"Остров Разочарования" - читать интересную книгу автора (Лагин Лазарь Иосифович)IIIИ вот наконец толпа, задыхаясь и обливаясь потом, завершила подъем и стала быстро заполнять южную половину площадки. Старики, подростки, старухи, юноши, девушки, женщины с детьми, мужчины в расцвете сил топтались на месте с усталыми, но ликующими, потными лицами. Те, кто был в задних рядах, любопытно вытягивали шеи, все кого-то искали Глазами, обменивались недоуменными фразами и снова искали. Так продолжалось с минуту. Перед островитянами в каких-нибудь десяти шагах стояли Егорычев, Цератод, Фламмери, Смит, Мообс, но взгляд островитян скользил мимо них по всей площадке, дольше всего останавливаясь у входа в пещеру. Не обнаружив того, кого они искали, островитяне, как по команде, уселись на корточки, а небольшая группа мужчин, очевидно наиболее уважаемых, отошла в сторонку и там о чем-то зашепталась. Пошептавшись, они вернулись к остальным, знаком подняли их на ноги. Гамлет Браун, явно ходивший у них в вожаках, махнул правой ладонью, и все, нестерпимо фальшивя, запели, молитвенно сложив руки: Явись нам, сын небесный... Делая каждый раз небольшую паузу, во время которой все снова обшаривали глазами площадку, они повторили молитву подряд четыре раза. Отчаявшись в ее действенности, они сделали еще один перерыв. Несколько пожилых негров, возглавляемых вездесущим Гамлетом, хотя ему было лет тридцать восемь, не больше, вышли из толпы вперед. Из задних рядов им подали десятка полтора отборных кокосовых орехов, пять густых и тяжелых банановых гроздьев и несколько больших кусков темно-коричневого вяленого козьего мяса, аккуратно завернутых в широкие банановые листья. Эти дары были молча сложены в кучу перед выстроившимися в ряд и тоже молчавшими пятью спасшимися с «Айрон буля». Затем негры во главе с Гамлетом благоговейно, но полные неподдельного достоинства свободных людей, попятились назад и растворились в толпе. В пятый раз островитяне грянули: «Явись нам, сын небесный», и в пятый раз убедились в тщете своей молитвы. Тогда Гамлет Браун, как старый знакомый белых гостей, снова выступил из толпы, откашлялся и обратился к ним: - Приветствую вас, достойные милорды, от своего имени и от лица всего человечества! Он поклонился почтительно, радушно, но без тени подобострастия. Затем он вторично откашлялся и продолжал: - Человечество просит сообщить ему, где желтобородый, снизошедший на наш остров с Луны. В рядах белых наступило краткое замешательство. Затем, поспешно сняв со своей лысины носовой платок с узелками по углам и запрятав его в карман, вперед вышел мистер Цератод, нервно обтянул на себе весь белый от морской соли форменный китель, тоже откашлялся и несколько нараспев, полагая, что именно такая манера наиболее соответствует его новому высокому положению, громко произнес: - Это я, которого вы ищите! Гамлет воспринял эти слова, как не очень удачную шутку, но вежливо улыбнулся: - Я вам должен сказать, милорд, что мы, человечество, все люди острова Разочарования, очень рассчитываем на второе пришествие. Мы возлагаем на второе пришествие чрезвычайно серьезные надежды, сэр. Скажите, где человек, которого мы ищем? - Да ведь это я и есть! - раздраженно ответил Цератод. - Неужели вы не узнаете человека, с которым расстались какой-нибудь час тому назад?.. - Джентльмен с Луны - с желтой бородой, - учтиво объяснил ему Гамлет его заблуждение. - Я только что сбрил бороду, - сказал Цератод, начиная понимать, что он, вероятно, не должен был так торопиться с бритьем. - У меня только что была борода... Я ее сбрил... Он заметил недоумевающие лица туземцев, подумал, что они не понимают значения глагола «брить», и пояснил: - Я ее соскоблил, свою бороду, острым ножом, называемым «бритва». - Мы, отцы наши, наши деды и деды наших дедов ждали с Луны желтобородого сына бога, человека с желтой бородой, - разочарованно, но твердо отвечал ему Гамлет Браун, и его односельчане печально закачали головами в знак согласия. - Борода - это не присохшая к ногам глина, которую можно отодрать и бросить на траву. Христианская вера учит нас, что придет с Луны на остров Разочарования добрый, милосердный и всемогущий человек с белой кожей и желтой бородой, и тогда наступит для человечества царство божие на земле. Но она не учит нас, что он бреет свою священную бороду... - Язычество! Кощунство! - прошипел Фламмери на ухо Мообсу, как прохудившийся насос. - При чем здесь Луна? При чем здесь христианство?.. Спаситель спускается на какой-то идиотский островок?! Линчевать их мало!.. Он полагал, что если бы в самом деле вдруг оказалось, что существует на свете Иисус Христос и что будет когда-нибудь второе его пришествие на землю, то нет сомнения, что он выбрал бы для своего прибытия не затерянный в океанских просторах остров Разочарования, а Соединенные Штаты Америки, великий город Филадельфию, штат Пенсильвания, - столицу прославленного и могущественного банкирского дома «Джошуа Сквирс и сыновья». - Уверяю вас, милейший мой друг, - продолжал между тем барахтаться Цератод, уже сознавая, что он бесповоротно проиграл,- не пройдет и недели, как у меня снова отрастет борода, большая и весьма желтая. Егорычев, которого раньше волновала мысль, как не допустить продолжения надувательства, затеянного. Цератодом, теперь был спокоен и, внутренне улыбаясь, ожидал быстрого и бесславного конца Этой затеи. Но мистер Фламмери, которого буквально распирало от злорадства, не смог удержаться. - Негры! - крикнул он помрачневшим островитянам. - Мой друг, - он небрежно мотнул головой в сторону обескураженного и разозленного неудачей Цератода, - мой друг мистер Цератод попросту добродушно пошутил. Мы все пятеро только вчера прибыли сюда морем и никогда ни на Луне, ни на каком-либо другом небесном светиле не бывали! Ведь правда, вы пошутили, дорогой мистер Цератод? - Конечно, мистер Фламмери. Само собой разумеется.... пошутил, - отвечал припертый к стенке незадачливый претендент в сыны божьи и настолько кисло при этом улыбнулся, что Егорычев, несмотря на героические усилия сохранить серьезное выражение лица, не выдержал и впервые со времени гибели «Айрон буля» совсем по-мальчишески прыснул. Вслед за ним рассмеялись и Сэмюэль Смит, смешно топорща свои густые черные усы, и Джон Бойнтон Мообс, открывший при этом два ряда великолепных зубов (ни дать ни взять - с рекламы зубной пасты), и Роберт Д. Фламмери, учтиво смеявшийся, прикрывая широкой пухлой ладонью широкий зубастый рот с тоненькими синими губами. И даже сам Цератод счел своевременным хихикнуть разок-другой сквозь тесно стиснутые желтые зубы, что подбавило веселья в первую очередь обоим американцам, от души наслаждавшимся его поражением. Глядя на них, расхохотались и островитяне. Конечно, они и понятия не имели о том, что потешало этих пятерых белых. Но они были смешливы и восприимчивы, и им вполне хватало вида пятерых смеющихся людей, чтобы присоединиться к ним. Им уже и раньше было нелегко удержаться от смеха, слыша речь, столь странно похожую на ту, которой пользовались здесь, на острове, и в то же время многим так забавно от нее отличающуюся. Они обладали достаточным природным тактом, чтобы не показывать виду. Островитяне понимали, что за два дня пребывания на острове этих пятерых белых они вполне прилично для приезжих людей усвоили язык острова Разочарования куда лучше, чем те, в черных одеждах. Минут пять над лужайкой стоял веселый шум. Он окончательно разрядил дурное настроение, совсем было завладевшее островитянами. Теперь надо было поскорее закрепить их хорошее расположение духа. Перекинувшись между собой несколькими словами, Егорычев со Смитом сбегали в пещеру и вернулись с кое-какой мелочью из той, которую привезли сюда эсэсовцы для меновой торговли. Фламмери озабоченно заметил: - По-моему, нам пока хватит вчерашних продуктов и тех, которые они нам сейчас принесли в подарок. - И я так думаю, - согласился Егорычев. - Тогда нам, пожалуй, не стоит сейчас наменивать еще продуктов. Лучше мы это сделаем через несколько дней и будем все время иметь свежие фрукты. - И я так думаю, - согласился Егорычев. - Так зачем же вы принесли сюда эту дрянь? - осведомился Цератод. - Чтобы подарить, - сказал Егорычев. - Вам не кажется, что это будет смахивать на разбазаривание наших запасов? - ядовито спросил Фламмери. - Ведь это та же самая валюта. И невосполнимая, к тому же. - Нет, не кажется, - сказал Егорычев. - Это совсем не дорогая награда за симпатии и доверие здешних жителей. - Я не собираюсь распространять среди этих дикарей дутые акции! - вспылил Фламмери, не терпевший, когда его намеки не принимались к немедленному исполнению. - Мне их симпатии и доверие нужны сейчас не больше, чем почтовые марки или автомобильный насос. - Было бы все-таки неплохо, мистер Фламмери, если бы вы прежде всего помнили, что мы здесь не одни и что нам нужно жить с ними в дружбе хотя бы потому, что они хозяева острова и что мы у них гости, и гости непрошеные. - Люди высшей, западной цивилизации всегда и всюду дома, - высокомерно возразил мистер Фламмери. Егорычев молча пожал плечами. - В конце концов кто вам, сэр, дал право так безапелляционно распоряжаться нашими общими трофеями? - взъелся Цератод, уже успевший, спасаясь от солнечных лучей, снова прикрыть голову носовым платком. При последних словах он, полный сознания собственного достоинства, гордо взметнул голову. Платок медленно сполз на правое ухо, и Цератод, прихватив его рукой, сердито водрузил на прежнее место. - Простите, - холодно возразил ему Егорычев. - Я попросил бы напомнить мне сражение, в котором вы, мистер Цератод, захватили эти военные трофеи. Казалось, что Цератод взорвется от злости. Но он взял себя в руки и принужденно засвистел «Типперрери». Мообс, всегда радовавшийся любым поражениям Цератода, удовлетворенно осклабился. Смиту стало неприятно от бестактного поведения своего соотечественника и товарища по союзу, Фламмери сделал вид, будто он уже давно вышел из спора и теперь очарован действительно прелестной полуторагодовалой девчуркой. Увлеченная веселым гомоном, царившим на лужайке, она заливалась на руках у матери счастливым смехом и хлопала в ладоши, по-детски неуклюже взмахивая здоровыми, пухлыми ручонками. - Приступим? - обратился Егорычев к Смиту. - Приступим, - сказал кочегар, довольный, что пришла к концу Эта неприятная сцена. Он старательно избегал укоризненного взгляда Цератода. Женщинам были розданы кусочки лент разных цветов. Каждой пришлось приблизительно по полметра. Мужчины получали гвозди или крючок для рыбной ловли. Радости островитян не было предела. Исключение составляли четыре туземца. Одному из них было не больше двадцати трех лет, двоим уже давно перевалило за тридцать, а самому старшему - за пятьдесят. Хотя все четверо принимали участие в общем веселье, хотя они хохотали громче и, как бы это сказать, усерднее, что ли, остальных, но чувствовалось, что им не хватало как раз той искренности и нерушимого чувства собственного достоинства, которые сквозили в любом слове, жесте и поступке их односельчан. У них были пугливые и неуверенные повадки людей презираемых. Их сторонились, чуждались. Им крайне неохотно и немногословно отвечали. Словом, с ними обращались так, как они заслуживали. Быть может, даже несколько мягче, чем они заслуживали, ибо самый младший из них постыдно струсил в бою, самый старший прикидывался больным, лишь только надо было выходить на тяжелые работы, но зато был неутомим в распространении разных вздорных, но весьма обидных сплетен. Остальные двое были одновременно трусами, и лодырями, и сплетниками, и, вдобавок к тому, не без оснований заподозрены были в воровстве. Мы еще будем, к сожалению, иметь случай в дальнейшем не раз вернуться к этой четверке. Они подобострастно уступали дорогу односельчанам, даже самым юным. Если бы не злобные искорки, время от времени проскакивавшие в угодливо прищуренных глазках четырех отщепенцев, трудно было бы найти людей, более смиренных и покорных. Они униженно пропустили вперед односельчан, обступивших Егорычева и Смита в ожидании подарков. Когда все уже наслаждались новыми своими сокровищами, подошли за подарками и они и получили причитавшиеся им крючки. Они внушали и Егорычеву и Смиту непонятное отвращение, но не было оснований обходить их подарками. - А ну, - мигнул Фламмери своему верному Мообсу, - узнайте-ка, что это там за чучела такие. И почему они ко всем подлизываются... Мообс пошушукался с отщепенцами и вскоре вернулся с докладом. - Насколько я понял, - прошептал он так, чтобы его слышал только его знаменитый соотечественник и уж в самом крайнем случае Цератод, - насколько я понял, они порядочные скоты. И им здесь несладко живется. Они всех боятся. - И ненавидят? - с надеждой осведомился Фламмери. - Еще как! - Прекрасно! - сказал Фламмери. Мообс посмотрел на него с удивлением, но Фламмери и не подумал растолковывать ему свои соображения. - Имена? - Какой-то сплошной Шекспир! - фыркнул Мообс. - Одного зовут Гильденстерн, другого - Розенкранц, третьего - Полоний, а четвертого, самого толстого и старого из них, - Яго Фрумэн. - Странные имена! - заметил Фламмери, сохраняя каменное выражение лица. - У них раньше были другие, обыкновенные. Они говорят, что им дали эти новые, когда они проштрафились, в наказание... - Черт их знает, откуда в этих местах у дикарей и вдруг шекспировские имена... А ну-ка, кликните их сюда! Пока Мообс, бесцеремонно расталкивая туземцев, бросился выполнять новое приказание своего благодетеля, Фламмери, тихо, так чтобы не услышал Егорычев, о чем-то беседовавший с обступившей его толпой весело галдевших негров, поведал Цератоду только что возникшую у него мысль: - Или я ничего не понимаю в политике, или эта четверка станет здесь нашей опорой. Цератод поморщился: - Явные негодяи. А что, если опереться на здешних старейшин? Заинтересовать их в нашей дружбе - и дело в шляпе. История говорит, что... Но Фламмери даже не дал ему досказать мысль до конца. - Подкуп старейшин?! Старая английская романтика!.. Сложно, долго и без гарантии на успех. Чем делать старейшин негодяями, мы лучше сделаем негодяев старейшинами. Цератод снова поморщился. И не то чтобы он был в конечном счете против предложения Фламмери, но зачем же излагать его так обнаженно и зачем называть такие грязные вещи их подлинными именами!.. Забывшись, он позволил себе даже повысить голос: - И все-таки, если уж кого перетягивать на свою сторону, так... - Тише! - замахал на него руками Фламмери. Цератод понял, о ком шла речь, и виновато замолк. У Мообса оказался неплохой нюх. Он догадался, что лучше привести четверку отщепенцев так, чтобы особенно не привлекать внимание ни остальных островитян, ни увлеченных разговором с ними Егорычева и Смита. - Сюда, господа прохвосты, сюда! - неожиданно сзади раздался его ликующий голос. - Не бойтесь!.. - Болван! - сказал ему Фламмери. - Будьте с этими джентльменами предельно почтительны. - Покорнейше прошу вас, джентльмены! - немедленно переменил тон послушный репортер, подвел четверку к мистеру Фламмери, выслушал отданное ему на ухо новое приказание, сбегал в пещеру и вернулся, зажав в своей большой ладони четыре хромированные, восхитительно блестевшие английские булавки. - Это вам от меня лично, - торжественно прошептал Фламмери и роздал каждому из них по булавке. - Приветствую вас от души. Помните, что я вам самый лучший друг и советник. - И я тоже, - пробормотал Цератод после некоторого колебания. Он кинул осторожный взгляд на Егорычева и Смита и добавил: - Мы оба с мистером Фламмери - ваши лучшие друзья. - И я, - сказал Мообс. - Вы мне здорово пришлись по душе. Все четверо. Клянусь честью! Униженно кланяясь, отщепенцы затерялись в толпе. |
||
|