"И он ее поцеловал" - читать интересную книгу автора (Гурк Лаура Ли)

Глава 15

Тетя Лидия вернула бы книги. Отец сжег бы их. Эмма оставила книги себе.

Она ни секунды не сомневалась в своем решении, вот что поразило ее больше всего. Более того, она решила выставить непристойное собрание в своей гостиной, на полке, которую было прекрасно видно с ее кресла у рабочего стола. Она могла любоваться им, сколько душе угодно, сочиняя опусы о благопристойном поведении. Может, это своего рода лицемерие, но всякий раз, когда она отрывалась от машинки и смотрела на яркие красные обложки, Эмма улыбалась – тайная радость, коей она имела возможность наслаждаться когда пожелает.

Выходит, она все-таки была мятежницей. Подобно невольно слетающим с губ бранным словам в минуты отчаяния и чрезмерному поеданию шоколада в грустные дни, эти книги являлись крошечным мятежом против строгих рамок ее воспитания. Однако с поцелуем Марлоу дело обстояло иначе. Это был куда более серьезный бунт, чем несколько ругательств или непристойная литература.

Миссис Инкберри совершенно справедливо напомнила о хрупкой природе женской добродетели и тех последствиях, с которыми придется столкнуться несчастной, утратившей ее. И все же стоило Эмме вспомнить о Марлоу и о происшествии в книжном магазине, в душе ее начинало клубиться темное, горячее желание – еще один тайный восторг, но в отличие от первого она не могла себе позволить насладиться им. Не успевал он появиться, как Эмма тут же подавляла его, приговаривая, как вредно лелеять нескромные мечты о виконте, который никогда не даст ей своего имени.

Последнее время они обсуждали ее труды через курьера, но, получив от него записку с требованием возобновить личные встречи, Эмма была уверена, что время излечило ее, что она уже собрала волю в кулак. Прошло около двух недель после поцелуя в книжном магазине Инкберри – вполне достаточно, чтобы взять себя в руки и подавить бесстыдные мысли и порывы.

Но стоило в среду вечером переступить порог конторы, как Эмма поняла, что жестоко ошибалась. Как только секретарь объявил о ее приходе и Марлоу повернулся к ней от окна, его улыбка пронзила ей сердце, всколыхнув воспоминание о болезненно-сладостном удовольствии, которое она испытала от прикосновения его губ. В его взгляде читался тот же темный, тайный голод, и Эмма поняла, что все ее усилия пошли прахом. Что поцелуй создал между ними невидимую связь, которая никогда не прервется. И через двадцать лет ничего не изменится. Едва Эмма увидела Марлоу, и ее вновь охватила безудержная радость.

Эмма неуверенно остановилась в нескольких футах от кресла, стоявшего напротив его стола, намертво вцепившись в ручку кожаного портфеля. Казалось, она не в силах двинуться дальше, не в силах сделать еще хоть шаг.

– Привет, – выдохнула она.

– Эмма… – Его губы растянулись еще шире, и удовольствие в груди стало невыносимым. Эмма опустила глаза, но это не помогло – из нагрудного кармана его темно-синего сюртука выглядывал краешек розовой благодарственной открытки, которую она послала ему за книги. Эмма прикусила губку.

– Это все, сэр?

Обыденный голос секретаря разрушил чары. Марлоу посмотрел мимо нее.

– Да, спасибо, Куинн.

Секретарь вышел, и Эмма преодолела последние футы до стола Марлоу. Она села, поставила портфель у ног и попыталась вспомнить, зачем она здесь.

– Обсудим исправления, милорд? – Она старалась говорить четко и по-деловому, каждой клеточкой тела ощущая открытую дверь в приемную, прекрасно понимая, что секретарь, который сидит сейчас на ее бывшем месте, может услышать их разговор. – Они настолько многочисленны?

– Нет. Почему вы так решили?

Она не стала объяснять ему причину. Не скажешь ведь, что, сидя за пишущей машинкой, она не столько работала, сколько разглядывала книги в красных кожаных обложках и пыталась выбросить из головы Марлоу и его поцелуй.

– Я подумала, вы именно поэтому пожелали встретиться лично.

Он бросил взгляд на открытую дверь, наклонился и прошептал:

– Я пожелал встретиться лично, потому что хотел увидеть вас.

Заклубившаяся в груди радость прорвалась наружу яркой улыбкой.

– О!

Он подвинул к себе стопку бумаг.

– Но раз уж вы спросили, у меня действительно имеется несколько замечаний. – Он начал листать страницы. – Вы слишком затянули с рассказом о ванильном суфле. История шоколада больше похожа на школьный урок. Нужно добавить остроты, образности. Если вам требуется помощь, буду рад оказать вам ее.

Эмма втянула воздух через зубы, и Гарри посмотрел на нее невинным взглядом:

– Что-то не так?

– Нет. – Она откашлялась. – Все хорошо. Что еще?

Он снова посмотрел на листочки:

– Думаю, это все. За исключением того, что в рецепте карамельного соуса вы забыли указать сахар.

– Правда?

Он с улыбкой кивнул:

– Было трудно сосредоточиться, да?

Эмма ни за что на свете не призналась бы в этом.

– Позвольте взглянуть.

Он протянул ей статьи, и Эмма убедилась, что действительно упустила из виду самый важный компонент карамельного соуса. Кроме того, несмотря на все заверения Марлоу, она обнаружила, что ошибка в, рецепте, мягко говоря, далеко не единственная. Листочки были испещрены его исправлениями и замечаниями.

Боже правый, если она и дальше будет витать в облаках, ее писательская карьера окажется под угрозой.

За спиной послышалось деликатное покашливание. Они с Марлоу дружно посмотрели на дверь и увидели Куинна.

– Я закончил на сегодня, сэр, уже шесть вечера, – проговорил секретарь. – Есть еще задания?

– Нет, Куинн, можете идти.

– Хорошо, сэр. Если это все, то я желаю вам доброго вечера. – Секретарь с поклоном удалился, и через несколько секунд Эмма услышала, как хлопнула входная дверь. Они с Марлоу остались наедине.

– Я сегодня же внесу изменения, – поспешно выпалила она, убирая бумаги в портфель. – Вы прочитали мои наброски?

– Да. – Он взял другую стопку листов. – Вполне приемлемо, но я хотел спросить вас об одной вещи. – Он начал перебирать странички. – Подождите минутку, сейчас найду.

Из-под широких полей соломенной шляпы Эмма внимательно наблюдала, как он пытается отыскать нужный листок. Локон темных волос упал на лоб, Гарри машинально убрал его, но волосы вновь выбились из прически. Ей захотелось протянуть руку и потрогать их, покрутить в пальцах. Ей захотелось прижаться губами к его губам. Ей захотелось…

– Вот. – Он постучал пальцем по строчке в тексте. – Что такое язык веера?

Она сделала глубокий вдох, решительно прогоняя фантазии о поцелуях.

– Тетя рассказывала мне о нем, когда я была девочкой. А поскольку я собралась писать о веерах, то подумала, что будет забавно рассказать об этом.

– Но что это такое? – пронзил он ее взглядом.

– Говорят, женщины в прежние времена пользовались веерами для передачи сообщений молодым людям, к коим они питали романтический интерес. К примеру, женщина хотела дать понять мужчине, чтобы он пригласил ее на танец, или намекала, что хочет познакомиться с ним, и для этого она пользовалась особыми жестами.

– Жестами? Не понимаю, о чем вы толкуете. – Он вышел из-за стола. – Покажите мне.

– Что, прямо сейчас?

– Да. У вас есть с собой веер?

– Конечно, – Она достала из кармана летний веер из слоновой кости и полосатого зеленого шелка. – Я летом всегда ношу веер.

– Превосходно. – Он знаком пригласил ее подняться. – Я не имею представления о языке веера и хочу лично посмотреть на эти жесты.

Эмма поднялась с кресла. Подумав немного, она указала на другой конец комнаты:

– Идите туда и встаньте в дверном проеме. – Она подождала, пока он выполнит ее просьбу. – Теперь представьте, что мы на балу…

– Не могу, – перебил он ее. – Я не могу представить, что мы на балу, пока на вас эта жуткая шляпа.

– Она не жуткая! – выпалила Эмма, но рука автоматически взметнулась к головному убору. – Что с ней не так?

– Все. Почему женщины до сих пор цепляют к шляпам перья, выше моего понимания. У вас такой вид, как будто вы натянули на голову зад страуса. Кроме того, поля настолько широкие, что я вижу ваше лицо, только когда вы поднимаете голову, а мне нравится смотреть на ваше личико. Снимите шляпу.

Критику лучшей ее шляпки – шляпки, за одни перья которой она выложила целый шиллинг, чтобы шагать в ногу с модой, – эту критику можно было простить за высказывание о ее личике. Эмма убрала веер в карман, отколола шляпную булавку, сняла шляпку и положила на стол. Потом снова вынула веер.

– А теперь представьте, что мы на балу. Вы только что пошли, и, хотя мы с вами не знакомы, я заметила вас, и вы мне понравились.

– Это и представлять не надо, – сказал он, одарив ее самодовольной улыбкой. – Вы же сами назвали меня красивым, помните?

– Не отвлекайтесь, – с притворной суровостью велела Эмма и открыла веер. – Видите, как я держу его, в левой руке, у лица, глядя поверх веера? Это значит, что я хочу познакомиться с вами.

Он склонил голову набок, внимательно изучая Эмму через комнату.

– А если бы вы взяли его в правую руку? Это значило бы что-то еще?

– Да, этим я намекнула бы вам о встрече. Я вышла бы из зала, а вы должны были бы последовать за мной.

– И люди действительно занимались этим? – с сомнением протянул Гарри. – Вы ничего не выдумываете?

Эмма рассмеялась:

– Я и сама обвинила тетушку во лжи. Я сказала: если вы хотите передать тайное послание, веер вряд ли поможет вам, потому что окружающие увидят ваши знаки и все поймут. Но тетя Лидия настаивала на том, что и она, и ее подруга объяснялись таким образом с кавалерами на балах и приемах.

– Я не верю, – покачал он головой. – Мужчины никогда не стали бы заниматься подобной чепухой. Все слишком запутанно, слишком невнятно. Откуда мужчине знать, беседуете вы с ним или просто используете веер по прямому назначению? Мужчина может легко ошибиться. Мы предпочитаем прямое, открытое общение.

– Да, но женщинам не дозволяется вести себя открыто. Если мне захочется познакомиться с вами, я не смогу просто подойти к вам и представиться.

– Очень жаль. Я не ошибусь, если заявлю от лица всех мужчин: мы были бы счастливы, веди себя женщины более непринужденно.

– Нисколько не сомневаюсь, но так не делается. Вы знаете это не хуже меня. Конечно, я могу спросить у друзей, не знакомы ли они с вами и не представят ли нас друг другу, но могу и не отважиться на такой поступок. Слухи быстро распространяются, знаете ли.

– Сохрани Господь общество, которое позволит женщине действовать напрямую. Ну ладно, допустим, я правильно истолковал ваш сигнал о том, что вы хотите со мной встретиться. – Он направился к ней. – А поскольку я питаю слабость к рыжеволосым, то, безусловно, не откажусь.

От удивления у Эммы перехватило дыхание, пальцы со всей силы стиснули веер и побелели.

– Вы предпочитаете брюнеток.

Он остановился перед ней и поднес руку к ее лицу. Их глаза встретились, он начал наматывать на палец выбившуюся прядь ее волос.

– Я пересмотрел свои пристрастия.

Дотронувшись пальцами до ее щеки, он убрал прядку волос ей за ухо. Эмма задрожала от этого легкого прикосновения.

– А вы не пересмотрели, Эмма?

Он спрашивал ее о чем-то. Эмма моргнула.

– Что?

– Вы говорили, что я вам не нравлюсь, – напомнил он ей и легко, словно перышком, провел по ее ушку, щекоча. – Вы называли меня распутником.

– Вы такой и есть. – К несчастью, этот факт не охлаждал ее пылких фантазий. Эмма закрыла глаза и постаралась вспомнить беседу с миссис Инкберри, но мысли о добродетели не помогли.

Его рука обняла ее за шею. Теплая ладонь легла на затылок, большой палец погладил щеку.

– И я все еще не нравлюсь вам?

– Я никогда не питала к вам неприязни.

Он недоверчиво хмыкнул, заставив ее открыть глаза.

– Да, я действительно утверждала, что вы мне не нравитесь, и, когда говорила, верила в это, но наделе все оказалось не так. Не совсем так. Я не одобряла вашего поведения и обижалась на вас за то, что вы не хотели дать моим произведениям шанса, которого они заслуживают. А еще не принимали меня как должное, когда я работала вашим секретарем. Я ненавидела такое отношение к себе и больше не позволю вам так со мной обращаться. Но сколько я ни старалась невзлюбить вас, ничего не получилось. – Она судорожно сглотнула. – Стоило мне по-настоящему разозлиться на вас, вы всегда находили ко мне подход. Смягчали мой гнев, или подыскивали нужные слова, или заставляли смеяться.

Он улыбнулся:

– Может, все дело в том, что я все-таки симпатичный малый, несмотря на все мои недостатки? Очаровательный, умный, скромный…

Эмма рассмеялась. Не смогла удержаться. Он действительно был очаровательным, она всегда это знала, хотя и не всегда была способна оценить, как сейчас.

Но это не значит, что она позволит ему взять над ней верх. Когда он склонился к ней, она со стуком захлопнула веер и прижала его к своим губам прежде, чем Гарри успел коснуться их. Он выпрямился и отпустил ее.

– Это какой-то знак?

Она кивнула и опустила веер.

– Это значит, что я не доверяю вам.

– Эмма! – наигранно оскорбился он и положил руку ей на талию. – Вы не доверяете мне?

Она сбросила его руку.

– Ни на йоту.

– Вам нравится усложнять мне жизнь, не так ли?

Ее улыбка стала еще шире.

– Привлекательная идея, да.

– Наслаждайтесь, пока можете, потому что я непременно возьму реванш. Так на чем мы с вами остановились? – Он нахмурил брови, делая вид, что припоминает. – Ах да, я правильно понял ваш намек о том, что вы желаете познакомиться со мной. Предположим, исполненные благих намерений друзья представили нас друг другу. Итак, следующий шаг ясен. – Он поклонился ей. – Мисс Дав, позволь те пригласить вас на танец.

– Мы не может танцевать. Музыки нет.

– Это наш звездный час. Не надо портить его банальностями. – Он взял ее руку в перчатке в свою ладонь, вторая ладонь легла ей на Талию. – Мы можем спеть.

– Я не пою, – возразила она, но сама уже убрала веер в карман и положила руку ему на плечо, приготовившись к танцу. – В раннем детстве я подслушала, как викарий говорил моему отцу, что мне медведь на ухо наступил. С тех пор отец приказал мне в церкви беззвучно открывать рот. – Она замолчала, удивившись тому, что такие давние воспоминания до сих пор больно ранили. Она постаралась избавиться от них и улыбнулась. – Без сомнения, паства была благодарна.

Марлоу не улыбнулся в ответ, и, как ни странно, серьезный вид только добавил ему очарования.

– Пойте как пожелаете, Эмма. Чем громче, тем лучше. Да доходи вы на коростель, мне все равно.

Боль прошлого внезапно навернулась на глаза, Эмма заморгала и поспешно отвела взгляд. Грудь сдавило.

– Благодарю, но все же будет лучше, если споете вы.

– Хорошо. – Он принялся раскачиваться взад-вперед, увлекая ее за собой: – И два, и три, и четыре. – Марлоу запел хорошо поставленным баритоном, и они закружились в вальсе под одну из бессмысленных баллад Гилберта.

Она рассмеялась, прервав песню, но он не сбился с шага.

– «История принца Агиба?» – спросила она, пока он пел ее по комнате в вальсе.

– Да, учитывая вашу любовь к арабским сказкам, песенка показалась мне подходящей.

Он напел еще несколько строчек, они потанцевали и потом по непонятной причине внезапно остановились. Эмма взглянула ему в глаза, и в неожиданно наступившей тишине весь мир поблек и исчез. Весь, за исключением Марлоу.

Он отпустил ее руку и снова положил ладонь на затылок.

– Я не верю, что существует такая вещь, как язык веера, – прошептал он. – Мужчина может неправильно понять знаки. К примеру, когда вы касаетесь веером губ, это якобы означает, что вы не доверяете мне, но я понимаю этот жест иначе.

– Правда?

Он кивнул и начал водить рукой по ее шее над воротом блузки, зарываясь пальцами в волосы.

– Я думаю, вы просите меня поцеловать вас.

– Вовсе нет! – Она слабо дернулась, отдавая себе отчет в том, что не слишком рьяно старается вырваться из его объятий. Похоже, он тоже это понял, потому что оставил ее попытки без внимания. Его пальцы гладили кругами ее затылок, пуская по телу теплые волны. Она решила, что пора выразить протест. – Я не просила вас поцеловать меня.

– Откуда мужчине это знать? Такова моя точка зрения. Вы ведь не можете сжалиться над несчастным, запутавшимся беднягой и напрямую сказать ему: «Я хочу, чтобы вы поцеловали меня». Так не годится. – Он прекратил ласкать ее шейку, его пальцы скользнули вверх и обхватили узел ее волос. Гарри запрокинул ее голову, но вместо того, чтобы поцеловать, замер. Его губы остановились в нескольких дюймах от ее губ. – Леди никогда не произнесет подобных слов, ведь так?

– Так. – Эмма облизнула пересохшие губы. – Не произнесет.

Его ладонь легла ей на спину и крепко прижала ее к сильному, мускулистому телу. Эмма судорожно вдохнула.

– Я не хочу путаться в знаках, Эмма. Не хочу, чтобы вы ударили меня по лицу и назвали грубияном. Итак, как леди держит веер, когда намекает мужчине на поцелуй?

– Не знаю, – выдохнула она. – Тетя мне этого не говорила.

– Проклятие! – Его ресницы опустились и вновь взмыли вверх. – Что ж, придется рискнуть.

И тогда он поцеловал ее. Едва его губы коснулись ее губ, вся решимость Эммы рассыпалась в прах. Вместе с ней канули в Лету предостережения миссис Инкберри, а руки сами собой обняли его за шею.

Его язык дотронулся до ее губ, и она поняла, чего он хочет. Она добровольно открыла ротик, поцелуй тут же стал глубже, его язык сплелся с ее языком. Болезненная чувственность, которую она ощутила в книжном магазине, появилась вновь, на этот раз быстрее и горячее. Когда он убрал язык, она последовала за ним. Это было инстинктивное движение, неподвластное разуму, и Эмма поразилась тому, что внутри ее, оказывается, живет смелое, сладострастное создание, которому нравится отправлять свой язык в рот мужчине.

На вкус он был теплый и свежий, как ягоды, которые они ели на набережной Виктории, и Эмма подумала, не ел ли Марлоу на обед клубнику. Ее ладошки легли на его лицо, словно пытались удержать Гарри на месте, и он оцепенел, позволяя ей исследовать новую, неизведанную территорию. Она снова коснулась его языка, провела по ровной, гладкой линии зубов, дотронулась до внутренней стороны щек. Она остановилась только на миг, чтобы сделать поспешный вдох, и прошлась языком по его губам. На этот раз кожа вокруг них была совсем другой, гладкой, и Эмма поняла, что Марлоу недавно побрился. Она взяла его нижнюю губу в рот и нежно втянула.

Он застонал, по телу прошла дрожь! Это из-за нее, сообразила Эмма. Он чувствовал то же самое, что и она. О, какой восторг! Знать, что она, простая старая дева тридцати лет, может заставить такого повесу, как Гарри, пережинать подобное. Это была власть, мощная, нереальная, упоительная власть.

Но он не дал Эмме насладиться ею. Завладев ее губами, он развернулся и вынудил ее сделать пару шагов назад.

Она уперлась во что-то твердое. В письменный стол. Его руки легли ей под бедра, она вздрогнула от неожиданности и распахнула глаза.

Он сделал то же самое, и какую-то секунду они смотрели друг на друга, дыша тяжело и часто. Потом он подхватил ее и посадил на край стола.

– Вы рассказываете мне про все эти правила, – натужно проговорил он, – но это женские правила.

Он выдернул из-под нее ладони и, не сводя глаз, взялся за верхнюю пуговицу блузки.

Эмма сжалась, ее пальцы сомкнулись на его запястье. Он выжидательно смотрел на нее, глаза невыносимо синие, губы прекрасны, пальцы играют с пуговкой… и ее добродетелью.

– Какие… – Она запнулась, внутри нарастало возбуждение, но осмотрительность не дремала, продолжая нашептывать о грозящей опасности. Однако Эммой двигало нечто еще, отчаянная, болезненная потребность в его прикосновении. – Какие правила у мужчин? – удалось договорить ей.

– Когда вы прикажете мне остановиться, я остановлюсь. – Он сделал глубокий вдох. – Клянусь, что остановлюсь.

Дрожь в его голосе, вот что обезоружило ее. Рука, держащая его запястье, расслабилась, Эмма кивнула. Столь быстрая капитуляция и пьянила ее, и заставляла пылать от стыда.

Она прикрыла глаза, пока он расстегивал первую пуговичку, потом еще одну, и еще, постепенно избавляясь от разделявших их барьеров. Он раздвинул края блузки и прижался к обнаженной коже шеи. Эмма со стоном выгнулась ему навстречу и запрокинула голову, сгорая от сладкого восторга.

Обдавая жарким дыханием ее кожу, Гарри расстегивал пуговицы и крючочки, освобождая Эмму от льна, батиста, атласа и нансука, обнажая ее тело от шеи до груди. Она беспокойно заерзала, пальчики конвульсивно вцепились ему в плечи, когда он поцеловал верх одной грудки, пытаясь свободной рукой расстегнуть белье. Она знала, что должна остановить его, но стоило его пальцам сомкнуться на ее соске, и разлившаяся по телу сладость оказалась так велика, что Эмму затрясло от восторга. Она застонала, но не остановила его.

Он поднял голову и взял ее губы в плен, проглотив эхо своего имени. Рука сжала ее грудь, он застонал, не отрываясь, поцелуй стал глубже. Гарри снова коснулся соска, пробегая по нему пальцами под тесной одеждой, и Эмма затрепетала в ответ. У нее было такое чувство, будто она утратила контроль над своим телом, его прикосновения заставляли ее совершать странные, необъяснимые действия, рывками изгибаться в его руках, и остановить это она не могла. Она слышала, как издает, упиваясь его губами, странные стоны, сдержанные, примитивные звуки, ощущала, как тонет в сладострастном тумане. Ничего подобного она в жизни не переживала и хотела, чтобы это длилось, длилось и длилось целую вечность.

Внезапно, без предупреждения, он оборвал поцелуй, отдернул руку от ее груди, выпрямился и принялся застегивать ее одежду, бормоча под нос проклятия.

Оглушенная Эмма попыталась прийти в себя. Она открыла глаза и посмотрела на него. Он старательно отводил взгляд, сосредоточившись на своей задаче. Вечернее солнце заливало комнату мягким светом, но в лице Гарри не было ни намека на мягкость. Только опустошение.

– Я не просила вас остановиться, – пробормотала она, ужаснувшись своей беспринципности.

– Знаю. – Он хохотнул, коротко и хрипло. – Боже, я знаю это.

Руки его замерли, кулаки сжались, схватив ее за блузку. Он неожиданно отпустил ее и отвернулся.

– Темнеет, – бросил он через плечо. – Я провожу вас до дома. Мы поедем в моем экипаже, и мне плевать, хорошо это или плохо.

Эмма не стала спорить. В данных обстоятельствах разглагольствовать о хороших манерах было по меньшей мере глупо, темный, сжигающий голод клубился внутри ее, готовый прорваться наружу при малейшем его прикосновении А Гарри непременно коснется ее снова. Она обманывала себя, полагая, что не позволит ему этого.

«Стоп!» – уныло подумала она. Какое легкое слово. А как трудно его произнести.