Меня приглашают, чтобы показывать гостям, словно дрессированного тюленя. Провинциалов медом не корми, дай послушать детективную историю. Да не как-нибудь, а непременно из первых уст. Они жаждут испытать острые ощущения, а ты чувствуешь себя клоуном в их потехе. Да пусть меня утопят, а потом четвертуют, – распалял себя Куин, – если на сей раз им удастся вытянуть из меня хоть слово о преступлениях. Хватит. Баста". Но через некоторое время течение мыслей его слегка изменило направление, потому что он кое-что вспомнил. А вспомнил он о том, ради чего и согласился ехать в этот богом забытый Лонг-Айленд. "Оуэн говорил, что у него на вечере будет сама Эмми Уиллоуз, с которой мне давно хотелось познакомиться. Поразительная женщина – дочь дипломата, увлекшегося театром и тем самым погубившего свою карьеру. Что ж, поглядим, какова эта звезда сцены вблизи. Еще Оуэн обещал показать мне свой домик. Извел всех рассказами о том, как приобрел его недавно. В самом ли деле он у него "классный", как он не устает утверждать. Ну и скотина же все-таки! Пригласил, а встретить самолично поленился".

Между тем колымага, ведомая тщетно порывающимся поболтать водителем, продолжала шлепать по воде.

Лучи фар буравили беспросветную завесу дождя, изредка упираясь в случайные деревья, заборы и дома вдоль дороги. Милан решительно прочистил горло:

– Гнилая погода, не так ли, сэр? Весна хуже не придумаешь. Я имею в виду этот дождь…

“Ох уж эти разговорчивые шоферы!" – простонал про себя Эллери, но сказал смиренно:

– Нужно молиться за тех, кто в море в такую ночь.

– Xa-xa! – невпопад оживился Милан. Но тут же взял соответствующий тон: – Что да, то да… – И поскольку дальше не знал, как ему продолжить, заявил: – А вы немного припозднились, сэр. Вы ведь должны были быть здесь в 9.20, а приехали в 11.15…

– Задержался, – выдавил Эллери неприязненно.

– Было дело, а, мистер Куин? – с живостью спросил Милан, понимающе вращая слегка раскосыми глазами.

"О господи! И этот туда же…”

– Ничего криминального. Просто у отца, дорогой Милан, случился очередной приступ слоновой болезни. Бедный папа чуть не отдал богу душу.

Шофер замер. Озадаченный, он снова сосредоточился на разбухшей от дождя дороге. Эллери, облегченно вздохнув, прикрыл глаза. Однако Милан, видимо, отличался завидной настойчивостью. Не прошло и минуты, как он многозначительно ухмыльнулся:

– Сегодня вечером у Оуэнов много хлопот. Хозяин Джонатан, знаете ли…

– А? – вздрогнул Эллери. – Хозяин Джонатан?

Эллери припомнил хмурого проказника лет семи-десяти, обладавшего дьявольской способностью выводить взрослых из равновесия. Хозяин Джонатан… Он и забыл про это чудовище. Эллери передернулся от нехорошего предчувствия.

– Да, сэр, завтра день рождения Джонатана. Кажется, девять лет исполняется. На сей раз хозяин и хозяйка приготовили нечто необычное, – Милан загадочно ухмыльнулся. – Вы уж поверьте, будет нечто действительно из ряда вон… необычное. Но мы это держим в секрете. Малыш еще ничего не знает. Вот будет рад!

– Не сомневаюсь в этом, Милан, – пробормотал Эллери и погрузился в сумрачное безмолвие, из которого его больше не смогла вывести несносная болтовня шофера.

"Классный" домик Ричарда Оуэна оказался огромной, бестолковой постройкой с множеством фронтонов и других архитектурных излишеств: раскрашенных камней и ярких ставен. Помещался он поодаль от петляющей дороги, по сторонам которой стояли статные деревья.

Дом сиял огнями, парадная дверь была распахнута.

– Ну вот и приехали, сэр! – бодро воскликнул Милан и, выскочив из машины, широко распахнул дверцу. – Скорее на крыльцо, сэр, чтоб не промокнуть!

Эллери выбрался из машины и с покорной торопливостью взбежал на крыльцо. Милан подхватил его саквояж и гулко затопал по ступенькам.

– Двери настежь, все понятно! Не иначе, идет представление.

– Представление? – выдохнул Эллери, ощутив приступ тошноты.

– Входите, входите, мистер Куин. Сейчас я позову мистера Оуэна. Они, понимаете, репетируют. Так поздно, потому что пришлось ждать, пока уснет Джонатан, при нем же нельзя. Но он, кажется, уже и так кое-что заподозрил.

– И в это я охотно верю, – пробормотал Эллери.

“Черт бы побрал этого Джонатана и все его племя!”

Он прошел в маленькое фойе, ведущее в большую, яркую и уютную гостиную.

"Значит, они ставят пьесу… Ну и ну!”

– Не беспокойтесь, Милан, теперь я управлюсь сам и подожду, пока закончится репетиция. Кто я такой, чтобы из-за меня останавливалось колесо драмы?

– Слушаю, сэр, – с оттенком разочарования сказал Милан. Поставив саквояж, он прикоснулся рукой к фуражке и исчез в темноте за дверями.

Эллери брезгливо стянул с себя мокрую шляпу и сырой плащ, аккуратно повесил их в фойе, запихнул саквояж в угол и проследовал в гостиную погреть руки у камина. Там он замер у огня, купаясь в тепле и почти не воспринимая доносящихся из соседней комнаты звуков. Между тем женский голос произнес капризным детским тоном:

– Нет, пожалуйста, продолжайте, я больше не перебью вас. – Эмми! – очнулся Эллери, сразу заинтересовавшись происходящим в соседнем помещении.

Он подошел к двери и прислонился к косяку. Увиденное поначалу озадачило его. Большая, уставленная книгами комната, судя по всему, служила библиотекой. Дальнюю ее часть отделял самодельный занавес. Занавес был открыт, на импровизированной сцене стоял длинный стол, покрытый белой скатертью, на столе чашки, блюдца – все для чаепития. Во главе стола в кресле сидела Эмми Уиллоуз, похожая в своем детском фартучке на капризную девочку; каштановые волосы с золотым отливом вольно струились по спине, на стройных открытых ногах, обтянутых белыми чулочками, были черные туфли на низком каблуке. Рядом с ней помещалось не иначе как привидение – кроликообразное существо величиной с человека, огромные уши торчком, невероятных размеров галстук на шерстистой шее. Существо издавало членораздельные звуки, при этом его рот карикатурно распахивался и захлопывался. Следующий персонаж с дружелюбной мордочкой грызуна двигался медленно и сонно. Позади Сони располагался самый примечательный из всего квартета персонаж: забавное создание с косматыми бровями, в викторианском сюртуке, галстуке в горошек и немыслимой высокой матерчатой шляпе с нелепой аппликацией. Зрительская аудитория состояла из двух человек: седой пожилой леди с подчеркнуто сладким выражением лица и очаровательной молодой женщины, полногрудой, рыжей и зеленоглазой.

Еще две головы торчали из соседней двери: за представлением наблюдала прислуга.

"Безумное чаепитие, – подумал Эллери, улыбнувшись. –Зная, что здесь Эмми, я мог бы это предположить. Много же чести для обыкновенного девятилетнего негодника".

– А еще они рисовали… всякую всячину… Все, что начинается на "М", – сказала Мышь-Соня.

– Почему на "М"? – спросила Алиса.

– Почему бы и нет? – возразил Мартовский Заяц.

Соня закрыла глаза и задремала. Но тут Шляпник ее ущипнул, она взвизгнула и проснулась.

– … начинается на "М", – продолжала она. – Они рисовали мышеловки, мальчишек, математику, множество, знаете, иногда говорят: какое большое множество… Ты когда-нибудь видела, как рисуют множество?

– Не знаю, – начала Алиса, – может…

– А не знаешь, так молчи, – оборвал ее Шляпник.

Такой грубости Алиса стерпеть не могла. Она молча встала и пошла прочь, посвечивая белыми ногами. Соня тут же заснула, а Заяц и Шляпник схватили ее за голову и попытались засунуть в чайник. Алиса топнула хорошенькой ножкой и закричала:

– Больше я туда ни за что не пойду! В жизни не видела такой дурацкой компании!

С этими словами она скрылась за занавесом, который спустя мгновение сомкнулся, ею же и задернутый.

– Великолепно, – протянул Эллери, хлопая в ладоши. Браво зоологическим персонажам – госпоже Соне и Зайцу, не говоря о моем добром друге Шляпнике.

Шляпник сорвал с себя шляпу и, вытаращив глаза, побежал через всю комнату к Эллери. Это был плотный мужчина в расцвете лет с сильным, добродушным, несколько ястребиным лицом.

– Куин? Когда ты приехал? Черт меня побери, я начисто о тебе забыл. Что тебя задержало?

– Семейные проблемы. Милан меня встретил. Оуэн, да ведь это ваш природный костюм, готов поклясться! Не понимаю, что могло заставить вас пойти на Уоллстрит. Вы рождены играть Шляпника.

– Думаешь? – засмеялся польщенный Оуэн. – Мне всегда казалось, что у меня сценический дар. Поэтому, видимо, я и поддержал идею Эмми Уиллоуз с постановкой "Алисы". Ну, познакомься со всей компанией.

– Позвольте представить вам Эллери Куина, – обратился он к седовласой леди. – Куин, это миссис Мэнсфилд, мать Лауры. Почтенная леди сладко улыбнулась, но Эллери заметил, как остры ее глаза.

– Миссис Гарднер, – продолжал Оуэн, подойдя к миловидной рыжеволосой женщине с зелеными глазами. – Хочешь верь, хочешь нет, но она жена вон того волосатого Зайца. Хо-хо-хо!

В смехе Оуэна было что-то животное. Эллери поклонился красавице:

– Гарднер? Вы жена архитектора Пола Гарднера?

– Виновен! – глухим голосом отозвался Мартовский Заяц и стянул с себя маску. Под ней оказалось худое лицо с сияющими глазами. – Как дела, Куин? Не видел вас с тех пор, как свидетельствовал в пользу вашего отца в суде по делу об убийстве Шульца.

Они обменялись рукопожатием.

– Вот это сюрприз, – сказал Эллери. – Как приятно.

Миссис Гарднер, ваш муж – умнейший человек. Своим профессиональным свидетельством он обвел защиту вокруг пальца.

– О, я всегда говорила, что Пол – гений, – рыжеволосая женщина улыбнулась. Голос ее оказался неожиданно грубым. –Но он мне не верит. Считает, что я – единственная, кто не способен его оценить.

– Ну, Кэролайн, – со смехом запротестовал Гарднер, однако огоньки в его глазах погасли, и по известной только ему причине он бросил взгляд на Оуэна.

– Разумеется, ты не забыл Лауру, – гудел между тем хозяин дома, таща Эллери за руку. – Это Соня. Симпатичная мышка, а?

Всего на мгновение лицо миссис Мэнсфилд потеряло свое сладкое выражение, всего лишь на короткое мгновение. Как отреагировала на то Соня, осталось скрытым под мохнатой маской. Сняв маску, Лаура улыбнулась. Это была маленькая, бледная женщина с усталыми глазами и слегка обвислыми щеками.

– А это, – продолжал Оуэн с гордостью селекционера, представляющего призовую корову, – единственная и неповторимая Эмми. Дорогая, познакомься с мистером Куином. Этот парень просто напичкан криминальными историями, я тебе о нем рассказывал.

– Вы нас видите, мистер Куин, в качестве исполнителей ролей. Надеюсь, вы здесь не по делу. Если это не так, мы немедленно переоденемся, и вы приступите к своим обязанностям. У меня, например, чрезвычайно преступное сознание. Если меня приговорить за все преступления, которые я мысленно совершала, мне бы не хватило и девяти жизней Чеширского Кота.

– Этот костюм вам к лицу, – сказал Эллери, избегая смотреть на ее ноги, – идет вам, право же, лучше быть не может. По-моему, в роли Алисы вы мне понравитесь больше всего.

Из Эмми действительно получилась очаровательная Алиса полумальчик, полудевочка, стройная, соблазнительная.

– Мод! – заорал Оуэн. – Коктейль мистеру Куину! И принесите, чем разбавить.

Одна из голов, торчавших в двери, испуганно скрылась.

– У нас генеральная репетиция к завтрашнему дню рождения Джонни. Приглашены все дети по соседству. Блестящая идея принадлежит Эмми, она же и привезла из театра костюмы. Кстати, наш театр закрывается в субботу. Истек срок контракта с "Одеоном", так что сейчас мы – бродячая труппа. Лишь со среды играем в Бостоне.

У служанки Мод оказались очень стройные ножки. Поставив перед Эллери коктейль, она удалилась. Гость медленно приступил к напитку, стараясь не выказать отвращения.

– Как жаль прерывать все это, – сказал Пол Гарднер, освобождаясь от костюма, – но нам с Кэролайн еще предстоит немалое путешествие. Да и дорога, думаю, сплошное месиво. – Очень жаль, – вежливо ответил Эллери, отставляя едва пригубленный бокал.

– Ничего не желаю слышать, – вступила Лаура Оуэн.

Накладной шерстистый животик Сони делал ее толстенькой и бесполой. – Ехать домой в такую бурю, Кэролайн! Вы с Полом должны остаться.

– Всего четыре мили, Лаура, – неуверенно пробормотала миссис Гарднер.

– Глупо, Кэролайн! В такую погоду четыре мили стоят сорока, – загудел Оуэн. Его щеки, освобожденные от грима, оказались, на удивление, бледными. – Все! Решено! У нас тут столько комнат, что мы не знаем, что с ними делать. Не мне об этом рассказывать Полу – ведь это он планировал дом. – Вот одно из неудобств близкого знакомства с архитекторами, их не обманешь насчет количества свободных комнат. – Эмми Уиллоуз упала в кресло, подобрав под себя длинные ноги.

– Не обращайте внимания на Эмми, – улыбнулся Оуэн. – Ей больше идут роли скверных девчонок с ужасными манерами. Ну, вот и прекрасно. Как насчет еще одного глоточка, Пол?

– Нет, спасибо.

– А вы, Кэролайн? Не откажетесь? Вы светлое пятно в этой ночи!

Эллери с неудовольствием отметил, что хозяин дома безнадежно пьян.

– Мне бы очень хотелось, Дик, – Кэролайн подняла на Оуэна зеленые глаза; она и он жадно уставились друг на друга. Миссис Оуэн поспешно улыбнулась и отошла, путаясь в своем неудобном костюме. Затем так же неожиданно спохватилась миссис Мэнсфилд. Улыбнувшись всем своей неизменно ласковой улыбкой, она проворковала медоточивым голосом:

– Надеюсь, все извинят меня. Это был нелегкий день для старого человека… Лаура, дорогая, – она подошла к дочери и поцеловала ее морщинистый лоб.

Все вежливо забормотали об отдыхе, в том числе и Эллери, у которого от всего увиденного начинала раскалываться голова. Больше всего ему хотелось оказаться где-нибудь подальше от этого места и в постели.

Эллери дернулся и со стоном очнулся. Был час ночи. Поворочавшись в кровати, он почувствовал себя совершенно несчастным. Отчаянные попытки уснуть ничего не дали. Шум дождя за окном не успокаивал. Наконец он сел. На ночном столике громко тикали наручные часы. Светящиеся стрелки показывали пять минут третьего. Куин снова упал на кровать и, скрестив за головой руки, уставился в темноту. Матрас был упруг и мягок, как и положено матрасу аристократа, но усталое тело не находило на нем отдохновения. Дом был неплох, однако лишен уюта. Хозяйка заботлива, но откровенно чем-то удручена. Хозяин обладает разрушительной силой урагана… Гости… Джонатан, сопящий в своей кровати… Эллери ни секунды не сомневался, что Джонатан сопит во сне. В два пятнадцать Эллери махнул на сон рукой. Встал, включил свет, надел халат и тапочки. В том, что в комнате почитать нечего, он убедился, еще когда ложился спать. Потрясающее гостеприимство! Вздохнув, он подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул. Внизу в холле слабо светился ночник. Тихо. И вдруг его охватило чувство робости. Куину откровенно не хотелось покидать комнату. Обозвав себя впечатлительным дураком, Эллери спустился в холл. Обычно он не позволял нервам разгуливаться. И сейчас отнес все на счет усталости и бессонницы.

"Я провел хороший вечер с хорошими людьми, – он показался сам себе человеком, слащаво лепечущим про хорошую собачку перед исходящим пеной псом. – А эта женщина с зелеными, как море, глазами? Зеленые лодки в зеленом море. Или они зеленые, как горох? "Здесь очень много места", – сказала бы Алиса. А от улыбки миссис Мэнсфилд мороз подирает по коже…”

Проклиная разгулявшееся воображение, Эллери спустился по устланной ковром лестнице в гостиную. Там царила кромешная тьма. Эллери попытался сообразить, где выключатель. Запнувшись о порог, он лишь тихо выругался. Библиотека должна быть наискосок от лестницы, сразу за камином. Эллери Куин таращился в темноту, пытаясь определить, где же камин, последние угольки в котором давно догорели. Осторожно ступая, он наконец добрался до теплой стены у камина, а затем в нарушаемой лишь дождем тишине на ощупь побрел в библиотеку. Его рука натолкнулась на холодную дверную ручку. Он повернул ее с довольно громким звуком и открыл дверь. К тому времени его глаза уже немного привыкли к темноте, и в мутном мраке различались неясные контуры предметов. Тем не менее тьма за дверью подействовала на него, как удар. Казалось, там тьма кромешнее. Он уже хотел переступить порог, когда понял, что это не библиотека. Как он это почувствовал, он не мог бы объяснить, но был совершенно уверен, что открыл не ту дверь. Должно быть, слишком отклонился вправо.

Вперившись в абсолютную, беспросветную тьму, он вздохнул и так же с шумом прикрыл дверь.

Теперь он взял немного влево. Еще несколько футов…

Вот она – следующая дверь. Вновь прислушался к себе. Нет, все в порядке. Улыбнувшись, уверенно вошел, почти сразу нащупал выключатель. Свет триумфально залил библиотеку. Занавес был задернут, все здесь пребывало в том же беспорядке, какой оставался, когда хозяин уводил его наверх. Эллери подошел к стеллажам, просмотрел несколько полок, немного поколебался и наконец выбрал "Гекльберри Финна" хорошее чтение перед сном. Затем выключил свет и отправился в обратный путь.

Сунув книгу под мышку, он уже ступил на лестницу, когда вдруг услышал шаги на верхней площадке. Наверху в слабом свете бра вырисовывался силуэт человека.

– Оуэн? – произнес неуверенный мужской голос.

– Это Куин, – рассмеялся Эллери. – Тоже не спится, Гарднер?

– Это ужасно, не могу заснуть, – вздохнул Гарднер. Хочу взять почитать что-нибудь. Кэролайн спит в соседней комнате. Диву даюсь, как она смогла уснуть! Сегодня в воздухе что-то такое…

– Может, просто выпили лишнего? – спросил Эллери, поднимаясь. Гарднер стоял в пижаме и халате, волосы растрепаны.

– По правде говоря, я вообще не пил. Наверное, из-за проклятого дождя. Он меня доконает.

– Что-то в этом есть, – задумчиво проговорил Эллери… –Если не спится, может, пойдем ко мне, покурим?

– А я точно вам не… помешаю?

– Помешаете? Глупости. Единственное, зачем я сюда ходил, – это книжка, чтобы хоть как-нибудь развлечься. Беседа, безусловно, лучше, чем Гек Финн, хотя иногда и он здорово помогает. Пойдемте.

В комнате Эллери достал сигареты, они уютно устроились в креслах и болтали, пока сквозь плотную завесу дождя за окном не стал пробиваться серый рассвет. Когда Гарднер, зевая, ушел, Эллери забылся тяжелым, нездоровым сном. В камере пыток инквизиции ему вывернули из сустава левую руку. Боль была почти приятна.

Затем он пробудился. В свете дня над ним склонился Милан, его румяное лицо и даже волосы выражали тревогу. Он изо всех сил дергал Эллери за руку.

– Мистер Куин! Мистер Куин! Ради господа бога, проснитесь!

Эллери резко поднялся:

– В чем дело, Милан?

– Мистер Оуэн, сэр! Он пропал!

– Что вы имеете в виду, дружище?

– Он исчез, мистер Куин. Мы нигде не можем его найти.

Просто исчез. Что творится с миссис Оуэн…

– Идите вниз, Милан, – сказал Эллери спокойно, – и выпейте. Пусть миссис Оуэн ничего не предпринимает, пока я не спущусь. В дом никого не впускать, к телефону не подходить. Ясно?

– Да, сэр, – ответил Милан и вывалился из комнаты.

Эллери быстро оделся, привел себя в порядок, повязал галстук и сбежал вниз.

На диване в измятом неглиже рыдала Лаура. Миссис \Мэнсфилд поглаживала дочь по плечу. Хозяин Джонатан скалился на свою бабушку, Эмми Уиллоуз молча курила. У окна сидели бледные Гарднеры.

– Мистер Куин, – быстро сказала актриса, – Лаура убеждена, что произошла трагедия. Попробуйте убедить ее, что все это игра ее воображения.

– Не могу, – улыбнулся Эллери, – пока не узнаю всех фактов. Оуэн исчез? Как? Когда?

– О, мистер Куин, – Лаура подняла заплаканные глаза. – Я знаю, случилось что-то ужасное. У меня было предчувствие. Помните, вчера, Ричард отвел вас в комнату?

– Да.

– Затем он вернулся и сказал, что ему надо поработать. Меня он отправил спать. Все улеглись, и слуги тоже. Я его попросила не задерживаться и… Я была так измотана, что уснула мгновенно.

– У вас общая спальня, миссис Оуэн?

– Да, двуспальная кровать. Я проснулась полчаса назад.

И увидела… – задрожав, она снова зарыдала. У миссис Мэнсфилд был беспомощный и в то же время злой вид.

– Его сторона кровати была нетронута. Одежда, которую он снял, переодеваясь в Шляпника, осталась на стуле у кровати. Я была потрясена, побежала вниз, но нигде не нашла его…

– Значит, – спросил Эллери заинтересованно, – вы полагаете, что он до сих пор в костюме Шляпника? Вы просмотрели его гардероб? Чего-нибудь не хватает из обычной одежды?

– Нет, нет! Все на месте. Он мертв, говорю вам, мертв!

Я знаю.

– Лаура, дорогая, ну пожалуйста, – сказала миссис Мэнсфилд натянутым, дрожащим голосом.

– О, мама, это так ужасно!

– Ну-ну, – сказал Эллери. – Постарайтесь взять себя в руки. Что-нибудь тревожило его? Может быть, деловые неприятности?

– Нет, уверена, что нет. Только вчера он говорил, все идет как нельзя лучше. Кроме того, он не из тех, кто волнуется о чем-либо.

– Может быть, потеря памяти? Не было ли у него последнее время приступов?.. Возможно ли, что он, несмотря на свой костюм, отправился в офис?

– Нет. Он никогда не выезжает по воскресеньям.

Хозяин Джонатан запихнул кулачки в карманы пиджака:

– Спорим, он опять пьяный! Хочет, чтобы мама поплакала.

Не хочу, чтобы он возвращался.

– Джонатан! – завопила миссис Мэнсфилд. – Сию же минуту отправляйся в свою комнату, слышишь, мерзкий мальчишка! Сию же минуту!

Больше никто не проронил ни слова. Миссис Оуэн продолжала рыдать, так что Хозяину Джонатану, как он ни косился и ни дул губы на миссис Мэнсфилд, пришлось топать наверх.

– Где, – нахмурился Эллери, – вы в последний раз видели мужа, миссис Оуэн? В этой комнате?

– У его кабинета, – ответила она с трудом. – Я поднималась по лестнице, а он туда вошел. Я видела, как он вошел.

Она показала на дверь справа от библиотеки. Эллери вздрогнул: это была дверь в ту самую комнату, куда он чуть было не вломился ночью в поисках книги.

– Вы думаете… – начала Кэролайн Гарднер, но не договорила. Голос ее был по-прежнему хриплым, губы пересохли, и вообще в утреннем свете она казалась несколько поблекшей. Даже волосы не были такими рыжими, а глаза такими зелеными.

– Не встревай в это дело, Кэролайн! – резко оборвал ее муж. Глаза его покраснели от недосыпания.

– Ну-ну, – пробормотал Эллери. – Может быть, миссис Уиллоуз права, и мы из ничего раздуваем панику. Надеюсь, вы меня простите, мне надо осмотреть кабинет.

Эллери вошел в комнату, прикрыл за собой дверь и постоял, прислонившись к ней спиной. Это была небольшая комната, настолько узкая, что даже казалась длинной. Мебели было немного, во всем чувствовался порядок, суровость и полное отсутствие излишеств. Очевидно, это отражало прямой и грубый характер Оуэна. Комната сияла, как с иголочки. Сама мысль о преступлении казалась здесь нелепой. Эллери долго задумчиво смотрел перед собой. Ничто не нарушало порядка, во всяком случае, на первый взгляд. Затем он взглянул на противоположную стену: на миг ему стало страшно. Перед ним находилось большое зеркало; встроенное в стену, оно занимало все ее пространство от пола до потолка. Неожиданный нюанс в спартанской обстановке комнаты.

В зеркале он прекрасно видел свою худощавую фигуру и дверь позади. А сверху… Прямо над дверью в зеркале отражались современные электрические часы. В тусклом сером свете циферблат излучал слабое свечение. Эллери отошел от двери, чтобы получше разглядеть часы – обычные, хромированные, настенные, около фута в диаметре. Куин распахнул дверь и поманил Милана, околачивающегося в гостиной.

– Нет ли в доме складной лестницы?

Милан притащил лестницу. Эллери взял ее и тут же запер за шофером дверь. Взобравшись на перекладину повыше, он внимательно осмотрел часы. Электронная начинка скрыта, вилка в розетке. Часы шли и показывали – он сверился со своими наручными – точное время. Затем он руками заслонил часы от света. Цифры и стрелки, как он и предполагал, покрытые радием, слабо светились. Эллери спустился, вернул Милану лестницу и проследовал в гостиную. Все смотрели на него с надеждой.

– Ну, – слегка поежилась Эмми Уиллоуз, – справился ли Великий ум с загадкой? Только не говорите нам, что Дики Оуэн играет в гольф на лужайках Мидоубрука в костюме Шляпника.

– Ну же, мистер Куин, – нетерпеливо спросила миссис Оуэн.

Эллери погрузился в кресло и закурил.

– Во всем этом есть нечто странное. Скажите, миссис Оуэн, вы купили дом с обстановкой?

– С обстановкой? – Миссис Оуэн была явно озадачена. О, нет. Мы купили дом и привезли сюда все наши вещи.

– Значит, часы над дверью в кабинете принадлежат вам?

– Часы? – Все уставились на Эллери. – Ну конечно. При чем здесь…

– Дело в том, что эти часы обладают свойством исчезать.

Как Чеширский Кот, если придерживаться стиля Кэрролла…

– Какое отношение могут иметь эти часы к исчезновению Ричарда? – резко вмешалась миссис Мэнсфилд.

Эллери пожал плечами:

– Не знаю. Но дело в том, что сегодня ночью, в третьем часу, я искал библиотеку, так как не мог уснуть и хотел почитать. В темноте сунулся в дверь кабинета, приняв ее за библиотечную. Я открыл дверь и заглянул внутрь. Но ничего не увидел.

– Вы и не могли ничего увидеть. – Миссис Гарднер говорила тихо, но грудь ее вздымалась. – Было темно.

– В том-то и секрет, – промолвил Эллери. – Именно потому, что было темно, я и должен был кое-что увидеть.

– Но… что?

– Часы над дверью.

– Вы вошли в кабинет? – нахмурилась Эмми Уиллоуз. – Я что-то не понимаю. Часы ведь над дверью, правильно?

– Прямо против двери в кабинете зеркало, – произнес Эллери задумчиво. – И то, что я ничего не увидел в темноте, весьма примечательно. Потому что стрелки и цифры на часах светятся. Следовательно, в кромешной тьме я должен был отчетливо увидеть их отраженное свечение. Но я его не увидел. Я не видел буквально ничего.

Все замолчали, подавленные услышанным. Затем Гарднер пробормотал:

– Я тоже не понимаю. Вы хотите сказать, что-то или кто-то находился перед зеркалом, загораживая отражение часов?

– Нет, нет. Часы над дверью. Это добрых семь футов от пола. Зеркало же достигает потолка. В комнате нет мебели выше семи футов, поэтому, полагаю, мы можем с уверенностью исключить возможность присутствия там в тот час человека такого роста. Нет, Гарднер. Мне сдается, что, когда я заглядывал в комнату, часов на месте не было.

– Вы отдает себе отчет, молодой человек, в том, что говорите? – неприязненно сказала миссис Мэнсфилд. – Я думала, что вас, как и всех нас, тревожит отсутствие моего зятя. Но каким образом, по-вашему, часов не оказалось на месте?

Эллери прикрыл глаза.

– Элементарно. Их просто убрали оттуда. Их не было над дверью, когда я заглядывал в кабинет. А когда я ушел, их вернули на место.

– Но кому бы пришло в голову снимать часы со стены, мистер Куин?

– Этот вопрос я и задаю себе. По правде говоря, ответа пока не знаю. – Он открыл глаза. – Между прочим, видел ли кто-нибудь шляпу Шляпника?

Миссис Оуэн задрожала:

– Нет, ее тоже нет на месте. – Вы искали ее?

– Да, но, если вы не верите, можете…

– Нет, нет. Верю вам на слово. У вашего мужа были враги? – Эллери улыбнулся в сторону мисс Уиллоуз. – Это обязательный вопрос. Боюсь, что в техническом плане не смогу предложить ничего потрясающего.

– Враги? Вряд ли, – затрепетала миссис Оуэн. – Ричард сильный, иногда довольно резкий человек, позволяющий себе презрительный тон, но, полагаю, никто не может ненавидеть его настолько, чтобы убить.

– Не говори таких вещей, Лаура, – резко сказала миссис Мэнсфилд. – Вы все тут ведете себя как дети – вот что я вам скажу. А все, возможно, объясняется очень просто.

– Вполне может быть! – бодро заявил Эллери. – Все это из-за тягостной погоды. Кстати, дождь кончился.

Все тупо уставились в окно. Дождь и в самом деле перестал, небо прояснялось.

– Разумеется, – продолжал Эллери, – всякое возможно. Предположительно – повторяю, предположительно, – миссис Оуэн, вашего мужа похитили. Ну, ну, не стоит так пугаться. Это только мои догадки. Но тот факт, что он исчез в театральном костюме, указывает на весьма поспешный и, следовательно, возможно, насильственный отъезд. Вы не находили каких-нибудь записок? В почтовом ящике? С утренней почтой?

– Похищен… – слабо отозвалась миссис Оуэн.

– Похищен, – выдохнула миссис Гарднер и прикусила губу.

– Никаких записок, никакой почты, – отрезала миссис Мэнсфилд. – Лично мне все это кажется смешным. Это твой дом, Лаура, но я обязана… Одно из двух. Или относиться к этому серьезно и вызвать настоящую полицию, или вообще забыть обо всем. Скорее всего, Ричард опьянел, он ведь вчера вечером много пил; пьяный, он забрел куда-нибудь и сейчас отсыпается на природе, так что самое худшее, что ему грозит, это простуда.

– Превосходная мысль, – протянул Эллери. – Все правильно, кроме вызова полиции, миссис Мэнсфилд. Уверяю вас, я обладаю вполне надежной квалификацией. Считайте, что полиция уже здесь. Предлагаю взять себя в руки, отвлечься от неприятных предположений и просто подождать. Если к темноте мистер Оуэн не вернется, мы соберемся и обсудим, что делать дальше. Согласны?

– Звучит разумно, – рассеянно сказал Гарднер. –Позволительно мне, – он улыбнулся и пожал плечами (ну и ситуация!), – позвонить в свой офис?

– Господи, конечно.

Неожиданно миссис Оуэн пискнула, вскочила и засеменила к лестнице.

– День рождения Джонатана! Я совсем забыла! Приглашены дети. Что я скажу?

– Полагаю, – голос Эллери был печален, – о дне рождения не может быть и речи. Вам придется обзвонить всех приглашенных на безумное чаепитие и принести им извинения.

С этими словами он поднялся и прошел в библиотеку.

Несмотря на сияющее солнце и ясное небо, день выдался безрадостным. Прошло утро, а новостей не поступило. Миссис Мэнсфилд буквально силой уложила дочь в постель, заставив принять люминал, и не отходила от нее, пока та не уснула. Затем старуха села за телефон и стала приносить извинения по поводу внезапной отмены празднования дня рождения: у Джонатана, кажется, простуда.

Извещенный об отмене праздника. Хозяин Джонатан поднял такой рев и продемонстрировал столь неожиданную ярость, что у Эллери, возившегося внизу в библиотеке, по спине побежали мурашки. Лишь объединенными усилиями миссис Мэнсфилд, Милана, горничной и кухарки кое-как удалось утихомирить отпрыска Оуэнов. Если бы не 5-долларовый банкнот, вряд ли удалось установить это чреватое всякими неожиданностями затишье.

Эмми Уилдоуз прилежно читала. Гарднеры играли в бридж. Завтрак прошел уныло. Все были немногословны, атмосфера в доме становилась все более напряженной. Весь день его обитатели бесцельно, как неприкаянные, бродили по комнатам. Даже Эмми не удавалось скрыть нервозность. После бесчисленных сигарет и коктейлей она тоже погрузилась в мрачное молчание. Новостей по-прежнему не поступало. Телефон зазвонил только раз – это оказался лавочник, возмущенный отказом от мороженого. Эллери провел день в таинственных занятиях в библиотеке и кабинете Оуэна. Что он там искал или делал, для остальных осталось загадкой. Примерно в пять вечера он вышел из кабинета Оуэна с посеревшим лицом, глубокая морщинка пролегла между бровями. Выйдя на крыльцо, он долго размышлял, прислонившись к колонне.

Земля подсохла, солнце быстро уничтожило следы ливня. В дом Эллери вернулся с наступлением сумерек. Темнело, как бывает в сельской местности, быстро. В округе, казалось все вымерло. В доме было спокойно, его печальные обитатели разбрелись по своим комнатам. Эллери нашел кресло и снова надолго погрузился в невеселые мысли. Но вот в его лице произошла неуловимая перемена; он подошел к лестнице и прислушался. Ни звука. На цыпочках он вернулся к телефону и с четверть часа тихим, доверительным голосом говорил с Нью-Йорком. После чего поднялся к себе.

Спустя час, когда все общество собралось на обед, Эллери, никем не замеченный, даже кухаркой, выбрался из дома через черный ход. Там, в густой тьме на задворках, он и пробыл некоторое время, а затем присоединился к обедающим. Обед подали остывший и с опозданием. С исчезновением Оуэна весь порядок в доме был нарушен. Горничная (та самая, с хорошенькими ножками) принесла кофе только в половине девятого. Спустя полчаса на Эллери напала страшная сонливость. Все сидели в гостиной, перебрасываясь ничего не значащими фразами. Миссис Оуэн, бледная, молчаливая, с жадностью осушила чашечку кофе и попросила еще. Миссис Мэнсфилд по-прежнему настаивала на вызове полиции. Пожилая леди питала твердую веру в констеблей Лонг-Айленда. В некомпетентности Эллери она не сомневалась, чего, впрочем, и не скрывала.

У Гарднера был обеспокоенный вид, но он с демонстративной независимостью бренчал на пианино. Эмми Уиллоуз, казалось, отрешилась от всего мира, успокоилась и ничему не удивлялась. Миссис Гарднер нервничала. Джонатан опять разорался у себя в комнате…

И вдруг словно мягкое снежное покрывало окутало присутствовавших. Все, как по команде, стали погружаться в сон. В комнате было тепло, и Эллери ощутил легкую испарину на лбу. Он уже почти отключился, когда оглушенный мозг подал сигнал тревоги. Какое-то мгновенье детектив делал попытки встать, напрячь мускулы, но ощутил, как его тело, наливаясь свинцовой тяжестью, перестает ему повиноваться. Последняя мысль, промелькнувшая в сознании, прежде чем комната закружилась перед глазами, была о том, что их всех отравили.

Неожиданная сонливость улетучилась так же быстро, как и навалилась. Казалось даже, что никакого забытья не было. Перед закрытыми глазами плясали искры, кто-то безжалостно колотил молоточками по вискам. Эллери с трудом открыл глаза. Комната была залита солнцем. Боже правый, прошла целая ночь!..

Он поднялся, со стоном ощупал голову. Огляделся. Обитатели дома лежали в самых разных позах. Все без исключения. Кто-то (раскалывающаяся голова с трудом воспринимала происходящее), кажется Эмми Уиллоуз, пошевелился и вздохнул. Эллери нетвердым шагом направился к бару, налил крепкого, отвратительного на вкус виски. Затем деликатно разбудил актрису. Очнувшись, та уставилась на него больным, растерянным взглядом.

– Что? Когда?..

– Усыпили, – отрезал Эллери. – Всех. Попытайтесь их разбудить, мисс Уиллоуз, а я гляну, как обстоят дела. Эллери нетвердым шагом направился в служебные помещения.

В кухне горничная со стройными ногами, Милан и кухарка спали на стульях вокруг стада. Перед ними стояли недопитые чашки с кофе. Вернувшись в гостиную, Куин кивнул мисс Уиллоуз, бившейся над Гарднером у пианино, и поднялся наверх. После недолгих поисков он нашел спальню Джонатана; мальчик спал глубоким, естественным сном. И сопел! Со стоном Эллери обследовал прилегающий к спальне туалет. Затем спустился в кабинет Оуэна. Оттуда вышел почти сразу, измученный, с дикими глазами. Прихватив в фойе шляпу, он выбежал на улицу под теплые лучи солнца. С четверть часа обследовал задворки и прилегающий к дому лес – жилище Оуэна было окружено природой, на манер западного ранчо.

Когда, хмурый и разочарованный, он вернулся в дом, все уже пришли в себя, но стонали и охали, держась за головы, как перепуганные дети – Куин, ради всего святого, что произошло? – воскликнул Гарднер.

– Тот, кто это сделал, прибегнул к помощи люминала, сказал Эллери, срывая шляпу и морщась от головной боли. –Того самого, который миссис Мэнсфилд давала миссис Оуэн. Весь флакон пуст! Сильное снотворное. Пока оставайтесь здесь, а я проведу небольшое расследование на кухне. Мне, кажется, ясно, чьих это рук дело.

Но по возвращении из кухни у него был менее оптимистический вид.

– Не везет. Похоже, был момент, когда госпоже кухарке понадобилась ванная, Милан возился с машинами в гараже, горничная тоже была неизвестно где, но, по-моему, крутилась перед зеркалом. В результате нашему другу представилась превосходная возможность вылить в кофейник весь флакон снотворного. Проклятье!

– Я вызываю полицию! – истерически закричала миссис Мэнсфилд, пытаясь подняться. – Нас просто поубивают в кроватях – вот что нас ждет! Лаура, я решительно настаиваю…

– Ну, ну, миссис Мэнсфилд, – устало сказал Эллери, – к чему весь этот героизм. Будет лучше, если вы успокоите прислугу. Готов поклясться, служанки уже собирают чемоданы.

Миссис Мэнсфилд, закусив губу, кинулась к двери. Спустя мгновение можно было слышать ее негодующий, напрочь лишенный приятности голос.

– Но, Куин, – с нотками протеста заметил Гарднер, – мы действительно нуждаемся в защите.

– Что бы я хотела понять своим слабым умом, – прошептала бледными губами Эмми Уиллоуз, – так это одно: кто и зачем так с нами поступил. Флакон наверху… разве не ясно, что это один из нас?

Миссис Гарднер слабо вскрикнула, миссис Оуэн рухнула в кресло.

– Один из нас, – шепотом повторила рыжеволосая женщина. Эллери невесело улыбнулся. Но улыбка почти сразу сошла с его лица, он насторожился и повернулся к фойе.

– Что это? – резко спросил он.

Все в ужасе повернулись к входной двери.

– О господи, что еще? – выдохнула миссис Оуэн.

– Мне послышался какой-то звук. – Эллери резко распахнул дверь. Комнату залили лучи раннего солнца. Эллери спустился, поднял что-то с крыльца и огляделся. Покачав головой, вернулся в дом.

– Посылка, – сказал он, нахмурясь.

Все уставились на завернутый в коричневую бумагу сверток в его руках.

– Посылка? – переспросила миссис Оуэн. Лицо ее просветлело. – Может быть, от Ричарда?

Но тут же она вновь потемнела и с ужасом пролепетала:

– Или вы думаете…

– Она адресована вам, миссис Оуэн, – медленно проговорил Эллери.

На свертке не было ни марки, ни штемпеля, надпись была выполнена карандашом, корявыми печатными буквами.

– Я позволю себе вскрыть пакет, миссис Оуэн.

Разорвав бечевку и развернув грубо сделанный сверток, Эллери нахмурился еще больше, ибо в посылке находились светло-коричневые мужские туфли, весьма изношенные, со стоптанными каблуками и подошвами внушительного размера. Глаза миссис Оуэн округлились, ноздри задрожали, как при обмороке.

– Туфли Ричарда! – с трудом выдохнула она и повалилась в кресло.

– В самом деле, – пробормотал Эллери. – Как интересно. Но не те, конечно, что были на нем в пятницу вечером. А вы уверены, что это его обувь, миссис Оуэн?

– Его все-таки похитили! – Миссис Мэнсфилд била дрожь.

– Нет ли там записки, к-крови?

– Только туфли. Теперь я сомневаюсь в версии похищения, миссис Мэнсфилд. Это не те туфли, в которых он был в пятницу. А когда вы последний раз видели эти, миссис Оуэн? – Только вчера, в его платяном шкафу. О…

– Ну вот! Вы видите? – бодро сказал Эллери. Наверняка их утащили из шкафа, пока мы были без сознания. А сейчас демонстративно возвращают. Пока что особого вреда нет.

– Очень странно, – удивленно проговорила мисс Уиллоуз. –Это же безумие, мистер Куин, не вижу в этом ни малейшего смысла.

– Я тоже, в данный момент. Или это чья-то чудовищная шутка, или за всем этим скрывается дьявольски изощренный ум. Эллери снова надел шляпу и двинулся к выходу.

– Куда вы? – задыхаясь, спросила миссис Гарднер.

– О, просто прогуляться и поразмыслить на природе.

Но учтите, эта привилегия распространяется только на детективов. Никому из дома ни шагу!

Спустя час он вернулся, ничего не объясняя. К полудню был обнаружен еще один пакет. Им оказался квадратный сверток, завернутый в такую же коричневую бумагу. Внутри была картонная коробка, а в ней завернутые в оберточную бумагу два чудесных игрушечных кораблика, какие дети пускают летом по водоемам. Посылка была адресована мисс Уиллоуз.

– Мне становится страшно. – Полные губы миссис Гарднер дрожали. – Просто мурашки по коже!

– Я бы еще поняла, будь это окровавленный кинжал или что-то в этом роде. Но кораблики! – Глаза мисс Уиллоуз вдруг сузились. – А теперь слушайте внимательно, дорогие мои! Я не трусливее других, но шутка не должна переходить границы, а это мне уже начинает надоедать! Кто стоит за всем этим идиотством?

– Шутка?! – вскричал бледный, как смерть, Гарднер. Это дело рук сумасшедшего, говорю вам!

– Ну, ну, – негромко произнес Эллери, разглядывая светло-зеленые кораблики. – Так мы ни к чему не придем. Миссис Оуэн, вы прежде видели эти штучки?

– Боже милосердный! – Миссис Оуэн была на грани обморока. – Мистер Куин… Я не… Но это… Это Джонатана!

Эллери прищурился, затем быстро подошел к лестнице и крикнул:

– Джонни! А ну-ка спускайся сюда, быстро!

Хозяин Джонатан, не торопясь, спустился и недовольно спросил:

– Чего вам?

– Подойди сюда, сынок!

Мальчик подошел, волоча ноги.

– Когда ты видел эти кораблики последний раз?

– Кораблики! – завопил Джонатан, оживившись. – Мои кораблики! Ну и дела! Мои кораблики. Вы их утащили!

– Потише, потише, – вспыхнул Эллери. – Будь хорошим мальчиком. Когда ты видел их последний раз?

– Вчера! В ящике для игрушек. Мои кораблики! прошипел Хозяин Джонатан и кинулся наверх, прижимая кораблики к груди.

– Украдены, – беспомощно сказал Эллери. – Черт возьми, мисс Уиллоуз, я начинаю соглашаться с вами. А кстати, кто купил Джонатану эти кораблики?

– Отец, – заикаясь, вымолвила миссис Оуэн.

– Черт подери! – второй раз за это воскресенье выругался Эллери и разослал всех по дому смотреть, не пропало ли что еще. Однако больше пропаж не обнаружили. Когда все вновь собрались в гостиной, Эллери внимательно рассматривал маленький белый конверт.

– Что еще? – испуганно спросил Гарднер.

– Был засунут под дверь, – задумчиво отозвался Эллери.

Конверт, представлявший собой роскошный образец писчебумажных изделий, с обратной стороны был опечатан голубым сургучом. Уже знакомый корявый почерк адресовал его миссис Мэнсфилд. Почтенная леди рухнула в ближайшее кресло. Казалось, она лишилась дара речи, сидела, прижав руки к груди.

– Ну, – хрипло сказала миссис Гарднер, – вскройте его.

Эллери разорвал конверт и нахмурился.

– В чем дело? – растерянно пробормотал он. – Внутри ничего нет!

Гарднер отвернулся, грызя пальцы и бессвязно говоря сам с собой.

Миссис Гарднер потрясла головой, словно боксер после пропущенного удара, и в который уже раз за этот день двинулась к бару. Лицо Эмми Уиллоуз почернело, как грозовая ночь.

– А знаете, – почти спокойно сказала миссис Оуэн, – этот конверт принадлежит моей матери.

Воцарилось молчание.

– Как говорила Алиса, становится все страннее и страннее.

– Эллери задумался. – Мне необходимо привести все это в систему. Туфли – загадка. Кораблики можно рассматривать как подарок; вчера был день рождения Джонатана, кораблики его… Глупая шутка? – Он покачал головой. – Не проходит.

А теперь пустой конверт. Может быть, важен сам конверт? Но он – собственность миссис Мэнсфилд. Что остается? Ну, конечно, сургуч! – Эллери внимательно осмотрел сургучную нашлепку без оттиска.

– Это, – снова неестественно спокойным голосом произнесла миссис Оуэн, – кажется, наш сургуч, из библиотеки.

Эллери бросился в библиотеку, за ним устремилась взволнованная компания. Миссис Оуэн подошла к библиотечному шкафчику и выдвинула верхний ящик.

– Он находился здесь? – быстро спросил Эллери.

– Да. – Голос несчастной женщины прерывался от волнения.

– В пятницу я им пользовалась, когда писала письмо. О боже!..

Ящик был пуст.

В то время пока они, потрясенные, тупо глядели на ящик, в передней раздался звонок.

На сей раз прислали рыночную корзину. Она мирно стояла на крыльце, а в ней уютно курчавились две зеленые головки капусты. Эллери кликнул Гарднера и Милана и кинулся вниз. Они обшарили все кусты и заросли вокруг дома, но ничего не нашли. Ни следа звонившего, ни тени привидения, осчастливившего всех своим очередным подарком. Как будто это и в самом деле был дух, материализующийся лишь на короткое мгновенье, необходимое для того, чтобы нажать на кнопку звонка.

Женщины забились в угол, бледные, трепещущие от страха. Миссис Мэнсфилд, захлебываясь эмоциями, звонила в полицию. Эллери хотел было воспротивиться этому, но только пожал плечами, закусил губу и склонился над корзиной. На ее ручке белел клочок бумаги. Тем же карандашом и почерком корзина была адресована мистеру Полу Гарднеру.

– Похоже, на сей раз выбрали вас, старина, – произнес Эллери.

Гарднер уставился на корзину, не веря своим глазам:

– Капуста!

– Простите, – оборвал его Эллери и быстро вышел. Вернувшись, он пожал плечами: – Капуста, как сказала кухарка, из овощехранилища.

Между тем миссис Мэнсфилд продолжала сводить с ума дежурного офицера. Видно было, что происходящее ее допекло. К концу разговора она была красной, как морковь.

– Довольно с нас этого идиотизма, Куин, – прохрипела она и, истерически захохотав, упала в кресло. – Я знала, Лаура, ты делаешь самую большую ошибку в жизни, выходя за эту скотину! – Старая леди снова зашлась в приступе сумасшедшего смеха.

Через пятнадцать минут, сопровождаемые ревом сирены, прибыли представители закона. Олицетворял закон плотный краснолицый человек в форме констебля, его сопровождал молодой долговязый полицейский.

– Ногтон, – коротко представился констебль. – Что за чертовщина у вас тут происходит?

– Здравствуйте, Ногтон. Я – Куин, сын инспектора Куина с Центральной улицы.

– О! – Ногтон строго повернулся к миссис Мэнсфилд. Почему вы не сказали, что здесь мистер Куин? Вам следовало бы знать, миссис Мэнсфилд…

– Меня тошнит от вас всех! – завизжала старуха. Дурость, дурость и дурость с самого начала этого дурацкого уик-энда. Вначале эта ужасная актриса в короткой юбке – с ее-то ногами и бедрами, потом этот… эта…

Ногтон потер подбородок:

– Отойдемте в сторонку, мистер Куин, чтобы поговорить толком. Что, черт побери, здесь все-таки происходит? Вздохнув, Эллери приступил к рассказу. По мере того как он говорил, лицо полицейского наливалось краской. Наконец он не выдержал:

– Вы что, серьезно? Мне все это кажется бредом. Оуэн спятил и откалывает свои шуточки. Этого нельзя принимать всерьез!

– Боюсь, что мы должны… – начал Эллери. – Но что это?! Клянусь небом, еще одно послание от нашего неугомонного привидения! – С этими словами он бросился к двери.

Стоящий ближе к выходу, Ногтон рванул дверь, и всех обдало пылью с улицы. На пороге лежало пятое по счету послание. Полицейские бросились на улицу разыскивать невидимку. Эллери нетерпеливо поднял сверток.

Все тем же почерком пакет был адресован миссис Гарднер.

Внутри находились две шахматные фигуры – черный и белый короли.

– Кто играет в шахматы в этом доме? – спросил Эллери.

– Ричард! – взвизгнула миссис Оуэн. – О господи, я схожу с ума…

Расследование показало, что из шахматной коробки Ричарда Оуэна исчезли две фигуры. Вернулись запыхавшиеся офицеры местной полиции. Их поиски ни к чему не привели. Эллери молча изучал шахматные фигуры.

– Ну? – набычился Ногтон.

– Хорошо, – спокойно произнес Эллери. – У меня есть блестящая версия, Ногтон. Послушайте.

Он отвел Ногтона в сторону и начал что-то говорить ему быстрым шепотом. Остальные топтались поодаль, изнывая от волнения. Никто более не стремился показать, что владеет собой. На фоне ужасных событий сумрачно маячила фигура Ричарда Оуэна. Наконец полицейский прищурился и кивнул.

– Вы все, – скомандовал он, обращаясь к собравшимся, пройдите в библиотеку.

Все остолбенели.

– Повторяю. Все до единого. Хватит валять дурака.

– Но, Ногтон, – ошарашенно произнесла миссис Мэнсфилд, уж не думаете ли вы, что кто-то из нас посылал эти вещи? Мистер Куин подтвердит вам, мы все время были у него на виду.

– Делайте, что я сказал, миссис Мэнсфилд! – рявкнул офицер.

Озадаченные люди потянулись в библиотеку. Второй полицейский привел в библиотеку Милана, кухарку и горничную и тоже остался там. Куин и Ногтон вышли.

Все молчали, не глядя друг на друга. Потекли минуты. Прошло полчаса, час. В соседней гостиной царило гробовое молчание. Люди невольно напрягали слух.

В половине восьмого дверь распахнулась. В комнату заглянули Эллери и констебль.

– Всем выйти, – приказал Ногтон. – Быстрее, быстрее!

– Выйти, – прошептала миссис Оуэн. – Но куда? Где Ричард?

Полицейский вывел всех из библиотеки. Эллери вошел в кабинет Оуэна, включил свет и отступил от двери.

– Попрошу, всех войти сюда и сесть, – сказал он глухо.

Лицо его было напряжено, и вообще во всем его облике сквозила сильная усталость. Не сразу все повиновались. Полицейский принес из гостиной недостающие стулья. Ногтон задернул шторы. Второй полицейский закрыл дверь и встал у нее.

Бесстрастным голосом Эллери произнес:

– В своем роде это один из самых замечательных случаев в моей практике. С любой точки зрения, дело необычно. По-моему, мисс Уиллоуз, сбывается ваше желание. Помните, в пятницу вечером вы говорили, что хотели бы стать свидетельницей расследования уголовного преступления, изощренного и гениального до безумия.

– Уголов… – губы миссис Гарднер задрожали. – Вы хотите сказать… что совершено преступление?

– Именно, – резко подтвердил Ногтон.

– Да, – мягко сказал Эллери. – Было совершено преступление. И должен сказать, к моему чрезвычайному прискорбию, миссис Оуэн, – тяжкое преступление.

– Ричард мертв? – прошептала хозяйка дома.

– Мне очень жаль, – ответил Куин.

Наступило молчание.

Миссис Оуэн не зарыдала. Казалось, она выплакала все слезы.

– Вообще-то дело выглядит фантастично. – Эллери прервал тягостное молчание. – Ну, слушайте. Вся соль в часах. В часах – которых-не-было-на-месте-там-где-онидолжны-были-быть. В часах-невидимках. Помните, я говорил, что если я не увидел их отражения в зеркале, значит, их не было на месте? То была обоснованная версия. Но не единственная.

– Ричард мертв? – повторила миссис Оуэн слабым, прерывающимся голосом.

– Мистер Гарднер, – быстро продолжал Эллери, предположил, что часы могли быть на месте, но что-то или кто-то закрывал зеркало. Я уже объяснял вам, почему это невозможно. Однако, – Эллери внезапно подошел к высокому зеркалу, – существует еще одно объяснение, почему я не увидел отражения светящегося циферблата. Вот оно: когда я по ошибке открыл эту дверь и уставился в темноту, часы были на месте, а вот зеркала не было!

– Но ведь это тоже невозможно, мистер Куин! – Голос мисс Уиллоуз дрожал от волнения.

– Ничто не глупо, дорогая моя, пока ничего не доказано.

Я спросил себя: как могло случиться, что зеркала не оказалось на месте? А что, если оно представляет собой часть стены, если оно – встроенная панель в современной комнате?

Догадка блеснула в глазах мисс Уиллоуз. Миссис Мэнсфилд сидела, уставясь перед собой, скрестив на животе руки. Миссис Оуэн смотрела на Эллери застывшими глазами, казалось, она не видит и не слышит.

– Затем, – вздохнул Эллери, – эти загадочные посылки, которые сыпались на нас весь день. Конечно, вы, как и я, догадались, что кто-то отчаянно пытается подсказать нам ключ к разгадке преступления.

– Подсказать ключ… – начал Гарднер, нахмурившись.

– Именно. А теперь, миссис Оуэн, – голос Эллери мягко журчал, – первая посылка была адресована вам. Что в ней было?

Миссис Оуэн тупо уставилась на него. Миссис Мэнсфилд встряхнула ее, как ребенка. Хозяйка дома вздохнула и слабо улыбнулась. Эллери повторил вопрос. Тогда женщина ответила, почти радостно:

– Спортивные туфли Ричарда.

– Одним словом – туфли. Мисс Уиллоуз, – продолжал детектив (несмотря на самообладание, актрисе стало не по себе), – вам был адресован второй пакет. Что в нем было?

– Игрушечные кораблики Джонатана.

– И снова, одним словом – корабли.

– Миссис Мэнсфилд, третий пакет был вам. Что именно в нем было?

– Ну, конверт, – раздраженно сказала миссис Мэнсфилд. Дурацкий конверт, пустой, запечатанный сургучом.

– И снова, одним словом – сургуч, – протянул Эллери. Теперь Гарднер. Вам пришла поистине необычная посылка. Что это было?

– Капуста, – попытался улыбнуться Гарднер.

– Два кочана капусты, дружище, их было два. И, наконец, миссис Гарднер, что получили вы?

– Две шахматные фигуры, – прошептала женщина.

– Нет, нет. Не просто две фигуры, миссис Гарднер, – двух королей! – Глаза Эллери засверкали. – Иными словами, нас бомбили подарками в следующем порядке:

Вначале туфли, корабли, Сургуч, капуста, короли!

Воцарилось напряженное молчание. Затем мисс Эмми Уиллоуз выдохнула:

– Морж и Плотник! "Алиса в Стране чудес"!

– Мне стыдно за вас, мисс Уиллоуз. Где именно произносит свою речь Тру-ля-ля в дилогии Кэрролла? Казалось, все черты Эмми засветились: – В "Зазеркалье"!

– В "Зазеркалье", – повторил Эллери. – А какой подзаголовок имеет "Зазеркалье"?

Полным священного ужаса голосом Эмми ответила:

– "И что там увидела Алиса".

– У вас превосходная память на тексты, мисс Уиллоуз. Таким образом, нам подсказывали, что надо пройти сквозь зеркало и, естественно, посмотреть, что же там, по ту сторону, связано с исчезновением мистера Оуэна. Фантастично, не так ли? – Эллери наклонился вперед и резко сказал: – Позвольте, однако, вернуться к первоначальной цепочке рассуждений. Согласно одной из версий я не увидел отражения часов потому, что на месте не было зеркала. Но стена-то по крайней мере неподвижна, следовательно, подвижным должно быть зеркало. Каким образом? Вчера я два часа потратил на поиски этого секрета.

Все в ужасе воззрились на высокое, вставленное в стену зеркало. Оно мерцало в ответ, отражая свет лампочек.

– А когда мне удалось разгадать секрет, то я и заглянул за зеркало. И что, по-вашему, я – неосторожная Алиса, там увидел?

Ответом было молчание.

Эллери неторопливо подошел к зеркалу, встал на цыпочки, на что-то нажал, и произошла странная вещь: зеркало выдвинулось вперед, как на шарнирах. Он просунул пальцы в образовавшуюся щель и потянул. Зеркало повернулось наподобие двери, открыв ход в маленький, узкий чуланчик. Женщины вскрикнули в один голос и закрыли лица руками.

Окостеневшая фигура Шляпника-Оуэна таращилась на них из чулана страшным, мертвым, остекленевшим взглядом.

Пол Гарднер вскочил на ноги, задыхаясь, рванул воротник: – О-О-Оуэн! – Ему не хватало дыхания. – НЕ МОЖЕТ этого быть! Я же с-сам закопал его под камнем в лесу, за домом!

О боже!

Он улыбнулся дикой улыбкой и замертво рухнул на пол.

Эллери вздохнул:

– Отлично, Де Верр.

Шляпник зашевелился и сразу же перестал походить на Ричарда Оуэна.

– Можете вылезать. Мастерски сыграно, но роль, согласитесь, несколько статична. Главное, трюк сработал, как я и предполагал. Так работают мои люди, Ногтон. А теперь можете допросить миссис Гарднер. Полагаю, она не станет отрицать, что была любовницей Оуэна. Гарднер об этом узнал и убил его. Осторожно, ей тоже плохо!

– Чего я не могу понять, – после долгого молчания сказала Эмми Уиллоуз, сидя рядом с Куином в ночном поезде на Пенсильванию, – так это… Впрочем, я многого не поняла.

– Все было довольно просто, – устало ответил Эллери, глядя в темноту за окном.

– Кто это – Де Верр?

– А, Де Верр! Мой знакомый "по прежним делам. Актер.

Играет характерные роли. Вряд ли вы о нем слышали. Видите ли, когда дедукция подвела меня к зеркалу и я догадался, как его открыть, я ведь нашел там труп Оуэна в костюме Шляпника. Она вздрогнула:

– Для меня это слишком реалистичная драма. Почему вы сразу об этом не рассказали?

– И что тогда? Против убийцы не было и тени доказательств, мне нужно было время, чтобы продумать способ, как заставить его выдать себя. Я не стал трогать тело.

– Уж не хотите ли вы сказать, что все это время сидели там и знали, что убийца – Гарднер? – с откровенным недоверием спросила Эмми.

– Конечно, – Эллери пожал плечами. – Оуэны прожили в доме около месяца. Секрет чуланчика настолько хорошо запрятан, что, не зная о его существовании, его невозможно обнаружить. В пятницу вечером Оуэн обронил, что дом проектировал Гарднер. Я вспомнил об этом. Кому, как не архитектору, знать о секретном чуланчике? С какой целью он задумал и сделал эту потайную комнатушку, теперь нетрудно догадаться. Так что совершить это мог только Гарднер, понимаете?

Он задумчиво посмотрел на пыльный потолок вагона.

– Я довольно легко восстановил все преступление. В пятницу, когда все улеглись, Гарднер спустился к Оуэну, чтобы выяснить отношения между ним и своей женой, этой похотливой девкой Кэролайн. Между ними возникла ссора, и архитектор убил Оуэна. Первым порывом Гарднера было спрятать тело. Вытащить его из дома в пятницу ночью он не мог из-за сильного дождя, он бы весь вымазался в грязи. Вот тут-то и пригодился потайной чуланчик за зеркалом. Туда он и засунул труп, чтобы спокойно подготовить место захоронения, когда земля подсохнет. Так вот, когда я ночью открывал дверь в кабинет, Гарднер как раз запихивал тело в чуланчик, поэтому-то часы и не отражались в зеркале. Потом, когда я прошел в библиотеку, он закончил свое мерзкое дело и метнулся наверх. Я вышел довольно быстро, и он решил сыграть в наглую, даже сделал вид, будто принял меня за Оуэна. Во всяком случае, это он усыпил нас всех в субботу вечером, чтобы без помех вынести тело и закопать его. Вернувшись, он и сам принял снотворное, чтобы все выглядело естественно.

Мне удалось созвониться с Де Верром, проинструктировать его, что надо сделать. Тот раздобыл где-то костюм Шляпника, достал в театре фотографию Оуэна и приехал. Пока человек Ногтона держал вас в библиотеке, мы устраивали его в чуланчике. Я хотел накалить обстановку, заставить убийцу проговориться, сломать его морально. Мне нужно было добиться одного – чтобы он выдал место захоронения. И мой план сработал.

Актриса скосила на Эллери глаза. Детектив вздохнул, старательно отводя взгляд от ее стройных ног, вытянутых к противоположному сиденью.

– Но самое непонятное, – она попыталась нахмуриться, эти дьявольские, фантастические посылки. Кто все-таки их отправитель, скажите, ради бога!

Эллери долго не отвечал, потом сказал сонным, едва слышным из-за шума дождя и стука колес голосом:

– Вообще-то вы.

– Я? – От изумления у нее широко открылся рот.

– Да, в некотором смысле. – Эллери прикрыл глаза. Ваша идея – поставить "Безумное чаепитие" из "Алисы" на радость Хозяину Джонатану. Царивший накануне убийства дух преподобного Доджсона спровоцировал цепь фантазий и в моей голове.

Просто открыть чулан и объявить, что здесь лежал труп Оуэна, – даже заставить Де Верра изобразить мертвого Оуэна было недостаточно. Гарднера надо было озадачить, дать ему понять, пусть не сразу, куда ведут посылки с подтекстом. Его надо было помучить. Мне не составило большого труда созвониться с моим отцом – инспектором, он прислал мне на помощь сержанта Вели. Я тайком передавал ему взятые из дома вещи; оставалось лишь упаковать их, ну, и все остальное. Актриса резко выпрямилась и сердито посмотрела на Куина. – Это что же, так принято в ваших детективных кругах?

Он сонно улыбнулся:

– Ничего другого не придумаешь. Драма, мисс Уиллоуз, есть драма. Попытайтесь понять. Убийцу надо было окружить непонятными вещами, смутить, если хотите, окончательно задурить ему голову, а потом нанести нокаутирующий удар, чтобы сокрушить его… Без лишней скромности признаюсь, с моей стороны это было дьявольски тонко задумано.

Эмми наградила собеседника долгим взглядом. При этом ее мальчишеская фигурка так грациозно изогнулась, что Эллери услышал биение собственного сердца.

– Что вас, – спросил он шутливо, – заставляет смотреть на меня так, дорогая? Разве не все в порядке? Как вы себя чувствуете?

– Как сказала бы Алиса, – нежно ответила девушка, слегка наклоняясь в его сторону, – все страннее и страннее.