"Назначение в никуда" - читать интересную книгу автора (Лаумер Кейт)

Глава I

Из-за стойки Молли музыкальный автомат разбивал свое сердце о неверную женщину, но слушать его было некому, кроме нескольких отказников, восседавших на круглых сиденьях под желтым багамским солнцем, лелеющих пиво и ловящих бриз, тянувший с залива. Было около девяти вечера, и дневная жара ушла с пляжа; шорох волны, набегавшей на песок, звучал одиноко и отдаленно, как воспоминание старого человека.

Я примостился у стойки; Молли поставила передо мной бутыль вина с нетронутым еще сургучом.

– Джонни, сегодня это снова произошло, – сказала она. – Я обнаружила деревянное блюдо, которое, клянусь, расколола месяц назад, прямо здесь, в раковине, и без единого отколотого кусочка. И запас виски там иной – такого я никогда не заказывала, никакого признака «Красной марки», а тебе уж известно, как соблюдаю свой ассортимент. А три кочана капусты, вчера еще свежие, сгнили в холодильнике!

– Так – твой последний заказ перепутали и овощи были не такими свежими, как казалось, – ответил я.

– А поганки в углах? – спросила она. – Скажешь, это тоже естественно? Ты лучше разберись в этом, Джон Кэрлон! И вот еще что. – Она достала из-за стойки тяжелый хрустальный кубок емкостью почти в кварту с округлым дном на короткой ножке. – Это стоит денег. Как это оказалось здесь?

– Импульсивная покупка, – предположил я.

– Не дурачь меня, Джонни. Здесь что-то происходит, что-то, что задевает меня! Похоже, мир сдвигается прямо под моими ногами! И не только здесь! Я имею в виду все вокруг – мелочи, такие, как перемещения деревьев, журналы, которые я начинала читать, а возвращаюсь к ним и не нахожу ни одного похожего рассказа в номере!

Я погладил ее по руке, она сжала мои пальцы. – Джонни, скажи мне, что происходит? Что делать? Я еще не потеряла рассудок, не так ли?

– Все хорошо, Молли. Стекло, возможно, оказалось подарком какого-нибудь тайного обожателя. И каждый из нас время от времени теряет вещи или запоминает их чуть-чуть иначе, чем они есть на самом деле. Ты, вероятно, найдешь свой рассказ в другом журнале. Просто перепутала. – Я старался, чтобы это прозвучало убедительно, но трудно убедить в том, в чем сам не уверен.

– Джонни, а как насчет тебя? – Молли еще держала меня за руку – Ты еще не говорил с ними?

– С кем? – осведомился я.

Она одарила меня горячим взглядом пары глаз, которые, вероятно, долго служили для разбивания сердец, пока солнце Ки Уэст не выбелило в них все краски. – Не притворяйся, будто не знаешь, что я имею в виду! Сегодня еще один тип спрашивал тебя – новый, я раньше его никогда не видела.

– О, с ними! Нет, у меня не было времени…

– Джонни! Как ты думаешь? Ты не стряхнешь так просто этих парней. Они расплющат тебя так тонко, что ты будешь скользить по линолеуму, ни с чем не сталкиваясь.

– Не беспокойся обо мне, Молли…

– Ты опять усмехаешься! Джонни Кэрлон, шесть футов три дюйма костей и мускулов, парнище с бронированной спиной! Слушай, Джонни! То, что имеет в виду этот Джекези, значит только одно – особенно с тех пор, как у него появилась эта проволока на подбородке. Он прихлопнет тебя, отбивную из тебя сделает, – она примолкла. – Но я догадываюсь, что ты все это знаешь. Значит, все, что я тебе говорю, на тебя не действует. – Она повернулась и взяла с задней стойки бутыль «Реми Мартэн». – Говоришь, это стекло. Тогда используем его по назначению.

Молли плеснула в кубок бренди, и я поднял его, разглядывая мерцание янтарного света внутри.

Сидя на троне, я вглядывался в узкое лицо вероломца, которого любил так сильно, и заметил, как надежда возвращалась в эти хитрые глаза.

– Мой милостивый государь, – начал он, подползая ко мне на коленях, волоча свои цепи. – Не знаю, Почему я был так обманут, что предпринял такое оскорбительное безрассудство. Что-то вроде приступа безумия, ничего не значащего.

– Ты же три раза домогался моего трона и короны, – выкрикнул я не только для его ушей, но и для всех, кто мог выступить против того, что, как я знал должно было сегодня произойти. – Три раза я прощал тебя, вновь окружал заботой, превозносил перед верными мне людьми.

– Небесная благодать нисходила на Твое Величество за великое твое милосердие, – журчал бойкий голос, но даже в этот момент я видел ненависть в его глазах. – На этот раз клянусь…

– Не клянись, ты, так часто дававший ложные клятвы! – приказал я ему. – Лучше подумай о душе, не порочь ее больше в свои последние часы!

И наконец глубоко внизу я заметил страх, выплывающий из-под ненависти и всего, что еще сохраняло саму страсть к жизни. И я знал, что это жизнелюбие обречено.

– Спасибо, брат, – вздохнул он и, как к богу, поднял ко мне скованные руки. – Спасибо, независимо от памяти о прошедших радостях, которую мы разделяем с тобой! Спасибо, во имя любви нашей матушки, леди Элеоноры, святой…

– Не погань имя той, что любила тебя! – заорал я, ожесточив свое сердце воспоминанием о ее лице, бледном в отблеске приближающейся смерти, заставляющем меня поклясться вечно защищать и покровительствовать тому, кто теперь коленопреклоненным стоял передо мной…

Он рыдал, когда его оттаскивали, рыдал и клялся в своей истинной любви и преданности мне. А позже, в своих покоях, рыдал я, вновь и вновь слыша глухой удар топора палача.

Мне говорили, что под конец он обрел мужество и шел к плахе с высоко поднятой головой, как приличествует сыну королей. И своими последними словами он меня – простил.

Ох, он простил меня…

Какой-то голос звал меня по имени. Я моргнул и увидел лицо Молли как бы сквозь дымку.

– Джонни, что это?

Я тряхнул головой, и галлюцинация исчезла.

– Не знаю, – сказал я. – Может быть, недосып.

– Твое лицо, – выговорила она. – Когда ты взял в руки бокал и поднял его вверх, как сейчас, ты выглядел – как чужестранец…

– Возможно, это напомнило мне кое о чем.

– Это тебя тоже достало, не так ли? Джонни?

– Может быть. – Я одним глотком проглотил бренди.

– Самое лучшее для тебя – уйти, – мягко сказала она. – Ты знаешь это.

– А если они не… Нельзя иметь все, – заметил я. Она посмотрела на меня и вздохнула.

– Мне все время казалось, что ты должен идти по жизни своим путем, Джонни.

Я почувствовал, что ее глаза следили за мной, пока я выходил сквозь застекленную дверь на холодный вечерний воздух. Над заливом клубился тяжелый туман, сквозь который большие ртутные лампы внизу освещали пирс, как мост в никуда. На конце его в тумане плавала моя лодка. Легкоуправляемая, сорокафутовая, она была почти выкуплена. Суденышко низко сидело в воде при полной загрузке своих четырехсотгаллонных баков. Пара 480-Супермарин-Крайслеров под ее транцем была старой, но в наилучшем состоянии – я собственноручно перебрал их. Они всегда привозили меня туда, куда бы я ни направлялся, и обратно.

Я прошел мимо моторного сарая, когда двое мужчин выделились из тени и вышли, преграждая мне дорогу. Одного из них, крупного экс-боксера, звали Джекези, другой был мелкой пташкой с лисьим лицом в костюме автогонщика. Он щелчком отбросил сигарету, пригвоздил ее носком ботинка и поддернул рукава жестом карточного шулера, готовящегося к быстрой сдаче.

– Это мистер Рината, Кэрлон, – сказал Джекези. Кто-то когда-то попал ему в глотку, и с тех пор его голосом был хриплый шепот – Он приехал из Палм-Бич специально, поговорить с тобой.

– Приятно видеть вас, мистер Кэрлон, – человек с лисьим лицом вынул длинную узкую руку, похожую на обезьянью.

– Я говорил вам, чтобы вы не толклись вокруг моей лодки?

– Не упрямься, Кэрлон, – сказал Джекези. – Господин Рината большой человек и проделал долгий путь…

– Организация Защиты Рыбаков – важная организация, приятель, – заговорил Рината. – Человек может избавить себя от кучи неприятностей, замолчав.

– А какие неприятности могут меня ожидать? Он кивнул, как будто я сказал что-то разумное.

– Скажу вам вот что, Кэрлон, – заявил он. – Чтобы доказать нашу добрую волю, мы отменим три сотни вступительного взноса.

– Просто убирайтесь с моей дороги, – сказал я и попытался пройти мимо них.

– Подожди минутку, старик, – прорычал Джекези. – Морды вроде твоей с мистером Рината так не разговаривают.

– Легче, Джекези, – мягко сказал Рината. – Мистер Кэрлон слишком разумен, чтобы лезть на рожон.

Я уловил направление, в котором он мельком бросил взгляд, и увидел машину, разгружавшуюся посреди улицы. Два человека склонились у переднего крыла, согнув руки.

– Со временем вы двинетесь с места, Кэрлон, – сказал Рината, показывая мне несколько зубов, которые нуждались в обработке. – Парни, что ходят сами по себе, не имеют шансов в наши дни. Слишком острая конкуренция. – Он взял несколько бумаг из внутреннего кармана и вручил мне. – Подпиши их, дружище. Это самое умное, что ты сможешь сделать.

Я взял бумаги, порвал пополам и выбросил.

– Еще что-нибудь, или вы, наконец, смотаетесь? – спросил я.

– Его лицо стало отвратительным, но он вытянул руку, чтобы удержать Джекези сзади.

– Это очень плохо, Кэрлон. Слишком плохо. Рината вынул свой платочек из наружного кармана, взмахнул им. Я быстро отступил мимо него и левым боковым достал Джекези прежде, чем его рука получила время окончить свой разворот от бедра. Дубинка вылетела, Джекези сделал пару шагов назад, сохраняя равновесие, и шумно перевалился через боковой парапет.

Я сгреб Ринату, и выдавил из его одежды маленький автомат. Он нагнулся за оружием и вошел в соприкосновение с носком моего ботинка.

Он шлепнулся на спину, выплевывая кровь и мяукая, как мокрый котенок. Двое из группы поддержки, сзади, перешли на бег. Я схватил оружие и попросил Ринату дать им отбой, но сверкнул выстрел, кашлянул глушитель, и пуля прорезала воздух у моего правого уха. Я дважды выстрелил с бедра. Человек затормозил и упал: другой шлепнулся с доски. Я схватил Ринату за воротник и потащил его, поднимая на ноги.

– Чуть ближе – и ты мертв, – заявил я.

Он пнул меня и попытался укусить мою руку, но тут же проорал приказ.

– Вшивый фраер уделал Джимми, – вернулось эхо. Рината заорал снова, и один из охранников медленно поднимаясь на ноги.

– Джимми тоже, – сказал я.

Рината произнес слово. Человек, стоявший на ногах, попытался поднять партнера, не смог этого сделать, приладился и, ухватив пару пригоршней пиджака, потащил его. Через минуту-другую я услышал, как завелась машина и стремительно исчезла в тумане. – О'кей, дай-ка мне вздохнуть, – сказал Рината.

– Конечно, – сказал я, отталкивая его, и сильно ударил в желудок; когда тот согнулся, солидно добавил по позвоночнику.

Оставив его на настиле пирса, я вышел и поднялся. Я использовал свой старый нож, чтобы перерезать пеньковый канат лодки, и через две минуты ее нос был нацелен на канал в направлении глубокой воды. Я наблюдал, как огни залива скользили в тумане, который скрывал заразу и нищету, оставляя все-таки магию ночной гавани. И запах разложения; его ничем было не перекрыть.

Я шел на запад часов пять, затем выключил двигатель и сел на палубу, наблюдая за звездами почти час, прислушиваясь к звукам моторов, но за мной никто не охотился.

Я опустил якорь и лег, завернувшись в одеяло.

Низко над водой стоял туман, когда перед рассветом я развернулся. Мои плечи болели, и это вместе с ощущением липкого влажного тумана на моем лице на минуту почти напомнило мне что-то: отблески света на стали и трепетавший на ветру вымпел; ощущение огромного коня подо мной, что было довольно странно, поскольку я ни разу в своей жизни не садился на лошадь.

Лодка мертво покоилась на неподвижном, плоском море, и даже сквозь туман солнце уже отдавало ему какое-то тепло. Казалось, это будет еще один из тех длинных голубых дней в заливе, когда море и небо пусты вплоть до далекого горизонта. Отсюда Джекези и его босс Рината казались чем-то, выпадающим из остальной жизни. Я подошел к камбузу поджарить себе яичницу с ветчиной, но заметил забавную вещь: крохотные кусочки грибообразного вещества, растущие на махогоновой обшивке и медном поручне. Я скинул их за борт и провел полчаса со шваброй и за полировкой медных деталей, слушая огромную, как мир, тишину. Под конец я поднял люк и осмотрел моторы сверху донизу, завернув крышки сальников на оборот-другой. Когда я поднялся на палубу, там у поручня левого борта стоял человек, глядевший на меня сквозь прицел автомата.

Он был одет в узкий белый китель с мелким завитком золотого шнура у обшлага. Его лицо было худым, жестоким, незагорелым; городской человек. Эта штука в его руках не была похожа ни на одно из тех ружей, что я видел когда-либо, но вид у нее был функциональный, а рука, направленная на мое лицо, была настолько спокойна, насколько это было необходимо. Я поглядел на него, оглядел всю свою посудину – никакой другой лодки в поле зрения не было, и даже резинового плотика.

– Спокойно, – сказал я. – Как вы с ним управляетесь?

– Это неврат, нерв-автомат, – сказал он деловым тоном. – Это неописуемо болезненно. Выполняйте то, что я скажу, в точности, и я не буду вынужден использовать его.

Он направил меня назад к люку. У него был странный акцент – британский, но не совсем. Я отодвинулся на шаг-другой; он последовал за мной, сохраняя постоянную дистанцию.

– Слева от водяного трубопровода расположен вентиль топливного насоса, – сказал он тем тоном, каким вы могли попросить передать вам сахар. – Откройте его.

Я подумал, что тут можно было бы возразить, но я боялся, что мне ответит оружие. Я залез вниз, нашел вентиль и открыл его; дизельное топливо хлынуло наружу, издавая мягкий плещущий звук, ударяясь о воду с левого борта. Триста галлонов номера второго маслянистым пятном расплывались по поверхности ровной воды.

– Откройте вентиль носовой цистерны, – сказал человек с оружием.

Он шел за мной, пока я поднимал крышку люка, наблюдал, как я открываю вентиль. Зеленая вода вскипела, падая внутрь. Затем мы прошли на корму и открыли там еще один вентиль. Вода бурлила, со звуком врываясь внутрь, я мог видеть через открытый люк моторного отделения, как она поднималась, затопляя большие блоки цилиндров, всякие щепки и другой мусор вращались на ее темной поверхности. За две минуты вода дошла до кромки, слегка накреняя лодку к левому борту.

– Несколько громоздкий способ склонить к самоубийству, – сказал я. – Почему просто не заставить шагнуть за борт?

– Закройте кормовой вентиль, – приказал он, кивая в сторону кокпита, как холодный и спокойный техник, выполняющий свою работу.

Я гадал, что это может быть за работа, но быстро прошел на корму и закрыл вентиль. Затем носовой. После этого лодка глубоко осела, и ее планшир лишь дюймов на шесть выступил над водой. В воздухе стоял густой запах нефти.

– Если поднимется ветер, нас захлестнет, – сказал я. – И без топлива, значит, без насосов…

– Ложитесь на палубу, – прервал он меня. Я покачал головой.

– Я приму это стоя.

– Как хотите.

Он опустил дуло, я напрягся и бросил на него свой вес в последней попытке. Оружие издало острый шум, во мне вспыхнул жидкий огонь, разрывая мою плоть на куски.

…Я лежал лицом в палубу, дрожа, как свежеампутированная нога. Подобрав под себя колени, поднялся на нога. Человек в белой форме исчез. В лодке я был один.

Я обошел ее от носа до транца. Я не думал, что найду его спрятавшимся в продуктовом ящике. Просто на ходу я пытался понять, что случилось. Закончив обход, я прислонился к стенке каюты, чтобы прошел приступ болезненной тошноты. – Точка, которую я выбрал, чтобы выехать на ночные часы, была в шестидесяти милях южнее Ки Уэст, в сорока милях севернее Кастильо дель Морро. Я буду на плаву, пока не задует ветер, достаточный, чтобы поднять волны. Еды и воды у меня было на два дня – может быть, на три, если я растяну ее. Налетчик успел сломать мое радио, я проверил и обнаружил, что отсутствует одна лампа. Запасной не было. Это значило, что у меня единственный шанс – оставаться на плаву, пока случайно кто-нибудь не пройдет мимо и не сможет взять меня на борт. Это значило потерять лодку – но можно было считать, что она уже потеряна.

Я мало что мог сделать, чтобы спасти ее: ручная помпа была в трюме под двумя футами воды. Я провел час, выуживая ее на палубу, и другой – работая вручную, пока она не сломалась. Я смог понизить уровень воды на восьмую часть дюйма – или это была игра света. Некоторое время я вычерпывал воду ведром для питья большей частью себе на голову; по шесть ведер в минуту, считая по три галлона на ведро, за сколько времени я перенесу десять тысяч галлонов за борт? Слишком долго – был ответ, к которому я пришел.

К полудню ветер поднял волнение, и осадка увеличилась почти на дюйм. Я выловил банку консервированной ветчины и бутыль пива из воды, окатывающей камбуз, сел на теневой стороне кокпита и стал наблюдать, как бледные облака громоздятся далеко над водой, думая, как хорошо сидеть в холодном полумраке бара Молли, рассказывая ей о таинственном человеке в щегольском белом костюме, который целился в меня из чего-то, что он называл нерв-автоматом, и приказывал мне выпустить горючее и затопить катер, а потом скрывшемся, пока я валялся лицом вниз…

Я поднялся и пошел оглядеть место, где он должен был находиться. Там не осталось ничего, что подтвердило бы, что это не было иллюзией. Он ходил, пока я мотался взад-вперед, но это тоже не оставило следа. Выходит, я открыл кингстоны и затопил свою лодку. Правда, была еще исчезнувшая радиолампа, но ее мог убрать я сам, сделав это в каком-то приступе беспамятства. Может быть, горючее тропическое солнце вконец испекло мои мозги, и выстрел из нерв-автомата, дававший о себе знать при каждом движении, мог привидеться, когда я потерял ощущение реальности.

Но я просто пытался обмануть себя. Я помнил жесткое, умное лицо, сверкающий свет в стволе ружья, неуместно незапятнанную белизну, с блестящими знаками различия на отворотах и с буквами по голубой эмали на них.

Я поднял свое ведро и вернулся к работе.

Бриз рванул на закате, и за десять минут в лодку налилось воды больше, чем я вычерпал за десять часов. Она переливалась с борта на борт, как брюхатая морская корова. Какое-то время ночью она еще будет плюхать, какое-то время я еще буду плыть, а затем…

Никакого будущего на этом направлении мыслей не было. Я вытянулся на спине на палубе, закрыл глаза, слушая поскрипывание деревянного настила, пока лодка двигалась в воде со всем своим непомерным грузом… – и проснулся, еще прислушиваясь, но сейчас уже к новому звуку. Стояла полная тьма, без луны. Я соскользнул на палубу, и солидная волна перевалила через планшир, вымочив меня до колен.

Я слышал звук: он шел спереди – глухое звяканье! – похоже, что нечто тяжелое вынесено на опалубку. Я потянулся внутрь кокпита и вытащил большую шестиэлементную вспышку, прикрепил ее рядом с бортовым журналом и включил. Стало светло. Голос из темноты сказал:

– Кэрлон, уберите этот свет!

Я прижался к надстройке, свет упал на поручень трапа, в нем торчал нож. Я поднял фонарь, и в его свете оказалось лицо. Это был не тот человек, что пробовал на мне свое оружие. Этот был высок, седовлас, в аккуратном сером комбинезоне. В руках у него ничего не было.

– Вырубите свет, – сказал он. – Быстро! Это важно! Я выключил вспышку, но видеть его мог.

– Нет времени объяснить, – сказал он. – Вы должны покинуть судно.

– Я предполагаю, вы принесли с собой лодку? – Вода переливалась через борт, и лодка дрожала подо мной.

– Кое-что получше, – ответил он, – но мы должны сделать это быстро. Пойдемте вперед.

Я не ответил, потому что был на полпути к нему и пытался различить его силуэт на фоне неба, но он был того же цвета.

– Она быстро погружается, – сказал он. – Мой прыжок не изменил этого.

– Ее водяные и бензиновые цистерны пусты, – сказал я, – и она, может быть, еще выплывет. Я выиграл еще один ярд.

– У нас нет времени для выяснения. Осталось лишь несколько секунд.

Он стоял на носовом люке, полуобернувшись налево и вглядываясь в темноту, как будто там было нечто, интересующее его, что он не хотел пропустить.

Я проследил за его взглядом, что он не хотел пропустить. Я проследил за его взглядом и увидел это.

Это была платформа около десяти футов в ширину с поручнями вокруг, которые отражали слабые огни из того, что казалось светящимся блюдцем, укрепленным в центре мачты. Они плыли в ста ярдах от нас, дрейфуя над водой. На платформе находились двое, оба в белых формах. Один из них был тот, кто потопил мою лодку, а другой – маленький человек с большими ушами, лица которого я не мог видеть.

– Что за спешка? – спросил я. – Я вижу человека, с которым мне надо потолковать.

– Заставить вас я не могу, – сказал человек в сером, – но могу только сказать, что на этот раз все козыри у них. Я предлагаю вам шанс при новой сдаче. Взгляните! – Он показал большим пальцем за плечо.

Я сперва не видел ничего, а потом увидел прямоугольник шести футов в высоту и двух в ширину, как открытая дверь в комнату, где горела тусклая свеча.

– Не могу позволить себе быть схваченным, – сказал человек в сером. – Следуйте за мной, если решите поверить мне. – Он повернулся, вошел в эту призрачную дверь, висящую в воздухе, и исчез.

Платформа теперь быстро приближалась; тощий стоял у переднего края с нерв-автоматом в руках.

– Дайте мне десять секунд, – сказал я в дырку в воздухе.

Я вернулся вдоль рубки, у кокпита опустился по бедра в воду и ощупал все вокруг себя в мертвенном свете нактоуза. Найдя кожаный ремень и ножны, нацепил их на себя, а когда выныривал, почувствовал, что лодка начала двигаться.

Белая вода вспенилась вокруг меня, почти оторвав от поручня. Светящаяся дверь была еще здесь, вися в воздухе в шести футах от меня.

Я подпрыгнул, ибо лодка скользнула вниз. Когда я пересекал линию света, было ощущение иголок, воткнувшихся в кожу; затем мои ноги ударились об пол, и я оказался в самой странной комнате из всего, что когда-либо видел.