"Плавучий город" - читать интересную книгу автора (Ластбадер Эрик ван)

Токио — Сайгон — Вашингтон

Девушка с кожей цвета миндаля подняла темные глаза на Акиру Тёсу, с которым ее связывали тайные узы. Она была распростерта на черном лакированном столе, и ее длинные волосы — блестящие и тоже будто лакированные — разметались веером по маленьким грудям, плоскому животу и твердым бедрам. Воздух в интимном ночном клубе, который Акира частенько посещал, был густо насыщен табачным дымом и мускусным запахом секса. Обнаженная девушка, тело которой было украшено полосками цвета индиго, спокойно наблюдала за ним.

В ее рот было вставлено небольшое резиновое устройство, по форме напоминавшее мужской член. В этом и заключалось представление для посетителей клуба: в то время как цветные лучи скользили по ее телу, подкрашенные губы девушки исполняли свой собственный таинственный танец. В комнате стояла такая тишина, что Тёса мог слышать прерывистое дыхание небольшой группы мужчин, которые пришли в этот клуб после дорогостоящих деловых ужинов с обильной выпивкой, чтобы предаться наслаждению и забыть хотя бы на несколько часов огромное напряжение своей повседневной работы.

Из всех тайн, которыми владел Тёса, более всего он дорожил тайной Николаса Линнера. По правде говоря, Линнер был главной фигурой, вокруг которой сосредоточились многие важные события.

Девушка то сжимала, то раскрывала свои губки, обхватывая резиновое устройство. Ее глаза медленно закрывались, будто в экстазе, а крошечный розовый язычок так и обвивался вокруг головки члена, лаская ее.

Тёса отвел глаза от девушки и снова вернулся мыслями к Николасу и ко всему тому, что с ним было связано. Отец Николаса, полковник Дэнис Линнер, образовал некий союз с Микио Оками в первые годы американской оккупации Японии. На первый взгляд, в этом не было ничего особенного. В те дни американские военные обычно прибегали к помощи якудзы для подавления восстаний рабочих, которые организовывали коммунисты. Эти восстания были настоящим бедствием крупных городов. Лучше, думали американцы, если головы протестующих японских рабочих будут разбивать сами же граждане Японии, а не члены личного состава американской армии. Якудза, которая не меньше американцев боялась коммунистов, тоже была счастлива оказать помощь своим заокеанским партнерам.

Но между полковником Линнером и Микио Оками существовали не просто деловые отношения, связь между ними была гораздо глубже — они были близкими друзьями. Однако разведывательные данные, собранные Тёсой, на этом и ограничивались. По-прежнему оставалось загадкой, что именно эти двое планировали предпринять. Тёса, единственный среди оябунов якудзы, кое о чем догадывался. Он, например, понимал, что двигало Томоо Кодзо, когда в первый день Нового года он попытался убить Николаса.

Многие считали, что Кодзо, который в то время был оябуном клана Ямаути, страшно боялся, как бы Линнер не узнал, что именно он приказал следить за женой Николаса и что именно эта слежка привела к автокатастрофе, в которой погибли женщина и ее любовник.

Но Тёса лгал, когда говорил, что Кодзо намеренно следил за Жюстиной Линнер и жаждал ее смерти так же, как жаждал смерти Николаса. Тёса объяснял ненависть Кодзо тем, что якобы полковник Линнер и Микио Оками в 1947 году убили его отца Катсуодо. Сделали они это потому, что Катсуодо выступал против политики американцев, проводником которой являлся Оками. Катсуодо презирал все западное; он так и не смог пережить унижение, выпавшее на долю Японии, когда она была разгромлена в тихоокеанской войне. Поэтому Катсуодо с Оками постоянно ссорились. Враждовали между собой и все оябуны якудзы, хотя прекрасно сознавали, что эта междоусобица ни к чему хорошему не приведет.

Через две недели после того как Катсуодо открыто заявил, что намерен объявить войну Оками, его тело было обнаружено плывущим по течению реки Сумида. На теле не было обнаружено никаких признаков насилия, но были люди, которые намекали на то, что старый Кодзо не умел плавать. Таким образом появилась версия, что юный Томоо, узнав о якобы насильственной смерти своего отца, поклялся посвятить жизнь тому, чтобы найти виновников его гибели. Подозрения пали на Оками и полковника Линнера, и Томоо начал расследование. Однако Тёсе так и не удалось выяснить, собрал ли Кодзо достаточно доказательств их вины или его расследование зашло в тупик.

Умение девушки управлять своими мускулами поразило Тёсу. Теперь понятно, почему ее выбрали на эту роль: у нее был талант. Ни один мускул не двигался на ее теле, хотя кожа была покрыта тончайшим слоем пота. Одна капелька, сверкавшая в свете ламп, как бриллиант, удерживалась на выпуклом соске. Было что-то необыкновенное в этой единственной бусинке влаги, которая, казалось, сейчас упадет, как слезинка или цветок вишни. В ней было что-то от вечности, которую на смогли изменить ни время, ни чувства.

Тёса должен был признать, что он кое-чем восхищается в Николасе. Как истинный японец, Николас, любящий сын, был верен слову, которое дал отцу — помочь Оками в случае необходимости, и теперь старается сдержать это слово. Но с другой стороны — и Тёса это прекрасно знал, — при всем своем глубоком уважении к отцу Николас не понимал, что связывало его с якудзой. И от этого ненависть к сей организации у него только усиливалась.

Тоненькая струйка слюны протянулась от кончика языка девушки до конца резинового устройства, когда она вынула его изо рта. Мужчины, окружавшие ее, в один голос издали протяжный стон. В воздухе резко запахло потом. Многие посетители закурили. Шоу закончилось, и чары рассеялись. Тёса подал знак одному из своих людей, чтобы тот прошел за кулисы и подождал, пока девушка примет душ и оденется. Он знал, что, когда несколько позже вернется домой, она будет ждать его в постели. Но сначала ему предстояло встретиться с человеком, который, не считая Микио Оками, только один знал все секреты оккупированного Токио второй половины сороковых годов.

Акира забрался на заднее сиденье своего бронированного лимузина и что-то тихо сказал водителю. Рядом с оябуном находился его телохранитель, здоровенный парень. Он сидел неподвижно, и можно было подумать, что он заснул, однако впечатление это было обманчивым.

Не прошло и двадцати минут, как они уже катили мимо горящих мусорных баков по старому кварталу, который тянулся параллельно реке Сумиде. Бездомные собаки шарахались от света фар, и темные фасады складов, казалось, таили в себе угрозу. Лимузин остановился перед частным жилым домом, зажатым с обеих сторон мрачными складами. В ярком свете уличных огней было видно, что идет дождь. Тёса вышел из машины и поднял воротник пальто. После прокуренного клуба было приятно вдохнуть свежий воздух, но от запаха горящего мусора у него запершило в горле, и Акира поспешил подняться по ступеням лестницы, которая вела в дом. Дверь открылась сразу же, как только он постучал, Видимо, здесь его ждали с нетерпением. На пороге стояла крупная некрасивая женщина с густой гривой черных курчавых волос. Ей было не меньше тридцати лет.

Внутреннее убранство дома отличалось элегантностью западного стиля. Широкая парадная лестница вела в небольшой овальный холл. Искрящийся свет хрустальной люстры подчеркивал теплые тона обоев и обивки мебели. На мраморной консоли стояла хрустальная ваза, цветы в которой, как было известно Акире, ежедневно заменялись свежесрезанными.

Его провели через холл, со вкусом декорированный, панелями из вишневого дерева, и предложили пройти в библиотеку. Очень старый и дорогой персидский ковер покрывал пол, на нем стояла обитая бархатом софа и пара мягких кресел с высокими спинками. Одну стену занимали полки с книгами, у противоположной располагался застекленный шкаф, где был выставлен полный набор самурайских доспехов XVII века, который, несомненно, представлял собой музейную ценность. Рядом со шкафом стоял французский секретер из карельской березы. За ним сидела женщина, которая, как только Тёса вошел в библиотеку, встала и подошла к нему. Ей было около семидесяти лет, но выглядела она лет на двадцать моложе. У нее было лицо патрицианки, что говорило о чистой самурайской крови. Ее кожа напоминала фарфор, а черные живые глаза говорили о том, что она умна и эмоциональна. Тёса знал, что с женщиной этой шутить опасно. Она была сестрой Микио Оками, и это давало ей определенное положение в обществе, однако гораздо большего она достигла тем, что была личностью. Никто никогда не осмеливался считать ее ниже мужчин, особенно Тёса, мать которого тоже обладала выдержкой и незаурядной силой воли.

— Добрый вечер, Кисоко-сан, — почтительно произнес Акира, — простите, что я побеспокоил вас в столь поздний час.

Кисоко спокойно посмотрела на него.

— Время для меня не имеет значения, — ответила она хорошо поставленным голосом, — как и сон.

У нее был необычный голос, которым она с одинаковым успехом могла подбодрить собеседника и сразить его наповал. Было видно, что она привыкла общаться с мужчинами и не чувствовала от этого никакого неудобства.

— Не хотите ли бренди? — спросила Кисоко дружелюбно.

— С удовольствием, — ответил Тёса, внимательно глядя на женщину.

На ней было роскошное кимоно из шелковой парчи в черно-синих тонах. В соответствии с традицией на запястьях и у ворота было видно нижнее кимоно из мягкого черного шелка. Словом, это была настоящая японка, однако ее прическа и макияж были выдержаны в западном стиле и вполне соответствовали современной моде, как у какой-нибудь фотомодели.

Она протянула Тёсе стакан бренди и уселась в позолоченное кресло в стиле Людовика XV. Акира подошел к шкафу, чтобы полюбоваться самурайскими доспехами.

— Великолепно: — произнес он. — Я вам завидую.

— О, это ведь не мое. Все принадлежит моему сыну Кену. Он просто околдован старинным японским оружием. — Ее взгляд переместился с лица Тёсы на доспехи. — У него обостренное чувство чести. Для нашего времени это противоестественно. — Женщина усмехнулась. — Наверное, он хотел бы жить в XVII веке. То время больше соответствует его духу и склонностям. Мне кажется, он просто не может принять наш сложный и коварный современный мир.

Все это Кисико-сан говорила о своем ребенке, который был инвалидом. Наверное, она не верила, что сын обречен навсегда остаться калекой и, как каждая любящая мать, надеялась, что он еще поправится и займет свое место в обществе. Во всяком случае Тёса не мог не восхищаться ее верой и мужеством.

Женщина улыбнулась.

— Однако я должна извиниться. Вы пришли сюда не затем, чтобы слушать мою болтовню.

Тёса повернулся лицом к Кисоко и сделал маленький глоток бренди. Он не любил этот напиток, но ценил его лечебные свойства.

— Я хотел бы поговорить с вами, — сказал Акира, — о полковнике Линнере и вашем брате.

Кисоко повернула к нему голову, как испуганная птица, но тут же ободрила его улыбкой.

— Продолжайте.

— Мне не хотелось бы обижать вас...

— Какие могут быть обиды, Тёса-сан, мы столько лет знаем друг друга! Вы сидели у меня на коленях, когда были ребенком. Я гуляла с вами в парке Уэно и однажды спасла вашего змея, который запутался в ветвях вишневого дерева.

— Да, я помню. На нем был изображен тигр.

Кисоко кивнула.

— Весьма свирепое создание, которому тем не менее нужна была вся ваша любовь, чтобы выжить.

— Мой брат как-то попытался украсть у меня этого змея, и я его здорово поколотил.

— Насколько мне помнится, он попал в больницу с переломом ключицы.

— Из-за этого у него и по сей день одно плечо ниже другого. Но зато он никогда больше не пытался что-либо украсть у меня.

Тёса немного помолчал, обдумывая сказанное. Он знал, все эти разговоры о детстве Кисоко завела неспроста. Она была большая мастерица говорить иносказательно, любила приводить примеры, которые, казалось бы, имели весьма отдаленное отношение к обсуждаемой теме и все-таки непосредственно ее касались. На что же намекала она в данном случае?

— Полагаю, вам известно о том, что Томоо Кодзо пытался убить Николаса Линнера?

— Средства массовой информации ничего об этом не сообщали. Наверное, полиция позаботилась и не дала в газеты никаких сведений.

— Кодзо считал, что полковник и ваш брат были виновны в смерти его отца в 1947 году.

— Да. Я помню тот день, когда его тело нашли в Сумиде.

— Скажите откровенно, Томоо был прав? Они виновны в смерти его отца?

— Конечно, нет, — произнесла женщина без всякого сомнения. — Томоо был психически больным человеком, это каждому известно. Все еще удивлялись, как это вы терпели его присутствие в совете.

— Тогда скажите, ваш брат и полковник Линнер были добрыми друзьями?

— Друзьями? — она вскинула голову. — Довольно странное определение для их отношений. Полковник был представителем Запада, как могли они быть друзьями?

— Внутренне Линнер был японцем.

— Да ну? Мне странно это слышать... Тёса поставил стакан на столик.

— Вы опровергаете факты?

— Какие факты? Вы путаете общеизвестный миф с фактами.

— Полковник Линнер делал все, что мог в условиях оккупации, чтобы восстановить нормальную экономическую и политическую жизнь в Японии. И это подтверждается документами.

— Это не вызывает сомнения. — Кисоко одним глотком допила свой бренди. — Но он также прилагал все усилия, чтобы ликвидировать военно-промышленный комплекс нашей страны. Все, чем мы обладали до войны, было уничтожено.

Тёса застыл как вкопанный, его мысли были в смятении.

— Простите, но я вас не понимаю...

— Да что тут понимать? В оккупационном аппарате были люди, которые использовали лучшие военные умы Японии для защиты интересов Америки против коммунистов в районе Тихого океана. Мы были оплотом этой страны на Дальнем Востоке, сдерживающей силой, направленной против Советского Союза и континентального Китая. Американцы нас разоружили, а потом заставили охранять свой передний край. Все это странно, вам не кажется?

— Я знаю, что некоторые американцы из штаб-квартиры оккупационных сил хотели провести ряд судебных процессов над японскими военными преступниками.

— Да, но целую группу генералов удалось оградить от судебного преследования. В учебниках истории говорится, что этих генералов так и не нашли. Но я-то знаю, куда они исчезли. Они ушли в подполье. И стали шпионить в пользу американцев!

— А ваш брат с полковником Линнером помогали этим генералам скрыться?

Кисоко поджала губы.

— Вам никогда не понять, почему и как это происходило.

— Но мне необходимо знать! — твердо произнес Тёса и сам удивился своему резкому тону.

— Необходимо? Зачем? — При каждом движении рук женщины ее кимоно шелестело, как будто за ее спиной шептались ангелы. — Вы хотите сказать, что если оябун настаивает, его приказ надо выполнять?

— Я не могу приказывать вам, Кисоко-сан, и вы это знаете. — Тёса на мгновение прикрыл глаза, как будто успокаивая поднявшееся в нем волнение.

— Ваша власть на Оками не распространяется. И на меня тоже. Неужели вы считаете, что я могу раскрыть вам секреты моего брата?

— Но Николас Линнер не относится к числу ваших друзей. Ответьте мне на один единственный вопрос; вы утверждаете, что Оками и полковник Линнер не были близкими друзьями?

Кисоко предложила ему еще бренди, но Акира отказался. Тогда она сказала:

— Все союзы переживают свои плохие периоды. Одни, в конце концов, распадаются, а другие выживают.

— Что произошло с их союзом?

— Вы сказали, что у вас один вопрос. — Женщина встала так близко к нему, что он слышал ее дыхание. — Если бы Микио был здесь, вы могли бы спросить у него сами.

Слишком поздно Тёса понял загадку, которую она ему загадала. Кисоко схватила его за руку и крепко сжала ее.

— Но его здесь нет. Он скрывается. Где-то очень далеко от меня... и от вас. — Ее глаза лихорадочно блестели, и у Тёсы возникло странное ощущение, что в любой момент она может ужалить его, как змея.

Так вот что имела в виду эта женщина: что бы ни сделал Микио в прошлом или настоящем, она все поймет и простит, потому что это ее брат, как все прощал Акира своему брату, ибо родственные чувства превыше всего, даже превыше долга, морали и нравственности.

— Вы, дорогой мой, пытались его убить? — вдруг спросила Кисоко.

Он был так поражен этим вопросом, что лишился дара речи.

— Вы хотите иметь такую же власть, какой обладал Микио? Вы желаете занять кресло кайсё? Вы хотите умалить его влияние? — продолжала наступать на него женщина. — Вы были таким милым ребенком, и я пела вам колыбельные песни! А теперь посмотрите на себя вы же настоящий преступник. Этот мерзкий мир поглотил вас полностью, вы стали его творцом и детищем. И знаете, дорогой мой, тьма идет вам, как плащ. Вы в нее вросли, а может быть, она вросла в вас.

Акира понял, что сделал ставку в игре и проиграл: не надо было касаться прошлого. И все же он попытался задать еще один вопрос.

— Если вы не хотите говорить со мной о вашем брате и полковнике, то расскажите мне о Коуи.

Он почувствовал, что этот вопрос испугал ее.

— Почему вы считаете, что я о ней что-нибудь знаю? — тихо спросила женщина.

Обычно эту девушку называли только по имени. Так уж издавна повелось.

— Странно было бы думать, что вам ничего о ней неизвестно.

Ногти Кисоко вонзились в его руку, и женщина с яростью выкрикнула:

— Я не хочу ничего знать об этом ничтожестве. Мне противно слышать даже ее имя!

— Почему?

— Послушайте, вы мне отвратительны! Так вот зачем вы пришли сюда. Не о полковнике Линнере и Микио вы хотели узнать. Вы думали, что сможете заставить меня говорить о ней.

— Я должен узнать эту тайну...

— Да пропадите вы пропадом...

— Мама!

Неизвестно, чем бы кончился этот разговор, если бы в библиотеку не вкатился Кен в своем инвалидном кресле. Это был красивый молодой человек с продолговатым задумчивым лицом и мягкими карими глазами. Он был физически силен — широкоплечий, широкогрудый. Видно было, что Кен ежедневно занимался в гимнастическом зале, который находился на втором этаже этого богатого дома.

— Что-нибудь нужно, сынок?

— Да, мне нужна твоя помощь, мама.

— Хорошо. — Она шагнула к сыну, но задержалась, словно вспомнив о том, что гость еще не ушел, и любезно сказала на прощанье: — Надеюсь, я немного помогла вам. Всего доброго.

Акира, взволнованный и разъяренный, удалился.

Сейко стояла вплотную к Николасу, и он ощущал сквозь лохмотья своей одежды тепло ее груди. Квартира, куда она привела его, выглядела весьма современно. Окна выходили на улицу со множеством магазинов, торговавших дешевой электроникой и подержанными камерами (вполне вероятно, что большая часть вещей были краденые). Запахи тапиоковой муки и сброженного рыбного соуса, без которого не обходится вьетнамская кухня, доносились из ресторана, расположенного на первом этаже. Квартира была обставлена деревянной мебелью, ее украшали кустарные поделки местного производства, а также привезенные из Бирмы, Таиланда и Индии. Стены были обтянуты шелком из северного Таиланда, а вход в кухню прикрывал занавес из нанизанных бусин. Рядом с кухней на гвозде висела картина шестидесятых годов Джими Хендрикса.

— Ван Кьет хотел убить вас, он был просто в ярости, когда вы прошли мимо него. — Сейко тяжело дышала, ноздри ее раздувались, а изогнутые губы дрожали. — Вы, наверное, давненько не мылись. От вас «изумительно» пахнет.

Их отношения имели странную историю, начавшуюся совсем недавно. Они то излишне доверяли друг другу, то подавляли свои чувства. Жюстина ревновала мужа к Сейко и однажды даже обвинила Николаса в любовной интрижке с нею. Он уверял, что в голову ей лезут бредовые идеи, как вдруг Сейко призналась ему в любви. Это было как раз накануне его перехода на работу к Оками. Но испытывала ли девушка к нему настоящее чувство или это было просто влечение? Наверное, она сама этого не знала.

Ее пальцы отодвинули в сторону то, что осталось от его рубашки.

— Вся кожа в крови... Здорово же вам досталось! — Она прижалась к нему своей нежной, прохладной щекой и вдруг впилась в его плечо губами.

— Скажи, Сейко, что у тебя на уме, чего ты хочешь?

Она отшатнулась от него и сказала:

— Вы же умеете угадывать чужие мысли, так что догадайтесь сами.

— Ты хотела получить место моего помощника из-за меня?

— Да.

— Ты меня видела раньше?

— Да. В клубе Нанги, в Синджуку, где вы часто бываете. Однажды я зашла в бар со своим приятелем. Он хотел напоить меня, а потом затащить в постель. Я уже здорово набралась, когда появились вы. И мне вдруг показалось, что у меня начался сердечный приступ. Грудь жгло огнем, голова закружилась. Я извинилась и вышла. Мой приятель подумал, что я пошла в туалет, но я просто попыталась подойти к вам поближе. — Рассказывая, Сейко прижималась к нему, делая медленные волнообразные движения телом. — Меня затерли в толпе. Вы меня не заметили, зато я могла смотреть на вас, сколько угодно. Мною овладел экстаз. Я мысленно отдалась вам и даже достигла оргазма. Такого со мной никогда не бывало. Мой приятель ушел, но мне было на него наплевать, потому что с этой минуты у меня был один желанный мужчина — это вы.

Тело Сейко стало совсем горячим, она крепче и крепче прижималась к Николасу и говорила, говорила, словно в бреду:

— Я решила, что добьюсь вас, поэтому и поступила к вам на работу.

— Но ведь ты знала, что я женат.

— Я знала о вас все.

— Значит, ты знала, что я никогда не буду твоим.

— Нет, я была уверена, что мы будем вместе. Знаю это и сейчас. Вы скажете, что я просто фантазирую, но днем и ночью передо мной возникают картины нашего будущего, и я верю, что видения эти станут явью...

«Может быть, она просто сумасшедшая? Хотя в жизни не всегда просто отличить, где миф, а где реальность, да и на сумасшедшую Сейко не похожа», — подумал Николас, но спросил ее совсем о другом:

— Почему Ван Кьет так жаждет убить меня?

— Он считает, что вы виновны в убийстве двух солдат в Ку Чи.

— За это он и застрелил Бэй?

— Нет. Он убил ее из любви к искусству. Он и с вас спустил бы шкуру, если бы мог.

Николас наклонился к Сейко.

— Но ты меня спасла и в обиду не дашь, ведь так?

— Правильно, — сказала она с лукавой улыбкой. — Со мной вы в безопасности.

Он обнял ее.

— А почему? На кого ты здесь работаешь?

Она заерзала в его крепких объятиях, почувствовав, что сейчас он начнет расспрашивать ее.

— Почему я должна работать на кого-то, кроме вас?

— Ну, здесь много влиятельных людей, и работать на них престижно. Тем более женщине, да еще японке, иностранке.

— Я не японка. Мой отец — вьетнамец.

Губы девушки раскрылись, голова запрокинулась назад, он почувствовал, как все ее тело бьет сильная дрожь. Она была как в огне. На лице выступила испарина. Вдруг, издав продолжительный стон, она обмякла в его руках.

— Боже мой, — подумал он, ошеломленный, — да у нее оргазм.

Прижавшись к нему, она шептала:

— Еще, еще! Я так хочу тебя!

— Сейко...

Ее раскрытые губы сомкнулись с его губами, а розовый язык сплелся с его языком. В то же время ее рука нежно нажала на выпуклость, образовавшуюся между его ног.

— Я это знала, — проговорила она, задыхаясь. Удовлетворенная улыбка разлилась по ее лицу. — Ты тоже хочешь меня. Я это почувствовала еще в аэропорту, в ту ночь, когда ты улетал в Венецию. Я почувствовала это так остро, что испытала почти физическую боль. — Сейко говорила, а пальцы ее страстно и нежно ласкали его член. — Почему ты удивился, когда я сказала о своих чувствах?

— Да я...

— Не надо, не лги мне. Я знаю, что ты чувствовал, потому что твоя аура дрожала. Все твое существо откликалось на мое чувство, ответное желание нарастало...

— Сейко, ты заблуждаешься, если думаешь...

— Это не самообман, — прошептала она, опускаясь на колени и расстегивая его брюки.

Николас уже не мог контролировать себя. Его возбудил оргазм, который она испытала без физической близости. Огонь всепоглощающей страсти, который горел в этой женщине, воспламенил его, и он уже не в силах был сопротивляться.

Сейко наклонила голову, ее длинные волосы сладострастно скользнули по плечам, когда она взяла его член губами. Это было мучительно-прекрасное ощущение, какого он давно уже не испытывал, и Николас, против воли, гладил плечи Сейко, спуская вниз бретели ее платья. Девушка оголила свою грудь, и когда он крепко сжал ее, издала глубокий гортанный стон. Николас массировал пальцами ее соски, а она полностью вобрала его внутрь. Его чувства в этот момент были настолько необычными и острыми, что он потерял над собой контроль и, дико вскрикнув, извергся в нее. Однако, к его удивлению, не ослабел, а снова налился неистовой силой. Теперь, грубо опрокинув ее, он задрал ей платье до бедер и вошел в нее до предела. Однако это было не обычное совокупление двух молодых и страстных людей. Николас сознавал, что Сейко сливается с ним не только физически, но и духовно. Сердце ее неистово билось, нежная плоть бешено пульсировала, сжимая его член. В глазах стояли слезы, она так извивалась под ним и кричала, что было ясно — она не сумасшедшая, а просто обостренно чувствует его мужскую и человеческую суть. Это была не просто похоть, которую можно удовлетворить сексом. Для этой женщины Николас был всем. Когда она впервые увидела его в клубе Нанги, его тело и душа, слившись вместе, потянули ее к себе и вызвали у нее оргазм.

Когда глубокой ночью Николас и Сейко проснулись, им показалось, что к ним после высокой температуры возвращается сознание. Они еще были в полубреду и не хотели выходить из этого состояния, но окружающая действительность заставила их окончательно очнуться. Из открытых окон было слышно, как кудахчут куры, громыхают грузовики и гремит рок-н-ролл. Из буддистского храма доносилось монотонное пение. В комнату проникала опьяняющая смесь благовоний, запаха жареного мяса, духов, уксуса и гвоздики, сброженной соленой рыбы, человеческого пота и выхлопных газов. Все это делало атмосферу гнетущей и удушливой.

— Я проснулась? — спросила Сейко.

Он откинул с ее лба влажные волосы и поцеловал.

Ее глаза наполнились слезами. Прикрыв обнаженную грудь руками, она отодвинулась от него и тихо сказала:

— Прости меня. Я была как в бреду, сама не понимала, что делаю. Мне нет оправдания...

Он положил руку ей на бедро и почувствовал, как она вздрогнула и, тихо вскрикнув, снова от него отстранилась.

— О Будда, что со мной происходит? — она заплакала. — Я так хотела, так отчаянно хотела тебя, что могла убить, могла бы сделать что угодно... Со мной такого еще никогда не бывало...

Он зажал ей ладонью рот, притянул к себе и начал нежно укачивать.

— Я тоже это чувствовал, еще в тот вечер в аэропорту.

Сейко прижалась к Николасу, и он вдруг понял, что они одно существо, единое целое, и это было опасно. Нельзя позволять себе, чтобы тобой овладела эта волшебная сила, она может лишить воли, расслабить, укачать в своих сладких объятиях. Ему же надо собраться, сосредоточиться и быть готовым к борьбе. Но Сейко представляла для него еще одну ценность — она была самой надежной ниточкой к Абраманову и к тем людям, которые имели отношение к убийству Винсента Тиня.

Пока он принимал душ и отдыхал, Сейко сходила на базар, который был открыт всю ночь, принесла фруктов, овощей и огромную картонную коробку горячей лапши, а также кое-какую одежду для него: несколько комплектов нижнего белья, брюки цвета хаки, белую сорочку, пару крепких уличных ботинок, две пары носков и куртку военного образца. Она обжарила овощи на кунжутовом масле, и они позавтракали в кухне, которая выглядела так, словно ее перенесли сюда из американского дома, построенного в начале семидесятых. Оба проголодались. За едой они помалкивали, изредка поглядывая друг на друга.

— Тебе следует кое-что объяснить, — сказал наконец Николас, отодвигая от себя пустую тарелку. — Я слишком многого о тебе не знаю.

— В таком случае начнем с того, на чем кончили.

— Обо мне ты знаешь довольно много — то, что я ниндзя и при этом тандзян. Ты позаботилась о том, чтобы узнать о Жюстине и моих отношениях с ней.

— Да, признаю свою вину.

Без макияжа Сейко выглядела еще привлекательнее; выражение ее лица стало мягче, создавалось впечатление, что перед ним сидела невинная девочка. Но он постоянно чувствовал их взаимное притяжение, словно они были связаны невидимыми путами.

— Я хочу попросить тебя сделать кое-что... необщепринятое, — продолжил Николас.

Она усмехнулась:

— Разве мы уже не сделали этого?

— Но я хочу заглянуть в тебя еще глубже, быть может, ты обладаешь даром провидицы? Ведь ты же знала, что мы будем вместе...

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.

— Нет у меня такого дара, не бывает видений или предчувствий. Были видения, только связанные с тобой.

— Дай мне, по крайней мере, проверить, Я ведь тандзян и многое могу увидеть.

— Что, например?

— Пока не знаю.

— Можешь узнать мое прошлое или будущее?

— Такой силы у меня нет. И нет ни у кого. Дай мне свои руки. Не бойся.

Он почувствовал, как она расслабляется по мере того, как его духовная энергия вливается в нее. Ее мозг погружался в глубокий сон. Проникнув в глубь ее существа, он увидел, что Сейко не обладает силой озарения. Для того чтобы научиться и овладеть этой силой, ему придется найти Оками. Он отпустил ее руку, и глаза девушки медленно открылись.

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно. Я ... чувствую себя хорошо. Ты нашел то, что искал?

— Нет.

— А что ты можешь сказать о моей жизни?

— Я о ней знаю не больше, чем прежде. Я уже говорил тебе, что не умею читать мысли.

Она кивнула и отняла свои руки.

Он с любопытством взглянул на нее.

— Ты совсем не похожа на ту женщину, которую я нанимал.

— В Токио я была японкой. — Сейко поднялась с места, чтобы вымыть тарелки. — Здесь же, в Сайгоне, я становлюсь вьетнамкой.

— Ты сказала, что у тебя отец — вьетнамец. Он еще жив?

Молодая женщина поставила кипятить воду для чая, взяла фруктовый нож и стала очищать плод.

— Да. Он политик, хотя это слово не вполне подходит в данном случае. Вьетнамская политика настолько тесно сплетается с торговлей, продажей услуг тому, кто больше заплатит, с переменой идеологии при малейшем намеке на переворот, что само слово утратило общепринятое значение. — Она оторвала взгляд от плода и как-то странно поглядела на Николаса. — Мой отец работал на многих разных людей. Он ловкий, что и помогло ему выжить и процветать так долго.

— Не потому ли Ван Кьет выполняет твои приказы?

— Отчасти. — Она аккуратно очистила плод. — Но я достаточно влиятельна здесь и сама по себе.

— Что тебе известно о той женщине, которая была со мной и погибла?

— О Бэй? Я ее знаю. Ее многие тут знают как представителя одного международного агента по продаже оружия.

— Она рассказала мне, что была независимым посредником.

Сейко с вызовом рассмеялась.

— Это Вьетнам. Ни одна женщина здесь не может быть независима. И нет у нее никакой власти.

— У тебя, кажется, есть.

— Но я никогда не говорила, что независима. Даже при влиянии, которым пользуется мой отец, такое было бы невозможно. — Сейко нарезала ломтиками коричневое яблоко, разрезала на продольные ломтики банан и все это уложила на тарелку вместе с другими фруктами. — Здесь у женщин нет никаких прав. Даже если они заслужат какое-то уважение, его оказывают неохотно и очень недолго.

— Итак, у тебя два работодателя: «Сато интернэшнл» и...

— Я работаю на человека по имени Сидаре, у которого здесь разнообразные интересы.

— Сидаре? Он не вьетнамец?

— Нет, не так уж много вьетнамцев имеют власть. — Она пожала плечами. — Но так здесь было всегда. В мировой геополитике мы играем немаловажную роль только благодаря своему географическому положению. Вьетнам десятилетиями был пешкой в игре, но это далеко не все осознавали.

— Ты говоришь об этом с горечью.

— А чему же мне радоваться? За все время существования страны она подвергалась то одному нашествию, то другому. У нас не осталось собственной культуры. Музыка у нас французская, кухня — смешанная, а стремимся мы выглядеть как американцы.

— Мне трудно судить, но, вероятно, ситуация действительно тяжелая.

— Я ощущаю ее острее, чем другие, ведь я наполовину японка. И в Токио чувствую себя по-другому. Там еще сохранилась самобытность народа, культура, обычаи. Но ведь все это не совсем мое...

— Сейко, я не могу допустить, чтобы ты работала на две компании сразу. Это грубое нарушение принципов безопасности, — перешел Николас к другой теме, а про себя подумал, что в Токио серьезно подозревают, что именно Сейко помогала Масамото Гоэй, одному из руководителей проекта «Ти», которого поймали на торговле микросхемой нейронной сети «Ти» в компании с Винсентом Тинем.

— Теперь ты уволишь меня?

— Только если ты меня вынудишь. — Что толку увольнять, продолжал размышлять Николас. Необходимо узнать, правду ли она говорила. На кого она все-таки работает, кроме него? Важно было создать у нее впечатление, что он ей доверяет. Он боялся, что если это ему не удастся, то он никогда не узнает правду о ней. — Тебе придется выбрать или ту, или другую работу.

— Я не хочу оставлять ни «Сато» ... ни тебя, — сказала она, почти не раздумывая. Мне нужна — нам нужна — защита на то время, пока мы здесь. Сегодня утром ты убедился, что мои связи помогли спасти тебе жизнь. Когда мы вернемся в Токио, я эти связи оборву. Тебя это устраивает?

— Только при условии, если я смогу найти подходящего человека, чтобы управлять «Сато-Томкин» здесь. Помни, ведь Нанги направил тебя в Сайгон, чтобы занять место Винсента Тиня.

Сейко кивнула.

— Договорились.

Николас вдруг почувствовал облегчение. Что такое было в этой упорной, но странно уязвимой женщине, которая почти против его воли притягивала его к себе? Надо как можно скорее найти ответ на этот вопрос.

— Когда Бэй умирала, она назвала мне какое-то место, кажется, Плавучий город...

Сейко быстро повернула к нему голову.

— Что она рассказала о нем?

— Почти ничего. Сказала только, что тоннели Ку Чи, где мы были, находятся на полпути между Сайгоном и Плавучим городом.

— Ей не следовало упоминать об этом месте.

— Она умирала, Сейко. И, наверное, считала, что мне важно об этом знать. А ты мне не скажешь, что такое Плавучий город?

Сейко встала и отнесла в холодильник остатки нарезанных фруктов. Некоторое время она стояла, повернувшись к нему спиной, потом заговорила снова:

— Есть вещи, которые лучше не знать... Тот, кто располагает секретными сведениями, может погибнуть.

— Бэй говорила то же самое. Однако она пыталась мне что-то рассказать...

Сейко снова села за стол и нахмурилась:

— Плавучий город — это своего рода цитадель.

— В каком смысле?

— В прямом и старомодном смысле. Это вооруженный город, место подлинной суверенной независимости во Вьетнаме.

— Ты там бывала?

— Нет. И никто из тех, кого я знаю, не бывал там. — Она взяла его за руку. — Некоторые пытались туда прорваться, другие делали попытки прокрасться. Но никому это не удавалось.

— Откуда тебе это известно?

— Мужчин этих обнаруживали подвешенными вверх ногами в джунглях, окружающих Плавучий город; у них были отрезаны и засунуты во рты половые органы.

Они долго сидели молча. Шум, доносившийся с улицы, стих, им казалось, что они очутились в другом городе и даже в другом веке.

Наконец, взяв ее за руку, Николас спросил:

— Ты сказала, что Бэй работала на международного агента по продаже оружия. Как его зовут?

— Тимоти Делакруа.

Мысль Николаса работала быстро, но лицо сохраняло безразличное выражение. Он слышал о Делакруа от Лью Кроукера. Делакруа утверждал, что поддерживал деловые связи с Винсентом Тинем и компанией, которую он считал «Сато интернэшнл». Как понял Николас со слов Лью, Делакруа занимался всем, что под руку попадет, имел доступ даже к самому новейшему американскому оружию. К нему относился и «Факел-315», сведения о котором Николас увидел на экране своего компьютера парижского филиала «Авалон лтд.».

— Делакруа сейчас в Сайгоне?

— Да. Ходят слухи, что он регулярно осуществляет сделки с Плавучим городом.

«Любопытно, существует ли какая-нибудь связь между Делакруа, „Авалон лтд.“, „Факелом“ и Плавучим городом? — спрашивал себя Николас. — Не потому ли кайсё направил меня сюда?»

Он быстро принял решение и сказал об этом Сейко:

— Мне надо встретиться с Делакруа.

При этих словах лицо девушки мгновенно изменилось. От ее добродушия не осталось и следа.

— Я не советую вступать с ним в контакт. Откровенно говоря, я не советовала бы тебе вступать в контакт с любым человеком, который связан с Плавучим городом, — проговорила она жестко. — Именно там находится Абраманов, с которым вы должны были встретиться. Вас предали в тоннелях Ку Чи. Кто предал, я не знаю. Но я уверена, что людям из Плавучего города прекрасно известно, что человек, который ищет Абраманова и скрывается под именем господина Гото, это вы, Николас. К тому же, не забывайте, вы причастны к гибели двух солдат.

Николас знал, что опасения Сейко не лишены оснований, но у него не было другого выхода. Ему нужно было встретиться с Делакруа, чтобы выяснить, был ли Плавучий город для Винсента Тиня связующим звеном с черным рынком Юго-Восточной Азии, где была почти погублена репутация «Сато-Томкин». И еще ему нужно было спросить Делакруа, что ему известно о фирме «Авалон лтд.» и «Факеле-315».

— Тем не менее я хочу, чтобы ты устроила мне встречу с Делакруа, — твердо сказал Николас. — Мне просто необходимо поговорить с ним.

В знак согласия Сейко молча кивнула, и на ее лице он увидел глубокую печаль.

В Вашингтонском аэропорту Кроукер наблюдал, как Маргарита, выйдя из самолета, направилась прямо к лимузину с затемненными стеклами. Водитель в униформе приложил руку к козырьку фуражки и распахнул перед ней заднюю боковую дверцу.

К тому времени, когда женщина села в машину, детектив уже был на стоянке и, воспользовавшись своим значком федеральной полиции, без очереди взял такси. Как только лимузин Маргариты отъехал от обочины тротуара, он легонько постучал пальцами по плечу таксиста и, сунув ему в лицо свой значок, сказал:

— Не выпускай из вида вон тот лимузин, о'кей? Получишь полсотни.

— За такие бабки, хозяин, я для вас все что угодно сделаю, — ответил таксист, вливаясь в поток машин на шоссе.

Сквозь ветровое стекло Кроукер разглядел и записал номер лимузина, отметив, что машина не из бюро проката. Это показалось ему любопытным: раньше Маргарита всегда брала машину напрокат в аэропорту. И вообще, то, что она вдруг полетела в Вашингтон, показалось ему странным. Она явно не планировала это путешествие. Кроме того, отправилась в Вашингтон одна, без мужа, которого обычно использовала как подставное лицо. Тони Д. встречался с людьми, осуществлял всевозможные сделки, и все думали, что он это делает как наследник Доминика. На самом же деле всеми вопросами занималась Маргарита, а муж был просто марионеткой в ее руках.

Было и еще одно обстоятельство, которое заинтересовало детектива. В федеральном досье Доминика говорилось, что покойный часто совершал поездки в округ Колумбия. Конечно, Гольдони мог посещать Вашингтон так же, как посещал он и другие города. У него были глубоко укоренившиеся связи со многими политическими тузами. Но теперь вдруг и Маргарита отправилась в столицу Америки — случайное ли это совпадение? Вот что не давало покоя Кроукеру.

Пока такси детектива продиралось сквозь плотный поток машин, он пытался вспомнить, какие места посещал Доминик, когда приезжал в Вашингтон, — в его досье об этом тоже имелась кое-какая информация. Но Доминик знал, что за ним следят, и прекрасно умел обводить федеральную полицию вокруг пальца. Так что, естественно, многие полицейские проморгали связи этого человека в Вашингтоне. Кроукер пересчитал места, которые помнил: изысканный кирпичный особняк Доминика в Калораме; его любимое место купания в Оксидентал-грилл; Музей истории и технологии; отель «Вашингтон»; бар для бизнесменов с ночным шоу, который содержал Моникер, где Доминик подбирал себе девушек на одну ночь; клуб, под названием «Омега» в Джорджтауне; рестораны, куда он их водил: «Вилла д'Эсте» в старом городе, в Александрии; кафе «Венециано» и «Блю Энджел» в Эдамс Морган; частные теннисные корты в Маклине, принадлежащие высокопоставленному сенатору из Техаса; загородный клуб «Белль Ривер» в Чиви Чейз, где он играл в гольф с законодателями, международными банкирами и лоббистами. Но не использовалось ли какое-либо из этих мест для других целей, чем те, которые Доминику было желательно показать федеральной полиции, висевшей у него на хвосте?

Кроукер ничуть не сомневался, что Маргарита остановится передохнуть с дороги в особняке ее мачехи, который находился в коневодческом районе близ Потомака. Он бывал с Маргаритой в этом доме и знал, что Рената Лоти — мать Доминика, У этой женщины были большие связи в высших правительственных кругах. Однако, к его удивлению, лимузин Маргариты направился в город.

Вечерело, В парке и на мосту Арлингтон-мемориал уже зажглись огни. Небо заволокло тучами, в воздухе разлился запах озона, начался противный мелкий дождик. По пешеходным дорожкам спешили клерки Госдепартамента, возвращавшиеся с работы. Детектив, всю жизнь боровшийся с бюрократами, не испытывал к ним ничего, кроме презрения, но сегодня он с удовольствием поменялся бы местами с кем-нибудь из них, потому что чувствовал себя самым последним человеком на свете.

Он старался не думать о Бэде Клэмсе Леонфорте, на службе у которого трудился сейчас как грешник в аду. Он и раньше собирал материалы против женщины, которую любил, но теперь еще и работал на ее главного конкурента, человека, который только и мечтал о том, чтобы увидеть Маргариту и Тони Д. мертвыми. Леонфорте даже не потрудился скрыть тот факт, что хочет воспользоваться услугами Кроукера для достижения именно этой цели.

Шофер Маргариты забросил ее чемоданы в «Хей-Эдамс», затем отвез ее в отель «Вашингтон» пропустить стаканчик с сенатором Грейвсом из Индианы. Пятьдесят минут спустя она встретилась с Ренатой Лоти, чтобы поужинать вместе в новом модном ресторанчике на Пенсильвания-авеню. В округе Колумбия «модный» означает, что его облюбовали представители новой администрации. Просматривая меню, пока женщины болтали за стаканчиками мартини, Кроукер подсчитал, что за ужин им придется заплатить примерно двести пятьдесят долларов. Детектив дал таксисту стодолларовую купюру за труды и еще десять долларов, чтобы он купил им что-нибудь поесть. Пятнадцать минут спустя Кроукер съел бутерброд с сыром и у него сразу же заболел желудок. Николас был прав, подумал он, что такую дрянь есть нельзя. В следующий раз обязательно надо заскочить в какой-нибудь приличный бар.

Маргарита ужинала с мачехой более двух часов, потом села в ожидавший лимузин и уехала.

— Скажите, на какое время я еще вам потребуюсь? — спросил детектива таксист. — Примерно через час кончается моя смена.

— Трудно сказать. — Кроукер протянул ему еще сотню долларов.

— Спасибо. Тогда я, пожалуй, попрошу диспетчера позвонить моей жене и сказать, чтобы она поставила ужин в холодильник.

Следуя за лимузином, они проехали через весь город. Дождь утих, но поднялся сильный ветер, и у Кроукера совсем испортилось настроение. Он все время думал о том, что можно сделать с Леонфорте, как помешать ему расправиться с Маргаритой. Но пока в голову ему ничего не приходило.

— Ваша дама направляется не в самое лучшее место города.

Таксист явно нервничал, детектив посмотрел по сторонам и увидел, что они действительно попали в какой-то подозрительный район. В такие места по ночам никогда не заглядывают туристы. На улицах были открыты дешевые забегаловки, бары и ресторанчики, работали притоны, освещенные неоновыми вывесками, по тротуарам шныряли какие-то подозрительные личности и проститутки.

Лимузин Маргариты остановился у заведения Моникера, где Доминик обычно подбирал проституток, и женщина вошла в здание.

Дело приобретало интересный оборот.

— Любопытно, что делает в этой гнусной дыре ваша богатая красотка? — спросил таксист.

Кроукер и сам был бы не прочь это узнать. В помещении клуба рядом с раздевалкой он нашел платный телефон и, воспользовавшись кредитной карточкой, которой снабдил его в свое время Лиллехаммер, набрал номер. Лью надеялся, что «Зеркало», американская секретная организация по борьбе со шпионажем, на которую работал Лиллехаммер, все еще функционирует. Однако после смерти Леона Ваксмана, директора организации, ее могли и расформировать, У детектива все еще оставались деньги — аванс, который ему выдал Лиллехаммер на расходы в прошлом году, но гораздо важнее денег были возможности, которыми располагали люди, работавшие на его агентство.

После двух гудков ему ответили. Кроукер назвал опознавательный код, моля Бога, чтобы код еще не был аннулирован. Опознавательный код сотрудника высшей категории являлся его пропуском в «Зеркало».

Когда голос по телефону подтвердил правильность его опознавательного кода, Лью вздохнул с облегчением. Ему было предложено пробить четыре последние цифры, нанесенные на карточку, затем подождать, пока целый ряд релейных передатчиков проведет его вызов по Бог знает каким катакомбам федерального механизма.

Наконец он услышал серию сдвоенных звонков и вскоре в трубке послышался женский голос. «Зеркало» все еще функционировало.

Кроукер изложил голосу свою просьбу: узнать, на кого зарегистрирован лимузин под таким-то номером.

— Через сорок пять минут, — ответила женщина.

— Мне нужно через двадцать.

— Рабочий день закончился, — капризно возразили на другом конце провода.

— Займитесь делом! — рявкнул Кроукер, бросил трубку и вошел в заведение Моникера.

Клуб Моникера выглядел так же, как и все ему подобные злачные места: красные с серебром обои, цветные пятна, отражавшиеся от зеркальных сфер, что выглядело старомодным даже в семидесятые годы, в помещении стоял крепкий запах табачного дыма и пота. Ряды динамиков, подвешенных к потолку, выплевывали резкие, раздражающие слух звуки рока. Одетые в блестящие костюмы из люрекса танцовщицы с длинными ногами и огромными бюстами бесновались на подиуме, который тянулся по всей длине помещения. В их танцах не было никакой эротики, однако вокруг сцены собралась довольно большая толпа. Мужчины, напирая животами на подиум, глазели на девиц и поразительно быстрыми темпами поглощали виски и пиво.

К Кроукеру подплыла хозяйка, телеса которой подрагивали, словно фирменное желе. Детектив сунул ей под нос значок федеральной полиции, однако на хозяйку это, казалось, не произвело никакого впечатления — возможно, к посещению полиции она привыкла, но все-таки не стала навязывать ему свои разбавленные водой напитки.

Кроукер сказал, что интересуется одной дамой, и описал Маргариту. Мадам с улыбкой медузы ответила, что такая женщина сегодня вечером в ее заведении на появлялась.

Кроукер наклонился к хозяйке и, нагло уставившись в ее физиономию, произнес:

— Я сдеру с тебя твой фальшивый парик, если ты еще осмелишься мне врать!

— Дерьмо! — выругалась мадам, но все же указала рукой за кулисы.

Музыка пульсировала и стонала. Детектив пробрался сквозь толпу в левую часть помещения клуба, но там ему преградил путь огромный чернокожий с лысым, блестевшим от пота черепом и мускулами, вздувшимися за годы применения анаболических стероидных средств. Этот тип не обратил никакого внимания на значок Кроукера и наотрез отказался пропустить его за кулисы.

— Туда все прутся, — заорал он. — Но я никого не пущу, не надейтесь!

— Понимаю, вы при исполнении служебных обязанностей...

— Вали отсюда! — прорычал Блуто так громко, что его голос заглушил даже звуки рока. Он ткнул своим толстым указательным пальцем Кроукеру в грудь и прошипел:

— Пошел вон, или я сделаю из тебя отбивную!

Не говоря ни слова, Кроукер схватил Блуто за правое запястье своими биомеханическими пальцами и сжал его. Лицо чернокожего мгновенно изменилось. Он задохнулся от удивления, но все же ударил детектива своим пудовым кулаком.

Детектив увернулся и пнул Блуто под колено. Тот рухнул на пол.

— Надеюсь, с тебя достаточно, — сказал Кроукер, перешагивая через верзилу.

Узкий коридор вибрировал в такт усиленному динамиками большому барабану, В углах на полу валялись куски штукатурки и облупившейся краски, дешевые лампы с зелеными абажурами раскачивались на цепях, словно на корабле во время качки.

Множество полуодетых женщин пробегало туда-сюда, но никто не обращал на него никакого внимания. Видимо, здесь не привыкли к присутствию мужчин — Блуто ревностно исполнял свои обязанности, и теперь Кроукер понял, почему: в уборных не было дверей, поэтому любопытные мужские взгляды были здесь неуместны.

Детектив миновал три четверти коридора и в это время в конце его открылась одна из дверей. Из нее вышла Маргарита в своем костюме цвета бычьей крови. Детектив стремительно кинулся в ближайшую уборную, одарив мальчишеской улыбкой длинноногую блондинку и рыженькую танцовщицу, которые там переодевались, повернулся к ним спиной и выглянул в коридор.

Маргарита вышла из дальней комнаты — возможно, кабинета управляющего — не одна. С ней была сногсшибательная молодая женщина со светлыми волосами, огромными васильковыми глазами и потрясающей фигурой. Если бы она выступала в клубе, то заткнула бы за пояс всех девиц, но было совершенно очевидно — женщина эта здесь не работала. Одета она была с большим вкусом. Костюм от Армани в оливковую и охряную полоску сидел на ней как влитой. В левой руке женщина держала «дипломат» из зеленой кожи нильского крокодила, за который она заплатила больше, чем любой служащий заведения получал за год. Ее серьги и такой же браслет от Булгари загадочно мерцали в неверном свете ламп.

Маргарита и ее спутница повернули налево и исчезли за какой-то дверью. Кроукер последовал за ними и сказался в плохо освещенном холодном коридоре служебного помещения. Пахло спиртным, помоями и мочой. На красной табличке над еще одной дверью было написано «выход». Он прошел через эту дверь и оказался в сырой аллее, которая выходила на Дампстерс. Мимо него шмыгали и шипели какие-то существа, вероятно, одичавшие кошки.

Оглянувшись, он заметил, что от здания отъезжает черный «Ниссан 300 X», в нем сидели Маргаритам прекрасная незнакомка. Детектив успел разглядеть часть номерного знака, прежде чем машина скрылась за поворотом аллеи. Догнать ее было невозможно, поэтому Кроукер вернулся в клуб и сделал другую полезную вещь: проник в комнату, где до этого находились дамы.

Это было тесное помещение без окон с закопченным вентилятором, установленным высоко на стене. Около стены стояла шаткая кушетка в стиле шведского модерна, обитая твидовой тканью, которая некогда имела цвет виски. Слева от нее находился стандартный письменный стол под дерево с металлом и черное виниловое рабочее кресло. Дешевые металлические ящики для картотеки завершали скудную обстановку кабинета. Стены были голы, не считая одной картины, на которой была изображена женщина в развевающихся белых одеждах.

Кроукер уселся за стол. На нем валялся свежий номер журнала «Стрип». Под ним лежал контракт с одной из танцовщиц, несколько счетов от торговцев, от компании коммунальных услуг и переплетенная чековая книжка фирмы. Детектив кое-что выписал из нее: объединение, к которому принадлежал клуб, носило название «Моргана, инк.» Адрес был вашингтонский.

Затем Кроукер начал методично обыскивать письменный стол. Заднюю стенку каждого ящика он тщательно прощупал, чтобы убедиться, что в них нет тайника. В верхнем ящике лежал обычный набор канцелярских принадлежностей: ручки, карандаши, ластики, скрепки, резинки для упаковки, чистые блокноты в линейку и т. п.

В другом ящике он обнаружил несколько дорогих косметических принадлежностей и запасные тюбики с губной помадой, которые, вероятно, принадлежали блондинке. Все эти предметы свидетельствовали о ее вкусе, но не давали никакой ценной информации.

Из следующего ящика он извлек бухгалтерскую книгу. Просмотрел, но не нашел ничего особенного. Бухгалтерский учет в клубе вели очень тщательно. Вероятно, даже самый въедливый налоговый инспектор не смог бы обнаружить здесь никаких недостатков. Через данное заведение проходили немалые суммы, но поступали они из целой сети клубов Моникера, разбросанных по всей стране.

Положив гроссбух на место, детектив взглянул на часы, позвонил по тому же номеру, который он набирал по телефону, расположенному около раздевалки. Пройдя весь сложный комплекс процедур безопасности, услышал женский голос. Когда Кроукер представился, назвав номер своей карточки, женщина сообщила:

— Номерной знак машины, о которой вы спрашивали, зарегистрирован на имя Ричарда Дедалуса.

— Сенатора Ричарда Дедалуса?

— Позвольте, я проверю адрес... Да, это его машина.

Записав домашний адрес сенатора, детектив мгновенно извлек из своей памяти кое-какие сведения. Ричард Дедалус в свои семьдесят шесть лет был самым старшим государственным деятелем на Капитолийском холме. При помощи таких людей, как он, и вершилась история Америки. Рассказывали, что Джон Кеннеди никогда бы не стал президентом без поддержки Дедалуса, а трудности, с которыми он столкнулся, во многом были организованы Дедалусом. Ходили слухи, что Дедалус владел тайнами высокопоставленных деятелей страны; так, он знал о тяжелой болезни Дж.Ф.К. — дисфункции надпочечников. Известно было и то, что именно Дедалус являлся одним из организаторов комитета по расследованию убийства Джона Кеннеди.

Так мог ли этот старейшина Капитолийского холма, почтенный государственный деятель, имевший большой авторитет и хорошую репутацию в стране, быть хоть как-то завязанным с Гольдони?

— Что-нибудь еще? — прервал размышления детектива женский голос.

— Да, сообщите мне данные обо всех междугородных телефонных разговорах клуба Моникера за последние три месяца. — Кроукер назвал адрес клуба. — Кроме того, мне известна лишь часть номерного знака черного «Ниссана 300 X» с брезентовым верхом. Нельзя ли узнать его полностью? Я понимаю, что это сложно, но машин с брезентовым верхом не так уж много. Надеюсь, это вам поможет?

— Хорошо, постараюсь выяснить. Завтра утром информация на имя Сэмюэля Джонсона будет ждать вас на конторке консьержа «Сентрал Холидей Инн», что находится на пересечении авеню Род-Айленд с 15-й улицей.

— Вас понял. Благодарю.

Кроукер очень устал, но все же заставил себя мысленно возвратиться к блондинке, вспомнил, что особенно примечательно было в этой женщине. Да, умный взгляд васильковых глаз — это главное. Но что здесь делала эта женщина? Не похоже, что она была управляющей клубом. Вполне возможно, она оказалась здесь потому, что никто не мог бы и подумать встретить ее в таком злачном месте. По опыту он знал, что люди, как правило, устраивают тайные свидания в таких местах, где никто не догадается их искать.

Затем его взгляд привлекла репродукция с картины, на которой была изображена женщина в развевающейся одежде. Почему ее здесь повесили? Детектив снял репродукцию со стены и стал внимательно всматриваться в то место, где она висела. На стене видны были трещины, которые шли под прямым углом, затем он обнаружил еще два прямых угла. Он провел по линиям указательным пальцем и увидел, что образовался прямоугольник. Очень интересно!

С помощью перочинного ножа Кроукер сделал надрез вдоль одной трещины, обои завернулись и он увидел сейф. Естественно, что у него были отмычки, и, немного повозившись, он открыл сейф и заглянул внутрь. Но в этот момент кто-то начал поворачивать ручку двери кабинета. Дверь, не открывалась, так как детектив сразу же, как только вошел, запер замок изнутри. Послышались возмущенные голоса, дверь с грохотом затрясли.

Надо было как можно скорее просмотреть содержимое сейфа! Кроукер увидел около ста тысяч долларов, которые были уложены аккуратными стопками, арендный договор на здание, какие-то страховые документы, еще один гроссбух и маленькую записную книжечку в переплете из телячьей кожи.

Шум у двери прекратился, но было ясно, что люди скоро вернутся, значит, из кабинета надо поскорее убираться, Однако Кроукер сначала открыл бухгалтерскую книгу и просмотрел записи. Эта книга поведала ему подлинное состояние дел Моникера. «Моргана инк.» проводила десятки тысяч долларов в месяц через клуб. Деньги, которые предположительно поступали от организации, имеющей отделения по всей стране, на самом деле имели свои источники за океаном, в частности во Франции и Англии. В отличие от фальшивой бухгалтерской книги, которую он обнаружил в столе, доходы, указанные в этом гроссбухе, были значительно выше. Фирма Моникера отмывала почти миллион долларов в месяц для «Моргана инк.». Было ясно, что клубом управлял далеко не заурядный мошенник.

Детектив сунул бухгалтерскую книгу обратно в сейф и открыл записную книжку. Она вся была исписана аккуратными печатными буквами и арабскими цифрами. Он понял, что это какой-то код.

Засунув записную книжку в карман, Кроукер запер сейф, приладил на место кусок обоев и повесил репродукцию. Затем подошел к двери и приложил к ней ухо — за дверью было тихо. Он осторожно открыл ее и выскользнул из кабинета.

Клуб он покинул тем же путем, что и Маргарита с блондинкой. Дождь усилился, но у главного входа его ждало такси. Детектив попросил водителя отвезти его в «Хей-Эдамс» — гостиницу, где остановилась Маргарита.

Отпустив такси, он снял номер, который находился этажом ниже номера, где жила его любимая. Ночной администратор отнесся с большим почтением к его полицейскому значку и с готовностью сообщил, где остановилась интересующая его дама. Он также согласился позвонить детективу, как только эта дама вернется.

Поднявшись к себе в Номер, Кроукер заказал ужин, снял пиджак и вытер мокрую голову полотенцем. Потом сел за письменный стол, открыл записную книжку, достал бумагу, карандаш и приступил к работе.

Много лет назад Кроукер служил в армии, шесть месяцев работал с кодами и шифрами, хорошо знал криптографию, поэтому был уверен, что легко справится с кодами, которые обнаружил в записной книжке. Сразу же заметив, что на нескольких страницах повторяется цифра quot;9quot; и каждый раз этой цифре предшествуют пять букв, он начал производить серию подстановок, используя, как его учили, три самых распространенных варианта.

Когда принесли ужин, детектив уже испробовал все варианты, какие только мог, но желаемого результата не достиг.

Он подошел к окну и начал всматриваться в дождливую вашингтонскую ночь, одновременно уплетая сандвич с цыпленком и потягивая из бутылки пиво. Было уже очень поздно. Маргарита все еще где-то совещалась со своей блондинкой.

Покончив с цыпленком и прихватив с собой бутылку с остатками пива, детектив вернулся к письменному столу. Через некоторое время ему показалось, что он все же сможет найти ключ к шифру, применив третий вариант подстановки. Взглянув на свои записи, Кроукер попытался определить, что он упустил или неправильно сделал ранее. Теперь надо попробовать поменять местами quot;аquot; и quot;еquot;, заменить пять соседних букв алфавита гласными. А что если вообще проработать текст, начав с конца алфавита?

Минуточку! Детектив нервно покусывал карандаш. В каждой группе букв одна или две цифры. Его сердце учащенно забилось. После нескольких попыток он понял, что ключом к коду является цифра.

Разгадав шифр, он начал переводить текст на английский язык. Это было довольно сложно и заняло у него три часа. Наконец он смог прочитать записи, в которых значились даты поставок и договорных цен на неслыханное количество самой лучшей в мире боевой техники. Здесь были американские истребители Ф-15, сверхзвуковые реактивные самолеты «Локхид» СР-71, компьютеризованные огнеметы Баджера, вертолеты, оснащенные инфракрасной системой наведения, оснащенные ракетами «Волверин А-322» типа «воздух-земля» с тепловой головкой самонаведения, русские бомбардировщики «Туполев-22М», танки Т-72, зенитные ракеты САМ-3, минометы «Питон-600», противотанковые реактивные ручные гранатометы.

Усталость моментально покинула Кроукера, как только он осознал, какую получил информацию: из вооруженных сил Америки изымалась самая новейшая боевая техника! Вывозить ее за пределы страны было категорически запрещено, однако в его руках оказались неопровержимые доказательства, что это систематически делалось. Поставкой вооружения занималась «Моргана инк.», так же, как и «Авалон лтд.», зарабатывая на своем преступном бизнесе фантастические суммы денег.

От напряжения у него начались рези в глазах, а он все еще не мог расшифровать группы букв, в которых встречалась цифра quot;9quot;. Пробовал и так и эдак — ничего не получалось. Очевидно, в данной группе букв цифра quot;9quot; не была ключом; наверное, она являлась частью самого шифра. Где же тогда ключ? В каждой группе содержались пять букв плюс эта цифра. Наконец ему пришла в голову мысль разбить цифры на дополнительные группы. Он трудился еще час и, когда закончил, не поверил своим глазам: в записной книжке, переплетенной в телячью кожу, говорилось об оружии, упоминание о котором Николас обнаружил в компьютерных файлах «Авалон лтд.»! Это был «Факел-315»!

Детектив быстро расшифровал следующие группы и в изнеможении откинулся на спинку стула. Сердце его молотом стучало в груди, мешая сосредоточиться. Выходит, они с Николасом были на верном пути, их предположения оказались правильными!

Он прочитал короткую запись, и кровь у него застыла в жилах: «Поставка „Факела“ намечена на 15 марта в условленном месте. Выбор района обусловлен близостью цели и плотностью населения. Максимальное воздействие гарантируется».

Мальчик-вьетнамец с лунообразным лицом ел традиционный вьетнамский сладкий пирог, сделанный из липкого риса. Запах бобов, лука и свинины, из которых состояла начинка пирога, видимо, доставлял ему несказанное наслаждение, и паренек широко улыбался прохожим.

Николас, когда они с Сейко подошли к пагоде Гиак Лам, тоже улыбнулся мальчугану. Солнечные лучи играли на белой с голубым фарфоровой черепице, которой была покрыта крыша старейшего буддистского храма в Сайгоне. Гиак Лам был построен в 1744 году и реставрировался лишь в начале нынешнего столетия, поэтому и не был загублен, как множество других храмов во Вьетнаме, модернистской реконструкцией.

Мальчик, у которого рот был набит пирогом, спрятался за старым деревом, нависшим над садом. Его заслонили собой двое монахов в шафрановых одеяниях. Они направлялись в пагоду. Некоторые из них круглый год жили в Гиак Ламе.

Николас и Сейко приехали в сайгонский квартал Тан Бин, который находился в десяти милях от Коулуна, китайского торгового района, где Линнер впервые встретился с Бэй. Это было всего два дня назад, а казалось, прошла целая вечность. Справа от пагоды он увидел богато украшенные могилы наиболее чтимых монахов, которые когда-то жили и умерли здесь. Около этих могил им назначил встречу торговец оружием Тимоти Делакруа.

Было раннее утро. В своих бамбуковых клетках щебетали и чистили перышки птицы. Шуршали листьями пальмы. Город просыпался. В воздухе пахло свежеиспеченными хлебцами. Запах этот смешивался с ароматом дыма кадильниц, доносившимся из пагоды. В ней в окружении святых судей и свирепых покровителей ада стояли вырезанные из смолистой древесины статуи Будды во всех его воплощениях. Наступили те прекрасные и очень короткие мгновения, когда ночной поток машин иссяк, а утренний час пик еще не начался. В воздухе разлилась та удивительная свежесть, которая, должно быть, и привлекла первых вьетнамцев на эту некогда райскую землю.

Из пагоды послышалось пение: это монахи приступили к утренней молитве. Мальчик с удовольствием доедал свой пирог и, казалось, не обращал на Сейко и Николаса никакого внимания.

— О чем поют монахи? — спросил Николас свою спутницу.

— О четырех великих истинах Будды: бытие — это несчастье; несчастье порождается эгоизмом и кончается только тогда, когда люди перестают быть эгоистичными. Но для этого они должны пройти восьмиэтапный путь.

— Да, знаю. Они должны найти свое призвание, быть целеустремленными, сосредоточенными, постоянно трудиться, ну и так далее.

Сейко улыбнулась.

— Только не радоваться, о радости здесь ничего не говорится... Таким образом религия надевает на человека духовные кандалы, а жизнь и так достаточно сурова...

— Разве это кандалы, если вера ведет к прозрению?

— Вы говорите как проповедник, а не как бизнесмен.

Они еще немного пофилософствовали, как вдруг внимание Николаса привлек человек, который спешил к ним по саду.

— А вот и тот, кого мы ждем, — воскликнула Сейко.

Это был высокий худощавый мужчина в легком пиджаке и брюках. Он был чем-то похож на лисицу. Его рыжеватые длинные волосы развевались по ветру, кожа была словно выдублена солнцем.

— Ты уверена, что это именно тот человек?

— Абсолютно.

— Тогда все в порядке. Я хотел бы, чтобы ты...

Николас не успел договорить, как заметил боковым зрением какое-то движение. Казалось, что мальчишка, спрятавшись за деревом, кинул в них остатки своего пирога. И тут же внутренним взором тандзяна Николас увидел, что в их сторону плывет нечто похожее на черный прямоугольник, а Делакруа занял позицию для стрельбы.

Щебетали птицы, кричали торговцы, открывающие свои лавки, монахи продолжали распевать благонравные сутры. Казалось, ничто не предвещает беды. И тем не менее вдруг не кусок недоеденного пирога, а какой-то предмет из черной блестящей пластмассы упал на землю рядом с ними. Делакруа вынул правую руку из кармана. В ней было небольшое продолговатое устройство с короткой резиновой антенной, чем-то напоминающее радиотелефон. И тут Николас все понял. Он отскочил от черного прямоугольника, блестевшего на тротуаре подобно волшебной палочке, сбил Сейко с ног и вместе с ней рухнул на землю.

Палец Делакруа нажал на кнопку взрывного устройства.

Мир разорвался на десять тысяч кусков; взрывная волна накрыла Николаса и Сейко, и все вокруг стало белым.