"Певец Преданий" - читать интересную книгу автора (Лау Миллер)

ГЛАВА 16

Три дня подряд шел дождь, а в последнюю ночь он превратился в мокрый снег, и лес стал болотом. Военный лагерь на краю ущелья Герн был самым мерзким, сырым и серым местом в целом мире. Надо ли говорить, что боевой дух людей невероятно упал — и еще прежде, чем произошло хотя бы одно сражение.

Хуже того: объединенная армия шоретов и феинов постоянно подвергалась нападению тварей Зарруса. Шарды и флэйи не решались атаковать лагерь, однако шастали по лесу и бросались на одиночных людей или небольшие группы. Но даже эти твари не могли посеять ужас в сердцах людей так, как это делали коранниды. Тех же шардов было трудно убить, однако все же возможно, и многие из людей были тому свидетелями. Коранниды же приходили по ночам — бесшумные, несмотря на свои размеры, — и кошмары становились реальностью. Эффи видела бледные, изможденные лица шоретских и феинских солдат, их усталые глаза, покрасневшие от постоянного недосыпа.

Эффи и сама спала не так уж много. Она делала все возможное, чтобы ободрить Туланна и внушить ему хоть какую-нибудь надежду, проводила с ним долгие вечера после военных советов, которые отнюдь не прибавляли юному императору оптимизма. Тан Сигрид пребывал в черной тоске, тяжело переживая исчезновение дочери. Старик совершенно расклеился и в значительной степени утратил чувство реальности. Он говорил шепотом, то и дело пугливо оглядывался по сторонам, словно опасаясь, что его могут услышать коранниды. Некогда твердый взгляд стальных глаз был рассеянным и бегающим. Тан еще больше постарел и сгорбился. Толку на военных советах от него было немного.

Впервые увидев Сигрида после исчезновения Фрейи, Эффи ужаснулась. Ей страстно захотелось рассказать старику, что произошло на самом деле.

Фрейя ушла по собственной воле, боясь, что рождение младенца-медвежонка будет воспринято как дурной знак. Рако ушел вместе с ней. Они и сами не знали, куда направятся — возможно, в Сулис Мор, где жила тетка Фрейи.

Эффи боялась за них. Долгое путешествие по кишащему монстрами лесу могло закончиться плачевно. Она знала, что, если понадобится, Рако отдаст жизнь за Фрейю и ее ребенка. К сожалению, даже этого может оказаться недостаточно…

Сигрид же решил, что его дочь унесена из Руаннох Вера не кораннидами, а богами. Они забрали ее, дабы Фрейя избежала надвигающейся тьмы. Сигрид уже убедил себя, что усилия союзников тщетны, и Сутра падет под ударами демонической армии Зарруса.


Армия встала лагерем на краю ущелья Герн, чтобы Туланн и Сигрид могли составить окончательный план атаки. По крайней мере так гласила официальная версия. На самом деле Туланн отчаянно пытался сохранить хрупкий альянс. Сигрид заговорил о капитуляции, полагая, что Заррус будет милосерден к сдавшимся. Туланн же, лично знавший генерала, отлично понимал, что Заррус почитает милосердие слабостью.

— Как ты думаешь, Сигрид, откуда берутся шарды и флэйи? Они ведь когда-то были людьми. Рако сражался с шардом с лицом погибшего отца. Сперва я ему не поверил, а теперь верю. Неужели ты хочешь для своих людей подобной судьбы? Куда же делась гордость феинов?

Дождь стучал по крыше шатра, стекая на землю звонкими струями.

— Рако… — тихо повторил Сигрид. Его взгляд стал рассеянным, он бездумно смотрел в огонь жаровни.

Император вздохнул и беспомощно глянул на Эффи, пожав плечами.

Когда Сигрид и генералы ушли, Туланн без слов протянул Эффи стакан с вином; его лицо было мрачнее тучи.

— Не горюй, все образуется. Сигрида окружают верные люди и хорошие советники. Они убедят его…

— Да? — мрачно переспросил император. — Сдается мне, многие феины считают, что шореты заслужили это. Что мы сами навлекли на себя беду. Заррус оказался гадюкой, которую мы пригрели на груди, и многие, многие годы никто ничего не замечал… Или же все просто закрывали на это глаза. А мой отец? Его считали таким чертовски мудрым — как же он ничего не понял? Слишком доверчив был, вот почему!

— Как только твой отец понял, что происходит, его сразу же убили. По крайней мере так полагает Рако.

— Да. — Туланн отпил вина. — Знаешь, я осматривал ущелье… От лагеря уже видно Дурганти, и все-таки нам придется сделать крюк в пятьдесят миль. Заррус будет знать о нашем приближении за несколько дней.

— Увы. Хотя если дождь будет идти и дальше, мы сумеем переплыть эту пропасть, — грустно сказала Эффи и мрачно уставилась в огонь — точно как Сигрид перед уходом.

— Ты как, Эффи?

— Я… Знаешь, мне постоянно снятся кошмары. Стоит заснуть и…

— Какие кошмары?

«Как я могу рассказать ему? Тела. Еще секунду назад — живые люди. Молодые, непокорные… А через миг — мертвецы. Почему же мне так тяжело?» Эффи не единожды видела смерть с тех пор, как попала в Сутру. Кресты, тела воинов, убитых монстрами… Но отчего-то перед глазами по-прежнему стояли молодые навахо, распростертые на белом снегу. Здешние жители знают, что погибель иногда приходит внезапно и неожиданно. Каждый из воинов готов к этому. А в ее родном мире все иначе. Там не привыкли к подобной жестокости. И эти юноши были так молоды — едва ли старше ее самой.

— Да нет, ничего…

— Эффи?

Она вздохнула.

— Туланн, я расскажу тебе, хотя и не следует. Расскажу, потому что… — Эффи взглянула на его восхищенное лицо и рассмеялась. — Потому что ты мой друг. Правда, если ты будешь смеяться или сочтешь меня сумасшедшей, я оставляю за собой право… дать тебе в глаз.

— А?

— Не обращай внимания. Ты поверишь мне?

— Каждому слову. — Ответ удивил Эффи, и она пристальнее вгляделась в лицо Туланна. Однако император и впрямь поднаторел в искусстве скрывать свои истинные чувства. Его большие голубые глаза смотрели, не моргая. В ожидании.

— О'кей… В смысле: ладно. Видишь ли, я пришла издалека…

— Из Сулис Мора?

— Нет. Гораздо дальше. Из другого мира.


Рассказ занял более часа. Туланн не перебивал и не задавал вопросов, что показалось Эффи странным. Она сама вряд ли поверила бы в подобную историю. Окончив повествование, Эффи задала вопрос, который давно уже не давал ей покоя:

— Может быть, ты согласишься отпустить меня, Фереби Везул и несколько воинов в мой мир? Нужно прогнать оттуда Горзу. Заррус проник к нам, и по его приказу Горза убивает людей…

— Это война, Эффи. — Голос Туланна был странно мягок и тих. — А твой мир поистине удивителен. Если там есть оружие, которое стреляет огнем, и летающие машины, то они могут сами уничтожить Горзу. Им не нужна наша помощь.

— Ты прав, Туланн. Рано или поздно это случится. Когда растает снег и откроется путь в каньон. Только к тому времени он убьет две сотни неповинных людей. Мы должны попытаться…

— Нет, — холодно проговорил Туланн. — Не должны.

— Но…

— Знаешь ли ты, сколько воинов погибло с начала этого похода? Почти шесть сотен. Пятьсот семьдесят три, если быть точным. Помнить такие вещи — моя обязанность, ибо я император.

— И что? — Эффи нахмурилась. — При чем здесь это? Ты жаждал трона всю свою, жизнь, так что не надо сетовать на «бремя короны».

— Ты нужна мне здесь, — отрезал он.

— Поговори с Алмасеем! — рассердилась Эффи. — Он обязан слушать твои хныканья. А я — нет. — Она поднялась, намереваясь уйти.

— Алмасей мертв. Ты не знала? Убит кораннидом прошлой ночью. Его шатер был разорван в клочья и залит кровью.

— Я… Мне очень жаль… Он был хорошим человеком.

— Да. Полагаю, он предупреждал тебя — обо мне.

— Нет, — солгала Эффи. — Послушай, Туланн, я не ожидала, что ты так себя поведешь. Я думала, ты не поверишь или станешь смеяться надо мной. А ты поверил — и все же не хочешь помочь…

Он покачал головой:

— Нет, Эффи Морган. Спокойной ночи.

— Что? Ты меня прогоняешь?

Туланн не поднял на нее взор, а просто налил себе еще вина. Прикрыв глаза темными ресницами, он пристально смотрел на дно своего кубка.

— Ладно, отлично… Тогда и тебе спокойной ночи, — ощетинилась Эффи.

Когда она выскочила из шатра, ей в голову пришла внезапная мысль. Возможно, глупая и порожденная яростью, и все-таки Эффи не пожелала сдерживаться.

— Теперь ясно! Я тебе надоела. Я больше не нравлюсь, отныне я не твоя фаворитка! — Она запрыгала по поляне, стягивая сапоги тисненой кожи, которые подарил ей Туланн. — На, забери! — Эффи швырнула первый сапог ему в голову в тот же миг, когда пожалела о своем решении: ноги моментально промокли и замерзли. Впрочем, не такова была Эффи, чтобы идти на попятный. — Подавись! — Второй сапог просвистел в дюйме от головы императора, и на его лице появилось изумленное, беззащитное выражение. Эффи бросила взгляд на часового у входа. — А ты что пялишься, а?!

Подобрав юбку, она побежала через лагерь к своему шатру.


— Эффи, Эффи…

Она вздрогнула, просыпаясь, и села на кровати, в любой момент готовая сорваться с места.

— А?.. Туланн? — Эффи подтянула одеяло к подбородку. — Что ты тут делаешь?

— Я говорил с Фереби Везул, и она подтвердила все, что ты рассказывала о своих друзьях — Талискере и остальных. Фереби хочет взять с собой белого мамонта. Сперва я запретил… но, с другой стороны, может, и к лучшему, если он не будет принимать участия в битве. По крайней мере зверь останется цел и невредим. Ведь для моих людей он — символ надежды. Короче говоря, Фереби согласна отправиться с тобой, однако надо подождать до вечера, чтобы она успела увести мамонтов в ущелье.

Эффи нахмурилась.

— Зачем?

Туланн усмехнулся.

— Они очень заметные животные, ты согласна? Особенно белый. Если Заррус поймет, что вы направляетесь к вратам, он может запаниковать, и пленников убьют. Да и Фереби кажется, что мамонтам будет спокойнее на дне ущелья. В любом случае ты успеешь собраться и послушать наши с Сигридом напутственные речи войскам.

Энергия била из него ключом. Теперь, когда появился конкретный план, с лица юного императора мигом исчезло выражение мрачной озабоченности.

— И еще одно, Эффи. — Туланн перестал улыбаться и взял девушку за руку. — Дай мне слово, что ты вернешься…


Это похоже на сон, но Йиска знает, что не спит.

Ветер несет с собой запах трав и обещание дождя. Йиска слышит голос — тихий, далекий, мягкий. В этом голосе — металл и сила земли.

«Ни'хукаа Дийян Динех — Владыками Земли они именуют нас. Первый Мужчина и Первая Женщина пришли в этот мир — называемый Четвертым или Сверкающимиз Первого Мира творения. Звери и духи сопровождают их».

Йиска видит Первого Мужчину и Первую Женщину. Эти люди величественны и прекрасны; они воплощают в себе красоту мира. Их смех звучит подобно грому. Все звери гор и равнин идут вместе с ними, мельтеша под ногами: буйвол, пума, медведь, волк и плут-койот, который всегда поблизости. Создания воздуха вьются над их головами: птицы всех размеров и видов, летучие мыши и насекомые. Великая Сова и Золотой Орел кружат и закладывают в воздухе виражи, их крылья блестят в свете солнца — так же ярко, как и черные волосы Первой Женщины.

«Народы первых трех миров не похожи на людей, живущих в дни нынешние».

Вокруг рук и плеч Первых Людей вьются клубы разноцветного дыма. Это души камней, гор, деревьев и вод — истинная сущность земли.

Первый Мужчина и Первая Женщина громадны, их шаги сотрясают землю. Озера, ущелья и каньоны остаются там, куда они ступают. Вот они подходят ближе, и Йиске становится страшно. Слишком уж грозен их вид. Но затем Первый Мужчина и Первая Женщина уменьшаются в размерах и идут бок о бок с буйволом и койотом, который вертится возле их ног. Люди становятся одним из народов Сверкающего Мира. Они строят первый дом, и это жилище именуется «хоган». Оно создано по всем правилам сотворения жилища, которым обучил людей Говорящий Бог.

«Войдя в хоган, люди начинают придавать порядок новому миру, нарекая сущности именами. Они дают названия четырем священным горам и назначают место каждому символу-камню. И так Сверкающий Мир приобретает упорядоченность и суть. Люди кроят его по своему разумению, не забывая, впрочем, о богах. Только боги все еще заняты Творением, а люди помогают им по мере возможности».

Кромешная, смоляная тьма. В небе нет звезд — только бледная, опаловая луна. Йиска видит очертания хогана; ему кажется, будто изнутри доносится смех. Он ощущает на щеках холодные поцелуи ночного ветра. И здесь есть что-то еще — непонятное и тревожащее. Боковым зрением Йиска замечает зеленый свет, мерцающий в отдалении. Свет таит в себе опасность, он может разрушить красоту.

— Йиска. Держись, держись. — Женский голос. Не тот, что рассказывал истории. Йиска чувствует прикосновение теплой руки, однако не опускает взгляда.

— Что происходит? — спрашивает голос. — На небе нет звезд…

Верно, нет. Потому что боги еще не сотворили их…

Теперь Йиска стал ребенком — и физически, и ментально. Он живет в памяти земли, ее предания реальны для него — как в те времена, когда он был мальчиком.

Боль! Йиска не ожидал этого. Мелисенда не предупредила его. Йиска кричит. Боль разрывает вены и крушит кости. Он умирает?..

— Что происходит, Йиска?

Что…

— Что происходит ?!

Боги… Боги помещают звезды на небеса.

Они возгораются одна за другой. Слишком яркие. Их свет режет глаза. Йиска хочет отвернуться или зажмуриться — но не может. Кажется, будто мир — Сверкающий Мир — театральная сцена, помещенная прямо перед ним. Звезды горят все ярче, а Йиска не помнит их имена.

Здесь Великая Паучиха, и она держит огромное одеяло, сотканное из ветров. На нем сложены звезды, и свет их бьет в небеса золотыми лучами. Паучиха берет звезды и одну за другой помещает на небеса — стройными ровными рядами. Она так увлечена своей нелегкой работой, что не замечает койота, который подползает на брюхе к ее одеялу. Йиска же видит его, и мальчишеский смех звенит в ночи…

Плут-Койот всегда нетерпелив. Ему хочется, чтобы Священные Люди сделали что-нибудь поинтереснее неба. Например, то, что можно пожевать. Койот хватает зубами уголок одеяла ветров и трясет его. Когда оно вздымается волной, звезды взлетают в небеса, рассыпаясь по бархатной тьме. И это столь прекрасно, что никто не сердится на Плута.

«Видишь ли, изначально Священные Люди не планировали располагать на небе звезды подобным образом. Но вышло необычайно красиво, и всем понравилось. А они продолжали создавать другие сущности — дождь, облака, растения… И наконец все было готово — только не раскрашено. И тут…»

Не раскрашено?

Зеленый свет вернулся. А с ним — новый приступ изнуряющей боли.

Я не… не могу. Кажется, я умираю…

— Пусть прекратит. Боже, взгляни на его лицо! — Теперь слышится совсем иной голос. — Он совершенно обессилен.

— И все же получается… Пожалуйста, еще несколько минут! Раздается непонятный звук. Истерзанный разум Йиски сперва не может определить его. Тихое, зловещее шипение… Это шелест стального клинка, покидающего ножны.

— Берегись, Мелисенда. Мы не станем безмятежно смотреть, как ты убиваешь его.


Мир его снов в опасности, залитый зеленым светом. В отдалении Йиска видит темные громады гор, и голоса в хогане затихают. Теперь он беспомощен и одинок.

«Зло пришло на землю. То были огромные, безжалостные чудовища. Они охотились и убили множество новых людей Сверкающего Мира».

Чудовища явились из кошмарных снов и лихорадочного воображения ребенка. Йиска помнит, что ему доводилось видеть монстров — шардов, флэйев и кораннидов. Он знает, что они реальны. Но эти огромные неуклюжие фигуры, которые шагают по земле его снов, воистину отвратительны. Они — воплощенные страхи множества поколений маленьких детей. Чешуйчатые, хвостатые, с огромным количеством лап и глаз. Их яркая кожа странных цветов лишь кое-где прикрыта свалявшейся шерстью. На глазах Йиски они хватают и пожирают Первых Людей, которые в ужасе бегут от них. Монстры быстры. Они настигают свои жертвы и швыряют в разинутые пасти. Слышится хруст костей и отвратительное чавканье.

Маленький Йиска плачет.

Нет! Нет! Остановите их! Остановите их!

Ему хочется закрыть лицо руками, свернуться клубком на земле и ничего не видеть.

«Успокойся, Йиска. Ты ведь знаешь, что помощь идет. Чудо, ниспосланное Священными Людьми. Изменчивая Женщина, Адзаа Надлех, вошла в Четвертый Мир. У нее есть двое сыновей-близнецов, чей отец — Солнце. Это первые герои динех. Их имена — Рожденный Водой и Убийца Чудовищ. Отец-Солнце дал им оружиенебесные молнии».

И это правда. Они идут — близнецы-герои, бегут с востока, где поднимается рассвет. Братья унаследовали красоту матери и силу отца. Они смеются над страхами и не знают тревог.

Зеленая хмарь затягивает мир. Зеленый свет жжет ноги Рожденного Водой, но тот презирает боль. Он кидает молнию в ближайшее чудовище. Слышится рев — словно громовой раскат. Воздух наполняется звуками. Все — Священные Люди, Первые Люди, твари и маленький Йиска — кричат в унисон. Рождение и смерть слились в одно.

— Прекрати, Мелисенда, прекрати! Остановись немедленно!

Теперь зеленый свет повсюду, и краски поблекли. Йиска видит Изменчивую Женщину; она идет к западу и тает вдали. Адзаа Надлех ушла, чтобы воссоединиться с мужем. В последний миг она оборачивается и благосклонно улыбается Йиске. Сердце его болит от тоски и печали.

«Она уйдет в западный океан, сотворив четыре клана из собственной кожи. Таким образом Изменчивая Женщина останется вечным благословением для динех, чей Путь в Красоте несет ее дух».

Йиска осознает, что стал голосом или рассказчиком историй. Вернее, рассказчик стал им. Возможно, так было с самого начала…

— Йиска? Йиска? Давай, дружище. Возвращайся к нам!

— Йиска! Ты сделал это, парень! Пора просыпаться. Дункан, он очнется?

— Должен, Малколм. Он очень вымотан.

— И чем скорее он очнется, тем лучше для тебя, Мелисенда…


Эффи знала: Туланн, его генералы и командиры феинов сделали все, что могли. Однако армия альянса выглядела более чем жалко. И в помине не осталось того парадного блеска, с которым шоретская армия выходила из Дурганти. Да и феины были немногим лучше. Утомленные, напуганные люди — вязнущие в непролазной грязи, уставшие от непрекращающегося дождя, измотанные постоянными нападениями адских тварей.

Всего в армии было около тринадцати тысяч человек — минус случайные потери. Разумеется, Туланн и Сигрид не могли обратиться к ним ко всем сразу. Поэтому император и тан готовились произнести речи перед офицерами и командирами отрядов, которые затем перескажут слова предводителей своим людям. Туланн и Сигрид могли только надеяться, что им достанет сил вдохнуть надежду и оптимизм в сердца солдат.

Шоретские офицеры были дисциплинированными, опытными воинами. Они сидели на лошадях, выпрямив спины, безмолвно, готовясь внимать словам императора. Феины, напротив, казались более расслабленными; они приглушенно переговаривались, полировали оружие, некоторые даже чинили обувь. Многие из рядовых хотели услышать все собственными ушами и потому отыскали местечки поближе — на деревьях или на пригорках.

Эффи, само собой, находилась при императоре; Туланн попросил ее нести штандарт. Эффи удивилась, но Фереби разъяснила, что это большая честь.

— Таким образом Туланн дает понять, что считает тебя воином, леди Морган. Возможно, он пытается подготовить тебя для нашей миссии.

— Чем, ношением флага?

Фереби смерила ее презрительным взглядом.

— Тот, кто несет штандарт, прикрывает императора в бою. Это значит, что ты его телохранитель и готова защищать императора ценой собственной жизни.

— Правда? Он так полагает? — Эффи готова была отпустить ехидную шуточку, однако смолчала. Так или иначе, Туланн действительно оказывал ей честь, и Эффи следовало быть благодарной.


Сбор начался в полдень. По-прежнему шел дождь, к счастью, довольно мелкий. Эффи до сих пор сидела на лошади не вполне уверенно, но она твердо решила сделать все возможное, чтобы не подвести Туланна. Облачка пара вырывались из конских ртов и ноздрей, а штандарт императора болтался, как мокрая тряпка. Девушка украдкой пыталась помахать им, чтобы заставить флаг развеваться, однако он был слишком сырым, и ее усилия ни к чему не привели.

Речь Туланна Эффи слышала уже трижды и вполне одобряла ее. В своем выступлении император вполне реалистично обрисовывал положение дел, при этом внушая и некоторый оптимизм. К удивлению Эффи, Туланн начал говорить на языке, которого она не знала. Видимо, это был древний шоретский — классический язык этого народа. Император произнес несколько предложений, прежде чем Эффи услышала собственно начало речи.

— Слушайте меня, шореты. Я ваш император, избранный богами, дабы предводительствовать моим народом. Должно быть, сейчас многие из вас полагают, что боги жестоки или же у них извращенное чувство юмора. Но попробуйте себе представить, что чувствую я…

Послышались нервные смешки, и Эффи улыбнулась. Ей хотелось, чтобы император завоевал сердца людей, и сам он стремился к этому всей душой. Может, Туланн не будет чувствовать себя таким одиноким, когда…

Она не вернется к нему. Эффи знала это с тех пор, как Туланн разрешил ей уйти. Эффи не позволяла себе даже думать об этом в те моменты, когда он видел ее глаза: боясь, что проницательный Туланн все поймет. Когда Эффи попадет в родной мир, она сразу отправится домой, в Шотландию. Домой — в свою маленькую квартирку, к наркотикам и безнадежности… Эффи вздрогнула и снова глянула на Туланна. Теперь он обращался к феинам.

— Я не знаю, как убедить вас, что мне можно верить. Я осаждал ваш город и едва не убил вашего тана, которого теперь считаю самым мудрым и благородным человеком из всех, кого знаю. — Он улыбнулся, обернувшись в сторону Сигрида, и тот ответил на комплимент величественным кивком. — Итак, что я могу сказать? — Туланн приложил руку к груди в жесте искренности. — Это было глупейшей моей ошибкой, и это же стало мне хорошим уроком. Я прошу простить меня и понимаю, что прошу многого. Феины — гордый народ, так же как и шореты. Мне стыдно, что именно по вине шоретов в Сутру пришло зло. Да, это наша вина, но совместными усилиями…

Эффи снова отвлеклась. Ей было холодно — как и всем прочим. Она промокла до костей, тяжелое древко знамени оттягивало руки. Главное, не уронить флаг — вот это уж точно было бы дурным знаком. Пытаясь отвлечься, она обвела взглядом другие штандарты в толпе и подумала, что каждый из знаменосцев наверняка чувствует такую же ответственность.

Внезапно Эффи померещилось знакомое лицо, и она вздрогнула. Определенно, этого человека здесь быть не могло. Девушка прищурилась, вглядываясь в толпу. Нет, ей не показалось: Туланн тоже увидел его и слегка запнулся. Затем, однако, продолжил:

— С вашей помощью, воины-феины, мы сумеем стереть Зарруса и его отвратительных тварей с лица земли… — Туланн принялся разъезжать на лошади взад-вперед перед рядами воинов, и Эффи знала, что он собирается закончить свою речь торжественным воинственным кличем. Однако император снова запнулся; на его лице появилось озадаченное выражение. Он придержал лошадь и тихо сказал что-то на ухо Сигриду.

Толпа расступилась, пропуская двух всадников. Эффи не ошиблась: это действительно был Рако, а следом за ним ехала Фрейя. Оба были изранены. У Фрейи лилась кровь из рваной раны, пересекавшей лицо от виска к подбородку. Она сидела на лошади, слегка скособочившись, и казалось, одна только сила воли удерживает ее в седле. Молодая женщина держала поводья одной рукой, а другой прижимала к себе малыша, завернутого в синее одеяло. Эффи недоуменно покачала головой; она не могла понять, что заставило Фрейю изменить решение.

— Туланн, — прошептала она. — Туланн!

Император подъехал поближе к ней.

— Это может плохо кончиться. Будь осторожен. — Эффи подкосилась на телохранителей Туланна. Они стояли слишком близко, и не было никакой возможности разъяснить Туланну ситуацию. Между тем Эффи представления не имела, как ребенок Фрейи может повлиять на Сигрида и, соответственно, на этот непрочный альянс.

— Дочь, подойди. Тебе нужен лекарь… — начал Сигрид.

— Нет, отец. Сперва я хочу обратиться к воинами феинов и сидов. — Высокий, звонкий голос Фрейи разнесся над полем. Она выехала на середину и остановила лошадь подле Сигрида и Туланна. — Я родила ребенка в Руаннох Вере — незадолго до того, как начался ваш поход. Его отцом был сид по имени Джевердан. Может быть, кто-то из вас знал его. Он погиб. Когда появился ребенок, я сбежала из города, боясь, что вы… — она бросила взгляд на отца, — вы все можете счесть рождение моего сына дурным предзнаменованием перед лицом близкой войны. Однако дни и ночи, которые я провела в Ор Койле, я смотрела на своего ребенка и понимала, что побег был бесчестным деянием, порочащим память его отца и порочащим сидов — волшебный народ, который стал важной частью нашей жизни. И вот я вернулась. Я помогу моему отцу вести нас к победе — феинов, сидов и шоретов, всех вместе. Я буду сражаться рядом с вами, потому что всеми вами горжусь. Я не знаю, что означает рождение моего ребенка, но, может быть, это знак того, что боги не забыли о нас. Может быть…

Фрейя спустилась с лошади и подошла к тому месту, где некогда начинался Аон Кранн, а теперь лежали лишь треснувшие стволы и остатки крепежа. Фрейя положила ребенка на плоскую поверхность высокого пня и развернула одеяло.

Послышался дружный вздох тех людей, что стояли достаточно близко, чтобы увидеть медвежонка. Тот сидел на пне, моргая от внезапного яркого света. Он потерял из виду мать и начал искать ее, вертя туда-сюда головенкой и сопя мокрым черным носом. Не увидев Фрейи, малыш издал жалобный плач и завозился на пне.

Когда первое ошеломление толпы прошло, три вещи случились одновременно. Во-первых, все заговорили разом — громко и возбужденно. Это расстроило крошку-медвежонка еще больше, и его плач-скулеж смешался со звуками человеческих голосов. Во-вторых, трое или четверо феинских воинов выхватили оружие. К счастью, они не осмеливались ничего предпринимать без приказания Сигрида, однако были готовы действовать.

Но самой замечательной из всех была реакция сидов. Все как один, не сговариваясь, начали проталкиваться через оживленную толпу. Насколько видела Эффи, сиды не обменялись друг с другом ни единым словом и все же устремились вперед в едином порыве: защитить ребенка Фрейи. Группа из десяти воинов, включая Рако, окружила пень. Они стояли недвижно, положив ладони на рукояти мечей.

На поляне воцарился хаос. Люди проталкивались вперед, подходя близко к краю пропасти. Феины, которые вытащили свои мечи и топоры, что-то кричали Сигриду, размахивая оружием. Они вели себя так, как поступают люди в толпе во всех мирах и во все времена: происходящее непонятно, а стало быть — это плохо, верно?.. Эффи уронила штандарт Туланна и направила лошадь к императору. Если толпа не перестанет напирать, Туланн, Сигрид и Фрейя полетят в пропасть одними из первых. А Заррус будет сидеть у себя в Дурганти и смеяться над ними, черт бы его побрал!

Эффи прорвалась к Туланну и схватила его коня за уздечку, пытаясь успокоить встревоженное животное. Настроение толпы изменилось. Там и тут завязывались драки между феинами и силами, а некоторым радикально настроенным феинам хватило бы и гораздо меньшей провокации, чтобы сцепиться с шоретами. Эффи почувствовала, как в душе вздымается паника; дело могло закончиться настоящей трагедией. Кто-то пытался призвать к порядку, но его голос тонул в гаме толпы.

— Смотрите! — раздался вдруг крик, немедленно повторенный десятками голосов. Люди остановились и обернулись к развалинам Аон Кранна — туда, где лежал ребенок Фрейи.


Йиска не верил в тихие страдания. Он часто говорил своим пациентам: «Скажу заранее: вполне возможно, что вам будет больно. Если почувствуете необходимость застонать или вскрикнуть — не стесняйтесь. Это совершенно нормальная реакция». И обычно они подавали голос, когда становилось действительно больно (причем зачастую мужчины вели себя хуже, чем женщины). Йиска полагал, что стоны и крики — естественная реакция человеческого организма на боль. И теперь, когда ему было худо — так худо, как никогда прежде, — Йиска не собирался отказываться от собственной теории. Его ноги и руки будто выворачивали из суставов; боль перекатывалась по телу, собираясь колючими пучками в локтях и коленях, а глазные яблоки словно закипели в черепе.

— А-а-а! Боже! Мелисенда, ты могла бы меня предупредить! — Он открыл глаза, и тут же из них потоком хлынули слезы. — Черт! Мои глаза. Как будто… — Йиска потер глазницы и немедленно понял, что это была плохая идея, — … они варятся в кипятке. Ох…

Сквозь пелену слез Йиска оглядел залу и мало-помалу начал различать человеческие силуэты. Он до сих пор видел зеленый свет, словно какой-то частью сознания еще оставался во сне. В зале было что-то неправильное… Фигуры двигались.

— Что за черт? Кто все эти люди? Йиска поморгал, пытаясь сфокусировать зрение, и повернул лицо к свету. Однако созерцание яркого пламени лишь вызвало у него новый поток слез.

— Хо… холодно, — прибавил он. — Мне холодно.

— Это Совет, Йиска. — Он ощутил, как Мелисенда обернула его одеялом, и теплая рука ободряюще сжала плечо. Рука, которая внесла смысл и память в его сон.

— Ты видела, Мелисенда? Ты видела то же, что и я?

— Да, — тихо сказала она. — Я видела. Ты преуспел, Йиска. Твои сны, твои предания дали Бразнаиру достаточно энергии, чтобы разбудить Совет Темы.

Йиска не видел ее лица — лишь расплывчатый белый овал, но чувствовал, что Мелисенда лучится радостью.

— Вот. — Она прижала к его глазам прохладный платок, который немедленно промок насквозь. — Ты принес извне силу, которой недоставало Сутре. Магическую энергию, до которой не успел добраться Заррус:

Йиска кивнул, прижимая платок к глазам. Наконец зрение несколько прояснилось, и он сумел получше рассмотреть людей, хотя мелкие детали все еще оставались расплывчатыми. Сидов было около десятка — мужчин и женщин в богатых, изукрашенных одеждах, несколько поблекших от извести и воды. По большей части они были немолоды, Мелисенда казалась самой юной среди них. Йиске подумалось, что он может определить клановую принадлежность сидов: схожесть черт лиц с тотемными животными бросалась в глаза резче, чем прежде. На полу пещеры остались лежать осколки тех сидов, что упали и разбились. К счастью, они не превратились в куски плоти, оставшись камнями. Несколько женщин собирали останки своих товарищей и складывали их в нишу в стене пещеры.

— Йиска… Майкл. — Один из стариков подошел к Йиске и пожал ему руку. — Наша благодарность не имеет границ. Не могу даже представить, какое напряжение воли потребовалось, чтобы восстановить Бразнаир.

Йиска улыбнулся.

— Не стоит благодарности, — промямлил он. — Эй, а где же Дункан и Малки?

Мелисенда и советник обменялись многозначительными взглядами. В душу Йиски закралась тревога.

— Где они? — нахмурился он. Его голос прозвучал более громко и настойчиво, чем хотелось бы Йиске. Многие из сидов обернулись к нему.

Мелисенда коснулась его плеча. Должно быть, она намеревалась ободрить Йиску, однако только больше его встревожила.

— Они… Они живы?

— О боги! Конечно. — Сида улыбнулась, хоть и несколько натянуто. — Видишь ли, дело в том, что они… ну„.

— Говори уже, Мелисенда!

— Они арестованы, Йиска. За кражу Бразнаира и предательство Совета. И, возможно, будут казнены.