"Кольцо Пяти Драконов" - читать интересную книгу автора (Ластбадер Эрик ван)

3 Чудеса, тайны и ложь

— Входите, Морка, — воскликнул Элевсин Ашера. — Сегодня нам есть что праздновать.

— Регент? — произнес Киннний Морка — высокий, массивный в'орнн с глубоким шрамом на левой стороне сияющего черепа. Четыре золотых солнца на пурпурной кремниево-полимерной форме выдавали в нем командующего хааар-кэутов — кхагггунов, отобранных Элевсином, обученных самим Моркой и подчиненных лично регенту.

Дела на сегодня были закончены, и двое в'орннов оказались одни в Большом Зале Приемов во дворце регента. В'орннам это асимметричное пространство (по форме — грубый овал) казалось тревожащим. Этажом выше по периметру зала шла галерея с гипсовым потолком, поддерживаемым алебастровыми колоннами. Центр зала, однако, был открыт всем стихиям. Сейчас вечерние огни освещали три отполированных деревянных столба, установленных в форме равностороннего треугольника со стороной три метра.

Элевсин расхаживал по этому треугольнику под взглядом безмолвного командира хааар-кэутов. Регент часто так делал, тщетно пытаясь понять замысел строителей. Какой смысл они вкладывали в эту фигуру: религиозный, духовный, утилитарный? Даже рамаханы, которых он расспрашивал, даже те, кого допрашивал Киннний Морка в подземельях дворца, не могли ничего объяснить. Насколько стары эти столбы? Могут ли они быть старше дворца?

— Строй-генерал, есть какие-нибудь соображения, для чего кундалиане использовали эти столбы?

Киннний Морка пожал плечами.

— Подозреваю, что они были частью какого-то оружия.

— Слова истинного кхагггуна. — Элевсин поджал губы. — Если так, то почему же его не использовали против нас? — Он покачал головой. — Нет, гэргоны уверены, что столбы не имеют никакого отношения к оружию. Что же это тогда? Украшение? Часть храма Миины? Мы провели на Кундале сто один год и по-прежнему не знаем. — Он склонил голову набок. — Вам это не кажется странным?

— Честно говоря, регент, я думаю о кундалианах, только когда убиваю их.

Элевсин кивнул, словно и не ожидал другого ответа.

— Однако это очень важно. Строй-генерал помолчал.

— Что важно, регент?

— Не имеет значения, сколько нам уже известно, — всегда есть что-то неизвестное. — Элевсин быстро вышел из треугольника, жестом пригласив Морку следовать за собой. Они прошли через открытые двери в личную приемную регента.

Элевсин не мог больше удерживаться от удовлетворенной улыбки.

— Да вот, например, сегодня. Я только что получил сообщение из За Хара-ата. Они подписали последний контракт!

— Контракты, — усмехнулся Морка. — Вам следовало бы позволить мне взять крыло кхагггунов и разобраться с коррушскими племенами так же, как мы разобрались с местными кундалианами. — Коррушем аборигены называли Великую Северную равнину к северо-востоку от Аксис Тэра. К северу от нее находился Большой Разлом в горах Дьенн Марр, а к востоку начиналась огромная пустыня Большой Воорг.

— И нести дополнительные издержки по размещению там постоянной своры кхагггунов для страховки от вандализма и шальных нападений? — Регент покачал головой. — В моем способе вести с ними дела гораздо больше смысла, строй-генерал. Теперь они присоединятся к нашим рабочим бригадам. В За Хара-ате добрая воля — самое главное.

— Простите мою тупость, регент, но что до доброй воли кхагггунам?

Элевсин добродушно рассмеялся и хлопнул строй-генерала по широкой спине.

— Представьте себе. В'орнн и кундалианин работают бок о бок, чтобы построить город, который наверняка станет величайшим торговым центром на планете. С прим-агентом Стогггулом и его реакционной кликой покончено. — Он ухмылялся во весь рот. — Похоже, разрешение кундалианским торговым домам пышно расцвести в одном саду с в'орннскими консорциумами принесет немалую прибыль.

Элевсин, высокий и стройный, как молочай, наполнил два шанаитовых бокала, произведенных в лииина до мори, и сунул один строй-генералу.

— Присоединяйтесь ко мне, Киннний! Почему вы так мрачны?

— Я не... простите, что говорю это, регент. Но я не привык слышать, как меня называют просто по имени. У в'орннов так не принято.

— Да. Это кундалианский обычай, Киннний, и притом превосходный. Он направлен на пробуждение чувства доверия.

— Кхагггуну доверие дается нелегко, регент.

— Перемены никогда не бывают легкими.

Двое мужчин стояли в центре восьмиугольной комнаты, приемной перед Большим Залом Приемов во дворце регента, который кундалиане когда-то называли Средним дворцом. На беломраморном полу в строгом математическом порядке были разложены коврики в'орннской работы с геометрическим узором. Для освещения служили не традиционные кундалианские светильники, а атомные лампы в форме глаза, изготовленные на в'орннских электростанциях, построенных несколько десятилетий назад. Темно-синий сводчатый потолок украшали золотые звезды и хвостатые кометы. В зените были вырезаны пять лун Кундалы, каждая с лицом прекрасной женщины — все аспекты богини Миины. По три беломраморных пилястра, испещренных прожилками стекловидного обсидиана, вырастали из каждой стены, подобно виноградным лозам в саду, их верхушки были вырезаны в форме стилизованных листьев папоротника. Тройные сводчатые окна в свое время создали проблему. Командующий предлагал замазать их известкой из соображений безопасности, но Элевсин придумал более изящное решение. Он приказал завесить окна гобеленами, вытканными ремесленниками-тускугггунами, успокоив таким образом Киннния Морку и доставив удовольствие себе. Среди хааар-кэутов ходили разговоры, будто время от времени можно увидеть, как регент отодвигает гобелены и выглядывает в окна. Постоянно судачили, за чем он наблюдает...

На выполненных в разных творческих манерах гобеленах разворачивалась бесконечная сага о скитаниях в'орннов. В'орнны были кочевым народом, их родной мир давно превратился в непригодный для жилья почерневший шар — с тех самых пор, как двойная звезда, их солнце, дарившее свет и тепло, превратилась в новую. Веками они скитались среди звезд, чтобы завоевать, пожить, сколько потребуется гэргонам для таинственных исследований чужой планеты, на которую они попали, а потом уйти, чтобы никогда не вернуться. Ибо в'орннам не было пути назад: они всегда стремились вперед, в неизведанное пространство. Когда какая-нибудь группа находила мир, богатый природными ресурсами, вроде Кундалы, от главной флотилии, плывущей по ионным течениям глубокого космоса, отделялись представители ведущих консорциумов баскиров, чтобы застолбить участки и извлечь прибыль из дорогостоящего космического путешествия.

И таково было искусство мастериц, что гобелены поражали не только техникой исполнения. Казалось, вместе с драгоценными нитями в картины вплетена вся страсть, тоска и тайна, присущие в'орннской культуре. Богато украшенную, в причудливых завитушках деревянную мебель кундалиан сменила практичная в'орннская мебель из легкого, но прочного металлического сплава. Как заметил Киннний Морка, впервые увидев местные кушетки и кресла, они выглядели хлипкими и несуразно большими. Но ведь Киннний Морка, как и большинство в'орннов, не находил ничего эстетически приятного в инопланетной архитектуре. Даже здесь, в главном дворце города, ни одна из комнат не удовлетворяла представлениям в'орннов о размере. А сколько места растрачивалось здесь зря! Украшенные колоннадами террасы, широкие агатовые лестницы, филигранные карнизы, цоколи и фризы, богато украшенные статуи и странная резьба, пышные сады, лабиринты коридоров... и повсюду святилища и символы проклятой Богини — Миины.

Толстые деревянные двери в личные покои регента были слегка приоткрыты. Странно. Киннний Морка бросил сдержанный взгляд на область дворца, которую даже он, командующий хааар-кэутов, никогда не видел. Некоторые привилегии были навеки недоступны членам Малых каст.

Элевсин подошел и притворил двери. Одежда регента была официальной бело-золотой расцветки: низкие сапоги, обтягивающие брюки, сетчатая блуза под обшитой шнуром короткой курткой с высоким воротником и обрезанными, чтобы не загораживать окумммон, рукавами. Он посмотрел на бокал Киннния Морки.

— Вы даже не прикоснулись к своему бокалу. Надо это исправить. — Он высоко поднял свой бокал. — За За Хара-ат! Мой замечательный эксперимент!

— За наших врагов! — произнес Киннний Морка традиционный тост кхагггунов, положив свободную руку на рукоять ударного меча, висевшего в титановом зажиме у него на левом бедре. Хотя кхагггуны использовали множество весьма сложных орудий нападения, когда доходило до рукопашной, ударный меч с двойным клинком оставался любимым оружием настоящего воина. — Да овладеет их домами разрушение! — Он залпом осушил бокал, и широкое лицо цвета свернувшихся сливок сморщилось. — А! Кундалианский мутный раккис! Никакого в'орннского огнесортного нумааадиса для регента!

Элевсин рассмеялся.

— Боюсь, вы слишком хорошо меня знаете.

— Ах, регент, это просто невозможно. Что знает кхагггун о разуме члена Великой касты?

Элевсин кивнул и снова наполнил бокалы.

— Допускаю, что нас разделяет культурная пропасть, однако же я ценю вашу острую проницательность.

Киннний Морка вежливо поклонился.

— Регент щедр на похвалы.

Регент, внимательно глядя на него, подал ему бокал.

— Вы хорошо служили мне, Киннний. Я знаю, что вы сами испытываете смешанные чувства к За Хара-атскому эксперименту.

— Я — кхагггун, регент. И презираю низшие формы жизни.

— И все-таки выполняете мои приказы быть справедливым к кундалианам, свести набеги кхагггунов к минимуму и полностью запретить выезды на охоту, когда кундалиан убивают просто для забавы.

— Моя жизнь — служба регенту.

Регент молча увлек Киннния Морку в дальний конец приемной, к кундалианскому святилищу богини Миины: богато украшенный цоколь, высеченный из сердоликовой глыбы с прожилками золотой руды, и на стене горельеф с изображением Пяти Священных Драконов Миины. Теперь на цоколе были разложены любимые вещицы Элевсина: экземпляр “Книги Мнемоники” в переплете из украшенных гравировкой медных пластин; шип-камень — сувенир из опасных преисподних Корпиона-2; оболочка плода, иначе говоря, “сорочка”, сохраненная после рождения сына; каркас своего первого окумммона, позже замененного положенным регенту пурпурным окумммоном; белая роза, которую загадочная наука гэргонов сохранила в миг пышного цветения. Эту последнюю техномаги подарили ему в день Восшествия.

Киннний Морка знал, что в этом месте регент проводит самые приватные беседы.

Элевсин откашлялся.

— Киннний, позвольте мне быть откровенным. Я знаю, какое трудное задание дал вам. С прим-агентом Стогггулом очень нелегко иметь дело даже в самых благоприятных обстоятельствах. Присматривать за ним, вероятно, было не слишком приятно.

— Отвечу регенту откровенностью на откровенность, — сказал Киннний Морка. — Шпионаж дается мне легко. Боевой шлем и маска шпиона — для меня они взаимозаменяемы. Хорошо, что вы велели мне присматривать за Бенином Стогггулом. Он по-прежнему недоволен вашей добротой к покоренным.

— Но вас это не раздражает.

— Как я уже сказал, регент сделал разумный выбор.

— Приятно слышать. — Элевсин вздохнул. — Надо признаться, Веннн Стогггул тревожит меня.

Киннний Морка подался вперед:

— Чем именно, регент?

— Ах, вечный верный пес! — Элевсин рассмеялся, увидев мрачное лицо строй-генерала, и пожал плечами. — Ну, кое-кто кое-что слышал. Кое-кто нанимает людей, которые смотрят, слушают и докладывают. — Регент помолчал, глядя в темноту почерневшего от огня камина. — Вот так до меня дошел слух, будто Стогггул ищет сторонников, чтобы просить гэргонов о моем смещении.

Киннний Морка нахмурился.

— Я ничего не знаю об этом, регент, а по-моему, должен был бы. Вы уверены?

— Мой источник уверен. Строй-генерал покачал головой.

— Чудовищно! Беспрецедентно! Его надо остановить, пока...

— Потому я и пригласил вас.

— Нельзя забывать, что именно Веннн Стогггул был вашим соперником за мантию регента. Судя по всему, что он говорит и делает, он никогда не забудет и не простит боль поражения. Его враждебность...

— Имеет более личную природу.

— Ну да, конечно, регент. Кто ж не знает о напряженном соперничестве между вашими Консорциумами? На Нье-обе-3, планете, которую мы покорили перед этой, ваши отцы всегда набрасывались друг на друга, всегда искали способ перехватить друг у друга бизнес. Отец прим-агента в конце концов одержал победу, поставив вашего отца на грань банкротства. Но тут вмешались вы, регент, и заключили сделку о единоличном праве на разработку и экспорт саламуууна, так называемого растения могил.

— Скажите, Киннний, вы когда-нибудь пробовали саламууун?

— Один раз. — Строй-генерал невольно содрогнулся. — Мне тогда показалось, что жизнь, которой я живу, всего лишь иллюзия, а Истина...

— Что же, друг мой? — Во взгляде Элевсина сквозило странное напряжение, которого строй-генерал не уловил.

— Не знаю. — Киннний Морка на миг отвел взгляд, борясь с беспокойными мыслями. — Мне тогда подумалось, что Истина — это что-то, чего я не могу постичь.

— Или не хотите видеть? Киннний Морка кивнул:

— Возможно.

— Значит, что-то ужасное. Строй-генерал покачал головой.

— Что-то другое... В любом случае этот опыт я не хочу повторить.

— Моему Консорциуму повезло, что вы в меньшинстве, Киннний.

Киннний Морка поднял голову.

— Ах да. Состояние Ашеров заключается в саламуууне.

— И в конечном счете — их власть. — Регент обвел взглядом комнату. — Вот что на самом деле нужно Бенину Стогггулу: секрет саламуууна. Где он добывается, с кем я заключил сделку, как вырвать его у моего Консорциума. — Он помолчал. — Но дело не только в этом.

Киннний Морка выпрямился. В холодном, безжалостном свете атомных ламп шрамы на его черепе казались глубже, страшнее. Он весь обратился в слух, однако ему хватило здравого смысла не подталкивать регента. Терпение строй-генерала родилось и воспиталось в бурлящем котле межпланетных войн. Этот в'орнн был из тех, кто способен почувствовать победу, когда все вокруг спотыкаются в темноте.

— Когда-то мы были друзьями, прим-агент Стогггул и я. Вы знали об этом?

— Нет, регент.

Регент взял “Книгу Мнемоники”, повертел в руках.

— Это он подарил мне книгу — давным-давно, на Краэлии, когда мы еще были подростками. Ее сделали специально для меня. Ко дню Каналообразования. — Он говорил об обряде, знаменующем для юноши-в'орнна переход во взрослую жизнь. — Да, мы были добрыми друзьями — пока не столкнулись лбами над саламуууном. — Регент поставил книгу на место. — Потом жесткое соперничество, всегда незримо существовавшее между нами, вспыхнуло и вырвалось из-под контроля. Его отец погиб, пытаясь найти источник саламуууна.

— Говорят, будто авария его космического корабля была подстроена.

— Во всяком случае, такова версия прим-агента. — Регент посмотрел прямо в глаза строй-генералу. — По другой версии жадность сделала старшего Стогггула неосторожным. Его корабль попал в гравитационный колодец и взорвался.

— Вы знаете правду, регент?

— Мой опыт гласит, что у каждого своя собственная правда. Однако вот что я скажу вам: устраивать аварию на корабле было незачем, потому что старик так и так занимался бесполезным делом.

Кинннию Морке очень хотелось спросить, что регент имеет в виду, но он придержал язык, зная, что Элевсин все равно не ответит на вопрос.

— Я не просто так рассказал вам эту историю. Я хочу, чтобы вы поняли: пока Венн Стогггул и я — конкуренты в бизнесе, его жесткое и неослабевающее противодействие моей политике — личное по природе.

— Вполне понимаю, регент.

— Вряд ли. — Чуть улыбнувшись, Элевсин поднял руку и коснулся одного из Пяти Драконов на стене. — Видите нишу в пасти дракона? Когда Аннон был маленьким, я нашел его здесь: он качался на верхней ступеньке приставной лестницы, засунув руку в пасть дракона. Что так очаровало его, спросил я себя, что он ожидал найти? — Регент долго смотрел на Киннния Морку, потом отвел взгляд. — Я приказал Джийан сегодня вечером привести моего сына сюда.

— Вы боитесь за него?

Регент посмотрел кхагггуну в глаза.

— Я ничего не боюсь, Киннний. Что будет, то будет; наша судьба предрешена. Если бы вы еще раз попробовали саламууун, вы бы знали это. Нет, я просто предусмотрителен. На данное время по крайней мере я хочу, чтобы вся моя семья была под защитой хааар-кэутов.

— Безусловно, регент.

— Вы встретите мою семью лично. Хотя моя опозоренная жена и умерла, я по-прежнему забочусь о детях.

— Будет сделано. Элевсин кивнул.

— Знаю. — Он залпом допил бокал и провел командующего через узкую сводчатую дверь. Они оказались на отделанной золотистым мрамором широкой веранде, выходящей на розовый сад регента. Лазурное небо на горизонте приобрело золотистый оттенок, и над головой появилось облако, предвещающее хорошую погоду. Некоторое время Элевсин стоял возле ажурной балюстрады, глядя вниз и глубоко дыша. Он сложил руки за спиной, но стоял совершенно прямо, словно кхагггун, а не баскир. Неспешным оценивающим взглядом окинул все уголки сада: разнообразные ползучие звездчатые розы с ароматными цветами, глянцевые листья и древесные стебли без шипов.

— Как здесь покойно, Киннний. И как глубоко радует этот покой.

Киннний Морка не смог найти подходящих слов — и потому промолчал. Регент продолжил:

— Мы привыкли, что единственная опасность исходит от других рас, от неожиданных встреч. Теперь я вижу, что, если мы не будем очень осторожны, наша собственная история вполне может отхватить кусок наших интимных мест. Времена меняются. Дурные знамения...

— Знамения! — Киннний Морка откровенно сплюнул. — Это все кундалианская болтовня. Я не верю в знамения. Я верю в войну, в статистику. С тех пор, как вы наследовали своему отцу, активность Сопротивления в Аксис Тэре упала на восемьдесят процентов.

Элевсин Ашера улыбнулся.

— Подобно вашей угрозе применить силу, Киннний, знамения существуют. Джийан показывала мне. И эти знамения говорят о великих переменах.

Киннний Морка хмыкнул. Спокойствие регента казалось строй-генералу почти зловещим. Неожиданно он ощутил, как его переполняют чувства.

— Простите ворчание старого кхагггуна, регент. Я не хотел обидеть...

— Я не обижаюсь, друг мой. Но боюсь, что если мы не будем крайне бдительны, то обречены на повторение самых тяжких ошибок.

Снова неуютное молчание.

— Я упомянул о знамениях, ибо хочу, чтобы вы были настороже...

Внезапно Элевсин умолк, напрягшись всем телом. Окумммон зажужжал каким-то неописуемым звуком: песня/не-песня, которая плескалась на самой грани слышимости, вроде океана у основания дамбы. Стало неестественно тихо и неестественно жарко. Капля пота расцвела, как ночной цветок, на черепе Киннния Морки, стекла по глубокой складке.

Элевсин резко повернулся.

— Киннний, вам придется простить меня.

— Н'Лууура, это же Призывание! — Киннний Морка плеснул в себя остатки мутного раккиса и поставил бокал на балюстраду. По саду разнесся звон. — Я сам провожу вас в Храм Мнемоники, регент.

Элевсин отрывисто, почти рассеянно кивнул.

Двое мужчин молча вернулись в приемную, прошли мимо стоящих на часах хааар-кэутов, мимо служанок и слуг, мимо служащих аппарата регента. В знак уважения все наклоняли головы налево. Тени бежали по коридорам, по большим и маленьким комнатам, по островкам солнечного света, по клочкам побледневших теней на белом мраморе и наконец через высокие великолепные ворота из зеленого, как море, шанаита и золотистого жадеита.

Киннний Морка с облегчением покинул построенный инопланетянами дворец, где ему всегда бывало не по себе. Он ни за что не признался бы в этом, но тишина, которую регент называл покоем, давила ему на плечи. Словно чьи-то глаза оценивали его движения, решали его судьбу на каком-то невидимом суде по какому-то непостижимому для него закону.

Они сели в одноместные катера на воздушной подушке и понеслись по городу на высоте двадцати трех метров.

Когда в'орнны захватили Аксис Тэр, гэргоны расположились в комплексе зданий, где прежде находился монастырь Слушающей Кости, главное религиозное святилище рамахан. Это стало страшным и жестоким потрясением для кундалиан — потрясением, которое, по мнению Элевсина, было рассчитано по крайней мере до последней десятичной дроби. Гэргоны были мастерами по унижению и причинению боли — и физической, и психологической.

— Не знаю, как вам удается... — произнес Киннний Морка, когда они приземлились перед Храмом. — Если бы меня Призвали к гэргонам, мои интимные места тряслись бы, как у старого в'орнна.

Регент улыбнулся:

— И это говорит доблестный кхагггун, сражавшийся в Первой Волне на Аргггеде-3, убивший девятнадцать краэлов в битве на Йесссии, двадцать четыре звездных цикла защищавший анклав гэргонов на Фаресее Главном и, по слухам, встречавшийся лицом к лицу с центофеннни?

— Это инстинкт, регент. Каждый раз, когда я слышу гэргонов, у меня кровь стынет в жилах.

— Я всегда говорил, что у вас превосходные инстинкты, Киннний.

С этими словами регент Элевсин гордо вошел в сводчатый портал бывшего монастыря Слушающей Кости.

В'орннский Храм Мнемоники стоял в Западном квартале на вершине единственного в городе холма. До появления в'орннов в этом районе жили влиятельные кундалианские семьи. К своему удивлению, в'орнны обнаружили, что дома здесь не больше домов в других частях города. Эта совершенная симметрия противоречила в'орннским представлениям об иерархии и общественном положении. После того как кундалиан перебили или выселили, туда въехали самые богатые баскиры, перестроив и отремонтировав дома в соответствии со своим положением в в'орннском обществе.

Серьезные изменения в восхитительной инопланетной планировке города не нравились Элевсину, ибо он видел кундалиан в совершенно ином свете, чем прочие в'орнны. Но в конце концов, он, кажется, в слишком уж многих отношениях не подходит к довольно жесткому в'орннскому стандарту. Удивительно, что гэргоны выбрали регентом именно его. Стогггул был бы очевидным, предсказуемым выбором. С другой стороны, напомнил себе Элевсин, гэргоны редко поступают предсказуемо. Не то чтобы он, Элевсин Ашера, не годился в регенты. В сущности, как раз наоборот. Но то, что гэргоны терпели — иногда даже поощряли — его идущие вразрез с традициями идеи, было загадкой, разрешить которую он даже не надеялся.

Элевсин прошел в ворота и сразу оказался внутри Портала, погрузившись в туманный сумрак, светящийся, как морская раковина. Он бывал здесь достаточно часто и знал, что делать. Впрочем, в глубине души что-то по-прежнему дрожало, хотелось с пронзительным криком бежать назад, к вечернему солнцу, где терпеливо ждал Киннний Морка.

Элевсин заставил себя идти, не глядя по сторонам. Послышался громкий стон — так стонет ветер, когда буря усиливается. Элевсин шел вперед — не только потому, что того требовал долг регента, но и потому, что знал: это часть испытания. Каждый раз портал выглядел и ощущался по-новому. Каждый раз во время Призывания его поджидали новые ужасы. “Гэргонам нравится наблюдать за тобой, — сказал он себе. — Гэргоны перегоняют твой страх, заваривают его, как вино нумааадис. Возможно, это какая-то извращенная игра, возможно, они хотят лишний раз показать мне свое превосходство, чтобы я никогда не забывал свое место, никогда не переступал установленных ими границ”.

Темно. Сильно кружится голова. Элевсин смертельно боялся высоты. В четыре года он упал с подоконника, пока мать занималась рисованием. Отец разъярился тогда настолько, что выгнал ее из всех хингатт на планете. Элевсин больше никогда ее не видел; ребенка воспитала любовница отца, тускуптун, которая держала его в строгости и никогда не позволяла забираться на подоконник.

Взвыл ветер, и регент сделал ошибку: посмотрел под ноги. Пол был далеко внизу. Элевсина пробил холодный пот. “Это только сон, только видение из твоего собственного кошмара”. Сердце колотилось в груди, хотелось сплюнуть, пульс бился неровно. Он замер, три раза глубоко вздохнул. Желание повернуться и бежать давило буквально физически. “Я — это я. Я на Кундале, в Западном районе Аксис Тэра, в Портале Храма Мнемоники. Пусть гэргоны управляют моими чувствами, но они не управляют разумом”.

Элевсин вытер влажные ладони о брюки и пошел дальше. Разум громко протестовал, уверенный, что падение неминуемо. Регент шел напряженно, осторожно, не отклоняясь ни влево, ни вправо. И с каждым шагом страх уменьшался. Он не упал. Благодарение Энлилю, он не упал!

Высоко в небе появились звезды и холодная голубая луна размером с пятнистое солнце Кундалы. Элевсин, бредущий по дюнам кварцевого песка, узнал эту луну. Это была луна ночного неба Корпиона-2. Впереди виднелись огромные покосившиеся врата подземного мира.

“Войди, — прозвучал приказ. Голос, казалось, раздайся прямо в голове, хотя Элевсин знал, что на самом деле голос исходит из окумммона. — Время Призывания близко”.

Если это действительно Корпион-2, Элевсин знал, что его ждет. На левом плече у него багровел глубокий шрам. В подземном мире обитало тринадцать видов хищников — по крайней мере столько в'орнны занесли в каталог, — и каждый из этих видов был смертоноснее предыдущего. Добыть шип-камень было настоящим подвигом, и он заплатил за это. Восьминогий ящер-бритвозуб отхватил фунт плоти, несмотря на боевые доспехи.

Покосившийся Портал закрыл звезды, потом луну. Памятная вонь атаковала ноздри, желудки сжались в тяжелые комки. Дурное это место — подземный мир.

— Почему в'орнны пришли сюда, регент?

Элевсин остановился, вгляделся. Тусклый свет был красноватым из-за мелкой, удушающей пыли пещер.

— К чему вы стремились?

Перед ним неясно вырисовывалась какая-то фигура.

— Вы не смогли победить обитателей подземного мира, а шип-камень для вас бесполезен.

Дурно пахнущий бритвозуб стоял, прислонившись к скале, и посматривал на регента, скаля треугольные зубы, специально предназначенные, чтобы отрывать плоть от костей.

— И однако вы пришли. Почему, Ашера Элевсин? Элевсин понял, что перед ним не бритвозуб с Корпиона-2. И вообще не хищник. Только гэргоны использовали древнюю форму обращения, ставя фамилию перед именем.

— Потому что должны, — ответил он.

Ящер повторил этот ответ, растягивая каждое слово, словно смакуя.

— Да. Очень хорошо. Думаю, ты прав. — И через мгновение бритвозуб растаял, как дым. Перед Элевсином стоял гэргон.

— Призванный, я пришел к вам, дабы слышать и служить, — произнес Элевсин ритуальное приветствие.

Вместо того чтобы завершить ритуал, гэргон шагнул к нему.

— Ты знаешь меня, регент?

Элевсин всмотрелся сквозь искусственно созданную дымку.

— По-моему, вы — Нит Сахор. Я представал перед вами на прошлом Призывании.

— Верно.

— Еще ни разу один и тот же гэргон не Призывал меня дважды.

— Ты уверен, регент? Ты же знаешь, мы способны изменять облик.

Элевсин облизнул губы.

— Я что-то слышал об этом.

Неподвижность Нита Сахора пугала. Он был, пожалуй, на добрый метр выше Элевсина и закутан в какое-то черное пальто с кисточками. Сапфировые зрачки сверкали, как звезды; гэргон не поворачивал головы, но при этом, казалось, не отрывал глаз от собеседника. А его голова! От затылка до основания массивной шеи в кожу была вживлена видимая сетка терциевых и германиевых цепей. Никто не знал, рождались ли гэргоны такими, или же это результат какой-то жуткой операции.

— Скажи-ка, регент, ты служишь гэргонам?

— Да, Нит Сахор. Я во всем служу их желаниям и нуждам.

— Да уж.

— Вы мне не верите?

— Не верю, регент. Ты уложил в свою постель кундалианку. Ты позволяешь ей поклоняться их Богине, делать какие-то зелья и припарки, шептаться с тобой, когда спускается тьма и официальные государственные дела заканчиваются. — Лицо Нита Сахора было непроницаемо. — Вдобавок ты тайно сговариваешься со свор-командиром Реккком Хачиларом предупреждать кундалианское Сопротивление о наших охотничьих вылазках. — Он скрестил массивные руки на равно массивной груди. — Ты отрицаешь все это, регент?

— Кто обвиняет меня? Прим-агент Стогггул?

— Отвечай на вопрос, регент!

Нит Сахор не повысил голос, не шевельнул ни единым мускулом. Однако Элевсин подскочил, получив укус перевозбужденных электронов, поступивший через окумммон на нервы руки.

— Я ничего не отрицаю, — сказал он спокойно. Еще одно испытание... наверное. — Все это правда.

— И в этих вопросах ты видишь волю гэргонов?

— Вы никогда не запрещали мне связь с Джийан. Или дружбу с Реккком Хачиларом и Хадиннном СаТррэном.

— И снова предлагаю тебе ответить на мой вопрос. Элевсин напомнил себе не смотреть на окумммон. Он чувствовал, как напряглись мускулы, и ему хотелось расслабиться.

— Мне приятно быть с ней. Ей тоже приятно, и, таким образом, мне приятно вдвойне.

— А свор-командир?

— Все Товарищество знает?

— Тебя бы здесь не было; ты не был бы регентом, если бы это было так.

Элевсин перевел дыхание.

— Реккк Хачилар, Хадиннн СаТррэн и я — единомышленники в том, что касается кундалиан.

— Значит, утверждая, что во всем служишь нашим желаниям и нуждам, ты лжешь.

— Только если вы так считаете, Нит Сахор.

Наступило молчание. Искусственный ветер завывал в пещерах, искусственные движения искусственных хищников эхом отдавались от искусственных каменных стен. Нит Сахор поднял руки, и подземный мир Корпиона-2 исчез.

— Не считаю, регент. Вот почему ты Призван ко мне. Они были в Храме Мнемоники. За изящным тройным сводчатым окном сгущались сумерки, доносились знакомые запахи Кундалы. Судя по всему, раньше здесь было святилище, ибо на каждой секции стены красовалось изображение одного из Пяти Священных Драконов кундалианской культуры. Знаменательно, что Нит Сахор не закрыл их в'орннскими скульптурами. Также знаменательно, что гэргоны сохранили всю старую кундалианскую мебель. О в'орннах напоминала лишь белая овальная клетка, в которой сидел прекрасный многоцветный тэй. Когда регент пошевелился, птица перестала чистить клювом перья и уставилась на него золотым глазом.

— Хорошо вернуться на Кундалу, — сказал Элевсин.

— Любопытно, — сказал Нит Сахор. — Я думал о том же. — Гэргон поднял руку, окутанную странной металлической сеткой, о которой ходило много страшных слухов. Элевсин старался не смотреть на него. — Вольно, регент. Ты мой гость.

Элевсин не знал, чему удивляться больше: наличию кундалианской мебели или словам Нита Сахора.

— Простите мою растерянность. Я еще никогда не бывал гостем гэргонов.

— Возможно, просто потому, что мы никогда прежде не говорили с тобой.

Элевсин поднял голову.

— Это шутка?

— Разве гэргоны шутят?

— Понятия не имею, — признался Элевсин. Элевсин смотрел на гэргона, и у него сложилось четкое ощущение, что это Призывание будет необычным. Прежде он просто докладывал о текущих делах, его засыпали резкими, трудными вопросами, отдавали приказы, подлежащие выполнению, и быстро отпускали. Шутить с гэргоном было для него определенно ново.

Словно для закрепления этого хода мыслей Нит Сахор произнес:

— Регент, я хочу, чтобы ты сказал мне о желании.

— Желании?

— Именно.

Элевсин изо всех сил старался уследить за странными поворотами этого Призывания.

— Едва ли я подхожу, чтобы говорить гэргону...

— О, вполне подходишь, регент. В высшей степени подходишь. — Нит Сахор дотронулся пальцем до широкого металлического браслета на правом запястье. — Но, возможно, ты подозреваешь меня в неискренности. — Он поднял окутанную кольчугой руку, предвосхищая ответ Элевсина. — Ты знал, регент, что гэргоны — ни мужчины, ни женщины?

— Ни... — Элевсину показалось, что его рот набит кремнием.

— Мы — и то, и другое.

— Я... я не знал, Нит Сахор.

— Разумеется, не знал. Эту тайну мы храним. По существу, желание... чуждо нам всем... по крайней мере почти всем. Иногда — очень редко — случаются неожиданные и необъяснимые генетические мутации. — Нит Сахор явно ожидал откровенности за откровенность. Он задумал простой обмен — любой баскир должен был клюнуть на это.

Элевсин отчаянно пытался понять, говорит ли гэргон правду, или просто хитрит, чтобы заставить регента потерять бдительность. У Нита Сахора много возможностей получить нужную информацию. И выбрал он, несомненно, самую поразительную. Зачем бы гэргону признаваться в столь интимных вещах? Почему гэргон с такой готовностью выдает секрет? Именно секреты создавали вокруг гэргонов ореол таинственности, давали власть над другими кастами — Великими и Малыми одинаково. Неужели Нит Сахор настолько доверяет ему? Как узнать?

— Видимо, под желанием вы имели в виду мое отношение к Джийан.

— В известном смысле. Я имел в виду — к кундалианам. Острый разум Элевсина отметил, что гэргон не произнес слова “женщина”. Наконец-то зацепка. Он выбрал прекрасное кундалианское кресло из аммонового дерева и сел.

— Тебе удобно? — Нит Сахор сел в такое же кресло.

— Вполне.

— Мне тоже.

Ну вот, наконец, понял Элевсин. Причина этого Призывания. Почему-то гэргону нужен откровенный разговор о кундалианах.

— Иногда, — сказал он, — мне хочется вырваться из Аксис Тэра.

— Почему?

Элевсин пристально глянул во внушающее ужас загадочное лицо и сказал себе: “В Н'Луууру все это”.

— Слишком много в'орннов. Честно признаться, меня тянет в Дьенн Марр, хочется походить среди кундалиан, узнать их жизнь.

— Их тайны, — сказал Нит Сахор. — Мы, гэргоны, торгуем секретами.

— Разве не потому мы скитаемся по межзвездному пространству вместо того, чтобы найти новый дом, не потому преследуем другие расы — чтобы вы могли впитать их тайны в надежде, что в один прекрасный день вам откроется секрет жизни?

— Твоя горечь похожа на сетчатую рубашку на лооорм, регент. — Нит Сахор подался вперед, упер локти на коленях, переплел пальцы. — Жизнь и смерть — вечные близнецы. Мы связаны с ними. И ты знаешь это, не так ли?

Элевсин с трудом отвел взгляд от ужасающих звездно-сапфировых глаз.

— Да, — с трудом выдавил он.

— Тогда ты знаешь, как важны наши поиски для свободы, чтобы найти путь из лабиринта, какой представляет известная нам вселенная. Понимаешь, регент, мы, гэргоны, чувствуем, что вселенная — это не все. Она мала для нас. Мы стремимся вырваться за пределы... мы еще не знаем, за пределы чего. Но барьеры, удерживающие нас здесь, в известном Космосе, должны пасть. Ты понимаешь нашу боль — ведь мы в заточении?

Элевсин снова овладел собой и посмотрел на гэргона.

— Кажется, да, Нит Сахор.

— Тогда расскажи мне то, что мне надо знать.

— Я не... не уверен, что у меня есть ответы для тебя. По крайней мере имеющие смысл.

— Пожалуйста, предоставь решать мне. Говори о том, что у тебя на душе.

— Ладно. — Элевсин сел прямо. Ему казалось, что он стоит на краю пропасти, и он старался не поддаваться панике. — У меня появилось особенное чувство к кундалианам. Несомненно, отчасти это результат связи с Джийан, но, как вы сами заметили, дело не только в этом. Шестнадцать лет назад я привез ее как трофей с кхагггунской охоты у подножия Дьенн Марра. Тогда она ничего не значила для меня, однако довольно быстро все изменилось.

— Как изменилось?

— Я... не знаю.

— Знаешь, регент, знаешь. Подумай.

— Ну, я... по-моему, случилось так, что я перестал думать о ней как о побежденном враге.

— И как именно это произошло?

Элевсин задумался.

— Я помню. Прошел почти звездный год с тех пор, как я привез Джийан в Аксис Тэр. Я проснулся среди ночи и пошел утолить жажду. И увидел ее в коридоре. Она стояла у открытого окна. Смотрела на Дьенн Марр. Помнится, была ночь полных лун; снег и лед на горных пиках сияли голубизной, как луна Корпиона-2. Она плакала, по щекам текли слезы, и я подумал: “Она тоскует по дому, совсем как мы”. И с того мгновения — пусть побежденная, пусть инопланетянка — между нами не стало разногласий.

— Но разногласия есть.

— Да, Нит Сахор.

— В сущности, разногласий много.

— Верно.

Гэргон шевельнул руками, на металлической сетке блеснул свет.

— По-моему, нам было бы весьма полезно ознакомиться с их разногласиями.

Элевсин напрягся.

— Она доверяет мне, Нит Сахор.

— А я доверяю тебе, Элевсин. Вот почему тебя сделали регентом.

— Вы сделали меня регентом?

— Твоего отца. Другие хотели назначить отца Веннна Стогггула.

Элевсин на мгновение задумался.

— Я не предам ее.

— Мы — твои хозяева, регент. По-твоему, разумно говорить так с гэргоном?

— Я говорю с вами, Нит Сахор.

— Я — гэргон.

— Я говорю с вами, — повторил Элевсин. Гэргон кивнул, и на сетке в черепе заиграл свет.

— Твое восприятие отмечено особенным интересом.

— По-моему, Нит Сахор, мы еще очень многого не знаем о кундалианах — и никогда не узнаем при нынешнем положении дел. Основание За Хара-ата — первый шаг в преобразовании, которое я предвижу.

— Не будь самонадеян, регент. Не тебе предвидеть преобразования.

— Вы не понимаете, Нит Сахор. Идея города пришла ко мне во сне; в удивительно ярком сне я увидел, где именно должен вырасти За Хара-ат: в центре Коррушской равнины. Позднее я путешествовал по Коррушу в обществе Хадиннна СаТррэна, который ведет дела с коррушскими племенами, и, к огромному моему удивлению, мы нашли в центре равнины захудалую деревушку. Кундалиане считают это поселение очень древним; когда мы начали копать, то обнаружили фундаменты, которым, по словам местных жителей, уже много веков.

— Слово “За Хара-ат” происходит из кундалианского Древнего наречия. Оно означает “Земля Пяти Встреч”.

— Верно. Мне кажется, За Хара-ат и был здесь. Мне кажется, это место должно быть священным.

— Наша почти исчезнувшая религия говорит о Граде Миллиона Самоцветов. Возможно, твоя мать втайне поклонялась Энлилю, богу мертвых. Возможно, когда ты был маленьким, она рассказывала тебе об этом городе; возможно, отсюда и твой сон. В любом случае гэргоны определили в'орннский путь, регент. Не забывай об этом.

— Или, может быть, За Хара-ат и Град Миллиона Самоцветов как-то связаны.

— Это потребовало бы духовного усилия, на какое способны очень немногие в'орнны. — На кончике пальца Нита Сахора вспыхнул зеленый огонек. — Но ты смог бы, не так ли, регент?

— Да. Смог бы. — Сердца Элевсина тяжело бились в груди. Остался ли след гнева в глазах гэргона? “Так трудно понять”, — подумал Элевсин. Борясь с головной болью, он потер глаза. — Мы задержались на Кундале дольше, чем на других планетах за последнее время. Почему так?

— Это дело гэргонов.

— И мое, Нит Сахор. Увеличение страданий кундалиан стало невыносимой мукой. Это мощный стимул к действию.

— Ах, регент, тебе следовало бы знать, что такие стимулы опасны. А нетерпение склонно нарушать хрупкое Равновесие.

Элевсин взглянул прямо в звездно-сапфировые глаза.

— Такова моя цель, Нит Сахор. Это очень хрупкое Равновесие необходимо нарушить. Ради блага и в'орннов, и кундалиан.

— Дурак, Равновесие — это все! — загремел Нит Сахор, поднявшись во весь рост. — Без Равновесия ничего не работает: ионы вспыхивают, нейтроны умирают, электроны сходят с ума, сама материя вселенной под угрозой!

Старый ярко-лиловый тэй завопил. Окутанная кольчугой правая рука Нита Сахора сжалась в кулак, полыхнула корона оранжевого огня. Через мгновение что-то холодное и невидимое ударило Элевсина в грудь. Его отшвырнуло назад, закрутило, понесло и больно приложило о дальнюю стену. Птица порхала по клетке, явно взволнованная.

— О, неужели я действительно занимаюсь глупостями? — Гэргон тряхнул окутанным кольчугой кулаком. — Неужели остальные правы? Неужели ты так опасен, как они считают? Неужели мое же высокомерие погубит меня?

Элевсин постепенно приходил в себя. Осторожно массируя грудь, поднял перевернутое Нитом Сахором кресло и, набравшись храбрости, сказал:

— Было бы ошибкой истребить кундалиан, как мы уничтожили столько других рас... или оставить их здесь, истощив все природные ресурсы. — Взгляд жутких звездно-сапфировых глаз впился в него, тяжелый, как грозовое небо, потом скользнул прочь, словно от чего-то незначительного. — Пора покончить с системой, которую мы установили для себя и так называемых рабских рас. Строительство За Хара-ат будет испытанием новой, лучшей системы.

— Не говори мне о За Хара-ата, — рявкнул Нит Сахор. — В Товариществе нет единодушия насчет твоего эксперимента. И верь мне, когда я говорю, что споры идут шумные.

— Товарищество еще не понимает кундалиан. Если бы они смогли увидеть, как в'орннские и кундалианские архитекторы работают вместе над планом города.

— В этом-то и проблема. Им отвратительна идея обращаться с существами низшей расы, словно с равными.

— Но, Нит Сахор, кундалиане... Гэргон поднял руку, требуя тишины.

— В одном ты прав, регент. За Хара-ат уже стал символом для кундалиан, и в этом-то вся трудность.

Нит Сахор подошел к окну и долго смотрел в него. Тишина ощутимо давила на плечи. Элевсин очень боялся Нита Сахора, однако, к собственному удивлению, еще больше его пугало близкое будущее. Если гэргоны перестанут поддерживать За Хара-ат, прим-агент Стогггул и его клика погубят все его достижения. А Элевсин интуитивно чувствовал, что все, что он делает на Кундале, правильно.

Элевсин подавил страх.

— Нит Сахор, послушайте меня. Я понимаю, как глубоко укоренена наша ксенофобия...

— Ты прав, регент. Даже гэргоны подвержены высокомерию, — сказал Нит Сахор. — Высокомерие не дает нам увидеть истину, не так ли?

— Мне кажется, да, особенно в этом случае, ибо, помимо прочего, есть одна-единственная непреодолимая причина, почему мы должны позволить За Хара-ату существовать.

Он ждал, уставившись на спину гэргона, но ответом было молчание. Значит ли это, что можно продолжать? Элевсин глубоко вздохнул, четко сознавая, что судьба За Хара-ата и всех, вовлеченных в планирование и строительство, висит на волоске. Он подошел к участку стены, украшенному зеленым, как море, драконом, поднимающим стилизованную волну.

— Это Сеелин, Священный Дракон Преобразования. Кундалиане твердо верят, что общество не развивается медленно, а скорее прыгает вперед в короткие, яростные периоды преобразования.

— Хаос, — выдохнул Нит Сахор. Сердце Элевсина подпрыгнуло.

— Да, Хаос, только в кундалианском языке нет слова “хаос”. — Он едва мог дышать. — Разве эта их вера, по существу, не к'эоннно?

— Теперь ты осмелишься извергать на меня фундаментальную гэргоновскую Теорию Хаоса и Порядка?

— Я просто указываю, что в кундалианах может таиться больше, чем мы считаем или сейчас готовы признать.

Снова долгое молчание. Хотя все тело болело, Элевсин не смел пошевелиться. Он пытался угадать ответ гэргона по тому, как тот держится, но дело было безнадежное, и Элевсин начал мысленно оплакивать За Хара-ат, судьба которого явно ускользала из рук. “Неужели я сделал ошибку? — спросил он себя. — Что еще я мог бы предпринять?” Устав от неразрешимых загадок, он повернулся и стал смотреть на Пять Священных Драконов Миины, сила и суровый вид которых, как ни странно, всегда успокаивали его.

Наконец Нит Сахор пошевелился.

— Ты прав еще в одном, регент. Мы провели здесь сто один год, а гэргоны так и не разгадали ни тайну планеты, ни тайну кундалиан.

Надежда всколыхнулась в Элевсине. Произошел какой-то перелом, он очнулся от паралича и рискнул встать прямо за спиной Нита Сахора. Из окна открывался прекрасный вид на город и зубчатые пики Дьенн Марра на севере.

— Все, что у нас есть, это новые тайны, — продолжал Нит Сахор. — Эта планета — полная загадка для нас. На каких принципах основано кундалианское колдовство? Что находится за вероломным Дьенн Марром? На этот вопрос не могут ответить даже гэргоны. Вся наша превосходящая наука, наше изощренное телеметрическое оборудование ничего не значат здесь. Беспрестанные снежные и ледяные бури делают район в триста тысяч квадратных километров недоступным. За прошедшие годы мы послали на Неведомые Земли дюжину опытных кхагггунских команд. Как ты знаешь, никто не вернулся. Что случилось с ними? Что убило их: страшный климат, неизвестные звери, Сопротивление? Мы понятия не имеем.

Теперь о кундалианах. Кто они? Откуда пришли? Куда идут? Даже природа варваров-саракконов — загадка для нас. Есть фундаментальные вопросы жизни — те, ответы на которые мы, гэргоны, разыскиваем по всей вселенной. Без этих ответов мы слабее.

Раздражение Нита Сахора явно было связано с Элевсином. Возможно, поэтому гэргон и ударил его так. Элевсин снова невольно потер грудь.

— Я убежден, что ответ на все наши вопросы о Кундале и ее народе заключены в Жемчужине.

— Жемчужина — если она вообще существовала — была навеки потеряна в тот день, когда мы вторглись на Кундалу, — осторожно сказал Элевсин.

На лице Нита Сахора появилась загадочная улыбка.

— О, она существует, регент. Думаю, ты знаешь это не хуже меня. А если она была потеряна, ее можно найти. Мы всегда ищем новый путь для наших поисков.

Гэргон вдруг обернулся, и его тяжелый взгляд навалился на регента, как камень. У Элевсина засосало в подложечных ямках желудков.

— Чтобы найти Жемчужину, мы должны сначала открыть дверь Сокровищницы в пещерах под дворцом регента. Скажи-ка, Элевсин, ты слышал о Кольце Пяти Драконов?

— Нет.

— Тогда, возможно, мне следовало бы поговорить с Джийан.

Элевсин похолодел от страха.

— Она ничего не знает.

— Она рамахана. Она колдунья. Она пропитана знаниями об их богине Миине. Она должна знать о Кольце.

— Как, вероятно, знали десять тысяч других рамахан, на которых вы устраивали облавы последнее столетие.

— Они ничего не сказали нам. Они ничего не знали.

— Ну так приведите ее сюда, — сказал Элевсин. Во рту пересохло от страха. — Выпытайте у нее информацию.

— Ах-ах-ах, а мне-то казалось, что ты и я выше таких упреков.

Элевсин провел рукой по глазам.

— Иногда я чувствую себя стариком. Я познал слишком много жестокости, Нит Сахор. Сейчас я вижу только заговоры, тайные программы, козыри, выложенные на стол и спрятанные. Боюсь, что я — часть плана, в котором не хочу больше участвовать.

Неожиданно гэргон шевельнулся.

— Регент, дай мне руку. Элевсин замер.

— Говорят, будто прикосновение гэргона убивает. Нит Сахор протянул окутанный кольчугой кулак.

— И ты веришь в это, регент?

— Я... не знаю, — признался Элевсин.

— Эту легенду распространил я сам, — сказал Нит Сахор. — Забавная, правда?

Элевсин заглянул в глаза Нита Сахора.

— А еще говорят, будто гэргоны владеют гипнозом. Еще одна распространенная вами легенда?

— Нет. Это в общем-то правда.

Элевсин почувствовал, как еще одна волна страха пробежала по позвоночнику.

— Понимаешь, регент, это испытание... испытание твоей способности — или, может быть, желания — доверять. Я хочу иметь Кольцо Пяти Драконов, и ты должен верить, что я использую его разумно.

Элевсин облизнул губы. Во рту было сухо, как в Большом Воорге, и однако он взмок от пота.

— Нам, в'орннам, доверие дается нелегко, верно? Удивительные глаза Нита Сахора притягивали его.

— Но ты, регент, во многих отношениях не соответствуешь Модальности.

— Возможно, это испытание для нас обоих. Нит Сахор засмеялся — отвратительный звук.

— Гэргоны выше испытаний, регент.

— Вот тут вы ошибаетесь, Нит Сахор. Вы напали на меня в гневе. Это со временем я мог бы простить. Но вы угрожали человеку, которого я люблю больше всего на свете. Когда вы просите меня о доверии, вы просите невозможного.

— Я бы не причинил вреда Джийан. Я хотел напугать тебя. Возможно, я плохо рассчитал.

Извинения от гэргона? Теперь Элевсин услышал все. Что, кроме страха, размышлял он, заставило бы Нита Сахора действовать столь необычным образом? Какая-то ужасная необходимость, которой он еще не мог увидеть, однако ощущал повсюду, как промозглую тюремную камеру.

Любопытство пересилило обиду. Помедлив мгновение, он положил руку на кулак Нита Сахора. Ничего. Огненный шар не ударил его; волна перевозбужденных ионов не атаковала его нейроны; он не обратился в камень. Все было как раньше. Нет, не совсем. Страшный кулак медленно разжался, как открывается солнечному свету цветок, и ладонь гэргона прижалась к ладони регента. Пожатие затвердело, и Элевсин почувствовал, как его притягивает к гэргону.

— Регент, есть задание, выполнения которого я требую от тебя, — очень тихо сказал Нит Сахор. — Крайне важное задание.

Горло Элевсина сжалось. “Вот теперь молот опустится”, — подумал он.

— Только Жемчужина может дать ответы, необходимые гэргонам. А чтобы обладать Жемчужиной, мне сначала надо получить Кольцо Пяти Драконов. Ты должен найти его для меня.

Элевсин покачал головой.

— Жемчужина — самый священный предмет кундалиан, дар Великой Богини Миины. Если она существует, если она найдется — она принадлежит им.

— Я должен иметь Кольцо и Жемчужину! Я настоятельно рекомендую тебе пересмотреть свой ответ.

Элевсин похолодел.

— Я не предам кундалиан.

— Ты — в'орнн, регент, — гневно сказал Нит Сахор. — Мне незачем напоминать тебе об этом.

— Я не предам Джийан.

— Это твой окончательный ответ?

— Это мой единственный ответ.

Элевсин задохнулся, когда страшный гэргон притянул его вплотную. От Нита Сахора пахло гвоздичным маслом и жженым мускусом. Он прижался губами к уху Элевсина и яростно прошептал:

— Ты показал мне, что для тебя ценнее всего. Ты принял решение. Вот только какое: благородное или безрассудное?

Элевсин почувствовал, что дрожит. Он молча замер перед гэргоном, словно на суде. А через несколько мгновений уже стоял перед парадным входом в Храм Мнемоники. Слова Нита Сахора по-прежнему отдавались в мозгу. Он поднял взгляд на головокружительные башенки и парапеты Храма. Было ли сказанное гэргоном правдой? Или это умная ложь, цель которой — обмануть подозрения регента? С чего бы гэргону доверять секреты в'орнну из другой касты? Не с чего. Возможно, его все-таки загипнотизировали. “Это испытание... испытание твоей способности — или, может быть, желания — доверять”. Что это за игра и как в нее играть?

— Регент?

Элевсин оглянулся и увидел озабоченное лицо Киннния Морки.

— Регент, что-то неладно? Как прошло Призывание? Ты показал мне, что для тебя ценнее всего.

—Рутина, Киннний, — ответил он, залезая в катер. — Даже не представляю, почему меня Призывали.

Киннний Морка фыркнул.

— Типично. — Он запустил свою машину. — Помните поговорку о логике гэргонов? Нужны три жизни, чтобы понять, что ее нет!