Лоуренс Блок Альтернатива Эренграфа

– Главная неприятность в том, что у обвинения есть свидетельница.

Эвелин Трооп энергично кивнула.

– Миссис Кеппнер.

– Домоправительница Говарда Байерстадта.

– Она его боготворила. Работала у него много лет.

– И она утверждает, что видела, как вы трижды выстрелили ему в грудь.

– Я знаю, – вздохнула Эвелин Трооп. – Представить себе не могу, с чего она такое сказала. В ее словах нет ни грана правды.

Легкая улыбка заиграла на тонких губах Мартина Эренграфа. Клиентка ему нравилась, внутренне он уже согласился защищать ее. С клиентами маленькому адвокату везло: они всегда были невиновны, но далеко не все заявляли об этом с такой прямотой, как мисс Трооп.

Женщина сидела на краю железной койки, скрестив в щиколотках стройные ноги. Спокойная, уверенная в себе, хотя встретились они не в ее уютной гостиной, а в тюремной камере, куда ее посадили по обвинению в убийстве любовника. В бумагах значилось, что ей сорок шесть. Эренграф не дал бы ей больше тридцати пяти. Небогатая, а Эренграф, как и большинство адвокатов, питал слабость к богатым клиентам, но из хорошей семьи, получившая прекрасное образование. Это чувствовалось по ее манере держаться.

– Я уверен, что мы найдем объяснение ошибке миссис Кеппнер, – мягко заметил адвокат. – А теперь хотелось бы узнать, что произошло на самом деле.

– Вечером мне позвонил Говард. Сказал, что хочет меня видеть. Я приехала к нему. Он налил нам по бокалу, заходил по комнате. Очень взволнованный.

– По поводу чего?

– Леона потребовала, чтобы он женился на ней. Леона Уэйбрайт.

– Автор поваренной книги?

– Да. Говард не из тех мужчин, что женятся, он даже не мог ограничиться одним романом. Верил в двойной стандарт и не делал из этого тайны. Полагал, что его женщины должны хранить ему верность, не требуя от него того же. И те, кто хотел быть с ним, принимали его условия.

– Как приняли вы.

– Как приняла я, – согласилась Эвелин Трооп. – А вот Леона, похоже, только притворялась, что приняла, и Говард это чувствовал. Он намеревался с ней порвать, но боялся возможных последствий. Он думал, что она может покончить с собой, и не хотел, чтобы ее смерть лежала на его совести.

– И он говорил об этом с вами.

– Естественно. Он часто рассказывал мне о своих взаимоотношениях с Леоной, – Эвелин Трооп позволила себе улыбнуться. – Я играла очень важную роль в его жизни, мистер Эренграф. Полагаю, он бы женился на мне, если б на то была необходимость. Со мной он делился всем. Леона была лишь очередной любовницей.

Эренграф кивнул.

– Обвинение утверждает, что вы принуждали его жениться на вас.

– Это ложь.

– Несомненно. Продолжайте.

Женщина вздохнула.

– Собственно, это все. Он ушел в соседнюю комнату, чтобы вновь наполнить наши бокалы. Потом раздался выстрел.

– Насколько мне известно, три выстрела.

– Возможно, и три. Я помню лишь грохот. Я тут же вскочила, бросилась следом за ним. Он лежал на полу, с револьвером в руке. Наверное, я наклонилась и взяла револьвер. Не помню, чтобы я это сделала, но, скорее всего, так оно и было, потому что револьвер оказался у меня в руке, – Эвелин Трооп закрыла глаза, вероятно, потрясенная воспоминаниями. – И тут появилась миссис Кеппнер. Кажется, она вскрикнула, а потом побежала к телефону, чтобы вызвать полицию. Я же постояла над телом, затем села в кресло, дожидаясь прибытия полиции.

– Полицейские привезли вас сюда и посадили в камеру.

– Да. Меня это изумило. Я и представить себе не могла, что они так поступят со мной, но миссис Кеппнер, мне уже здесь сказали об этом, под присягой показала, что видела, как я стреляла в Говарда.

Эренграф выдержал паузу.

– Вроде бы они нашли улики, подтверждающие версию миссис Кеппнер.

– Что вы имеете в виду?

– Я про орудие убийства. Револьвер тридцать второго калибра калибра.[1] Он зарегистрирован на ваше имя, не так ли?

– Это мой револьвер.

– Как же он попал к мистеру Байерстадту?

– Я принесла его Говарду.

– По его просьбе?

– Да. Когда мы говорили по телефону, он попросил меня принести револьвер. Чтобы защититься от грабителей. У меня и в мыслях не было, что он хочет покончить с собой.

– Но он застрелился.

– Выходит, что да. Он очень расстроился из-за Леоны. Возможно, чувствовал себя виноватым, может, не мог найти способа порвать с ней, не причинив ей боли.

– А как же парафиновый тест? – промурлыкал Эренграф. – Как я понимаю, на руке мистера Байерстадта не найдены частички пороховой копоти, то есть он из револьвера не стрелял.

– Я ничего не понимаю в этих тестах, – ответила Эвелин Трооп. – Но мне говорили, что только на них полагаться нельзя.

– Полиция проверила и вас? – продолжал Эренграф.

– Да.

– И эксперты нашли частички пороховой копоти на правой руке.

– Естественно, – ничуть не удивилась Эвелин Трооп. – Я стреляла из револьвера перед тем, как поехать к Говарду. Я им давно не пользовалась, поэтому почистила, а потом проверила, в рабочем ли он состоянии.

– В тире?

– Ради этого не стоило ехать в тир. Я остановилась на пустынном участке дороги и несколько раз выстрелила.

– Понятно.

– Я, разумеется, сказала об этом полиции.

– Разумеется. До парафинового теста?

– Так уж получилось, что после. Со всеми волнениями я начисто забыла о том, что проверяла револьвер. Когда же, по результатам парафинового теста, они заявили, что я, вне всякого сомнения, стреляла из револьвера, я тут же вспомнила, что по пути к Говарду действительно остановила машину и несколько раз выстрелила из револьвера, после чего поехала дальше.

– Вы дали револьвер мистеру Байерстадту в его доме?

– Да.

– После чего мистер Байерстадт удалился в другую комнату и трижды выстрелил себе в сердце, – пробормотал Эренграф. – Таких целеустремленных самоубийц мир еще не знал.

– Вы мне не верите.

– Очень даже верю, – возразил Эренграф. – Точнее, я верю, что вы его не убивали. А вот покончил ли он с собой – это еще вопрос.

– Но как еще он мог умереть? – глаза женщины сузились. – Может, он не зря боялся грабителей и столкнулся с одним в соседней комнате? Тогда почему я не слышала шума борьбы? Конечно, играла музыка и я думала о другом…

– Это уж точно.

– Или миссис Кеппнер увидела, как грабитель застрелил Говарда и упала без чувств. Такое возможно, не так ли?

– Более чем возможно, – заверил ее Эренграф.

– В себя она могла придти после того, как я вошла в комнату и подняла револьвер. В голове у нее все перепуталась. Она забыла, что падала, потеряв сознание, и могла вообразить, что видела, как я стреляла в Говарда, хотя на самом деле такого не было, – Эвелин Трооп заглянула адвокату в глаза. – Могло все произойти именно так?

– Именно так и могло, – кивнул Эренграф. – А могло и иначе. Вариантов множество. Ах, мисс Трооп… – адвокат широко улыбнулся, – в этом-то вся и прелесть. Версия обвинения далеко не единственная, но прокурор, разумеется, этого не видит. Не хотят они смотреть дальше своего носа. Анализ вариантов вроде бы не их работа. А мы, мисс Трооп, их проанализируем, чтобы найти не просто альтернативный вариант, но правильный, идеальный вариант. Благодаря которому вы выйдете на свободу.

– Вы сама уверенность, мистер Эренграф.

– Не стану этого отрицать.

– То есть вы готовы поверить в мою невиновность.

– Безусловно.

– Рада это слышать. Я чувствую, что вы сможете добиться моего освобождения.

– Я очень на это рассчитываю. Полагаю, мы уже все обсудили.

– Осталась самая малость.

– Какая же?

– Ваш гонорар, – ответила мисс Трооп.

Вернувшись в свой кабинет и усевшись за стол, более напоминающий свалку, Мартин Эренграф вновь подумал о том, что судьба столкнула его с удивительной женщиной. Обычно его клиенты без особой охоты говорили о причитающемся ему вознаграждении, а уж сами никогда не касались этой темы. Но Эвелин Трооп, обладательница великолепных серых глаз, явила собой исключение из правила.

– Гонорары у меня большие, – пояснил ей Эренграф, – но деньги мне платят лишь в том случае, когда моего клиента оправдывают. Если вы не выходите на свободу, мы с вами в расчете. Мои расходы так и остаются моими.

– А если меня оправдают?

– Тогда я возьму с вас сто тысяч долларов. Должен подчеркнуть, мисс Трооп, деньги эти вы заплатите мне независимо от того, будет суд или нет. Я бы предпочел не доводить дело до судебного разбирательства. Но и в этом случае рассчитываю получить гонорар полностью.

Серые глаза долго смотрели на адвоката.

– Разумеется. Это справедливо. Если меня освободят, какая разница, что тому причина?

Эренграф промолчал. Потом клиенты часто затягивали другую песню, но до этого еще надо было дожить.

– Сто тысяч долларов – разумная сумма, – продолжила женщина. – Вполне разумная, когда на карту поставлены жизнь и свобода. Вы, несомненно, знаете, что таких денег у меня нет.

– Возможно, ваши родственники…

Она покачала головой.

– Я могу проследить свою родословную до Вильяма Завоевателя. Мои далекие предки сделали состояние на охоте на китов и торговле с Китаем, но последующим поколениям не удалось его сохранить. Однако, я не вижу проблем с выплатой вашего гонорара.

– Как так?

– Я – главный бенецифиарий Говарда. Я видела его завещание, из которого следует, что меня он выделяет среди прочих. За верную службу небольшая сумма отписана миссис Кеппнер, коллекция произведений искусства, скажу вам, значительная, отходит Леоне, а все остальное – мне. Возможно, что-то попросят благотворительные организации, но не слишком много. И хотя мне придется ждать, пока завещание вступит в силу, полагаю, я без труда займу денег, чтобы выплатить вам гонорар через несколько дней после моего освобождения из тюрьмы, мистер Эренграф.

– Вы очень скоро выйдете отсюда.

– А вот это уже зависит от вас, – улыбнулась Эвелин Трооп.

Эренграф улыбнулся, вспомнив ее улыбку, сложил руки домиком. Фантастическая женщина, сказал он себе, ради такой хочется своротить горы.

Впрочем, задача перед ним стояла не из легких. Байерстадта застрелили из револьвера Эвелин Трооп, свидетельница поклялась, что видела, как Эвелин застрелила его. Трудно что-то противопоставить таким уликам, но попробовать стоит.

Несколько дней спустя Эренграф сидел за столом, читая стихи Уильяма Эрнста Хэнли,[2] который твердо заявлял, что человек должен быть хозяином своей судьбы. Зазвонил телефон. Эренграф отложил томик стихов, отрыл среди бумаг телефонный аппарат, снял трубку.

– Эренграф.

Несколько секунд он слушал, односложно ответил, положил трубку на рычаг. Широко улыбаясь, направился к двери, не забыв остановиться перед зеркалом и полюбоваться собой.

Не заехать ли ему домой, подумал Эренграф, чтобы поменять темно-синий галстук на галстук Кейдмонского общества, который он надевал по торжественным случаям. Но взглянул на часы и решил не транжирить время.

Потом, вспоминая этот момент, Эренграф задавался вопросом, а нет ли у него дара предвидения.

– Потрясающе, – Эвелин Трооп улыбнулась адвокату. – Естественно, я предполагала, что миссис Кеппнер лжет. В конце концов, я знала наверняка, что ее показания не соответствовали действительности. Но я была уверена в том, что она искренне заблуждалась.

– Никому не хочется думать о людях плохо, – покивал Эренграф.

– Вы, несомненно, правы. Кроме того, я ей полностью доверяла.

– Как и мистер Байерстадт.

– В этом и заключалась его ошибка, не так ли? – Эвелин Трооп вздохнула. – Дора Кеппнер прожила у него столько лет. Кто бы мог подумать, что она в него влюблена. Хотя, как я понимаю, когда-то у них была интимная связь.

– Оставленная ею записка позволяет сделать такой вывод.

– И, если я не ошибаюсь, он намеревался избавиться от нее… уволить.

– Содержание записки свидетельствует о значительном душевном расстройстве. Есть и другие записи, в тетрадке, что нашли в спальне миссис Кеппнер. Если исходить из них, миссис Кеппнер то ли спала со своим работодателем, то ли все это происходило лишь в ее возбужденном сознании. В последние недели ее отношение к мистеру Байерстадту изменилось. Или он действительно решил уволить ее, или опять же идея эта – плод больного воображения. И мы знаем, к чему это привело.

– Она его застрелила, – Эвелин Трооп нахмурилась. – Должно быть, она уже была в соседней комнате, когда он пришел туда, чтобы наполнить наши бокалы. Револьвер он положил в карман, а может, еще держал в руке. Пока он наполнял бокалы, она схватила револьвер, застрелила Говарда и ретировалась из комнаты до того, как я в нее вошла, – серые глаза нашли лицо Эренграфа. – Она не оставила отпечатков пальцев на револьвере.

– Вероятно, она была в перчатках. Как и в тот момент, когда покончила с собой. Экспертиза показала наличие пороховой копоти на правой перчатке.

– Не могла ли копоть попасть на перчатку, когда миссис Кеппнер покончила с собой?

– Маловероятно, – ответил Эренграф. – Видите ли, она не застрелилась. Приняла яд.

– Как это ужасно. Надеюсь, она умерла быстро.

– Мгновенно.

Последовала долгая пауза. Эренграф чувствовал, что его очаровательную собеседницу что-то тяготит.

– После самоубийства миссис Кеппнер меня, естественно, освободили, – первой заговорила Эвелин Трооп. – Все обвинения с меня сняли. Помощник окружного прокурора мне все объяснил.

– Какая забота.

– Радости в его голосе я не услышала. По-моему, он так и не поверил в мою невиновность.

– Люди верят лишь в то, во что хотят верить, – философски заметил Эренграф. – Обвинение всегда рушится, лишившись главного свидетеля, а если этот свидетель признается, что преступление совершено им, после чего кончает с собой, то кому какое дело до личного мнения окружного прокурора? Главное в том, что вы свободны. С вас сняты все обвинения?

– Да.

Их взгляды встретились.

– Есть проблемы, мисс Трооп?

– Есть, мистер Эренграф.

– Милая моя, вы только…

– Речь идет о вашем вознаграждении.

Сердце Эренграфа упало. Эти клиенты все одинаковые. Они согласны на все, когда над ними занесен меч правосудия. Стоит же отвести угрозу…

Однако, мисс Трооп тут же прояснила ситуацию.

– Я говорила вам о том, как распорядился своим состоянием Говард. Картины – Леоне, несколько тысяч долларов – благотворительным организациям, небольшое ежемесячное пособие – мисс Кеппнер, полагаю, теперь она этих денег не получит?

– Будьте уверены.

– А остальное, после уплаты долгов и налогов, должно было отойти ко мне.

– Вы так говорили.

– Я намеревалась заплатить вам из того, что получила бы, мистер Эренграф. Я и сейчас готова отдать вам все. Этого хватит на пару гамбургеров и молочный коктейль.

– Я вас не понимаю.

– Эти чертовы картины. Как выяснилось, еще при покупке они обошлись ему в кругленькую сумму, а с годами резко поднялись в цене. Не знала я и о том, что Говард заложил всю свою недвижимость. В последние месяцы его преследовали неудачи с инвестициями. Он второй раз заложил дом и продал акции и ценные бумаги. На его банковском счету есть кое-какие деньги, но они все уйдут на оплату имущественного налога за эти картины, оцененные в несколько миллионов долларов. А потом картины уплывут к этой сучке Леоне.

– Налоги должны платить вы?

– Безусловно, – с горечью ответила она. – Основной наследник выплачивает налоги и улаживает все вопросы с долгами. Потом передает картины лучшему кулинару Америки. Что б она ими подавилась, – Эвелин Трооп глубоко вдохнула, взяла себя в руки. – Извините, что сорвалась, мистер Эренграф.

– Я вас хорошо понимаю.

– Это так несправедливо. Я знаю, что у Говарда и в мыслях не было лишить меня наследства и оставить все этой женщине. Просто его убили в крайне неудачный момент. Мистер Эренграф, я должна вам сто тысяч долларов. Мы заключили такое соглашение и я не намерена разрывать его.

Эренграф молчал.

– Но я не знаю, как мне вам заплатить. О, я заплачу все, что смогу, но мои средства очень ограничены. И я не уверена, удастся ли мне выплатить весь долг до конца моей жизни.

– Дорогая моя мисс Трооп, – ее эмоциональность тронула адвоката. – Прошу вас, не волнуйтесь. Еще не все потеряно.

– Я… я не понимаю.

– Альтернативы, мисс Трооп. Альтернативы! – маленький адвокат поднялся, зашагал по комнате. – Я повторю то, что уже говорил вам, что наша задача – найти идеальный альтернативный вариант.

Серые глаза сузились.

– Вы хотите сказать, что нам следует оспорить завещание в суде? Такая мысль приходила мне в голову, но, вы, насколько я понимаю, криминальный адвокат.

– Совершенно верно.

– Может, я смогу найти другого адвоката, который сможет оспорить завещание. Или вы посоветуете мне, к кому обрати…

– Ах, мисс Трооп, – Эренграф сложил руки домиком. – Оспорить завещание? Жизнь слишком коротка, чтобы ждать результатов судебной волокиты. Забудем про иски. Давайте сначала посмотрим, не сможем ли мы найти… – тут на его губах заиграла улыбка, – альтернативу Эренграфа.

Эренграф, с сверкающих черных туфлях, с белой гвоздикой в петлице, вышел из машины и быстрым шагом направился к парадной двери дома Байерстадта. Кирпичный, увитый плющом особняк, просторные лужайки вокруг чем-то напомнили ему студенческий кампус. Эренграф поправил галстук, в чередующиеся широкую синюю и узкие золотую и зеленую полосы. Именно этот галстук он вспомнил, собираясь на встречу с клиентом несколько недель тому назад.

Теперь же он надел его, не задумываясь.

Дверь открылась, едва он позвонил. Эвелин Трооп встретила его улыбкой.

– Дорогой мистер Эренграф. Как любезно с вашей стороны встретиться со мной здесь. В доме бедного Говарда.

– Теперь вашем доме, – напомнил Эренграф.

– Моем, – согласилась она. – Разумеется, еще надо привести в порядок кое-какие бумаги, но мне разрешили поселиться в нем. И я думаю, что смогу оставить дом за собой. Теперь, когда картины тоже принадлежат мне, я смогу продать несколько, чтобы заплатить налоги и рассчитаться по долговым обязательствам. Но позвольте показать вам дом. Вот это гостиная. Здесь мы с Говардом сидели в ту ночь, когда…

– В ту роковую ночь, – вставил Эренграф.

– А эта комната, где убили Говарда. Он наполнял наши бокалы на этом комоде. И лежал здесь, когда я нашла его. Его рука…

Эренграф слушал, не перебивая.

Затем последовал за хозяйкой еще в одну комнату, где принял от нее маленький стаканчик «кальвадоса». Себе мисс Трооп налила капельку "бенедиктина".

– За что мы выпьем? – спросила она.

За ваши удивительные глаза, подумал он, но тост предложил произнести ей.

– За альтернативу Эренграфа, – провозгласила она.

Они выпили.

– За альтернативу Эренграфа, – повторила мисс Трооп. – После нашей прошлой встречи я не знала, чего и ждать. Я подумала, что какими-то сложными юридическими маневрами вам удастся вывести наследство Говарда из-под непомерных налогов. Я и представить себе не могла, что откроются новые обстоятельства убийства Говарда.

– Да, прелюбопытная получилась история.

– Меня поразило известие о том, что миссис Кеппнер убила Говарда, а потом покончила с собой. Так что вы и представить себе не можете, какой я испытала шок, узнав, что она совсем не убийца и не накладывала на себя руки, потому что на самом деле ее убили.

– Жизнь не устает удивлять нас, – покивал Эренграф.

– А Леону Уэйбрайт выдало ее собственное суфле. Выходит, что я была права, когда говорила, что Говард боится Леоны. Для этого у него были веские причины. Как я понимаю, он написал ей письмо, в котором указал, что больше им видеться ни к чему.

Эренграф кивнул.

– Полиция нашла письмо, когда проводила обыск ее квартиры. Она же утверждала, что никогда его не видела.

– А что еще она могла сказать? – Эвелин Трооп отпила «бенедиктина» и сердце Эренграфа замерло при виде ее розового язычка, прижавшегося к тонкому стеклу бокала. – Но с чего она взяла, что ей поверят. Говарда убила она, так?

– Доказать это будет сложно, но возможно. Опять же, у мисс Уэйбрайт есть алиби, так что придется разбираться и с этим. А единственная свидетельница убийства, миссис Кеппнер, уже не сможет дать показания.

– Потому что Леона убила ее.

Эренграф вновь кивнул.

– А вот это доказать будет легко.

– Потому что предсмертная записка миссис Кеппнер – подделка.

– Судя по всему. Умелая, но подделка. Полиция нашла черновые варианты этой самой записки на столе мисс Уэйбрайт. Один она напечатала на той самой машинке, на которой обычно печатала свои рецепты. Другие написаны ручкой, обнаруженной на том же столе, а чернила полностью соответствуют тем, что использовались в предсмертной записке миссис Кеппнер. Несколько черновиков написаны почерком умершей женщины, а один – несомненно почерком мисс Уэйбрайт. Это косвенные улики, но достаточно веские.

– Но есть и другие, не так ли?

– Разумеется. Рядом с телом миссис Кеппнер на столе нашли недопитый стакан с водой. Анализ воды показал наличие сильнейшего яда, при вскрытии обнаружилось, что этот яд и стал причиной смерти. Полиция, сложив два и два, пришла к логичному заключению, что миссис Кеппнер выпила стакан воды, в который предварительно бросила яд.

– Но на самом деле все произошло иначе?

– Похоже на то. Потому что вскрытие также показало, что незадолго до смерти миссис Кеппнер съела кусок торта.

– И торт сдобрили ядом?

– Я склонен думать, что да, потому что детективы нашли торт с вырезанным из него куском в морозильнике мисс Уэйбрайт. Аккуратно завернутым в алюминиевую фольгу. А проведенным анализом в этом торте выявлен тот же яд, что стал причиной смерти миссис Кеппнер.

Мисс Трооп задумалась.

– И как Леона попыталась вывернуться?

– Она заявила, что никогда не видела этого торта и уж конечно не пекла его.

– Ей поверили?

– Выяснилось, что приготовлен он по оригинальному рецепту, приведенному в кулинарной книге, которую мисс Уэйбрайт только готовит к печати.

– Вероятно, книгу эту никогда не опубликуют.

– Наоборот, – возразил Эренграф, – я уверен, что издатель утроит первоначальный тираж, – он помолчал, вздохнул. – Как я понимаю, мисс Уэйбрайт тяжело переживала разрыв с мистером Байерстадтом. Она хотела, чтобы он остался с ней, и уже не собиралась отпускать его живым. Но она, естественно, не хотела, чтобы в убийстве обвинили ее. Не было у нее желания и отказываться от причитающейся ей по завещанию доли наследства. Она рассчитывала даже увеличить эту долю, свалив вину на вас. Вероятно, она не понимала, что картины – самое ценное из того, что оставил после себя мистер Байерстадт. Вот она и убила любовника, обставив все так, чтобы виновной в убийстве признали соперницу.

– А какова роль миссис Кеппнер?

– Этого нам не узнать. Участвовала ли домоправительница в заговоре? Стреляла ли она сама, чтобы затем дать ложные показания? Или мистера Байерстадта застрелила мисс Уэйбрайт, оставив миссис Кеппнер на месте преступления, чтобы та обвинила в убийстве вас? А может миссис Кеппнер просто увидела то, что видеть ей не следовало, и дав ложные показания, решила шантажировать мисс Уэйбрайт? Как бы то ни было, в какой-то момент мисс Уэйбрайт решила, что миссис Кеппнер потенциально опасна.

– Поэтому Леона и убила ее.

– Не только. В тот момент она поняла, что роль убийцы лучше отдать домоправительнице. Вероятно, мисс Уэйбрайт разобралась в тонкостях завещания и решила, что нет нужды подставлять вас. Более того, она поняла, что вы не собираетесь признавать себя виновной. А переложив вину на миссис Кеппнер, она избежала тщательного расследования, которое могло вывести полицию на нее.

– Святой Боже, – ахнула Эвелин Трооп. – Как она все закрутила.

– Да уж, – согласился Эренграф.

– А Леона пойдет под суд?

– За убийство миссис Кеппнер.

– Ей вынесут обвинительный приговор?

– Кому дано предугадать решение присяжных? Потому-то я предпочитаю не доводить дело до суда, – он задумался. – Возможно, улик, которые представит окружной прокурор, не хватит для вынесения обвинительного приговора. Разумеется, до суда могут всплыть новые улики. В том числе и говорящие в пользу мисс Уэйбрайт.

– Если она найдет хорошего адвоката.

– Выбор адвоката решает многое, – признал Эренграф. – Но, боюсь, мисс Уэйбрайт наняла человека, который ничем ей не поможет. Подозреваю, что ее признают виновной в убийстве первой степени. А через несколько лет выпустят на свободу за примерное поведение. Может, в тюрьме она узнает новые рецепты для своей книги.

– Бедная Леона, – печально покачала головой Эвелин Трооп.

– Да, жизнь горька, как написал в одном из стихотворений Уильям Хэнли, – Эренграф помолчал. – Вернемся к ста тысячам долларов. Мисс Трооп, вы уже выписали чек, не так ли?

Он взял у нее чек, сложил, убрал во внутренний карман пиджака.

– Такие женщины как вы – большая редкость. Деловитая и при этом такая женственная. И ослепительно красивая.

Последовавшая пауза длилась недолго.

– Мистер Эренграф, не хотели бы осмотреть остальные комнаты?

– С удовольствием, – заулыбался адвокат.