"Формула неверности" - читать интересную книгу автора (Кондрашова Лариса)

Глава пятая

Таня проснулась в предчувствии не то чтобы тревоги, скорее, предвкушения, что сегодня ее ждет день перемен. И надо быть готовой ко всяким неожиданностям. Тем более эти перемены, кажется, ей придется совершать самой.

Вроде ничего этого не предвещало. Может, она увидела какой-то особый, знаковый сон? Но и сон не помнился.

Сознание ее как бы раздвоилось: привычка заставила подняться, принять душ, полезть в платяной шкаф за одеждой — рабочий день как-никак, а внутренний голос посоветовал: «Позвони директрисе магазина домой и скажи, что ты сегодня не придешь. И вообще никогда. Разве что за расчетом».

Она помедлила еще некоторое время у дверцы шкафа, но тут ее взгляд упал на пачку денег, которые вчера Леонид ей дал на тряпки, и Таня поняла свое пока еще смутное желание — уйти из магазина.

Дело в том, что при виде этих денег мозг ее тут же произвел нехитрый подсчет и выдал итог: такую сумму в магазине, где она работает продавщицей с утра и до вечера, почти без выходных… она сможет заработать за пять с половиной лет, причем если не будет ни на что тратить, а только откладывать.

Оказывается, чтобы принять правильное решение, надо, по словам героя Агаты Кристи — Эркюля Пуаро, всего лишь почаще использовать серые клеточки! Короче, думать головой.

Она еще подозревала, что если бы вела себя несколько по-другому и почаще бы использовала обычную женскую хитрость — помнила, например, народный фольклор, который восхвалял ласкового теленка, двух маток сосущего, — Леня гораздо чаще ее бы баловал такими вот пачечками. Что ей стоило изображать любовь и благодарность даже тогда, когда она ничего подобного не чувствовала?

Увы, Леня не знал, что у Тани просто никогда не было трепета перед деньгами. С изменением в стране общественного строя — сползание от псевдосоциализма к дикому капитализму — многие стали уверяться сами и уверять других, что купить можно все и перед деньгами никто не устоит. Или Таня оказалась совсем уж нетипичной женщиной?

Кто-то из юмористов воскликнул: «За что женщины любили мужчин, когда денег не было?»

Бедняжка, наверное, не знал другой любви. Да и к русским ли женщинам относится его высказывание? Понятно, без денег не проживешь, но жить ради них…

Может, Таня просто никогда не знала бедности? После гибели родителей сестры остались одни, но у них вполне хватало средств к существованию. Стараниями отца на сберегательной книжке Вревских лежала кругленькая сумма. К тому же пока Таня не вышла замуж, сестры сдавали внаем вторую половину коттеджа, так что денег им хватало.

Правда, потом одну половину опять стали сдавать…

А уж какую они свадьбу закатили Тане с Мишкой! Чего, кстати, нельзя было сказать о свадьбе самой Маши. Кстати, почему Таня не удивилась тому, что свадьба самой Маши была более чем скромной. Скорее всего просто небольшой семейный вечер. «До того ль, голубчик, было! Мы тогда только о себе и думали, любовью упиваясь…»

К тому времени, когда в стране случился дефолт, на книжке у сестер оставалось совсем немного денег, но тогда обе сестры были замужем и уже сами зарабатывали деньги.

Словом, и до встречи с Ленькой Таня не бедствовала и теперь жила неплохо, так что в ответ на Ленькины деньги надо было придумать нечто, что по царственности соответствовало бы его жесту. Это Таня посмеивалась, убирая пакет с деньгами в шкаф.

К утру, как и обещал, Леонид домой не вернулся, а позвонил Тане, по его словам, уже с работы. Странно, что она никогда не была в нем уверена, хотя — может же быть такое! — вовсе не обязательно, что он ее непременно обманывал.

Голос его ничуть не напоминал вчерашний, самодовольный, а был словно какой-то угасший. Может, рядом кто-то находился, потому он и не стал разбавлять свой разговор эмоциями?

— Скажи, — с запинкой проговорил он, когда Таня уже хотела отключиться, — ты брала что-то из того пакета, что я тебе вчера дал?

— Нет, зачем мне деньги? — удивилась Таня. — Ты же говорил подождать до субботы…

— Или немного дольше. Как получится. Ты еще ничего Саше не говорила?

— Нет. Подумала, что лучше ты сделаешь ей сюрприз.

— Вот и молодец!

По тону было слышно, что Леня заметно повеселел. Что-то в этом было странное. Как и в том случае с недостроенным домом, якобы принадлежавшим ее мужу, который потом нигде не всплыл. То есть Ленька о нем больше никогда не заговаривал.

Таня поежилась и обхватила себя руками за плечи. Может, уже пора вылезать из подполья? В том смысле, что сказать мужу все, что она думает о его постоянных отлучках, о его отношении к семье вообще, о том, каким образом он зарабатывает деньги — только ли строительством домов? Неужели она боится, что он обидится и уйдет? Таня заглянула себе в душу — никакого страха за подобный исход разговора в ней не было… Просто ей было все равно, а она хотела вывести себя из этого состояния.

Нет, для выяснения отношений с Ленькой спешка противопоказана. Надо начать хотя бы с того, что поговорить со своей старшей сестрой.

За эти пять лет Таня еще ни разу не обращалась к Маше с какими-то проблемами. Она пресекала всякие попытки сестры не только что-то ей советовать, но и вообще говорить о своей жизни с Леонидом. Таня чувствовала, что ничего хорошего не услышит. И отвечать на вопросы сестры не хотела. Начни она копаться в своей нынешней, явно неправильной, жизни, и сразу стало бы ясно, что она не сложилась.

Впрочем, Маша навязываться и не стала. Виделись теперь сестры гораздо реже, чем можно было бы, имея общий двор. Таня понимала, что в отчуждении виновата только она, но попыток изменить сложившееся положение не делала. Разве что заходила на Машину половину, когда чувствовала, что очень соскучилась по сестре.

Но и тогда что-то мешало ей бросаться, как прежде, в объятия Маши и говорить, говорить, и знать, что всегда найдет у сестры понимание.

Ей казалось, что все дело не в ней, «а в Маше. Это она не идет ей навстречу. Она не спешит обнять младшенькую. И никогда не думала, что все дело в ней самой.

Молодец, Танюшка! Отплатила сестре за все ее добро полной мерой. За возню с ней, за сидение по ночам у ее кровати. Когда Маша даже просто держала руку Татьяны в своей — ее не мучили кошмары.

Сестра водила ее по знакомым профессорам — преподаватели-медики охотно шли навстречу студентке-отличнице, столь самозабвенно ухаживавшей за младшей сестрой… Давали ей советы не как родственнику пациента, а как будущей коллеге.

Один профессор, расспросив Машу о методике ее лечения, так и сказал: «Оригинально, коллега, я бы советовал вам написать об этом реферат».

А что Таня? Она и в первом браке жила только своими отношениями с Мишкой, иной раз даже забывала сестре позвонить. По сути дела, бросила Машу.

А та из деликатности не докучала им своими визитами. И было в ту пору ее старшей сестре всего двадцать два года! Совсем девчонка. Осталась одна в огромном доме — Мишка не захотел переезжать в их огромный коттедж.

Вот Маша и вышла замуж за этого козла Павлика, будущего великого хирурга! Заполняла пустоту, образовавшуюся в ее жизни благодаря любимой сестренке.

Павлик был из семьи потомственных врачей, которые и сами были людьми неординарными. И имели предков, которыми по праву гордились. На Машу они смотрели как на бедную родственницу.. Что еще можно ожидать от «брака вдогонку»? Когда они поженились с Павлом, Маша была на четвертом месяце беременности.

Почему она не сделала аборт? Таня об этом никогда ее не спрашивала. Вообще, она интересовалась чем-нибудь, кроме себя и своей семьи?!

Таня так растревожила свою совесть воспоминаниями, что тут же, не откладывая, вышла из дома, заперла его на ключ и отправилась на половину сестры. Поговорить, узнать, как ей живется.

Лучше поздно, чем никогда.

Она заглянула в приотворенную дверь прихожей, чего-то вдруг оробев, и позвала:

— Маша!

Ответом ее негромкому зову был взрыв хохота. Смеялись двое: ее сестра и какой-то мужчина. Кажется, все тот же подполковник Валентин.

«Может, ей не так уж и плохо без меня, и я все напридумывала, — мысленно дискутировала сама с собой Таня. — У нее в доме все время кто-то толчется. Это я одна — как таракан запечный!»

Теперь она над собой плачет. «Каковы сани — таковы и сами! Неча на зеркало пенять, коли рожа крива. Друг сердечный — таракан запечный» — так приговаривала Мишкина бабушка, к которой прежде нет-нет да и наезжали они летом. В тихое южное село с невысокими заборами из штакетника и белеными стенами крытых шифером домишек, которые уже тогда потихоньку вытеснялись домами кирпичными, и уходили на тот свет бабушки с их старыми поговорками.

Почему бы сестре и не веселиться? Не у всех же так сложилась жизнь, чтобы из одного благополучного брака плавно переходить в другой.

Она стояла в Машиной прихожей и чуть не плакала от собственных мрачных мыслей.

Маша стремительно выскочила из комнаты и заметила застывшую у двери сестру.

— Танюшка, ты чего здесь стоишь? — изумилась она.

— Стою вот и думаю: заходить к тебе, не заходить, у вас прекрасное настроение, а тут я со своими проблемами.

Это вышло у нее как упрек, но Маша — она давно научилась быть спокойной, когда нервничали ее пациенты, тем более именно этого-то она знала, как никто другой, — не дала ей заниматься самокопанием:

— Ты как раз кстати пришла!

Она схватила сестру за руку, увлекая в столовую, где, как Таня и думала, сидел все тот же Машкин ухажер Валентин. Такое впечатление, что он тут навеки поселился, будто своей семьи у него нет!

— Вот Танюшка будет у нас арбитром! — провозгласила Маша, усаживая ее на стул в столовой, где, против ожидания, стол не был накрыт и вообще ничего съедобного поблизости не наблюдалось.

Зато Валентин с умным видом вертел в руках шариковую ручку и время от времени что-то записывал на листе бумаги.

— Мою сестренку не обдуришь, — сказала Маша, — она у нас технарь, инженер, разберется, что такое числитель, а что такое знаменатель.

— Никак, вы математикой занимаетесь? — удивилась Таня, как-то враз забывая о своей недавней заминке: воздух на этой половине другой, что ли? У себя дома, особенно в присутствии Леньки, она никогда не может вот так, в момент, расслабиться.

— Если бы математикой! — хмыкнула Маша. — Это всего лишь некий несостоявшийся Лобачевский пытается проверить алгеброй гармонию. Он вознамерился ни много ни мало вывести… формулу неверности.

— Что? — недоверчиво переспросила Таня. — А, это у вас шутка такая.

— Какие шутки, девушка! — грозно сдвинул брови Валентин. — Тут на горизонте премия Нобеля маячит…

— Серьезно, что ли?

— Слушай ты его больше! — рассмеялась Маша. — Просто этот фанатик цифр совершенно серьезно считает, будто ими можно выразить абсолютно все. Причем по моей настоятельной просьбе любовь он оставил в покое — неприятно смотреть, как препарируют самое нежное чувство всего человечества. Тогда пан офицер взялся за неверность. И начинает мне объяснять, что'она имеет место только в случае, если числитель больше знаменателя, а в числителе чего только нет!

— Королева, вы несправедливы к своему подданному. Я уже вычеркнул из числителя все, что можно. Вернее, наименее существенное. Осталось всего три слагаемых: взаимный интерес, вожделение, постель.

— А в знаменателе что? — заинтересовалась Таня.

— Верность. Супружеская и иная. Изменять ведь можно не только тому, с кем состоишь в браке.

— А родным, друзьям, коллегам, — подсказала Маша.

— Какая-то она куцая, эта ваша формула, — проговорила заинтересованная Таня. — Даже по числу составляющих. При всех значениях числитель у вас получится всегда больше знаменателя.

— Вот-вот, Танюшка, разберись. А то послушать этого математика, так против неверности нет приема, как против их, мужского, лома.

— Не скажите, королева и сестра королевы! Иногда верность любимому человеку может быть величиной большей, чем все составляющие в мире. Хотя, конечно, не все так считают.

Он полез в карман и вытащил записную книжку.

— Вот, на днях записал один афоризм. Французского писателя, некоего Этьена Рея. «В верности есть немного лени, немного страха, немного расчета, немного усталости, немного пассивности, а иногда даже немного верности».

— Фу, какой злой афоризм. Достоинство на глазах превратилось чуть ли не в недостаток. Вы такую верность выводите в своем знаменателе?

— Этот Рей, конечно, пессимист. Моя верность — это та, что до гроба.

— Какой ужас! — засмеялась Маша. — Сочетать два таких понятия, как верность и гроб.

— Прошу пардона! — возмутился Валентин. — А как же поэты всех времен и народов воспевали любовь до гроба?

— Что я слышу?! — ахнула Маша. — Математики обращаются к помощи поэтов? Мало ли что те навыдумывают! У них вон, даже конь с крыльями. А много ты видел крылатых коней?

— По-вашему, выходит, в каждой верности есть что-то от памятника? — поддержала сестру Таня. — Сочетаете верность и смерть…

— Все, сдаюсь, заклевали меня сестрицы!

— Скажи спасибо, что к тебе это не относится, — успокоила его Маша. — Верность до гроба, бр-р-р!

— Обижаете, ваше величество! Еще как относится! Верен вам, аки преданный пес.

— Вы себя идеализируете, подполковник! Разве не о вас Аллегрова поет: «Ты изменяешь мне с женой, ты изменяешь ей со мной…»

Чувствовалось, Маша отчего-то злится. И песню она процитировала чересчур зло. Ревнует Валентина к жене?

— Вот я и хочу изменить такое положение.

— Не отвлекайся, формулы — вот твой конек!

Валентин, похоже, пытался достучаться до сердца своей возлюбленной, но Маша этого не хотела — и тут уж, Таня знала, ее бойфренд может хоть об стенку биться, бесполезно.

— И потом, как сравнивать несравнимое. Собачья верность! — Маша заходила по комнате, и Таня опять подумала, насколько же она отдалилась в последнее время от сестры, что не может понять ее раздражения. — Ведь никто не выяснял, насколько верна собака собаке. Человек тоже может быть сугубо верным. Например, своей работе, своему хобби, своим друзьям…

— Королева, но это же невинная шутка, — пытался успокоить ее Валентин. — Не понимаю, почему она вызвала такой шум…

— Я, пожалуй, пойду, — заторопилась Таня; еще не хватало присутствовать при разборках влюбленных.

— Сиди, — приказала ей Маша. — Валентин уже уходит. Он еще час назад собрался, да все тянет кота за хвост, придумывает всякие дурацкие формулы.

— Маша!

— Отставить разговоры, товарищ подполковник! Я вовсе не хочу, чтобы из-за меня российская армия лишилась своего боевого командира. Минутку, Танюша, обожди, я только провожу пана офицера до калитки.

Маша вернулась быстро, Таня еще только взяла в руки листок, исчерченный Валентином.

— Ерунда все это, — сказала Маша, — брось и не забивай себе голову.

— Слишком уж у него все просто, — заметила Таня, — взаимный интерес — и тут же вожделение. Этак выходит и собаки: взглянули друг на друга, и уже одна на другую взгромоздилась. Они же, наверное, еще обнюхают друг друга, потом…

— Все, все, — шутливо замахала руками Маша, — больше ничего о неверности я слушать не хочу. По-моему, в этой дурацкой формуле нет главного: человеческой сущности. Заинтересовался — и тут же захотел? А разум? А любовь? Да, наконец, просто роковая случайность, благоприятные обстоятельства… Неужели неверность — только похоть? Сиюминутный всплеск страсти, за которым нет глубокого чувства. Разве не может быть наоборот: всплеск, а в итоге — глубокое чувство…

— Да уж, — пробормотала Таня; листок ее отчего-то гипнотизировал, несмотря на собственное отрицание. — Получается, что эта формула разная для тех, кто изменяет и кому изменяют. Каждый будет вкладывать в нее свой смысл… Маша, а я с работы ушла.

— И правильно сделала, — сказала Маша. — Я уж не стала вмешиваться — Лене, конечно, твои копейки не нужны, держать тебя дома — не тот ты человек, а у Изольды работать, в ее подвале… Для него это лучший выход. Кто тебя там увидит!

— Не у Изольды, у Галины, — улыбнулась Таня.

— Какая разница. Это даже вернее, чем дома на цепи.

— Что-то, сестра, ты сегодня все иносказаниями.

— Злюсь, вот почему!

— Что-нибудь с работой?

— Хуже. Валик вознамерился уйти от жены и у меня поселиться.

— А ты этого не хочешь?

— Чего бы мне этого хотеть! Валентин — совсем не тот мужчина, с которым я мечтаю идти по жизни.

Она ткнула наманикюренным пальцем в оставленную им бумажку.

— Сама видишь, какой у него принцип. Взаимный интерес — вожделение — постель!

— А у вас с ним было по-другому?

— У нас было так же.

— Тогда зачем же ты с ним встречаешься? Мне казалось, тебе он нравится.

Маша снисходительно посмотрела на нее:

— А зачем ты сама вышла замуж за Леонида? От большой любви?

— По крайней-мере я раньше так думала.

— По крайней мере, — передразнила ее Маша, — раньше ты была честным человеком, а теперь вон врешь и не краснеешь.

Таня смутилась.

— Хорошо, у меня сегодня день такой: я или сама открываю глаза на правду, или мне ее открывают такие близкие люди, как старшая сестра… А правда в том, что я себе это внушала. Ну, что я люблю его.

— На самом деле в этот свой нелепый брак ты хотела убежать от Михаила. — Заметив, как враз помрачнело лицо Тани, Маша быстро заговорила: — Не слушай меня, Танюшка. Чего теперь наступать на больную мозоль? Почему я встречаюсь с Валентином, ты спросила. У нас в клинике завотделением с мужем разошлась, и теперь, чтобы поддержать упругость кожи, моложавость — иммунитет, одним словом, она себе гормоны колет. Чтобы, значит, не запятнать себя случайной связью. А по мне, так лучше принимать их в естественном виде. К тому же разве не приятно, когда за тобой ухаживает симпатичный мужчина, приносит цветы, дарит ночи, полные нежности, и ко всему прочему не торчит перед глазами с утра до вечера.

— Однако в последнее время он зачастил.

— То-то и оно. Мужчины — странные существа. Когда за них хочешь выйти замуж, требуешь оформить отношения, они бегут от тебя как от чумы. Когда же ты этого не хочешь, они начинают тебе навязывать свои руку и сердце прямо-таки с маниакальной настойчивостью.

— Не знаю, жалеть тебя или завидовать…

— Конечно, завидовать, потому что жить так, как ты живешь с Каретниковым…

— Да Бог с ним, Маш, не хочу я сегодня ссориться. И поминать всуе отсутствующих. У меня сегодня вполне миролюбивое, любознательное настроение…

— Любознательное? — повторила смеясь Маша. — Такого я еще не слышала. Надо же, и что тебе, Танечка, любо знать?

— Где мой муж берет деньги и куда потом их девает, — выпалила Таня.

Маша в момент посерьезнела, и две вертикальные морщины у переносицы, как всегда в таких случаях, отчетливо прорезались.

— Значит, вот оно что… — пробормотала она. — Хочешь, чтобы тайное стало явным?

— Что ты имеешь в виду?

— Видишь ли, сестренка, есть люди, которые производят хорошее впечатление, есть те, что производят плохое, а встречаются такие, которых навскидку не оценишь. Оттого что у них надводная часть, как у айсберга, всем видна — доброжелательность, чувство юмора, отзывчивость. Не человек, а душка. Но ты чувствуешь: это обман. Настоящий он внизу, под темной водой… Помнишь, что я сказала, когда впервые его увидела?

— Помню, — мрачно кивнула Таня. — «Не спеши, он не так прост, как кажется».

— Но ты на меня вызверилась, представила чуть ли не дуэньей, которая без конца читает тебе нотации и учит жизни. Надсмотрщиком, что постоянно следит за тобой и не дает тебе никакого житья. К тому же у меня якобы извращенное представление о твоих друзьях и о людях вообще, что я вижу в них только плохое… Ты обидела меня, Таня!

— Знаю. Прости меня, пожалуйста, Маша. Последние пять лет — нет, вру, всю предыдущую жизнь — я вела себя по отношению к тебе как неблагодарная свинья. Одно могу сказать в оправдание: к себе я относилась еще хуже. Я ненавидела себя и весь мир. Кроме разве что Шурки.

— И Леньки, — горько добавила Маша.

— Да, к нему я относилась лучше, чем к тебе, но не потому, что он этого заслуживал, а потому, что представлялся мне, со всеми его недостатками и даже пороками, все равно лучше того, предавшего.

— Теперь ты успокоилась?

— Насчет Леньки?

— Нет, насчет предавшего.

— Наверное, успокоилась.

Таня долгим взглядом посмотрела за окно, как будто тот, о ком они говорили, стоял там и мог все слышать.

— Предваряя твой вопрос, я даже могу сказать, что почти простила его, но это как в том анекдоте про патологоанатома, который ты мне рассказывала. Он все знает и все умеет, но уже поздно.

— В жизни нет ничего невозможного.

— Есть. Нельзя вернуть прошлое. И склеить разбитое. Наверное, за эти годы он возненавидел меня — я не простила его за такую мелочь! Как он думает. Мужчины ведь не считают измену предательством и вообще чем-то из ряда вон выходящим.

— Ты не права, Таня…

— Что ж, я тебе верю, — заторопилась та, понимая, о чем Маша опять начнет говорить. — Но я пришла к тебе совсем с другим. Тем, что меня в самом деле тревожит… Вчера Ленька принес мне сто тысяч рублей.

— Вы собрались купить что-то крупное?

— Нет — как писали раньше классики, это нам с Шуркой дали «на булавки».

— И ты не знаешь, откуда у него такая сумма?

— Тут другое. Всю ночь Леонида не было дома. Правда, он предупредил, чтобы я его не ждала, а недавно перезвонил вроде с работы и сказал, чтобы этих денег я пока не трогала, потому что в них возникла срочная необходимость.

— При его работе вполне могла возникнуть.

— Это еще не все. Однажды был случай, о котором я тебе не рассказывала: отчего-то не придала ему значения. Приписала мелькнувшую у меня тревогу тому, что Ленька расхвастался передо мной, а потом просто у него ничего не вышло…

— И что это было?

— Он привез меня к шикарному недостроенному особняку, в двух уровнях, с мансардой, и сказал, что это дом наш и он его доделает. А потом мы сюда переедем, оставив наш коттедж Шурке. Мол, ей замуж выходить, пусть у девчонки будет своя жилплощадь.

— Ты права, — задумалась Маша, — это уже серьезно. Ты подозреваешь, что твой муж Леонид занимается чем-то криминальным? Но тогда ваше благосостояние прирастало бы хоть в какой-то прогрессии — заразил-таки меня Валентин своими математическими терминами, — а, судя по твоим словам, у тебя перед носом только машут некоей обеспеченностью, которая почти сразу куда-то уплывает.

Трудно так однозначно делать выводы. Как говорят хохлы, цэ дило трэба разжуваты… А как, по-твоему, он относится к женщинам? Может, у него кто-то есть?

— Я думаю, он кобель еще тот!

Маша удивленно взглянула на нее, будто не веря своим ушам:

— И ты так спокойно об этом говоришь. Ты, не простившая любимому мужу одной-единственной измены?

— Может, Бог меня за это и наказал. За гордыню. Мол, всем мужья изменяют, и ничего, терпят, а она, видишь ты, особая выискалась! Формулу неверности новую открыла — знаменатель у нее больше числителя! Подозреваю, что это намек моего ангела-хранителя: берегись, настоящей неверности ты еще не видела!

— Кажется, ты мудреешь на глазах, Татьяна Всеволодовна!

— Увы, моя дорогая сестричка, как любит повторять Шурка, хорошая мысля приходит опосля… Но одно я могу теперь сказать наверняка: в дурочках жить не в пример легче!