Лэйтон ЭдитГордое сердце

Эдит ЛЭЙТОН

Гордое сердце

Перевод с английского М.А. Поповец

Анонс

Так случилось, что юной Александре Гаскойн пришлось спасать жизнь умирающего графа Драммонда, мужчины, который с первого взгляда покорил ее сердце. Однако залечить раны Драммонда - это одно, а покорить его гордое, свободолюбивое сердце и зажечь в нем пламя ответного чувства - совсем другое!

Как действовать, Александра еще не знает. Путь к возлюбленному может указать ей лишь святая, неодолимая cила ЛЮБВИ.

Глава 1

Когда он очнулся, то обнаружил, что лежит на земле и ничего не ощущает, кроме сильнейшего головокружения. Он попытался сесть, но не смог из-за нахлынувшей боли. Что-то огромное придавило его и громко кричало. В это нельзя поверить, невозможно, с ним не могло случиться ничего подобного.

В голове сильно шумело, но он попытался не обращать внимания на боль и заставить себя разобраться, что же все-таки случилось. Последние воспоминания были о неторопливой скачке по дороге и о разговоре с отцом. Тот считал, что теперь придется прислушиваться к обычному потоку жалоб и требований. Всадник не обращал внимания на дорогу, поскольку не ожидал, что может вылететь из седла. Он превосходно ездил верхом, тем более по простой сельской дороге, да и погода стояла прекрасная. Он, собственно, и съехал с главного пути, чтобы отдохнуть после того, как скакал целое утро.

Место было идеальным - лужайка среди поля ярко-желтой цветущей сурепки. Алые чашечки маков покачивались над зеленой травой, словно приветствуя бегущую легкой трусцой лошадь. Слышалось пение птиц. Теплые лучи солнца согревали поляну.

Вспомнилось, что лошадь споткнулась, и это заставило его натянуть поводья, И еще послышался звук выстрела. Звук выстрела? Мысли опять расплывались. Но война же закончилась, он в Англии, дома, в безопасности. Тем не менее, выстрел был - позже, когда он уже упал на землю, ударившись всем телом.

Казалось, вокруг потемнело. Всадник протер глаза и отдернул руку. Посмотрел на нее. С ладони капало красное. У него все лицо в крови. Последняя мысль была о том, что надо встать и помочь лошади. Но животное свалилось, придавив седока, значит, встать будет трудно. Он улыбнулся такой нелепице и с облегчением погрузился в темноту.

***

Александра мыла после обеда посуду, когда услышала взволнованные голоса, доносившиеся от дверей. Было непонятно, о чем говорят, но она не могла не обратить внимания на странную возню. Девушка слишком хорошо знала своих братьев и поэтому, поставив тарелку, поспешила в коридор. Там мальчишки снимали дверь с петель.

- Вы что, сошли с ума?

Роб смахнул со лба прядь волос, глаза подростка блестели от волнения. Он даже не мог стоять на месте, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге.

- Нет, Алли, но его же нужно на чем-то принести? Мы не можем просто тащить. А где достать носилки? Воспользоваться дверью быстрее всего. Здорово! Так интересно! - быстро говорил мальчик, глядя, как Винсент и Кит пытаются освободить петли. - Мы думали, что он умер. Я был уверен. Но Вин пощупал его пульс, и оказалось, что живой! Наш дом ближайший, поэтому принесем его сюда.

Вин пробормотал, не оставляя попыток открутить петлю:

- Я просил этого маленького негодяя остаться с ним, чтобы отгонять муравьев и мелких зверюшек, но Роб настоял на том, что будет помогать нам. Хотя трудно обвинить его в этом. Зрелище действительно ужасное.

Александра вздохнула. Еще одно раненое животное, о котором ей придется заботиться, когда мальчикам это надоест.

- Оставьте дверь в покое, - скомандовала она. - Идите назад и лечите беднягу там, где нашли. Если зверь большой, мы не сможем взять его в дом.

Все трое изумленно посмотрели на нее.

- Куда вы его положите? - с досадой спросила она. - В сарай? Там едва хватает места для старого Грома. И откуда вы знаете, может, животное заразное? Нельзя позволить, чтобы Гром подхватил какую-нибудь болезнь. Оставьте его в лесу, и пусть природа сама позаботится о своем детеныше.

- Это человек, - пояснил Роб. - И он едва живой.

- Лошадь там тоже есть. - Вин снова занялся дверью. - Она дрожит и вся в крови, но, по-моему, ничего страшного, просто небольшая рана, я проверил. И, кажется, еще растянуты коленные связки. Но человек уже почти покойник. Он, должно быть, ударился головой. Непонятно, где его кровь, а где - лошади.

- Боже мой! - выдохнула Александра, развязывая передник. - Что же вы сразу не сказали? Так, мальчики, снимайте дверь, а я приготовлю воду, полотенца, лекарства... Вы не подумали, что необходимо позвать врача? Увидев выражение их лиц, она продолжала: - Роб, хватит стоять и бездельничать. Помоги хоть чем-нибудь. Седлай Грома и езжай за доктором. И, критически оглядев дверь, закончила: - Надо принести свиного жира. Эти старые болты придется выкручивать целый год, если не смазать их чем-нибудь. Ну, где этот человек?

Раненый находился в полумиле, и Александра бежала всю дорогу, но, добравшись, решила, что уже опоздала. Человек лежал недалеко от дороги у изгороди. Девушка остановилась, тяжело дыша и держась за сердце. Человек, видимо, был высок, хорошо одет, но сейчас напоминал выброшенную за ненадобностью тряпичную куклу. Темноволосая голова откинута назад, длинное лицо посерело. Одна нога неестественно вывернута, и шея, похоже, тоже. У Александры перехватило дыхание. Поборов страх, она присмотрелась более внимательно - слава Богу, это шейный платок, завязанный кое-как и заляпанный кровью, создавал такое впечатление. Винсент заметил, с каким ужасом его сестра смбтрит на пострадавшего.

- Мне пришлось развязать платок, чтобы посмотреть, нет ли там раны, объяснил он. - Ее нет, во всяком случае, я не нашел. Просто кровь. Может быть, лошади. - Он махнул рукой в сторону несчастного животного, которое, опустив голову и дрожа, стояло неподалеку. Из раны на боку лошади медленно сочилась кровь. Вин опустился на колени рядом с пострадавшим и тревожно посмотрел на Александру.

- Я нащупал у него пульс.

Девушка наклонилась и дрожащей рукой прикоснулась к шее мужчины. С облегчением вздохнула, почувствовав под холодной, липкой кожей слабое, но ровное биение.

- Нам надо уложить его на дверь, верно? Только осторожно, - произнесла она преувеличенно бодро.

Винсенту шестнадцать, а Киту пятнадцать лет. Они среднего роста, и поднять взрослого мужчину им не под силу, а этот человек к тому же очень высок, хоть и худощав, и, как поняла Александра, у безжизненного тела вес всегда больше. Она опустилась на колени и просунула руки раненому под плечи, чтобы поддержать его тяжелую голову. Мальчики стали по обе стороны тела, дожидаясь ее сигнала. Девушка кивнула. Братья попытались поднять мужчину, но не смогли сдвинуть его ни на дюйм.

- Придвиньте дверь к нему вплотную, - сказала Александра. - Теперь мы понемногу его затащим.

Они предприняли еще одну попытку, отчаяние прибавляло им силы. Александра с испугом ожидала, что у пострадавшего начнет кровоточить какая-нибудь не замеченная прежде рана. Но этого не случилось. Вместе, едва дыша, они смогли втащить мужчину на дверь. Девушку трясло от напряжения и волнения.

- Ладно, - с напускной храбростью проговорила она, - теперь понесем его домой.

- У нас не получится, - возразил Вии. - Нужен Гром и веревка, чтобы тащить его, как на санях. Нести мы не сможем.

- А Грома взял Роб, - печально сказан Кит. Александра огляделась.

- Давайте запряжем его лошадь.

- Но она же ранена! - воскликнул Вин.

- Она жива. И может идти, верно? - раздраженно бросила девушка. Она злилась и на саму себя, и на обстоятельства, поскольку любила животных не меньше, чем мальчишки. Но сейчас следовало прислушаться к голосу рассудка, а не проявлять слабоволие. - Нам надо привезти его домой, - продолжала она. И лошадь тоже надо туда доставить. Поэтому лучшего выхода из создавшегося положения я не вижу.

Все посмотрели на животное. Вид запекшейся крови на блестящей шкуре был ужасен.

- Мы можем добраться до города и попросить помощи там, - сказал Вин.

- И оставить этого человека в грязи истекать кровью? - дрожащим голосом спросила Александра. - Кто знает, где сейчас доктор и сможет ли он сразу же приехать?

Кит бегом отправился за веревкой. Потом они обмотали ее вокруг двери, второй конец прикрепили к седлу и заставили лошадь тащить хозяина к дому. Когда наконец добрались до двора, все утирали пот и с трудом удерживали слезы. Рана на боку животного снова открылась. У мужчины еще больше посерело лицо.

Вин отвел лошадь в сарай. Александра омыла лицо раненого, отвела с его лба прямые черные волосы. Она все еще не видела никакой раны и решила, что надо раздеть пострадавшего прямо здесь, во дворе, и осмотреть. Кит пошел за одеялом, чтобы согреть незнакомца. Девушка боролась со слезами, думая, как несправедливо человеку умирать во дворе, словно бродячей собаке, когда совсем рядом есть кровать. Она прикоснулась к его груди, чтобы узнать, бьется ли еще сердце, и начала расстегивать на нем куртку. У Александры сильно дрожали руки.

Мальчики помогли ей снять с полуживого мужчины одежду. Они вздрагивали каждый раз, когда приходилось поворачивать беднягу. Но сам он был не в состоянии пошевелиться. Сняв рубашку, братья с облегчением вздохнули: никакой смертельной раны под ней не оказалось. И все же, когда прибыл доктор, Александра подумала, стоило ли ему так спешить.

Она взволнованно дожидалась, пока закончится осмотр пациента. Теперь тот лежал на кровати, доктор помог им перенести его в дом.

- Можно с уверенностью утверждать - это человек благородного происхождения, - провозгласил Пэйс. - Или по крайней мере достаточно богатый господин, поскольку ухожен, побрит, следит за своими зубами и ногтями. Его лошадь, одежда, и даже белье высочайшего качества. Нам следует осмотреть сумку, притороченную к седлу, чтобы узнать, как его зовут, и откуда он родом. В случае если бедняга не очнется.

Александра пристально взглянула на него. Доктор, не поднимая глаз, закрывал свой саквояж.

- Это возможно, - словно оправдываясь, произнес он. Братья всегда говорили девушке, что ее обвиняющий взгляд может любого заставить заикаться и путаться.

- Я оказал ему необходимую помощь, - продолжил медик. - Нога вывихнута. В двух местах. Я ее вправил. Хорошо, что он без сознания, иначе это была бы слишком жестокая операция. Еще есть много порезов и синяков, я их обработал. Думаю, что в основном на нем была кровь лошади. Ребята сказали, что животное ранено в бок. Мелкие раны обычно сильно кровоточат. Я проверю перед уходом. А что касается этого бедняги, ран я не нашел. Но он никак не придет в себя. - Увидев тревогу на лице Александры, доктор ответил на ее незаданный вопрос: - Почему раненый без сознания? Может быть, это временно. - Он вздохнул. - А может, его состояние гораздо серьезнее. Кто знает, что произошло с головой у человека, которого недавно придавила лошадь! Возможно внутреннее кровотечение. Когда раненый очнется, то скажет, где у него болит.

- А если не очнется? - напряженно спросила девушка. Доктор Пэйс пожал плечами.

- Тогда нужно будет отыскать его родственников, чтобы они исполнили свой долг.

- Мне не хочется рыться в личных вещах человека, - смущенно произнесла Александра. - Это вмешательство в частную жизнь.

- Смерть - тоже вмешательство в жизнь, - мрачно сказал доктор. - Если бедняга не придет в сознание, то умрет, какими бы незначительными ни были остальные повреждения. Ведь тогда он не сможет ни есть, ни пить, верно? Тяжело, когда человеку приходится умирать среди чужих.

Пэйс снова посмотрел на незнакомца в постели Александры. Осунувшийся, с пепельным лицом, человек лежал на спине, уставив длинный нос в потолок. Он выглядел так, словно уже умер, хотя было видно, что его грудь слегка вздымается и опадает. Девушка сглотнула подступивший к горлу комок.

- Пожалуйста, помогите мне просмотреть вещи. - Мальчики уже принесли кожаную сумку, которая была приторочена к седлу незнакомца. Александра неуверенно взяла ее, положила на стол у окна и отступила, глядя, как доктор расстегивает ремешки и смотрит внутрь.

- Без сомнения, богач, как я и думал. - Пейс вытащил белье, два прекрасных белых шейных платка, пару аккуратно свернутых чистых рубашек, и отложил их в сторону. Потом развязал толстый кошелек, и на минуту застыл от удивления. - Только глупец носит с собой столько денег, - откладывая кошелек, заявил он. - Или глупец, или меткий стрелок, - уточнил он, осторожно вынимая из-под пары чулок длинноствольный пистолет.

- Или преступник, - заметила Александра. - У него в кармане куртки был еще нож.

- Плюс маленький пистолет в сапоге, который мне пришлось разрезать, задумчиво проговорил Пэйс. - И нигде никакого имени, - вытряхивая из мешочка последние вещицы, добавил он. Набор серебряных бритв, небольшой флакончик духов, расческа, зубная щетка и складной металлический стаканчик упали на кровать. В покрытой эмальью коробочке для нюхательного табака осталось немного мелкого белого порошка. Доктор, взяв щепотку, поднес ее к носу. - От головной боли, - высыпая порошок назад, объяснил он. - Нигде никаких инициалов. Только буква "Д". Такая же, как на этом удивительном перстне. Доктор указал на тумбочку, где лежало снятое с руки незнакомца украшение. Сапфир, если я не ошибаюсь, в оправе из оникса. Должно быть, очень дорогой. Интересное оформление. Он мог бы поведать нам о многом, если быть уверенным, что перстень не краденый. И даже в этом случае драгоценность может помочь. Я прихвачу ее с собой и попрошу викария высказать свое мнение. Преподобный отец превосходно разбирается в украшениях, картинах и других предметах роскоши, - с рассеянным видом продолжал доктор. - Вечно проповедует отречение от мирских благ, а у самого целая коллекция книг об аристократических поместьях и о жизни знатных господ. - Он опустил перстень в карман. - В переметной сумке у нашего незнакомца лежат лупа, карта и еще один пистолет. Слишком необычные вещи для прогулки в сельской местности. Зачем? Может, он вор? Или какой-нибудь шпион? Или занимается другим смертельно опасным делом? Я вовсе не уверен, что вы должны оставить этого человека здесь.

Пока доктор складывал назад вещи, которые нашел в переметной сумке, Александра смотрела на их хозяина. Теперь, когда они переворошили имущество мужчины, лежащего без сознания, он казался еще более беззащитным.

- Кем бы ни был этот незнакомец, сейчас он едва ли сможет причинить нам какой-нибудь вред, - сказала девушка. - Кроме того, переезд может убить его.

- Да, может, но я беспокоюсь о вас. - Доктор нахмурился, озабоченно глядя на Александру. - Послушай, девочка, дело серьезное. Сомневаюсь, что он сам стрелял в. собственную лошадь. Тот, кто это сделал, наверняка захочет, чтобы раненый не выздоровел. Возможно, мне стоит отвезти его в город, пусть даже это небезопасно для жизни больного. Опасность, угрожающая вам, может оказаться гораздо большей.

Александра подняла голову.

- А кто узнает, что он не умер? Никто, если мы сами об этом не проговоримся. Если я увижу каких-нибудь подозрительных людей, то сразу же сообщу вам. Думаю, этот человек должен остаться здесь. Не хочу быть причиной его смерти.

- Его смерть и так, может, стоит у порога, - с грустью констатировал доктор. - Каждый час, проведенный в бессознательном состоянии, отнимает у него все больше шансов выжить. Если больной не очнется к утру, сомневаюсь, что вообще очнется.

- Чем я могу помочь? - спросила она.

- У тебя хватит сил на целый батальон раненых, детка. Но сейчас все зависит только от него. Мы можем лишь молиться.

- И все же, кроме молитвы? - с отчаянием в голосе произнесла Александра.

- Холодные компрессы на лоб. Может начаться лихорадка - если больной выживет. Жар уничтожит инфекцию. Но в этом есть и определенная опасность. Для него и для тебя. - Девушка не шевельнулась. Доктор вздохнул, взял свой саквояж и направился к двери. Потом оглянулся. - Не спускай с незнакомца глаз. Пусть один из братьев сидит вместе с тобой. Нельзя допустить, чтобы больной бился. Нельзя также, чтобы он очнулся в бреду и принял вас за врагов. Согревайте раненого. Удерживайте на месте. Если очнется, дайте ему пить. И пошлите за мной в случае хоть каких-нибудь перемен.

За долгие часы, которые Александра провела у постели полуживого мужчины, не произошло никаких перемен. Мальчики входили и выходили, с беспокойством посматривая на него. Они становились все мрачнее, когда сгустились сумерки, и легкие тени заполнили комнату. Александра попросила Вина сменить ее, чтобы приготовить ужин. Все торопливо поели, хотя трапеза напоминала скорее пикник - хлеб и сыр, холодный мясной пирог, яблоки и орехи. Обычная веселость сменилась напряженностью, ощущением того, что наверху идет борьба жизни со смертью. Девушка поспешила к раненому. Еще не совсем стемнело, когда она зажгла лампу, села в кресло у кровати и принялась всматриваться в лицо больного, надеясь увидеть признаки улучшения.

Их не было. Словно каменный, человек лежал в ее постели. Александра вздрогнула. А что, если он умер? Сможет ли она когда-нибудь заснуть в этой кровати, зная, что здесь отлетела чья-то душа? Девушка нахмурилась, пытаясь отогнать от себя эгоистичные мысли. Бедняга не заслужил подобного отношения. Но чем она может помочь? Ничем. Что они будут делать, если незнакомец не проснется? Ужас. Умереть среди чужих людей, которые даже не будут оплакивать его, а только помнить, что чужой человек принес в их дом горе и смерть. Оставить такое страшное наследство. Александра задумалась, изучающе разглядывая длинное, костистое, серое лицо и пытаясь угадать то, чего не выдали личные вещи раненого. Будет ли кто-нибудь горевать о нем? Наверное, этому человеку около тридцати лет. Конечно, в таком возрасте уже имеют жену и детей. А может, у него нет семьи. Обручального кольца по крайней мере нет. И он некрасив. "Бедняга, - печально подумала Александра. - Такой невзрачный - длинноносый, лицо худое, скулы выпирают, а щеки ввалились".

Девушка отвернулась, чувствуя себя беспомощной, как в тех случаях, когда мальчики приносили больного зверька, которого невозможно было спасти, - птенчика или крольчонка, беззащитного малыша, потерявшегося или выпавшего из гнезда. Тогда, чтобы успокоить братьев, она укладывала страдальца в коробочку, выложенную ватой, ставила блюдечко с водой и оставляла до утра, создавая иллюзию лечения. Было обидно понимать, что для этого человека она не могла сделать ничего большего.

Александра намочила в миске с водой тряпочку, выжала ее. Прямые черные волосы мужчины снова сползли ему на лоб. Она аккуратно убрала их... и встретилась с ним взглядом. Девушка испуганно вздохнула. У него были красивые, чистые, голубые глаза, голубые, как крыло сойки, как цветы вероники. В них отражался целый мир, полный веселья, нежности и игры ума. Ясные глаза осветили длинное, худое лицо, добавив незнакомцу человечности, живости и индивидуальности. Как она могла подумать, что он некрасив? думала Александра, завороженно глядя в прекрасную лазоревую глубину этих глаз. Он удивительно притягателен, он... Живой.

- Боже, - тихо и невнятно произнес мужчина, - это ангел. Но для меня вряд ли есть место на небесах, значит, я жив. Здравствуйте, ангел. Я не опоздал и могу пригласить вас на следующий танец?

Он явно был не в своем уме.

Глава 2

Гость Александры только пришел в себя, а она уже пожалела об этом. Было очевидно, что раненый испытывает невыносимую боль, и тем не менее его первые слова звучали как галантная попытка пофлиртовать. Цвет лица по-прежнему оставался серым, губы сжаты, и вокруг них виднелось белое пятно.

- Меня зовут Драмм, - с трудом выговорил он. - А вас, дорогая хозяйка?..

- Александра Гаскойн, - быстро ответила девушка. - Скажите, где у вас болит?

- Везде, - сказал раненый, потом нахмурился. - Гаскойн? Знакомое имя.

- Не думаю. Мы нашли вас у дороги и принесли сюда.

- Все-таки мы, кажется, знакомы. - Он поморщился, - я совершенно ничего не помню. Значит, мисс Гаскойн, я жив и нахожусь?..

- В моей постели, - торопливо ответила она, с удивлением заметив на его лице вымученную улыбку. - О вас надо было срочно позаботиться, а наш дом оказался ближайшим от места происшествия. Доктор сомневался, что вы придете в себя. Уверена, что сейчас вы жалеете об этом, поскольку мучаетесь от жестокой боли, - с сочувствием добавила она. - Он оставил мне болеутоляющее лекарство. Я сейчас принесу стакан воды, и вы попробуете его принять. А потом пошлю кого-нибудь из мальчиков за доктором. Он говорил, что должен выяснить характер ваших, повреждений. Пока обнаружены только синяки и царапины, ну и, конечно, неприятность с ногой.

- С ногой? - озадаченно переспросил раненый, наморщил лоб и едва удержал стон, когда попытался пошевелиться. - Конечно. Она меня не слушается. Сломана, верно?

- В двух местах. На нее наложили шину, - пояснила Александра, увидев его смятение. Потом, поколебавшись, спросила: - Вы можете пошевелить другой ногой?

Яркие глаза мужчины широко распахнулись. Он попробовал сесть. Александра быстро положила руки ему на плечи, но ей не пришлось сдерживать больного. Он вовсе не метался в бреду.

- Вторая нога работает. - Голубоглазый незнакомец опустился на подушку. - Кажется, все остальное действует, хотя лучше бы я не проверял. Голова болит больше всего, как будто разбита. - Увидев тревогу на лице девушки, он принялся беспокойно ощупывать щеки. - Что у меня с лицом?

- Все в порядке, - быстро ответила Александра, убирая руки. - Я просто беспокоюсь о вашей бедной голове. Где больно?

Мужчина улыбнулся и откинулся назад. Судя по выражению его лица, он снова собирался сказать, что везде. Но потерял сознание. Александра, взволнованно дыша, нащупала его пульс, убедилась, что пострадавший жив, и позвала Винсента. Их домик был так мал, что через несколько секунд брат уже стоял рядом, держа в руке хлеб, остальные мальчишки тотчас примчались за ним следом.

- Раненый очнулся! - возбужденно сообщила она. - Седлай Грома и езжай за доктором.

- Он похож на мертвого, - заявил Роб, разглядывая гостя.

- Сейчас снова потерял сознание, но до этого очнулся! Сказал, что его зовут Драмм.

- Что это за имя? - спросил Роб.

- Да никакое это не имя, - сказал Кит. - Наверное, он имел в виду, что в голове сплошной тарарам, или еще что-нибудь. Больной бредит, точно как предполагал доктор.

- Мечется? Хотите, я буду его держать? - восторженно предложил Роб.

- Нет, - ответила Александра. - Вы же видите, раненый не двигается. Просто человеку было очень больно, но он снова может очнуться в любой момент. Так что иди! - поторопила она Винсента.

- Нет, я останусь. Какой смысл? Я больше всех и смогу справиться с этим мужчиной, если придется. Кит тоже должен остаться. А Роб самый легкий и на Громе доскачет быстрее. Еще не темно. Роб, мчись изо всех сил и нигде не задерживайся.

Тот кивнул и выскочил из комнаты.

Гость по имени Драмм был еще без сознания, когда мальчик вернулся один и, поглядывая на лежащего в постели, доложил:

- Доктор сказал, что, пока больной не пришел в себя, ничего нельзя сделать. - Роб с несчастным видом продолжал: - Он говорит, что это хороший знак, раз раненый очнулся и попытался назвать свое имя. Но поскольку он снова заснул, то может проспать всю ночь или постоянно то приходить в сознание, то терять его. Пока сделать ничего нельзя, а доктор приедет утром, когда отдохнет. Сказал, что у него был тяжелый день. А этому человеку надо давать порошки от головной боли и следить, не начнется ли лихорадка. Я тоже должен сидеть с вами. Доктор говорит, что мы все понадобимся, потому что сумасшедшие бывают буйными.

- Да вовсе он не сумасшедший, - успокоила Александра, заметив тревогу в глазах братьев. - Просто ему очень больно. Значит, будем ждать. - Она опустилась в кресло. - Принесите мне рукоделие. А вам придется вымыть посуду, позаботиться о Громе и о лошади этого человека и еще сделать уроки. Никаких отказов. Быстренько! И перед сном придете пожелать мне спокойной ночи. - Девушка не давала братьям возможности возражать. - Если он пошевелит хотя бы пальцем, я сразу же вас позову. Но надо выполнять свои обязанности, и, кроме того, вы должны выспаться. Бессмысленно всем сидеть здесь всю ночь.

- Я подремлю и приду в полночь, - твердо сказал Вин. - Тогда ты сможешь поспать. Подежурю до четырех, потом может прийти Кит. Это ненамного раньше времени, в которое он обычно просыпается. Мы больше не дети, Алли, - уже мягче напомнил он. - Если появятся какие-нибудь трудности, мы тебя разбудим, не беспокойся.

- А как же я? - сердито спросил Роб, прежде чем сестра успела ответить.

- Ты, малыш, можешь завтра поиграть в большого, - с улыбкой произнес Вин. - Встанешь вместе с солнцем и будешь ждать доктора возле его дома, чтобы первым делом он поехал именно к нам.

- Здорово! - воскликнул Роб.

Александра почувствовала, что у нее на глаза наворачиваются слезы.

- Что случилось, Алли? - спросил Роб.

- Мои мальчики ведут себя как настоящие мужчины, - ответила девушка.

- Мы и есть мужчины, почти, - сказал Кит. - Пора тебе это заметить.

- И мы вполне можем тебе помогать, - добавил Вин. Она вытерла глаза.

- Ну что ж. Тогда занимайтесь делами. Я почитаю до тех пор, пока вы не придете меня сменить.

- Можно, мы придем, когда покончим с делами? - спросил Роб. - Ты же читаешь нам "Одиссею". Если он будет спать, сможешь еще почитать потихоньку?

Мальчики дожидались ответа. Их сестра с облегчением улыбнулась. Они не боятся брать на себя ответственность, значит, действительно повзрослели.

- Хорошая идея. Если эта беготня не разбудила его, значит, и чтение не помешает. - Александра с тревогой посмотрела на застывшую фигуру больного. Я слышала, что спящие воспринимают голоса. Если так, то мое чтение вслух будет действовать на него успокаивающе, он поймет, что рядом люди, готовые прийти на помощь. Да, будем читать, как обычно, пока... - она запнулась, ничего не переменится.

Незнакомец лежал абсолютно неподвижно, а вокруг него громоздились чудовища, рычали великаны-людоеды, герои сражались с бурями и злыми волшебниками, сирены околдовывали путешественников, и все эти видения, расплываясь, поднимались, словно дым, вверх, к широким балкам потолка. Александра все читала низким, волнующим голосом, а мальчики слушали, смотря в пустоту и воображая ожившую сказку. Человек в кровати не шевелился. Только раз, когда в камине треснуло полено, распадаясь от жара, легкая гримаса исказила его лицо. Может, из-за того, что он испытывал боль. А может, это была попытка вырваться из забытья, постараться понять смысл звучавших слов. Никто не заметил этого. Все были слишком поглощены рассказом.

Драмм слышал голос. Звуки пробудили его от тяжелого сна. Он напрягся, пытаясь сесть и оглядеться вокруг, но боль заставила сдаться. Ну и хорошо. Может быть, двигаться опасно. Мало ли кто за ним следит? Но тут раненый мужчина вспомнил, что находится в безопасности. Никаких выстрелов, никакого риска. У него болит нога, потому что сломана. Боль во всем теле, потому что он упал с лошади. А голова раскалывается, потому что он ударился о землю.

Драмм осторожно открыл глаза и посмотрел на тени, пляшущие на покатом потолке. Он видел потемневшие балки, грубую штукатурку. Наверняка крестьянский дом. Видимо, сейчас ночь, потому что горит лампа, и еще комнату освещает огонь камина. Драмм чувствовал, что на него давят одеяла, было жарко, он хотел бы сбросить их, но на это не было сил. Голос, звучавший в его больной голове во время сна, все продолжал произносить какие-то слова. Это был женский голос, тихий, успокаивающий, но говорящий на чужом языке.

Драмм наморщил лоб. Это Франция? Испания? Италия? Возможно. Он бывал за границей и выполнял там опасные задания. Память возвращалась. Все происходило много лет назад. До того, как маленького императора отослали на Эльбу... Эльба! Он не был там с тех пор, как Наполеон нарушил свое обещание и пошел войной на Европу. Потом бывшего французского императора сослали на остров Святой Елены. Драмм видел это своими глазами, потому что тоже был там. И знает, что сейчас находится в другом месте.

Голос говорит на греческом? Значит, он в Греции? Нет, это невозможно. Будем вспоминать дальше. Год, время года, месяц и число. Да, прошел год с тех пор, как Драмм был на острове Святой Елены. Он, конечно, в Англии. В него стреляли, он упал с лошади. Ему плохо, нога горит как в огне, болит все, от головы до пяток, особенно голова. Боль пульсировала в такт со словами, произносимыми мягким голосом, который пробудил его ото сна.

Драмм с усилием повернул голову. В комнате было еще четверо. Двое юных парнишек, один маленький мальчик. У них светлые волосы, и все они как зачарованные слушают женщину, читающую книгу. Он помнит ее, когда-то разговаривал с ней. Кажется, знает ее имя. Но это мимолетное воспоминание, иначе Драмм никогда бы ее не позабыл.

Хозяева дома дежурят у его постели? Значит, жить осталось недолго? Сердце заколотилось от этой мысли, но, приглядевшись, он понял, что никто не обращает на него внимания. Все слушали книгу. Женщина сидела у огня и читала древние слова, которые дети его круга изучают в школе. "Одиссея". Драмм ощутил невероятную гордость из-за того, что вспомнил это. Значит, снова начинает соображать. Он некоторое время наблюдал за женщиной, пытаясь собраться с мыслями, которые расползались, создавая неясные образы.

Мальчики совсем белокурые, а у нее золотисто-каштановые волосы. Но она не похожа на их мать не только внешне: девушка слишком молода. Хотя ей может быть сколько угодно лет, бывают такие женщины без возраста. Кроме того, Драмм видит ее издалека и плохо соображает. Но достаточно, чтобы чувствовать ее притягательность. Да и кто бы не ощутил этого?

Лицо незнакомки окутывают розовато-золотистые отблески огня. Она не красавица. Слишком сильный характер, несвойственный хрупким созданиям, отражается на лице. Драмму казалось, что девушка светлокожая, с выразительными глазами под летящими бровями, с прямым носом и правильными чертами лица. Рот идеальный - губы пухлые, мягкие и теплые. Удивительно, откуда он это знает?

Ему были видны ее высокая грудь, изгиб шеи, плечи и руки хорошей формы. Гладкие, блестящие волосы зачесаны назад - стиль немодный, но ей идет. Это лицо могло бы послужить моделью для создания образа вечной женственности, средневековой мадонны, женщины на картинах, которые Драмм видел в Риме. Сейчас в моде хрупкость, а она слишком крепкая, здоровая и не красавица. Просто милая.

Он улыбнулся. Не так плохо умирать в кровати симпатичной женщины. Привлекательные женщины встречались ему и раньше. Что говорил его отец?

- Слишком много женщин, Драмм. Наверное, это можно было понять и простить, когда ты был моложе. Но подумай, сколько тебе лет! Два последних года ты только и делал, что ходил на свадьбы друзей. Остался хоть один из них неженатым?

Драмм вспомнил, что ответил в тот раз:

- Один остался.

И это была правда. Он редко обманывал отца. Конечно, он не святой, но любит своего отца. Более того, уважает его.

- Ты ходил на очень много свадеб, согласись, Драмм, - продолжал отец. Когда же ты придешь на свою собственную?

- Когда встречу женщину, которую смогу полюбить, как ты любил маму, честно ответил Драмм.

Сейчас ему было стыдно об этом вспоминать. Высокие скулы отца побагровели, и он отвернулся. Драмм тогда чувствовал себя ужасно. Он не хотел причинять отцу боль.

- Я бы тоже хотел жениться по любви, - заговорил он, чтобы поскорее избавиться от чувства стыда. И, словно защищаясь от нападок, добавил: - Но когда мама умерла, ты не ушел в монастырь. И не страдал в одиночестве. Кстати, как поживает уважаемая миссис Дейн?

Отец внимательно рассматривал свои ногти.

- Мы расстались с этой леди, Драмм. И нисколько не переживали по этому поводу, хоть и знакомы несколько лет, - заметив удивленный взгляд сына, добавил он. - Поскольку наши отношения не были вызваны сердечной привязанностью, как подчас бывает у тебя. Но наши с тобой ситуации нельзя сравнивать. Мне пятьдесят пять, дорогой мальчик. И у меня есть наследник ты. Я продолжил родословную. А ты нет. Наша генеалогия прослеживается до 1033 года, когда наши предки сражались на стороне короля Кнута. И теперь, после всех тяжких трудов и славных побед, после всей нашей долгой истории, неужели ты позволишь угаснуть древнему роду?

Драмм помнил лицо отца, смотревшего на него с непередаваемой грустью. Это было гораздо хуже, чем ярость.

- Ты пользуешься успехом у женщин, Драмм, - сказал он. - И тем не менее абсолютно одинок. Я хочу, чтобы это изменилось. Время пришло!

Да, отец был прав. Эти мысли занимали Драмма в ту роковую поездку верхом, при возвращении в Лондон. Из-за этого он не осознавал, что творится вокруг, и не был готов, впервые за многие годы, ни к какому нападению. Зачем беспокоиться о нападении здесь, в Англии? Затем, что человек, работавший на правительство, всегда должен быть начеку. А у него тогда сложились трудные отношения с весьма решительной дамой, и сейчас они никуда не делись. Молодой человек застонал, подумав об этом. Как он мог предложить женщине только руку, но не сердце? И почему сердце молчало?

Один за другим все его закадычные друзья повлюблялись. Драмму казалось, что это похоже на внезапное падение, когда человек, выйдя прогуляться, вдруг летит в пропасть и оказывается в каком-то новом, совершенно незнакомом мире. Сегодня один из друзей такой же, как всегда. А назавтра он смущен, захвачен новыми эмоциями и готов переменить свою жизнь из-за того, что встретил единственную любимую женщину. И каждый из них действительно изменил жизнь. Каждый стал частью пары. Нет, более того - каждый стал словно половинкой ножниц, предметом, бессмысленным без другой половинки.

Драмм чувствовал себя одиноким. Его одолевало беспокойство, желание встретить родственную душу. В чем же тайна? Как это происходит? Почему он не может влюбиться? Были женщины, с которыми приятно побеседовать, и другие, с которыми можно поразвлечься. Но ни одной он не хотел посвятить свою жизнь, а как еще можно относиться к жене. Ему нравились женщины. Нет ничего восхитительнее женской компании и ничего более волнующего, чем женское тело. Ему нравился женский взгляд на вещи, то, как женщина способна облагораживать окружающих ее мужчин, и он наслаждался женским умением пробуждать в избраннике необузданные чувства. Он дружил с женщинами и имел любовниц, но все проклятие заключалось в том, что эти две ипостаси редко совпадали. Он как-то предложил женщине выйти за него замуж, но та не приняла импульсивного предложения, сделанного наполовину из жалости, наполовину под влиянием страсти, а в целом под влиянием момента. Она вышла за другого, отдавшего ей всю душу. "Я бы тоже отдал, - с тоской подумал Драмм, - за одну секунду, на одном дыхание! Если бы только знал, что значит влюбиться!"

Сейчас его мучила физическая боль. Нога и голова. От жары становилось еще хуже. Он задыхался, горел. Попытался повернуться, чтобы сбросить одеяла. Напрягся, но не смог даже пошевелиться.

- Ну-ну, - услышал он тихий голос. - Все в порядке. Успокойтесь. Мы здесь.

Он открыл глаза. Девушка склонилась над ним. Мальчики придвинулись вплотную и держали его так крепко, что стало еще больнее. Незнакомка пристально смотрела на него, и ее лицо отражало то же страдание, которое он ощущал. Славные карие глаза. Мальчишки смотрели на него голубыми, зелеными и черными глазами. Наверное, сон продолжается. Драмм зажмурился, сжал зубы.

- Я бы лежал спокойно, - сказал он, - если бы меня не поджаривали заживо.

Девушка и мальчики испуганно переглянулись, еще крепче сжав его.

- Чертовски... ужасно жарко здесь, - удалось выговорить ему. - Нельзя ли попросить вас убрать несколько одеял, пока я не испекся окончательно?

- О! - произнесла женщина.

- Я тебе говорил, - сказал ей один из мальчиков.

- Мы его совсем задушили, - добавил второй. - Сколько на кровати одеял?

- Пять, - ответила она и запальчиво добавила: - Мы же должны держать его в тепле.

Установилось красноречивое молчание. Но Драмма теперь держали не так крепко, как раньше. Женщина убрала одеяло, потом второе, третье.

- Так лучше? - спросила она.

Он кивнул и поморщился, потому что от этого движения закружилась голова. В глазах все поплыло. Бедняга постарался собраться, ответил:

- Спасибо. - В комнате явно стало темнее. Драмм почувствовал, как нежная рука обхватила его за плечи, и ощутил запах женских духов. Жимолость, подумал он, вдыхая глубже, успокоенный и возбужденный одновременно, и почему-то припомнилось лето в самом разгаре.

- Выпейте, пожалуйста, - попросила незнакомка, склонившись к самому его уху. - Это уймет боль.

Он не поверил. Ничто не может унять боль, которая вгрызается в его тело. Его голову приподняли, а к губам поднесли чашку. Напиток был горьким, как все лекарства, однако он выпил и, измученный, опустился на подушку. Драмм уже уплывал куда-то, когда снова услышал ее голос, звучавший низко, требовательно:

- Пожалуйста, скажите снова, как вас зовут.

- Драмм, - ответил он. - Меня зовут Драмм... Драмм. Черт, голова ужасно болит. Вы уверены, что это было лекарство?

Все стало расплываться перед его глазами. Подростки, говорили девушке, что у него в голове гром и тарарам. Действительно, так и было.

- Мы можем послать за кем-нибудь? - спросила его обаятельная незнакомка. - Кто-то наверняка ждет вас? - Она пыталась объяснять так, чтобы он понял.

Раненому потребовалось много времени для ответа, думать было трудно. Лекарство отупляло его. Драмм был очень доволен собой, когда смог наконец ответить. Конечно, он вспомнил об отце. Но потом подумал, что может умереть, так и не исполнив его заветнейшее желание. Это было очень печально.

- Есть кто-нибудь, кто обеспокоится из-за вашего отсутствия? продолжала настаивать женщина. Драмм вздохнул.

- И да и нет. Вот в чем проблема, - а потом опять стало темно, и он не услышал ответа.

Глава 3

- Нет, - сказал Драмм, накрывая чашку ладонью. - Пожалуйста, хватит лекарств.

Александра ошеломленно посмотрела на больного. Он два дня ничего не говорил.

- Я сегодня проснулся рано, - продолжал он, устало улыбнувшись, - до рассвета. Вы еще спали.

Девушка поплотнее закуталась в шаль. Правило соблюдалось неукоснительно - кто-то всегда должен находиться у его постели, пусть даже дремать, поскольку доктор посоветовал ни на минуту не оставлять больного в одиночестве. Александра пришла сменить Кита, когда небо только-только начинало светлеть. Кит пошел к себе, отрицательно покачав головой, - это означало, что больной не пошевелился. Она опустилась в кресло и, должно быть, заснула. Потом очнулась, удивленная тем, как легко провалилась в забытье. Но ей удавалось поспать совсем немного с тех пор, как у них появился Драмм. Девушка подошла к кровати, чтобы посмотреть, дышит ли больной. А он заговорил:

- У меня было время подумать и понять, что каждый раз, когда я открываю рот, вы кладете туда снотворное. Теперь я предпочел бы пободрствовать.

Конечно, раненый все еще выглядел бледным и больным. Но Александра видела, что он больше не напоминал умирающего. Наверняка ее гость до несчастного случая был в превосходной форме. Доктор и мальчики переодели его в одну из старых ночных рубашек отца, которая сильно натянулась на плечах, а рукава лишь слегка прикрывали локти. Александра покраснела, подумав, что для этого высокого джентльмена рубашка, наверное, коротка.

До происшествия он был очень ухоженным, теперь отрастающая борода скрывала черты лица. Прямые, черные как вороново крыло волосы разметались, потому что Драмм постоянно ворочался, пытаясь найти удобное положение для больной головы. Но глаза, удивительно яркие лазурные глаза, были чисты и вполне осмысленно смотрели на девушку. И они выражали мольбу.

- Доктор сказал... - начала Александра, но он прервал ее.

- Да, - произнес он со слабой улыбкой, - доктор сказал, что я должен просыпаться, пить бульон, принимать лекарство и снова спать, чтобы выздоравливать. Я это слышал, - заметив ее изумление, добавил Драмм. - Но прошу вас, разрешите мне немного поговорить, иногда, в промежутках между кормлением и выздоравливанием. Обещаю вести себя хорошо, не метаться и не буйствовать, чего, кажется, боятся мальчики. Вы поверите мне на слово? Я больше не хочу оставаться бесчувственным телом.

Его улыбка была такой обаятельной и одновременно болезненной, полной юмора и понимания, что Александра сейчас позволила бы ему что угодно. Драмм понял это по выражению ее лица.

- Слава Богу, - вздохнул он. - А могу я умыться? Почистить зубы? Может, даже побриться? Я словно сам не свой от этой неухоженности. Все утро думаю о том, что зарос, как Мафусаил, а когда потер бороду, испугался, что разбужу вас. - Он снова провел рукой по подбородку. - Думаю, мне теперь потребуется серп. Удивительно, что она так быстро выросла. Или нет? Как долго я здесь нахожусь?

- Два дня, то есть уже три, - поправилась Александра. - Конечно. Я сейчас принесу вам воду и мыло.

Александра обрадовалась, что у нее появился повод покинуть комнату, одеться поприличнее и привести себя в порядок, прежде чем снова появиться перед ним. Она чувствовала, что волосы расплелись и пора было сменить ночную рубашку и шаль на платье.

- У меня в наборе есть бритвы, - быстро сказал он, - и вам не придется просить их у мужа, отца или братьев.

- У меня нет ни мужа, ни отца, а братья еще не бреются, - ответила девушка. - Но им придется поучиться брить чужие бороды, так как я не уверена, что вы сами сможете привести в порядок свое лицо.

Он улыбнулся.

- Не беспокойтесь. Я делал это и в худших условиях - в темноте, без воды и мыла, на борту корабля в качку. Самое худшее, что мне грозит, - это отхватить себе кусочек носа, а такое меня бы только украсило.

У него действительно был очень длинный нос, с высокой переносицей. Но Александра подумала, что он скорее внушительный, чем уродливый, и вполне подходит владельцу.

- Вы бы выглядели глупо с пуговкой вместо носа, - не подумав, сказала она. Потом, поняв, как невежливо говорить такие вещи незнакомцу, быстро спросила: - Как вы себя чувствуете? И пожалуйста, сэр, повторите еще раз, как вас зовут. Мы уже спрашивали, но вы все время говорили, что у вас в голове тарарам.

Теперь рассмеялся он. А через секунду поморщился.

- У меня с головой не все в порядке, верно? Но я говорил правду. Меня зовут Драммонд, и все называют меня просто Драмм.

- Очень приятно, Драмм, - с облегчением произнесла Александра. Остальное, думаю, выяснится позже. И кстати, не хотели бы вы послать за кем-нибудь из членов семьи, может быть, за женой?

- У меня нет жены, а семью я не хочу волновать. Но если вы принесете бумагу и ручку, то я бы хотел написать нескольким людям. Если можно.

- Конечно, а если у вас не получится, то я сделаю это за вас - сказала она. - Я сожалею, что вас привели сюда такие печальные обстоятельства, но мы постараемся предоставить вам все удобства. Я пришлю мальчиков.

Александра быстро вышла, в душе порадовавшись, что сегодня воскресенье и братья не в школе. Она девушка смелая, находчивая и умелая, ведет хозяйство и заботится о троих детях. Но она никогда не брила мужчину и даже никогда не находилась так близко от незнакомца. Бритье - такой интимный, волнующий процесс. Неизвестно, была бы ее рука тверже руки больного. И уж не тогда, когда он следит за каждым ее движением взглядом умных, все понимающих глаз.

Александра поспешила вниз по узкой лестнице, чтобы заглянуть на кухню. Завтракавшие мальчики посмотрели на нее с тревогой.

- Раненый проснулся, и он в своем уме! - улыбаясь, заявила она. - Но ему нужна помощь. Кит и Вин, поднимитесь наверх, пожалуйста. Наш гость просит свой бритвенный прибор. Возьмите тазик, теплую воду и мыло и проследите, чтобы он не перерезал себе горло, стараясь выглядеть ухоженным. Роб! Когда доешь, ступай за доктором. Я пойду оденусь, и посмотрим, что еще можно сделать.

Теперь в доме все по-другому, подумала Александра, поднимаясь к себе. И не только потому, что ей сейчас приходилось взбираться еще выше по лестнице в комнатку на чердаке, которую она заняла, когда пострадавшего уложили в ее постель. Их дом, всегда маленький, стал казаться еще меньше. Бывший больной стал гостем. Раньше у них никогда не было гостей. Как долго он будет жить у них? Их расходы всегда тщательно просчитывались, но на жизнь им хватало. А гость, задержавшийся на несколько недель, заставит подумать о строгой экономии. Александра решила, что пока нет причин беспокоиться. Он наверняка решит уехать сразу, как только сможет, поскольку уже собрался написать своим друзьям. Этот человек производит впечатление настоящего джентльмена. Зачем ему задерживаться дольше, чем необходимо, в крошечном домишке в такой глуши? Хотя прежде всего больной должен как следует окрепнуть. Девушку ужасно интересовало, кто он такой и почему пострадал, но она с удовольствием поскорее бы с ним распрощалась.

Александра одевалась быстро, что было нелегко. Комнатенка находилась в углу, под скатом крыши, и ей приходилось сгибаться чуть ли не вдвое. Все равно не было никакого смысла в том, чтобы переселять братьев в маленькую комнатку к Робу. Мальчики, конечно, предложили такой выход из положения, но она твердо ответила, что ей вполне хватает места на чердаке. Правда, здесь находились сундуки, ящики и детская кроватка, но девушка считала, что ей повезло, поскольку стояла прохладная погода. Иначе было бы очень жарко от нагретой солнцем крыши.

Закончив переодеваться, девушка провела по волосам гребнем, стянула их сзади голубой лентой, подходящей по цвету к ее платью. Гость сказал, что чувствует себя плохо, когда не может привести себя в порядок. А она знала, что сумеет справиться с кем угодно, включая очаровательного незнакомца, если будет хорошо одета.

Александра надела свое самое красивое платье. Но сегодня ведь воскресенье, подумала она, сегодня так и положено, и это вовсе не из-за интересного гостя. Она наклонилась, чтобы заглянуть в старое зеркальце. Платье она сшила сама, с высоким воротником и заниженной талией, как на модной картинке. Волосы у нее блестели, как отполированное красное дерево, и это было видно даже при скудном свете, проникавшем сквозь единственное полукруглое окошко. Лицо чистое. Она выглядела аккуратно и прилично. Александра улыбнулась своему отражению. Джентльмен, наверное, привык общаться с дамами, которые выглядели гораздо более шикарно. Не важно, к чему он привык, подумала девушка, и поспешила вниз.

Спускаясь по лестнице, Александра услышала спор. Она и не замечала, какие юные голоса у мальчишек, пока не услышала другой голос - глубокий, ровный и очень решительный. Когда девушка вошла в комнату, братья стояли вокруг кровати больного, вид у них был встревоженный. Гость побелел и мрачно сжал губы. Все застыли словно на картине.

Драмм полусидел, Вин и Кит держали его за плечи, не давая подняться. Взгляд девушки скользнул к здоровой ноге Драмма, высунувшейся из-под одеяла и почти стоящей на полу. Александра заметила, какая это длинная, мускулистая, с высоким подъемом и слегка поросшая темными волосами нога. Проследив направление ее взгляда, Драмм торопливо спрятал ногу под одеяло.

- Незачем втягивать в это вашу сестру, - сердито сказал он мальчикам.

- Мы не можем ее обманывать, - ответил ему Вин. - Он хочет встать! обернулся мальчик к Александре.

- Нет, нельзя. Доктор сказал, что вам нельзя шевелиться, - объяснила она Драмму.

- Он сказал вам удерживать меня, если я начну биться в лихорадке. Это не так. Я просто хотел встать с кровати.

- У вас сломана нога.

- Но вторая-то в порядке, - возразил он.

- Вы собираетесь скакать на одной ноге?

- Я собираюсь двигаться осторожно и медленно, держась за что-нибудь, ответил Драмм.

- Значит, вы не слышали предостережений доктора. - Девушка нахмурилась. Что за невозможный человек. Даже в таком состоянии пытается командовать. Хотя принадлежит к классу, с представителями которого Александра редко встречалась, но была приучена их уважать. Она - простолюдинка и воспитана в покорности. Но все-таки знает, как надо поступить.

- Доктор также сказал, что у вас повреждена голова и движение причинит еще больший вред, - произнесла Александра. - Я даже не могу себе представить, к чему приведет ваша ходьба. Пожалуйста, оставайтесь в кровати. Мы послали за доктором. Когда он придет, то, возможно, изменит свое мнение. Но я не хочу нести за вас ответственность.

- Я сам в состоянии нести за себя ответственность, - сказал Драмм. - В конце концов, это моя голова. Думаю, что я могу ходить, и буду.

- А это моя кровать и мой дом, - твердо ответила девушка, так, как отвечала братьям, когда принимала окончательное решение и больше не желала слушать никакой чепухи. - Когда вы будете у себя дома, можете безумствовать сколько угодно. Но не здесь.

Он пристально посмотрел на нее. Потом опустил голову на подушку и улыбнулся.

- Боже мой, - произнес он. - Обидно, но справедливо. Никто не говорил со мной подобным тоном с тех пор, как мне исполнилось десять лет! Нет, вру. В десять лет они уже не смели возражать. Восемь. Нет, опять вру. Отец совсем недавно говорил со мной так же, - печально добавил он.

- Прошу прощения, если это прозвучало грубо, - сказала она, - но я стараюсь для вашего же блага.

- Да, мама, - смиренно кивнул он. Мальчики заулыбались и с видимым облегчением убрали руки с его плеч. Александра тоже улыбнулась.

- Вы у нас в гостях, а не в тюрьме. Все, что вам нужно, только попросите, и мы принесем.

Драмм загнанно огляделся:

- Я не могу, - сказал он. - Я хотел... То есть...

- Он хотел сам идти в сортир, - доложил Роб. - Вин собирался принести ему горшок, но он принялся отталкивать нас.

- Роб! - воскликнула Александра. - Такие вещи не обсуждаются в приличном обществе! - Но им придется это обсудить. - У нас действительно все имеется, - обратилась она к Драмму, стараясь говорить, как ни в чем не бывало. Ей с трудом удавалось не краснеть. Девушке так хотелось показать Драмму, что она не какая-нибудь неотесанная деревенщина, а тут приходится обсуждать с ним ночные горшки!

Невероятно!

Да кому какое дело? Что с ней? Какая разница, что он подумает? Она заботится о доме и о семье и всегда поступает так, как должна. Глубоко вздохнув, Александра решила, что лучший способ показать, будто разговор ее нисколько не стесняет, - это говорить так, словно речь идет о цветочных горшках, а не о ночных.

- У нас нет никаких городских удобств, но стесняться нечего, - сказала она, избегая смотреть ему в глаза. - Мы в деревне. Во двор идти далеко, и мальчики пользуются горшком, когда болеют. В каждой спальне такой имеется, и в этой тоже, в столе у окна. Братья вам принесут. Если хотите, все могут выйти из комнаты, но я считаю, что Винсент должен вам помочь.

- Я не стесняюсь, - теряя остатки терпения, проговорил Драмм. - Мы в городе тоже пользуемся такими. Хотя редко обсуждаем это. - И взмолился: Дело в том, что у меня бывали более тяжелые ранения, сейчас я чувствую себя лучше и не хотел бы, чтобы меня баловали. Терпеть не могу ощущать себя инвалидом.

Александра молчала.

- Но наверное, придется, - с покорным вздохом добавил он. - Спасибо. И конечно, - заинтересованно скользнув по ней взглядом, продолжил Драмм, - я бы предпочел, чтобы вы вышли, если только?..

Она исчезла за дверью до того, как он закончил предложение.

Сейчас Драмм мог как следует разглядеть доктора. Худой, седоволосый, сутулый, врач не казался стариком благодаря тому, что его глаза живо блестели и голос звучал внушительно. Доктор выставил из комнаты Александру и мальчиков.

- Итак, молодой человек, - весело начал он, оставшись наедине с пациентом. - Меня зовут доктор Пэйс. С кем имею удовольствие беседовать?

- Мое имя Драммонд. Дерек де Мейси, граф Драммонд, но друзья зовут меня просто Драммом. Наверное, я должен был настоять на том, чтобы здешние парнишки называли меня полным именем, но обстоятельства не позволили мне говорить строго.

Брови доктора взлетели вверх.

- Я слышал о вас. Какая честь. Что вы здесь делали, милорд?

- Я навещал отца. Он живет недалеко, к северу отсюда. Я был уже на полпути в Лондон, день выдался великолепный, я съехал с дороги. И попал в засаду.

- Ну что ж, - сказал доктор, - голова у вас работает. Давайте посмотрим, что с телом. Расстегните, пожалуйста, рубашку.

Осмотрев синяки Драмма, он откинул одеяло, чтобы взглянуть на ногу в шине. Доктор ощупывал, нажимал пальцем, задавал вопросы, наконец отошел от кровати.

- Вы в порядке, - заявил он. - По крайней мере в порядке все, исключая голову и ногу. И все-таки не спешите обуваться и требовать костыли. Еще неизвестно, что творится у вас в черепной коробке.

- Уверяю вас, я в здравом уме, - ответил Драмм. - Вряд ли у меня сотрясение мозга. Я всегда отличался крепкой головой.

Доктор нетерпеливо взмахнул рукой.

- Да, крепкая, как камень, но даже камень может треснуть. А нога сломана в двух местах. Слава Богу, что вы были без сознания, когда я пришел на помощь. Было бы очень трудно ее вправить, если бы вы пришли в себя, поскольку процедура весьма болезненна. Но я мог не торопиться и проделал эту работу великолепно. Думаю, все прекрасно срастется - через шесть недель по меньшей мере. Только никакой тряски.

- Некоторой тряски не удастся избежать, - сказал Драмм. - Раз я не могу ехать верхом, то пошлют каретой.

- Не советую, - нахмурился доктор. - Вы очень терпеливы, милорд, но, если не ошибаюсь, даже сейчас испытываете сильную боль.

- Это не важно, боль незначительная, - солгал Драмм. Доктор покачал головой.

- Пусть так. Но я беспокоюсь за вашу жизнь. Поездка в карете, которую вы задумали, повредит не только ноге. Это вопрос жизни и смерти. Как я понял, наша деревенька находится как раз посередине между вашим родовым поместьем и лондонским домом, то есть оба места расположены далеко отсюда, и поэтому вам придется жить здесь до тех пор, пока не окрепнете.

- Ну да, конечно, - криво усмехнулся Драмм. - Здесь же так много места, почему бы нет? Доктор, бедная хозяйка этого дома спит на чердаке, по крайней мере так мне сказали мальчики. В комнате едва можно повернуться. Здесь было бы тесно и воробьиному семейству. Я должен послать за своим камердинером, чтобы больше не обременять мальчиков. Где он будет спать? В конюшне? Как я понял, там уже стоят их лошадь и моя.

- Можно что-нибудь придумать. Александра постарается. Я предупреждаю милорд, движение - огромный риск для вас. - Доктор нахмурился. - По дороге сюда с вами случилось несчастье. Что это было? В вас кто-то стрелял? Почему?

Драмм сосредоточился на пуговицах, которые застегивал.

- Думаю, причин сколько угодно, - тихо сказал он. - Я работал на военное ведомство до конца войны и немного позже.

Доктор с облегчением вздохнул.

- Сомневаюсь, что это был кто-то из местных. Война закончилась много лет назад и нас совсем не коснулась. Наша Комбе - маленькая сонная деревушка, о политике здесь ничего не знают. Скорее всего какой-нибудь парнишка бесцельно стрелял из ружья. Которое позаимствовал у собственного отца. Наши мальчики уже следят за одним таким негодником и, вероятно, делают это не без основания.

- Мне надо будет поговорить с ними, - нахмурившись, сказал Драмм. Может, так оно и есть. Но поспешные заключения смертельно опасны.

- Значит, вы остаетесь?

Драмм глубоко вздохнул.

- Раз вы не позволяете мне уехать сегодня, то я задержусь до тех пор, пока не вызову своего слугу.

- Только слугу? Не родственников, не друзей? - подняв брови, спросил доктор.

Драмм опустился на подушки.

- У меня есть и те и другие, но я не хочу их вызывать, - ответил он едва слышно. - Отец слишком обо мне волнуется. Не могу же я добавлять ему беспокойства, верно? Что касается друзей, - он криво усмехнулся, - у меня их много. Но, как всякий трезвомыслящий человек, я доверяю только нескольким. По странной иронии судьбы все они теперь семейные люди и нянчат младенцев или ждут их появления, некоторые только что женились. Я не стану бить во все колокола, чтобы они в ущерб своим семьям примчались опрометью сюда. Поверьте, доктор, они бы так и поступили, если бы узнали, что я в беде.

- Тем более, если вас никто не ждет, почему не остаться до полного выздоровления?

- Не считаясь с тем, что я стесняю хозяйку? - спросил Драмм. Он мягко, но проницательно взглянул на доктора. - Кстати, насколько хорошо вы ее знаете?

- Александру? - Доктор удивленно поднял брови, - Я знаю ее с тех пор, когда она еще была ребенком. Прекрасная девушка. И хорошенькая, как вы сами видите.

- Нет, - возразил Драмм, - не хорошенькая. Милая.

- Да-да, - с готовностью согласился доктор. - Вы правы. Умница, способная, очаровательная. И добрая. Заботится о братьях, словно родная мать, несмотря на то что сама ненамного старше их. Бедняга Гаскойн умер три года назад.

- Понятно, - сказал Драмм. - И у нее, конечно, безупречная репутация?

- Конечно. Ну, были какие-то пересуды, когда несколько лет назад она уехала на пару недель, но как только Гаскойн умер, Александра сразу вернулась. Вы же знаете, как люди умеют сплетничать.

- Действительно, - с застывшей улыбкой произнес Драмм. - Знаю. И вы тоже. - Его голос зазвучал вкрадчиво. - И вы, наверное, подумывали о том, как девушке одиноко в этой сонной деревушке? И как ей нужен муж?

- Ну да, - ответил доктор, - она всегда так занята с мальчиками, что и не думает об ухаживаниях.

- Доктор, - сказал Драмм, - благодарю вас за заботу, но я отказываюсь платить такую непомерную цену за ваши услуги.

- Что за чепуха, - с волнением возразил врач. - Я всегда назначаю разумную цену.

- Вы понимаете, что я имею в виду, - твердо сказал Драмм. - Я заплачу золотом, сэр. А не кровью.

Доктор нахмурился и протянул руку, чтобы пощупать лоб пациента. Драмм отвернулся.

- Я встревожен, а не брежу, - резко произнес он. - Дорогой сэр, я знаю, что вы хотите всем добра. Но как бы ни была очаровательна хозяйка домика, я не намерен жениться на мисс Гаскойн. У меня есть друг, который женился как раз при таких обстоятельствах. Это сработало прекрасно. Но со мной не пройдет. Мой отец - человек гордый. Я пообещал ему, что найду невесту с таким же, как у нас, положением, именем и доходами. Мисс Гаскойн очень мила. Уверен, она само совершенство. Но поскольку не отвечает требованиям моего отца, то, боюсь, не может стать моей женой.

Они услышали вздох и, повернувшись, увидели в дверях Александру. Ее лицо пылало от гнева.

- Я впустила вас сюда! - Она подошла к кровати и ткнула в Драмма дрожащим пальцем. - Я чуть не надорвалась, пока тащила вас! Уступила вам свою кровать, сидела рядом всю ночь, чтобы вы не умерли, я беспокоилась о вас. Я сделала бы то же самое для любого лесного з-зверька! - Она запиналась от ярости. - Я не собиралась за вас замуж ни за что на свете, вы самодовольный, ужасный, жуткий тип! Я просила вас остаться из жалости, вовсе не мечтая о замужестве!

- В самом деле? - спокойно спросил Драмм. - А тот факт, что под вашей крышей проживает одинокий джентльмен, и вы тоже одна, вас не смущает? И не пугают последствия? Когда я был без сознания, даже самый строгий блюститель нравственности согласился бы, что пребывание раненого незнакомца в вашем доме неизбежно. Но холостяк с положением, живущий без веской причины у молодой дамы в отсутствие пожилой компаньонки, какой бы незапятнанной репутацией она ни обладала? Вы будете скомпрометированы. А я окажусь в щекотливой ситуации. Вы об этом не думали? - Он рассмеялся неприятным смехом. - Это, может быть, удаленная местность. Но вы живете не на Луне.

Раскрасневшееся лицо Александры стало стремительно белеть. Она повернулась к доктору, который смотрел на нее с таким же удивлением и испугом.

- Боже мой! - произнесла она, падая в кресло. - Я никогда, ни за что... Доктор, - с ужасом глядя на пожилого джентльмена, воскликнула девушка, помогите мне избавиться от этого типа сейчас же!

Глава 4

Нога болела невыносимо, но Драмм отказался принимать порошки, пока его судьба не будет решена. Спальня находилась на втором этаже маленького домика, как раз над кухней. Получалось, что труба, соединяющая оба очага, доносила до него все разговоры. Сейчас на кухне собрались все обитатели дома. Драмм лежал, измученный болью, испытывая бессильную ярость из-за своей беспомощности, и слушал, как хозяйка дома спорит с доктором по поводу его ближайшего будущего. Из-за этого он снова почувствовал себя ребенком - но не любимым и не избалованным.

- Я не уйду из дома, я здесь живу, и вы должны понимать, что мальчики могут попасть в беду! - с досадой выкрикнула девушка.

- Я за ними прослежу, - сказал старший из ребят.

- И будешь готовить для них? - огрызнулась она. - Заставишь их умываться, заниматься, выполнять домашние обязанности? И заодно будешь заботиться об этом... этом... наверху? Нет уж, дом и хозяйство лежат на моих плечах, Винсент. Не понимаю, почему мы не можем опять положить его на носилки и перенести к вам, доктор!

Драмм мог себе представить, как девушка в волнении меряет шагами крохотную кухню. Остановившись, чтобы взять себя в руки, девушка продолжала умоляющим голосом уговаривать врача:

- Он должен уйти! Может, это просто раздувшийся от гордости, тщеславный урод. А может, он прав. Значит, заберите его, вот и все решение.

- Мы поможем, - донесся до Драмма мальчишеский голос.

- Его лошадь можно оставить здесь, - сказал другой парнишка. - Мы о ней позаботимся.

Драмм поморщился. Тяжело сознавать, что лошади здесь рады больше, чем ему. Наверное, он показался им слишком заносчивым. Но уродом? Как только его не называли в жизни, но так - никогда. Пусть он говорил как надменный осел и грубиян, но говорил одну только правду. Это не тщеславие.

И внешность здесь совершенно ни при чем. Он действительно лакомый кусочек для дам, мечтающих о замужестве. Печальная правда заключается в том, что одинокие мужчины его класса становятся для женщин объектом охоты. Благодаря положению, титулу и деньгам ставки все время растут. Популярная шутка гласит, что лондонские сезоны называются так потому, что открывают сезон охоты на холостяков. Если мужчина не реагирует на флирт и не идет на торговую сделку с отцом леди, то его могут женить любым честным или бесчестным способом. Неосторожный объект охоты можно скомпрометировать при помощи поцелуя или объятия, разыграв попытку соблазнения так, чтобы кто-нибудь ее увидел.

Существует много уловок. Напоить мужчину, подстроить свидание, подвернуть лодыжку, чтобы заставить его нести леди на руках. Надо подобраться к нему поближе, совсем близко - и встреча один на один делается достоянием общества. План холодный, расчетливый и, без сомнения, жестокий. Но обычно он срабатывает. Честное имя джентльмена важно, но репутация дамы еще важнее. И то и другое будет уничтожено, если за этим безрассудством последует свадьба.

Как правило, такой союз обречен с самого начала. Подстроенное отчаянной дамой замужество не несет ничего, кроме пожизненной ненависти друг к другу. Это не для Драмма.

Его друг Рейф был скомпрометирован подобным образом. Зато потом вынужденная женитьба явилась для него благословением. Может, потому, что он женился на необычной женщине. А может, Рейф уже вполне созрел для брака. Он был вне себя от мысли, что потеряет любовь всей своей жизни, и хотел расстаться с холостяцким положением, потому что больше не дорожил им.

А Драмм дорожил. Он слишком долго был одинок, чтобы теперь жениться только из соображений пристойности. Если не получится по любви - а похоже, что не получится, - значит, женится по расчету, с выгодой, это лучший способ порадовать отца. А неизвестная бедняжка из глуши не может считаться его потенциальной невестой, какой бы милой и очаровательной она ни была.

Пусть недовольная хозяйка деревенского домика действительно мила, но Драмм знал более красивых женщин, более богатых, с лучшим образованием и положением. Он не поддался на чары ни одной из них. Даже если бы Александра Гаскойн во всем намного превосходила их, это не имело бы значения. Будь он проклят, если позволит женить себя на простолюдинке только потому, что лежит, раненный и беспомощный, и испытывает ужасную боль.

Он бы хотел верить, что она не охотится за его именем. Но рисковать нельзя. Пусть его унесут прочь на носилках. Пусть привяжут к лошади, шлепнут ее по крупу и отправят домой. Пусть хоть на двери погрузят на крышу почтовой кареты. Какая разница. Он здесь больше не останется. Ему и раньше удавалось раненым сбегать от врагов. Он проделает это снова, даже если теперь враг милая, очаровательная девушка.

- Двигать его? И может быть, таким образом убить? - услышал Драмм слова доктора. Остальные голоса стихли. - Как знать, не поврежден ли его череп так же, как нога? Я наблюдал такие случаи. Пациент чувствует себя и выглядит здоровым, встает с постели и падает мертвым. Кровоизлияние, опухоль, кусочки кости в мозгу - существует столько вариантов, когда самое легкое движение может нарушить равновесие. Месяц он будет в опасности. Каждый раз, оставляя его, я думаю, увижу ли снова живым.

Драмм широко раскрыл глаза. Он почувствовал, как мороз пробежал у него по спине и холодным комком свернулся в желудке. Наверняка преувеличение. Рассчитано на то, чтобы уговорить их оставить его здесь. Но зачем доктору заботиться об этом? Голова действительно болит невыносимо. И зрение немного затуманено... Драмм начал разглядывать потолок, стараясь преодолеть страх. Обычно ему удавалось это сделать. Смерть может прийти к любому, в любое время. Если доктор говорил правду, то Драмм не станет хныкать по этому поводу.

- Пусть пошлет за своим слугой, если хочет, - продолжал пожилой джентльмен. - Его камердинер может остаться здесь или жить у меня и каждый день приезжать, чтобы заботиться о своем господине. Что касается тебя, Алли, мы попросим какую-нибудь уважаемую даму пожить здесь, пока он не уедет.

- Какую-нибудь очень миниатюрную уважаемую даму, - горько произнесла девушка, Драмм хмыкнул. Он сам подумал об этом.

- Где она будет жить? - гневно спросила Александра. - У нас нет места даже для лишней курицы... Да что я говорю - места не остается даже для кастрюли куриного супа! И какая дама согласится приехать и жить в тесноте с абсолютно чужими людьми?

- Миссис Тук, из Эпплтона, - твердо ответил доктор. - Милая женщина, вдова, очень достойная особа. Она живет с дочерью и тремя внучками и будет счастлива приехать сюда, даже если придется спать на насесте с курами. Пожилая дама, конечно, скажет, что поступает так из жалости, но на самом деле бедняжка будет рада отдохнуть. Дома она просто сбивается с ног.

- Доктор, - возразила Александра, - если мне придется поставить здесь еще одну кровать, то миссис Тук некуда будет деть ноги!

- Вам понравится ее общество, - решительно сказал доктор. - Подумайте, что будет, если вы выгоните графа прочь. Боже мой! Он может не добраться живым даже до ворот!

Наступило долгое, задумчивое молчание - как на кухне, так и в спальне наверху.

***

- Это здесь, - сказала Александра, отступая и прижимаясь спиной к дверному косяку, чтобы гостья могла оглядеть крошечную комнатку на чердаке. - Роб теперь вместе с братьями, я буду в его комнате. Доктор очень настойчив, но вы можете отказаться здесь жить, мы не обидимся. Комната так мала, что в ней едва можно повернуться.

Миссис Тук оказалась дамой средних лет, подтянутой и аккуратной, но выглядевшей устало. В темно-русых волосах блестела седина, освещая нежное, приятное лицо. Она с удовольствием разглядывала комнату поверх плеча Александры.

- Моя дорогая, неужели эта комната будет только моя? - Она вздохнула. Я уже много лет ни на минуту не остаюсь одна. Сначала делила комнату с сестрой, пока не встретила моего дорогого Леона. Потом жила с ним, а сейчас - с внучками. Будет просто здорово оставаться наедине с собой. Я знаю, что дом переполнен. Но поверьте, такой уединенности я не имела долгие годы. Теперь скажите, чем я могу помочь?

- Как раз сейчас вы это и делаете. Одним своим присутствием. Александра улыбнулась, заметив выражение лица пожилой дамы. - Вы будете украшением дома, миссис Тук, Видите ли, наш гость считает, что правила приличия не позволяют одинокой девушке жить в одном доме с молодым холостяком, поэтому со мной должна проживать компаньонка. Забудьте, что я бы предпочла лучше связаться со змеей, чем с молодым холостяком, проживающим здесь и что я никогда, ни за что не стала бы строить планы о том, как выйти за него замуж. Он-то считает, что стала бы!

- Что, ваш гость настолько невыносим? - с беспокойством спросила миссис Тук.

- Не могу сказать, я недостаточно хорошо его знаю. Но он такой высокомерный. Единственное, что вам придется делать, - это оставаться здесь. Отдыхайте, получайте удовольствие. Вы мне очень поможете. Потому что, раз вы рядом, я могу жить в собственном доме, не опасаясь разговоров на тему моей охоты за чужим состоянием. - Она улыбнулась, пытаясь смягчить горечь, прозвучавшую в голосе.

- Но мне нравится быть полезной. Я умею обращаться с больными, умею готовить, и мне это доставляет удовольствие, - сказала миссис Тук. - Я могу выкармливать цыплят, работать в саду, шить, убирать, я не против всей этой работы. - Теперь она улыбнулась, увидев выражение лица Александры. - Я люблю своих внучек, но все три родились одна за другой, и им нет еще и пяти лет. Домашняя работа у вас будет для меня настоящим отдыхом, уж поверьте.

- Я ни за что не стану просить вас работать на меня, - запротестовала девушка.

- Сидеть без дела так скучно, - ответила миссис Тук. Она покачала головой. - Вам должно быть это известно, дорогая. Мы часто думали, как вы тут справляетесь с хозяйством. Жаль, что ваш домик находится так далеко от города и мы не можем предложить помощь. В свою защиту скажу только, что мистер Гаскойн был не самым дружелюбным человеком, не правда ли? Его приятели были школьными учителями, как и он сам. Нашими мужьями он пренебрегал. Мистер Гаскойн держался так, будто все в деревне были ниже его. Вот почему мы не беспокоились о вас после его смерти, решили, что его друзья вам помогут.

Новая обитательница домика смутилась. Александра тоже, потому что один только взгляд на окружающую обстановку говорил, как мало помогли эти самые друзья.

- К тому же вы выглядели такой уверенной в себе, что мы не посмели навязываться, - добавила миссис Тук. - Простите нас, вы ведь были совсем девочкой. Мы ошибались.

- Не извиняйтесь, - произнесла Александра. - Вы предлагали помощь, я помню.

Она помнила многое. Какой была растерянной, выбитой из колеи. Как старалась сохранить семью. Как боялась и подозревала всех чужих. И на это были причины. Ее и братьев так воспитал отец.

- Наверное, я была слишком горда, - отрывисто сказала она. - Забудем прошлое, я благодарна за то, что сейчас вы здесь. Так что устраивайтесь и занимайтесь чем хотите. А мне надо посмотреть, как себя чувствует мой недовольный больной. Если вы не против, спускайтесь попозже, я вас представлю. Мальчики говорят, что сегодня господин Драммонд в здравом уме. Думаю, сам он предпочел бы находиться в забытьи. Трудно сказать, что причиняет ему большие страдания - нога, голова или непомерная гордыня. Мне его почти жалко, если таких людей вообще можно жалеть.

Она рассмеялась и стала спускаться по лестнице. Перед дверью на минуту остановилась, чтобы поправить платье и пригладить волосы, прежде чем войти в комнату графа. "Вернее, в мою", - напомнила она себе. Ей потребовалось несколько лет, чтобы почувствовать эту комнату своей после смерти мистера Гаскойна.

Девушка покрасила стены и повесила на них красивую вышивку, постелила тряпичный коврик, сшила новые простыни для большой кровати и застелила ее цветастым стеганым одеялом. Она избавилась от тяжелого стола и кресла и все свое наследство потратила, чтобы купить взамен изящные стол и стульчик. Повесила кружевные шторы, и в воздухе теперь витал аромат ее единственного, купленного задорого и аккуратно расходуемого мыла с запахом жимолости. Наконец она ощутила, что комната принадлежит ей.

А сейчас там царствует граф. Девушка не могла понять, как ему это удалось. Несмотря на небольшое количество личных вещей, он заполнил собой все пространство.

Александра вошла в комнату. Впервые после того, как умоляла доктора вышвырнуть гостя вон. Он поднял взгляд. Картина не из приятных. Половина угловатого лица была поцарапана и теперь приобрела жуткий оттенок бордового с желтым. Если бы граф был красив, это очень повредило бы ему и вызывало бы жалость. Но, поскольку красотой он не блистал, синяк во все лицо никоим образом не унижал его достоинства. Жалость была абсолютно не к месту. Он держался величественно, отстраненно и таил в себе огромную силу. Граф откинулся на подушки и устало смотрел на Александру смущающе-проницательными лазурными глазами. Ей захотелось поклониться, но она подавила в себе это желание.

- Доброе утро, - скованно произнесла девушка. - Вы готовы обедать? Она тщательно избегала обращения "милорд", которое так нравилось употреблять доктору. Александра находится в своей комнате и намерена бороться за права хозяйки дома.

- Да, спасибо, вполне, - ответил он. - Доктор сказал, что мне можно есть не только кашу, и должен признаться, я с нетерпением жду чего-нибудь вкусного. Если вы в состоянии удержаться и не насыпать в тарелку крысиного яду. Послушайте, мисс Гаскойн, я не хотел, чтобы меня поняли... таким образом. Я сказал правду. Если бы я мог, то уехал бы в тот же миг. Поверьте, вы представить себе не можете, как я сожалею, что так вас затрудняю.

- Это ничего, - солгала она. - Теперь здесь будет миссис Тук, и мы оба можем не волноваться. Я вам скоро ее представлю. - Девушка заставила себя взглянуть в его все понимающие глаза. - Это очень уважаемая дама. Она из высокопоставленной семьи. У вас должно быть много общего. Миссис Тук оказалась в этой деревеньке только потому, что вышла замуж по любви. Без сомнения, вы сможете поделиться с ней своими сожалениями по поводу того, что приходится выносить соседство низших существ. Немного супа и куриное крылышко?

- Упрек справедлив, - поморщился он. - Наверное, я этого заслуживаю. И хоть такого прекрасного обеда я не достоин, но с радостью приму все, что вы принесете.

Она повернулась.

- Сейчас доставлю вам поднос.

- Минутку, пожалуйста, - попросил граф. - Я хочу сказать кое-что еще. Пожалуйста, выслушайте. Может быть, это уродство с моей стороны напоминать вам, но мы же не знаем, буду ли я еще жив, когда вы вернетесь, верно?

Александра вздернула подбородок. Она пристально подсмотрела на больного, и ее щеки медленно залил румянец.

- Боже, - сказала она. - Вы слышали все, что мы говорили, до последнего слова. Мне надо было подумать...

- Вы слишком увлеклись спором, - слегка улыбнувшись, ответил он. Послушайте, мисс Гаскойн, я хочу, чтобы вы знали: я и сам не хотел бы принимать такого гостя. С вашей стороны чрезвычайно великодушно принять раненого незнакомца, и то, что вам отплатили подозрениями, не очень приятно. Мои слова были необдуманными и грубыми. Я хотел только попросить, принесите, пожалуйста, бумагу и ручку, чтобы я написал письма, отменил некоторые встречи и, самое важное, сообщил своим слугам, где я и в чем нуждаюсь. Я бы хотел как можно скорее разгрузить вас.

Она помедлила. Ну что ж, изложено мило, в этом ему не откажешь. Александра тоже может быть любезной.

- Хорошо, - сказала она, - но лучше, если вы продиктуете свои письма. Иначе придется принести столик, а я сомневаюсь, что вам будет удобно сидеть со сломанной ногой. Мне не составит труда написать письма за вас, если только они не очень личные.

- Нет, любовные послания я отложу до того времени, когда смогу припомнить больше поэтических строк, - с кривой улыбкой произнес он. - Все, что сейчас приходит мне на ум, - это жалобные стенания Ричарда над его лошадью и различные похоронные оды.

- "Как пали все великие мужи", - тихо процитировала девушка. Но недостаточно тихо, поскольку это вызвало удивленную улыбку гостя. Ей стало приятно, что он легко понял ее с полуслова. - Ну что ж, тогда я с радостью напишу за вас письма. Чем еще могу вам помочь?

- Не прощайте меня так быстро, - улыбаясь, сказал граф. - Я заслужил, по крайней мере, неделю презрительных, ледяных взглядов. Чем еще вы мне можете помочь? Я буду рад получить обед и продиктовать пару писем, а потом приму восхитительный маковый экстракт, который прописал доктор. Вот и все веселье. Я постараюсь проспать остаток дня.

- Вам не стоит погружаться в забытье только ради меня, - быстро сказала Александра.

- Уверяю вас, ради себя тоже, - ответил он. - Мак дарит странные сны, что все равно лучше, нежели реальность в моем теперешнем состоянии. Правда, странные... - задумчиво повторил Драмм. - Знаете, когда я впервые очнулся здесь, вы все были со мной в комнате и разговаривали, я решил, что нахожусь за границей, потому что не мог понять ни единого слова. Мне казалось, что звучит греческая речь.

Она заколебалась, потом улыбнулась.

- А, это. Все было на самом деле. Я читала мальчикам "Одиссею". Они изучают Гомера в школе.

- В оригинале? - изумленно спросил он.

- Да, их отец был учителем, - сухо ответила она. - Он настаивал, чтобы ребята получили хорошее образование. Я всего-навсего женщина, но братья занимались так старательно, что я не могла остаться в стороне. Во всяком случае, отец разрешил мне выполнять домашние задания вместе с ними.

- Простите, - извинился он. - Я опять влез не туда, верно? Наверное, потому, что моя нога горит как в огне. Я привык терпеть боль. Но доктор сказал, что нужно лежать спокойно, чтобы она срослась. Вот это для меня тяжело. Значит, буду принимать снотворное до тех пор, пока не смогу хоть немного передвигаться. Я не самый лучший пациент, но постараюсь быть послушным, обещаю вам. Я еще не готов умирать. - И он заговорщицки улыбнулся девушке. - Ведь только безгрешные умирают молодыми, верно?

Глава 5

- Я думала, что вы спите! - воскликнула Александра. Она на цыпочках вошла в комнату графа и увидела, что он сидит и выглядит явно... раздраженным.

- Хватит. Пока меня посещали фантастические сны, все было в порядке, но теперь снится какая-то скукота. И даже если бы сказочные сновидения продолжались, все равно я чувствую себя намного лучше и больше в них не нуждаюсь, - сказал Драмм, и его глаза радостно заблестели при виде девушки и подноса, который она держала. - Это мне?

- Вообще-то это для меня, - призналась хозяйка дома. - Я собиралась посидеть здесь, пока вы спите. Сейчас пойду принесу еще чашку и печенье, если вы хотите поесть.

- Думаю, я съел бы все это и лошадь в придачу. Кстати, как там поживает моя?

- Прекрасно, - ответила Александра, с любопытством глядя на графа. - Вы действительно лучше себя чувствуете?

- Худшее позади, - сказал он, не сводя глаз с подноса. - Я выздоравливаю так же быстро, как попадаю в беду. Вы думаете, здесь хватит нам обоим?

- Сейчас добавим, - с улыбкой ответила девушка, поворачиваясь, чтобы идти.

- Нет, не уходите! - быстро попросил он. - Пожалуйста. Я попью чай позже. Поговорить гораздо важнее. Я не привык лежать в постели днем. А день сегодня прекрасный, не правда ли? - печально добавил он, взглянув в окно. Вы не могли бы его открыть? Я хочу ощутить ветерок и вдохнуть свежего воздуха.

Александра поставила поднос, отодвинула занавески и, открыла окна настежь. Драмм вздохнул.

- Теперь я по крайней мере могу слушать пение птиц. А то лежу здесь один, как будто на земле, кроме меня, никого нет. В деревне всегда так тихо. Мальчики в школе, верно? Я слышал, как вы разговаривали с миссис Тук внизу... Пожалуйста, останьтесь и побеседуйте со мной. Я могу перенести неподвижность одной ноги, но когда голова ничем не занята, это гораздо хуже. - Он усмехнулся. - Во всяком случае, я достаточно спал.

Девушка думала, как бедняга лежит один и ему не с кем поговорить и нечего делать. Ей бы было ужасно скучно, а ведь она привыкла к деревенской тишине. "Ему это должно казаться невыносимым, - подумала Александра, - вот почему граф так старается быть общительным. Интересно, что он чувствует, умоляя простую деревенскую женщину посидеть и поговорить с ним?" Александра решила облегчить графу Драммонду задачу, отбросив мысль о том, что ей и самой будет приятнее разговаривать, чем просто сидеть и смотреть, как он спит. Она подняла крышечку маленького чайничка.

- Вы можете взять эту чашку. Пожалуйста, не спорьте, - добавила она. Не такая уж это жертва. Я не хотела оставлять вас одного на весь день и поэтому прихватила шитье и еду.

Девушка подняла поднос, которым граф пользовался как письменным столом, и поставила ему на колени.

- Я прихватила несколько миндальных печений, а пшеничные лепешки миссис Тук принесу вам попозже. Это та женщина, которую прислал доктор, чтобы вы смогли остаться, помните? - Александре было приятно увидеть виноватое выражение на его лице, но, заметив, что Драмм смущен, она решила сменить тему: - Оказалось, что присутствие компаньонки имеет и другие преимущества. По крайней мере для меня. Эта дама превосходно готовит. Сегодня миссис Тук печет, и у нас будут ягоды со сливками.

- И чай с лепешками? И прощение? - спросил Драмм. Он поднял чашку, сделал глоток янтарного чая и вздохнул. Потом опустил голову на подушку. - Я не заслужил такого хорошего обращения, вы это знаете, - с полной раскаяния улыбкой произнес он. - Я мог бы оказаться в беде, а вместо этого роскошествую.

- В убогой комнатенке в деревенском домике, в глуши? - Она рассмеялась, усаживаясь в кресло у окна. - Вам незачем льстить, я уже пообещала вам лепешки.

- Дело не в размерах комнаты и не в местонахождении, я благодарен за заботу и компанию, - ответил он, взяв с подноса свежее миндальное печенье.

- Конечно, вечер, проведенный в нашем обществе, нельзя сравнить с времяпрепровождением в опере или в театре, но с ужином в клубе Брукса или с блистательным лондонским званым обедом он, по-моему, вполне сопоставим. Она подняла глаза и встретила заинтересованный взгляд Драмма. - Я знаю о таких местах. Мы получаем газету и журнал, - пояснила она. - Мистеру Гаскойну очень нравился "Джентлменз мэгэзин". Однажды там опубликовали его возмущенное письмо.

Небесно-голубые глаза Драмма потемнели от легкого недоумения.

- Мистер Гаскойн? Вы всегда так его называете?

- Да, он настаивал на этом. Мой отец был старомоден и считал, что фамильярность ведет к неуважению.

- Я с этим не согласен, - сказал Драмм. - И мой отец тоже не согласился бы, а говорят, что он самый чопорный человек в стране. Но мистер Гаскойн, должно быть, не во всем ошибался. Посмотрите, какие хорошие выросли ребята. И вы. Вам все удается.

Он замолчал и посмотрел на нее. Александра была так же свежа, как чай и печенье, которые она принесла. Ему очень понравилось, что девушка обладает чувством юмора, и то, как она несет тяжелое бремя ответственности за больного гостя. Но его дружелюбное отношение вполне понятно. Александра сейчас выступает в роли его медсестры и утешительницы, и, конечно, ему это нравится. Однако он почти не знает ее. Пора наконец-то исправить это упущение.

- Вам удалось сохранить семью, что наверняка было нелегко, - продолжил граф. - Судя по рассказам доктора, вы ненамного старше братьев и были еще младше, когда умер ваш отец.

- С семьей мне было нетрудно, - ответила она, сосредоточившись на шитье. - В конце концов, я только ею и занималась.

Драмм наблюдал за тем, как девушка шьет. Александра абсолютно не похожа на женщин, с которыми он привык общаться, на жительниц Лондона. Сейчас дамы носят кудри или локоны. А ее волосы стянуты сзади в хвост, такие прически носили джентльмены в прошлом веке. Тонкие выбившиеся волоски колышет ветерок, влетающий в открытое окошко. Они блестят от чистоты, а не от помады, подумал граф, что было бы необычно для светских дам. Многие из них не пользовались маслом для укладки волос, потому что его заменял жир их грязных волос. Для столицы главное - внешний вид, а не любовь к мылу и мочалке.

Но дело не только в ее волосах. Драмм был в курсе последних новинок моды, а Александра Гаскойн не хотела или не могла себе этого позволить. Сегодня на девушке, было старое платье с едва заметными розовыми цветочками, хотя ей бы гораздо больше пошел какой-нибудь яркий цвет, что отражало последние веяния моды. Его спасительница очень мила, думал Драмм, разглядывая девушку, хотя, кажется, не знает этого. Наверное, ей не меньше двадцати одного года, но точно сказать трудно, потому что она держится и ведет себя как зрелая женщина. Манера вести разговор у нее прямая, по-мужски открытая. А вот внешность очень женственная.

Мужчины в Лондоне часто обсуждали достоинства деревенских женщин, привлекательность и положительные качества молочниц с их ясными глазами, прекрасным цветом лица и крепкими фигурами. Их считали невежественными и неуклюжими, но более свободными, раскованными, здоровыми и страстными, чем остальные женщины. К тому же не страдающими заразными болезнями. Это объясняет тот факт, что в публичных домах существовала большая потребность в сельских жительницах, так что содержательницы притонов часто встречали экипажи, прибывающие из провинции, и предлагали девушкам работу. Александра Гаскойн тоже обладает свежей прелестью, но Драмм не заблуждается на ее счет. Склад ума у нее вовсе не провинциальный.

И все же трудно по достоинству оценить ум женщины, когда ее тело находится так близко. Она крепкая, но не перезревшая, прекрасная, полная грудь, и талия, расширяющаяся к упругим, округлым бедрам...

Он отвел взгляд. Александра очень сильно волнует его. Он понял это и постарался отогнать непристойные мысли. Сексуальное удовольствие необходимо для счастья мужчины - по крайней мере для его счастья. Но приличия стояли на первом месте, а здравомыслие никогда не изменяло Драмму.

- Мальчики совсем не похожи на вас, - сказал он, пытаясь отвлечься. Цветом волос и глазами. Вообще-то они и друг на друга не похожи.

Она улыбнулась.

- Вы наблюдательны. Мальчики и не должны быть похожи. Мы с ними не родные, и они друг другу не братья. Ребята - приемные сыновья мистера Гаскойна.

Граф удивился. Он не так уж много слышал, но у него сложилось впечатление, будто покойный отец Александры был человеком скрытным и нелюдимым, не из тех, кто берет приемных детей.

- Несколько лет назад мистер Гаскойн круто изменил свою карьеру, стала объяснять Александра, не оставляя шитье. - Он потерял место в Итоне...

- Так вот откуда мне знакомо это имя! - воскликнул Драмм, вспомнив маленького человечка, бредущего по коридору, с кислым выражением морщинистого, похожего на грецкий орех лица. Он и на самом деле был таким же неприступным, как казался. - Я никогда у него не учился, но мне кажется, преподавал латынь?

Александра кивнула.

- И древнюю историю. Но потерял это место, и ему пришлось искать другое. Тут неподалеку от нас есть школа - Иатонская академия для молодых джентльменов. И-а-т-о-н, с буквой "а". - Она улыбнулась, видя, как изменилось выражение его лица. - Да, это имя, как предполагается, должно напоминать людям о другом учебном заведении. Конечно, школа не такая старинная и благородная, но неплохая. Самое подходящее место для родителей, которые добились всего сами и хотят, чтобы их сыновья преуспели в жизни. Мистер Гаскойн услышал, что у них освободилось место. Поскольку он потерял прежнюю работу из-за... недостаточной гибкости, как говорили, то друзья посоветовали ему обзавестись сыном, это доказало бы, что на самом деле он любит и понимает детей. Оказалось, это не только мудрый совет, но еще и выгодный с точки зрения экономии, - быстро продолжила девушка. - Видите ли, приют платит стипендию за каждого ребенка, которого у них забрали. Мистер Гаскойн преподавал классические предметы, но был силен и в математике, поэтому сразу понял, что трое обойдутся ему не дороже одного. По крайней мере горшка супа хватает надолго, а одежду один может передавать другому. Вот он и взял их одного за другим, по старшинству - Вина, Кита и Роба. И получил работу. - Девушка перекусила нитку. - Мальчики все еще ходят в Иатон, но живут здесь. Они запрягают Грома в тележку и каждый день ездят в школу. Так дешевле и лучше для всех.

- Как же ваша матушка справлялась со всеми этими мальчиками? - удивился Драмм.

- Не справлялась, - ответила Александра. - Мама давно умерла. О них заботилась я. Это не составляло труда, потому что они славные ребята и были не такими уж маленькими, когда мы встретились. Вначале у нас была домработница, а потом я взяла на себя ее обязанности. Как я уже говорила, мистер Гаскойн был очень бережлив.

Ее солнечное настроение поблекло. В комнате, казалось, тоже потемнело. Драмм чувствовал недовольство собой. Обычно он более тактичен.

- Вы знаете о лондонских клубах из газет. Но скорее всего никогда не бывали в Лондоне? - спросил высокопоставленный гость, чтобы перевести разговор на более нейтральную тему.

- Никогда, - ответила Александра. - Не было ни времени, ни возможности.

- Я так и думал, - сказал он. - Не верьте всему, что читаете. Могу признаться, что иногда в самых лучших клубах выдаются удивительно скучные вечера, когда там нет никого из друзей, и даже если они есть, то могут часами спорить по поводу какой-нибудь ерунды. Иногда в "Олмэксе" трудно удержаться от зевоты. И не все званые обеды можно назвать блистательными. В основном в залах слишком жарко, а компания собирается слишком шумная, и еда либо скудная, либо несвежая.

- Ужасно, просто невыносимо, - с легкой улыбкой произнесла девушка, не отрывая взгляда от иголки с ниткой. Драмм усмехнулся.

- Правильно. Я преувеличиваю. Но дело в том, что город не так хорош, как кажется, если всю жизнь жить в деревне.

- Во всяком случае, в этой деревне, - со вздохом ответила она. - Здесь нет подходящего помещения, поэтому не устраиваются ни приемы, ни балы. Местный сквайр живет на ферме. У нас есть кузница, немного в стороне от большой дороги. Услугами кузнеца пользуются жители еще трех крошечных деревушек поблизости, иначе ему просто не хватало бы работы. Время остановилось с тех пор, когда добрая королева Елизавета отдыхала у нашего колодца во время одного из путешествий по стране. Потом жизнь унеслась вперед без нас.

- Вы хоть когда-нибудь были где-нибудь еще? - с любопытством спросил он.

Ее лицо застыло, а голос зазвучал глухо:

- Один раз. Я уезжала в Бат. На семнадцать дней. И там получила сообщение, что мистер Гаскойн болен. К тому времени, когда я вернулась, он умер. - Девушка подняла глаза. - Пожалуйста, не жалейте меня. Я имею больше, чем многие женщины. У меня есть мальчики, этот дом, свое место в жизни. Это не так мало.

- Какие-нибудь поклонники? - небрежно спросил граф, отправляя в рот следующее печенье.

- Толпы, - улыбаясь, ответила она. - Теперь вы знаете обо мне все. Будет только справедливо, если я тоже приступлю к допросу.

Драмм притворился, будто поперхнулся.

- Боже мой! - выговорил он. - Я ничего о вас не знаю. Вы ускользаете от ответов, как угорь из рук. А я - открытая книга! Вы знаете мое имя, положение - вам известна вся моя жизнь.

Александра смотрела на графа, подняв брови.

- Да, - сказала она ровным голосом, - вы джентльмен из Лондона, благородного происхождения и богатый. И это все? Прекрасно. Значит, я деревенская женщина, без всякого титула и с небольшими средствами. Вот и все. Нести вам лепешки?

Драмм скрестил руки на груди.

- Мне тридцать пять лет, - начал он, - и отец совсем меня замучил, потому что хочет, чтобы сын женился, а я никак не найду леди, которая воплощала бы его мечты. Учился в Итоне, как уже сказал, а потом в Оксфорде. Служил своей стране, работая в военном ведомстве, что означает многие годы жизни за рубежом. У меня мало настоящих друзей и очень много приятелей.

Александра откинулась на спинку кресла, слушая с неослабным вниманием.

- Я люблю петь, - продолжал граф, - и не так уж сильно расстроен тем, что сломал ногу, поскольку не увлечен танцами. Я могу горячо спорить о политике, умею фехтовать, боксировать, ездить верхом, но не посвятил себя целиком какому-либо виду спорта. Я читаю и хожу в театр. Пользуюсь успехом на приемах, поскольку могу льстить кому угодно и в чем угодно. Прекрасно умею вести разговор, поскольку именно этим мы, лондонские вертопрахи, и славимся. Я могу говорить часами на любую тему, и иногда высказывать разумные мысли.

Драмм был очень доволен, что снова заставил ее смеяться. Слишком доволен. Но он осторожен и хорошо себя знает. Флиртовать не значит влюбиться. Незваный гость намерен приятно провести время, позабавив себя и девушку. Почему бы нет? Он будет думать о ней, как о милой женщине, его сиделке и хозяйке, но принадлежащей другому, гораздо более могущественному человеку. Общественное мнение не осудит такое поведение.

Александра Гаскойн, славная, очаровательная, и добрая не может оказаться для него избранницей судьбы. У нее нет ни аристократического происхождения, ни богатства. Ничего, кроме этого милого лица, превосходной фигуры и яркой индивидуальности. Этого, может быть, достаточно, чтобы девушку заметили в обществе, но не в его обществе. Дочь школьного учителя, она может быть подходящей женой для другого учителя, чиновника или для представителя нетитулованного дворянства. Но не для него, конечно, тут же подумал Драмм. Александра принадлежит к слишком низкому классу, чтобы стать его женой, и к слишком среднему, чтобы стать любовницей. И, в конце концов, она добропорядочна.

Но все же, лениво размышлял граф, она - дочь учителя. Это не стыдно. Не то что служанка или девица из таверны, портниха или неграмотная деревенщина... Драмм подумал о реакции отца и тут же отбросил эти мысли. Ему нравилась Александра, его явно тянуло к ней, но, в конце концов, он не мальчик, не дурак и, конечно, не влюблен - что, как бы опасно ни было, все-таки очень плохо, печально подумал граф, неужели он не способен полюбить по-настоящему? Драмм решил направить мысли в другое русло.

- И побольше сливок, пожалуйста, - сказал он. Девушка сидела, ожидая продолжения беседы. Она немного испуганно и вопросительно посмотрела на него.

- Вы же обещали лепешки? - спросил Драмм. - Это их запах я чувствую?

- Нет, - ответила Александра. - Это мои новые духи. Мы, деревенские девушки, иногда используем ваниль вместо духов. - Он понимающе улыбнулся, и она добавила: - Не беспокойтесь, я сейчас принесу вам лепешки.

- Я постараюсь опровергнуть слова доктора и остаться в живых до того, как вы придете... но лучше поторопитесь.

Драмм опустился на подушки. Итак, да здравствует жизнь. Он чувствовал себя лучше, чем ожидал, и выздоравливал быстрее. Ему и раньше доводилось получать ранения, и он знал, как медленно происходит выздоровление. Ему повезло. Восстановление сил в этот раз идет быстро, и, кажется, ему не будет скучно. Оставалось только выяснить, кто в него стрелял, и принять меры, чтобы такое никогда больше не повторилось. Он сделает это, как только прибудет вызванное им подкрепление, а потом уедет. Граф закрыл глаза.

Он лежал абсолютно спокойно, когда вернулась Александра с еще одним нагруженным подносом. Голова его была запрокинута. Она не видела, дышит ли Драмм, и поэтому так испугалась, что у нее задрожали руки. Девушка осторожно поставила поднос, жестом подозвала перепуганную миссис Тук, и они вместе осторожно подошли к его кровати. Женщины наклонились, вглядываясь в больного. Он дышал легко и медленно, ровно, как спящий. Александра обменялась с миссис Тук облегченным взглядом.

- Боже, - насмешливо сказал Драмм, не поднимая ресниц, - в этом доме невозможно прикрыть глаза, чтобы кто-нибудь не поторопился тут же возложить тебе на грудь венок. А я надеялся получить вкусненькое к чаю.

- Милорд, - смутилась миссис Тук, приседая в реверансе, - мы просто были обеспокоены.

- Я тоже. - Он улыбнулся, открывая глаза. - Эти чудесные лепешки для меня?

Александра рассердилась на то, что он подшутил над ее испугом.

- Миссис Тук, это граф Драммонд, - ледяным тоном сказала она. - Милорд, это миссис Тук. Та самая добрая соседка, которая приехала пожить с нами, чтобы вы не испытывали опасения, что я доставлю сюда викария, а не только поднос с чаем, когда в следующий раз надумаю войти в вашу, то есть в мою спальню.

- Александра! - выдохнула миссис Тук. Драмм рассмеялся.

- Не волнуйтесь, уважаемая леди. Я это полностью заслужил. Но заслужил ли я еще и лепешку? Знаете, я очень хорошо себя вел. Не пошевелился с тех пор, как меня сюда положили. Я было попытался, но хозяйка позвала троих сильных мужчин, и они держали меня - так ей не хотелось выпускать высокородного гостя из своей постели.

Девушка прикусила язычок, а миссис Тук подала графу салфетку, налила ему чаю, положила на тарелку лепешки и взбитые сливки и поставила поднос с едой возле кровати. Драмм вздохнул.

- Вот эта леди знает, как ухаживать за мужчиной, - с удовольствием отметил он. - Благодарю вас.

Миссис Тук кивнула.

- Прекрасные манеры, - одобрительно произнесла она, - в точности как у вашего отца. Вы и похожи на него.

Драмм не донес лепешку до рта. Замер, глядя на нее.

- Вы с ним знакомы?

- Была знакома, - подтвердила женщина, - давным-давно, когда мы были молоды. - Заметив его удивление, она добавила: - Я выросла недалеко от ваших владений. Наши отцы дружили. Моего звали лорд Осборн.

Александра замерла. Последовала минута тишины, которую не смог заполнить даже ее разговорчивый гость. Она-то думала, что миссис Тук сейчас скажет, что была дочерью соседского сквайра. Значит, она настолько высокорожденная? Даже Александра слышала о лорде Осборне, политике и виконте! Тем не менее миссис Тук была местной женщиной, которая, как и все в округе, пекла хлеб, штопала одежду и вела хозяйство. Она рассказывала Александре, что к тому же занималась садом и держала цыплят. У нее были прекрасные манеры и никакого зазнайства. Конечно, решила девушка, разве это не отличительный признак настоящей леди? И все-таки услышанное очень ее удивило.

- Я тоже знал вашего отца, - мягко сказал Драмм. - И знаком с вашим братом. Он кое-чего добился в правительстве.

- Правда? - Лицо миссис Тук не выражало ничего, кроме вежливого внимания. - Я и не знала. Родственники были недовольны моим замужеством, и больше мы не виделись. Как много лет прошло с тех пор!

- Наверняка не так уж много? - произнес Драмм, изображая огромное удивление. - Если только вы не вышли замуж из колыбели?

- Вы очень похожи на своего отца, - сказала миссис Тук, и оба рассмеялись.

Александра слушала, как они беседовали, легко переходя от одного имени к другому. Брак миссис Тук явно оказался мезальянсом, и семья осуждала ее за это. А лорд Драммонд - нет. Или дипломатично скрывал свои мысли. Она настоящая леди, с растущим уважением думала девушка. А граф - настоящий джентльмен. На Александру их беседа произвела впечатление.

Выходит, Драмм не такой уж плохой, решила она. Высокомерный только потому, что родился и вырос в аристократической семье. Наверное, он не может ничего исправить. Но сейчас граф не только очарователен, но и тактичен, заботится о чувствах других людей, остроумный к тому же. Он может оценить сумасбродство. И она ценит то, как Драмм на нее смотрит. Это заставляет ее чувствовать себя женщиной.

Хотя надо быть очень глупой, чтобы придавать этому хоть какое-то значение. Щеки миссис Тук порозовели, а глаза блестят, значит, на нее он действует точно так же. Александра вела спокойную жизнь безо всяких развлечений и никогда не разговаривала с лондонским джентльменом, тем более с графом. Но она поняла, что такие мужчины, как Драммонд, редко встречаются даже среди аристократов.

Он был человеком ярким, изящным и остроумным в речах. Граф казался некрасивым, пока не открывал широко незабудковых глаз и не начинал говорить, но тогда становился совершенно неотразимым. С изысканными манерами, любезный, остроумный - и настолько же искренний, как весенний ветерок, влетающий в окошко и играющий тонкими прядками ее волос.

Девушка смотрела, как Драмм очаровывает миссис Тук. Легкий, приятный и неуловимый - эти слова подходят к нему больше всего. Александра станет заботиться о нем и наслаждаться его компанией. А у мальчиков перед глазами будет прекрасный пример мужского поведения. Шесть недель могли тянуться очень долго, просто ужасно долго, если бы незваный гость оказался занудой. А так она с удовольствием думает о том, что ждет ее впереди.

Со временем девушка расстанется с ним, испытывая смешанные чувства, которые всегда ощущала, выпуская на волю вылеченных зверей. Это будет облегчение с примесью грусти.

Ну что ж, на этом и порешим, подумала Александра. Она - девушка благоразумная, с хорошим образованием и не строящая иллюзий. Путь к замужеству для нее закрыт, по крайней мере с таким мужчиной, которого она смогла бы рассматривать как кандидата в мужья. Мистер Гаскойн сам сказал об этом, и тогда она сбежала в Бат, чтобы доказать, как он не прав, и там поняла, что ошибалась как раз она. У нее есть некоторый жизненный опыт, горько размышляла девушка, и не стоит забывать этого в общении с любезным аристократом.

Она и этот элегантный граф так же отличаются друг от друга, как малиновки и кролики, которых она выхаживала.

Глава 6

День выдался на редкость приятным, но сейчас Александра, ее семейство и миссис Тук собрались вокруг очага на кухне, чтобы согреться. Стояла весна, а весна в Англии частенько забывает о том, что должна быть теплой. Сегодня вечером апрель решил немного побыть ноябрем, и холодный сырой ветер обдувал маленький домик, швыряя в окно пригоршни дождя. Вин и Кит уселись на пол, а Роб примостился на коврике напротив огня. Миссис Тук расположилась в кресле-качалке, Александра сидела за столом и читала вслух. Но уютная сцена скоро была нарушена. Какой-то звук заставил девушку остановиться на середине предложения.

- Просто ветер, - запротестовал Роб. - Продолжай! Прочти этот кусочек еще раз.

- Нет, - возразила Александра. - Ветер не кричит "простите". Роб, пойди наверх и узнай, чего хочет его сиятельство. Не думаю, что лорду Драммонду стало плохо, - сказала она миссис Тук, которая уже начала подниматься с кресла. - Мы ходили к нему всего две минуты назад.

- Может, он хочет еще чашку чаю, - обеспокоенно сказала миссис Тук.

- Сколько можно пить чай? - нахмурившись, спросила Александра. - Не понимаю, в чем дело. Он был образцом мужества, когда испытывал невыносимую боль. Сегодня доктор сказал, что больной чувствует себя прекрасно. Граф съел обед до последней крошки, а потом попросил добавки. Но сейчас он постоянно посылает нас то за тем, то за другим.

- Таковы все мужчины, - со смехом ответила миссис Тук. - Они начинают капризничать, когда выздоравливают.

- Мы не такие, - возразил Кит. - Алли, продолжай, пожалуйста.

- Давайте дождемся Роба, а то никогда не доберемся до конца, - попросил Вин.

Роб сбежал по ступенькам.

- Он хочет поговорить с тобой, Алли. Поднимись и поскорее возвращайся.

Александра положила книгу и пошла в спальню. Сквозь полуоткрытые двери оглядела комнату. Все, казалось, было в порядке. Больной лежал, откинувшись на подушки, на пуховой перине, накрытый лучшими стегаными одеялами. В очаге пылал огонь, мягкий свет ламп озарял спальню. Окна были надежно закрыты, в комнате тепло и уютно. Рядом с кроватью стоял столик с кувшином воды и лекарствами, если графа будут беспокоить боли, там же лежат книги, которые, как он сказал, ему интересны. Девушка посмотрела на Драмма. У него было немного смущенное выражение лица.

- Что случилось? - спросила Александра. - У вас что-то болит? Что-нибудь нужно? Я думала, вы уже спите.

- Да, я собирался спать, - со вздохом признался Драмм. - Но услышал ваши голоса.

- О, простите. Мы вас побеспокоили? Мальчики слишком увлекаются иногда. Я их успокою, и вы сможете уснуть.

Она повернулась, чтобы уйти, закрыв за собой дверь.

- Нет! - вскрикнул он. Девушка посмотрела на него.

- Дело в том, что, - отчаянно принялся объяснять граф, - я не хочу спать. Если бы я сейчас был дома, то собирался бы куда-нибудь идти! Дорогая мисс Гаскойн, вы обеспечили меня всем, что только может пожелать больной. Но проблема в том, что я не привык болеть. Я слышу ваши голоса внизу, и... - Он ослепительно улыбнулся ей. - Ладно, признаюсь. Я хочу быть с вами. Вы действительно хорошо здесь все устроили. Но я чувствую себя как комнатное растение. Точно меня посадили, полили и забыли до лета.

Она наклонила голову.

- Я просто читаю мальчикам "Одиссею" и комментирую время от времени. Это помогает им в учебе.

- Я понимаю греческий язык, - быстро сказал Драмм. - И у меня отличные отметки по истории, - с надеждой добавил он. - Вы сидели здесь и читали, когда думали, что я без сознания. А теперь я ведь не помешаю? И для миссис Тук найдется место в этой комнате, правда?

Девушка улыбнулась:

- Конечно, найдется.

Через несколько минут все расположились в спальне больного. Александра взяла книгу, но запоздалое опасение, что она не идеально знает греческий язык, заставило ее отложить поэму. Девушка взглянула на Драмма.

- Вы не против почитать?

- Буду счастлив, - ответил он, протягивая длинную худую руку.

Граф взял книгу, и Александра наклонилась над его плечом, чтобы показать, где остановилась. Их щеки почти соприкоснулись. Драмм почувствовал тепло ее кожи, ощутил неуловимый аромат духов, его ноздри раздулись.

Она снова отметила, что для такого худощавого мужчины у него очень широкие плечи. От него пахло хорошим мылом, а чернильно-черные волосы казались такими мягкими, что ей пришлось подавить внезапное желание прижаться к ним лицом.

Девушка выпрямилась и быстро отошла. Драмм заставил себя не смотреть ей вслед. Обоих удивило это чувство близости, так внезапно возникшее, несмотря на присутствие других людей.

Александра села в кресло и взяла шитье. Драмм взял книгу и начал читать. Он не закончил еще страницу, когда Роб пробормотал:

- Темно-винное море? Не понимаю. Как море может быть винного цвета? Море ведь синее, верно?

- Это метафора, - сказал Вин. - Пожалуйста, сэр, продолжайте.

- Я знаю, что такое метафора, - горячо возразил Роб, - а это если и метафора, то плохая, потому что вода никогда не бывает бордового цвета.

- Успокойся, Роб, - приказал ему Кит. - Ты же никогда не видел моря.

- Я видел пруд, - спорил Роб, - и ручей, и море на картинках. И про океаны читал, они всегда синие. Или зеленые, - признал он. - Может, даже серые. Но винного цвета? Не думаю.

- Такое может быть, на закате, - сказал Драмм. - Или перед штормом. Это поэтическая метафора, но не очень большое преувеличение. Когда Эгейское море отражает закат или восход солнца, оно может быть любого цвета.

- Вы были в Греции? - выдохнул Роб.

- Да, - ответил Драмм, откладывая книгу. - Я думаю, будет неплохо, если вы меня об этом расспросите. Вы смогли бы лучше понять поэму, понимая, что видел поэт, когда писал ее.

- Он не видел. Он был слепой, - поправил его Роб.

- Роб! - укоризненно сказал Вин, и Александра, выпрямившись, строго взглянула на младшего из братьев.

Ему не разрешалось исправлять старших, во всяком случае, дома. Роб понял, что совершил ошибку. Он покраснел, опустил глаза и тихо попросил:

- Простите меня. Пожалуйста, продолжайте, сэр.

- Но ты прав, - сказал Драмм. - Гомер был слеп. Хотя это не означает, что он не знал, как выглядит мир. Слепой узнает обо всем со слов зрячих. Я уверен, он был знаком со многими моряками.

- А вы, сэр? - спросил Роб. - Я имею в виду, когда были там, вам приходилось плавать в море?

- Да, конечно, - ответил Драмм. - Нельзя узнать страну, путешествуя только по земле. Я немного поплавал. Давайте я расскажу вам о Греции, как она выглядит и чем пахнет, о ее пище, природе, людях. Тогда, думаю, вы лучше представите себе странствия Одиссея. Именно для этого мой отец посылал меня за границу - чтобы я узнавал больше, чем могут поведать книги.

Александра снова склонилась над шитьем. Может быть, отцы и посылали сыновей за границу с этой целью, но она знала, зачем туда ехали сами молодые люди, вовсе не для лучшего понимания "Одиссеи". Мистер Гаскойн часто читал проповеди на эту тему. Он рассуждал о несправедливости судьбы, предоставляющей правящим классам возможность бросать деньги на ветер, посылая своих похотливых пустоголовых наследников на континент, где те под предлогом получения высшего образования вели беспутную жизнь. Эти привилегированные молодые люди возвращались в Англию порочными бездельниками.

Через несколько минут она подняла голову. Стало ясно, что граф Драммонд не бросал на ветер деньги отца.

- Горы там скалистые и крутые, - говорил он, отвечая на вопрос одного из мальчиков, - но море чудесное, его видно отовсюду. Для древних греков это был важный торговый путь. Весь мир приплывал к ним в гости, но и сами они отправлялись посмотреть, что творится в мире. Они несли цивилизацию но, кроме того, сами перенимали чужую культуру. Они открыли философию и театр, подарили миру все виды искусства... Что ты хочешь спросить, Кит?

- Искусство? Но это ведь заслуга римлян?

- Римляне его усовершенствовали, основы же были заложены греками.

Александра улыбнулась, слушая разгоревшийся спор. Мальчики видели наброски знаменитых мраморных статуй, привезенных в Лондон, и были разочарованы, что скульптуры показались им всего лишь скучными, разбитыми фигурами.

- Там повсюду можно увидеть чудесные произведения искусства, продолжал Драмм, - многие из которых разрушены. Но не стоит обманываться. Великолепные художники, греки прежде всего были торговцами до мозга костей. Жители островов часто становятся такими - как мы, например. Мы подарили миру Чосера, Шекспира, множество поэтов. Но еще продаем шерсть и сыр, олово и уголь. Вот почему римляне хотели завоевать нас - не из-за наших бардов и поэзии. Древние греки торговали вином и оливками. Кстати, оливковые деревья низкорослые и словно сведенные судорогой. Интересно, кем был смельчак, первым попробовавший их горькие плоды, и кто оказался настолько умным, что догадался, какой восхитительный вкус придает им маринад.

- Восхитительный? - недоверчиво спросил Роб.

- Роб прав. - Вин рассмеялся. - Я однажды попробовал маслину, и она свела судорогой мой рот, как оливковое дерево!

Александра взглянула на миссис Тук, думая обменяться с ней улыбками, но дама смотрела на нее обеспокоенно. Наверное, она решила, что мальчики слишком назойливы, печально подумала девушка. Может, так и есть. Они никогда не давали ей прочитать книгу с начала и до конца, постоянно прерывая вопросами. Она считала, что это хороший способ обучения. И высокородный граф Драммонд поощрял обсуждение. Александра вздохнула. Она ничем не могла успокоить миссис Тук. Похоже, та обучалась по старым принципам, как мистер Гаскойн, уроки которого всегда велись строго, в полной тишине. Но Александра сполна вкусила подобного образования, поэтому и отказывалась поступать так же со своими подопечными.

Она видела, как были увлечены мальчики, когда гость продолжил рассказ о Греции. Бедные ребята, подумала Александра, пусть попутешествуют хоть в мечтах. Им никогда не удастся уехать дальше Бристоля, если только мальчики не пойдут служить во флот. Она позаботится, чтобы они получили образование, и тогда они станут клерками, а не путешественниками. Жаль, конечно, но надо реально смотреть в будущее. Поскольку им придется добиваться всего самим, то получение образования пока их единственная цель.

- Кальмары? - удивленно спросил Роб. - Они едят осьминогов и кальмаров?

- Но ты же ешь моллюсков и креветок, - сказала Александра.

- Они съедобные, - запротестовал мальчик. - И у них нет ног.

- А у коровы есть, - заявил Драмм. Теперь возмутилась девушка.

- Пожалуйста, не напоминайте мне! Если бы у меня было достаточно силы воли, я бы питалась одними яйцами.

- Дело не в силе воли, а в аппетите, - возразил граф. - Нет ничего плохого в нормальном здоровом аппетите.

Она посмотрела на Драмма и увидела, что его глаза искрятся, полные озорства. У Александры перехватило дыхание. Она быстро опустила голову, снова уставясь на шитье. Да уж, в аппетите, подумала она, сердясь на себя и на него. Ее вывел из равновесия дразнящий взгляд этих кобальтовых глаз. Он просто флиртует, но сложность заключается в том, что она к этому не привыкла. Девушка сталкивалась только с тяжеловесными попытками ухаживания со стороны деревенских мужчин или с сальными предложениями, которые старые друзья мистера Гаскойна пытались выдать за отеческий совет.

Но для графа флирт - явно вторая сторона натуры. Этот негодяй флиртовал, даже когда испытывал невыносимую боль, раздраженно думала Александра. Драмм даже по дороге на кладбище попытается кого-нибудь очаровать.

Нельзя делать вид, будто ничего не произошло, и она не должна прятаться, словно мышь. Ей придется выносить присутствие этого человека еще несколько недель. Александра подняла голову и посмотрела прямо в его лазурные глаза. Она смелая, неглупая, и если собирается сохранить спокойствие, то не должна видеть в этих глазах ничего, кроме их яркого цвета.

- Не понимаю, как можно сохранить аппетит на диете из одних осьминогов, - надменно сказала девушка.

- Это дело вкуса, - мягко ответил граф. - Кроме того, греки чередуют морских чудовищ с рыбой и овощами. Конечно, нет ничего здоровее нашего сытного жаркого, но зато им удается сохранить зубы и цвет лица дольше, чем многим англичанам.

- Тогда, я думаю, вы предпочтете завтра утром получить кальмара, а не бекон? - сладким голоском осведомилась Александра.

- Нет, но я вовсе не жалуюсь на отсутствие аппетита! - быстро ответил он, улыбаясь. Затем снова открыл книгу. - Мне продолжать чтение?

- Пожалуйста, - сказала она, стараясь скрыть удовольствие.

В конце концов, флирт может стать игрой, только она должна помнить о разделяющей их пропасти. Если все получится, то впереди ее ждет целый месяц смеха. Она больше ничего не ожидает и в самых тайных уголках своего сердца не хочет ничего большего, вернее, не должна хотеть. Потому, что если она потеряет голову и сердце, ей будет ужасно больно.

Александра знала, что заинтересовала Драмма. Это было ясно как дважды два. Ему скучно, а вокруг нет женщин. Она не красавица, но жить в деревне не значит отгородиться от всего мира. Ею интересовались и другие мужчины, многие были женаты или недоступны по другим причинам. Он тоже недоступен. Александра понимала это и знала, что граф понимает. Он, в конце концов, джентльмен. Девушка успокоилась, волнение после флирта отступало. Она откинулась на спинку кресла и принялась слушать, как ее гость читает рассказ о заблудившемся путнике, пытающемся найти дорогу домой.

Домик больше не пустовал в дневное время. Александра обнаружила, что, кроме удовольствия от компании необычного гостя, она привыкает к тому, что смех в их доме звучит гораздо чаще. Она не понимала, как ей было одиноко целыми днями, пока все не переменилось. Старая рыжая дворняжка мальчиков умерла месяц назад, и у девушки не было ни возможности, ни желания раздобыть нового щенка, а ведь собака была единственным живым существом, составлявшим ей компанию в отсутствие братьев. Появление графа изменило все.

Миссис Тук совсем не мешала. Наоборот, оказывала огромную помощь. Постоянное присутствие людей стало для Александры приятным новшеством. Она заметила, что каждое утро уделяет больше внимания своей внешности, а каждый вечер ложится спать с улыбкой на губах. Она отдала свою спальню, но получила взамен целый новый мир.

Домашней работы стало больше, но хозяйственные заботы делали ее счастливее. Почему-то казалось, что ее жизнь приобрела новый смысл. Граф Драммонд никогда не покидал своей комнаты, а она ощущала его присутствие повсюду в доме. Девушка часто ловила себя на том, что гадает: какое блюдо он предпочел бы на обед, что сказал бы о новостях из газеты, что подумал бы, если бы она завязала волосы розовой лентой. Драмм никогда не жаловался, хотя собственная пассивность явно раздражала его. Хоть он и был высокородным лордом, но часто случалось, что она забывала о его происхождении и видела только обаяние и привлекательность. Слишком часто, настолько, что это начинало ее беспокоить. Поэтому Александра взяла за правило никогда не оставаться с графом наедине. У нее, правда, и не было для этого возможности.

Они с миссис Тук постоянно устраивали веселые завтраки и обеды в комнате графа. Мальчики развлекали его, когда возвращались из школы. Часто приходил доктор. Граф находился у них меньше недели, а уже полностью изменил течение их жизни.

***

Мальчики проснулись на рассвете, как обычно. Позавтракав, запрягли Грома в тележку и отправились в школу. Александра и миссис Тук приготовили поднос с едой и принесли его гостю.

- А, вторая волна. Доброе утро, - радостно сказал он, увидев их.

Мальчики позаботились о его нуждах перед тем, как уйти, и теперь задачей женщин было накормить графа. Драмму было тяжело осознавать себя зависимым, но он пытался сделать их заботы приятными. Обитатели домика, в свою очередь, старались угодить ему.

Гостю принесли газету, чтобы он мог почитать, когда все занимаются хозяйством, и сейчас он принялся читать некоторые выдержки из газет вслух, комментируя прочитанное. Он, может быть, почти умирал несколько дней назад, думала Александра, разглядывая графа, но теперь у него хороший цвет лица, глаза ясные, синяки бледнеют. Если бы не шина на ноге, никто бы не догадался, что Драмм был опасно ранен.

Они разговаривали, обсуждая новости из Лондона, когда какой-то шум снаружи заставил Александру поднять голову. Она выглянула в окно. Во двор въезжала карета - нет, две! С двумя лакеями в ливреях на прекрасных лошадях. Такой суеты здесь не было с тех пор, как умер мистер Гаскойн. И никогда не приезжали такие элегантные кареты.

- Что там? - спросил Драмм, остановившись на середине шутки.

- Гости, - с изумлением выдохнула девушка.

На одной карете красовался герб, вторая запылилась пути, но все равно солнце отражалось от ее блестящей поверхности, заставляя Александру сморгнуть слезы. Блестящая карета была так нагружена чемоданами и коробками, что, казалось, переезжал целый город.

- Это к вам.

Александра и миссис Тук поспешили к воротам. Аккуратно одетый жилистый мужчина вышел из первой кареты. Он поклонился дамам.

- Добрый день, - сказал прибывший. - Я Остин Граймз, камердинер графа Драммонда. Он посылал за мной. Полагаю, я не ошибся адресом?

Но бесцветные глаза, оглядевшие все вокруг, выражали сомнение в том, что граф может находиться в таком месте. Граймз обращался к миссис Тук. Та указала на Александру.

- Я здесь в гостях. Вот мисс Гаскойн, хозяйка.

- Да, он здесь, - сказала девушка. - Но до того, как вы пройдете к своему хозяину, нам стоит обговорить некоторые вещи.

Камердинер мрачно слушал, пока она описывала состояние здоровья графа и повторяла все предупреждения доктора. Потом начала объяснять:

- Вы привезли столько разных вещей, что хватило бы на семью из восьми человек. Я уверена, что лорд Драммонд будет вам благодарен, но воспользоваться привезенным он здесь не сможет. Вы сами видите, что в доме нет ни дюйма пустого места. - Она взмахнула рукой. - Но доктор предложил, чтобы вы остановились у него. Там милый дом, хотя тоже небольшой. В деревне нет больших домов. Даже у него не хватит места для пяти человек, поэтому я советую вашим... друзьям вернуться в Лондон и прихватить с собой большую часть багажа. - Александра подождала ответа слуги. Поскольку тот молчал, у нее сложилось впечатление, что она могла бы ждать целый год. - Простите, - с нотками отчаяния сказала девушка. - Вы, должно быть, проделали долгое, утомительное путешествие. Но ваш хозяин выздоравливает. А здесь совсем нет свободного места.

Граймз подождал, не будет ли продолжения. Затем невозмутимо поблагодарил ее и отправился наверх, в спальню хозяина. Александра осталась с другими слугами. Возница, не спускаясь на землю, с опаской посматривал на нее. Два лакея спешились и стояли возле своих лошадей, они были покрыты пылью и выглядели уставшими.

- На кухне хватает места только для двоих человек, - сказала им девушка, - вы можете заходить по очереди. У нас есть сидр, чай и пирожки.

Теперь слуги выглядели еще и смущенными. Миссис Тук сложила руки на животе.

- Вещи можно пока оставить здесь, - четким и твердым голосом сказала она приезжим. - Привяжите лошадей около конюшни или отпустите их пастись на поле. Сено и вода там есть, а вот места в конюшне для них нет. Потом можете накачать воды насосом и помыться, а я принесу вам немного перекусить.

- Да, мэм! - Лакеи одновременно кивнули и с облегчением отправились выполнять ее приказания.

- Они служат аристократу, - объясняла миссис Тук Александре, когда обе дамы пошли назад. - Поэтому привыкли, чтобы им говорили, что делать, и боятся выполнить что-нибудь неправильно. Мы спросим у его сиятельства, как с ними поступить, но пока им нужны указания.

- Да, понятно, - сконфуженно призналась Александра. - Есть много таких вещей, о которых не прочитаешь в книгах. Мистер Гаскойн все знал об этикете, но никогда не общался с людьми высокого класса.

- Нет, общался, - не согласилась миссис Тук. - И с их сыновьями тоже, хотя неудачно. Я уверена, что он знал очень много. Простите меня за эти слова, но ему никогда не удавалось достичь понимания с людьми любого класса, высокого или низкого. Вот почему вам пришлось поселиться здесь, не правда ли?

Александра печально кивнула.

- Действительно. Ему никогда не нравились аристократы. Отец говорил, что кровь - не показатель силы характера, хотя благородные господа считают иначе. Ему и средний класс был не по душе. Он говорил: "Деньги не делают человека, хотя человек обычно считает, что делают". Это одна из его любимых шуток. И еще он всегда говорил, что крестьянин есть крестьянин и такому горю ничем не поможешь, - добавила девушка с несчастным видом, а миссис Тук нахмурилась.

- Значит, он одобрял только?..

- Самого себя. И своих друзей, - ответила Александра. - Но несмотря на это, мистер Гаскойн все-таки был отзывчивым человеком. Я не жалуюсь. Это было бы неблагодарностью с моей стороны. - И она задумчиво продолжала: Наверное, он говорил одно, а поступал по-другому. Как мистер Бейли, хозяин магазина в городе. Он утверждает, что не любит детей, но когда мальчики покупают для меня бакалейные товары, то дома среди покупок всегда обнаруживают конфеты.

- Мистер Бейли на самом деле терпеть не может детей. Эти конфеты нужны, чтобы завоевать ваше расположение, - сказала миссис Тук.

- Нет, - улыбнулась Александра. - Он ведь почти такой же старый, как был мистер Гаскойн.

- Да, - отвечала ей соседка, - он в том возрасте, когда мужчина надеется, что за бесплатные конфеты ему подарят улыбку, тем более что больше ему и предложить-то нечего.

Александра удивленно посмотрела на компаньонку.

- Надо же! Мистер Бейли никогда мне слова не сказав чтобы я могла подумать что-то двусмысленное.

- Говорил, говорил, но вы их мудро не расслышали. Ну и хорошо, сказала миссис Тук. - Он слишком стар для тебя.

Александра рассмеялась и отправилась готовить угощение для нежданных гостей.

Глава 7

- Нет, - сказала Александра подчеркнуто спокойно, борясь с нелепым желанием расплакаться, - благодарю вас. В этом нет необходимости. Это абсурдно!

Мальчики были разочарованы. Миссис Тук казалась задумчивой. Доктор нахмурился. Драмм с сочувствием смотрел на девушку.

- Пожалуйста, поймите меня, - сказал он. - Я не хочу вас обидеть. Но я ленивое, самовлюбленное существо. Все, чего я прошу, - не могли бы вы хотя бы не отказываться сразу? Это внесет в мою жизнь такое приятное разнообразие, - жалостливо добавил он. - Я столько мучился, мне доставит радость сделать что-нибудь полезное.

Александра сжала зубы. Драмм не из тех, кто жалеет себя. Он просто развлекается, смеется над ней.

- Не могу понять, какой от этого вред, - продолжал граф.

- Что за нелепость, - твердила девушка. - У вас теперь будет слуга. Нет никакой необходимости, чтобы два ваших лакея оставались здесь. Слуги в деревенском доме? - Ее голос зазвучал слишком высоко, и, услышав в нем резкие нотки, она глубоко вздохнула.

- Не в доме, - мягко поправил он. - В сарае.

- Пусть в сарае, - стараясь успокоиться, ответила Александра. - Все равно глупо, и не говорите, что они нужны для ухода за лошадьми, - горячо добавила она, - потому что без них здесь бы не было столько лошадей. Послушайте, милорд. Вы отправляете кареты назад в Лондон, а я предлагаю вам поступить так же с конюхами.

- Они будут лакеями, - сказал граф.

- Конюхи, лакеи, какая разница! - взорвалась Александра. - Это еще два человека и две лошади. Трое слуг для вас одного? Здесь нет больше места для скотины или людей, и, по-моему, верх нелепости и самонадеянности предлагать, чтобы ваши люди построили сарай, где они могли бы жить!

Она услышала, как кто-то в комнате охнул, и совсем сжалась.

- Верхом навязчивости - может быть, - вкрадчиво продолжал граф. - Но самонадеянность? Я никак этого не хотел. Мне придется оставаться здесь еще несколько недель. Наверняка расширение вашего сарая - не такое уж плохое дело? Я же не прошу разрешения достраивать ваш дом, он и так очарователен. Кроме того, - добавил он, - стук молотков вызвал бы у меня головную боль, и, конечно, доктор не одобрил бы этого. Но перестроить сарай? Эти люди были когда-то моими собратьями по оружию. Мы разбивали лагерь там, где нужно, но в деревне палатки смотрелись бы не к месту. Мои слуги находчивы и изобретательны. Уже сделаны все замеры, и мы начертили план. Все, что им требуется, - это материалы. Они сделают сарай вдвое больше всего за несколько дней. Еще один день - и соорудят себе прочные койки. Получится, что им есть где спать, так же как и мистеру Граймзу. Значит, нам не придется стеснять доктора, - пояснил он. - Кроме того, вам больше не надо будет подавать и приносить мне все, что требуется, я буду справляться сам. А когда уеду, то оставлю после себя нечто большее, чем грязное постельное белье. Что в этом плохого?

Мальчики с надеждой посмотрели на сестру. Их сарай был крошечным и нуждался в ремонте. Если его расширят, то появится больше места для их животных, да им и самим будет где поиграть.

Но так нельзя! Александра чувствовала, все понимала сердцем, и подыскивала слова для объяснения. Это невозможно, потому что будет уязвлена ее гордость. Потому что, заботясь о нем, девушка ощущала себя ровней, а не служанкой. Если Драмм начнет разбрасываться щедрыми дарами, то она будет чувствовать себя платной сиделкой.

Александра приняла его из жалости. Она не нищенка. Ей пришлось много трудиться, чтобы стать хозяйкой этого дома и быть в состоянии содержать себя и братьев. Это не замок, и она не богата, но сейчас, когда нет необходимости перед кем-либо отчитываться, не позволит себе снова выступать в роли просителя в собственном доме.

Ей и так уже пришлось пойти на компромисс. Они только что закончили спор по другому деликатному вопросу, и граф одержал победу. Он настоял на том, чтобы платить за еду, объясняя, что теперь ей придется кормить больше ртов. Ей действительно не хватало денег, чтобы накормить всех, по крайней мере хорошо накормить, поэтому пришлось сдаться. Теперь Драмм просит разрешения перестраивать ее дом, этого она не смогла бы себе позволить.

Это похоже на получение подарка, слишком близко к милостыне. С нее достаточно. Александра не так уж много имеет, но гордость - единственное оружие против всех, знающих ее обстоятельства. Она никогда ему этого не скажет, тем более что у нее появилась идея, как отказаться.

- А что подумают жители деревни? - горячо воскликнула девушка.

Увидев его смятение, она почувствовала себя гораздо лучше.

- Уважаемый сэр, - сказала Александра, - когда вы уедете, что будут говорить люди, зная, что я несколько недель развлекала у себя в доме аристократа, после чего он подарил мне новую постройку?

Девушка могла бы радоваться, что заставила графа отбросить сдержанность. Но совсем не так, как ей хотелось бы. Драмм закинул назад голову и расхохотался. Миссис Тук улыбнулась, и доктор тоже усмехнулся. Мальчики выглядели такими же сконфуженными, как и Александра.

- Моя дорогая мисс Гаскойн, - наконец выговорил Драмм, вытирая глаза. Вы считаете, постройка несовместима с понятием добропорядочности? Судя по вашей реакции, можно решить, будто джентльмен, оставляющий леди постройку, ничем не лучше джентльмена, оставляющего даму с ребенком на руках. Или я не прав? Сарай - не украшение, хотя, может быть, это несколько более дорогой подарок, чем коробка конфет. И все-таки мне неизвестны дамы, которые получали бы сараи от своих... - Он взглянул на мальчиков и невинно добавил: - Гостей.

Мальчишки засмеялись. Александра, покраснев, грозно взглянула на них.

- Я думаю, люди решат, - продолжал Драмм, - что граф Драммонд - такой же испорченный, как остальные бездельники-аристократы, и стремится переделать все для своего удобства. Прикован к кровати всего на месяц строит сарай для собственных нужд? Они будут удивлены и напуганы. В их глазах я предстану капризным, пресыщенным чудаком. Это создаст мне замечательную репутацию, но вашей никоим образом не коснется. Принимая во внимание мое самомнение плюс превосходное знание нашего жестокого мира, позвольте заметить: думаю, большинство соседей просто мечтали бы, чтобы я сломал ногу возле их крыльца.

Все в комнате засмеялись. Кроме Александры. Граф выставил ее дурочкой. А почему бы и нет? - с негодованием подумала она. Он человек с титулом, с деньгами, обладающий властью. Ее гордость не может противостоять всему этому. Глупо было с ее стороны думать, что она сумеет запретить ему делать то, что он пожелает. Хватит изображать дурочку.

- Прекрасно, - сказала девушка, опуская голову. - Делайте что хотите. Я вижу, мои возражения оказались несущественными.

Она повернулась и вышла из комнаты, не заметив, как хмуро граф смотрит ей вслед.

***

Расстроенная Александра дергала сорняки в огороде, когда прибежали мальчики и сказали, что наверху ее ждет сюрприз. Она поднималась по лестнице со страхом, полная неясных предчувствий. Трудно представить, что это за сюрприз, и она не хотела больше никаких подарков от своего властного гостя.

Девушка избегала его после вчерашней ссоры, оправдываясь тем, что очень занята. И постаралась, чтобы у нее не было ни одной свободной минутки. Но граф был занят еще больше, его слуги сновали вверх-вниз по лестнице целый вечер, пока она не выставила их из дома перед сном. Люди Драммонда завернулись в одеяла и расположились у самого крыльца. Александра все время выглядывала в окно, беспокоясь о том, что им сыро и неудобно, но сегодня утром они выглядели так же, как вчера, даже одежда не пострадала.

Слуги трудились с восхода, делая отметки, забивая колья и привязывая к ним бечевку, которую натягивали, чтобы обозначить основание будущего строения, и дожидались прибытия досок. Девушке уже было видно, что сарай по размерам будет превосходить ее дом. Теперь ее первоначальный протест казался глупым даже ей самой, но она не могла не волноваться, прикидывая, что сможет завести кур и что у нее появится еще место для хранения, припасов. Может, и комната для мальчишек, где они будут играть или заниматься, если постройка окажется достаточно удобной и теплой...

Она остановилась в дверях своей спальни, удивленная увиденным. Высокий, темноволосый, элегантный джентльмен сидел в кресле у окна. Александра так испугалась, что ей, потребовалось не меньше минуты, чтобы понять - это не незнакомец. Только рассмотрев длинный цветной халат поверх рубашки, девушка поняла, кто это. Халат и то, что одна нога мужчины была поднята на табурет.

- Я не видел вас за завтраком, - сказал Драмм, улыбаясь и жестом приглашая ее войти. - Вы когда-нибудь простите меня?

Он очень отличался от прикованного к кровати больного, которого она знала. В нем не осталось ни капли беспомощности. Надменность, властность и элегантность проглядывали в каждом жесте. Александра подавила желание присесть в поклоне. Ее глаза потемнели, она опустила взгляд.

- Я была очень занята, - сказала девушка, после чего добавила: - Вижу, вы чувствуете себя лучше.

- Да, спасибо. Отношение человека к собственной болезни может помочь вылечиться. Я побрит и одет по моде. То, что я в своем халате и сижу в кресле, заставляет меня снова чувствовать себя здоровым. Не подумайте, что вы не заботились обо мне наилучшим образом, - быстро добавил он, - но Граймз изучил все мои прихоти, и я, не колеблясь, могу пользоваться его помощью.

Александра только кивнула, сложив перед собой руки, словно экономка, ждущая приказаний. Драмм смотрел на нее со смесью сочувствия и веселья. Он встречал много красивых женщин и дурнушек, но никогда не видел ни одной, одетой так же небрежно, как хозяйка дома сегодня утром. На ней было ужасное старое платье. Когда-то, давным-давно, оно было цветастым. Теперь виднелись лишь бледные отпечатки розочек, платье свободно висело на фигуре и совершенно не соответствовало врожденному изяществу девушки.

Она стояла у окна, спиной к свету, и граф внезапно понял, что ткань платья так истончилась от старости, что стала прозрачной. Драмм видел очертания тонкой талии и нежную вздымающуюся округлость груди. Он быстро отвел взгляд. Розовый кружок, который он успел заметить, мог быть выцветшим рисунком, но мог оказаться и дерзким бутоном соска.

Лорд Драммонд молча проклинал внезапно вспыхнувшее плотское возбуждение, теплой волной сковавшее его бедра. Это всего лишь инстинкт, он все понимал и не мог позволить себе разглядывать дальше. Дамы света слегка смачивали свои тонкие платья, чтобы добиться от мужчин такой же реакции, но он знал, что эта женщина скорее утопится, чем поступит так же. Граф был уверен - если бы она узнала, что он увидел, то пришла бы в ужас. Продолжать смотреть опасно. С этой женщиной нельзя играть в такие игры.

Драмм решительно подавил остатки физического влечения, напомнив себе о фактах, которые были способны погасить самые неуместные желания. Страсть не может стать судьбой. Он не похотливый мальчишка. Страсть можно удовлетворить без всякого риска. Он знает, что аристократу с древнейшей родословной нужна подходящая жена. Она должна устраивать его отца, то есть соответствовать титулу и положению Драмма. У него достаточно денег, чтобы приобрести целый гарем, но, как бы очаровательна ни была Александра, он просто не имеет права позволить себе думать о ней всерьез.

Граф взглянул на девушку, чтобы проверить, не заметила ли она его любопытства. Та, отвернувшись, смотрела в окно. Он воспользовался возможностью разглядеть ее, с удивлением отметив, что сегодня она не похожа на ту чистюлю, какой была всегда. На одной щеке у нее мазок чего-то золотистого. Мальчики сказали, что сестра занимается огородом, значит, это пыльца. "Какой-нибудь удачливой пчеле Александра показалась бы восхитительно вкусной", - подумал Драмм. На белой коже руки у нее красовалось грязное пятно, в волосах запутались листья и веточки, и она старалась не встречаться с ним взглядом.

"Неудивительно, что она избегает меня, - виновато думал Драмм, видя, как Александра смотрит по сторонам, отводя от него глаза. - Это не из-за моей порочности. Ее она никогда не замечала. Это потому, что она пытается скрыть свои собственные чувства, но их очень легко угадать".

Восхищенный взгляд смущает ее, комплимент волнует и пугает, а флирт совершенно выбивает землю из-под ног. Странно, решил он, обычно она держится со спокойной уверенностью женщины, которую не проведешь, - так мужчины говорят о даме, знающей правила игры и уже пару раз одержавшей в ней победу. Но ясно, что Александра не имела такого опыта.

Жаль, что он может только флиртовать с ней, размышлял граф, а если бы был добрее, то не стал бы делать и этого. Но может быть, когда-нибудь он сумеет помочь ей. Понятно, что она нуждается в помощи.

Например, ее странная замкнутость. Драмм здесь уже несколько дней, а она до сих пор ни с кем не встречалась, кроме доктора и миссис Тук, которую тоже пригласил доктор. Девушка заботится о мальчиках, как мать, кропотливо ведет хозяйство и занимается с братьями уроками не хуже, чем любой из учителей, которых он когда-либо знал. Мать, хозяйка и учительница - но не любовница? Она состоит из противоречий. Простая деревенская женщина, но с таким образованием, какого не встретишь среди большинства высокородных джентльменов. Красивая женщина без поклонников и, более того, без желания их приобрести? Или без возможностей, которые помогли бы ей в этом. Драмма всегда привлекала тайна, но, кроме того, его беспокоило, что Александра растрачивает себя впустую.

- Я уже могу передвигаться по комнате, - сказал он, чтобы нарушить затянувшееся молчание. - Ну, не совсем самостоятельно. Меня передвигает Граймз. Но меня волнует - я действительно обидел вас? - внезапно спросил он. - Я вовсе не хотел с вами ссориться. Так получилось, верно? Я все утро был не один и гадал, где вы. Миссис Тук доставила мне удовольствие, разделив со мной завтрак. Я встречался со своими людьми. И Граймз был здесь. Мальчики заходили перед школой, но сказали, что вы заняты. Вы избегаете меня. Простите. Мы можем снова стать друзьями? Мне вас не хватало.

Эти слова заставили ее взглянуть на него с удивлением.

- Не хватало?

- Я не лгу, - серьезно ответил он, глядя ей прямо в глаза. Что-то в ее взгляде заставило его опустить ресницы. Он смахнул с шелкового халата несуществующую соринку. - Конечно, я склонен приукрашивать правду, но никогда не лгу.

- Понятно. Значит, вы гадали, почему я не прихожу, и чувствовали свою вину? Прекрасно.

Граф рассмеялся.

- Да. Но мне не хватало общения с вами, - честно признался он. - Доктор говорит, что я должен остаться тут еще на несколько недель. Он беспокоится о ноге и голове. И не уверен, что поездка в экипаже безопасна для вашего покорного слуги. Мне даже запрещено еще неделю пользоваться костылем! Раз я вынужден остаться, то не можем ли мы заключить перемирие? Я не могу не приказывать. Видите ли, это врожденное. Я всегда вмешиваюсь и сую нос в чужие дела, что очень помогало моей работе во время войны, поэтому я свыкся со своими дурными привычками. Постараюсь исправиться. Но поскольку сейчас я способен только вести беседы, то нуждаюсь в них так же, как в воде и пище. Мне бы хотелось разговаривать с вами. Когда сможете и когда захотите, конечно. А вы захотите?

Нельзя отклонить такое милое предложение. А его улыбку еще труднее отвергнуть. Странно, как очень властный человек может становиться настолько же невинно-оживленным, как один из ее братцев, подумала Александра. Его таланту стоит позавидовать. Девушка ни на минуту не сомневалась, что умение очаровывать женщин так же отработано, как и все его речи. Она согласно кивнула:

- Ладно, хорошо. Но пожалуйста, постарайтесь понять - мне ничего от вас не надо. Ни денег, ни других подарков. Бесед вполне достаточно.

- Ну что ж, - сказал он, - тогда садитесь, пожалуйста, и расскажите мне, о чем сплетничает вся округа и чем вы занимались утром.

Александра улыбнулась, потому что его просьба звучала как приказ.

- Нет, спасибо. Не хочу пачкать вашу кровать.

Драмм смутился. Он занимал единственное кресло в комнате.

- Позвольте... - начал он. Девушка перебила его:

- Нет, я сама. Но пока не против постоять. Я слишком перепачкалась, все утро работая в огороде. Там и услышала последние сплетни. Что же новенького? Новое семейство малиновок поселилось в заброшенном яблоневом саду у дороги. Вчера поздно вечером видели барсука, он вернулся в свою нору только под утро. И еще! Начали цвести золотые шары.

Граф не рассмеялся, как она ожидала. Наоборот, опечалился, ласково глядя на нее синими, как цветы горечавки, глазами.

- У вас совсем нет соседей? - серьезно спросил он.

- Есть, конечно, - быстро ответила она. Ей не нужна его жалость. Девушка гордо подняла подбородок. - Но между нами нет ничего общего. Не поймите неправильно, здесь живут добрые люди. Я уверена, они тотчас бы примчались, если бы решили, что я в беде или мне нужна помощь. Но мы почти не знакомы. Мальчикам не разрешалось играть с местными ребятишками, когда они были младше. Мистер Гаскойн говорил, чтобы братья не дружили с теми, кого он считал глупее. Поэтому мы по-прежнему чужие. Дети часто знакомятся не с теми, с кем хотели бы их родители, а эти связи потом перерастают в дружбу на всю жизнь, куда бы судьба ни забрасывала человека, - объясняла она, словно повторяя заученное наизусть. - Мистер Гаскойн знал об этом. Он не старался быть приятным человеком. А теперь мальчики знают гораздо больше, чем их сверстники, и поэтому им неинтересно с другими детьми. Между ними нет вражды, но нет и дружбы. Это похоже на то, как если бы овец пытались подружить с коровами. Они пасутся на соседних лугах, но между ними ничего общего. - Девушка рассмеялась.

Драмм заметил, что она никогда не жеманничала. Ее смех не был отработанно-звонким. Естественный, теплый смех от всей души пробуждал желание к нему присоединиться. Но не сейчас.

- Вот как одна деревенщина думает об остальных деревенских жителях, иронически заметила Александра. - Вам будет о чем рассказать своим лондонским друзьям, описывая приключения в сельской местности!

- А их одноклассники, - спросил он, не обращая внимания на ее иронию, мальчики ведь ходят в гости?

Она покачала головой:

- Нет, им не позволялось дружить и с одноклассниками. Их положение слишком отличается от условий жизни других ребят, и мистер Гаскойн не хотел, чтобы мальчики мечтали о том, чего никогда не получат. Поэтому вся их жизнь - вот этот дом. Не так уж плохо.

- А вы? - серьезно спросил Драмм. - Вам разрешалось дружить с соседскими детьми или поддерживать отношения с женами других учителей, с их семьями?

- О, я, - сказала она и снова повернулась к окну. - Я нужна здесь. У меня не было времени встречаться с другими девочками, даже если бы мистер Гаскойн позволил.

- Проклятие! - произнес Драмм. - Не хочу говорить ничего дурного о вашем отце, но что он был за человек?

Ее взгляд сверкнул, глаза потемнели.

- Он взял детей, которые иначе оказались бы на улице, - ответила девушка. - Кит был совсем маленького роста несколько лет назад, поэтому его обучили бы ремеслу трубочиста, и он заработал бы какую-нибудь смертельную болезнь, целыми днями дыша сажей. Вин давно стал крупным мальчиком, и его отправили бы к каменщику или грузчику, где он надорвался бы рано или поздно, как тягловая лошадь. А сейчас он превосходно учится. Роб всегда проказничал. Если бы он попал к злому хозяину, то мог вообще не дожить до настоящего времени.

- А вы? - тихо спросил Драмм, следя за выражением ее лица.

Александра слегка пожала плечами и опустила ресницы.

- Я. - Она улыбнулась легкой, печальной улыбкой. - Мистер Гаскойн вообще не понимал девочек. Он считал, что оберегает меня. Может, так и было. Кто знает?

"Только не я", - виновато подумал граф. Поэтому он начал пересказывать ей, что прочитал сегодня в газетах.

Глава 8

Сарай быстро строился. Остин Граймз нанял людей, которые помогли доставить доски. Драмм из окна наблюдал, как поднимаются новые стены, и не находил себе места от желания увидеть, как все выглядит внутри. Поскольку ему не разрешалось спускаться, приходилось довольствоваться рассказами остальных обитателей дома. Когда все было сделано, они явились к нему в комнату, чтобы доложить о триумфе.

- Там очень много места! Хватит еще для пяти лошадей! - восторженно говорил Вин. - Окна такие большие, что, если залезть на сеновал и выглянуть, увидишь весь мир.

- Внутри сарая светло! И сеновал огромный, - с энтузиазмом подхватил Кит. - Там можно сидеть и читать до ночи и даже не зажигать фонарь.

- Все выполнено безупречно, милорд, - самодовольно произнес Граймз.

Остальные двое слуг стояли в коридорчике у дверей, поскольку не поместились в комнате. Они обменялись взглядами и улыбнулись.

- Дерево превосходное. Я редко видела подобное, - восхищалась миссис Тук.

- Дуб, - ответил Драмм, подавив желание поклониться.

- Золотистый дуб, - продолжала она, - гладкий и блестящий и, без сомнения, почти не требующий ухода.

- Новый сарай красивее, чище и больше, - воскликнул Роб. - Нам надо перебираться туда, а не жить в доме!

Внезапно наступила тишина, все посмотрели на Александру. Она вынужденно рассмеялась.

- Может, мы так и поступим. А сюда тогда переведем Грома. Как ты думаешь, ему понравится твоя кровать, Роб?

Мальчик прикусил губу.

- Наверное, нет. - Он умоляюще посмотрел на сестру. - Но это чудесное место, Алли.

- Да, - согласилась она, - просто очень плохо, что сарай не подходит к нашему дому.

Драмм промолчал. Постройка подходящего дома не очень сказалась бы на его финансовом положении, но это было бы слишком. Перестройка сарая - одно, а покупка молодой женщине нового дома - совсем другое. Он нахмурился. Александра была права. Слишком тонкая грань разделяла то, что здешние люди сочли бы за его потакание собственным прихотям, и то, чем, по их мнению, девушка расплачивалась за дорогие подарки.

- Но твой дом - историческое место, Роб, - сказал граф. - Сейчас с каждым годом строят все меньше домов, крытых соломой. Историческая ценность не сравнится с современной.

- Да уж, - иронически заметила Александра. - В современных домах жить гораздо скучнее. Люди там теряют забавную возможность разбить себе лоб, если забудут вовремя наклониться, спускаясь или поднимаясь по лестнице. Но уют того стоит. Мы согреваемся двумя поленьями в очаге, так зачем нам пространство, где можно было бы повернуться? Для этого нужно лишь выйти из дома. Кроме того, горожане не имеют удовольствия жить среди природы, как наши предки. Жильцы в современных домах, может быть, видят ласточек под карнизом, но сомневаюсь, что у них под крышей живут уховертки и мыши, и, конечно, они лишены радости каждый год перестилать крышу, чтобы там не заводилась прочая гадость. Что не имеет значения, поскольку прочая гадость с удовольствием живет в наших славных исторических стенах.

Драмм усмехнулся. Она говорит об этом с юмором. Но его улыбка исчезла, когда девушка продолжила.

- История имеет ценность, а прогресс несет комфорт, - задумчиво проговорила она. - И все же... - Александра посмотрела в окно на огромный новый сарай. - Теперь мы роскошествуем, имея и то и другое, правда? Нам повезло. Большая пристройка к сараю, абсолютно чистая и светлая. К нашему маленькому крытому соломой домику. Благодарю вас, милорд. - И она присела в реверансе, слишком глубоком.

Граф посмотрел в окно, потом на хозяйку. Она говорила с сарказмом, но было ясно, что она права. Сарай не подходил к дому. Они совершенно не сочетались. Дом казался жалким, а сарай рядом с домом смотрелся утрированно. Словно кто-то переборщил с идеей или с деньгами. Домик представлял из себя простое жилище, может быть, ему многого не хватало, зато в нем было свое очарование. Теперь картина имела неуравновешенный и незаконченный вид. Драмм оказал услугу себе, а не хозяйке домика, когда перестроил ее собственность под свои нужды.

- Сарай со временем постареет, - сказал он, поморщившись от того, как глупо это прозвучало.

- Совершенно верно, - со скрытой иронией произнесла Александра.

- Простите, - тихо произнес Драмм. - Вы должны знать, что я всего-навсего пытался отблагодарить вас.

Она вздохнула.

- Да, спасибо. Я уверена, что со временем все это приобретет более приемлемый вид. Я посажу там цветы, мы привыкнем. Но пожалуйста, больше никаких подарков. Мы приняли вас, потому что вы нуждались в помощи. Каждый поступил бы так же. Вы отплатите нам, если побыстрее выздоровеете.

- После чего сяду на свою лошадь и уеду? - спросил он со слабой улыбкой. - Сразу, как только смогу. Доктор, у меня с головой все в порядке, с глазами тоже. Почему бы не разрешить мне уехать?

- Я уже говорил, - ответил доктор. - Может быть, через три недели. Ни днем раньше. Если вы, конечно, не хотите до конца жизни ходить с палочкой.

Драмм не понял, чей вздох был глубже - его, Александры, мальчиков или миссис Тук. Только мальчики и миссис Тук вздохнули с облегчением.

Вечером Александра пришла в комнату Драмма, неся поднос с ужином. Она дожидалась, пока он посмотрит в ее сторону, но не входила. Граф снова сидел в кресле, тоскливо глядя в окно. На коленях лежал журнал, на столе - письма, которые он написал. Его комната? Его стол? Девушку удивили собственные мысли. Он настолько завладел комнатой, что можно было только гадать, сможет ли она когда-нибудь снова считать ее своей.

Но когда-нибудь он уйдет, только неясно, исчезнет ли так же быстро ощущение его присутствия. От воспоминания о мистере Гаскойне оказалось легко избавиться. В его комнате было так пусто и холодно, что девушке стоило только приобрести несколько милых вещиц, чтобы рассеять его дух. Но граф Драммонд заполнил комнату умными словами и смехом. Его труднее будет забыть.

- Можно войти? - спросила Александра, когда он поднял голову.

- Входите, садитесь, останьтесь, говорите - делайте все, что хочется, сказал он. - Я мучаюсь от угрызений совести и одиночества. Вы можете излечить и то и другое.

Она поставила поднос.

- Думаю, в первом виновата я, и поэтому пришла, чтобы извиниться. Но не понимаю, как вы можете страдать от второго. Я отнеслась к вашему подарку без благодарности, простите меня. Но одиночество? Ваши слуги и мои домочадцы бывают здесь так часто, что я не знаю, как вам хватает времени подумать о чем-нибудь, а не то что изнывать от одиночества.

- Разговор разговору рознь, моя дорогая, - произнес он, поднимая крышку с блюда и вдыхая пар. - Пирог с мясом - божественно. - И, не сводя с нее понимающих глаз, продолжал: - Мальчики развлекают меня, и я пытаюсь научить их тому, что они не могут узнать сами. Миссис Тук очень милая дама, но, боюсь, мое положение заставляет ее яснее видеть свое собственное. Думаю, это ее печалит. Граймз никогда не переходит границу между хозяином и слугой. Это хорошо для него, но плохо для меня в моей теперешней ситуации. Ройс и Бердок, слуги, могут поговорить о лошадях и о военных воспоминаниях. Вы единственная, с кем я могу говорить обо всем и кто понимает все с полуслова.

- Разве? - смеясь, спросила она. - Вы меня перехваливаете, милорд, как сказали бы мальчики. Мне нравятся более правдивые комплименты. Что я знаю о Лондоне? О Европе? Об обществе и его обычаях?

- Большинство людей в Лондоне не читают так много, как вы. Кроме того, вы цените хорошую шутку и не позволяете моему титулу затмить в ваших глазах все остальное. Многие слишком серьезно воспринимают мое положение. - Он скорчил гримасу. - Вот мой отец, например. Поймите меня правильно. Я английский аристократ и счастлив, что помогал справиться с Наполеоном, потому что меня не радует картина, когда знати отрубают головы на улицах Парижа или Лондона. Прославить свое имя - самое важное для мужчины, но это не приносит добра его душе. Поэтому хорошо, когда кто-то останавливает меня, если я становлюсь слишком деспотичным. Или пытается остановить, - с сожалением сказал Драмм, снова выглядывая в окно. Он вздохнул. - Красивый сарай. Для какого-нибудь другого места. Вы были правы. Я думаю, может быть, покрыть его соломой?

- Нет! - быстро сказала она. - Слишком сложно будет потом поддерживать его в порядке. Со временем все утрясется. Не беспокойтесь.

- Я не буду беспокоиться, если успокоитесь вы. - Он искренне смотрел на нее, не отводя глаз.

Через несколько недель граф уедет отсюда и навряд ли потом вспомнит о ее существовании, но сейчас смотрел так, словно ее прощение было для него самым главным в жизни. Интересно, осознает ли он свою власть. Александра мысленно рассмеялась. Конечно, да. Этот взгляд - часть игры.

- Прекрасно, - ответила девушка, размышляя, как бы сменить тему разговора, чтобы он перестал так пристально ее разглядывать.

Александре было гораздо лучше, когда граф не смотрел на нее. Если бы они просто разговаривали и ей удавалось избегать сияющего лазурного пламени его глаз, тогда по рукам не бегали бы мурашки от удовольствия, и она не ощущала бы покалывания в шее, а сердце билось бы ровно. Что было бы гораздо лучше для всех, подумала девушка и, желая переменить тему, спросила Драмма, как долго, по его мнению, еще продержится бедный старый сумасшедший король Георг.

Они проговорили до тех пор, пока не пришла пора зажигать лампы и кормить домочадцев ужином. Перекусив, Александра поднялась к себе пригладить волосы и приготовиться к тому, что стало для нее одним из лучших событий дня. Затем они с миссис Тук поднялись в спальню Драмма, где уже сидели мальчики, дожидаясь дополнительного урока.

Слушатели увлеклись рассказами графа. Теперь они шутили столько же, сколько читали, и обсуждали каждую удивительную историю, которую мог припомнить Драмм. Сегодня он вспоминал только веселые. Миссис Тук улыбалась, не прекращая вязать. Граймз, наполовину скрытый в тени, тоже слушал. Александра сияла, глядя на всех.

Это была добрая, мирная картина. Девушка посмотрела в окно становилось все темнее, наступала ночь. Слуги Драмма в своем новом жилище готовились ложиться спать. Она видела, как свет фонаря выплескивался из высоких окон сарая, озаряя сад, в котором теперь совсем по-другому ложились тени. С каждым днем ее мир, казалось, становился шире, а маленький деревенский домик рос, вмещая все больше радости и доброты, и его не мог догнать никакой новый сарай, сколько бы стен ему ни добавляли.

Потому что сейчас этот домик заполняли беседы, смех и воспоминания, которые Александра будет беречь до конца жизни. Только одно ее беспокоило она слишком много смеется. Ее всегда предостерегали от этого. "Кто много смеется, будет много плакать" - вот что ей говорили. Но лить слезы тоже не позволялось. Наверное, это было правильно. С эмоциональными детьми труднее справиться. И все-таки после ухода мистера Гаскойна она всегда радовалась, когда мальчики веселились. Их смех делал ее счастливой. Сегодня она позволила себе смеяться до тех пор, пока слезы не выступили на глазах, потому что такое настроение редко у нее бывает и длится недолго и Александра хотела насладиться им сполна.

Если завтра придется плакать, решила девушка, то она по крайней мере это заслужит. Так будет справедливо. Потому что раньше приходилось слишком много плакать не по своей вине.

Следующий день, однако, принес изумительное событие. После завтрака прибыли друзья Драмма. Александра увидела их, когда после стирки выплескивала во дворе воду из таза. Они высадились из трех карет, остановившихся напротив дома, и были одеты элегантно и красиво, как сказочные принцы и принцессы.

Трое джентльменов, лакированными сапогами ступившие на ее дорожку, оказались красивыми, сильными, явно обладающими властью и положением в обществе. Они являлись представителями лондонской элиты, которую до этого Александра видела только на иллюстрациях в модных журналах. Их повседневный наряд состоял из облегающих сюртуков, рубашек девственной белизны и высоко, замысловато повязанных шейных платков. Панталоны без единой морщинки облегали мускулистые ноги, а обувь сверкала так, что соперничала блеском со шкурами их чудесных лошадей. Один из джентльменов был высок, темноволос и мрачен, второй обладал темно-золотыми волосами и удивительно красивым лицом. Последний отличался грубоватыми чертами лица, военной выправкой, но был привлекателен, несмотря на ярко-рыжие волосы.

Александру ошеломили джентльмены, но прибывшие с ними дамы заставили ее открыть рот от изумления. Они были прекрасны и грациозны и выпорхнули из экипажа, словно бабочки. Их наряды превосходили все, что Александра видела на лучших местных свадьбах, хотя наверняка в дорогу дамы надели обычную для своего положения одежду. Модные платья красивых оттенков и изысканные шали, наброшенные на нежные плечи, чтобы защитить их от утренней сырости. Маленькие высокие шляпки, сидящие на идеально уложенных волосах. Какими бы дорогими ни были их наряды, один взгляд на эти лица и фигуры говорил, что дамам не требуется никаких иных украшений.

Одна из них - миниатюрная блондинка неземной красоты, вторая черноволосая красавица, и последняя, с волосами цвета темного меда, чья ошеломляющая красота имела единственную несовершенную черточку, которая тоже каким-то образом добавляла ей прелести, - тонкий шрамик на безупречно гладкой щеке.

Александра была совершенно подавлена увиденным и чувствовала, что становится одновременно маленькой и неуклюже-огромной с каждой секундой и каждой изысканной деталью, которую замечала у своих гостей. У его гостей, напомнила она себе. И невольно пригладила подол застиранного платья. Они, наверное, выбросили бы такое на тряпки.

Из другой кареты вышли слуги. Александра торопливо пересчитала их. Шестеро господ и трое слуг? Боже! Где она найдет место, чтобы усадить их?

Пока вновь прибывшие разглядывали сарай, сияющий великолепием новизны, блондинка взяла из рук горничной спеленутого младенца, обеспокоенно посмотрев в его спящее личико.

- Мою девочку пушками не разбудишь, - с удовольствием произнесла дама, прижавшись щекой к детской головке. - Разве я не права, что взяла ее с собой? - спросила она.

- Это был единственный способ спасти наши головы, - тихо сказал один из мужчин.

- Ха! - небрежно ответила блондинка и нетерпеливо огляделась. - Ну, и где же он?

Все посмотрели на домик и наконец увидели Александру, стоящую у дверей. Она заставила себя поприветствовать гостей. Прижимая к груди тазик, словно защищаясь, она склонила голову в поклоне.

- Полагаю, вы здесь, чтобы повидаться с графом? - спросила девушка, надеясь, что нервозность не помешает произносить слова спокойно, без дрожи.

- Так и есть, - ответил высокий брюнет. - Ваша хозяйка дома?

Александра вздернула подбородок.

- Я и есть хозяйка, - сухо сказала она.

- Прошу прощения. - Джентльмен поклонился. - Я Синклер, кузен графа. Мы получили весточку, что с графом случилось несчастье. Он здесь? Все в порядке?

- Я мисс Гаскойн, милорд. - В голосе Александры все еще отчетливо ощущался холод. - Ваш кузен наверху. Он действительно пострадал. Сейчас ему гораздо лучше, но он должен оставаться здесь, пока полностью не выздоровеет.

Миниатюрная блондинка сжала в кулачок руку в перчатке и ткнула джентльмена в плечо.

- Посмотри, что ты наделал, - сердито сказала она. - Ты настроил ее против нас, и неудивительно.

- Ох! - Тот съежился, хотя удар и был шуточным. - Прекрати меня жалить, оса. - Уважаемая, - обратился он к Александре с извиняющейся улыбкой, которая преобразила его лицо, сделав обаятельным, - простите меня. Я так захвачен поисками Драмма и выяснением его состояния, что забыл о манерах. Позвольте должным образом представить вам нашу компанию. Я - виконт Синклер, а это виконтесса. Вот мой друг Рейф Далтон и его невеста, а этот белокурый чертенок - моя подопечная Джилли Райдер, доставшаяся бедняге мистеру Райдеру, очаровательный человечек в пеленках - их потомство, Аннализа.

- Доктор считает, что граф не может покидать свою комнату еще по крайней мере неделю, - объяснила Александра, слегка кивнув при произнесении каждого имени. - Я доложу ему, что вы здесь. - Она повернула голову и посмотрела вверх, чтобы увидеть Остина Граймза у окна. Слуга жестом показал ей, чтобы гости поднимались. - Кажется, его камердинер все слышал, - сказала она, снова поворачиваясь к гостям. - Графу наверняка не терпится увидеть вас, так что проходите, пожалуйста.

Виконт нахмурился.

- Будьте добры, подождите. Какие у него повреждения? Драммонд прислал письмо, но там сказано только, что он не сможет приехать на встречу, о которой мы договаривались, потому что произошел несчастный случай. Маловато информации для того, чтобы мы успокоились. Все по-настоящему заволновались, когда Драмм не вернулся домой и выяснилось, что он послал за своим камердинером и слугами. Раньше он сам мог побеспокоиться о себе, если требовалось, к тому же он не из тех, кто признается, что нуждается в помощи. Но, поскольку граф за ней обратился, мы прибыли, чтобы предложить свои услуги и все выяснить. Он сообщил только, что ему не повезло и что он свалился с лошади.

Александра невольно рассмеялась.

- Свалился с лошади? Скорее поспешно спустился, - уже серьезнее сказала она. - В его лошадь стреляли. Мы до сих пор не знаем, кто и почему. Но она сбросила вашего кузена. Животное выжило, но упало на графа и сломало ему ногу в двух местах, еще доктора до сих пор беспокоит, что граф сильно ударился головой. Сейчас уже все прошло, - быстро добавила девушка, поскольку всех поразили ее слова, - но... вначале повод для беспокойства был.

Рыжий джентльмен сказал что-то едва слышно, затем почти крикнул:

- Этому доктору можно доверять? Почему вы не послали в Лондон за другим специалистом?

Александра выпрямилась с каменным лицом.

- Доктор Пэйс достоин всяческого уважения, - произнесла она, сжимая тазик с такой силой, что у нее побелели костяшки пальцев. - Мы сделали все, что могли, и к тому же очень быстро. Не было и речи о том, чтобы посылать кого-нибудь в Лондон, когда мы принесли вашего друга в дом на дверях, не было времени даже подумать об этом. Нам повезло, что мы смогли так быстро найти доктора, тем более такого хорошего, как доктор Пэйс. У нас на руках оказался тяжело раненный человек, а мы даже не знали его имени. Мы узнали его имя, только когда он пришел в сознание, и то все сомневались, что это произойдет. А когда мы увидели его ногу, то тоже не думали спрашивать мнение какого-нибудь другого врача. Самым важным было поскорее вправить ее. Если бы больной не начал поправляться, доктор попросил бы консультацию у коллеги. Но оказалось, граф Драммонд выздоравливает с замечательной быстротой.

Рыжеволосый выглядел сконфуженным.

- Простите меня. Просто он мой старинный друг, и я бы очень хотел, чтобы наша дружба не прервалась. Благодарю вас от его имени, мисс Гаскойн.

Она скованно кивнула.

- Желаете войти? Дом очень мал, поэтому я останусь снаружи. Не забудьте пригнуться, проходя в двери. Комната графа наверху. Пожалуйста, поспешите, потому что, боюсь, он от нетерпения попытается встать, а это запрещено.

Гости направились к дому. Виконтесса остановилась напротив Александры.

- Простите, что мы свалились вам на голову, - сказала она, - но Драмм очень нам дорог, и когда мы узнали, что он в беде, то должны были приехать и повидать его.

Сердитая маленькая блондинка тоже остановилась.

- Мужчины хотели, чтобы мы остались дома, но женщины, как и мужчины, способны на дружеские чувства, - с улыбкой обратилась она к Александре. Как можно оставаться спокойным, если другу плохо? Он сделал бы то же самое для нас.

- Да, - ответила девушка и улыбнулась, хотя испытывала при этом странное чувство, словно ее обманывают, поскольку не могла представить себе, что еще кто-нибудь, кроме мальчиков, беспокоился бы о ней.

- Скоро может подъехать мой брат, - произнесла черноволосая леди. Пожалуйста, пришлите его тоже наверх, к нам.

Александра смотрела, как они толпой входят в ее домишко. Когда-то она пошутила, сказав, что под этой старой соломенной крышей скрывались многие чужаки-завоеватели. Но не было людей более чужих, чем эти посетители из совершенно другого мира. Они наконец пришли к нему. Он снова среди своих, и скоро уйдет с ними, а она никогда больше не увидит его.

Волнение улеглось, радость ушла. Жизнь вернется в обычное русло, но никогда больше не станет прежней. Александра займется повседневными делами, так и должно быть, но теперь все будет безрадостнее для нее. То, что казалось привычным, покроется пеленой одиночества.

- Кто много смеется, будет много плакать, - повторила она самой себе. И вздохнула - нет, это не так. Ей не хотелось плакать. Она просто ощущала какую-то пустоту.

Слуги, прибывшие вместе с нежданными гостями, разглядывали дом, в изумлении смотрели на сарай и исподтишка бросали взгляды на хозяйку. Александра быстро пошла в свой садик и, чтобы избежать любопытных глаз, низко склонилась над побегами душистого горошка, притворившись, что рассматривает их.

Скоро она погрузилась в раздумья, чем и как угощать гостей. Надо предложить им чаю, потому что ближайшая гостиница далеко... Звук лошадиных копыт заставил ее поднять голову.

Сияющий желтый фаэтон с позолоченными стойками и ярко-красными колесами, в который были запряжены белые лошади, подъехал к дому, подняв облако пыли. Экипаж выглядел удивительно красивым, изящным и, видимо, тщательнейшим образом сбалансированным для скоростной езды. Двое джентльменов высоко на сиденье возницы выглядели как картинка из спортивного обозрения. Девушка обратила внимание на их жесткие, скучающие лица. Один оказался толстым, второй худым. Никто из них не был похож на брата черноволосой красавицы. У одного высокая касторовая шляпа сидела на желтых волосах, тускло-серые волосы второго коротко подстрижены и зачесаны на лоб.

Их коричневые сюртуки для верховой езды застегивались на большие жемчужные пуговицы. На одном были желтые брюки, на втором - голубые. У каждого в петлице красовались яркие букетики цветов. Без сомнения, члены какого-то изысканного клуба любителей верховой езды, подумала Александра, разглядывая их. Жалко, что мальчики их не видят, они были бы в восторге.

Хотя фаэтон остановился, двое прибывших не спускались с высокого сиденья, разглядывая окрестности с таким видом, словно приобрели это место. Увидев другие кареты, улыбнулись и кивнули друг другу. Перевели взгляды с дома на сарай, сравнивая явно несопоставимые размеры и очертания строений. Увидели Александру и снова заулыбались.

- Ну-ну, - произнес желтоволосый, обращаясь к другу: - Наконец-то мы получим ответы на все вопросы.

До того как девушка успела что-нибудь сказать, незнакомец, не сводя с нес глаз, но по-прежнему вовлекая в разговор друга, продолжил:

- Несчастный случай, клянусь своей благородной задницей! Драммонд обнаружил сокровище. Неудивительно, что он удалился в деревню. Здесь во всем ощущается его присутствие. Только посмотри, что наш приятель сделал для своего удобства - выписал слуг, друзей, даже возвел это новое... сооружение. Выглядит так, словно его построили только вчера. Он не забыл и про развлечения. Взгляни на нее. Олицетворение деревенских радостей. Славная здоровая девушка, теперь все становится ясно.

- Она не леди, - прокомментировал второй, оглядывая Александру с ног до головы.

- Нет, в этом ему повезло. Здесь джентльмену не нужна леди. А что ему нужно, она имеет. И в достатке. Хорошенькая и чистенькая, не то что потасканный городской товар. Господи! Думаю, и мне пора наведаться в свое поместье и посмотреть, что там выросло, кроме репы.

- Не в свое, - ответил толстяк, поднимая к глазу лорнет. - Вот в чем все дело. Вот почему Драмм приехал сюда, в эту глушь. Никакого намека на скандал, подальше от своего собственного заднего двора. В общем, он сделал все правильно.

Александра не могла поверить своим глазам и ушам. Кому бы ни приходился родственником этот невежа, она хотела, чтобы он немедленно уехал.

- Прошу прощения? - отчеканила она, копируя суровый, надменный тон, которым умел говорить самый строгий школьный учитель в стране мистер Гаскойн.

- Милочка. - Возница скользил взглядом по ее телу. - Вам не стоит ничего просить. Не сердитесь. Мы приехали, чтобы найти этого болвана Драммонда, но будем счастливы взамен получить вас.

Александра пожалела, что не может натравить на них собаку и что у нее нет старшего брата, или отца, или высокого, широкоплечего друга. Хотя все-таки оставалась надежда, что друг у нее есть.

- Он наверху, - ледяным голосом проговорила она. - Я скажу ему, что вы прибыли.

- Да стоит ли беспокоиться. - Тощий оперся о колесо и спрыгнул с сиденья. Одной рукой в перчатке он поднял ее подбородок, заставляя взглянуть в свои поблескивающие глаза. - Я-то здесь. Карманы у меня полны денег, и в штанах тоже появляется тяжесть, когда я смотрю на тебя, - этого должно быть более чем достаточно, особенно для ухватистой дамочки. - И он подмигнул ей.

Ее глаза тоже блестели от жгучего желания убить его. Девушка отшвырнула его руку.

- Вы ошиблись. Я вас больше не приглашаю войти. Уходите.

- И не подумаю, - ответил он, обнимая ее за талию.

- Осторожно! - предупредил его друг.

- Почему? - рассмеялся наглец.

- Драммонд - господин обидчивый.

- Я тоже, разве не видно? - со смехом отвечал желтоволосый, удерживая в ярости рвущуюся прочь Александру. - Не беспокойся. Драммонд и сам ни одной юбки не пропустит, кроме того, джентльмены не стреляются из-за шлюх.

Глава 9

- Юэн! - засмеялся Драмм, когда его кузен, поднырнув под низкую притолоку, вошел в комнату. - Негодяй! Что ты здесь делаешь? Я же написал тебе, что уже выздоравливаю.

- Написал, - спокойно ответил виконт. - Поэтому я и приехал.

- И привез свою милую жену, - воскликнул граф, когда следом в спальне появилась виконтесса. - Но зачем ты это сделал? Бриджит, - спросил он у леди, - зачем вы отправились за этим типом на край земли?

Он попытался подняться, но почувствовал, как его плечо сжала твердая, хоть и легкая рука.

- Милорд, пожалуйста, не забывайте о своих ранениях, или мне придется вам напоминать,- прошептал сзади Граймз.

- Ладно, - проворчал Драмм, поворачиваясь.- Что это? - вскрикнул он, когда в дверь вошли рыжий со своей невестой. - У молодоженов есть чем заняться и без посещения больных. Ой нет! - снова воскликнул граф, переводя взгляд за их спины. - Джилли, и ты тоже? - спросил он улыбающуюся блондинку. - Негодница, приехала, чтобы помучить меня? Привет, Деймон, ты что, не мог заковать ее в кандалы? Неужели мне уже и умереть спокойно не дадут?

- Мы решили, что ты на самом деле умираешь, - сказала блондинка. - Вот я и привезла твою самую большую поклонницу, чтобы попрощаться с тобой, добавила она, с улыбкой глядя на своего младенца.

Лицо Драмма помрачнело.

- Это чуть было не случилось, - спокойно произнес он.

- Вот как, - сказал его кузен, отходя к подоконнику, чтобы освободить место в комнате для остальных гостей. - Кто стрелял в тебя, Драмм? У тебя есть враги в этой части страны?

- Наверное, они есть повсюду, - ответил граф, пожимая плечами. - Но скорее всего какой-нибудь местный парнишка плохо прицелился в пролетавшую птицу. Так считают мальчики, которые здесь живут. Я посылал Граймза порасспрашивать обитателей деревни. Он ничего не выяснил, а ведь умеет вызвать на откровенный разговор кого угодно. Местные жители, кажется, непричастны к этому, но неподалеку есть школа. Черт побери мою проклятую ногу! - в отчаянии воскликнул он. - Если бы я только мог все расследовать сам!

- Незачем. Мы здесь, - просто промолвил рыжий.

- Рейф, - серьезно сказал Драмм, - я благодарен, но у вас есть более интересные занятия, чем расследование моего приключения. Уверен, что твоя лучшая половина согласится со мной, - добавил он, улыбнувшись темноволосой красавице.

- Нет, не согласится, - искренне ответила та. - Нет ничего важнее, чем выяснить, кто на тебя напал. Не беспокойся, что Рейфу будет трудно. Скоро появится мой брат, он всегда рад помочь ближнему. Мы узнаем, кто это сделал и почему.

- Мы слышали, ты ужасно пострадал, - с волнением сказала Джилли Райдер, - и вот, пожалуйста, ты даже не можешь стоять.

- Это сильное преувеличение, - быстро ответил Драмм. - Не беспокоитесь. Я прекрасно себя чувствую. И нога просто сломана, а не отваливается.

- Нога срастется, - нахмурившись, сказал Деймон, - но мы слышали, у тебя что-то с головой?

- От падения в ней что-то разболталось, теперь мне кажется, что я чайник. Да будьте же вы серьезными! - раздраженно произнес Драмм. - Ничего страшного, просто сильно ударился, не в первый и, наверное, не в последний раз. Говорю же вам, я выздоравливаю и сожалею, что слухи заставили вас примчаться сюда сломя голову. Сожалею, - добавил он с легкой улыбкой, - но польщен.

- Все твои друзья обеспокоены, - продолжала Джилли. - Уайкофф сейчас в своем поместье, с Люси и новорожденным сыночком, иначе бы он тоже приехал. Да, у них сын, замечательно, правда?

- Я напишу, поздравлю их и попрошу не приезжать, - сказал Драмм. - Как только встану на ноги, поеду проведать их. Обещаю вам, что это будет скоро.

- Эта Александра Гаскойн. - Его кузен смотрел в окно. - Хозяйка дома. Откуда мне известно ее имя?

- Очевидно, ее отец в свое время терзал тебя. Он был учителем в Итоне. Латынь или изучение классики. Не помнишь? Здесь, наверное, стало так душно, что ты не можешь сообразить?

- Боже! - Виконт расширил глаза. - Тот самый Гаскойн? Маленький император? Мы называли его так до того, как Наполеон получил такое же прозвище, - ответил он на удивленный взгляд супруги. - Все считали его тираном. Неужели эта очаровательная девушка - его дочь? Я даже не знал, что он женат. Какая женщина посмела бы? У него был нрав, как у ядовитой змеи, и каменное сердце. В конце концов его уволили, по той или другой причине, об этом много говорили. Но никому не было дела, почему, раз он ушел. Вся школа, и учителя, и ученики, очень радовалась.

- Представляю себе, - сказал Драмм. - Гаскойн умер три года назад, а его тень все еще бродит здесь. Оставил девушку воспитывать трех приемных братьев. Они славные ребята, но ей приходится нелегко. Александра, правда, никогда не жалуется - пока кто-нибудь не пытается отплатить ей добром.

- Значит, это ты несешь ответственность за такую... необычную пристройку к сараю? - спросил его кузен, все еще выглядывая в окно.

- Хорошо сказал, - усмехнулась Джилли.

- Весьма дипломатично, - согласился ее муж, и все остальные заулыбались. Драмм нахмурился.

- Не напоминайте мне. Похоже, что сарай подвергся внезапной атаке со стороны пиломатериалов. Я знаю. Предполагалось, что новое строение ей очень пригодится. Я пытался отплатить девушке добром за добро, которое она сделала. Она не знала, кто я и откуда, когда мальчики нашли меня у дороги, но взяла к себе и выходила. Хотел бы я знать, как ее отблагодарить.

Его кузен все смотрел в окно, но теперь хмурился он.

- Ты написал нам, что чувствуешь себя хорошо, и, когда мы поехали в твой городской дом, стало ясно, что дворецкому были даны указания говорить то же самое. Так зачем же, спрашивается, ты послал за этими глупцами лордами Брайантом и Тенчем?

- Что? - воскликнул Драмм. - Я избегаю их в Лондоне и тем более не приглашал сюда? Они напоминают мне о потерянных годах, об ошибках, которые я натворил в юности.

- Так почему они здесь? - спросил его кузен, глядят вниз, на дорогу.

- Не может быть! - Драмм попытался встать с кресла. - Ладно, не волнуйся, - сказал он Граймзу. - Я останусь здесь, не собираюсь бежать их приветствовать. Я уже много лет не поддерживаю с ними отношений и обычно сворачиваю в сторону, когда вижу их. Ты, должно быть, ошибся, Юэн. Они бездельники, сплетники, ловцы удовольствий. Что за интерес им мчаться сюда из Лондона? Зачем?

- Может быть, чтобы похвастаться новым фаэтоном Брайанта? - сказала Джилли, тоже выглядывая в окошко. - Они разъезжают в нем по всему Лондону. И все ждут, когда же они наконец перевернутся.

Юэн Синклер сузил глаза и гневно нахмурился.

- Что этот невежа говорит хозяйке дома? - прошептал он, вглядываясь.

Драмм приподнялся на руках, пытаясь увидеть происходящее на улице. Разыгранная там сцена настолько возмутила графа, что Граймзу и Деймону Райдеру пришлось с трудом его удерживать, когда он решил последовать за бегущими вниз по лестнице друзьями.

Драмм вырывался, в бессильной ярости сжав зубы и кулаки. Боль в голове была чепухой по сравнению с отчаянием, которое он испытывал. Все произошло в какие-то доли секунды. Лорд Брайант спрыгнул с высокого сиденья фаэтона и схватил Александру в объятия. Он держал ее и пытался повернуть голову, чтобы поцеловать. Его дружок Тенч хохотал и подбадривал мерзавца. Александра старалась вырваться из его рук. Это развеселило Брайанта, он закинул голову и расхохотался. Потом резко замолк.

Потому что Александре удалось высвободить одну руку и сильно ударить его по поднятому подбородку. А в этой руке она по-прежнему сжимала металлический таз.

Драмм поморщился. Ему показалось, что он слышал, как зубы Брайанта лязгнули от удара. Граф расплылся в улыбке. Обожатель Александры явно не ожидал получить от нее такую ласку. Потом улыбка сползла с лица Драмма, а его глаза сверкнули, потому что Брайант занес кулак и ударил прямо в дно тазика, которым девушка успела прикрыться, как щитом. Брайант завыл и запрыгал, сжимая разбитые костяшки пальцев другой рукой. Александра быстро наступила ему на ногу, еще раз ударила по лицу тазиком и повернулась, чтобы бежать. Негодяй кинулся за ней и наткнулся прямо на кулак Рейфа.

Драмм наконец позволил, чтобы его усадили обратно в кресло, и вздохнул с облегчением, уверенный, что друзья закрепят военные успехи Александры. Лорд Брайант тоже не сомневался в этом.

- Вставай! - прорычал Рейф.

- Ни за что, - взвизгнул поверженный, корчась на земле, словно червяк, только что выкопанный лопатой садовника. - Вы меня убьете.

- Не сомневайся, постараюсь! - пообещал ему рыжий. - Будь мужчиной и встань!

- Простите! Я больше не прикоснусь к ней! Прошу прощения! Просто немного развлекся, - быстро запричитал Брайант. - Я не знал, что это ваша знакомая. - Он с испугом оглядывался и видел вокруг только насмешливые лица своих приятелей-аристократов. - Не думал, что девица что-то значит для вас, судя по тому, как она одета. Я решил, это простая девчонка, и ничего более. - Он взглядом отыскал Александру. Та, тяжело дыша, смотрела на него широко раскрытыми глазами. - Простите, прошу вас, мэм, - умоляюще обратился он к девушке. - Пожалуйста, скажите им, чтобы не убивали меня.

- Не убивайте его, - машинально повторила Александра, все еще пытаясь успокоить дыхание.

- Потом еще начнется морока с расследованием, - резонно заметил виконт.

- Ладно, не буду, - согласился Рейф. - Можешь вставать и идти, - сказал он Брайанту, - но поторопись, не то я передумаю.

Тот поднялся на одно колено, с опаской глядя на остальных защитников девушки.

- Что заставило вас приехать сюда и устроить это безобразие? - с недоумением спросил его виконт.

- Я не думал ничего устраивать, - шмыгая носом, оправдывался Брайант. Мы услышали, что вы отправились сюда. И узнали, что Драммонд тоже здесь. Сезоны кончаются, в Лондоне скучно, а нам хотелось немного позабавиться, мне и Тенчу.

- Говори только за себя! - крикнул Тенч с высокого кучерского сиденья фаэтона. Он крепко держал поводья, поднял их и был наготове. Один только шаг вперед явно заставил бы Тенча умчаться прочь так быстро, как смогли бы скакать его лошади. - Я просто проезжал мимо, - убеждающе сказал он всем, направляясь к себе домой.

- В Дувр? - удивился виконт. - Как интересно. А вы не догадываетесь, что это в противоположной стороне? Хотя, может быть, и нет.

Брайант поднялся на ноги.

- Минуточку, - крикнул Деймон Райдер, выходя из дверей. - У Драмма есть вопрос. Когда вы узнали, что он здесь? И откуда?

- Да, - прищурившись, сказал Рейф. - Очень хороший вопрос.

Брайант, увидев, что трое сильных мужчин опять сердито разглядывают его, потерял остатки храбрости и совсем онемел. Тенч быстро заговорил:

- Мы гадали, куда подевался Драммонд. Его не видно ни в одном из тех мест, которые он обычно посещает. Мы начали заключать разные пари. Потом узнали, что вы все торопливо собираетесь куда-то. Нас с Брайантом не проведешь, мы знаем, что Драммонд - кузен Синклера и ваш друг. Стало понятно, что дело нечистое. Нам хотелось выиграть пари и немного поразвлечься. Вот мы и порасспрашивали, кого могли, особенно в доме Синклера. Не родился еще такой лакей, который за пару монет не рассказал бы всего, что вам надо узнать.

- А я считал, что мои не болтливы, - задумчиво проговорил виконт. Жаль, придется нанимать новых.

Жена тронула его за рукав.

- Не стоит. Времена сейчас трудные. Я ведь не говорила им, что это секрет. А ты? - Он похлопал ее по руке.

- Да. Ты права. - Потом снова взглянул на пару негодяев. - Еще один вопрос, - сказал он Брайанту. - Когда все это открылось?

- Когда вы отправились, - признался тот, - мы поехали следом.

Виконт поднял глаза. Граймз стоял у высокого окна. Он посмотрел назад, в комнату, потом махнул рукой, как бы прогоняя кого-то.

- Уезжайте, - сказал виконт Брайану. - Но если вы скажете кому-нибудь хоть слово, вам придется описать весь инцидент и его последствия.

Брайант кивнул, поднял с земли шляпу и взгромоздился на сиденье. Вскоре изящный экипаж развернулся и умчался по дороге прочь.

Гости остались выпить чаю. Мужчины разместились в спальне Драмма. Женщины теснились на кухне. Джентльмены расспрашивали графа о состоянии его здоровья и интересовались подробностями покушения.

- Я еще написал брату твоей жены, Эрику, - сказал Драмм Рейфу. - Он тоже направляется сюда?

- Да, - подтвердил тот. - Он старый солдат, к тому же холост, так что у него полно свободного времени, чтобы помочь тебе. Он справится. Если поблизости действительно скрывается какой-нибудь злодей, то Эрик его унюхает. Хотел бы я остаться и посмотреть, как это будет.

- Нет, не хотел бы! - смеясь, ответил Драмм. - Но кто станет винить тебя за это? Ты предан своей жене, а ей здесь негде остановиться, разве что она согласится спать в сарае вместе с тобой. В этом доме едва хватает места семье, которая здесь живет, вот почему я сделал эту нелепую пристройку к сараю. Для моего собственного удобства, чтобы слуги могли остаться вместе со мной. Ну и подумал, что этой семье тоже пригодится новая просторная постройка. - Драмм смущенно улыбнулся. - Иногда и я могу ошибиться, только, пожалуйста, никому этого не говорите. Эрик может пожить в новом сарае, места достаточно даже для такого великана. Он хороший парень, я буду рад принять его помощь. Так что не беспокойтесь. Я быстро поправляюсь и вернусь в Лондон раньше, чем вы успеете соскучиться по мне. А теперь расскажите, что новенького. Как вы, и что я пропустил?

Мужчины заговорили о лошадиных бегах и ставках, о матчах по боксу и о финансах.

Внизу дамы восхищались младенцем Джилли, щебетали о двоих детишках леди Синклер, а потом восторгались и аплодировали, когда Бренна Далтон стыдливо призналась, что тоже ждет ребенка. Александра помогала миссис Тук разливать чай и наблюдала, как милые молодые дамы смеялись и разговаривали. Они были так непохожи на всех женщин, с которыми девушка до этого встречалась, что она ощущала себя одновременно польщенной и униженной их присутствием. Их неспешная беседа лишала ее спокойствия, поэтому она украдкой следила за ними.

И наверное, по той же причине не замечала, что они тоже разглядывают ее. Особенно тайно восхищалась ею обладательница золотистых глаз.

- Вы прекрасно управляетесь с этим тазиком, мисс Гаскойн, - внезапно сказала Джилли Райдер. - И залепили мерзкому Брайанту такую оплеуху, которой я сама бы гордилась!

Для леди это была странная манера выражаться. Александра решила, что, должно быть, сейчас так модно. Она ужасно смутилась, понимая, что наверняка показалась им неуклюжей деревенской девицей.

- Я как раз выливала воду, когда они подъехали, - тихо произнесла девушка. - Наверное, я забыла о тазике. А когда поняла, что все еще держу его, то сообразила, что у меня есть оружие.

Ее скулы слегка порозовели, но она гордо подняла голову. - У меня трое младших братьев. Мальчики научили меня защищаться. Они говорили, что женщине не надо соблюдать правила. Не потому, что у нас нет чести, - быстро добавила девушка, - а потому, что если кто-то большой пытается воспользоваться слабостью маленького любого пола, то применяются другие правила.

- Точно! - согласилась маленькая блондинка. - Ум всегда побеждает силу, если знать, как им воспользоваться.

- Расскажите, как вы обнаружили нашего друга Драмма, - вступила в разговор виконтесса. - Держу пари, в этом есть что-то загадочное, о чем он никогда не расскажет. Он был очень слаб? У вас есть какие-нибудь соображения о причине несчастного случая? Мы очень благодарны вам за помощь графу.

Александра была рада, что тема беседы переменилась. И хорошо, что, являясь темой разговора, происходящего наверху, она даже не подозревала об этом.

- А как насчет твоей хозяйки, Драмм? - напыщенным тоном спросил его кузен, когда они закончили обсуждать лондонские новости. - Ты быстро добился довольно близких отношений с ней. Ты спишь в ее кровати и построил ей сарай, а вы только недавно познакомились.

Остальные мужчины усмехнулись.

- Я говорю так не ради шутки, - более серьезно продолжил виконт. - Ты утверждал, что эта миссис Тук - сама благопристойность. Но меня волнует другое. Твое пресловутое понятие о чести. Я слишком хорошо знаю и тебя, и твое необъяснимое обаяние и понимаю, какую благодарность ты должен испытывать к хозяйке дома. Как думаешь, ты не дал ей никакого повода на что-либо надеяться? - Он нахмурился, когда увидел, что Драмм смотрит на него сердито. - Хотя, если подумать, я, наверное, все перепутал. Ты сам-то не питаешь никаких надежд? Я бы не стал тебя винить. Девушка действительно мила, хорошо воспитана и приятна в общении.

- К тому же у нее ангельская душа, - сказал Рейф. - Приютила незнакомца, который мог оказаться негодяем. Кем и оказался.

- Да, - с кислой миной признал Драмм, - все так, это правда. Но учтите - я разбил голову, а не свихнулся. У нее ангельская душа, а у моего отца генеалогия, восходящая к норманнам. Я наверняка разобью ему сердце, если выберу себе жену, которую он не одобрит. Все, что я могу сделать, - это убедить его в своем нежелании сочетаться браком с принцессой крови. Поэтому, как бы ни была мила мисс Гаскойн, а девушка действительно очень мила, клянусь вам, я не питаю никаких надежд в этом направлении и она, слава Богу, тоже. Во всяком случае, она убедила меня в полном нежелании выходить замуж, когда я заявил, что мое пребывание здесь может скомпрометировать ее и потребовать услуг викария, а не только доктора. Услышав такое, она чуть не вышвырнула меня за дверь.

- Значит, мисс Гаскойн - вполне разумная особа, - сказал Рейф.

Все рассмеялись и заговорили о другом.

Позже веселая компания собралась уезжать, и гости пришли поблагодарить Александру за радушный прием.

- Не могу выразить, как мы вам благодарны, - говорила виконтесса. - Мы беспокоились, что будем делать, если найдем Драмма в бедственном положении.

- Мы бы не смогли бросить его в беде, - пояснил Деймон Райдер.

- И все проявляли настоящее благородство, предлагая остаться с ним, подтвердила Джилли. - Поскольку ни одному не удалось оказаться самым благородным, мы решили бросить жребий, хотя, как бы мы ни любили Драмма, каждый надеялся, что такая честь выпадет не ему.

- Говори только за себя, - с шутливо-оскорбленным видом сказал ее муж, но за спиной явно скрестил пальцы, чтобы не выдать ложь.

- Теперь мы можем уезжать с чистой совестью, - продолжал виконт, потому что он живет здесь припеваючи и окружен заботой. Так что еще раз спасибо, мисс Гаскойн. Мы ваши должники, и не знаю, чем мы можем вам отплатить. Что можно для вас сделать?

- Благодарю вас, я ни в чем не нуждаюсь, - ответила Александра, гордо выпрямившись.

Они стояли у дверей маленького домика и выглядели здесь так же не к месту, как ожидающие их элегантные кареты. Но это был ее двор и ее дом, и у нее тоже имелась гордость. Должно быть, гости поняли это по холодному взгляду девушки, потому что некоторые из них смутились.

- Давайте поступим по справедливости! - с внезапным воодушевлением произнесла Джилли Райдер. - Вы приютили Драмма, значит, мы можем пригласить в гости вас! У нас полно комнат, у всех есть дома в Лондоне. Для вас это будет переменой обстановки, не правда ли? Соглашайтесь приехать и пожить у кого-нибудь из нас, когда Драмм вернется домой. Мы сможем показать вам Лондон, развлечь и тем самым вернуть долг.

- Великолепная идея! - согласился Рейф. Они начали спорить о том, кто из них лучше всего сможет принять Александру, пока та не прервала их.

- Я вам очень благодарна, - искренне поблагодарила она, - но это невозможно. Я нужна здесь, мальчикам, у меня нет свободного времени. Пожалуйста, поймите, что я не ожидаю от вас ничего, кроме слов благодарности. Каждый сделал бы то же самое.

Гости принялись горячо переубеждать ее, но затем вынуждены были согласиться. Александра с облегчением вздохнула, когда они перестали уговаривать ее. На минуту идея поездки в Лондон показалась такой соблазнительной, что девушка чуть не подпрыгнула, крича "да!", как сделал бы кто-нибудь из ее братьев. Она никогда не смела даже думать о том, чтобы посетить Лондон, настолько несбыточной была эта мечта. Но в следующую минуту поняла, каким безрассудством было позволить себе эту поездку.

Остановиться у кого-либо из этих сиятельных особ, когда у нее нет денег даже на проезд, не говоря уже о подарках хозяевам? Где взять деньги на хотя бы одно новое платье, а ведь нужен целый гардероб, чтобы не выглядеть хуже, чем их горничные. Нужно отблагодарить слуг, да еще потребуется несколько шиллингов в кошельке для чего-нибудь неожиданного, с чем человек может столкнуться на улицах крупнейшего города Англии. Ее единственная поездка в Бат обошлась в три раза дороже, чем ожидалось. Дополнительные расходы, связанные с путешествием в Лондон, невозможно даже подсчитать.

У Александры стало очень тяжело на душе. Такое сердечное приглашение оказывало ей честь и одновременно очень сильно ранило. Как это похоже на богатых - забывать о том, что бедные не могут принимать подобные подарки. Может, они ожидают, что она будет жить при кухне и гулять по Лондону в компании слуг? Нет. Такого ей не позволит гордость. Лучше просто мечтать о Лондоне, чем увидеть его, испытывая при этом стыд и позор.

Девушка помахала на прощание рукой, глядя, как экипажи отправляются стройной процессией, увозя гостей Драмма назад в их невыразимо прекрасную жизнь. Они уезжали с веселым смехом, под гудки рожков. Александра посмотрела на окно, гадая, о чем сейчас думает ее гость. Может, он чувствует себя одиноким, словно на необитаемом острове, и мечтает поехать за ними, чтобы снова оказаться среди людей своего сословия?

Ну что ж, она, пожалуй, пошлет кого-нибудь из мальчиков к доктору, чтобы попросить или купить бутылку вина графу к ужину, подумала девушка, поворачиваясь к дверям. Можно испечь ему на десерт малиновый торт. Чтобы немного поднять ему настроение и отвлечь от горьких мыслей.

Александра пошла на кухню, чувствуя в горле комок, а в груди тяжесть и думая, почему желание Драмма поехать в Лондон угнетает ее сильнее, чем свое такое же желание.

Глава 10

Вскоре после отъезда компании вернулись из школы мальчики. Они сделали уроки, пообедали и теперь сидели в сарае, разговаривая с камердинером и слугами Драмма. Миссис Тук приняла приглашение доктора и его жены проехаться и навестить внучек. В доме воцарилась необычная тишина, которая устанавливается сразу после ухода гостей, и Александре казалось, что повсюду слышатся отголоски их смеха.

Впервые за несколько месяцев не было необходимости разжигать камины. Девушка подошла к дверям и увидела, как надвигающиеся сумерки оттеняют закат солнца. Она немного постояла, пока растущие тени не напомнили ей, что приближается ночь. Александра подумала, что, должно быть, ее гостю еще более одиноко, и поднялась по лестнице, чтобы посмотреть, чем он занят.

Драмм сидел в кресле, глядя в окно. Когда она вошла в комнату, он заговорил, не поворачивая головы:

- Я снова переворошил всю вашу мирную, спокойную жизнь, верно? Вот видите, как вам отплатили за милосердие. Теперь вы как следует подумаете, прежде чем приютить какого-нибудь бродягу.

- Не знаю, есть ли у меня выбор, - задумчиво ответила девушка. - Здесь по дорогам валяется столько раненых мужчин, что, если я не буду подбирать их, они заполонят все окрестности.

Драмм рассмеялся и повернулся к ней.

- Серьезно, Алли, я прошу прощения за то, что вы пережили в лапах этих дураков из Лондона. И еще простите, что навязал вам такую большую компанию. Я вам слишком дорого обхожусь, правда? И хотел бы возместить расходы.

Александра заморгала. Он назвал ее Алли, так, как мальчики. Граф явно не осознал всей фамильярности такого обращения и решил, что ее лицо приобрело удивленное выражение из-за его предложения.

- Я знаю, что вы гордая, и уважаю ваши чувства. Никогда не понимал, почему гордыня считается смертным грехом, - размышлял он. - Наверняка это просто досадное качество характера. Мой отец - очень хороший человек, но гордости у него хватит на все население Британских островов. Но вы должны понять - у меня тоже есть гордость, и это означает, что я всегда плачу долги. Пожалуйста, не отказывайтесь взять с меня плату.

Александра поправила какие-то мелочи на его столе, чтобы выиграть время и успеть обдумать ответ. Потом сложила на груди руки и стала смотреть в окно на пустой двор внизу.

- Я не могу. Вы тоже должны понять это. Любой подарок покажется окружающим подозрительным. Любая плата будет еще хуже, и не только из-за того, как относится к этому общество. - Она покачала головой. - Я знаю, эти два хлыща, приехавшие, чтобы поиздеваться надо мной, - еще не все общество, но думаю, их мнение тоже придется учитывать. Кроме того, мне будет неудобно, если вы заплатите мне за дело, которое я должна была сделать бесплатно. Пожалуйста, примите мои поступки просто как помощь нуждающемуся. Самой лучшей платой будет, если вы когда-нибудь, вспомнив меня, поступите так же. - Она внезапно рассмеялась. - Нет! Я не такая уж святая. Если вам хочется что-нибудь сделать, то найдите какую-нибудь славную вещицу, когда вернетесь в Лондон, и пришлите ее мальчикам. Это бы мне понравилось. И может быть, добавьте бутылочку спиртного, чтобы я отдала ее доктору, потому что сегодня вы пили его вино, а я тоже возвращаю свои долги. А больше ничего не надо.

- Нет, надо, - тихо сказал он.

Александра не могла больше спорить, но и согласиться тоже не могла, граф знал это. Поэтому оба молчали. Этот момент близости ни один из них не хотел прерывать. Драмм украдкой взглянул на девушку. Она произвела впечатление на его друзей, хотя ничего не делала специально для этого. Они отметили ее обаяние и ум, и ее внешность, хотя хозяйка дома совершенно не ожидала их приезда и была так занята, что не успела переодеться, проходив весь день в одном и том же старом платье.

То, которое было на ней сейчас, казалось таким же изношенным, но более симпатичным. Оно выцвело до светло-шафранного цвета, и Александра завязала свои блестящие волосы подходящей желтой лентой. Это ей шло. Но даже горничные в выходной день одеваются лучше, с нежной жалостью подумал Драмм. Он не раз видел, как по воскресеньям служанки стайкой гуляют в парке, напоминая букетики хорошеньких цветов различных оттенков. Граф сомневался, что даже самое лучшее платье Александры выглядит так хорошо. Почему?

Они с мальчиками живут скромно, но едят досыта. Братья всегда прилично одеты. Конечно, у нее достаточно денег, чтобы заказать себе новое платье. Или каждый цент сберегается для братьев?

Драмм считал себя знатоком человеческой природы. Даже дикари одеваются так, чтобы произвести впечатление друг на друга, хотя бы татуировкой. А она - нет, не желает или не может. Всегда есть какая-то причина, логически объясняющая поведение человека. Его подруга Джилли одевалась как мальчишка, когда была маленькой. Это возмущало спокойствие общества, но было разумным способом защитить себя от нападения в трущобах. Когда его кузен Юэн стал ее опекуном, Джилли с огромным удовольствием перешла к женской одежде, которую носила с присущим ей стилем и щегольством.

Если Александра Гаскойн ходит в старье по необходимости, то из-за того, что живет на грани нищеты, это можно понять. Она не равнодушна к своей внешности, поскольку всегда аккуратна и чистоплотна. Но не пытается выглядеть лучше, чем есть на самом деле. Граф заметил, что девушка делает только одну уступку своему тщеславию - пользуется духами. От нее всегда пахнет жимолостью. По дивному запаху он, сидя спиной к двери, узнает, что она вошла в комнату.

Но почему она никогда не наряжается и не прихорашивается? - гадал Драмм. Может быть, Александра не вышла замуж, потому что ее отец был таким привередливым, что разогнал всех женихов. Но почему у нее сейчас нет ни одного обожателя? Наверняка в округе имеются одинокие мужчины. Неужели девушка считает, что не может никому понравиться? Или не умеет это делать? Наверное, она безжалостно вычеркнула любовь и замужество из своей жизни. Драмм задумался, почему так произошло. Вряд ли потому, что ее совсем не интересуют мужчины. Он видел, как девушка иногда на него смотрит. Дело не в самомнении, просто он знает, когда интересует женщину. Или она старается побороть увлечение так же, как он, и по той же причине?

У Александры Гаскойн много тайн. Очень плохо, что Драмм обожает тайны. Чем лучше он узнавал се, тем больше она его интересовала. Он бы хотел знать о ней больше, но, кроме того, в нем пробуждали непреодолимое желание гладкость ее кожи и вкус ее рта, который, может быть, по сладости сравним с нектаром из цветов жимолости. Это просто желание? Или нечто сильнее? Жаль, что невозможно понять.

Без сомнения, если бы она была благородного происхождения, он бы с удовольствием взял ее в жены. Для мужчины, не способного любить, не самый худший вариант жениться на женщине, к которой его сильно влечет. Но лорд не может жениться на женщине из низшего сословия, в этом вся беда. Если бы он ее любил - но это совсем другая история. Однажды он предложил Джилли выйти за него замуж, хотя та не принадлежала вообще ни к какому сословию. К счастью, девушка поняла, что граф сделал это не из-за любви, и не приняла его галантное предложение.

Александра смотрела в окно, как будто знакомая сцена захватила все ее внимание. Но сейчас Драмм испытывал смущение. Он не мог больше продолжать подобные отношения. Девушка близка ему здесь и сейчас, но потом придется расстаться. Слишком велики различия в их положении. Следующие недели будут очень трудными, поскольку она так близко и нет других женщин, чтобы отвлечь его. Надо будет все время напоминать себе, что Александра кажется ему такой привлекательной в основном из-за этого.

Драмм обрадовался, что она выбрала именно этот момент для разговора, так как мысли о грядущем расставании угнетали его.

- Я знаю, вам наверняка тоскливо, что ваши друзья уехали, - сказала Александра, увидев выражение его лица. - Скоро вы сможете присоединиться к ним.

Он рассмеялся.

- Вы считаете меня таким же маленьким, как Кит или Роб? Бедный мальчик, так? Не беспокойтесь. Я и раньше разлучался со своими друзьями. Мне их не хватает, но должен сказать, что свободы передвижения не хватает гораздо больше.

- Скоро вы будете прыгать на костыле. Но еще не сейчас, - торопливо добавила она, заметив, как загорелись его голубые глаза. - Вам нельзя даже пробовать ходить, пока доктор не разрешит. Это по меньшей мере еще несколько недель. - Его разочарованный вид вызвал у нее чувство жалости и непонятной нежности. - Тут требуется время, и вам еще повезло. Знаете, что доктор Пэйс сказал: во времена молодости его отца вам бы просто отрезали ногу из-за переломов? Просто ужас! Тогда даже не пытались фиксировать поломанные конечности! Вам повезло жить в настоящее время. Доктор считает, что провел лечение правильно и вам не грозят никакие последствия - если будете осторожны.

- Вы действительно считаете, что я не старше Роба. - Он улыбнулся. Обещаю, буду вести себя хорошо. Мне не терпится начать ходить, но еще меня волнует, что я продолжаю оставаться для вас тяжелым бременем. У вас не было ни минуты покоя и отдыха с той поры, как я свалился с лошади, можно сказать, прямо вам на голову.

- Никакое это не бремя. Мне жаль, что вы пострадали, но, по правде говоря, ваше появление очень оживило наше существование. - Ее щеки покраснели, это было заметно даже при тусклом сумеречном свете. - Да, это так, - словно защищаясь, продолжала она. - Я не хотела бы говорить, что вы правы и у нас не было ни минуты покоя после вашего появления, поскольку для нас с мальчиками ваше присутствие стало чудесным подарком! До этого наша жизнь текла скучно, изменялись только времена года. И мы не понимали, как однообразно живем, пока не приехали вы. Так что, думаю, все справедливо, нас надо было встряхнуть и показать, насколько широк мир. Мальчики учатся быть джентльменами, и за короткое время я встретила больше людей, чем за годы.

- Но почему так происходит? - прямо спросил он. Александра заколебалась, но не из-за прямоты вопроса, а потому что хотела ответить честно. Наступило опасное время суток. Если не хочешь наделать глупостей, надо зажечь лампы, потому что наступал вечер, а в сумерках легче раскрываются секреты. Может быть, пришло время, когда их надо раскрывать. Она ценила мнение Драмма, уважала его суждения и считала равным себе, хотя прекрасно знала, что, по мнению света, она стоит гораздо ниже. Но, в конце концов, они находятся вдали от света, и граф стал ей другом. У нее очень давно не было друзей.

Нет, решила девушка, он не совсем друг. Она видела, что граф спокойно ждал ее ответа, как будто это имело для него какое-то значение. Александра не могла поверить, что это в действительности так. Ей никогда не удавалось чувствовать себя с ним спокойно, потому что она не могла забыть: Драмм мужчина и могущественный аристократ, Если бы он был здоров, она скорее всего онемела бы от страха и смущения в его присутствии. Ранение поставило графа на тот уровень, с которого он мог общаться с ней, но не более того. И благодаря этому стечению обстоятельств девушка обнаружила, что он обладает теми качествами, к которым всегда тянулась ее душа.

Она смотрела на Драммонда, гадая, почему он имеет такое влияние на нее. Его лицо не красиво, но весьма выразительно - незабываемое, отражающее характер, полное яркой мужской привлекательности. Он высок и худощав, хотя это не повод сомневаться в его силе. Граф бы ни за что не подошел на роль Ромео, но Александра ясно видела его в образе мудреца-соблазнителя Оберона. Он умный, смелый, обходительный, остроумный и добрый.

Девушка не боялась его, потому что не могла себе представить, что он коснется ее, хотя думала об этом каждый раз, когда смотрела на него, и могла только надеяться, что не краснеет, как случалось с ней при каких-нибудь стыдных фантазиях. Стыд в основном охватывал ее потому, что - она была уверена - это жалкие фантазии. Ее опыт близости был очень ограниченным, а знание мужчин, не слишком старых и не слишком молодых, вообще отсутствовало. Она очень хорошо понимала, что мужчина, находящийся перед нею, сосредоточивает в себе все, чего ей никогда не добиться. Он титулован, богат и недосягаем. Эта недосягаемость идет не только от его положения, в нем самом есть что-то неприступное.

Александра не ожидала, что еще когда-нибудь услышит о нем после отъезда. Когда Драмм уйдет, то уйдет навсегда. Это печально, но, может быть, не плохо, потому что делало возможной ту искренность между ними, которая не возникла бы, если бы они собирались еще увидеться. Между ними не может быть ничего, кроме, пожалуй, искренности.

К ответу на его вопрос надо идти осторожно, высвобождаться медленно, она не может сразу сказать правду.

- Почему так происходит? - тихо повторила она, избегая его взгляда и снова рассматривая собирающиеся фиолетовые тени во дворе. - Я не встречаюсь ни с кем потому, что мы живем вдали от людей.

- Здесь неподалеку есть школа, и наверняка имеются жены учителей, с которыми можно подружиться, и молодые учителя, с кем бы вы могли проводить время.

Он увидел, как Александра едва заметно криво усмехнулась.

- Мой дорогой сэр, - ответила девушка так тихо, что ему пришлось сдержать дыхание, чтобы услышать ее, - с меня вполне достаточно совместной жизни со школьным учителем. Кроме того, - быстро добавила она, - мистер Гаскойн не пользовался популярностью, даже среди своих коллег. Те, кто его ценил, не привлекают меня, а с остальными местными мужчинами у меня мало общего. - Александра горько улыбалась, ее голос стал резким и отрывистым, когда она повторила те слова, что были брошены ей в лицо перед единственной и крайне неудачной поездкой в Бат: - Я слишком хорошо образованна для своего сословия, все мои заслуги состоят как раз из этого образования и моей молодости, которая быстро проходит.

- Сколько вам лет? - спросил он так же тихо, чтобы не разрушить это странное мгновение откровенности.

- Двадцать четыре, - ответила она. - На выданье в нашей сельской местности и, думаю, даже в Лондоне.

Ее спокойная уверенность всегда удивляла Драмма. А сейчас он понял, с каким трудом ей дается самообладание. Она держалась прямо, но казалась такой беззащитной, стоя одиноко в надвигающихся сумерках, что он пожалел, что не может подойти к ней, обнять и успокоить.

- Но у вас наверняка имеются еще родственники, друзья, люди, которые могли бы ввести вас в более подходящее общество? - спросил он, думая о мужчинах с образованием и обхождением и с достаточным количеством денег, которые могут жениться, на ком захотят. Викарии, отставные военные, купцы, фермеры и тому подобное.

- Не думаю, что это возможно, - сказала девушка.

- Почему? - сразу же спросил он, понимая, что в эту секунду она ответит ему, а позже - нет.

Она вздохнула, открыла рот - и внезапно остановилась, увидев внизу быстро промелькнувшую тень.

- Боже мой! - воскликнула девушка со смесью досады и облегчения, - вы, должно быть, самый известный человек в Англии! К вам еще один гость. - Она вглядывалась во всадника, сквозь вечернюю дымку галопом мчащегося к дому. Или на нас опять нападают викинги!

- Викинги?

- У приезжего светлые волосы, он очень большой и несется во весь опор на огромной белой лошади.

Драмм хрипло рассмеялся.

- Действительно, викинг. Он утверждает, что является их потомком, и сражался с такой же храбростью, когда был в армии. Но не волнуйтесь, ему больше не надо воевать, он может одним своим обаянием заставить жертву отдать любые сокровища. Это Эрик Форд, - отчаянно пытаясь не сбиться с шутливого тона, продолжил Драмм. - Брат леди Далтон. Да, черная, как цыганка, женщина и светлый, как солнце, мужчина, но они сводные брат и сестра и очень привязаны друг к другу. Она говорила, что он приедет. Не знал, что это случится так скоро. Простите, вы, должно быть, уже сыты моими друзьями.

Александра невольно поправила волосы, глядя на нового гостя.

- Нет, - заверила она, - никакого беспокойства. Я спущусь и пришлю его к вам.

Драмм, нахмурившись, смотрел, как она поспешила пригласить в свой дом высокого светловолосого незнакомца.

- Мисс Гаскойн, - произнес Эрик Форд, и ее ладошка утонула в огромной руке. - Я разминулся с сестрой, не правда ли? Но ни о чем не жалею, поскольку встретил вас.

Александра подняла глаза. Она знала, что Драмм высокого роста, хотя никогда не видела его стоящим. Но этот мужчина был гигантом. Не толстый, но большой, ширококостный. Одет небрежно, но подобающим образом - в плотно облегающую куртку, демонстрирующую замечательно широкие плечи, желтовато-коричневые бриджи, обтягивающие длинные мускулистые ноги в блестящих полусапожках. Густые волосы медового цвета обрамляют классически красивое лицо, и карие глаза искрятся теплой улыбкой, когда он смотрит на нее.

У Александры перехватило дыхание при взгляде на него, поэтому она решила не принимать всерьез его комплиментов. Такие мужчины, как он, не флиртуют с деревенскими женщинами, подумала девушка, значит, это просто его обычный способ обращения с представительницами прекрасного пола.

Но он, должно быть, вспомнил о цели, с которой приехал, Потому что улыбка сошла с его лица и он тотчас спросил:

- Граф в порядке? Он еще здесь?

- Граф Драммонд прекрасно себя чувствует. Он сильно ушибся, но уже выздоравливает. Пожалуйста, поднимайтесь, его комната наверху. Вы приехали издалека? Вы не голодны? - с запозданием поинтересовалась Александра, подумав, сколько потребуется еды, чтобы накормить такого большого мужчину.

- Я всегда голоден, - со смехом ответил он, - но не беспокойтесь, я обойдусь.

- Никакого беспокойства, - сказала она, покраснев оттого, что он продолжал держать ее за руку. Когда девушка опустила глаза, Эрик заметил направление ее взгляда и отпустил руку. Она быстро отдернула ее. Поднимайтесь, а я принесу вам перекусить, - произнесла хозяйка дома. Немного курицы, может быть? Или ветчины? Или несколько кусочков пирога с мясом? Вы предпочитаете пиво, чай или вино?

- Да, спасибо, - неопределенно ответил он, улыбаясь ей, прежде чем повернулся и начал подниматься по лестнице.

***

- Ну кто бы мог подумать, что твое несчастье закончится так славно, заявил Эрик, быстро входя в комнату. - Попал прямо в горшочек с медом, верно? Честно, она миленькая малышка. Черт! У тебя что-то с ногой? - спросил он, обходя кресло Драмма и с профессиональным интересом бывшего солдата оглядывая его ногу. - Это хороший повод оставаться здесь до бесконечности.

- Она добропорядочная девушка, - коротко произнес Драмм, накидывая на ногу халат жестом старой девы, прикрывающей свои лодыжки. - И тебе все кажутся малышками. Пострадали моя нога и голова, и мне еще повезло. Все могло окончиться серьезнее. Кто-то стрелял в меня, Эрик, - уже без усмешки сказал граф. - Мне говорят, что какой-нибудь парнишка целил во все, что движется. Но я слишком много повидал в жизни, чтобы на этом успокоиться. Вот в чем все дело. Хотел бы узнать правду, но привязан здесь, как будто меня прибили к полу. - Он разочарованно стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

Эрик поднял брови.

- Мой конь упал на меня. Не волнуйся так, он в порядке, - с тонкой улыбкой добавил Драмм. - Он сломал мне ногу в двух местах, так что теперь потребуется целая вечность, чтобы она срослась. С головой дело обстоит лучше, хотя доктор убежден, что она отвалится, стоит мне только кивнуть посильнее. Я рад, что ты приехал, мне нужен кто-нибудь, кто смог бы разведать тут все и выяснить, что случилось и кто за этим стоит. Ты старый следопыт, с чутким носом и зоркими глазами. И кстати, нечего их пялить на мою хозяйку. Если ты не серьезно настроен, а ты никогда не бываешь серьезен.

- Но я же становлюсь старше,- сказал Эрик, опираясь широким плечом о стену возле окна. - Серьезность появляется, как седые волосы: в одно утро ничего, а на следующее - целый пучок. Но я не буду тебе мешать, если скажешь.

Лицо Драмма сначала окаменело, а потом на нем появилось сердитое выражение.

- Мои интересы - это интересы благодарного пациента. Я хочу, чтобы ты понял: она - сельская девушка, бесхитростная, а ты - непревзойденный ловелас. Но поступай как знаешь, ты всегда делаешь все по-своему. И все же я бы предпочел, чтобы ты сейчас поработал на меня, а не ухаживал за хозяйкой дома.

- Одно другому не мешает, - с широкой улыбкой заявил Эрик. - Буду рад. Я тут как раз маялся без дела. И может быть, мне действительно пора остепениться и обзавестись потомством. Ну а пока послужу у тебя курьером. Ты кого-нибудь подозреваешь? У кого есть повод расправиться с тобой?

- Понятия не имею. Я грешу не больше, чем все остальные, - пожал плечами Драмм.

- Но у тебя денег и власти больше, чем у всех остальных, - возразил Эрик. - Ну же, давай, ты ведь обдумывал какие-нибудь варианты. Даже святой может наступить кому-нибудь на ногу.

- А как, ты считаешь, они становятся святыми? - со смехом произнес Драмм. - Если будешь постоянно наступать кому-то на ноги, очень скоро станешь мучеником. Я, однако, в святые не гожусь, так что этот вариант можно исключить.

- Хорошо, так кто может быть настроен к тебе настолько недоброжелательно? У кого есть на это причина? Кто-то, задолжавший тебе так много, что хочет избавиться от долга, и немедленно? Или у кого-нибудь гулящая жена, и он считает, что она наведывалась в твою постель? Или кто-то считает, что ты скомпрометировал его дочь? Бывают и другие причины. Вспомни, ты недавно не увольнял никого из слуг? Что, если он в раздражении решил восстановить попранную справедливость?

Драмм расхохотался.

- Так вот что ты обо мне думаешь! Нет. Я не ссужаю никого деньгами и не заключаю пари на большие суммы. Я не путаюсь с замужними дамами. Мой принцип - не согревать постель женатого мужчины. Я плачу за все свои удовольствия и не развлекаюсь с невинными. - Он подумал об одной невинной особе, с которой испытывал огромное искушение развлечься, и быстро продолжил: - И, как бы странно это ни казалось, я уделяю внимание слугам. Тщательно отбираю их и назначаю большую пенсию, когда они заканчивают свою службу. Нет, думаю, что напавший на меня, если таковой был, должен знать меня со времен работы против Наполеона. Тогда я не особо придерживался моральных принципов. Делал то, что должен и когда должен. Я нажил себе врагов, и вполне заслуженно. Если это один из них, то он к тому же хорошо подготовлен. Вот почему я обратился за помощью к тебе. Ты способен на большее, чем быть просто курьером.

- Надеюсь, - ответил Эрик. - По крайней мере постараюсь. Где мне остановиться? Здесь недостаточно места, даже чтобы просто стоять. Прелестный образчик ранней английской архитектуры, но я сверну себе шею, если не буду складываться пополам, хотя таким образом мне удастся лучше рассмотреть мисс Гаскойн. - Он с интересом заметил, что при упоминании возможности заигрывать с его хозяйкой лицо Драмма приобрело кислое выражение. - Так что, располагаться на открытом воздухе, как в добрые старые дни?

- Нет необходимости, - ответил Драмм. - Здесь есть сарай. Тебе не придется спать вместе со скотиной, наверху имеются удобные помещения.

- Сарай? - переспросил Эрик. - Который невозможно не заметить, когда подъезжаешь? Со странным пристроенным крылом, с которого еще сыплются свежие опилки? Твоих рук дело, так говорят в этом населенном пункте.

- Моих, - мрачно признался граф. - Ну что ж, я должен был его построить, хотя бы для того, чтобы дать повод посудачить местным жителям, верно? Дело в том, что мне поначалу требовался постоянный уход, я не мог позволить, чтобы Алли - мисс Гаскойн - сбилась с ног или чтобы мои люди спали на сырой земле. Просто сарай оказался не таким, как я себе его представлял. Я бы хотел, чтобы ты пожил там. Тебе будет удобно.

- В нем было бы удобно всей армии Ганнибала, - согласился Эрик, глядя в окно. - Вместе со слонами. О! - Он повернулся, когда в комнату с заставленным подносом вошла Александра. - Вам не стоило приносить все это сюда, я был бы рад спуститься вниз.

Она улыбнулась.

- Я подумала, что вы предпочтете компанию графа.

- Именно так, - отрывисто сказал Драмм. - Мне надо кое-что обсудить с Эриком. Спасибо, - запоздало добавил он.

- Не за что, - ответила девушка, с удивлением взглянув на него. Обычно граф не был так краток. - Вы не голодны? Пить не хотите?

- Нет, благодарю, - отказался Драмм.

- Если вам что-нибудь потребуется, дайте мне знать, - сказала Александра и повернулась к двери. Но снова развернулась, услышав шум и звон во дворе. Вместе с Эриком она поспешила к окну и выглянула наружу. Они полностью загородили его, так что Драмм не мог ничего видеть, сколько ни поднимался на руках и ни вытягивал шею.

- Боже мой, - выдохнула Александра.

- Да уж, - промолвил Эрик.

- Кто-нибудь сочтет нужным сказать мне, что происходит? - спросил Драмм, повысив голос и не видя ничего, кроме двух голов, прильнувших друг к другу в попытке разглядеть происходящее во дворе.

Когда Эрик заговорил, в его голосе звучали удивление и нотка сочувствия.

- Кажется, прибыл твой отец. Вначале я решил, что пожаловал сам король, но тут узнал герб на дверце кареты. Он гораздо больше, чем у Георга. Потом следуют еще две кареты, и народу в них достаточно, чтобы заполнить все побережье. Ты готов пристроить к сараю еще одно крыло?

- О Господи, - устало произнес Драмм, опускаясь в кресло. - Простите. Это он сказал Александре.

- За что? - спросила девушка.

В голове ее царила кутерьма. Поскорее бы возвращалась миссис Тук, потому что неизвестно, как ей одной удастся справиться и накормить такую орду.

Драмм молчал. Она еще не знает, но скоро все поймет, и тогда извинения не помогут.

Глава 11

Александра догадалась бы, что человек, стоящий у ее дверей, - отец Драмма, даже если бы ей не сказали об этом. Он тоже был высок и худощав, и с гордостью, с которой другой носил бы корону, он предъявлял свой замечательно большой орлиный нос. Пожилой граф так высоко держал серебристо-белую голову, что должен был смотреть сверху вниз на окружающих. Его лицо состояло из сплошных углов, кожа туго обтягивала скулы, лишь пара морщин образовывала жесткие линии у рта - так будет выглядеть Драмм, когда станет старше. Но губы у отца были тоньше, чем у Драмма, или он поджимал их, превращая рот в прямую линию. И глаза серые, как кремень. Им не хватает удивительной красоты, отличающей лазурные глаза его сына, и явно не хватает теплоты.

Новый гость одет безукоризненно - сочетание черного с белым, и единственные цветные нотки, дополняющие наряд, - это серебряный блеск гравированного набалдашника трости и золотой - монокля в затянутой в перчатку руке. По крайней мере он не стал разглядывать Александру в монокль, иначе сильно разозлил бы ее.

Жесткий, гордый человек, подумала она, и считает такие качества достоинством. Она узнала эту породу. Мистер Гаскойн, маленький, жилистый простолюдин, с личиком скорее обезьяньим, чем человеческим, тем не менее лучше всех понял бы этого аристократа.

- Я прибыл, чтобы повидать своего сына, - произнес он, слегка кивнув головой, что можно было принять за приветствие или за намерение наклониться, чтобы войти в низкую дверь. - Мне сообщили, что он здесь.

Высокомерный джентльмен даже не соизволил спросить ее имя, не говоря уже о том, чтобы представиться самому. Александра почувствовала, что начинает сердиться. Она, может быть, не привыкла общаться с графами, но жила с самым большим снобом во всей Англии и знает, как обходиться с непослушными мальчишками и невежливыми мужчинами, насколько бы знатными они ни были.

- Я - мисс Гаскойн, - надменно произнесла девушка, загораживая ему дорогу. - Поскольку его нельзя было переносить после несчастного случая, граф остался здесь с нами.

Гость остановился. Поднял брови.

- Я - Уинтертон, - сказал он, наклоняя голову, и теперь это был, без сомнения, поклон. - Могу я войти? И могу я, с вашего разрешения, повидать сына?

В его голосе прозвучала лишь тень неуверенности, когда он произносил слово "сын". Но этого было достаточно, чтобы Александра поняла: ее гость уязвим больше, чем позволяет себе показать. Она смягчилась. Наклонила голову и отступила.

- Да, конечно, ваше сиятельство. Он в комнате наверху. С ним сейчас его друг Эрик Форд, но я уверена, он будет рад вас видеть.

Граф заколебался.

- Как он?

Александра улыбнулась.

- Очень хорошо, ваша светлость. Он сломал ногу и ушиб голову, но уже поправляется, хотя не так быстро, как ему хотелось бы.

- Как это похоже на него, - ответил граф. Он вошел в маленький холл, продемонстрировав, что трость нужна лишь для эффекта, поскольку его походка была твердой и уверенной. Полный человек средних лет, весь в черном, последовал за графом.

- Прошу прощения, - с раздражением сказала Александра, потому что этого человека она не приглашала и ей уже начинало казаться, будто в ее доме двери нараспашку. - Полагаю, в комнате места хватит только для вашей светлости. Эрик Форд очень крупный мужчина.

- Майор Форд огромен, я знаю, - с тонкой улыбкой ответил граф. - Но для доктора должно хватить места, моя дорогая. Он прибыл из Лондона специально, чтобы обследовать моего сына.

Это прозвучало так, словно до сих пор Драммом занимался какой-то коновал, сердито подумала Александра.

- Доктор Пэйс вправил ему ногу тотчас после падения, - сказала она, пряча руки под передник, чтобы унять их дрожь. - Если бы он не сделал этого или сделал неидеально, то ваш сын остался бы хромым. А теперь, по мнению доктора, все идет великолепно. Он навещает вашего сына каждый день. Собственно, и сейчас должен прийти.

- Хорошо, - ответил граф, поднимаясь по лестнице, - Вы идете, доктор? кинул он через плечо.

- Я подожду, - сказал тот. - Незачем толпиться у пациента, или сердить его сиделку.

Сиделку! Александру захлестнула волна гнева. Если бы она была в лучшем платье - если бы у нее было лучшее платье. Но затем девушка успокоилась, поняв, что лучшее платье только заставило бы их думать, будто она более высокооплачиваемая сиделка.

Она вздохнула и пригласила доктора на кухню, предложив ему выпить чего-нибудь, потому что решила - ее могли назвать и кое-чем похуже. В конце концов гости Драмма так и поступили.

***

- Отец! - сказал Драмм. И попытался встать, старший граф помахал рукой.

- Не делай глупостей, - приказал он. - Сиди. Если бы ты мог ходить, то зачем бы оставался здесь? - Он стянул перчатку и кивнул Эрику: - Майор, добрый день, сэр. Как странно, - продолжил он, подходя к окну и выглядывая наружу. - Когда я съехал с дороги, чтобы дать лошадям передохнуть, то услышал от местных жителей, что твой кузен с женой, их друзья Райдеры, и даже твой огненный сослуживец Далтон с женой побывали здесь сегодня. Вот и майор тут. А я не получил от тебя ни словечка о ранении, и мне пришлось подкупать твоих слуг.

- Я никому не сообщал, - ответил Драмм, откидываясь на спинку. - Они сами все выяснили.

- Может быть, потому, что они такие выдающиеся шпионы. Но я не настолько хорош в интригах, - холодно произнес граф. - И не думал, что мне это потребуется. Я-то считал, что мой единственный сын и наследник даст отцу знать, если будет находиться между жизнью и смертью.

Драмм рассмеялся.

- Ну подумайте сами, отец, как бы я мог сообщить вам, если бы находился между жизнью и смертью? А если не находился, то зачем беспокоить вас? Я решил написать, когда исправлюсь. Какая необходимость зря вас волновать?

- Потому что ты бы ожидал того же самого от меня, - отрывисто произнес граф, поворачиваясь, чтобы посмотреть на сына. Драмм кивнул.

- Очень хорошая причина. Запомню на будущее.

- Надеюсь, тебе не придется это вспоминать. Расскажи, что случилось, пожалуйста.

Драмм быстро изложил основные детали.

- Теперь Эрик начнет расследование, и у нас могут появиться ответы на остальные вопросы, - закончил он.

- Хорошо, - сказал граф. - Что касается этой мисс Гаскойн. Она слишком молода, чтобы быть хозяйкой дома. Где остальные члены семьи?

- Ее родители умерли, - ответил Драмм. - Здесь только Александра и ее братья.

Тонкие брови его отца взлетели вверх, когда он услышал, что Драмм называет хозяйку по имени.

- Не беспокойтесь, сэр, - слегка улыбаясь, произнес тот. - Нами соблюдены все приличия, и на время моего пребывания здесь поселилась достойная пожилая особа.

Граф нахмурился.

- А в остальное время девушка живет тут одна?

- С тремя младшими братьями. Но уверяю вас, что мы все продумали. То нелепое крыло к сараю было пристроено моими людьми, чтобы они могли остаться и помочь ухаживать за мной.

- Ты не был знаком с ней до этого неприятного инцидента? - слишком мягким голосом поинтересовался старший граф.

- Что? - засмеялся Драмм. - Вы не устаете удивлять меня, отец. По крайней мере, ваша оценка моих моральных устоев, мягко говоря, поражает. Нет. Я не ехал к ней, когда произошел несчастный случай. До этого я не касался ее ни взглядом, ни какой-либо частью своей безупречной персоны, до того самого момента, когда она тащила меня, окровавленного, с места падения. А после? Могу утверждать, что она не строит планов на мой счет. Девушка спасла мне жизнь. Я понял, что подозревать ее в каких-то задних мыслях было бы черной неблагодарностью.

- Значит, ты считаешь, что отплатил ей тем, что построил сарай? спросил его отец. - Я не всеведущ, - добавил он, заметив испуганный взгляд Драмма. - Просто в кузнице, где я останавливался по дороге сюда, только об этом и говорят.

- Если бы вы задержались там еще хоть на минуту, то поняли бы, что это все, о чем они могут поговорить. Эта кузница - почти что центр города, как говорят мальчики. Я имею в виду братьев Алли. - Драмм улыбнулся при виде выражения лица графа. - Прошу прощения. Мальчики зовут ее так, и я иногда тоже ненароком оговариваюсь.

- Ничего, если это единственное, что ты делаешь ненароком.

Драмм покачал головой.

- Я польщен такой высокой оценкой моих способностей. У меня разбита голова и поломана нога, и я живу в переполненном доме с добропорядочной дамой, здесь даже чихнуть не удается незаметно, и вы считаете, что я могу прокрасться к девушке и соблазнить ее? Благодарю за такое доверие.

- Я просто гадал, не может ли она прокрасться к тебе с той же целью, задумчиво проговорил его отец.

Драмм выпрямился с внезапно посуровевшим лицом.

- Думаю, если бы вы знали ее, то извинились бы, сэр.

Граф спокойно смотрел на сына.

- Правда? Возможно. Прости меня. Я в эти дни думаю только о матримониальных планах, касающихся тебя. Наверное, я и на других переношу свою нетерпимость.

- Из-за этого я сюда и попал. - Драмм засмеялся, расслабившись. - Я обдумывал вашу лекцию о женитьбе вместо того, чтобы смотреть, куда еду, поэтому несчастный случай, вернее, засада застала меня врасплох.

- Правда? - оживился его отец. - Могу я спросить, о такой леди ты думал? Леди Аннабелл, как я и предполагал? Или о другой?

Эрик, про которого все забыли, заинтересованно взглянул на Драмма.

- Леди Аннабелл? Самая известная особа в лондонском свете? - с кривой усмешкой спросил Драмм. - Как же ее забудешь? Вы превозносите все - от кончиков туфель до ресниц. То, как вы захвачены ею, заставляет меня гадать, стоит ли рассматривать ее в роли будущей жены или предоставить это право вам.

- Если бы я был на десять лет моложе, то твое высказывание не прозвучало бы ни оскорбительно, ни нелепо - уж не знаю, чего ты добивался больше. - Граф отмахнулся от возражений, которые пытался произнести Драмм. Но эта леди прекрасна, хорошо образованна, богата, титулована и очаровательна. Она бы очень устроила меня как невестка и мать моих внуков.

- Вы недооцениваете себя, - сказал Драмм. - Вы в форме, и в лучшей, чем многие мужчины вдвое моложе, и вы богаче остальных, в каком бы возрасте они ни были. Вы и сами желанный объект для замужества. Если подумать, так леди Аннабелл была бы вам самой подходящей женой и наверняка произвела бы на свет лучшего наследника, чем я. Она действительно прекрасна, умна и сдержанна. Но я хорошо ее знаю - не только ее репутацию роковой женщины. Говорят, что она стала вертушкой и кокеткой, потому что предмет ее страсти женился на другой. Выходит, она дважды испытывала настоящую любовь - к двум моим друзьям. Оба были сегодня здесь. Сначала ее отверг Деймон Райдер, кумир ее юности, а потом - успокоительный приз, который она для себя выбрала, - Рейф Далтон. Жестом, странно похожим на жест отца, Драмм поднял руку, чтобы удержать графа от любых возражений. - Пожалуйста, не принимайте их за злодеев. Это не их вина. Они женились по велению своих сердец. И Аннабелл - тоже не злодейка, просто избалованная и эгоистичная особа. Но поскольку я в курсе ее неудачных попыток женить на себе Далтона и Райдера и поскольку я ходатайствовал за них, то между мной и этой леди не было и не может быть любви. Но я не вижу причины, почему это невозможно для вас.

Драмм взглянул на Эрика, чтобы увидеть его реакцию на такое дерзкое предложение, и уловил, как по лицу друга пробежала тень, до того как он успел скрыть свои чувства. Было ли это промелькнувшим отчаянием или гневом, с которым он быстро справился? Неужели Эрик интересуется прелестной Аннабелл? Они встречались, они были знакомы. Аннабелл вовсю стремилась удачно выйти замуж, хотя бы для того, чтобы доказать свету, что она на это способна. Если у Эрика были какие-то намерения в отношении нее, то старый граф окажется трудным соперником. Драмм внезапно понял, что это никакая не шутка. Его отец может привлечь женщину, которой нужен титул, и еще сильнее ту, которая испытала разочарования первой любви.

- Но времена меняются и люди тоже, так что почему бы это не проверить, - быстро добавил Драмм, чтобы рассеять интерес, который он, возможно, пробудил в душе отца. - Я навещу ее, когда встану на ноги и снова появлюсь в Лондоне. Кто знает, что может произойти?

Его отец ответил не сразу. Он стоял, глубоко задумавшись. Потом наклонил голову.

- Действительно, кто знает? - рассеянно произнес он.

***

Сумерки уступили место мягкому синему вечеру к тому времени, как Эрик закончил располагаться в сарае и вышел, чтобы пожелать спокойной ночи другу. Вин, Кит и Роб потянулись за ним, как выводок утят, разговаривая о всякой чепухе по дороге. Граф Уинтертон, стоя у окна, видел огромного светловолосого мужчину и троих мальчишек в золотом свете фонаря, льющемся из открытых окон сарая. Граф от нечего делать наблюдал за веселым квартетом, сцепив за спиной руки и дожидаясь, пока доктор закончит осмотр Драмма.

- Ну и когда он сможет уехать отсюда? - спросил Уинтертон, не поворачивая головы.

- Не раньше чем через месяц, - ответил доктор, поднимаясь с колен. Простите, милорд, - обратился он к Драмму, который, как после пытки, весь побелел и судорожно сжимал губы. - Я должен был проверить все тщательнейшим образом, а это ощущение не из приятных. Но зато теперь я доволен. Кто бы ни занимался вами, он проделал аккуратную работу. Я бы сам не смог сделать лучше. Кости должны срастись, и даже такой выдающийся лекарь, как я, не может вам в этом ничем помочь.

Выражение лица старшего графа не изменилось.

- Так долго? - произнес он. - Наверняка должен быть способ перевезти его до этого.

- Каким образом? - спросил доктор. - Заставить его лететь? Я не могу придумать ничего достаточно безопасного. Дороги все в рытвинах, колеях и кочках, так что лучшие экипажи трясутся и качаются. Мы не можем рисковать его здоровьем, которое с таким трудом было налажено. Если кость сдвинется с места, это будет незаметно до тех пор, пока граф не попытается встать. Нет, ваше сиятельство, он должен остаться здесь, вы ведь не хотите причинить ему вред?

Уинтертон повернулся. На его лице было ледяное выражение.

- Ты улыбаешься? - холодно спросил он сына. - Так счастлив, что остаешься здесь?

- Так непривычно слышать, что кто-то говорит вам нет, - ответил Драмм. - Я изумлен. Кажется, никогда, еще такого не слышал.

Его отец не успел ответить, в комнате началось настоящее нашествие.

- Только не говорите нам, что Драмму придется уехать! - взмолился Роб, первым прибежав в комнату и обращаясь к доктору.

- Роб! - воскликнул Вин, покраснев под взглядом, которым смерил их высокий седовласый человек у окна. Он смотрел так, словно они вошли, не удосужившись перед этим одеться. - Где твое воспитание, ты же не был представлен.

- Это легко исправить, - сказал Драмм. - Отец, доктор, это братья хозяйки дома, по росту - Вин, Кит, а маленький торопыга - Роб. Мальчики, это мой отец, граф Уинтертон, и доктор Рейнз, который специально приехал из Лондона, чтобы осмотреть меня. Он удивлен, что я еще жив, и теперь после его осмотра я тоже удивлен. - Драмм весело взглянул на доктора. - Если я выздоравливаю, то только благодаря тому, что эти ребята делали все, чтобы я не грустил.

- Веселье сердца есть лучшее лекарство, - согласился доктор, и мальчики поклонились новым гостям.

- Эта троица заставит и мертвого ходить, - стоя за спиной, заявил Эрик.

- Это Алли делала все, - запротестовал Роб.

- А если кто-то сейчас же не уйдет, то испортит всю мою работу, донесся из коридора голос Александры, которая, стоя на цыпочках, пыталась заглянуть в комнату. - Вернулась миссис Тук, и доктор Пэйс уже поднимается. Мальчики, пожелайте всем спокойной ночи. Я принесла нашему пациенту поднос с ужином, но не могу его даже внести, уж не говоря о том, чтобы поставить!

Мальчики снова поклонились и стали выходить.

- Я вернусь утром, Драмм, - выкрикнул Роб, когда братья выталкивали его за двери.

- Удержишь тебя, как же! - рассмеялся Драмм.

- Они называют тебя по имени? - неверяще переспросил его отец, как будто они были в комнате вдвоем.

Александра заговорила до того, как он успел ответить.

- Это моя вина, ваше сиятельство. Видите ли, это имя граф произнес, будучи почти без сознания, и мальчики привыкли называть его так. Мы в сельской местности не так щепетильны, но я не должна была позволять подобной фамильярности.

- Вы так и делали, - напомнил ей Драмм. - Но я отдал противоположный приказ. Было бы нелепо, если бы они обращались ко мне "ваше сиятельство", когда вся моя жизнь зависела от них.

- И все-таки я должна была поправить их. - Она наклонилась, чтобы поставить поднос на столик возле него. Ее голос звучал спокойно и размеренно, но Драмм заметил, что руки у нее дрожат. - Это правда? спросила Александра, глядя ему прямо в глаза. - Вы нас покидаете?

На ее лице отражалось только сдержанное любопытство. Но она не сводила с него глаз, когда выпрямилась, и задержала дыхание, пока он не ответил. Драмм тоже не отводил взгляда, такого же глубокого и печально-синего, как наступающая ночь. Он меланхолично покачал головой. Александра с облегчением выдохнула.

- Нет, несчастная леди, - слегка улыбаясь, сказал Драмм, - мне еще не позволено уехать. Очень сожалею, но, похоже, меня отпустят только тогда, когда я смогу в вальсе спуститься по лестнице вместе с вами.

Она улыбнулась ему с облегчением, которого не могла скрыть.

- Это новая лондонская мода? Вальсировать на лестнице? Тогда я рада, что живу в деревне.

- Так же как и я, - засмеялся Драмм.

Доктор улыбался, глядя на них, Эрик смотрел с интересом, но граф, переводя взгляд с одного на другую, только хмурился.

Выражение недовольства на его лице было незаметно по сравнению с тем, которое перекосило лицо доктора Пэйса, когда тот вошел в комнату. Он не стал терять времени с больным и не заинтересовался старым графом. Все его внимание привлек другой медик.

- Ну, сэр, - произнес он сразу после того, как был представлен, - что вы можете сказать о нашем пациенте?

- Только то, что уже сказал, - ответил второй доктор, - я и сам не справился бы лучше.

- В самом деле? - доктор Пэйс покачался на каблуках. - Ну-ну. Спасибо, это приятно слышать.

- Я рада, что доктора нашли общий язык, - раздался от дверей голос миссис Тук, - но уже поздно, мистер Пэйс, ваша жена, бедняжка, чуть не засыпает на кухне и умоляет вас отправиться домой.

- Хорошо, миссис Тук, - сказал Пэйс. - Думаю, достаточно с вас докторов на сегодня, сэр, - обратился он к Драмму, разглядывая его бледное лицо. - Вы неплохо справляетесь, но все изменится, если мы будем постоянно вас беспокоить. Увидимся утром. Доброй ночи.

- Да, доброй ночи, Драммонд, - отрывисто проговорил граф. - Мне тоже надо отправляться на ночлег. Вы идете, доктор Рейнз? - спросил он, подходя к двери, не дожидаясь ответа. Но резко остановился, увидев миссис Тук.

Женщина смотрела на него, не отводя взгляда, одновременно печального и удивленного. Граф Уинтертон нахмурился с озадаченным видом.

- Миссис Тук? - странным голосом спросил он; - Но я, кажется, знаю вас?

- Конечно, знаете, - приседая в поклоне, ответила она. - Я... была Розалиндой Осборн, хотя с тех пор прошло много лет.

- Розалиндой? - ошеломленно повторил граф. - Но вы - и миссис Тук?

Она кивнула, опустив глаза.

- Да, милорд. Я вышла замуж за Леона Тука, помните? Молодого человека, который пришел, чтобы продать моему отцу лошадь, и остался, чтобы забрать меня с собой? Наверное, не помните, - тихо проговорила она. - Люди, как правило, помнят сам скандал, а не имена его участников.

Высокие скулы графа покрылись красными пятнами.

- Да, теперь я припоминаю. Вначале ваше имя мне ничего не говорило. Я слышал, что вы овдовели, приношу свои соболезнования. Как вы поживаете, если исключить эти печальные обстоятельства? - со своим обычным вежливым видом поинтересовался он.

- У меня все в порядке. А вы, сэр?

- Как видите. - Он плавно повел рукой. - Я процветаю, как все злодеи. И благодарю за ваше участие, теперь я вижу, что Драммонду повезло, он окружен лучшей заботой.

- Благодаря Александре, - ответила миссис Тук, спокойно глядя ему в глаза. - Я просто предложила свою помощь.

- Да, конечно. Вы оказали мне услугу, и я благодарен. Если могу что-нибудь сделать для вас, то надеюсь, вы без ложной скромности скажете мне об этом.

- Мой дорогой сэр, - произнесла она, выше поднимая голову, - я не нуждаюсь в награде.

Граф Уинтертон кивнул и слегка поклонился. Теперь он держался явно холодно.

- Я должен идти, - обратился отец к Драмму. - Мы с доктором поселились далеко, самое близкое доступное жилье находится в часе езды отсюда. Я тоже считаю, что тебе нужен отдых так же безотлагательно, как мне. Я вернусь утром, - добавил он со стальной ноткой в голосе, которая прозвучала как угроза, и сверху вниз посмотрел на миссис Тук, потом на Александру и, наконец, на своего сына.

Глава 12

- Так намного лучше! - с энтузиазмом заявил Драмм после того, как Граймз на следующее утро осторожно помог ему опуститься в кресло. - Почему я не подумал об этом?

- Если я не могу вылечить вас так же хорошо, как доктор Пэйс, то по крайней мере могу обеспечить некоторые удобства, - удовлетворенно сказал доктор Рейнз.

- Я должен был позаботиться об этом, - с досадой произнес доктор Пэйс.

- Нет, это я должен был, - печально промолвил Граймз.

- Не корите себя, доктор, вы сделали предостаточно. А ты, Граймз, привык иметь дело со здоровыми людьми, - сказал им Драмм. - Но какая огромная разница. Такое простое решение и такое облегчение. Боже! Я никогда больше не буду издеваться над стариками. Кто бы мог подумать, что я дойду до этого, - несколько подушек снизу и несколько под ногой преобразят всю мою жизнь? Теперь я могу смотреть в окно, не грозя вывихнуть себе шею, и передо мною раскрылся целый мир. Это так же интересно, как поездка за границу.

Он посмотрел вниз, во двор, и впервые с тех пор, как его принесли в дом, увидел его полностью. Драмм поморщился. Сарай был еще хуже на фоне остальных владений, но даже так местечко казалось очаровательным.

Он осматривал окружающий дом ландшафт. Садик напротив был ухоженным, на лужайке скошена трава, подъездная дорога разровнена граблями, а живые изгороди подстрижены, и на них уже появились первые розовые бутоны. Вид был деревенский, но аккуратный и милый. Утренние лучи солнца сверкали на поверхности воды вдалеке - мальчики как-то говорили о пруде.

Лучше всего было то, что он теперь мог видеть всех уходящих и приходящих. Его люди тренировали лошадей. Александра поливала свой садик. Ветерок шевелил складки розового платья на ней, он видел золотистые нити в не прикрытых шляпкой блестящих каштановых волосах. Драмм улыбнулся и поднял руку, чтобы помахать ей, но затем медленно опустил ее. Девушка не увидит приветствия, потому что из сарая к ней уже подбежал Эрик.

Высокий, широкоплечий, подтянутый, он возвышался над девушкой, а его длинные медные волосы казались золотыми при ярком свете дня. Медь и золото хорошо смотрятся вместе, подумал Драмм с посуровевшим лицом, глядя, как она подняла руку, заслоняясь от солнца, посмотрела на Эрика и улыбнулась улыбнулась! Даже сверху Драмм видел, какая у нее сияющая улыбка.

- Да, строительство сарая было ошибкой, - прокомментировал его отец, заметив, как с лица Драмма сползла улыбка. - Может быть, тебе удастся разрушить его до своего отъезда.

- Нет. - Драмм был рад, что отец не так понял перемену его настроения. - Они нуждаются в свободном помещении и уже придумали дюжину способов, как им воспользоваться. Может быть, мне удастся его перестроить.

- Сомневаюсь, что хозяйка дома позволит тебе это сделать, - сказал отец, не сводя глаз с сына, который, в свою очередь, пристально разглядывал пару во дворе. - Она производит впечатление непреклонной молодой особы. Мы с доктором проснулись рано и выехали из гостиницы с первыми лучами солнца. Я не мог дождаться, когда же мы оттуда уедем! Могу только надеяться, что не увезу домой какое-нибудь постоянное напоминание об этом месте, - добавил он, отряхивая рукав. - Значит, мы прибыли раньше, чем намеревались, - продолжал старший граф. - Хозяйка дома заставила нас дожидаться в гостиной, пока слуга оденет тебя. Она была вежлива и почтительна и даже подала нам завтрак, но не позволила подняться к тебе, пока Граймз не доложил, что все в порядке.

- Думаю, она бережет мое чувство собственного достоинства. Не так уж много у меня его осталось. Кажется, я стал одновременно стариком и младенцем, - пробормотал Драмм. - Я беспомощен. Это неприятно. Это не твоя вина, Граймз. Я могу терпеть боль, но зависимость унижает. - Он все смотрел на пару внизу. - Я вынужден сидеть здесь, вариться в собственном соку и ждать, пока все остальные придут рассказать мне новости, принесут еду и составят мне компанию. Я не могу ни ходить, ни ездить верхом, ни даже выйти посидеть на солнышке. Уже не говоря об унизительности купания и прочего... Он хрипло рассмеялся. - И я еще никогда так много не жаловался. Неудивительно, что старики и дети капризничают!

- Доктор, Граймз, если вы уже закончили, могу я побыть с сыном наедине? - спросил граф. - Я собираюсь скоро уезжать и хотел бы дать ему несколько отцовских советов. Вы можете подойти с предписаниями, когда я закончу, господа медики. Не будете ли настолько любезны?

Все трое уже выходили из комнаты. Граф дождался, пока дверь закроется, все время наблюдая за сыном, не сводящим глаз со своего друга и хозяйки во дворе.

- Кажется, он ей нравится, - произнес граф, глядя на сына. - Не самый плохой выбор для нее. Хотя майор мог бы подыскать и кого-нибудь получше.

Драмм резко повернул голову, пригвоздив отца к месту взглядом ярко-голубых глаз.

- Не вызывай секунданта, чтобы обговорить условия дуэли, - спокойно сказал пожилой граф. - Не только потому, что я никогда не стану стреляться с инвалидом, но и потому, что говорю правду. У нее нет ни приданого, ни семьи, ни положения. Форд не аристократ, но он из старинной семьи, с деньгами и, конечно, при такой замечательной внешности может целиться повыше.

- Вы стали настоящей свахой, - бесстрастным, как у отца, голосом ответил Драмм. - Как интересно. Большинство людей в вашем положении увлеклись бы коллекционированием бабочек или оружия или бы собирали старинные доспехи. Но каждому свое.

- Я просто высказываю собственное мнение, - безмятежно промолвил граф. - Для этого я и попросил, чтобы нас оставили наедине. И постараюсь быть кратким, пока никто не вошел. Это место, может быть, глухое, но уединенности здесь меньше, чем на углу лондонской улицы. Интересно, почему ты жалуешься на то, что прикован к кровати и одинок. Я бы сказал, что здесь можно только мечтать об одиночестве.

- Одиночество и отверженность - разные вещи.

- Да ты здесь всеобщий любимец. Вот почему я хотел предупредить тебя. Граф сделал шаг или два, остановившись, когда из открытого окна донесся мелодичный смех. Эрик сказал что-то, что развеселило Александру. Внимание Драмма снова было приковано к окну. - Ты жалуешься, что здесь чувствуешь себя одиноким, - говорил граф. - Это так, и это может быть причиной страданий. Когда человек один, у него изменяется восприятие действительности. Я где-то читал, что пленники иногда воображают, что они заодно со своими охранниками и через какое-то время даже могут искренне привязаться к своим мучителям. Я слышал, что люди начинают испытывать теплые чувства к крысам, если достаточно долго находятся вместе в одной темнице. Говорят, один великий воин полюбил паука, поселившегося в его камере, и заботился о нем. Когда человек одинок и беспомощен, он может испытывать самые странные увлечения.

Драмм хмуро посмотрел на него.

- Близость создает атмосферу удовлетворения, - продолжал старший граф, - а одинокому человеку легко принять благодарность за что-нибудь другое. Ты сейчас беззащитен, понимаешь ты это или нет. Эта женщина действительно добросердечна и мила. Но ты знаешь и других таких же, и знаком с десятками дам, которые гораздо красивее. Я вообще сомневаюсь, что ты заговорил бы с мисс Гаскойн, если бы встретил ее в Лондоне. Не надо так оскорбляться, просто обдумай мои слова. - Он снова прошелся по комнате. Еще есть вопрос воздержания, вполне понятная трудность для молодого человека. И не стоит недооценивать чувство соперничества, которое в тебе очень сильно развито. Кроме того, излишняя жалость, поскольку у бедной крошки ничего нет, пробуждает в тебе, как в джентльмене, сострадание. Вместе все эти чувства создают впечатление, что ты неравнодушен к хозяйке дома, даже если ни разу не прикоснулся к ней.

Драмм сидел, словно застыв на месте.

- Я ценю твое трезвомыслие, зная, что ты не думаешь о женитьбе на ней, - говорил его отец, не переставая мерить комнату шагами. - Мезальянс это больше чем социальная ошибка. Посмотри на бедную миссис Тук. Когда она была Розалиндой Осборн, весь мир лежал у ее ног. Теперь она принадлежит к другому кругу и должна работать как крестьянка, зарабатывая себе на пропитание. Я бы не хотел нести такое бремя, как она. И дело не только в деньгах. Она навсегда отрезана от того, к чему привыкла. Мужчина, женившись на даме из низшего общества, ощутит то же самое, как только улетучится его внезапная страсть, а женитьба, как правило, уничтожает всякую страсть. Даже если ты достаточно умен, чтобы избежать брака, - продолжал граф Уинтертон, я бы не хотел, чтобы ты неправильно понял ситуацию и совершил другую ошибку, из-за которой потом придется краснеть. По крайней мере Розалинда своего мужа любила, и думаю, сейчас это является для нее некоторым утешением. Тут же совсем другое дело. Сильно сомневаюсь, что чувством захвачено твое сердце, скорее всего это симпатия и еще бог знает что. - Он помолчал, потом поднял тонкий палец, не давая сыну ответить. - Ты - сущий клад, Драммонд, даже если и отрицаешь это. Я прошу тебя быть осторожным. Я уверен, что эта женщина и не думает охотиться за тобой, но у нее могут быть друзья, которые думают по-другому.

Драмм смотрел на него, и взгляд был так холоден и тверд, что отцу пришлось отвести глаза.

- Я просто высказываю свои сомнения, - добавил старший граф.

Это прозвучало почти как извинение, во всяком случае, из уст его отца, не привыкшего ни у кого просить прощения.

- Александра не такая женщина, - тихо возразил Драмм. - И я не такой мужчина. Я не отрицаю, что она меня привлекает. Я ранен, а не убит. Действительно, мы бы не встретились, если бы я не был брошен буквально к ее ногам, но между нами много общего, и тут ни при чем моя изоляция. Мы испытываем взаимное дружеское чувство, совпадают наши вкусы и чувство юмора. И все-таки я знаю свое место и ее место. И она тоже. Мы оба взрослые, ответственные люди. Ни часы, ни даже недели не могут переменить это. Теперь здесь есть Эрик Форд. В отличие от меня он может предложить ей все. Свое имя и самого себя. И вот еще что я хочу сказать. - Драмм улыбнулся отцу, что подчеркнуло разницу между ними, потому что, когда он улыбался, они совсем не были похожи. - Вы считаете, что я большой подарок, отец. Не все так думают. Мое имя и деньги - это главные достоинства, и я никогда не забываю об этом. А что касается остального? Я умен. Ну и что? Я не красавец, а женщины многое связывают с внешностью, даже вполне разумные. Ну, за это я их прощаю, мы, мужчины, ведем себя так же, верно? Женщина с прекрасным сердцем - это очень мило, но я еще не встречал мужчины, который бы потерял из-за этого голову, если бы ее лицо не было таким же прекрасным. Единственное мое достоинство, кроме титула и богатства, - обаяние, и я очень хорошо это понимаю. В настоящий момент даже от него немного осталось, - с кривой улыбкой произнес Драмм. - Учтите, я инвалид, прикованный к постели и к этому креслу, обидчивый, и раздражительный до крайности. Эрик - исключительно красивый парень, на ногах и с хорошими мозгами. Но дело не в этом. Даже если бы здесь не было Эрика, чтобы отвлечь ее, даже если бы я пылал к ней страстью, а она ко мне, вам все равно незачем было бы беспокоиться, что я забудусь, потеряю контроль или допущу какое-нибудь безумство, потому что влюбился безрассудно. Я не способен на это. Вот почему я до сих пор один. Думаю, это самая большая трагедия моей жизни.

- Мне печально слышать твои слова, - сказал пожилой граф. - Я бы счел рассудительность ценным качеством.

- Вы никогда не любили маму?

- Почему же, любил. Но видишь ли, я знал, что имею на это право. Я никогда не позволял страсти или какой-то своей причуде столкнуть меня с жизненного пути, и позже у меня никогда не было причины пожалеть об этом. И тебе не стоит. Некоторые мужчины влюбляются в зрелом возрасте. У тебя есть время, чтобы найти женщину, которая станет для тебя единственной и на которой ты сможешь жениться.

Драмм с удивлением смотрел на отца. Тот никогда не говорил ему таких добрых слов.

- У тебя пока есть время, но бриллиант не найдешь, если не будешь его искать. Когда вернешься в Лондон, - продолжал граф, - я настаиваю, чтобы ты еще раз подумал о леди Аннабелл. Считаю, она может многое предложить. Как женщина обиженная, она оценит, если кто-то сейчас проявит к ней участие. Если она не в твоем вкусе, то обдумай кандидатуры дочери Трелони, или племянницы Максвелла, или младшей сестры леди Эббот. Члены этих семейств обращались ко мне, и я разузнал про них все. Любая из этих девушек подойдет.

- Как будто выбираешь скаковую лошадь? - Спросил Драмм, и его брови поползли вверх.

- Да, - спокойно ответил отец, - очень похоже. Я не настолько бесчувственный. Любовь может прийти, если все, остальные барьеры преодолены. Но сравнение хорошее. Взвесь родословную и темперамент, внешность и цену. Потом прими взвешенное решение и посмотри, что произойдет. Уверяю тебя, они все точно так же поступают с тобой.

- Отец, - раздраженно произнес Драмм, но не успел продолжить, потому что раздался стук в дверь. - Да? - сказал он.

- Простите, что прерываю вас, - донесся из-за двери голос Александры, но вам пора принимать лекарство.

- Мы покончили с родительскими советами, отец?

Граф кивнул:

- Что тут еще скажешь?

- Не могу себе представить, - промолвил Драмм, - и это меня радует. Входите, Александра, - позвал он. - Наша частная конференция закончилась.

Она открыла дверь и вошла, внеся с собой струю свежего воздуха, благоухающего весенними ароматами. Ее желтое платье казалось кусочком солнышка, и улыбка сияла лучезарно.

- Я принесла вам поесть и выпить, чтобы заглушить вкус лекарства, сказала Александра.

У нее на подносе стояли тарелка пирожных со взбитыми белками, печенье, блюдечко варенья из ягод и несколько ломтиков сыра. Маленькая вазочка с ландышами украшала поднос. С веселым удивлением Драмм смотрел, как девушка ставит поднос рядом с ним. Она отступила, оглядела свою работу и нахмурилась. Несколько стебельков выпали из вазочки из-за того, что их кремово-белые колокольчики оказались слишком тяжелыми. Девушка наклонилась, чтобы поправить их, как раз когда Драмм потянулся за ложкой. Его рука сбоку задела ее грудь.

Оба вздрогнули как ужаленные. Но девушка обычно была так спокойна, а молодой граф таким собранным, что казалось, будто они подскочили. По крайней мере сердце Александры бешено застучало. А Драмм отдернул руку, словно прикоснулся к огню. Граф прищурился.

- Доброе утро, ваше сиятельство, - входя в комнату, сказал Эрик. - Что это? Неужели человеку надо сломать ногу, чтобы получить такие пирожные? Все, что дали мне на завтрак, - бекон, яичница, хлеб, почки и ветчина и абсолютно ничего редкого и изысканного.

- Но миссис Тук испекла их только что, - обескураженно поторопилась объяснить Александра.

- Это не единственный деликатес, который я вижу здесь и не видел за столом во время завтрака, - заявил Эрик, улыбаясь и глядя на Александру с восхищением. - Что надо сделать человеку, чтобы вы согласились составить ему компанию во время еды?

Драмм выпрямился. Эрик взглянул на него, и их взгляды встретились.

- Я спущусь, - сказал пожилой граф, - и переговорю с докторами.

К тому времени, как Драмм очистил поднос, не без помощи Эрика, граф вернулся в комнату. За ним шли оба медика. Они хмурились. Драмма несколько смутило серьезное выражение их лиц.

- Я решил забрать тебя домой, - объявил граф Уинтертон. - Да, невзирая на то, что советуют доктора. Но получив от них разрешение. Это нежелательно, но возможно со всеми предосторожностями, которые я собираюсь предпринять. Мы достанем одно сиденье из самой большой и устойчивой кареты. Тогда ты сможешь лежать на спине. Мы разместим там импровизированную кровать и усилим фиксацию твоей ноги тем, что наложим еще одну шину поверх первой. Потом тебя обмотаем одеялами и закрепим так, что если будет трясти, то это никак не отразится на раненой ноге. Поездка похожа на то, как тебя внесли в дом на двери, только гораздо удобнее. Мы поедем медленно и осторожно. Доктор Рейнз будет нас сопровождать. Таким образом, ты вернешься домой в целости и сохранности, чтобы восстанавливать силы в окружении собственных слуг, готовых всегда прийти на помощь.

- Это неожиданное решение, - сказал Драмм.

- Это очень разумное решение, - ответил его отец. - И кроме того, единственное. Подумай, какой смысл тебе и дальше досаждать мисс Гаскойн? Собирать толпу в ее доме, нарушать спокойное течение ее жизни, ломать все планы и всем здесь мешать? Или причинять беспокойство миссис Тук, отвлекая ее от собственной семьи? У тебя будет достаточно свободного места, развлечений и компаний дома. Я подумывал, не отвезти ли тебя к себе, но решил, что тебе будет лучше в Лондоне. Кроме чисто городских удобств, весь свет, все твои друзья смогут посещать тебя. Могу сказать, что это будет похоже на выздоровление в стенах твоего клуба. Так гораздо удобнее абсолютно для всех. Ты так не считаешь?

Драмм взглянул на Александру. Она выглядела подавленной, да и он чувствовал себя неважно. Было чудесно думать о возвращении домой, и в то же время возникало странное нежелание возвращаться. Он не пришел в восторг от того, что его повезут по лондонским улицам, как младенца в коляске. И ему не хотелось устраивать выставку из своего увечья, становясь центром внимания для бездельников и болтунов, считающих, что они его развлекают, а на самом деле вызывающих у него одну только головную боль. Или, еще хуже, превращаясь в мишень для целой армии питающих беспочвенную надежду мисс и их мамаш.

Ему нравятся деревенская тишина и разговоры с мальчиками. Они будут скучать по нему, и ему тоже будет не хватать их, и ежевечерних уроков, и долгих бесед с Александрой. Он отбросил эту мысль так же быстро, как отшатнулся, когда прикоснулся к ее груди. Вместо этого он подумал: кто же будет направлять Эрика в его поисках, и сарай, кто же позаботится?..

Драмм одернул себя. У него почему-то было тяжело на сердце, его ужасала мысль о том, что надо уезжать. Это многое объясняло. Он просто придумывает оправдания.

Отец прав: он получает слишком большое удовольствие от пребывания здесь. Этот маленький домик стал его миром, он заслоняет от него настоящий мир. У него есть долг и обязанности, и одна из них, как джентльмена, - не обнадеживать кого-то, кому он не может ничего предложить, кроме своей компании.

Оставалось только прислушаться к совету отца. Он принадлежит своему обществу и должен уехать.

- Думаю, меня это вполне устроит, - спокойно сказал Драмм, глядя на отца. - Если только не придется потом до конца жизни ковылять с палочкой из-за вашего поспешного решения.

- Доктора убеждают меня, что все будет хорошо. Мы только должны ехать медленно и осторожно. Я бы ни за что не стал рисковать твоим здоровьем. Ты знаешь мое мнение, но, в конце концов, это твоя нога, значит, тебе и принимать окончательное решение, - заключил граф.

- Пусть будет так, - медленно произнес Драмм. Александра смотрела на него широко раскрытыми глазами, он видел, как в них отражается солнечный свет. В комнате наступила полная тишина - все ждали от Драмма окончательного ответа.

- Ну, - с печальной улыбкой спросил он, - есть какие-нибудь вопросы? Все ведь решено, не так ли?

Глава 13

Луна стояла высоко, была уже глубокая ночь, весь мир спал, но Александра знала, что Драмм не спит. Она стояла возле его комнаты и видела, как неяркий свет лампы у его кровати просачивается под дверью. Ей казалось, что это вход в рай. Он мог забыть погасить лампу, мог заснуть, но почему-то Александра была уверена, что Драмм не спит, ощущая такое же беспокойство и нервозность, как она. Девушка крепче сжала свечку, вздохнула и тихо постучала.

- Входите, - спокойно ответил он, как будто ждал ее. Драмм лежал, опершись на подушки и держа книгу в руке. На нем был длинный шелковый халат с красно-золотой вышивкой. Его глаза полуприкрыты, веки набрякли, и он похож на императора, уставшего после трудного дня, в который ему пришлось налагать на своих подданных тяжелую кару.

- Вы в порядке? - сразу же спросила Александра.

- В полном, как всегда, - слегка улыбаясь, ответил Драмм. - Только мысли не дают мне спать. Значит, наши посиделки закончились?

- Я как раз и пришла, чтобы поговорить с вами об этом, - начала она, подходя ближе к его кровати, чтобы не повышать голоса. - Я не могла говорить в присутствии вашего отца, - прошептала девушка, словно опасаясь, что старый граф ее услышит, - а после его ухода с вами были мистер Эрик и Граймз. Потом я должна была мыть посуду. Но сейчас все спят, а утром вы будете слишком заняты для беседы с глазу на глаз, поэтому я рада, что вы до сих пор не спите. Милорд, не считайте, что вы обязаны уезжать! Вы нас не обременяете, и я уже говорила вам об этом. Вы нас совсем не стесняете. И можете оставаться здесь до тех пор, пока не будете в состоянии танцевать на лестнице. Пожалуйста, поверьте мне.

- Я верю. И уезжаю вовсе не поэтому. - Он устало взглянул на нее. Дорогая Алли, - мягко произнес он, - посмотрите на себя! Вы же в ночной рубашке.

Ее рука взлетела к воротнику.

- Она еще более закрытая, чем мои платье, - возразила девушка.

Так и было. Ткань закрывала ее от шеи до кончиков пальцев на ногах. Блестящие волосы были заплетены в косу. Несколько тонких прядок трепетали вокруг лица, слегка покрасневшего, что подчеркивало яркий блеск глаз. Она соблюдала все приличия, но мысли Драмма никак нельзя было назвать приличными. Одно только знание, что она собралась ложиться в кровать, делало ее распутной в его глазах.

- Это не имеет значения, - сказал он, - потому что вы в ночной рубашке. Мы живем в жестоком, чопорном мире, Александра. Вы здесь, в рубашке, это нарушает правила приличия. То, что вы со мной наедине, плюс то, что теперь моей жизни ничто не угрожает, - эти факты у многих могут вызвать неверные мысли. Когда я был при смерти, ничто не имело значения. Когда никто не знал, что я здесь, подобные вещи тоже значили очень мало. Но теперь мое местонахождение известно всем, и все знают, что я окреп - во всяком случае, достаточно для того, чтобы разрушить репутацию. Я уезжаю по соображениям пристойности, моя дорогая. Ради вашего блага, поверьте в это.

"И моего тоже", - подумал он, но не сказал этого. Сейчас он не видел очертаний ее фигуры, но лампа хорошо освещала ее лицо. Ему будет не хватать серьезного и милого овального личика, с прямым носом и вздернутой верхней губой. "Зачем говорить о других людях и о том, что они могут себе вообразить!" - с печалью и отчаянием подумал он. Без сомнения, ему требуется общество других женщин, чтобы не замыкаться полностью на ней. Какой бы очаровательной она ни была, он не считал, что имеет право испытывать настолько безнадежно сильное желание. И все же она стала для него единственной женщиной на свете - сиделкой, подругой и объектом страсти. Его отец был прав - пора уезжать, пора!

- Мне будет не хватать наших бесед, - сказал Драмм, чтобы переменить тему. - Я буду гадать, удалось ли Робу поймать старого карпа, за которым он охотится, и пойдет ли Кит в сарай, чтобы заниматься в тишине и покое. Напишете ли вы письмо в "Джентлменз мэгэзин", где изложите свое мнение об ошибке, которую они допустили, цитируя Мольера, и не забудете ли подписать его только инициалами, чтобы его опубликовали, потому что письмо от дамы не напечатают. Еще важнее - научит ли вас миссис Тук печь ягодный торт до своего отъезда?

- Вы помните... - Она зарделась от удовольствия.

- Я помню все, что вы говорили, кроме тех моментов, когда был без сознания, что меня оправдывает. Я даже не забуду прислать вам последнюю книгу мисс Остен, когда приеду домой. Вы говорили, что еще не читали ее. Мне слишком нравились наши беседы, чтобы я мог забыть их.

- Мне тоже нравились, и мне тоже будет их не хватать, - призналась Александра. - Но я вовсе не поэтому пришла сюда, просто мне невыносима сама мысль о том, что вам будет причинен вред после того, как мы вас спасли, тем более из-за такой глупости, как соблюдение приличий. Мы не китайские мандарины, чтобы разводить подобные церемонии.

- Но мы на них очень похожи. К несчастью, репутация - это все в нашем мире, и поэтому приходится учитывать, что думают окружающие, хотя бы из-за того, что нами руководить общественное мнение.

- Чепуха! - раздраженно высказалась она, от недовольства забывая церемонное обхождение, которого обычно придерживалась. - Я говорю о вреде здоровью. Почему вы должны жертвовать им ради других? Я не понимаю. Теперь вы знаете, что я не расставляю для вас ловушки. А что касается меня? Я не могу выйти замуж и знаю это, поэтому мне все равно, что станут говорить люди. Пусть лучше сплетничают обо мне, чем пострадаете вы. Почему бы не подождать, пока не будет никакого риска?

Он положил книгу себе на грудь, и его лицо стало очень серьезным.

- Почему вы не можете выйти замуж, Алли? Я никак не пойму этого. Вы мне расскажете? Правда? Не волнуйтесь насчет сплетен, я - колодец без дна, бросьте туда секрет, и он никогда не всплывет на поверхность, обещаю вам. Ваши слова лишены смысла. Вы милы, и знаете это. Ну, если не знаете, я вам говорю. Еще одно преимущество моего отъезда - я могу сказать то, что не осмелился бы, зная, что буду видеться с вами каждое утро, и вы бы, наверное, гадали о моих тайных намерениях. Вы очаровательны, великодушны и очень умны. В этом вы не сомневаетесь, верно? Не отводите взгляд, я мог бы точно так же говорить с вами перед смертью, потому что через несколько часов уеду. Но я бы хотел знать, почему вы считаете, что не можете выйти замуж. Я склонен считать, что вы можете иметь у своих ног столько мужчин, сколько пожелаете. Здесь что, все вокруг глухие и слепые?

Она рассмеялась.

- Нет, но они женятся молодыми, и у них странный обычай - жениться только на девушках, которых они давно знают.

Драмм не засмеялся в ответ.

- Может быть, и так. Но мир не заканчивается здесь. Почему вы настаиваете на том, что замужество не для вас? Вы можете мне сказать, вы мне доверяете?

Она посмотрела на него долгим взглядом. В ее глазах он не мог прочитать никаких чувств. При солнечном свете они были карими, но сейчас, ночью, стали бесконечно глубокими и темными, как земля.

Александра смотрела на него и колебалась. Он уезжает, думала она, и ее ужасала эта мысль, потому что он стал так много значить для нее. Но они никогда больше не встретятся, так почему бы не рассказать ему все? Не все, но основное, чтобы он знал, кто она, по крайней мере.

- Почему я не могу выйти замуж? Кроме того, что у меня нет приданого, это вы имеете в виду? - наконец с горечью спросила она. - И невзирая на тот факт, что большую часть жизни мне не позволялось общаться с молодыми людьми и я понятия не имею, как с ними обращаться? Потому что те, кто осмеливался посмотреть на меня, раньше сталкивались с гневом и раздражением мистера Гаскойна. Да, его больше нет. Так почему же я до сих пор не замужем? Не учитывая мое образование, из-за которого я отдалилась от всех, живущих поблизости? И не принимая во внимание такую ничтожную причину, как мою личную ответственность за троих младших братьев? Почему еще?

Драмм никогда не видел ее такой взволнованной, хотя внешне девушка держалась спокойно. Но он чувствовал, как эмоции переполняют ее душу, ощущал ее внутреннюю дрожь, и пламя свечи в ее руке колебалось, хотя в комнате не было сквозняка.

- Да, - настойчиво повторил он. - Невзирая, и не принимая во внимание, и несмотря на все это. Почему еще? Должно быть что-то еще.

Драмм увидел, что ее глаза наполнились слезами.

- Нет. Не надо... - произнес он, кляня себя. Кто он такой, чтобы ранить ее и заставлять плакать, и все из-за своего ненужного любопытства?

- Ничего, - ответила девушка, рукавом, словно ребенок, вытирая глаза. Она откинула голову и с побледневшим потрясенным лицом продолжила: - Все в порядке. Вы узнаете об этом. Почему бы нет? - Она рассмеялась. - Видите ли, он не был моим отцом. Я тоже приемыш, как и мальчики.

Драмм смотрел на нее широко раскрытыми глазами, а губы сжал так, что стал в точности похож на своего отца. Это длилось всего секунду, но для него было огромным упущением так показать свое удивление и испуг. Он всегда считался искусным шпионом, потому что мог мастерски скрывать свои чувства. Но сейчас потерял бдительность, и ее заявление застало его врасплох.

Александра была так поглощена своим несчастьем, что не заметила этого. Драмм быстро взял себя в руки, ужаснувшись своей неожиданной реакции так же, как и той новости, которая ее вызвала. Девушка продолжала говорить, будто боялась остановиться.

- Я из того же приюта, что и мальчики, - объясняла она, обращаясь к свечке, которую держала. - Из другого крыла, конечно, потому что девочек и мальчиков там очень строго держат раздельно. Мистер Гаскойн всегда следил за финансовой стороной дела, знаете ли. И когда он усыновил мальчиков, то обратился к экономке с просьбой подыскать ему послушную девочку, которая умела бы шить, и читать, и обращаться с младшими детьми. Она выбрала меня. Это был очень умный ход с его стороны. Четверых прокормить не труднее, чем троих, и он таким образом получил в придачу няньку для мальчишек. - Ее рука дрожала, заставляя свечу отбрасывать неровные тени на кровать Драмма. Иногда мужчина может не обратить внимания на отсутствие у невесты приданого, - произнесла девушка, глубоко вздохнув. - Он может решить, что ее образование - это плюс. Думаю, он даже может оказаться достаточно смелым, чтобы противостоять недовольству и злобе старика. Но и в этом случае он захочет узнать, из какой семьи его жена. Невзирая, и несмотря, и не обращая внимания, - с горечью, но четко произнесла она, - на тот факт, что она воспитывалась в доме для сирот и нуждающихся детей. Говорят, меня привели туда в возрасте шести или семи лет. Женщина, которая меня привела, сказала, что она взяла девочку из лондонского приюта и больше не может ее содержать. Ее звали Салли, я помогала ей делать шляпки, это я помню, но я не являлась ее дочерью. У нее жили еще семь сироток, в то время ей надо было избавиться от всех, потому что муж увозил ее в Америку. Она собиралась открыть там мастерскую, провоз стоил дорого, а девочек можно легко найти повсюду.

- Простите, - сказал Драмм, потому что впервые в жизни не знал, что сказать.

Она была права, это невозможно отрицать даже ради ее спокойствия. Он ощутил глубокое разочарование, потому что не сразу понял, с какой готовностью вынашивал идею о том, что может помочь ей с замужеством. Но подкидыш? Драмм почувствовал, что у него упало сердце.

Сироты, как и незаконнорожденные, не имели никакого положения, они были не нужны никому. Просто их слишком много. Само их существование представляло опасность и для плотно сплетенных сетей общества. В конце концов, если бы они имели равные права и равные возможности со всеми, то кто бы стал ценить и уважать законность, брачные узы и остальные трудновыполнимые, но необходимые правила общественного порядка?

Может быть, это несправедливо, но это закон. Не только высшие классы заботятся о родословной. Все знают, как трудно вырастить детей, кормить, одевать и заботиться о них. Если бы людям было позволено подбрасывать своих детей, чтобы ими занимались другие, сам институт брака распался бы. Мораль это возвышенное понятие, но позор и наказание, преследующее тех, кто ее не соблюдает, усиливают ее законы. Если не будет стыда и позора, все правила, обычаи и уложения четко организованного общества постепенно сведутся к хаосу и анархии.

Поэтому сирот кормят, чтобы они не умерли с голоду, и обучают их различным ремеслам, которыми не захочет овладеть законнорожденный гражданин. Потом они могут работать по найму и даже получать приличное вознаграждение, если в совершенстве овладели своей профессией. Если сироту усыновляла хорошая семья или если опекуном становился богатый человек, который мог дать приемышу образование и хорошо обеспечить, то его жизнь складывалась легче. Но она никогда не могла быть такой же, как у других людей. Сироты не могли получать наследство приемных родителей, как их собственные сыновья и дочери, и опекаемые не имели такой же защиты, как законнорожденные дети.

Драмму стало плохо. Приемный отец Александры дал ей прекрасное образование и, возможно, оставил в наследство часть своих владений. Но при этом невозможно было представить ее женой такого аристократа, как он. И дело здесь не в его проклятой гордости, просто так не принято в обществе, и этого не приемлет его отец. Таков непреложный закон.

Увлечься дочерью учителя - трудная судьба, но увлечься подкидышем, которую удочерил учитель, - это нелепость. Правила здесь просты и известны каждому джентльмену. Представительницы низших классов - предмет развлечений, ничего серьезного, только удовлетворение похоти. Средних классов положено избегать, они воспринимают все слишком серьезно или вообще не подпускают к себе. А свой собственный класс - для женитьбы или для флирта, если партнерша знает, как следует устроить настоящую любовную связь. Но Александра слишком достойная особа для связи, и слишком низкого происхождения для всего остального. С таким сочетанием качеств ему не справиться.

Он лихорадочно размышлял. Девушка была бы сокровищем для любого, не озабоченного тем, чтобы жениться на даме своего круга. Но где она найдет такого, кто к тому же сможет ответить ее требованиям?

Драмм не мог себе представить Александру замужем за невежественным фермером, счастливой крестьянкой, так же как не мог представить, что на ней женится какой-нибудь аристократ. Конечно, существуют престарелые или глуповатые аристократы, которые женятся на кухарках или служанках и становятся печально известны благодаря этому, превращаясь в объект сплетен и насмешек. Драмм нахмурился. Миссис Тук вышла замуж, не возмутив общественного спокойствия, она просто пожертвовала своим положением, и посмотрите, что с ней стало. От нее отреклись и семья, и общество.

Александре нечего было терять - она не имела ни семьи, ни наследства, ни связей. Девушка могла бы найти человека, не придающего значения ее происхождению, - образованного и обеспеченного, которому не надо жениться с целью получения денег или собственности и который не был бы озабочен достижением более высокого положения в обществе. Любовь может двигать горы. Это было ее единственным шансом.

- Ни рыба ни мясо, вот кто я, - хрипло сказала Александра, словно читая его мысли. - Теперь вам понятно?

Он промолчал. Слишком был занят, пытаясь найти ответ, который облегчил бы и ее, и его боль. Она увидела, что Драмм расстроен, и поняла это неправильно.

- Конечно! Как же я забыла? Я могу повредить вашей репутации! Значит, вам лучше уехать!

- Только я сам могу повредить своей репутации, - гневно ответил он. - А это достаточно трудно сделать богатому и, знатному человеку, уж поверьте мне. Я уезжаю, потому что так лучше для всех. Простите, Александра. У вас нет никаких догадок по поводу вашего происхождения? Может, я смогу выяснить что-нибудь, когда вернусь в Лондон? У меня неплохо получается.

Девушка засмеялась.

- Благодарю вас. Мистер Гаскойн был очень дотошным и всезнающим. Дело в том, что я с одинаковым успехом могу быть дочерью и шлюхи, и графини. Простите за грубые слова, но именно так он мне и сказал. Я как Ева, сэр. Мой отец - Господь, моя мать - его супруга, и я не узнаю, кто они, до самой своей смерти.

- А вдруг он вам солгал? - в отчаянии предположил Драмм. - С какой-то целью?

Девушка наклонила голову.

- Он мог бы. Это было в его духе. Но не солгал. Он с самого начала исследовал прошлое всех нас в надежде, что заработает какую-либо награду. Должно быть, на него подействовали прочитанные романы - когда какой-нибудь джентльмен обретает своего потерянного сына, или отыскивается дочь знатной леди, или похищенные младенцы возвращаются в свои благородные семьи и тому подобное. Его поиски закончились ничем. Кит очень мало помнит о своем происхождении, и это воспоминания о бедности. Вин и Роб помнят еще меньше, как и я. Но в приюте знают: мы просто никто и не сможем выяснить, была ли наша жизнь важна хоть для кого-то. Я писала туда после смерти мистера Гаскойна, когда уже незачем было что-то скрывать, если вообще что-то скрывалось. Боюсь, я читала слишком много романов. Ответ был тем же. Меня подбросили в раннем возрасте, и у меня нет семьи. Даже имя на самом деле не мое. Его дали в приюте, - продолжала она, глядя на колеблющееся пламя. Меня приняли в тот день, когда была одержана победа при Александрии. У Кита его собственное имя, а Вина назвали в честь битвы при Винсенне.

- А Роба в честь Робрес? - спросил Драмм, проводя быстрые вычисления в уме и страшась подумать о том, что дети могут быть настолько не нужными никому, - их даже называют в честь того дня, когда они были найдены.

- Наверное. Слишком много в приюте девочек по имени Мэри и Элизабет, много Томов, Диков и Гарри, - ответила она, поднимая голову и глядя ему прямо в глаза. - Имена цветов, рек и стран быстро заканчиваются. А беспризорные дети все прибывают, вот и приходится изобретать новые. Нам повезло, что управляющие в приюте оказались патриотами. Могло случиться и хуже. Нам могли дать клички, как у животных, меня бы назвали Босси, а Вина или Роба - Слотом, как собачонку. Это бы еще возвысило наше положение, поскольку мы не были настолько полезны и ценны, как животные.

- Мне очень жаль, - тихо сказал граф. - Надеюсь, вы понимаете, что это не меняет моего отношения к вам.

Но это было не так. Она поняла. Чувство товарищества между ними исчезло. И не только это. Любой намек на флирт тоже испарился. Хотя Драмм не шелохнулся, она чувствовала, как он отдалился. Он лежал и смотрел на нее полуприкрытыми глазами, и нельзя было понять его мысли.

- Ну что ж, вам самое время спать, - с печальной и понимающей улыбкой произнесла она. - Завтра будет трудный день.

- Александра, - повторил он, - мне очень жаль.

Девушка кивнула.

- Спасибо, - сказала она, направляясь к двери. - Мне тоже.

***

- Не так я хотел уезжать, - давясь от смеха, говорил Драмм, когда на следующее утро слуги несли его вниз по лестнице. - Господи! Как стыдно, твердил он, пока его устраивали на кровати в экипаже. - Проклятие, проклятие, - слышали все его причитания, в то время как доктора привязывали его и в последний раз проверяли, как уложены подушки, одеяла, и то, как он закреплен.

Наконец все было готово. Драмм попрощался со всеми еще за завтраком. Мальчики хотели задержаться, чтобы посмотреть, как он будет уезжать, но Драмм настоял, чтобы они отправились в школу. После завтрака миссис Тук выслушала его благодарность. Александра очень официально пожелала ему доброго пути. Он ни словом, ни жестом не выделил ее среди остальных, она тоже держалась очень ровно. Он сказал, что ужасно ей благодарен. Не за что, ответила она и отступила, чтобы позволить слугам войти в спальню и вынести его.

Теперь его слуги сидели верхом, камердинер был в карете, и все приготовились отъезжать. Эрик просунул голоду в экипаж, чтобы обменяться с другом парой слов на прощание.

- Я все расследую и сообщу, что обнаружил.

Драмм, немного побледневший и взволнованный от всей этой бурной деятельности, на мгновение задержал руку друга.

- Не надо писать, - тихо сказал он. - Если у тебя будут какие-то новости, приезжай с ними ко мне.

- Хорошо.

- Эрик, - продолжил Драмм. - Удостоверься во всем и всегда поступай здесь правильно.

Эрик замер.

- Всегда, - пообещал он, улыбнулся и исчез. В карету забрался доктор Рейнз, и дверца захлопнулась. Граф махнул своему вознице, поскольку его карета возглавляла процессию. Все медленно отправились в путь. Миссис Тук, доктор Пэйс, Эрик и Александра стояли напротив дома и смотрели вслед отъезжающим.

Драмм лежал на боку, выглядывая в окно кареты. Он видел, как Эрик повернулся к Александре и сказал что-то, что заставило ее рассмеяться. Драмм видел, как она посмотрела вверх на высокого светловолосого красавца. Он смотрел, пока пара не скрылась из глаз. Он хмурился на протяжении всех долгих миль путешествия, вспоминая их смех и всех, кого оставил в маленьком деревенском домике.

***

Александра поднялась в свою спальню. Комната снова принадлежала ей. В доме было тихо. Доктор Пэйс уехал. Эрик ушел, чтобы попытаться навести кое-какие справки в округе. Из соображений приличия миссис Тук оставалась до его отъезда, но Александра знала, что она тоже скоро ее покинет. Жизнь возвращалась в привычное русло, хотя для Александры она никогда не будет прежней. Общение с графом Драммондом переменило ее. Он принес с собой всю широту мира и показал ей, чего она лишена. И он заставил ее испытывать стыд, вовсе не собираясь этого делать. Но то, как Драмм отреагировал на ее положение, очень больно задело ее. Однако тут ничего не поделаешь, просто такова жизнь. Александра - очень практичная женщина, поскольку вынуждена быть такой.

И все же она сдирала простыни с кровати с несколько большей силой, чем было необходимо. Но Эрик Форд улыбается ей, припомнила девушка, и флиртует, заставляя не забывать о том, что жизнь не кончилась. Эрик - милый и приятный, но она ни на секунду не поверит в то, что он подразумевает что-то более серьезное, чем обычный флирт. И все-таки это помогает. Александра перенесет этот удар по самолюбию. Случалось переносить гораздо худшие вещи.

По крайней мере она оказала Драмму услугу, он был искренне благодарен, и она может верить, что, если бы тайна ее рождения была известна, он мог бы задержаться, мог бы остаться с ней. Девушка не винила его в том, что он уехал. Никто лучше ее не понимал, насколько различны их пути. Она не сомневалась, что ему было нелегко покидать ее. Драмм будет ее помнить. Он удачно женится, обзаведется детьми и проживет жизнь с пользой для общества. Но когда-нибудь, возможно, когда состарится и у него будет время подумать о том, что могло бы случиться, может быть, он вспомнит об этой странной ситуации в своей жизни и пожалеет о несостоявшейся любви так же сильно как она.

Его тянуло к ней, ему было трудно покидать ее, в этом Александра была уверена. Если бы судьба обошлась с ней немного добрее... Об этом было приятно думать, и она почувствовала себя лучше. Когда-нибудь он вспомнит ее. Она будет скучать по нему до конца жизни.

Девушка стащила простыню, отбросила подушку и замерла.

Под подушкой лежало небольшое состояние в золотых монетах. Там громоздилась кучка из десяти монет.

Он оставил ей золото в уплату за помощь. Конечно, он слишком тактичен, чтобы просто отдать ей монеты. Зная, что она откажется их взять, он заплатил, как любой путешественник, остановившийся в гостинице, оставил бы плату хорошей служанке, там, где был бы уверен, что ее обнаружат. Александра, поколебавшись, кончиками пальцев, словно дохлых мышей, собрала монеты и положила в свой передник. Потом подошла к окну и вытряхнула передник, швыряя монеты так далеко, как только смогла.

Но она же была практичной и мудрой. И поэтому, заправив кровать, вышла во двор и снова собрала все золото. И только потом заплакала.

Глава 14

- Если бы мы брали плату за вход, то неплохо бы заработали, - уныло произнес Драмм, наблюдая, как его отец просматривает кучу визитных карточек, оставленных дворецкому.

Он сидел в кресле у огромного окна в своем кабинете, и сломанная нога покоилась на табурете. Драмм видел, как солнечный свет проникает сквозь ветви деревьев на заднем дворе его городского дома, а вокруг него громоздились книги и бумаги. Он был одет небрежно - вместо халата домашняя куртка и рубашка с распахнутым воротником. По правую руку стояли бокал с вином и блюдо с засахаренными фруктами. Драмм выглядел как человек, вполне довольный собой и жизнью, и вовсе не напоминал инвалида, если не обращать внимания на шины на ноге. Но выражение лица совсем не соответствовало непринужденной позе.

- Я так понимаю, что мысль о компании вызывает у тебя отвращение, холодно заметил его отец, с интересом тасуя колоду визитных карточек. По-моему, тебе пора предъявить свое лицо. А то ходят слухи, что ты изувечен до неузнаваемости. И это, кстати, самые безобидные из слухов.

Драмм пожал плечами.

- Да какое мне дело! Половина Лондона знает, что это не так. По крайней мере именно столько людей стояли на тротуаре и глазели, когда меня выносили из кареты и затаскивали в дом, как покойника, которого готовятся выставить на обозрение. Было бы лучше возвращаться ночью. Или вы могли бы воспользоваться входом для слуг, вместо того чтобы нести меня на носилках, как павшего воина, на виду у любопытной толпы. Я подчинился только потому, что, протестуя, сделал бы этот спектакль еще более интересным.

- Так и было бы, - согласился граф. - И даже в этом случае, позволь заметить, ты жаловался слишком много, чтобы тебя можно было спутать с воином или с покойником. Тем не менее, раз мы прибыли утром, у меня не было намерения держать тебя в карете весь день, пока ты не сочтешь, что уже достаточно темно и пора проникнуть в свой собственный дом. А если бы мы попытались пронести тебя тайно, через черный ход, слухов было бы еще больше. Каждому должно льстить, что такое количество людей хотят тебя видеть.

- Да. Как львам и слонам в зверинце льстит, что их приходят посмотреть, - раздраженно произнес Драмм. - Хотя моя ценность как любопытной штучки и способа развлечься выше, поскольку меня можно посетить, только получив разрешение, чего все и добиваются.

- Это потому что тебя невозможно посетить, - исправил его отец.

- Вовсе нет? - возразил Драмм. - У меня была компания.

- Да. Четыре человека. Твои закадычные друзья Далтоны и Райдеры. Если бы Синклеры не вернулись к себе в загородное поместье, ты пригласил бы и их. Тебе нужна более веселая компания. Я хотел бы ее увидеть перед тем, как уеду.

- А, так вот почему вы еще здесь?

Граф перестал разглядывать карточки и тяжело посмотрел на сына. Худые щеки Драмма порозовели.

- Ну хорошо. Прошу прощения за свой тон, сэр.

- Принимается, - ответил граф, кидая визитки назад на серебряный поднос. - Я остался, чтобы проследить за тем, что ты устроен и выздоравливаешь. Но теперь у меня есть мысль и самому побывать в обществе. Сезон почти окончен, хотя в городе еще остаются несколько важных персон. Я могу походить по балам и театрам, погулять в парках и тому подобное. Конечно, было бы легче поговорить с людьми, если бы они пришли сюда.

- Вы бы могли встретиться в клубе, если хотите побеседовать, - тихо сказал Драмм.

- Мог бы. Но ведь там я не встречу ни одной леди, верно?

Драмм взглянул на отца.

- Верно, - медленно произнес он. - У вас есть намерение встретиться с какой-то определенной леди, сэр?

Граф кивнул.

- Да. Однако я не обязан обсуждать с тобой эту тему.

Драмм смутился.

- Вы правы. Хорошо, раз все дело в этом, я приму любую орду.

Таким способом, размышлял он, можно увидеть, кто у отца на примете, и если это леди Аннабелл, Драмм постарается прекратить любые романтические отношения между ними. Не только потому, что его друг Эрик, наверное, заинтересовался этой тщеславной и красивой дамой, но и потому что он представлял себе, насколько неприятно иметь такую мачеху. Драмм упомянул об этой возможности с сарказмом, а теперь жалел, что не оставил тогда неудачную, ехидную шутку при себе. До настоящего момента самой большой опасностью в его жизни было остаться навсегда калекой. Теперь его беспокоило, что он может обрести мачеху моложе его самого. Молодую, хитрую, пустую и мстительную.

- Тебе холодно? - спросил отец, увидев, как сын поежился.

- По мне словно змея проползла, - ответил Драмм и впервые за этот день улыбнулся, представив, как отреагировала бы леди Аннабелл, узнав, что он сказал о ней.

***

- Ты сегодня принимаешь нас просто великолепно, - заметил Деймон Райдер, оглядывая редко посещаемую, прекрасно обставленную гостиную и увидев подносы с пирожными и многочисленные бокалы на буфете.

- Приходится. Сегодня я принимаю не только вас, - сказал Драмм. - Отец настаивает, чтобы я стал более доступен для высшего общества. Думаю, он не уедет домой, пока не добьется этого. Он занялся тем, что донес до каждого высокопоставленного уха, будто именно сегодня можно прийти посетить меня.

- Ну и что в этом плохого? - спросил Рейф, подхватывая с подноса лимонное пирожное. - Многие джентльмены расспрашивали о тебе.

- Отец приглашал вовсе не джентльменов, - ответил Драмм. - Помните, по какой причине он вытащил меня из домика Гаскойнов? Старый граф хочет, чтобы я стал доступным для прекрасного пола. Он подыскивает для меня жену, торопливо добавил Драмм.

Незачем было сейчас высказывать свои опасения. Все равно никто не смог бы ничем помочь, и не ухудшится ли ситуация, если друзья станут вмешиваться. Вопрос деликатный, и Драмму придется заняться им самому.

- Это похоже на бал, который давал король, чтобы принц мог выбрать себе жену! - воскликнула Джилли, хлопая в ладоши.

- Не настолько романтично, - сказал Деймон Райдер, обменявшись взглядами с Драммом.

- Он будет чем-то вроде подсадной утки, - произнес Рейф, у которого рот был набит лимонным пирожным. - Даже не сможет встать и уйти, верно?

- Точно, - ответил Драмм. - Поэтому я хочу, чтобы вы оставались здесь, когда двери откроются для широкой публики. Вы меня спасете, если увидите, что я в этом нуждаюсь.

- Конечно, - с энтузиазмом согласилась Джилли. - А от кого тебя надо защищать?

Драмм поморщился.

- Мне не нужна защита. Просто... перехват, что ли, иногда.

- Но Джилли права, - серьезно сказала Бренна Далтон. - Если ты скажешь нам, кого считаешь самой надоедливой, я уверена, мы сделаем все, чтобы удерживать ее подальше от тебя.

- Кого? - хмурясь, переспросил Драмм. - Да любую, от которой у меня возникает головная боль. А это большинство из них. Но только не леди Аннабелл, пожалуйста.

Наступило изумленное молчание, которое нарушил Рейф.

- Так вот где собака зарыта? - удивленно сказал он. - Должен признаться, я поражен. Но она красивая дама, и есть надежда, что повзрослела с тех пор, как мы встречались в последний раз.

- Хорошо сказано, - рассмеялся Драмм. - Ты имеешь в виду, что она не настолько эгоистичная и самовлюбленная, как была раньше? Может быть. Но это не имеет значения, я интересуюсь ею совсем не по той причине, которую вы можете предположить. И все-таки не хочу, чтобы ее от меня отпугивали.

- Это из-за Эрика, верно? - подумав минуту, спросил Рейф. - Ты хочешь увести ее подальше от него. Я помню, как он смотрел на нее в прошлый раз. Почему бы и нет? На нее приятно посмотреть, если не знать о полной безнравственности и душевной пустоте красотки, - добавил он и нежно улыбнулся жене. - Тогда понятно, хотя не знаю, стоит ли тебе беспокоиться. Сомневаюсь, что ее устроит отставной военный. Мне кажется, она нацелилась на титул. Так что берегись. Если она решит, что ты ею заинтересовался, то окажешься женатым на ней быстрее, чем успеешь сделать первый шаг. Эта дамочка - настоящая дракониха.

- Не беспокойся. Я буду осторожен, - пообещал Драмм. - Ноги мне сейчас не могут служить, но голова работает быстро, как всегда. Эта леди относится ко мне с подозрением, и не без оснований. Поверь, у меня имеются скрытые мотивы.

- Значит, ты снова стал самим собой, - сказал Деймон Райдер, и все засмеялись.

Они продолжали беседу, пока часы не пробили три. Драмм вздохнул.

- Кажется, я полностью готов. - Он взял со стола колокольчик и позвонил. Тотчас в комнату вошел Граймз.- Скажи мистеру Финни, что я его жду, - приказал Драмм. - И всех, кто сегодня придет, тоже.

- В приемной уже собралось несколько человек, - доложил Граймз.

Драмм недовольно поморщился. Как оказалось, у него были причины для этого. Даже достаточно большая гостиная не могла вместить всех гостей, пожелавших прибыть к этому часу.

Драмм не боялся толпы, но скоро почувствовал, что начинает задыхаться. До этого он не понимал, насколько подвижность помогает в общении. Все остальные в гостиной могли прохаживаться, что они и делали. Сидели только он и несколько пожилых леди. Казалось, сюда привели всех молодых дам Лондона, обладающих положением в обществе. А Драмм не мог сдвинуться ни на дюйм, чтобы скрыться от их взглядов.

Другой мужчина на его месте был бы счастлив. Драмма окружали женщины. Последние веяния моды требовали, чтобы дамы демонстрировали большую часть женских прелестей и чтобы их пышные формы были не подпоясаны, ничем не ограничены и открыты настолько, насколько возможно. Весну сменяло лето, поэтому модными считались платья не только с низкими вырезами, но и сшитые из тончайшего материала. Все дамы, конечно, следовали моде. Драмм не видел такого количества полуобнаженных, рвущихся наружу грудей и пышных бедер с тех пор, как в последний раз посещал бордель. Он не ощущал желания, а испытывал только легкое чувство паники. Здесь, как он понял, слишком много слишком хорошего - особенно если учесть, что каждая дама снабжена невидимой этикеткой с ценой - ценой его свободы.

Он не мог ни на одну из них смотреть чересчур пристально или чересчур часто, иначе она пришла бы к выводу, что у нее есть преимущество перед остальными. Хуже того, так решили бы ее родители. Кроме всех прочих неприятностей, он не мог встать с кресла и поэтому видел высокородных невест на уровне их животов и бедер. Чтобы поговорить с ним, дамам приходилось наклоняться, и тогда он видел перед собой их грудь. Выражение лица выгодного жениха становилось все мрачнее, а разговор - все более скованным.

Он не смог бы с интересом разговаривать с этой помешанной на замужестве компанией, даже если бы они были закованы в латы, подумал Драмм, поскольку ему редко встречались более недалекие люди. Все, что их интересовало, - это несчастный случай, произошедший с ним. Когда граф говорил, что теперь в порядке, и отказывался от дальнейшего обсуждения, им приходилось обращаться к единственным темам, в которых они разбирались, - к погоде и сплетням сезона.

Он знал, что несправедлив и разозлен. О чем еще может поговорить с ним незнакомая женщина? Не могли же они ни с того ни с сего начать обсуждать с ним "Одиссею", искусство или литературу, как Александра, думал Драмм. Даже ей было бы трудно при таких условиях придумать какую-нибудь тему для разговора. Но одно он знал наверняка - она не стала бы непрестанно взвизгивать от смеха по поводу любой высказанной им банальности, как поступали многие из его нынешних посетительниц. Он был уверен, что Александра не смотрела бы на него, открыв рот, приходя в экстаз от любого пустяка, который он говорил.

Но она не собиралась завлечь его в свадебные сети, напомнил себе Драмм. А может, она ведет себя так с Эриком, внезапно подумал он и нахмурился, потому что эта мысль была похожа на предательство по отношению к ней.

- У тебя что-то болит, Драммонд? - хмуро спросил граф Уинтертон, глядя на сына сверху вниз.

- Отец! - воскликнул Драмм. - Откуда вы появились? Я имею в виду, что не видел, как вы подошли.

- Да как бы ты смог меня увидеть, сидя в окружении такого собрания красавиц? Я подошел, чтобы проводить к тебе еще двух дам, пожалуй, самых красивых в этом доме.

Драмм с запозданием заметил, кто стоит рядом с отцом - леди Аннабелл, в голубом платье, под цвет ее чудесных глаз. И ее пухлая мамаша, в золотом наряде, под стать своим непомерным амбициям. Обе дамы приветливо улыбались ему.

- Я должен извиниться перед дамами, - продолжал граф, - поскольку здесь так много молодых леди из знатнейших семей Лондона, что они могут решить, будто я специально приглашаю всех английских красавиц, чтобы отвлечь от грустных мыслей раненого сына.

- Никогда, - произнес Драмм с самой очаровательной улыбкой, какую смог изобразить. - Как вы можете такое подумать, сэр? Эти две дамы так ярко сияют, что оставляют остальных в тени.

Он был всего-навсего вежлив, но не солгал в том, что касалось леди Аннабелл. Она все еще оставалась прекрасной, хотя и подзадержалась на ярмарке невест и хотя Драмм слишком хорошо знал ее, чтобы не замечать пустую, расчетливую душу, скрывающуюся за этим изысканным фасадом. У нее были кудри цвета воронова крыла и белая, как алебастр, кожа - так, во всяком случае, твердили в своих пошлых стихах ее многочисленные воздыхатели. Короткая верхняя губа и пухлая нижняя заставляли думать, будто рот умоляет о поцелуях, синие глаза с длинными ресницами ярко сверкали под изящными бровями. Держалась она величественно, что подчеркивалось ее нарядами, поскольку леди Аннабелл, безусловно, обладала непревзойденным вкусом.

В обществе говорили, будто она стала вертушкой и кокеткой после того, как ее избранник, которого леди Аннабелл по-настоящему любила, женился на другой. Но чего не знал никто, думал Драмм, - так это то, что подобное предположение невозможно. Потому что ее единственной любовью была она сама.

- Графиня, - сказал Драмм, обращаясь к ее матери и изображая поклон, простите меня за то, что я не встаю.

- Мой бедный мальчик! - воскликнула та. - Пожалуйста, сидите! Какое несчастье. Но мы рады видеть, что вы уже выздоравливаете. Мы ни за что не упустили бы возможности проведать вас, если бы не услышали, что вы не принимаете гостей. Нам было очень приятно, когда его сиятельство убедил нас в противном и предложил лично сопроводить нас.

"И вы очень довольны, что он преподносит вам мою голову и руку на серебряном блюде", - подумал Драмм и сказал:

- Я рад, что вы пришли, какова бы ни была причина. Но не забывайте, пожалуйста, что мой отец все еще считает меня мальчиком, хотя я не меньше чем на десять лет старше вашей дочери. Вы же знаете, каковы любящие родители вашего поколения, они думают, что их дети остаются детьми, даже когда тем давно уже за тридцать.

Вот, решил Драмм, пусть не слишком тонкий намек на разницу в возрасте, но с него можно начать, чтобы придержать отца, если он посматривает в сторону дочери графини. Граф Уинтертон с удивленной улыбкой повернулся к нему.

- С какой готовностью дети спешат обвинить родителей в старческом слабоумии, - обратился он к графине. - Я только потому забочусь о Драммонде, что он так поздно созрел. Я сам стал его отцом в возрасте младшем, чем тот, в котором сейчас пребывает ваша прелестная дочь.

Драмм поднял брови.

- Прошу прощения, сэр. В прошлом веке вес было по другому. Мы больше не обязаны жениться прямо из колыбели.

Его отец, казалось, искренне забавлялся.

- Мой дорогой мальчик, ты тоже родился в прошлом веке. Кстати, ты что, все еще спишь в колыбельке?

- Нет, - выдохнул Драмм. - У меня недавно прорезались зубки.

- Так я и думал, - слегка улыбаясь, ответил граф Уинтертон, взглянув на леди Аннабелл, внимательно слушающую их разговор.

Драмм тоже посмотрел на нее. Молодая дама стояла рядом с графом, и он не мог не видеть, какую красивую пару они составляли - его отец высокий и стройный, она - маленькая и аппетитная. Сейчас леди Аннабелл выглядела еще лучше, поскольку ее глаза блестели, а губы приоткрылись в восторженной улыбке. "Неудивительно, - с упавшим сердцем подумал Драмм. - Мы, должно быть, похожи на двух баранов, которые, сцепившись рогами, бьются за ее расположение. Как раз то, что она обожает. Я пробудил у нее интерес, черт побери!

Драмм знал, что отец очень любил свою жену и временные увлечения, которые он позволял себе после ее смерти, никогда не затрагивали его сердца. Хорошо, если бы он нашел себе спутницу жизни. Драмм любил и уважал отца, несмотря на временные разногласия между ними, потому что, невзирая на холодность и ироничность графа, он был человеком чести, человеком, глубоко чувствующим. Драмм мог считать его слишком гордым и гневливым, но никогда не подозревал в жестокости и нечестности.

Не то чтобы Драмм опасался, будто Аннабелл станет обманывать пожилого мужа, взяв себе в любовники кого-нибудь помоложе. Просто он был абсолютно уверен в том, что холодная кокетка может дарить любовь исключительно в физическом смысле. Его отец заслуживал большего. Возможно, он хочет обзавестись еще одним наследником, кто станет его винить? Но существующий наследник считал, что и этого недостаточно.

Кто же эта леди, собирающаяся очаровать всех? - гадал Драмм. Она задержалась возле него, чтобы побеседовать и посмеяться, и молодой граф вынужден был признать, что ее разговор легкий, но не глупый, а смех звучит только тогда, когда ей смешно, и его приятно слышать. Драмм видел - друзья посылают ему встревоженные взгляды с разных концов зала. И еще он заметил, как заинтересованно-удивленно поглядывает отец на прелестную Аннабелл. И все-таки Драмм был слегка разочарован, когда она отошла, чтобы дать возможность и другим поговорить с ним. Она могла быть хорошей приятельницей, если старалась вести себя соответственно, несмотря на проницательную лукавую улыбку, казалось, говорившую - она знает, что он думает о ней.

К тому времени, когда его отец вежливо намекнул гостям, что Драмм выглядит немного уставшим, у того уже сводило челюсти от искусственных улыбок. Заметив, что лучшие друзья направились к дверям вместе со всеми остальными, Драмм помахал им, чтобы они задержались.

- Мне бы хотелось вам кое-что сказать, - обратился он к Рейфу. Подождите, пожалуйста, еще минутку.

- Не предоставите ли сначала мне возможность поговорить с сыном наедине? - спросил граф.

Друзья Драмма вышли в холл, а леди Аннабелл и ее мамаша сказали графу, что подождут его в экипаже.

- Что ж, ты справился, - оставшись вдвоем с Драммом, заявил отец. Теперь у тебя будет большая компания. Мне будет приятно узнать, что ты принимаешь их даже в мое отсутствие.

Драмм застонал.

- Если вам приятно, то буду принимать, но не могу ничего обещать к тому времени, когда снова встану на ноги.

- Этого я и не прошу, - произнес граф. Он поколебался, потом резко спросил: - Что ты о ней думаешь?

Лицо Драмма окаменело. Отец не мог говорить о какой-то другой женщине. Но почему он не назвал ее? И что он имел в виду - что думает Драмм об Аннабелл как о паре для отца? Или для сына? Кроме того, это было совсем не похоже на графа - задавать слишком откровенные вопросы.

- Я не уверен, - произнес Драмм, стараясь не отвечать ничего определенного. - Тут требуется время, чтобы все обдумать, не правда ли?

- Конечно, - обычным сдержанным тоном сказал граф. - Время у нас есть. Увидимся завтра. До свидания, - покидая дом, попрощался он с Райдерами и Далтонами. - Спасибо за то, что присматриваете за моим сыном.

- Ему самому требуется присмотр! - воскликнула Джилли, снова входя в гостиную. - Видели, как он на нее смотрел? - Тут она с запозданием поняла, что заговорила на запретную тему, и неловко прошептала: - Я не должна была этого говорить.

- Почему бы и нет, - с улыбкой ответил Драмм. - Ты всегда говорила мне все, что хотела, так и продолжай. Я ценю это, хотя и не завидую Деймону, добавил он, чтобы рассмешить остальных. - Отец действительно смотрел на Аннабелл ласково. Может быть, она нравится ему. Может, он хочет, чтобы она досталась мне. По крайней мере мне кажется, что не стоит говорить об этой даме ничего плохого в присутствии отца, - продолжал он, грозя пальцем Джилли, - потому что это пробудит в нем желание защищать ее. Он невозможно галантен. - Драмм поерзал на месте и более мрачно сказал: - Но вот о чем я хотел с вами поговорить. Восторженные молодые особы, собравшиеся здесь сегодня, заставили меня задуматься. Но вовсе не о том, о чем мечтали их родители. - Он побарабанил длинными пальцами по ручке кресла, пытаясь сформулировать мысль.

Если бы мог, Драмм сейчас мерил бы шагами комнату. Друзья понимали, что он, должно быть, обдумывает что-то важное. Они затихли и внимательно слушали.

- Нет никакой причины, почему такая очаровательная, умная и добрая девушка, как Александра Гаскойн, не должна тоже выйти замуж, - наконец произнес Драмм. Он не сводил глаз со своей забинтованной ноги. - Тот факт, что у нее нет ни титула, ни денег, не так уж важен - в Лондоне много разнообразных мужчин, наверняка найдется кто-то, кто сочтет ее подходящей парой. Кроме того, у нее имеются другие достоинства. Мы можем посоветоваться и решить, как заставить ее приехать сюда, чтобы отблагодарить за доброту, которую она проявила ко мне. Для нее это единственный способ обрести мужа и лучшую жизнь, потому что в той глуши, где она живет, никого подходящего нет. - Он поднял глаза и увидел, что все друзья удивленно смотрят на него.

- Так вот что тебя так расстроило! - рассмеялся Рейф. - Твой отец - не единственный невозможно галантный мужчина в вашей семье!

- Я просто плачу долги, - ответил Драмм. - Потом он с улыбкой откинулся на спинку кресла и слушал, как друзья спорили, кому достанется право принять у себя подкидыша. Она сама решит, стоит ли рассказывать им свою историю, думал он, но право выбирать для нее будущее принадлежит ему. Пусть он неподвижен и не в силах изменить решения отца, но это он может сделать.

Впервые за много дней Драмм мог собой гордиться.

Глава 15

Стоял теплый вечер, завершающий чудесный день в начале лета. Эрик Форд у садовой калитки наблюдал за женщиной неподалеку от него, которая подняла голову, чтобы вдохнуть ароматы цветущего сада и чистый воздух с полей. Он оглядывал милый профиль Александры, от славного маленького носика до пышной груди. Девушка забрала волосы наверх, поскольку день выдался очень теплым, и Эрику были видны несколько позолоченных солнцем прядей, выбившихся из пучка и лежащих у нее на шее. Она не замечала его восхищенного взгляда, разве что ощущала неуловимое покалывание, которое люди чувствуют, когда на них кто-то смотрит. Александра пригладила выбившиеся прядки.

Все дела уже переделаны, ужин съеден, лошадей загнали в сарай, а мальчики находились в доме. Оттого, что дневные заботы завершились, чувство покоя и умиротворения охватило всех. Эрику нетрудно было себе представить, будто это его дом, в котором живут его дети, а женщина рядом - его жена. И что через минуту они обменяются тайными улыбками, потом обнимутся. А после этого дождутся момента, когда можно будет войти в дом и закрыть за собой двери спальни, чтобы в наступающей ночи наслаждаться друг другом. Так поступали его родители. Эрик твердо верил, что в этом и есть смысл жизни человека.

Дама, о которой он мечтал, никогда не будет принадлежать ему. У него нет титула, но ей нужен родовитый муж. Он был слишком горд, чтобы предложить ей меньшее. Хотя ему нравилась Александра и он был одинок. А она никак его не поощряла. Эрик хорошо знал женщин и понимал чувства Александры. Их мечты были похожи - обоих влекли те, кому они были не нужны. Это объединяло их, но не сводило вместе. И это печалило Эрика, не потому, что он был влюблен, хотя девушка нравилась ему, а потому, что был уверен: влюблена без взаимности она. Если его мечта маловероятна, но могла осуществиться, то ее не могла никогда.

Он видел, как Александра смотрела на Драмма и как часто старалась не делать этого. Было ясно, что она не может отвести от него глаз. Эрик слышал, как менялся ее голос, когда она говорила о Драмме.

- Я сегодня написал Драмму, - сказал он. Александра повернулась к нему, и он увидел, как в ее глазах загорелся интерес.

- Я разведал кое-что, о чем он хотел знать, и надеюсь, что скоро выясню и остальное, - продолжал Эрик. - Кое о чем я должен спросить у вас. Мне приходится расспрашивать, потому что я пообещал Драмму и еще потому что, думаю, сам он не хотел вас расспрашивать. А это может быть важно. Вы были в курсе политических воззрений мистера Гаскойна?

Она испуганно вглядывалась в него широко раскрытыми глазами.

- Политика? Боже! Значит, кто-то действительно пытался убить Драмма... графа?

- Пока не знаю. Но я выяснил кое-что о взглядах вашего отца. Он восхищался Наполеоном?

Девушка отвернулась, отводя взгляд. Эрик уже знал ответ, но терпеливо ждал, когда она заговорит.

- Мистер Гаскойн был... довольно радикально настроен, - потупившись, призналась Александра. - Вообще-то он являлся сторонником Французской революции. Глупо, правда, поскольку революционеры проповедовали равенство, а он не поделился бы ни с кем и стаканом воды, не говоря уже о деньгах. Они также учили, что все люди - братья, а он не считал никого равным себе. Его интересовала только теория. - Она снова подняла глаза на Эрика. - Хотя вы, наверное, имеете в виду, был ли он настроен настолько агрессивно, чтобы представлять опасность для кого-нибудь? Конечно, нет. Он потерял место в Итоне только из-за того, что рассказал о своих взглядах, но с тех пор он больше никаких идей не высказывал. Кто-то передал его слова директору, и мистера Гаскойна уволили, поскольку сочли, что для сыновей аристократов он опасный учитель. После этого он всячески избегал любых политических высказываний. - Александра рассмеялась. - Вы спрашиваете, потому что думаете, будто на графа напал его призрак? Вряд ли привидение посмело бы совершить такое. Единственное привидение, которое здесь имеется, живет в ближайшем городке, и это всего-навсего подвыпивший старый монах, который, как говорят, хочет прочитать вечерню, но его монастырь давно разрушен, вот он и бродит по дорогам в сумерках и бормочет. Он может напугать лошадь, но не может ни в кого выстрелить.

- Я подумал, может быть, у вашего отца были друзья, не такие пугливые, как он. Друзья с такими же убеждениями.

Ее улыбка исчезла. Она посмотрела на скрывающееся за горизонт солнце и кивнула.

- Это возможно. Он с кем-то переписывался. Некоторых из его приятелей я встречала. И была очень благодарна за то, что он не поощрял их визиты. Думаю, их интерес ко мне заставил его потерять интерес к ним. Он не питал никаких иллюзий насчет дружбы.

- А друзья в школе, где он работал?

Александра покачала головой:

- Не было никого. Он держался особняком.

- И следил за тем, чтобы у вас тоже не было друзей. Неужели вы собираетесь прозябать в одиночестве даже теперь, когда его больше нет? спросил он, потому что девушка казалась такой милой и беззащитной, что невозможно было удержаться. - Мне очень жаль, - добавил Эрик, поскольку она не ответила.

Он решился на более откровенный разговор, так как доверял ее уму и жалел ее. Его друг обладал властью и обаянием, Эрик и раньше видел, как к нему относились женщины. А теперь он понял, что Драмм неравнодушен к Александре. Драмм был ему другом и не бесчувственным человеком, и поэтому Эрик жалел их обоих - Александру за чувства, которые она испытывала, а Драмма за то, что так пренебрегал своими собственными чувствами.

- Драмм считает, что вам нельзя оставаться одной, - осторожно произнес Эрик.

Он увидел, как дрогнули ее ноздри от резкого вдоха.

- Он искренне восхищается вами, - продолжал Эрик. - Упоминает вас в своих письмах, всегда интересуется, как вы поживаете, чем заняты. Большего он не может себе позволить. Вы встречались с его отцом, а мнение этого человека имеет силу закона для Драмма. Несмотря на свою холодность, граф хороший человек, а Драмм - хороший сын.

- Я и не ожидаю ничего большего, - скованно произнесла девушка.

- Тогда повторяю, что мне очень жаль.

- Я благодарна вам за это.

Он перевел взгляд на окружающие их поля.

- Сейчас неподходящее время пытаться заслужить вашу благосклонность, как бы я этого ни хотел. Но все может измениться, верно?

Она с печальной улыбкой повернулась к нему:

- Милый Эрик, - сказала девушка, - надеюсь, что это так.

Она немного постояла молча, размышляя, остаться ли с ним теперь, когда трудные слова уже произнесены. Вечер был слишком хорош, тихий и спокойный, легкий ветерок доносил благоухание цветущих лугов, и это время таило в себе невысказанные обещания, заставляя людей совершать необдуманные, импульсивные поступки.

- Спокойной ночи, - тихо произнесла она и ушла, оставив его смотреть застывшим взглядом в надвигающуюся темноту.

***

Александра заставила себя пойти в дом. На небе уже выступали звезды, такие большие и яркие, что домик под ними казался меньше и теснее, чем был на самом деле. Она осталась бы с Эриком, если бы не знала, к чему это может привести.

Наверное, она действительно интересовала Эрика Форда. Она знала мало мужчин, но он такой открытый и добросердечный, что ей казалось, будто они давно знакомы. Он мог так много предложить ей, и самое нужное сейчас ощущение надежности, которое появлялось в его присутствии. Он большой, дружелюбный, сочувствующий. И еще он поразительно красив, и скорее всего сердце у него большое и горячее, как он сам, так что она может не беспокоиться, что, кроме себя, ей нечего больше ему предложить. Если Эрику требовалось только дружеское участие, то почему его глаза говорили о другом, ведь он не из тех, кто способен обмануть женщину.

Александра стояла на кухне и смотрела в пустой очаг. Если бы у нее было хоть немного здравого смысла, она опустилась бы на колени и возблагодарила Господа за то, что он послал ей Эрика, а потом бы встала и пошла снова к нему.

Но девушка думала о другом мужчине, который вовсе не был красив, и она не могла понять, отчего ее влекло к нему с такой силой. Человек с чувством юмора и ироничный. Умный, образованный мужчина благородного происхождения, великодушный вдобавок, но его сердце ей неподвластно. Его цель - найти себе жену из высшего общества, отвечающую требованиям его отца. Он этого не скрывает. Он настолько гордится своим именем и настолько почитает своего высокомерного отца, что, наверное, не считает нужным что-либо скрывать. Дело в том, горестно размышляла Александра, что он прав, поскольку высший свет полностью с ним согласен.

Более того, невзирая на то что Эрик ослепительно красив, а Драмм - нет, даже ее кожа реагировала на присутствие в комнате Драмма. Это очень необычное чувство. Ему достаточно было просто посмотреть на нее, и она ощущала, как на затылке начинали шевелиться волоски, а сердце сбивалось с ритма. Раньше с ней такого никогда не происходило.

Эрик был хорошим человеком, и она знала, что может доверять ему. Но графу Драммонду она совсем не доверяла. Он состоял из массы противоречий. Держался отстраненно, и все же выражение его глаз было слишком теплым, что ее смущало и вызывало дрожь. Находясь в комнате, он словно забирал весь воздух, у нее кружилась голова, и охватывало беспричинное веселье. Это невозможно было понять. Хуже того, теперь, когда он уехал, стало не важно, что она может дышать свободно. Нелепо, но удержать эти чувства так же невозможно, как удержаться от того, чтобы дышать. Он ее околдовал. Придется выждать какое-то время, чтобы узнать, сможет ли она развеять его чары.

Александра поднималась по лестнице, двигаясь так, словно, проводя много времени в своем сыром маленьком домике, уже заработала ревматизм, что, без сомнения, когда-нибудь случится. Открывая дверь спальни, она почти ожидала увидеть Драмма, сидящего в кресле или лежащего в кровати и встречающего ее этим обжигающим и одновременно леденящим взглядом умных глаз. Она сказала Эрику, что здесь не водятся призраки, но теперь понимала, что солгала. Она никогда не встречалась с призраком того бесчувственного человека, которому вначале принадлежала эта комната, но ее преследовали воспоминания о полном жизни и чувств мужчине, недавно жившем здесь и уехавшем, прихватив с собой ее сердце.

Александра опустилась на кровать. Вот она и призналась самой себе. Этот высокий человек с чересчур длинным носом и прекрасными лазурными глазами заполнил ее жизнь. Она никогда еще так сильно не влюблялась. Девушка печально улыбнулась, потому что хорошо понимала: все ее знакомства с красивыми, привлекательными мужчинами ограничивались двумя джентльменами. Так что, с надеждой подумала она, возможно, ее привязанность пройдет.

Она нахмурилась. Даже если ее сумасшествие временное, оно может продлиться достаточно долго, чтобы разрушить единственный шанс наладить отношения с Эриком. Если у нее вообще есть такой шанс. Может быть, его не оттолкнет отсутствие у нее всякого прошлого, и... Даже если когда-нибудь она будет в состоянии ответить ему, к тому времени он, без сомнения, найдет другую женщину, поумнее, разделяющую его симпатии и привязанности.

Александра легла на спину и закрыла глаза. Драмм уехал, но он лишил ее способности испытывать чувства к Эрику, а может быть, и ко всем мужчинам.

По ее жизни пронеслась комета. Граф Драммонд приходил из другого мира, настолько же удаленного от нее, как луна и звезды. Она должна преодолеть душевную боль, забыть великолепие его внезапного появления и исчезновения и только тогда сможет продолжать жить. Если судьба решит быть к ней добрее, то она, возможно, повстречает другую любовь.

Девушка села, стянула с себя одежду, снова легла, зарывшись лицом в подушку. И в изумлении опять открыла глаза. Она не надела ночную рубашку. Какой ужас! Она еще никогда не ложилась спать обнаженной! Это невиданно, это бесстыдно. В приюте детей отправляли спать, одетых с ног до головы. Когда здесь жил мистер Гаскойн, она одевалась так же. Даже теперь, оставшись одна, она никогда не позволяла себе спать в том виде, в каком сотворил ее Господь. Могли проснуться мальчики, или ей пришлось бы спешно покидать комнату...

Но сегодня все было не так. Сегодня она заставляла себя остаться в комнате. На небе сверкали звезды, листья на дереве под окном трепетали так же, как ее сердце, наполняя душу неясными желаниями, а тело - неведомым томлением. У ворот стоял сильный, красивый мужчина и, возможно, смотрел в ее окно теплым ожидающим взглядом, надеясь, что она снова спустится к нему.

Сегодня призрак другого мужчины влетал в комнату с нежным ветерком, прохладными пальцами скользил по ее горячей коже, своим дыханием шевелил волоски у нее на затылке, смеясь над ее смущением, нашептывая ей на ухо невозможные вещи. Она ворочалась в кровати, стесняясь своего тела, волнуясь оттого, к каким новым ощущениям вели эти щекочущие прикосновения.

Она не могла накрыться, потому что никогда еще не чувствовала так сильно свое тело, не была так напугана и очарована его возможностями. Она не знала, какая гладкая у нее кожа. Девушка провела по ней рукой, от живота к ребрам и выше, заметив, какие мягкие и в то же время упругие у нее груди, как затвердели у нее под ладонью соски и какие ощущения дарит это прикосновение ее ладони... Она представила себе руки, длинные, беспокойные руки Драмма...

Александра убрала руку и с приглушенным стоном перевернулась на живот.

Ей потребовалось все самообладание, чтобы успокоить мятущийся дух. Желания обуревали ее. Она пыталась удержать их, рисуя себе картины суровой действительности. Она хотела встать и надеть длинную рубашку, чтобы скрыть это полное ожиданий тело даже от самой себя. Но ей слишком нравилось прикосновение ветерка к коже.

Она еще очень долго не могла заснуть.

***

Письмо пришло на следующее утро. И к вечеру этого дня в жизни Александры воцарился хаос. Потому что именно тогда она показала письмо собравшимся за столом.

- А мы тоже можем поехать? - закричал Роб, прочитав его.

- Глупыш, - ласково произнес Кит, взъерошив волосы брата, - конечно же, нет! Это удовольствие только для Алли, отпуск для нее. Она заслужила, чтобы провести время без домашних обязанностей.

- Я не буду никакой обязанностью, - с негодованием сказал Роб.

- Конечно, - ответил ему Кит. - Одно только твое присутствие создает для нее работу. Она будет беспокоиться о тебе каждую минуту и вместо того, чтобы наслаждаться видами Лондона, будет следить за тобой.

- Кроме того, у тебя впереди целая жизнь, чтобы все повидать, - добавил Вин. - А для Алли это может быть единственный шанс.

- Спасибо за то, что напомнили о моих преклонных годах, - сказала Александра, выхватывая письмо у Роба и аккуратно сворачивая его. - Но я никуда не поеду. Может, я и состарилась, но надеюсь, у меня еще есть несколько лет, чтобы поехать в Лондон как-нибудь в другой раз. Это милый жест, и я очень благодарна за приглашение. Об этом и напишу миссис Райдер. Но поездка не для меня.

- Почему? - спросил Эрик.

Поужинав, все сидели за столом. После того как Александра рассказала о письме, оно переходило из рук в руки. Она гордилась, получив приглашение, но была смущена из-за того, что поддалась импульсу и показала письмо, и теперь размышляла, почему так поступила: может быть, хотела, чтобы все старались, уговаривая ее поехать в Лондон? От этих мыслей она ощущала еще большую неловкость. Тем более что все смотрели на нее и ожидали ответа на вопрос Эрика.

- Почему? - с раздражением повторила она. - Причин много! У меня нет приличной одежды, нет денег - не могу же я ехать в Лондон с одним желанием посмотреть виды и с двумя пенсами в башмаке. Я, знаете ли, не Дик Виттингтон. - Она не учитывала кучку презренного желтого металла, оставленного ей графом Драммондом, поскольку припрятала монеты и не собиралась прикасаться к ним, если не будет острейшей необходимости. - И, добавила девушка, поднимая руку в невольном копировании жеста Драмма, кроме того, кто будет вести хозяйство, если я поеду? Поскольку Эрик через несколько дней отправится в Лондон докладывать графу о результатах проверки, вы, мальчики останетесь совсем одни. Бедная миссис Тук - сущий ангел, сказала она, улыбаясь этой даме, - но она соскучилась по семье. Тем более в школе каникулы, вам потребуется присутствие кого-то из взрослых целый день. Нет, конечно, письмо очень милое. Может, я и приму приглашение через несколько лет, но не сейчас.

- Я не против того, чтобы остаться, - сказала миссис Тук. - Не сомневайтесь по этому поводу. Я люблю свою семью, но разлука укрепляет чувства. Буду счастлива остаться здесь с мальчиками.

- И мы не будем целыми днями бездельничать, - подхватил Вин. - Этим летом мы работаем, помнишь? Мне будут платить за помощь на ферме Монтвиллей по вечерам.

- Я пообещал мистеру Тэтчеру, что помогу ему с лошадьми, и он тоже будет мне платить, - гордо произнес Кит.

- А я буду помогать миссис Тук, честно! - поклялся Роб.

- Ваши вещи можно переделать, - сказала миссис Тук. - Летом высший свет Лондона одевается не так официально. Сезон заканчивается, так что не обязательно придерживаться последней моды, и легкие летние ткани стоят дешевле плотных. Мы можем перешить ваши платья, мне это хорошо удается. Никто не ожидает, что вы должны явиться в таком виде, словно будете представлены ко двору!

Александра вспыхнула.

- Я могу позволить себе купить немного новой ткани для новых платьев. Но есть и другие затраты.

- Нет, никаких других затрат, - сказал Эрик, откидываясь на стуле и глядя на нее. - Несколько монет для слуг Райдеров и несколько в случае возникновения какой-нибудь непредвиденной ситуации - вот и все, что вам надо. Гость не должен ни за что платить, в Лондоне так просто не принято. Кроме того, - добавил он со смехом, - знать вообще редко за что-либо платит.

- Я не принадлежу к знати, - возразила Александра. Его взгляд смягчился.

- Во многих смыслах принадлежите. Я знаю Джилли и Деймона. Они не позволят вам даже прикоснуться к своему кошельку, поверьте мне.

Остальные сидели за столом тихо, слушая, как спорят эти двое, и переводя глаза с одного на другого. Александра чувствовала, что они молча одобряют аргументы Эрика, и ощущала, что ее собственная уверенность начала колебаться.

- Но у них же маленький ребенок, - слабо возразила она. - Я буду мешать.

- Джилли - чудесная, преданная мать, - ответил Эрик, - но она леди, и у нее достаточно прислуги, чтобы позаботиться о крошке в ее отсутствие. Думаю, она втайне надеется на возможность недолго побыть не очень преданной матерью.

- У меня нет горничной, которая должна сопровождать даму, - напомнила девушка. - Ни одна уважающая себя молодая особа не отправится в поездку в одиночестве.

Все головы за столом повернулись к Эрику, чтобы увидеть, как он отреагирует.

- Вы поедете в общественном экипаже. Я проследую той же дорогой. Вы ни на минуту не останетесь в одиночестве, даже без меня. А когда доберетесь до дома Джилли, она будет для вас самой подходящей компаньонкой.

- Она леди, и я ей не подхожу, - возразила Александра, с вызовом глядя на него.

- Вы, прежде всего, гостья. И сможете посмотреть достопримечательности, может быть, посетить театр или оперу. Вы прекрасно проведете время, поверьте мне. Вам предоставляется возможность увидеть что-нибудь новое. И кое-кого из старых друзей, потому что там будет и ваш прежний пациент. Вы окажете Драмму огромную услугу, потому что дадите ему шанс вернуть вам долг тем, что позволите сопровождать вас в театр или тому подобное. Возможно, он теперь в состоянии передвигаться в инвалидной коляске. Думаю, вы заслуживаете отдых, развлечение, перемену места, и все со мной согласны. Это может быть единственным интересным событием в вашей жизни.

Их взгляды встретились. Он знает, с тревогой подумала девушка. В его глазах светилось столько понимания, когда он упомянул Драмма, он так внимательно смотрел на нее в тот момент. И он произнес "единственным в жизни" печально, но твердо.

Значит, так тому и быть. Она знала, что, если не поедет, до конца жизни будет жалеть об этом. А если поедет, возможно, до конца жизни будет печалиться о Драмме... А может, нет. Это ли ее беспокоит? Если она избавится от мечты о графе, то сумеет ли полюбить другого мужчину? Неужели Эрик тоже чувствует это? А вдруг она предается фантазиям о Драмме, чтобы избежать реальности, потому что боится боли, которую может причинить ей жизнь? И когда же она стала такой трусихой?

- Единственное интересное событие в моей жизни, - задумчиво повторила она, невольно поднимая голову, встречаясь со взглядом его глаз. - Да, наверное. Я должна поехать.

Глава 16

Для большинства пассажиров того воздуха, что проходил в приоткрытое окошко экипажа, было более чем достаточно. Мелкий дождик прекратился, выглянуло солнце, и теперь ветерок доносил ничем не заглушаемый запах разогретого мусора, лошадиного навоза, тухлой рыбы, дыма, застоявшейся воды и других, еще более неприятных вещей. Но Александра сидела, почти прижавшись носом к окошку, с широко раскрытыми глазами и вдыхала летнюю вонь Лондона, словно это был запах духов, и смотрела на запруженные улицы, как будто ей наконец удалось одним глазом взглянуть на райские кущи.

Шум от колес повозок, крики уличных разносчиков и стук лошадиных копыт по булыжным мостовым оглушал, но девушка все же расслышала просьбу соседки.

- Вы не против закрыть окно? - произнесла дама на противоположном сиденье. - Я понимаю, что это ваша первая встреча с Лондоном, но мы уже у Бычьих ворот, и вскоре вы все увидите. А пока нам бы хотелось не задохнуться, благодарю вас.

Остальные пассажиры со смехом согласились. Александра покраснела и встала, чтобы опустить раму. Мужчины в экипаже подскочили, желая помочь ей. Один из них был пожилым джентльменом, возвращавшимся от друзей, другой, с хитрым остроносым личиком, сказал, что он часовщик, а третий, толстяк, проспал почти всю поездку. Все удивительно вежливо разговаривали с девушкой. Дамы, с которыми Александра познакомилась за время путешествия, тоже обращались с ней ласково. Девушка решила, что таково столичное обхождение, не осознавая, как свежо и приветливо она выглядит.

Новая соломенная шляпка обрамляла ее лицо, светящееся от приятного ожидания. На ней было хорошенькое розовое платье, сшитое умелыми руками миссис Тук, а на плечи девушка набросила шаль с цветочным орнаментом. Измученным лондонцам она казалась похожей на расцветшую розу. И хотя Александра горела от предвкушения поездки, само путешествие пугало ее не меньше, чем волновало. Сомнения, тревоги в душе смешивались с ожиданиями чего-то прекрасного, но доброта соседей по дилижансу заставляла ее настроение улучшаться с каждой милей дороги, ведущей к Лондону.

Решение принять приглашение Райдеров было последним, которое она приняла самостоятельно. После этого контроль над собственной жизнью ускользнул из ее рук. Мальчики немедленно занялись домашним хозяйством, словно она уже уехала. Они говорили, что должны всему научиться, но девушка знала: они хотели освободить ее, дать время для подготовки к визиту. Это ей не потребовалось. Эрик сам позаботился обо всем, а миссис Тук стала шить новые платья, не без оснований утверждая, что у нее это получается быстрее.

Все, что оставалось Александре, - это волноваться, правильное ли принято решение, чем она и занималась все время. Домашние были слишком заняты, чтобы посочувствовать ей. В свободное время мальчики составляли списки того, что она должна посмотреть и чем должна заняться в Лондоне, чтобы потом рассказать им обо всем. Миссис Тук каждый вечер вместе с Александрой просматривала груды выкроек, пока у девушки не начинало все плыть перед глазами и она уступала леди право выбора фасонов платьев, полагаясь на ее превосходный вкус. Еще до получения ответа от Райдеров, настаивавших, чтобы она приезжала немедленно, Александра обзавелась новым гардеробом и огромным количеством инструкций от своей занятой семьи.

В ночь перед отъездом Эрик закончил расследование, упаковал вещи и подготовил огромного белого коня, чтобы тоже отправиться в Лондон.

- Я буду на дороге, - сказал он Александре, - так что, если возникнет какая-то проблема, знайте, что я поблизости. Будем встречаться на остановках дилижанса по всему пути, а когда вы доберетесь до конечной, уже в Лондоне, она называется Бычьи ворота, я буду там ждать вас и провожу до Райдеров без всякой задержки.

Он пошел ночевать к себе в сарай, мальчики тоже улеглись спать, и Александра отправилась в кровать. Но так и не смогла заснуть. Покрутившись и поворочавшись в постели, она тихо спустилась вниз и принялась бродить по комнатам, трогая мебель и размышляя, правильно ли собирается поступить. Дрожащий свет свечи озарил лестницу, и, подняв голову, девушка увидела миссис Тук, которая, завернувшись в шаль, спускалась по ступенькам:

- Все еще не спите? - спросила она. - Я так и думала! Поездка может заставить человека нервничать. Ни о чем не беспокойтесь. В новых экипажах не трясет, и все главные дороги засыпаны щебнем, так что сейчас путешествие не утомляет так, как раньше. И пьющих кучеров больше не нанимают на работу: компаниям по пассажирским перевозкам, как и самим пассажирам, не нужны несчастные случаи. Сотни людей каждый день добираются до Лондона без всяких инцидентов, так что не волнуйтесь, поездка будет быстрой и приятной.

- Ой, дело не только в этом, миссис Тук, - вздохнула Александра. Конечно, я волнуюсь, но, по правде говоря, я боюсь Лондона больше, чем дороги! Я не хочу попасть в глупое положение или быть обузой для окружающих. Я бы хотела быть уже дома, распаковывать сувениры и вспоминать о поездке. Глупо, конечно, - нервно рассмеялась она.

- Вам надо выпить чаю, - твердо сказала миссис Тук. - Пойдемте на кухню и поставим чайник.

- Да, это хорошая мысль, - согласилась девушка. - Вы подождете минутку? Я записала кое-что, о чем должна сказать вам, а потом, в суматохе, наверняка забуду.

Вернувшись, Александра дрожащими руками передала миссис Тук целую пачку заметок и указаний.

- Честно говоря, я делала это для себя, а не для вас. Потому что вы в совершенстве знаете, как вести хозяйство.

- Хорошо, что все записали, - убедила ее миссис Тук, беря ледяные руки девушки в свои теплые ладони. - Теперь я знаю, что ничего не забуду. Не беспокойтесь, дорогая. Я обо всем позабочусь. Вам остается только развлекаться. Да, и пожалуйста, передайте от меня привет графу. - Это, казалось, напомнило ей о чем-то еще. Немного помявшись, она продолжила: Было бы чудесно, если бы там вы познакомились с каким-нибудь приятным молодым человеком, потому что вы, конечно, заслужили это. Но если не выйдет, помните, что еще не конец света. Вы пока молоды и очень милы. Может быть, вы познакомитесь с симпатичными молодыми дамами, которые в будущем пригласят вас еще куда-нибудь.

- Приключений и так достаточно! - возразила Александра.

- Может быть. А может, и нет, увидим, - сказала миссис Тук. Ее лицо приняло отсутствующее выражение. - Вы не путешествовали, а я - да, в юности. Родители возили меня в Лондон, Брайтон, Дувр, один раз - даже в Шотландию. Она поколебалась, потом, глядя на Александру, добавила: - Посещение новых мест заставляет людей забыть о своем месте в жизни и о серых буднях. Говорят, это расширяет кругозор. Единственная плохая сторона путешествий та, что забываешь о необходимости всегда возвращаться домой.

- Не беспокойтесь, - печально отозвалась Александра. - Я знаю, кто я такая и каково мое место в этом мире, и ни за что не забуду. Хотелось бы, но не получится.

- Мистер Гаскойн был желчным человеком, - внезапно сказала миссис Тук. - Вы столько пережили, бедная девочка. Все восхищались, что вы так честно выполняли свой долг. И никто не слушал злых слов, которые он говорил. Вам тоже надо их забыть. Прошлое ушло, нужно думать только о будущем.

- Да, - живо ответила Александра, с готовностью отбрасывая воспоминания о разговорах мистера Гаскойна, который не хотел, чтобы она покидала дом, разве что для работы в саду. - Я еду в Лондон. Я обязательно хорошо проведу там время. А когда вернусь через несколько недель, расскажу вам обо всем.

Миссис Тук не сводила с нее глаз.

- В молодости я приняла единственное решение, которое казалось мне правильным. Не то чтобы я ошиблась и сожалею, что моя жизнь сложилась так, а не иначе. Я только хочу сказать, что теперь понимаю: мир совсем не такой, каким я его видела и о каком мечтала. Может, это бесцеремонно с моей стороны, но считаю, вам очень важно опять увидеться с графом. Здесь он был больным, полностью зависимым от нас человеком, оторванным от своего мира. В Лондоне вы увидите его в привычном окружении и поймете, что он собой представляет. Вам это необходимо, думаю, вам обоим.

Александра опустила голову.

- Я тоже так считаю. Вот почему я поеду.

Чайник вскипел, и миссис Тук принялась заваривать чай.

- Вы очень разумная молодая женщина, - приглушенным голосом, склоняясь над чайником, сказала она Александре. - Вам приходится такой быть. Помните об этом.

***

- Не беспокойся о нас! - сказал Вин, когда они прощались на остановке дилижанса.

- Мы за всем проследим! - добавил Кит.

- Привези мне что-нибудь, пожалуйста, - выкрикнул Роб. Мальчики и миссис Тук разговаривали с Александрой через окошко экипажа. Эрик ждал, сидя верхом, пока будет загружен багаж и все пассажиры займут свои места. Утро было серым и туманным, но девушка не заметила бы, даже если бы с небес лил огненный дождь. Она задержала дыхание, когда кучер щелкнул хлыстом, дилижанс задрожал и дернулся вперед. Сторож загудел в рожок, подавая сигнал, что они отправляются, и Александра замахала рукой. Громоздкий экипаж тронулся с места, а она испытывала головокружение и страх, словно покидала саму землю, а не двор напротив гостиницы.

Потребовалось полчаса, чтобы сердце перестало бешено колотиться. Она наконец откинулась на спинку сиденья, сложила руки, посмотрела в окно на менявшийся пейзаж и начала волноваться по-настоящему. С каждым часом волнение нарастало. Эрик успокаивал ее, когда они встречались на остановках дилижанса. Другие путешественники беседовали с ней, и это заставляло ее чувствовать: такие поездки - самое обычное дело.

Но теперь, когда она почти прибыла на место, волнение стало невозможно сдержать.

Улицы за окошком экипажа были заполнены людьми всех видов и типов. Конечно, еще одну серенькую сельскую жительницу никто даже не заметит. Здесь повсюду столько разных женщин. Леди в шикарных каретах, нищенки, толкающие тележки, служанки, гувернантки, няньки, дамы в модных туалетах, прогуливающиеся или спешащие куда-то, часто по той же улице, где проезжал дилижанс. Наверняка, с облегчением подумала Александра, зачарованно глядя на них, если женщине идет ее одежда и если она новая и чистая, то не важно, сшила ли ее дорогая портниха или обладательница платья трудилась над ним дома, делая все своими руками.

Она в уме перечислила плюсы своего положения. Она не старая и не слишком молодая. У нее в кошельке немного денег, имеется новая одежда, а душа бурлит ожиданием перемен. Может, это ни к чему и не приведет, но вряд ли каким-то образом повредит ей. Значит, правда, что, когда едешь в какое-то новое место, все кажется возможным. Но все действительно возможно, с растущим восторгом подумала она, буквально все.

Через мгновение она одернула себя, напомнив, что некоторые вещи все-таки невероятны, несмотря на самые неудержимые ее мечты.

"Мне очень повезло", - убеждала себя Александра, сжимая в руках кошелек. Когда она ездила в Бат несколько лет назад, то не ощущала и близко ничего подобного. Как она могла тогда что-то чувствовать? Она сбегала, ей вдогонку неслись проклятия, она была одна, ее переполняли твердая решимость и мрачные раздумья. Но в этот раз она не одна. Там будет Драмм. Ее ждет Эрик. Пригласившие ее люди хоть и не настоящие друзья, но наверняка не оставят ее без внимания. А лучше всего то, что сейчас она ни от кого не сбегает. Пусть чувствуются некоторая легкость и головокружение, это похоже на ощущение полета.

Александра откинулась на спинку, перевела дыхание и всей душой пожелала, чтобы ее жизнь началась заново.

***

Граф Драммонд, небрежно развалясь в кресле, обводил взглядом комнату, заполненную очаровательными, красивыми и богатыми молодыми дамами, собравшимися, чтобы привлечь его внимание. Он ощущал себя то ли раджой, который пытается решить, кого выбрать для своего гарема, то ли джентльменом в холле публичного дома, который старается заполучить за свои деньги как можно больше удовольствия. К сожалению, он понимал - оба эти представления имеют право на существование.

Обстоятельства складывались не лучшим образом. Он сидит, потому что не может стоять. Женщины окружают его вниманием из-за того, что у него в карманах, а не из-за того, что в голове или в сердце. Он улыбнулся, думая, что бы они сказали, если бы знали его мысли. Потом вздохнул, понимая, что они наверняка знают и это не имеет никакого значения. Он им нужен ради богатства и титула, а они ему - потому, что он пытается поступать правильно. Здесь нет ни намека на любовь, и он сознавал, что навряд ли когда-нибудь будет.

... Драмм был очень рад, что отец вернулся к себе в поместье. Граф сказал, что ожидает от сына полного выздоровления и вскоре после этого надеется лицезреть, как его наследник поведет к алтарю избранную им леди. Но сделать выбор было нелегко. Драмм оглядывал женщин, окружавших его.

Конечно, здесь была красавица Аннабелл в идеально шедшем ей голубом платье, и она разговаривала, смеялась, не сводя с него прелестных глаз. Он был рад этому. По крайней мере, она не с его отцом. И ей действительно удавалось рассмешить его, почти так же часто, как и раздражать способностью так хорошо играть роль в этом глупом ухаживании, в котором он был вынужден тоже принимать участие. Он поддразнивал Аннабелл, она говорила Драмму колкости, оба ужасно флиртовали, глядя друг на друга с интересом и недоверием.

Этого недостаточно, чтобы захотеть жениться на ней или позволить сделать это отцу, хотя Драмм понимал, что, возможно, придется предложить ей руку, разве что для того, чтобы уберечь от нее отца. Он предполагал: будет лучше, если сделать ее своей женой, чем наблюдать, как отца всю жизнь обманывают. Драмм прекрасно осознавал, что получит. Отцу нужна женщина, которую он сможет любить. А ему не нужна, потому что вряд ли он способен на это.

Придется внимательно следить за леди Аннабелл, когда отец вернется в город.

И все-таки будет не так уж плохо, если он сам женится на ней, размышлял Драмм. Их раздражающие взаимоотношения могут сделать ее волнующей в постели. И если ему требуется интересная жена, которая родит умных детей, то он мог бы найти кого-нибудь подобрее, но, наверное, никого с такой же красотой и знанием света. Хотя это решение может подождать. Она - не единственная возможность, зал буквально заполнен потенциальными невестами. Драмм откинулся на спинку кресла и принялся рассматривать остальных гостей, бесстрастно взвешивая все их преимущества и недостатки.

Леди Мэри Магрегор из Шотландии, но она посещала лучшие английские школы. Ее искусственный смех утомляет, но у нее великолепные лицо и фигура. И все же она все время говорит только о лошадях.

Маленькая мисс Пробишер - хорошенькая и эксцентричная, уже на выданье. Это чудесным образом изменило ее, придав ту яркую индивидуальность, которой она была лишена, когда была моложе. Это, правда, придает ее шуткам горький привкус и некоторую ядовитость. Маргарет де Витт - дочь богача, и у нее самый роскошный бюст из всех, которые Драмм когда-либо видел, но больше в ней нет ничего настолько же прекрасного. Виолетта Вейси - темноволосая, интересная, с горящими глазами. Оливия Картер - бледная и симпатичная и всегда слегка улыбается. Драмм подозревал, что они вызывают интерес только потому, что ничего не говорят, а причина этого в том, что им просто нечего сказать. Но посмотреть на них приятно.

Молодая мисс Мичем, самая младшая в своей огромной семье, была настоящей находкой. Она взирала на всех зачарованными глазами, и Драмм понял, что она делает то же самое, что и он. Если бы он мог поговорить с ней, узнать о ее впечатлениях.

Но это было невозможно. Если он хоть кому-то из них уделит больше внимания, то все остальные заметят это. Сейчас он должен только наблюдать, а потом в уединении спокойно решить, кого преследовать, когда снова встанет на ноги. Они тоже об этом знают, поэтому и красуются перед ним. Драмм понимал необходимость сегодняшнего приема, но всей душой мечтал встать и сбежать из надушенного будуара, в который превратился его салон.

Он ощутил волну свежего воздуха, когда отворилась дверь в центральный холл.

- Майор Эрик Форд, - возвестил дворецкий. Драмм впервые за день искренне и широко улыбнулся.

- Ты меня спас, - говорил он часом позже, когда они с Эриком наконец остались одни. - Появился кто-то еще, для кого они стали прихорашиваться. Благодари Бога за свою физиономию.

- Спас тебя? Да ты выглядел, как свинья перед полным корытом.

- Милое сравнение, но не точное, - с улыбкой ответил Драмм. - Скорее как свинья на блюде, запеченная с яблоком во рту.

- Аннабелл выглядела лучше, - искоса взглянув на дружка, сказал Эрик.

- Если твои интересы лежат в этой области, то, пожалуйста, скажи мне, я выкраду ее для тебя и сделаю все для того, чтобы вы соединились. Она не такая уж плохая, просто не для меня. Хотя кто знает, - торопливо добавил он, поскольку не был уверен, как все может обернуться, и подумал, что нехорошо говорить жестокие вещи, даже своему другу, о леди, на которой придется когда-нибудь жениться.

- Как нога? - спросил Эрик, наполняя бокал из графина, стоящего на буфете.

- Ужасно чешется. Я испытываю жуткое искушение сорвать шины и скрести ее до крови. Но совсем не болит и даже не ноет, - похвалился Драмм. - Я понемногу тренируюсь у себя в комнате, чтобы уж совсем не превратиться в желе, но ходить пока не могу. Жаль, что дождь кончился, - продолжал Драмм. Я радуюсь, когда вижу грозовые облака, потому что тогда у меня нет сожаления о том, что я не могу пройтись по парку. Но когда светит солнце и весь народ гуляет, это невыносимо. А когда меня возят по городу, словно младенца в коляске, это еще хуже. Я так мечтаю получить костыли, как когда-то, мальчишкой, всматривался, не растет ли у меня борода, - будто костыли могут доказать всем, что я уже стал мужчиной. Господи, я становлюсь плаксой и одновременно грубияном. Солнечные деньки приносят ощущение, как будто меня предали, и это злит, но сейчас меня злит все.

Драмм замолчал, задумавшись, что заставляло его испытывать подобные чувства. С тех пор как он вернулся в Лондон... Внезапно его лицо осветилось живейшим интересом.

- Ну вот, с ногой у меня дела обстоят лучше, чем с головой! Как Александра? А мальчики?

- Мальчики - прекрасно. А Александра здесь, в Лондоне.

- Не может быть! - сказал Драмм, и глаза его засверкали. - Скажи, когда она приехала?

- Сегодня утром. Я недавно оставил ее у Джилли и Деймона. Она была приятно взволнована предстоящей поездкой, но когда приехала, испугалась. Они ее успокоят. Девушка хотела знать, когда можно тебя посетить.

- Сейчас, через час, в любое время, которое ее устроит!

- Я ей передам. А не хочешь ли узнать, что я выяснил насчет твоего несчастного случая?

- Боже! Я подозревал, что у меня действительно сильнее всего пострадала голова. Конечно, хочу. Пожалуйста, расскажи, что ты обнаружил?

- Ничего определенного. Но очень много подозрительного. Я не обнаружил даже намека на какого-нибудь мальчишку с украденным ружьем. Но выяснил причину, по которой кто-то мог взбеситься, увидев тебя в окрестностях. Похоже, милый папаша Александры был бонапартистом, а не только скрягой.

Драмм кивнул.

- Неудивительно. Как я понял, он был человеком такого типа, который для развлечения мог мучить котят. Ну и что с того? Он давно умер.

- Поблизости жили его друзья таких же политических взглядов.

- Но они не могли знать, что я буду там проезжать, - резонно заметил Драмм. - И какой в этом смысл? Война закончилась. Наполеон мертв. Любой разочарованный революционер мог с таким же успехом взять ружье, стать в центре Лондона, уж если на то пошло, и палить куда попало. Маловероятно. Я все еще считаю правдоподобной версию с мальчишкой-идиотом и украденным оружием.

Эрик не сводил с него глаз.

- А я подумываю о том, что это может быть месть особого рода. Сумасшедший, выбравший тебя по причине, которую может понять только другой сумасшедший. Не сомневайся, такое возможно. Ты работал на правительство, и любой мог догадаться, что все твои поездки в Европу за прошедшие годы не были просто путешествиями ради удовольствия.

- Половина наших общих знакомых участвовала в этой войне, - хмыкнул Драмм.

- Но военная форма делает человека незаметным. Ты ездил на Эльбу не так давно - перед тем как умер маленький император, ты побывал на острове Святой Елены. Дважды, если я не ошибаюсь. Кто-то мог по крайней мере заметить это.

Драмм пожал плечами.

- Я был обычным курьером.

- Верю. Но английские сторонники Бонапарта - это странные люди, которые поддерживали его не только по философским причинам, но и руководствуясь личными соображениями. Я кое-что разузнал о них. Зачем англичанину работать на иностранного императора? Это были люди, которые хотели разрушить знакомый им мир в надежде, что в новом мире они добьются большего. Но они не зашли настолько далеко, чтобы объявить о себе или вступить в открытую борьбу. Это книжные черви, у которых нет своей собственной жизни. Те, кто живет жизнью других, умирают, если их кумир уходит. Привязать себя к своему богу тем, что мстить кому-то за его поруганное имя, - вот блюдо как раз в их вкусе.

- Блюдо? - рассмеялся Драмм. - Понятно. Ты предлагаешь, чтобы я нанял кого-нибудь пробовать мою пищу?

- Может быть. Сейчас ходит даже дикий слушок, будто Наполеона отравили. Я, правда, не захожу настолько далеко. Я просто прошу тебя быть поосторожнее.

- О, поосторожнее. - Улыбка Драмма стала печальной. - Тебе незачем беспокоиться. Будь уверен - я всегда осторожен во всем, что говорю и делаю. Я самый сдержанный человек из всех, кого ты встречал. Сдержан во всем, к несчастью для меня.

Глава 17

На следующий день в салоне графа Драммонда собралась еще более внушительная коллекция девиц на выданье, которые принимали различные позы, хихикали и вообще любыми способами пытались привлечь внимание апатичного хозяина дома. Драмм очень обрадовался появлению Эрика, потому что, несмотря на настоятельные просьбы их мамаш, многие молодые дамы пожелали отвлечься от прикованного к креслу костлявого ехидного господина, невзирая на то что он граф, и вместо этого постараться привлечь внимание огромного красавца блондина.

Даже Аннабелл не могла удержаться и не пококетничать с Эриком, а история их отношений не была лучезарной. Когда-то он пытался отвлечь ее от Рейфа, исключительно для того, чтобы защитить новую невесту Рейфа. "А может, дело было не только в этом?" - думал Драмм, глядя, как они стояли рядом. Они были превосходной парой, каждый представлял из себя картину физического совершенства. И конечно, если кто-то и мог обнаружить сердце у этой красавицы, это был Эрик.

Но их флирт мог ничего и не означать. Эрик - добрый человек, сама любезность, а Аннабелл настолько свободно держится в обществе, что может притворяться, даже не замечая этого. Она кокетничает с такой же легкостью, как остальные дышат. Беседуя с Эриком, она тем не менее находила время, чтобы понимающе поглядывать на Драмма, и часто улыбалась ему, как бы показывая, что осознает всю нелепость их ухаживания и не воспринимает его всерьез. Сегодня Аннабелл выглядела прекраснее, чем обычно, в небесно-голубом платье с темно-синей верхней юбкой. Она высоко уложила свои локоны, чтобы аппетитная фигурка казалась выше и стройнее. Сапфировая подвеска сверкала на высокой груди великолепной формы. Драмм не мог не восхищаться ею.

Теперь, когда пришел Эрик и Драмм не был больше центром внимания, он не мог не чувствовать себя польщенные тем, что здесь, в своем доме, принимает дам, многие из которых пользуются большим успехом в Лондоне, и они пришли исключительно с целью очаровать его. В этот момент он позволил себе думать, будто их посещение связано не только с его титулом и богатством. Он не привык обманывать себя, но эта мысль так успокаивала сейчас, что он разрешил себе немного потешиться.

Когда дворецкий провозгласил имена еще двух прибывших, Драмма окутало облако тепла и восторга.

Джилли выглядела прелестно в белом кружеве, но в этом не было ничего необычного, она и в лохмотьях смотрелась бы изысканно. Драмм перевел взгляд на ее спутницу. Александра вошла в зал, как могла бы войти одна в темный подвал, если бы в три часа утра услышала там шум, который напугал бы ее. В ее глазах читалась паника. Лицо побледнело. Она выглядела так, словно в любой момент могла упасть в обморок.

Но глаза ярко блестели, а цвет лица, хоть и бледный, был здоровым, особенно по сравнению с тусклыми лицами лишенных свежего воздуха лондонских модниц. Драмм с удовольствием отметил, что сейчас она одета не хуже остальных гостей.

Кто-то уложил ей волосы по-новому. Они были забраны назад, как обычно, но не так туго и мягкими волнами окружали лицо. Ее фигура в новом платье выглядела великолепно, несколько крепче, чем диктовала мода, но ни в коем случае не перезрелой. Она казалась самой женственностью, несмотря на скромную одежду. Платье темно-золотого цвета с мелким розовым цветочным рисунком очень шло ей, но слишком тонкая ткань не могла скрыть того, что находилось под ней. Драмм очень хорошо разбирался в моде, просто он был настолько увлечен, разглядывая, как хорошо сидит на ней платье, что не заметил, кто его сшил.

А лучше всего было то, что ее глаза загорелись еще ярче при виде бывшего подопечного и она наконец улыбнулась. Он протянул ей руку. В комнате установилась тишина. Но Драмм не заметил этого.

- Алли! Моя спасительница! Добро пожаловать. Рад вас видеть.

Девушка подошла к нему.

- Как ваше здоровье? - с таким волнением спросила она, что стало понятно: это не просто любезность.

- Скоро буду ковылять на костылях, - с гордостью сообщил он. - И голова не болела уже несколько недель. А как вы?

- Я удивлена и подавлена всем увиденным, - ответила она. - Лондон еще больше, чем я себе представляла, а уж нафантазировала я ого-го сколько! Это мое увлечение, знаете ли.

- Теперь у вас есть занятие получше, - с удовольствием сказал Драмм. Здравствуй, Джилли, любовь моя. Вижу, ты была очень занята.

Джилли подбоченилась.

- Ха. Да я ничего не сделала, только предоставила Алли возможность как следует выспаться. Все остальное она сделала сама. Эта девушка словно глоток свежего деревенского воздуха в городе, не правда ли?

Драмм кивнул. Он видел, что сейчас они настолько же скрыты от посторонних взглядов, как актеры на сцене в конце третьего акта. Поэтому решил с театральным эффектом представить Алли обществу.

- Да. Позвольте мне представить вас всей компании, Александра. Послушайте, - сказал он, беря ее за руку, повышая голос и обращаясь ко всем присутствующим, - это моя знакомая, мисс Александра Гаскойн. Мы познакомились в канаве еще весной. Я очень рад, что это произошло и что она тогда извинила меня за грубость. По правде говоря, я даже не встал, чтобы отвесить ей поклон, и не назвал своего имени. Она великодушно простила меня и попросила своих братьев пригласить меня в дом. Я был настолько невежлив, что не почистил башмаки перед тем, как вошел, и так неучтив, что напачкал везде своей кровью, прежде чем развалиться на ее лучшей кровати. Потом она быстро пригласила доктора и таким образом спасла мне жизнь.

Компания отреагировала именно так, как он и планировал, разразившись смехом и аплодисментами. Александра улыбнулась.

- Я слишком обрадовалась, что вы еще дышите, чтобы требовать чего-то еще. И хорошо, поскольку вы были так вежливы, что непременно попытались бы показать себя джентльменом, что привело бы к катастрофе. По крайней мере вы были лучшим гостем, какого только можно пожелать. Вы не просили ничего особенного из еды или питья, ничего не требовали, не шумели и не вмешивались в наши дела... поначалу.

Он улыбнулся ей в ответ.

- Чудо, что вы позволили мне очнуться.

Все присутствующие тоже улыбались, но теперь они перевели взгляд с хозяина дома на новую гостью, и на некоторых лицах улыбки померкли, а большинство мамаш сузили глаза. Драмм продолжал держать девушку за руку. Она не сводила с него глаз. Эрик закашлялся.

- И что же сделал этот человек, когда наконец пришел в себя? - спросил он. - Построил сарай своей мечты, чтобы разместить в нем всех своих слуг и друзей, которых он немедленно позвал на помощь. Бедная мисс Гаскойн. Ее лошадка была смущена, а куры поражены таким размахом, и это еще ничто по сравнению с тем, что говорили соседи!

Вся компания рассмеялась.

- Да. Я совершил ошибку, сознаюсь, - сказал Драмм. - Сарай оказался таким вычурным, что куры, должно быть, решили, будто теперь они обязаны нести золотые яйца, - добавил он с озадаченным видом, чтобы опять заставить всех смеяться. - По правде говоря, сарай больше подходит к какому-нибудь раззолоченному дворцу, чем к очаровательному историческому дому мисс Гаскойн. Скажите, дорогая, вы уже сровняли с землей этот ужас, что я построил?

- Если бы я это сделала, куры обиделись бы на меня и больше не стали бы со мной разговаривать, - ответила она. - Они теперь так зазнаются, что в обычном сарае чувствовали бы себя не в своей тарелке.

Он засмеялся и сжал ее руку в молчаливом одобрении шутки, а потом отпустил ее, и Александра почувствовала, как стеснение в ее груди тоже отпустило. Когда она вошла в комнату и увидела эту сверкающую компанию, ей хотелось убежать прочь. Девушка знала, что Драмма окружает великолепие. Она не так часто в своей жизни встречалась с великолепием, чтобы представлять себе, что это такое. Теперь представляла.

Даже внешний вид его дома произвел на нее впечатление, но то, что она ощутила, оказавшись внутри, превзошло се самые фантастические мечты. Выложенный белыми и черными квадратами мраморный пол был прекраснее, чем весь дом их местного эсквайра. Один взгляд подсказал ей, что на стенах, обтянутых шелком, висят настоящие произведения искусства. Высокие потолки расписаны фресками на поле из золотого, розового, зеленого и голубого. Девушка подумала, что это, должно быть, работа Роберта Адама. Окошко над дверью впускало солнечный свет, позволявший видеть огромные черные и белые вазы, стоявшие в нишах.

В центре холла располагалась изящная резная лестница, напоминавшая застывший водопад. Отполированное красное дерево по красоте не могло сравниться ни с чем в ее доме, а прислуга одевалась лучше, чем самые богатые люди в ее деревне. Она видела двух слуг и дворецкого в ливреях, похожих на мундиры какой-нибудь величественной армии.

Когда Александра вошла в зал, она почти перестала дышать. Люди выглядели так, словно сошли со страниц модных журналов. Миссис Тук сшила ей прекрасное платье, но девушка с точностью до пенни знала, во сколько оно ей обошлось. Эти дамы красовались в платьях, сшитых руками мастеров, в шелках и атласах, вышитых ангелами. Веера, которыми дамы обмахивали лица, стоили дороже, чем весь гардероб Александры. Их платья, прически, разговор, их лица - все казалось прозрачным, с холодком, даже смех, который, как аромат редких духов, носился в воздухе. И кроме Драмма с Эриком, в комнате находились одни только женщины.

Александра и возмутилась, и опечалилась. Она надеялась повидать Драмма. Вместо этого она увидела графа Драммонда, сидящего в кресле с высокой спинкой, его скучающе полузакрытые глаза, на худом лице играла ледяная улыбка. Он полностью соответствовал образу томного, элегантного, богатого и могущественного джентльмена, который может заставить самых красивых леди Лондона стараться привлечь его внимание - и ему это безразлично.

Потом Драмм посмотрел на нее, и она заметила, как в его прозрачных глазах заиграла жизнь. Он улыбнулся ей и заговорил, и она снова увидела прежнего Драмма. Но миссис Тук была права, подумала Александра, теперь ей никогда не забыть, кто он такой на самом деле.

Ну что ж, так и должно быть, решила она. И ощутила, как ей плохо.

- Так это та самая молодая дама, которая спасла вам жизнь! воскликнула Аннабелл с выражением восторга на лице. - Прекрасно, мисс Гаскойн! Лондонские леди восхищены вами. Какая смелость. Принять у себя незнакомца! И с такой злодейской внешностью, - добавила она, стрельнув в Драмма глазами. - Откуда вы могли знать, что он не какой-нибудь мерзавец, который встанет ночью, ограбит вас и сбежит неизвестно куда?

- Я беспокоилась только о том, что нам делать, если он не очнется, ответила Александра. - От призрака труднее избавиться, чем от вора. Я бы предпочла иметь дело с грабителем, чем с мертвецом, а вы?

- А из-за чего произошел несчастный случай? - с любопытством спросила другая дама, протискиваясь поближе и с укором взглянув на Аннабелл, которая, как обычно, старалась верховодить в любом разговоре.

- Из-за зайца, или белки, или птички, которая напугала мою лошадь, пожав плечами, ответил Драмм.

- Это наверняка оказался необычный зверек, - задумчиво сказала Аннабелл, - поскольку он стрелял из ружья. - Она подождала, пока прекратятся охи и ахи, и добавила: - Видите ли, я расспрашивала отца, и он сказал, что правительство ведет расследование. Лорд Драммонд работал на них во время войны с Наполеоном, и у него до сих пор имеются враги.

Драмм подавил стон. Наверное, она сказала это, чтобы укрепить его репутацию, потому что если она на него охотится, то хочет, чтобы он выглядел бесстрашным патриотом в глазах общества. Или, мрачно подумал он, может быть, Аннабелл надеется, что ее слова дойдут до графа Уинтертона и тому будет приятно, что она так превозносит его сына. Драмму все это было неприятно.

- Скорее всего какой-то мальчишка стрелял по птицам, так считают все в деревне, - скучающим голосом проговорил Драмм, чтобы предупредить желание дам польстить ему и продолжить обсуждение этой темы. - Поскольку мисс Гаскойн новичок в нашей компании и в Лондоне, вынужден спросить вас, милые леди: что вы посоветуете ей посетить? Она была для меня воплощением гостеприимства, и я бы хотел ответить ей тем же. Какие у вас идеи?

Дамы заговорили наперебой, гостьи Драмма старались привлечь его внимание, предлагая каждая свое, надеясь показаться в его глазах остроумной или мудрой. Аннабелл, конечно, снова превзошла всех.

- Я придумала самое лучшее! - воскликнула она, прерывая советы посетить оперу, театр, парк Воксхолл и все соборы, замки, галереи и исторические места города. - Почему бы мне не устроить бал? Мы сможем представить вашу спасительницу всему обществу. Скажем, через пару недель? Пока все еще не уехали из города до конца лета. К тому времени вы, конечно, уже сможете протанцевать с ней танец. И со мной, я надеюсь, - с очаровательной улыбкой добавила она, - в награду за мою прекрасную идею?

- Да, идея хороша, - подхватила Джилли до того, как кто-либо успел вымолвить хоть слово, - но бал состоится у меня. Я знаю Драмма дольше и больше досаждала ему и знаю Алли тоже. Муж будет доволен. Он хочет остаться в Лондоне, чтобы закончить какие-то дела, так что это не нарушит наши планы. Что скажешь, Драмм? Я вполне могу справиться с ролью хозяйки бала - с твоей помощью, конечно.

- Если Деймон согласится, я думаю, что это превосходная идея, - сказал Драмм. - Я спрошу его, если ты не возражаешь.

- Ха, - весело произнесла Джилли, - как будто он когда-нибудь был против! Он любит вечеринки не меньше остальных. Как здорово, Алли.

- Для меня не надо устраивать ничего настолько великолепного, возразила Александра, побледнев и покусывая нижнюю губу. - Я буду просто счастлива посетить ипподром Эстли. Мальчики просили меня сходить туда и потом подробно им все рассказать. Меня также вполне устроит посещение парка Воксхолл, а больше ничего делать не надо.

- Верю, верю, - ответил Драмм. - Но бал у Джилли доставит удовольствие мне, так что позвольте нам этим заняться. Я обещаю, что вы посетите и другие места. Я буду рад вас сопровождать. - Он поднял руку, чтобы стих всеобщий ропот. - У меня есть инвалидная коляска, так что я могу бывать всюду без костылей. Я так мечтаю выбраться из дома. Конечно, - печально добавил он, если мисс Гаскойн не согласится, чтобы миссис Райдер устроила бал, она также лишит меня возможности прогулок. Потому что, если она не захочет пойти на бал, я, конечно, не смогу попросить ее сопровождать меня при осмотре достопримечательностей города. Это было бы ужасно эгоистично с ее стороны, не правда ли?

Он увидел, что Александра нахмурилась, и пожал плечами.

- Я привык, чтобы все было по-моему. Конечно, это большой недостаток, обратился он к присутствующим. - А чем же еще я могу на нее воздействовать? Пришлось воспользоваться нашей дружбой. По крайней мере я думал, что мы друзья. Верил, она захочет, чтобы я выходил и был счастлив, но может, я ошибался...

- Чепуха! - взволнованно воскликнула Александра.

- Нет, - легкомысленно ответил он, - это шантаж. И вы знали, что я на это пойду. Теперь ваш ход.

- Вы в точности как мальчики, когда они захотят чего-нибудь от меня добиться, - сказала она. - Знаете, они ныли и хандрили так убедительно, что в доме создалось похоронное настроение. Братья сказали, что, если я не поеду в Лондон, они будут себя так вести все лето и чувствовать себя виноватыми каждый раз при виде меня, думая, что мне пришлось остаться и присматривать за ними вместо отдыха и развлечения.

- Конечно, - вкрадчиво произнес Драмм. - Именно это я и посоветовал им сказать.

Он рассмеялся, увидев выражение ее лица. К нему присоединился Эрик, а потом и Джилли. Через минуту Александра тоже смеялась. Но все остальные в комнате молчали.

***

- Боже мой! - двумя неделями позже сказал Эрик, останавливаясь в дверях, ведущих в спальню Драмма. - Что это ты делаешь?

- Стараюсь не превратиться в миску с желе, - проворчал Драмм. - Закрой дверь, пожалуйста. В это время я держу слуг подальше. Никогда не угадаешь, кто может заглянуть сюда. А мне не хотелось бы, чтобы это дошло до моего отца.

Эрик закрыл дверь, скрестил на груди руки и осмотрелся. Его друг превратил элегантную спальню в склад ненужной мебели. Шесть диванчиков разных стилей и форм стояли в ряд спинками друг напротив друга, образуя проход, ведущий от огромной кровати с пологом до большого окна на противоположном конце комнаты. Граф Драммонд в одном белье и рубашке проходил по этой странной аллее, используя только силу рук, всем весом опираясь на спинки диванов и раскачиваясь между ними. Он продвигался медленно, держась так, чтобы его ноги не касались ни прекрасных обюссонских ковров, ни отполированного пола. Граймз топтался поблизости, готовый подхватить хозяина, если тот сорвется.

Эрик заметил, что обманчиво худое тело друга оказалось достаточно сильным. Вены пересекали крепкие мускулистые руки, и это говорило о том, что ими пользовались не только при надевании перчаток для верховой езды, а здоровая нога отличалась мощным сложением. Эрик поморщился, увидев, что на другой ноге Драмм тащит тяжелую деревянную клетку.

- Нарушаем советы доктора? - мягко поинтересовался майор.

- Не совсем, - выдохнул Драмм. - Доктор мне этого не запрещал.

- Потому что ты его не спрашивал.

- Правильно, - подтвердил Драмм, тяжело переводя дыхание, когда достиг окна. - Сегодня добрался быстрее, верно? - спросил он Граймза, прислоняясь к подоконнику, и наконец становясь на здоровую ногу.

Граймз посмотрел на часы в руке.

- На полминуты быстрее, милорд.

- Хорошо, - сказал Драмм. - Спасибо, Граймз. Сейчас мне надо кое-что обсудить с майором Фордом. Не волнуйся, он поможет мне добраться обратно.

Граймз поклонился и оставил господ наедине. Драмм улыбнулся другу.

- Если я буду только сидеть и ждать, то нога станет совершенно бесполезной к тому времени, когда доктор решит освободить ее от этих приспособлений. Я все время чувствую себя слабым, как котенок. Отдыхать целый день утомительно, так же как ездить целый день верхом, а если это повторяется день за днем, то становится просто невыносимо. Я никогда не понимал, что человек должен напрягать мышцы, или он их лишится. Весь мир считает, что богачам повезло, потому что им не приходится трудиться, как простому люду. Но богачи, ведущие праздный образ жизни, чаще страдают от подагры, апоплексии и расстройств печени.

- Ну ладно, - заметив удивленное выражение лица Эрика, сказал Драмм, я не могу доказать это. Но знаю, что без движения схожу с ума. Я не могу спать по ночам, ничего не делать, только крутиться и стонать целый день. Я сознаю, что еще не здоров. И конечно, не хочу потерять ногу из-за собственной глупости, а если кости сдвинутся до того, как срослись, такое может случиться. Но никто не говорил, что мне нельзя пользоваться мозгами. Я их напряг и придумал, как можно тренироваться, не задевая ногу. Граймз слишком слаб, чтобы выдержать мой вес во время ходьбы. Конечно, я могу прыгать, но это не слишком эффективное упражнение. Я обнаружил, что физические занятия успокаивают нервы. Посмотри на потолок над кроватью.

Эрик посмотрел вверх и увидел две веревки, свисающие с выступающей потолочной балки.

- Когда я только начал тренироваться, то добивался, чтобы руки стали достаточно сильными, - с гордостью произнес Драмм. - Я поднимался и опускался, пока не понял, что способен на большее.

- Но ты хочешь скрыть это от графа. Что, если он увидит?

- Надеюсь, нет. Он редко заходит в мою спальню. Ну а если увидит? Мне не шесть лет, я его не боюсь. Я просто не хотел, чтобы он беспокоился обо мне. Ему это прекрасно удается. Но теперь я уверен, что буду в состоянии пользоваться костылями, когда мне разрешат. А если я смогу по-настоящему ходить, то сразу побегу!

- Я слышал, тебе хорошо удается передвигаться в инвалидной коляске, заметил Эрик, подходя к окну и выглядывая в него, чтобы избежать пронизывающего взгляда друга.

- Выезжать к чаю? - горько произнес Драмм. - Посетить Тауэр, где меня покатают и покажут зверей? Или Риджентс-Парк, чтобы мою коляску поставили рядом с колясками старичков и мы могли бы посплетничать, греясь на солнышке? Или в Эстли, сидеть на стуле в проходе, смотря на выступления лошадей? Да, я передвигался, но меня тошнит от того, как я это делал.

- И с кем же ты прогуливался? - Драмм оценивающе посмотрел на друга.

- Ты хочешь, чтобы я отступил, Эрик? - наконец произнес он. - Тогда только скажи. С ней чудесно гулять. Но если у тебя есть намерение всерьез поухаживать, я отступлю. Хотя мне не кажется, что ты преследуешь такую цель.

- Правильно, - ответил Эрик. - Думаю, ей нравится моя компания, так же как мне - ее. Но она меня не замечает. В смысле как мужчину. Если ты находишься с ней в одной комнате, или в одном городе, или даже в одном мире. Просто я удивлен. Это не похоже на тебя. Я считал, что она - последняя из женщин, чьи надежды ты станешь поддерживать. Она из того типа женщин, которых ты всегда избегал, которых ты можешь желать, но не будешь относиться к ним легкомысленно. Если, конечно, ты не имеешь в виду более серьезные планы, а это удивило бы меня еще больше.

- Разве? - усмехнулся Драмм. - Что касается причин, по которым я составляю ей компанию, - забудь о страсти, я достаточно взрослый, чтобы контролировать себя. И можешь отбросить любовь: я ее не испытываю, никогда не испытывал, и сомневаюсь, что когда-нибудь смогу. Но настоящая привязанность? Да. Для меня это тоже удивительно. Я ее не обижу. Обещаю тебе, что скорее отрежу себе вторую ногу, чем сделаю такое. Считаю, я должен тебе обещать, верно? И не только потому, что ты настоящий джентльмен.

Лицо Эрика приняло сдержанное выражение.

- Я не единственный мужчина, которого видели на днях гуляющим с ней по городу, не правда ли? - мягко спросил Драмм. - Есть места, куда я не могу попасть даже в инвалидной коляске, например, покататься на лодке или поездить верхом в парке. Ты это можешь и, как я понимаю, делаешь. И я снова спрашиваю, потому что поступлю так, как ты желаешь. Ты хочешь, чтобы я отступил?

- Нет, - тяжело произнес Эрик. - Я снова отвечаю - в этом нет необходимости.

- Значит, - сказал Драмм, разглядывая свои руки, словно он впервые увидел мозоли на ладонях, - это ни к чему не приведет? Позволь, я скажу тебе кое-что, в чем есть необходимость. Я составил список имен.

Взгляд Эрика стал острым. Драмм покивал головой.

- Я еще не растерял старых связей. Четверо мужчин живут в сельской местности, двое из них - относительно недалеко от дома Гаскойнов. И гораздо больше проживают в Лондоне. Это английские бонапартисты, о которых известно, что они оплакивали смерть своего идола. За всеми людьми из этого списка велось наблюдение во время войны. Стоит ли продолжать наблюдение - вот в чем вопрос.

- Ты бы хотел, чтобы я нашел ответ?

- Если будешь настолько любезен. Я сам пока не могу. Скоро надеюсь уже стоять на собственных ногах. Но знаешь, это может оказаться пустой тратой времени. Вдруг мы вскоре получим письмо от мальчиков, в котором они напишут, что нашли стрелявшего беднягу и выбили из него признание?

- Сомневаюсь, - ответил Эрик. - Давай список. - Он недовольно поморщился, когда Драмм снова положил руку на спинку диванчика, приготовившись возвращаться через комнату к письменному столу. - Я больше не могу смотреть, как ты мучаешься... то есть тренируешься. Клади руку мне на плечо и перенеси на меня весь свой вес, когда будешь прыгать на одной ноге. Я высокий, как дерево, и такой же крепкий.

Драмм усмехнулся, а затем расплылся в улыбке, когда Эрик почти перенес его к столу. Драмм прикоснулся к боковой панели, и из стола выдвинулся маленький ящичек. Оттуда он вынул свернутую бумагу и отдал ее Эрику. Тот положил лист в карман.

- Хорошо. Я могу, приступить к работе прямо сейчас. Все равно мне больше нечем заняться.

Драмм замялся;

- Мне очень жаль. У женщин ум такой же изощренный и недоступный для понимания, как и у мужчин. Она всегда может передумать... - Он замолчал. Эрик, - вдруг расхохотался Драмм, - мы столько говорили, а я не уверен, какую из дам мы обсуждали! Я, конечно, выходил вместе с Алли, но и с Аннабелл тоже. Поскольку я устроил так, чтобы Алли пригласили в гости, то несу за нее ответственность, а если бы нас видели только с ней вдвоем, это вызвало бы пересуды, которые ей вовсе не нужны. А что касается Аннабелл - я встречаюсь с ней по ряду причин. Так которая из двух? Или есть еще кто-то? Я развлекаю целую толпу сплетниц тем, что вижусь то с Алли, то с Аннабелл, чтобы люди не заостряли внимание на одной из них. И чтобы ни одна из женщин не увлекалась только мной одним. Так кто же это?

Теперь усмехнулся Эрик.

- Ты не знаешь? Ну и хорошо. Просто прекрасно. - Он посмотрел на ряд диванчиков, потом намеренно перевел взгляд на веревки, свисающие с потолка. - Ты хороший друг, Драмм. Но ты должен знать, что нельзя задевать мужскую гордость. Скоро увидимся, и надеюсь, у тебя будут ответы.

Драмм улыбнулся, когда Эрик отдал ему честь и вышел пружинящим шагом. Потом его улыбка исчезла.

Друг был прав. Он играет с женскими чувствами, а это опасно. Но он не собирается останавливаться, пока не поймет, почему его так очаровывает Алли. Здесь, в Лондоне, Драмм понял, что это не привязанность больного к своей сиделке и не желание заключенного угодить своему тюремщику. Она значила для него гораздо больше. Насколько больше, ему еще предстоит выяснить.

Он вдыхает запах жимолости, и сердце тотчас начинает биться быстрее. Когда Драмм смотрит на нее, то ощущает волнение и нежность одновременно. Боже, он хочет заняться с ней любовью! Непонятно почему. Александра мила, но в Лондоне дюжины красивых женщин. Он мог бы выбрать себе жену или купить любовь чужих жен. Он мог бы послать за искусной куртизанкой. И раньше ему часто это требовалось. Они были рады услужить ему, несмотря на громоздкое приспособление на ноге. Но теперь ему никто не нужен.

Он знал так же хорошо, как она, что для них нет будущего. Есть только настоящее. Драмм понимал, как это важно. Он встречался со смертью и понимал, что настоящее - то единственное, за что должен бороться человек, даже если оно ему не дается. Потому что всему приходит конец.

И все же нет смысла отказываться от встреч с Александрой. Для умного человека всегда найдется способ преодолеть запреты. Например, доктора говорили, что он не может ходить. А он научился ходить при помощи рук. Драмм понимал, что не может на ней жениться, а она предназначена для замужества. Но он цивилизованный человек с великолепным самообладанием. Почему бы не встречаться с ней? Александра все равно через пару недель уедет из города. Почему бы не сдержать слова и не устроить для нее самый лучший отдых? Он обязан ей гораздо большим.

Он мог бы даже подыскать ей богатого мужа. Это бы успокоило его совесть и пошло ей во благо. Как жаль, что ей не понравился Эрик, подумал Драмм, но без всякого сожаления. Если бы она выбрала Эрика, то ему пришлось бы видеть их вдвоем до конца своей жизни. Было бы неприятно наблюдать эту любящую пару, которая постоянно напоминала бы ему, что сам он не способен испытывать Любовь.

Все равно, существуют и другие мужчины. Он позаботится, чтобы она познакомилась с ними.

Драмм снова занялся упражнениями. Это чудесный способ вернуть телу здоровье. И перестать думать.

Глава 18

- Прочь! - кричала Джилли Райдер. - Сию же минуту оставь мой дом, или я позову слуг, чтобы они тебя вывели! Как ты можешь? Я пригласила тебя в гости отдыхать, а ты вот что делаешь! За моей спиной? Намеренно меня обманываешь? Мне стыдно за тебя, Александра Гаскойн. Я думала, ты всегда держишь слово.

Александра в последний раз обняла маленькую Аннализу и нехотя вернула ее сияющей няне.

- Я не смогла удержаться. Я помню, ты говорила, что я не должна чувствовать себя обязанной заниматься ребенком. Просто я спускалась вниз на завтрак и проходила мимо детской, девчушка меня совершенно очаровала, Джилли, честное слово.

- Забавно, как это, спускаясь к завтраку, ты оказалась наверху, сказала Джилли, беря дочку из рук няни и целуя детскую шейку. - Но ты права. Разве она не очарование? Боже! Даже не знаю, как у меня хватает силы воли каждый день уходить от нее.

Нежная улыбка померкла на лице Александры, а его выражение стало суровым.

- Вот именно это я и говорила, если ты помнишь, - отрывисто произнесла она. - Ты слишком много времени проводишь со мной. Я чудесно отдыхаю, ты самая гостеприимная хозяйка, я осмотрела все достопримечательности, которые мне советовали, и ты всюду сопровождала меня. Мне давным-давно пора домой. Я могу собраться через час.

- Ах, оставь, - возразила Джилли. Она в последний раз чмокнула малютку и передала ее няне. - Пойдем, - обратилась она к Александре. - Я очень голодна, и нам надо кое о чем поговорить. Нехорошо ссориться в присутствии слуг, - добавила она, когда они вышли из детской и стали спускаться по винтовой лестнице. - Хотя бы потому, что они не знают, куда прятать глаза. Предполагается, что они не должны ничего замечать, а мы не должны замечать их присутствия. Я уже давно живу среди аристократии, но так и не научилась понимать этого. Люди - это же не мебель, даже если им платят, чтобы они ею притворялись. - Она остановилась на ступеньках. - Говоришь, тебе пора возвращаться домой? Тебе здесь плохо? - спросила Джилли, пристально смотря на Александру, словно бросая ей вызов.

Потом спустилась по лестнице дальше, не дав гостье возможности ответить. Александра не в первый раз видела, как хозяйка дома быстро превращалась из утонченной леди в бешеную кошку и обратно. Она удивлялась, что маленькой изящной даме с очевидной легкостью удается это проделать. Но за несколько пролетевших недель, что Александра гостила здесь, она узнала: какой бы хрупкой ни выглядела Джилли, не многие женщины могли бы сравниться с ней по силе характера. Или по честности и доброте.

- Нет, конечно, мне здесь хорошо, - возразила Александра.

- Так я и думала, иначе я бы заметила. Послушай, - сказала Джилли, через месяц мы с Аннализой будем в деревне и станем проводить все время вместе. Твое пребывание здесь доставляет мне столько же удовольствия, сколько и тебе. Я знаю, что тебя нельзя назвать несчастной. Но дело в том, что... Ой, мне не удаются намеки, - пробормотала она, - никогда не получались, хотя мой благодетель, виконт Синклер, и Драмм, особенно Драмм, оба мастера намека. Я лучше скажу прямо, - мрачно заявила она. - Дело в том, что я думаю - не из-за Драмма ли ты хочешь ехать домой, - золотистые глаза Джилли потеплели, она посмотрела на Александру с огромным сочувствием.

- Когда видишь того, кого любишь и хочешь, но не можешь назвать своим, одновременно испытываешь два желания - и сбежать, и остаться. Я знаю. Если ты не видишь его, то мечтаешь о нем. Если видишь, то хочешь уйти подальше, чтобы не мучиться. Я это знаю. Когда я была девчонкой, то вообразила, что влюблена в Драмма, - призналась Джилли. - Да так и было, я буквально молилась на него, - продолжала она, увидев, как удивлена Александра. - Когда я это поняла, все сразу стало на свои места. Потому что осознала, что больше всего люблю его на расстоянии. Он был моим идеалом, первым другом с тех пор, как Синклеры приняли меня в свою семью, и моим наставником. Все, что я хотела сделать, - это угодить ему. Но чтобы он угождал мне? Ну нет, ни в коем случае. Когда я поняла это, то освободилась и смогла полюбить другого человека. - Она хихикнула, как девчонка. - Я обожаю своего мужа, Алли. Самое лучшее, что сделал для меня Драмм, - это то, что он сыграл роль идеала, чтобы я испытала к нему телячью любовь, а потом выросла и встретила другого мужчину, которого смогла полюбить, как и положено женщине, - как равного себе.

Щеки Александры зарделись. Не отдавая себе отчета, она надменно вздернула подбородок.

- Я хорошо понимаю, что такое равенство. Не беспокойся. Тебе не стоит читать мораль, у меня нет никаких намерений в отношении графа. Жаль, что ты считаешь меня способной на это.

- Какая досада! - сказала Джилли, топая ногой. - С тобой невозможно разговаривать! Столько гордости - точно как у него. Но ты ничего не поняла. Это его ужасный недостаток. Не делайся такой же. Пошли, а то получится глупо, мы можем более свободно поговорить внизу.

Зайдя в комнату, Джилли закрыла дверь, устроилась в кресле и стала смотреть на Александру, которая с встревоженным видом села напротив. Джилли не замечала ее беспокойства, потому что видела перед собой совсем другую женщину, отличающуюся от той, которую когда-то встретила в деревне.

Александра если и не преобразилась, то словно вышла из тени на свет благодаря переменам, которые принесли ей несколько недель в Лондоне. Новая одежда, хорошее французское мыло и хороший французский парикмахер придали ей блеска. А самыми лучшими румянами оказались комплименты, которые она получала от друзей Эрика и Деймона и от других мужчин, собиравшихся вокруг нее, как только она появлялась в обществе. В деревне Александра была красивой женщиной, невзирая на одежду и сложившуюся ситуацию. Сейчас она излучала сияние. Может, она не так прекрасна, как Аннабелл и другие дамы из высшего света, но привлекает внимание. И дело не только в фигуре, подумала Джилли. Лицо Александры притягивало к себе взоры, у нее такой профиль, какой часто видишь на камеях, - чистый и аристократический.

Но она не аристократка, к сожалению. Джилли вспомнила, о чем они с мужем говорили предыдущей ночью, и нахмурилась.

- Драммом так легко восхищаться, - без всякого вступления сказала она, приступая к вопросу, который она обещала Деймону разъяснить в разговоре с Александрой. - Им можно увлечься. Мы видели, как это обычно происходит. Он очарователен, но держится так отстраненно, что отпугивает слабовольных дам. Другие принимают вызов. А некоторые начинают испытывать материнские чувства и хотят превратить Драмма в нечто вроде комнатной собачки. Как будто это возможно! Он не красавец, но его лицо нельзя забыть, а эти глаза! Если он не женится и не родит детей, его надо за это повесить. Мы с Деймоном считаем его одним из лучших наших друзей, и если он дружит с кем-то, то можешь быть уверена - это порядочный человек. Но, Алли, он, кажется, не способен любить, как Ромео. Я никогда не замечала за ним ничего такого, а я его давно знаю. И это не из-за разбитого сердца и не из-за несчастной любви, - продолжала Джилли, переходя на простонародную речь, что случалось, когда она была взволнована. - Юэн Синклер - его кузен, и он бы знал, если бы дело было в этом. Видишь ли, мы обсуждаем все между собой. Похоже, сердцу Драмма чего-то не хватает. Он дружит с женщинами и развлекается с ними больше, чем необходимо. Я говорю это, потому что, хотя и предполагается, что мы не должны знать о его любовницах, мы, конечно, знаем. Он выбирает самых лучших и дорогих. Драмм находит их, берет, а потом оставляет и никогда не оглядывается. Не думаю, что он хоть когда-то испытывал настоящую любовь! Он по уши влюблен в свое имя и в своих чудесных предков. В точности как его замороженный отец. Не может забыть о них. Правда, однажды он сделал мне предложение.

Александра удивленно посмотрела на подругу. Джилли небрежно махнула рукой.

- Не от любви. Это случилось, когда я сама не знала, чего хочу. Он сделал это, чтобы спасти меня, и потому, что я его забавляю, кроме того, мы старые друзья. Ну и попал бы он в переделку, если бы я согласилась! По правде говоря, как бы я ни любила его, у Драмма есть ужасный недостаток. Он не может полюбить женщину так же сильно, как свой высокий титул и древний род. Ты ему действительно нравишься. Любой, кто не ослеп, может это заметить. Ему нравится разговаривать с тобой, это тоже все слышат. Кому бы не понравилось? С тобой интересно, и мы так сдружились, что я бы хотела, чтобы ты осталась здесь навсегда! - Джилли выглядела печальной. - Но, Алли, ты не обладаешь титулом, и, значит, Драмм никогда не будет относиться к тебе серьезно. Он женится для престижа, чтобы порадовать отца, и сделает это скоро. Вот почему он не сводит глаз с этой ужасной Аннабелл, хотя она ему не нравится. Кто может его обвинить? У нее подходящие предки, и его отец настаивает на их женитьбе. Это будет холодный союз! Они оба заслуживают этого, хотя мне его жаль. Во всяком случае, он не может сделать для тебя ничего, только заставить страдать еще больше, а это отвратительно с его стороны. Пожалуйста, пойми, я сделала бы все, чтобы помочь тебе, если бы только смогла. Наверное, поэтому я сейчас так бесцеремонна, - со вздохом закончила она.

Александра слушала проповедь Джилли и чувствовала, как ее лицо горит все больше с каждой секундой. У нее болело внутри, и слезы жгли глаза. Но она не плакала. Она была слишком унижена, чтобы плакать. Потому что Джилли старалась не обидеть ее, а от этого становилось еще горше.

- Ты не бесцеремонна, - сказала Александра. - Жаль, что у меня все написано на лице. Я бы хотела избавиться от этого. Не думала, что все так заметно.

- У тебя есть сердце. Люди, которые глубоко чувствуют, не могут прятать свои эмоции, вот и все.

- Как ты думаешь, он тоже знает? - с тревогой спросила Александра, думая, не казалась ли она полной дурочкой.

- Может быть, он из тех, кто все понимает. Какая разница? Все женщины когда-нибудь влюбляются в него, каждая по-своему.

- Значит, - с дрожащей улыбкой произнесла Александра, стараясь, чтобы голос не прерывался, - я была права.

Даже если он не догадывается, мне все равно стыдно из-за того, что другие люди все видят. Лучше я поеду домой. Я нужна мальчикам, а они мне. - Она поднялась со стула.

- Нет, подожди, - вскрикнула Джилли. - Не сбегай. Ты еще не можешь возвращаться. Я устраиваю бал для тебя. Очень важно, чтобы ты на него пошла и увидела, как все к тебе привязались. Кроме того, может, ты найдешь кого-нибудь другого.

- Джилли, - твердо сказала Александра, - послушай теперь меня. Я немного влюблена в графа, и мне очень жаль, что вы заметили, но, клянусь, я никогда не относилась к этому всерьез. Никогда! Как я могу? - Она подумала о том, как убеждала себя по ночам. Сейчас надо произнести эти слова вслух. Это больно, но необходимо. - У меня нет ни положения, ни состояния, ни места в этом мире, кроме собственного дома, а это всего лишь домик в глуши. Я мало что могу предложить любому мужчине, и ничего такому, как он, я знаю это.

- Но ты хорошенькая, - начала Джилли. Александра перебила ее.

- О да, - с горечью произнесла она. - Лондонский хлыщ, который приставал ко мне тогда у дома, назвал меня здоровой деревенской девкой, и знаешь, я ударила его не из-за этого. Потому что это правда. Я не говорю, что страшна, но и не такая уж красавица.

Она проглотила комок в горле, вспоминая, как ударила бесцеремонного незнакомца, не из-за того, что тот пытался поцеловать ее, а поскольку затронул тему, которой она стыдилась. Она знала свои плюсы, они появились с возрастом. Раньше она была всего лишь некрасивой девочкой, крупной для своих лет, работящей и серьезной, вот почему мистер Гаскойн выбрал ее, чтобы заботиться о мальчиках. И воспитатели не задали ему никаких вопросов, поскольку было ясно, что она не столкнется с опасностями, какие могли бы поджидать хорошенькую маленькую девочку.

- Я ширококостная крестьянка, - мрачно продолжала Александра. - Самое лучшее, что обо мне можно сказать, - что у меня приятное лицо и широкие бедра, подходящие для вынашивания детей. - Джилли попыталась было возразить, но Александра не остановилась. - Подумай, так оно и есть. Граф Драммонд привык к утонченным дамам света или к изысканным ночным подружкам, как ты говорила. Мы с ним встретились совершенно случайно. Если бы он увидел меня на улице, то прошел бы мимо. Если бы его лошадь потеряла подкову, а не седока, Драмм мог бы остановиться у нашего дома и спросить, как проехать к кузнецу, и задержался бы поговорить, поскольку он вежлив. А потом бы уехал, не оглянувшись, и ты это знаешь. Но я даже тогда ни за что не забыла бы его. Он только потому привязался ко мне, что я заботилась о нем, больном и беспомощном.

Джилли тоскливо смотрела на нее.

- Жизнь - не сказка, - произнесла Александра, пока Джилли подыскивала слова. Александра кивнула с грустным удовлетворением, понимая, что ее подруга не может с этим поспорить. - Ты - сама доброта, Джилли, но сказочных фей не существует. Я приехала в Лондон, чтобы только посмотреть на графа. Она опустила глаза. - Признаюсь, что мысли о Драмме не дают мне думать о других мужчинах. Но это все, на что я надеялась в Лондоне. А нашла гораздо больше - тебя и твоего мужа, те интересные места, которые я посетила, и добрых людей, с которыми познакомилась. Я никогда вас не забуду, но я не принадлежу к вашему кругу, и никакие приглашения на бал не могут изменить этого. Мое время здесь закончилось, тем более что теперь я знаю: меня будут жалеть или бранить, если я останусь.

- Ни то и ни другое! - запротестовала Джилли. - Я имела еще меньше, когда повстречала Синклеров, и посмотри на меня сейчас!

Александра улыбнулась.

- Да, стоит посмотреть на тебя. Я думаю, ты самая красивая женщина из всех, кого я встречала, и самая жизнелюбивая и веселая. А я всего-навсего женщина, которая спасла аристократа после несчастного случая. У меня есть достоинства. Но ничего особенного. Я даже не ожидала награды, которую получила. И я довольна.

- А вот и нет!

- В некотором смысле да. И я бы предпочла отправиться домой с незадетой гордостью, чем идти на бал и чувствовать, что все жалеют меня.

- Мне надо было вырвать язык! - воскликнула Джилли. - Но я только хотела дать тебе хороший совет.

- Это ты и сделала.

- Пожалуйста, останься на бал, - взмолилась Джилли, - или я никогда не прощу себя. Не волнуйся о том, что подумают люди. Ты права, когда говоришь, что не принадлежишь к их кругу. Счастливая. Эти люди стали бы обсуждать и святого, они ради этого живут. Пусть даже кто-то решит, будто ты неравнодушна к Драмму. Какой ничтожный повод для сплетни! Половина женщин, познакомившись с ним, испытывает то же самое. Такое заинтересует их не больше чем на час. - Джилли увидела, что Александра колеблется, и решила нажать: - А вот гадать, почему в последнее время Аннабелл и Драмм проводят так много времени вместе, им гораздо интереснее. Эта сплетня волнует лондонский свет, как когда-то слухи о готовящемся вторжении французов на воздушном шаре. Деймон говорит, что во всех клубах джентльмены спорят на деньги, когда Драмм собирается сделать ей предложение. Алли, бал - это мой подарок тебе. Пожалуйста, останься и на следующий день можешь ехать домой, я обещаю! Самое лучшее, что произошло в результате падения Драмма, - это то, что мы с тобой познакомились. Я хочу, чтобы мы остались подругами. Ты не из знатных, и я тоже, ты умница, честная, мудрая, в общем, очень хорошая. И красивая - я не лгу! Я бы хотела, чтобы Драмм снова треснулся головой и из него вылетела бы вся дурь и он смог бы полюбить тебя так, как следует, яростно произнесла она, - потому что ты бы так ему подошла! Но если он не может, я хочу, чтобы у тебя были другие возможности стать счастливой. Ты не обычная, не такая, как все. И ты действительно заслуживаешь большего.

Александра не хотела разочаровывать Джилли, потому что тоже ценила их дружбу. Но она знала, что уже получила все, что заслужила, - эту поездку в Лондон и многое другое. Произошло то, что предсказывал мистер Гаскойн. Она почувствовала себя несчастной. Надо было помнить о своем месте. Он научил ее многому, но, как он и говорил, свинья, умеющая считать, - это не более чем образованная свинья. Александра сидела молча, отвернувшись. Джилли боялась заговорить, чтобы не сбить ее с толку. Подумав, Александра произнесла:

- Хорошо, ради тебя. Но потом я поеду домой. - Она подняла голову и посмотрела на Джилли. - Значит, говорят, что он всерьез ухаживает за Аннабелл? Как ты думаешь, это правда?

***

Маленький старичок носился по кабинету, и голос его становился громче с каждым шагом.

- Я здесь, чтобы сказать вам - это грязная ложь, - рычал он, грозя пальцем графу Драммонду, который молча сидел за письменным столом. - А тот, кто распространяет ее, - мой враг, потому что я такой же лояльный гражданин, как вы, милорд, и я буду драться с каждым, кто станет с этим спорить! Я прибыл сюда из Сассекса, чтобы найти негодяя, который чернит мою репутацию, и след привел прямо к вам! Говорят, вы недееспособны, так я подожду, но если для спасения моего доброго имени требуется дуэль на пистолетах на рассвете, так тому и быть!

У Драмма звенело в голове. Этот тип кричал уже долгое время, и он не мог вставить ни слова. Наконец, старик замолчал.

- Я не говорил, что вы враг, - спокойно сказал Драмм. Это снова завело его посетителя. Его лицо стало еще краснее.

- А если нет, то почему ваш дружок расспрашивал обо мне во всех переулках вокруг моего дома, а? - Он ткнул пальцем в Эрика, молча стоявшего у окна.

- Я тоже не говорил, что вы враг, мистер Макдоналд, - ответил Эрик.

- Нет, но вы расспрашивали обо мне, - ядовито произнес Макдоналд. - Вы расспрашивали всех подряд, а это наводит людей на определенные мысли, верно? Теперь мои соседи смотрят на меня, словно у меня выросла вторая голова, а я такой же лояльный гражданин, как...

- Мистер Макдоналд, - с силой сказал Драмм, - правда заключается в том факте, о котором знают всего лишь несколько людей, и я бы не стал с вами разговаривать, если бы не считал это справедливым. - Он понизил голос, и старик затих, внимательно прислушиваясь. - На мою жизнь покушался кто-то из врагов правительства. Ваше имя всплыло при расследовании, - добавил он, подняв руку, чтобы предотвратить новый взрыв негодования. - Джеймс Макдоналд, из Айви-Клоуз в Сассексе. Это вы? Вот, сэр, единственная причина, по которой мой друг всех расспрашивал.

- Это из-за мерзавца Макдугала! - в ярости вскричал старик. - Я знал! Он так и не простил меня с того самого дня, как Джеймс-младший попросил у него лучший серп, бросил его в траве и забыл, пока тот не проржавел, и сколько бы мы его ни скребли...

- Дело в том, что вы поддерживали почтовую переписку с Луисом Гаскойном, известным сторонником Наполеона, - сказал Эрик.

Макдоналда словно громом поразило.

- Я? Я никому не пишу писем!

Внезапно он замолчал. Мужчины увидели, как гнев на его лице исчез, уступив место ужасу. Он прижал руку ко лбу.

- Мой болван сын, - тихо произнес старик. - Ох, Джейми, каким же ты был дураком. - Он, казалось, сразу одряхлел и стал меньше ростом. - Похоже, мой сын Джеймс - тот, кого вы ищете, - с усталым вздохом признал старик. - Но если бы его можно было найти, я бы давно вернул его домой. Он познакомился с вашим мистером Гаскойном в школе. Там он сошелся со многими горячими головами, и это неудивительно. Он поддерживал Наполеона? - Еще один тяжелый вздох. - Наверное, он из-за этого уехал за границу. Сбежал, не оглянувшись, и вот уже три года мы ничего о нем не слышим. Я заработал немного денег, и мы послали его в хорошую школу, чтобы он познакомился там с джентльменами, но он сдружился только с отбросами. Это так похоже на нашего Джеймса.

Он разговаривал словно сам с собой, и никто не мог ему ничего ответить.

- С тех пор вы ничего не слышали о нем? - тихо спросил Драмм.

- Ни слова, - качая головой, ответил Макдоналд. - Нет, позвольте! Кто-то говорил, будто после войны он отправился в Америку, в Новый Орлеан, где живут лягушатники. Думаю, если он так их любит, все может быть. С этим ничего не поделаешь.

- Мне очень жаль, - сказал Драмм.

- Нет, - ответил старик, - я вас не виню. Во всем виноват Джеймс. Простите меня за все, что я наговорил. Если о нем будут какие-то сведения, вы их получите - Он поклонился и вышел из комнаты.

Прошла минута, прежде чем Драмм снова заговорил.

- Это уже третий из тех, кто явился сюда, угрожая оторвать мне голову. Вот он, результат нашего расследования, - вежливо заметил он. - Двое извинились, а один, боюсь, все еще обдумывает, как отомстить мне. Я не виню их, во всяком случае, не больше, чем Макдоналд обвиняет своего глупого сына. Двое действительно переписывались с Гаскойном, но по поводу другой его страсти, бабочек. А один оказался однофамильцем человека, который отправился вслед за своим кумиром Наполеоном.

- Не говоря о тех троих, что живут здесь, в Лондоне, - напомнил ему Эрик. - И о четырех, проживающих в деревне.

- Уже о троих, - поправил его знакомый голос.

- Отец! - сказал Драмм. - Вы вернулись?

- Как видишь, - ответил старший граф, входя в комнату и снимая перчатки для верховой езды. - Я проводил собственное расследование.

Драмм нахмурился.

- Я бы предпочел, чтобы вы этого не делали, сэр! Это опасно.

- Да? Опасно для меня, а для тебя - нет? Ты же уверял меня, что никакой опасности нет. Не волнуйся. Я вполне в состоянии позаботиться о себе и хочу рассказать тебе, что кое-чего добился. Я отправился назад, на место происшествия, и проработал несколько вариантов. Полагаю, в вашем списке имеется некий мистер Огаст Пауэлл, майор? Вычеркните его. Пауэлл теперь увлечен более высокой целью, чем преклонение перед Наполеоном, он нашел себе другой объект для обожания. Он стал очень религиозен и только и делает, что восхваляет Господа.

- Это может оказаться уловкой, сэр, - сказал Драмм. - Сумасшедшие очень хитры.

- Настолько хитры, чтобы раздать все свои накопления и уйти в монастырь? - ласково поинтересовался граф. - Да, именно это он и сделал. За месяц до происшествия с тобой.

- Значит, в вашем списке подозреваемых остается шесть человек, отметил Драмм. - Шестеро, которые, наверное, тоже переменились с той поры, когда увлекались революцией. Оставьте это, джентльмены. Мою лошадь подстрелили, и я от этого пострадал. Но чем больше проходит времени, тем больше я убеждаюсь, что он не был направлен в меня. Некоторые события должны оставаться тайной. Я жив и выздоравливаю и готов удовлетвориться этим. Так вот, - с более радостным выражением лица продолжал он, - я рад, что вы вернулись, отец. Надеюсь, вы собираетесь немного здесь задержаться. Джилли дает бал в честь мисс Гаскойн, и я думаю, было бы очень мило с вашей стороны тоже пригласить ее на танец.

- Тоже? - с интересом спросил граф.

- Да, - с улыбкой ответил Драмм. - Охота на преступника, может быть, и закончилась ничем, но у меня есть новости получше. Доктор говорит, что скоро я встану на костыли, и, поскольку моя нога так быстро и хорошо заживает, надеюсь, что смогу передвигаться и без них к тому времени, как будет бал.

- Потанцевать с мисс Гаскойн? - спросил его отец. - Что ж, это милый жест. Но как насчет леди Аннабелл? Я считал, что твои хорошие новости могут касаться ее.

- Слишком рано, - уклончиво произнес Драмм.

- Как бы не стало поздно, - сказал граф. - Я имею в виду, что кто-нибудь перехватит у тебя замечательную возможность стать ее мужем, если будешь слишком долго колебаться. Эта леди изысканна, и желающие завоевать ее найдутся. Кто-то другой станет добиваться от нее большего, чем танец, если ты не начнешь действовать. - Он оглядел сына. - Если тебя это не волнует, то у ее поклонников появляются реальные шансы на успех.

Драмм нахмурился, задумавшись о словах отца, понимая, что, может быть, его предупредили о собственных матримониальных интересах. Неужели он хочет сказать, что если его сын не пожелает жениться на леди Аннабелл, то он сам вступит в игру и станет ее мужем?

- Не хмурься, - сказал граф. - Твое время еще не вышло. С решением можно подождать до бала. Я вернусь вовремя, чтобы посетить его. Ни за что не пропустил бы такое.

- Вернусь? - переспросил Драмм. - Но вы же только вошли.

- Я приехал, чтобы рассказать о своем расследовании. И теперь пойду по другому следу, который обещает гораздо больше. Не волнуйся за меня.

Но Драмм явно беспокоился. Пока его отец сравнивал свои заметки с записями Эрика, Драмм, не переставая, морщил лоб. Что бы он ни говорил, полной уверенности, что несчастный случай объяснялся всего лишь стечением обстоятельств, у него не было. Поэтому отец подвергает себя опасности, так или иначе. Она может исходить со стороны врагов государства, которые пойдут даже на убийство, чтобы избежать расследования. А если граф Уинтертон останется в городе, ему грозит опасность со стороны леди, у которой в отношении него могут быть хоть и более нежные, но не менее коварные и низменные планы.

Глава 19

Музыканты играли вальс, хотя полной уверенности в этом не было, потому что мелодия все время менялась. Драмма никогда особенно не волновали такие развлечения, но сейчас он не мог дождаться, когда же войдет в зал. Это было блестящее зрелище. Зал так ярко освещался множеством свечей в старинных канделябрах, что Драмму приходилось щуриться, казалось, все предметы искрятся. Собралось очень много народу, но все расступились, когда он вошел. Драмм шел так, будто с ним никогда ничего не происходило. Ноги были сильными и здоровыми, каждый мог сказать это, поскольку на нем были нарядные панталоны до колена и шелковые белые чулки. Драмм опустил глаза, увидел две идеальные ноги и решил, что этого достаточно для всех, потому что присутствующие кланялись ему или приседали в реверансе.

Он искал глазами свою партнершу. Ее оказалось трудно найти, поскольку танцоры все время превращались то в нищих, то в уток, но потом, как это водится в снах, снова становились людьми. Наконец он увидел Александру, она стояла перед ним, улыбаясь и дожидаясь, когда он пригласит ее на танец. Он подошел к ней, хотя для этого ему пришлось подниматься в гору, а она все время куда-то уплывала.

Она была одета в ярко-розовое платье. Иногда оно становилось пурпурным, потом снова розовым, и Драмм ощущал тепло в сердце и внизу живота от одного только взгляда на девушку. Он подошел к ней и поклонился. Она засмеялась, глядя на него снизу. Снизу? Он прежде никогда не стоял с ней рядом и от удивления чуть не проснулся. Но было так чудесно смотреть в ее глаза, а еще лучше обнять ее. Драмм вздохнул от удовольствия.

Александра была небольшого роста. Еле доставала ему до подбородка. Она прильнула к нему, ее теплое дыхание коснулось его шеи, а груди прижались к его торсу. Странно, что платье на ней вдруг оказалось совершенно прозрачным, но так было еще лучше. Его рука опустилась ниже, чтобы крепче обнять девушку, и сон чуть не превратился во что-то совсем другое.

Драмм повернулся в постели, и деревянная планка воткнулась ему в ногу, прогоняя прочь эротические фантазии.

- Мы танцуем! - с улыбкой проговорила она, напоминая ему, что с ногой у него все в порядке и они на балу. Он был очень горд.

- Я же говорил, что так и будет.

Они танцевали, медленно вращаясь, и Драмм переплывал из сна в темное, глубокое, лишенное образов наслаждение.

- Что ты делаешь? - спросил его отец.

- Танцую, - ответил Драмм, снова возвращаясь в сон.

- Очень хорошо, - сказал отец, и Драмм, опустив глаза, обнаружил, что теперь его партнерша - изысканная Аннабелл.

Она была прекрасна, вся в голубом, но ему внезапно стало так холодно, словно он танцевал с ледяной статуей. Драмм оглянулся в поисках Александры и увидел ее - танцующей в объятиях его отца.

- Прекратите! - закричал он. - Вы не можете этого делать. Она простолюдинка, отпустите ее.

Руки отца опустились, и, поскольку Александра кружилась, она не устояла на ногах и упала на пол.

В это мгновение ее лицо приобрело ужасное выражение, которое поразило Драмма в самое сердце, потому что на ее лице отразились вина и страх. Драмм замер.

- Я уже видел это выражение, - сказал он, - не помню, когда и где. Перестань, пожалуйста.

- Ты знаешь, когда, - сказала она, - и почему. - Он застонал, припоминая, побежал к ней, пытаясь помочь ей встать, но остановился и посмотрел вниз, потому что почувствовал боль. В его голень впилась крыса. Испугавшись, он сильно затряс ногой...

- Милорд? - послышался голос рядом с кроватью, Драмм открыл глаза. И снова зажмурился, потому что свет от лампы, которую держал Граймз, ослеплял его в темной комнате.

- Вы кричали, - сказал Граймз. - Вам больно? Нога болит?

- Болит, - ответил Драмм. - Посмотри, что там с ней?

Граймз поднял одеяло, поднес лампу ближе и тревожно свистнул.

- Планка из шины переломилась и впивается вам в ногу. Неудивительно, что вы закричали!

- Кровь есть? - спросил Драмм, морщась и поднимаясь на локте, чтобы взглянуть на ногу.

- Удивительно, крови нет. Щепочка небольшая, но колет, должно быть, болезненно. Похоже, вы стукнулись о стол или еще обо что-нибудь и расщепили дерево. Я говорил, что эти упражнения вам не подходят! Теперь придется каждый вечер проверять шины. Дерево стало непрочным, оно с самого начала было не лучшего качества.

- Я не думал, что стоило заказывать шину из красного дерева, пробормотал Драмм.

- Лежите спокойно, милорд. Можно отломать этот кусочек и отшлифовать место разлома. Не думаю, что это нарушит прочность всей конструкции.

- Не надо человеку носить деревянную одежду, - проворчал Драмм. Который час?

- Почти рассвело. Я обо всем позабочусь, и вы сможете снова заснуть.

- Какой смысл, - сказал Драмм, зевая. - Зажги лампы и отдерни шторы. Если бы я отправлялся на верховую прогулку, как привык, то уже все равно вставал бы. Проклятие! Не могу дождаться, когда меня освободят от этой клетки.

В комнате были зажжены все лампы. Раскрытые шторы позволяли видеть розовато-серый рассвет. Драмму вспомнился сон, таявший вместе с темнотой. Он не стал его удерживать, поскольку не хотел об этом думать. Он будет танцевать на балу на самом деле, Александра не упадет, а его отец... Это всего-навсего дурацкий сон. Наверное, ему приснилось такое, потому что он волнуется, как примет девушку общество. Хотя не стоит беспокоиться. Он позаботится о том, чтобы ее никто не обидел и не оскорбил. В конце концов, он ей обязан.

***

- Грир, Хендерсон, Коупли и Фитч? - мрачно повторил Драмм через несколько часов, сидя за завтраком. - И все они сейчас в Лондоне?

- И Нортон, - добавил его гость, подходя к буфету и накладывая себе еще яичницы. Драмм покачал головой.

- Нортон эмигрировал в прошлом году, как утверждают мои источники. Причина - кредиторы и разгневанная жена. Черт побери, Эрик, мы гоняемся за тенью. Война закончилась, Наполеон мертв. Все это не имеет смысла. По какой причине на меня напали? Может, вообще ни по какой. И нападут ли снова? Наши враги перековали мечи на орала. Если они все еще что-то замышляют, то делают это в служебных помещениях банков. Сейчас крупные финансовые мошенничества единственный способ борьбы. Армии обеих сторон измотаны, устали и люди, и орудия. Время, когда говорили пушки, закончилось, даже сумасшедший знает об этом. Если хоть на минуту допустить, что в меня действительно стрелял враг, это произошло потому, что он случайно увидел меня и узнал. Если так, то все случилось под влиянием момента, и он наверняка об этом пожалел. Должно быть, потом он пришел в себя и сбежал, радуясь, что у него есть такая возможность. Признайся, сейчас никто не покушается на мою жизнь, кроме неутомимых мамаш, которые ищут себе богатого зятя.

- Правда? - спросил Эрик, подняв бровь. - И поэтому ты нанял соглядатая следить за твоим отцом? Он обнаружил слежку и рассказал мне перед отъездом, его это очень позабавило. Кажется, он нанял того же человека, чтобы присматривать за тобой.

- Вот жадный негодяй, хочет получать плату с двух сторон.

- Ничего он не получит. Я пошутил. Твой отец его прогнал. - Эрик снова сел за стол. - И сказал этому жадине, что тот может работать на тебя, если захочет, но он намерен сначала оторвать голову любому, кого заметит крадущимся за собой, а только потом поинтересоваться его документами.

- Он так и сделает, - слегка улыбаясь, сказал Драмм.

- Интересно, а ты утверждал, что не беспокоишься, - заметил Эрик.

- Я могу рисковать своей собственной жизнью, хотя не думаю, чтобы в этом был какой-то риск, - быстро добавил Драмм. - Но не могу ставить на карту жизнь тех, кого люблю. Не делай такое удивленное лицо. Может, я и заслужил репутацию бесчувственного, поскольку никогда не обмирал перед прекрасной леди, но это не означает, что я не могу любить своего отца.

- Я такого не говорил, - сказал Эрик. - И я тебя понимаю. Он выдающийся человек. Он очень похож на тебя и тоже кажется холодным, пока не узнаешь его поближе и не поймешь, что все совсем наоборот. Я рад, что за эти несколько недель узнал его получше. Я тоже восхищаюсь собственным отцом, - продолжил Эрик, и его вилка застыла в воздухе, пока он думал, - и люблю его. Это важно. Хорошая мать учит сына, как любить других женщин. А хороший отец учит его уважать женщин и является примером во всем. Мальчику нужен пример для подражания. Я знаю слишком много мужчин, которые боятся, презирают или даже стыдятся своих отцов. Нам с тобой повезло.

- Да, - согласился Драмм. - О маме я помню только, хорошее. Но поскольку она, к сожалению, умерла молодой, это лишь ощущения - тепла, уюта, и... красоты. Думаю, она была очень красива. И портрет это подтверждает. Ты бы ни за что не догадался, что она - моя мать. Но я вылитый отец. Ну и хорошо, думаю, мне не подошли бы маленький носик и губки бутончиком. Я знаю, все маленькие мальчики считают, что их матери - само совершенство. Как ты думаешь, они потом ищут в своих женах именно это? Если так, то я никогда не женюсь, потому что, как бы мне ни нравились дамы, я еще не встречал ни одной идеальной.

- Боже тебя упаси. Как можно жить с совершенством?

- Женщине, на которой я женюсь, придется этому научиться, не правда ли? - спросил Драмм.

Эрик ухмыльнулся, искоса взглянув на друга.

- Значит, ты уже нашел эту счастливицу?

- Пока нет и навряд ли найду, в таком состоянии, - задумчиво произнес Драмм. - Мысль о том, что я не могу охотиться за женой, еще несколько недель назад совсем бы меня не беспокоила. А сейчас беспокоит, потому что я начал ощущать, как бежит время. Ты говорил, мой отец умен, так оно и есть. Я не хочу быть слишком старым, когда стану качать на колене своих детишек.

- Охотиться? - фыркнул Эрик. - Да это на тебя охотятся. Весь дом каждый вечер заполняется твоими поклонницами.

- А я сижу, как чучело совы, и смотрю на них безразличным взглядом. Нет. Не так надо искать жену. Я должен погулять и поговорить с женщиной наедине, может, даже увлечь ее в темный уголок, чтобы немного проверить, подходим ли мы друг другу.

Эрик удивленно смотрел на него. Драмм рассмеялся.

- Я не какое-нибудь развратное чудовище. И ни одна из преследующих меня леди не является примером невинности, что бы ни утверждали их мамаши. По крайней мере ни одна из тех, кем бы я заинтересовался. Они все прекрасно знают, уж поверь мне, и во всем разбираются. Каждый хотел бы, чтобы его невеста оказалась девственницей, но совершенно неопытной - вряд ли. Да, есть, конечно, дамы, которые стараются женить на себе мужчину из-за единственного поцелуя украдкой, но таких я избегаю. И что плохого в том, чтобы узнать, как она целуется? Женщина, соответствующая всем требованиям жены лорда, может оказаться бревном в объятиях мужчины. И мужчина, красивый, как Адонис, в любви становится неуклюжим, как теленок. Как узнаешь, если не попробуешь, хотя бы чуть-чуть? Это единственный способ для принятия такого важного решения. Я должен как можно скорее устроить проверку одной даме, но пока не уверен... - Драмм замолчал и посмотрел на Эрика мрачными синими глазами. - Я спрашиваю тебя еще раз. Поскольку я не влюблен и никому ничем не обязан, но собираюсь искать себе пару, пожалуйста, предупреди меня, если я стану наступать тебе на пятки, - пока не поздно. Я, конечно, не смогу соперничать с таким викингом, как ты. Да и не захочу.

- Я не против, если мне на пятки будет наступать одноногий, - мягко ответил Эрик. - И меня не волнует, в какую сторону ты направишься. Я романтик, и верю во взаимность. Женщина, которой я буду нужен, не променяет меня ни на кого. Если ей нужен ты, то я не хочу, чтобы она удовлетворилась меньшим. Если моя избранница тебя не любит, но все равно намерена завоевать, тогда она и мне не нужна.

- И ее зовут?..

- Пока без имен, - улыбнулся Эрик. - Я подумаю.

- Это облегчает дело, - сказал Драмм. Он положил салфетку. - Теперь перейдем к более интересным вещам. Сегодня вечером я отправляюсь в Воксхолл. Не только потому, что путешествие по воде полезно для моего здоровья, там мы договорились встретиться с Джилли и Алли. Леди Аннабелл и обычная компания других молодых леди услышали о наших планах, начали аплодировать, а потом заявили, что встретят нас на лодке. Конечно, я светский человек, но не в состоянии один их всех развлечь. Ты не против присоединиться к нам? - Драмм заметил, как глаза Эрика внезапно сверкнули. - Это должно быть интересно, добавил он, еще внимательнее наблюдая за другом.

Но к тому вернулось самообладание.

- Правда? - спросил Эрик, возвращаясь к завтраку.

- Да, - подтвердил Драмм, улыбаясь во весь рот. - Потому что это будет мой первый выход в свет на костылях.

Эрик удивленно поднял взгляд.

- Мечтаю о моменте, когда увижу их лица, - признался Драмм. - Я никому не говорил, но все время тренировался наедине, чтобы не устраивать комедии, свалившись при первых же шагах. Вначале я думал, что мне понадобятся шины и для подмышек. Чертовы костыли сильно натирают. Чему только не научишься, будучи инвалидом. Доктор сказал, что я привыкну. Я привык и теперь не дождусь, когда смогу отшвырнуть их прочь, как исцеленный паломник. Это будет скоро, хотя, к сожалению, еще не сегодня. Но я не буду жаловаться. В конце концов, я теперь могу выпрямиться, что уже большой шаг вперед. Ну как, пойдешь с нами?

- Ни за что не пропущу, - ответил Эрик, разламывая бисквит, чтобы промокнуть остатки желтка. - Наши леди смелые, и Граймз храбрец, но, сколько бы ты ни говорил по поводу того, как хорошо управляешься с костылями, должен же рядом быть кто-то, чтобы подхватить тебя, если ты просто хвалишься.

***

Александра откинула голову, наслаждаясь моментом. Лодка плыла не очень быстро - лодочник не мог грести с такой скоростью, как ей хотелось, но дул довольно сильный ветер, и Темза сверкала под лучами солнца, девушка уже несколько лет не ощущала себя такой юной и свободной.

- Должно быть, мой отец был моряком, - сказала она Джилли, с удивлением наблюдавшей за восторженным лицом подруги.

В самом начале визита она рассказала Джилли об обстоятельствах своего появления на свет, с тем, чтобы предупредить Далтонов, если они будут против гостьи такого низкого происхождения. Но Джилли заслужила ее вечную благодарность, заявив:

- Какая разница. Важно, не кто тебя сделал, а что ты сам сделал из себя, вот что я всегда говорю.

Ее муж согласился, и с тех пор Александра чувствовала себя очень легко в их компании.

Сейчас они сидели в длинной, плоской лодке, направляющейся к Воксхоллу. Обычно Джилли выходила из дома со слугой или горничной, но сегодня их сопровождал ее муж. Деймон Райдер не желал подвергать риску свою красавицу жену и решил взять на себя задачу присматривать за ней во время путешествия по воде.

- Я так рада, что мы плывем по реке, как в старые времена, вместо того чтобы ехать по мосту! - воскликнула Александра, улыбаясь и вдыхая солоноватый запах воды на Темзе. - Представьте себе! - мечтательно продолжала она. - Раньше так все путешествовали по Лондону. Только богачи имели кареты, они не доверяли такому способу передвижения. Так что на протяжении нескольких веков, если вам надо было куда-нибудь добраться, вы шли пешком, ехали верхом или плыли по реке. Почти всю ее гладь от берега до берега заполняли барки и баржи, ялики и паромы и лодки всех видов. Я видела на картинках! Когда я только приехала сюда, думала, что увижу то же самое, но оказалось, нет ничего подобного тому, что я себе представляла. Здесь повсюду шлюзы, и я удивлена, что люди сейчас почти ими не пользуются.

- Вы правы, - сказал Деймон Райдер. - Построено много шлюзов, и сейчас возводятся новые. Мы привыкли к удобствам. А экипаж - гораздо более быстрый, не сырой и более целенаправленный способ добраться куда надо.

Александра разглядывала старые дома, стоящие на берегу вплотную друг к другу.

- Во многих из этих домов были речные ворота, совсем как в Венеции. А теперь, я полагаю, их заложили кирпичом, - печально произнесла она.

Райдеры обменялись удивленными улыбками.

- Разумеется, - со смущенным смехом добавила Александра, - я не бывала в Венеции, но о многом читала, и вы не представляете, как волнующе увидеть все это своими глазами. Я очень люблю воду. Жаль, что возле нашего дома в деревне есть только пруд.

- Венеция действительно восхитительна, - сказал Деймон. - Мне надо будет когда-нибудь свозить тебя туда, - обратился он к жене. - Может, вы тогда присоединитесь к нам, Алли?

- Конечно, с удовольствием! - радостно ответила Александра.

А потом подумала, как глупо с ее стороны реагировать на простую любезность и не похоже, чтобы это приглашение прозвучало еще когда-нибудь.

- Значит, так тому и быть, - пообещала Джилли. - Когда мы покончим со вскармливанием, - добавила она. - Поскольку я не гонюсь за модой и не оставлю Аннализу с кормилицей до тех пор, пока ей не исполнится по крайней мере семнадцать!

Они шутили на эту тему, а лодочник медленно вез их по направлению к парку. Попав в течение, лодка набрала скорость, и Александра чувствовала, как все ее страхи и тревоги остаются позади вместе с удаляющимися лондонскими зданиями, а река плавно несла их за город. Хотя расстилавшийся вокруг пейзаж нельзя было назвать сельской местностью - уж она-то знала, девушка обхватила себя руками, словно стремясь удержать дрожь, а на самом деле обнимая и удерживая удовольствие от прогулки. Парк Воксхолл находился на небольшом расстоянии от самого сердца Лондона и был лучшим местом отдыха и развлечения во всей Англии, а может, и всей Европы.

Она читала о нем, видела иллюстрации в своем учебнике жизни, "Джентлменз мэгэзин". Там имеется ротонда, где играет оркестр, там проводятся выставки произведений искусства, и модной публики там больше, чем ей когда-либо доводилось видеть, все гуляют по парку, посещают различные гроты и другие тщательно спланированные потаенные уголки. Устраиваются всевозможные спектакли, и есть где пообедать, а если они решат остаться подольше и погода не испортится, к вечеру зажгутся тысячи фонариков, и можно будет танцевать при свете факелов и луны.

- Вот мы и прибыли! - сказал Деймон.

Александра увидела причал, откуда ступени вели к широким зеленым полянам. Причал был украшен яркими разноцветными флагами. Их лодка направилась к каменному спуску с набережной, обозначенному высокими полосатыми столбами, как те, что она видела на картинках, изображавших Венецию. Александра задержала дыхание. Это были незабываемые ощущения. Она сбережет их в те пустые дни, что ожидают ее впереди, когда в жизни не будет ничего интересного, она сможет посидеть и повспоминать, какую радость принесла ей эта поездка, и тогда можно будет жить дальше. Она решила наслаждаться каждым моментом сполна, зная, как непрочно и летуче время словно уносимое прочь самой рекой.

Когда они причалили, Александра выпрямилась, прихорашиваясь. Она не могла дождаться, когда же ее увидит Драмм. Может, он и не вспомнит ее в будущем, но если вспомнит, то, она надеялась, именно в таком, сегодняшнем виде.

Джилли подарила ей новую шляпку. Александра возражала, уверяя, что ей не нужны подарки, пока Джилли в отчаянии не заявила, что шляпка не новая и не дорогая и если подруга ее не примет, то та будет отдана на благотворительные цели. Александра поверила в это и, как только надела шляпку, окончательно решила принять подарок. Шляпка была сделана из светлой соломки, ее поля красиво оттеняли лицо девушки. Александра оправдывала себя тем, что шляпка защитит лицо от солнца и ветра, а не только идеально выделит ее профиль.

Джилли придумала прикрепить сбоку живые красные розы. Они прекрасно подходили по цвету к новому платью Александры. Это было готовое платье, единственное, которое она купила здесь, в Лондоне. Недорогое, оно тем не менее оказалось самой красивой вещью, которую девушка когда-либо покупала, и самой восхитительной из всего, что она когда-либо имела. Муслин цвета алой розы покрывала верхняя юбка из прозрачной ткани. Низкий вырез придавал ее формам пышность, но не лишал благородства. Александра держала светлый шелковый зонтик, который ей одолжила Джилли, грудь украшал медальон, а губы - улыбка, и все это ей очень шло. Она чувствовала, что никогда не выглядела лучше.

До тех пор, пока не увидела леди Аннабелл и других дам, стоящих на траве у причала и наблюдающих за их прибытием.

Даже издалека Александра тотчас увидела, как прекрасно смотрится Аннабелл и как она выделяется из всей толпы. Ведь ей нравится носить голубое, под цвет глаз, с упавшим сердцем подумала Александра, так какого же черта сегодня она выбрала темно-розовое? И какое платье! Шелковое, сверкающее в лучах солнца, чудесно скроенное, чтобы в самом выгодном свете представить великолепную фигуру его обладательницы. Узорчатая шаль покрывает белые плечи, но Аннабелл отодвинула ее так, что видна почти вся белоснежная грудь. Очаровательная розовая шляпка стильно украшена перьями, и отчаянные розочки Александры по сравнению с ними выглядят тем, чем и являются, дешевым и нелепым украшением простой деревенской женщины. Большая, неуклюжая деревенщина, горестно думала Александра, разглядывая идеальную фигурку Аннабелл.

По меньшей мере с полдюжины других молодых женщин в таких же модных платьях стояли на лужайке, и яркие цвета их нарядов, яркая внешность - все говорило о том, что они ждут графа Драммонда, словно Париса, который должен одной из них отдать яблоко, мрачно подумала Александра. И все же их нельзя было винить. Они поправляли волосы и взбивали юбки, но на самом деле они пытались устроить свое будущее. У графа Драммонда имелись титул и состояние, которые каждая из ожидающих леди хотела разделить с ним до конца жизни. Александра же мечтала только о том, чтобы оставить о нем еще одно впечатление, которое будет потом украшать ее жизнь. Каждому свое. Но она имеет такое же право, как и они, находиться здесь.

Александра подхватила подол юбки, оперлась о руку Деймона Райдера и вышла на берег, чтобы ожидать вместе с остальными.

Она давно не чувствовала себя такой уверенной. Никто не разговаривал с ней, кроме Райдеров. Остальные молодые леди не разговаривали даже друг с другом, слишком занятые прихорашиванием, оглядыванием реки и ожиданием. Было так явно видно, как они, затаив дыхание, ждут Драмма, что Александра пожалела о своем приезде. Потом появилась его лодка, и она перестала жалеть.

Вначале она увидела высокую фигуру и яркие волосы Эрика. Но вздохнула от облегчения, заметив рядом с ним в лодке Драмма. Она подумала, как ему удастся выбраться на берег. Захватил ли он с собой кресло? Но его нельзя катить по воде или поднимать по ступенькам. Неужели Эрику придется нести графа? Как неловко. На какое-то мгновение Александра со злорадством понадеялась, что так и будет. Это, в конце концов, поможет ей увидеть в нем обычного человека. Она оглянулась и заметила, что ожидающих дам словно охватило какое-то напряжение. Им было все равно, даже если ему придется ползти. Они правы. Ничто не может унизить графа Драммонда. Ни сейчас и никогда в будущем. Его могли привезти на двери, как к ней в дом, и это бы не имело никакого значения.

Лодка причалила. Маленькая группка на поляне подошла ближе, чтобы приветствовать его. А затем граф Драммонд поднялся на ноги! Он поднялся во весь свой немаленький рост - с костылями под мышками. На нем была обычная одежда - хорошо сидящий темно-синий сюртук, белая рубашка, обтягивающие штаны из оленьей кожи и сияющие высокие сапоги, точнее, сапог. Бинты покрывали вторую ногу ниже колена, скрывая шины и ступню. Во всем остальном, впервые с тех пор, как она его узнала, Драмм выглядел совершенно так же, как любой другой высокий, темноволосый, очень привлекательный джентльмен.

Она заметила, как в улыбке сверкнули его зубы, когда он увидел удивление на их лицах. Он был похож сейчас на мальчишку, на одного из ее братьев после удачно выполненного особо сложного трюка. Он сделал шаг вперед - и чуть не потерял равновесие, поскольку лодка закачалась под ним. Вокруг Александры послышалось несколько вздохов ужаса.

Драмм повернулся к Эрику.

- Твою руку, друг мой, - сказал он. - Я могу добраться до берега, но предпочел бы не вплавь.

Его титул, его состояние и его изящество, думала Александра, чувствуя, что глупо улыбается. Его обаяние и легкость. Вот в чем дело. И вот почему она стоит здесь, улыбаясь, как дурочка, вместе со всеми остальными, со всеми этими безнадежно стремящимися к нему дамами.

Глава 20

Она не знала, как это случилось. В одно мгновение Александра шла по дорожкам Воксхолла вместе с Райдерами, чувствуя, что участвует в королевской процессии, с завистью тащась позади доброго короля Драмма и его половины, королевы Аннабелл с длинным хвостом из леди, ожидающих своей очереди. А в следующее мгновение она уже была рядом с Драммом - ну, не совсем рядом, поскольку ему требовалось место, чтобы переставлять костыли, - а Аннабелл каким-то образом была отвлечена Эриком и отстала на несколько шагов. Смущение Александры, должно быть, отразилось на ее лице, потому что Драмм улыбнулся, посмотрев на нее.

Но девушка смутилась еще и потому, что на секунду растерялась, когда ей пришлось впервые с тех пор, как они познакомились, смотреть на него снизу вверх. До этого Драмм был внушителен, теперь его осанка стала просто-таки королевской. Она, конечно, знала, что он высокий, но никогда не осознавала, насколько он долговязый и худой. Нет, слово, "долговязый" тут не подходило. Он жилистый и гибкий. Она не находила что сказать этому высокому, смуглому и самоуверенному незнакомцу.

- Да, все совсем по-другому, когда я стою на ногах или, точнее, на руках, верно? - спросил он с улыбкой, продвигаясь по дорожке. - Мы с вами никогда не были на равных, правда? И сейчас тоже нет, потому что я на голову выше вас, Мне это доставляет большое удовольствие, а вас, должно быть, нервирует. Вы узнали меня, когда я был в горизонтальном положении. Таким вы меня обнаружили, а познакомились мы в вашей постели и подружились, когда я лежал на спине. Потом вы приехали навестить меня сюда, а я сидел и смотрел на... ваши колени.

Она подумала, что должна быть смущена его словами, а он, вероятно, этого и добивается. По крайней мере она могла бы отвернуться и сделать вид, что покраснела. Вместо этого она громко рассмеялась.

- Я думала как раз об этом, - сказала девушка. Ему понравилась ее искренность.

- Простите меня, - произнес Драмм, - так хорошо, когда можешь шутить, не думая о последствиях. Это достоинство старых друзей. Говоря о которых... - Он окинул ее взглядом. - Позвольте мне пойти еще дальше и сказать, что вы сегодня выглядите очень мило. Это больше чем городской лоск, это городской шик. Новое платье, новая шляпка и, я надеюсь, новый взгляд на жизнь? Знаете, вам все это идет.

- Да, все три обновы, - счастливо ответила она, заметив, как смотрят на них другие посетители парка - на Драмма, потому что это Драмм, а на нее, потому что она с ним и не выглядит здесь совсем уж не к месту. Девушка выше подняла голову. - Вы чудесно справляетесь с костылями.

- Осваиваюсь, - признался он, опершись на один костыль, а второй поднимая в воздух, чтобы показать ей свое мастерство, и затем снова отправляясь в путь. - Вначале было болезненно, но теперь я привык. Практика - это все. Могу поспорить, что сумею двигаться быстрее, чем любой из присутствующих, если захочу, потому что я заношу костыли далеко вперед и таким образом покрываю большее расстояние, чем если бы шел ногами. Я бы хотел показать вам, но тогда вам всем придется перейти на рысь или передвигаться трусцой.

Александра тотчас представила себе всех сопровождающих леди, которые, подхватив юбки, кинулись бы вслед за Драммом. Она попыталась удержать смешок. Он, должно быть, прочитал ее мысли. И улыбнулся.

- Да, - сказал он, - это будет в точности похоже на одну из карикатур мистера Роладсона, верно? Я мчусь по дорожке, размахивая костылями, локти и колени ходят ходуном, а леди преследуют меня, не отставая. Как жаль, что я джентльмен, а то можно было бы проверить мою теорию.

- У вас раздутое самомнение, - сказала она.

- Очень, - согласился он.

Они посмеялись, но недолго. Вскоре Александре пришлось отстать, чтобы дать возможность другой леди сопровождать Драмма. Но девушка была так счастлива после их небольшой беседы, что не возражала.

Она заметила, что к их небольшой процессии присоединялись все новые и новые люди. Вначале их компания состояла в основном из женщин, следующих за Драммом и Эриком. Присутствие прекрасных молодых дам вскоре привлекло внимание молодых и пожилых джентльменов. К тому времени когда Драмм заметил и позвал лорда Далтона и его невесту, их компания напоминала парад войск, так по крайней мере проворчала Джилли. Или свадебную процессию, услышала Александра слова мамаши Аннабелл, которые та прошептала своей подруге. Каким-то образом ее дочери удалось снова занять ведущую позицию рядом с Драммом.

Ну и что с того? - подумала Александра, слегка запыхавшись. Ей удалось повидать его. И все равно она шла за элегантной парой с упавшим сердцем, потому что явно рассчитывала на другое.

Ее положение в обществе не изменилось, но она постоянно забывала о нем. Аннабелл - титулованная леди, а она - безымянный подкидыш. Такие, как она, не выходят замуж за таких, как Драмм, разве только в сказках, и то если девушка оказывается давно потерявшейся принцессой. Александра не такая. А если свадьбы быть не может, для их отношений не существует будущего.

Она повидала его. У нее останется этот день, а потом еще бал. Затем она отправится домой и будет жить воспоминаниями. И придется этим довольствоваться. Александра смотрела в спину Драмму и думала: это все, что ей доведется увидеть в будущем.

- Кошка и то отпускает мышь дальше от себя, чем Аннабелл отпускает его, - мрачно пробормотала Джилли, проследив за направлением взгляда Александры. - Но ты не беспокойся, Драмм не играет в далеко идущие игры.

- Это не имеет никакого значения, по крайней мере для меня, - тихо ответила Александра. - Для тебя - конечно, потому что вы старинные друзья и будете продолжать встречаться. Поэтому для вас важно, на ком он женится. А для меня - нет, ну разве только из любопытства.

Джилли прошептала какое-то ругательство. Потом лучезарно улыбнулась.

- Если бы я так думала, то до сих пор жила бы в этих проклятых трущобах, одна во всем мире, если не считать младшей сестренки, и меня не ожидало бы ничего, кроме тяжелой работы и еще более тяжелой жизни. Но я всегда верила в невозможное, и посмотри, что получилось! Все, о чем я бы мечтала, если бы знала, что такое существует. Жизнь удивительна. Никто никогда не знает, что может произойти в следующую минуту, ведь правда?

- Никто, - согласился ее муж, идущий рядом. - Кроме меня. Мы направляемся в ротонду, чтобы посмотреть выставленные там произведения искусства, так что, пожалуйста, приготовьтесь выражать восторг. А потом, если мы, будем хорошо себя вести, то присядем и перекусим.

- Она захватит место рядом с ним, - сказала Джилли Александре, одним плечом указав на Аннабелл. - Но мы прекрасно проведем время. Вот увидишь!

К удивлению Александры, так и произошло. Погода по-прежнему стояла ясная и приятная. Когда они подошли к ротонде, Александра увидела, что это величественное, похожее на дворец сооружение и такое же большое. Его холодная красота очаровала ее. После осмотра выставки их компания села за столики у входа в главный зал, под тенью огромных деревьев. Официанты разносили пунш и тонкие, словно бумага, ломтики ветчины, баранины и сыра, а потом печенья, пирожные и мороженое, и все могли закусывать, одновременно обсуждая модную публику, которая прогуливалась по аллее. Казалось, гуляющие шли в такт со звучавшей в парке музыкой. Играл оркестр, а когда он уставал, наступала очередь бродячих музыкантов и певцов.

Столик Драмма оккупировали Аннабелл, ее мать и группка других быстроногих девиц со своими обнадеженными родительницами. Эрик сидел рядом с Александрой. Райдеры, еще одна молодая пара и двое забавных молодых джентльменов - их друзей составляли другую компанию. Они так много смеялись, что сидящие за другими столиками поглядывали на них с печальной завистью. И Драмм почти не сводил с них взгляда.

Этот момент стоило запомнить, думала Александра, смеясь над шуткой, которую произнес кто-то из их компании. Вот если бы она могла пригласить к их столику кого-нибудь из художников, величественно прохаживающихся по ротонде, снисходительно выслушивая похвалы. Она бы упросила его запечатлеть этот день в желтых и персиковых тонах, передающих свет и радость, чтобы повесить картину у себя на стене и навсегда запомнить тепло и счастье этого дня. Этот день принадлежал ей, что бы ни уготовило ей будущее.

Ну и что с того, что половиной этого счастья она обязана частым взглядам Драмма?

Драмм не мог танцевать, поэтому, когда зазвучали вальсы, вся их компания поднялась и возобновила прогулку. Они кланялись старым друзьям и были представлены новым. Они восхищались каждой скульптурой, деревом и прудом, а их было множество. Когда долгий летний день начал сменяться сумерками, одна за другой зажглись маленькие, спрятанные в листве лампы. Высоко мигали фонари, зажигаемые командами быстро и молчаливо работавших фонарщиков. Гирлянды маленьких ламп на стеблях рододендронов были похожи на сверкающую паутину. Они поблескивали словно на сцене, освещая каждую извилистую тропинку, ведущую от больших полян к затемненным уединенным уголкам.

Но Александра уже привыкла к блеску и зрелищности. То, что казалось волшебством, все чаще обнаруживало свою искусственную суть. Она начинала видеть, что весь этот парк был продуман до мелочей и создан руками человека, кроме цветов и деревьев, и то насчет некоторых она не была уверена. Все было очень умно устроено, чтобы радовать глаз. Она признавала, что пресыщенное отношение к красоте у нее может быть результатом того, что она больше не видела Драмма, разве что издали. Или из-за того, что в новых туфлях у нее болели пальцы ног, или из-за того, что Джилли и Деймон где-то отстали. Они шли, беседуя шепотом, заблудившись среди чудес и своих собственных сладких признаний. В последний раз, когда Александра видела Эрика, он был захвачен мисс Пробишер. А Драмм скорее всего еще был с Аннабелл.

Неудачный момент для нее остаться с собой наедине. Сумерки - плохое время для любой одинокой женщины. Время раздумий и сожалений. Теперь Александра понимала, что день заканчивается, а это означает окончание многих других вещей. Ее посещение Лондона почти закончилось. Ее домик, казалось, находился в тысяче миль отсюда, но все же она знала, что сейчас ближе к нему, чем была в течение всех этих быстро промчавшихся дней. Ее поездка отошла уже в область воспоминаний, а то, что оставалось, представляло такую малость. Наступит ли для нее когда-нибудь такое же время?

День закончился, солнце скрылось, так же как мужчина, о котором она осмеливалась мечтать. Александра внезапно поняла, что сердится не меньше, чем печалится. Почему некоторым людям дается все, чего они захотят, а другим остается только мечтать? Почему некоторые рождаются с титулом, богатством и положением, которое позволяет им делать все что заблагорассудится, а остальным приходится работать с утра до ночи и пробиваться в мире, который презирает невезучих? Она не испытывала ненависти к Драмму из-за его состояния, только завидовала и печалилась, потому что потеряла иллюзию когда-нибудь стать для него другом. Дружба предусматривает равенство. И где сейчас ее друг?

Александра сняла шляпку, держа ее за завязки и покачивая, шла по узкой аллее, глубоко задумавшись. Она свернула в сторону и замерла, отвлекшись от грустных мыслей. Далекие звуки музыки заглушало журчание бегущей воды, и она рассеянно следовала туда, откуда доносился плеск. Внезапно деревья расступились, и ее взгляду открылась поляна. Журчание доносилось со стороны высокого водопада, где поток воды бежал по неровным камням и обрушивался в пруд. За водяным каскадом скрывалась пещера, видимая только благодаря тому, что вход в нее обрамляли сотни крошечных дрожащих огоньков.

- Александра, это вы! - произнес кто-то у нее за плечом. В голосе Драмма слышалась глубокая симпатия.

Испугавшись, девушка стремительно повернулась и затравленно взглянула на него. Он смотрел на падающую воду.

- Красиво, не правда ли? - продолжал Драмм. - И полностью подстроено, как многое здесь, в столице. Вход в пещеру украсили огоньками, чтобы удивлять людей, и затея удалась. Эффект достигается тем, что множество маленьких свечек спрятано за стеклом, защищающим их от водяной пыли. Их установили в камнях позади и по бокам водопада, у входа в пещеру. Там живет старик. Да. На самом деле ему платят, чтобы он там жил. А посетителям представляется, будто он - отшельник. Он не бреется, носит лохмотья и иногда высовывает нос наружу, чтобы попугать отдыхающих. Не так уж много, но такой вот способ существования. По ночам он заботится о том, чтобы не погасли свечи, так что ему платят не только за то, что он дышит.

- А вам платят... - автоматически произнесла Александра и ужаснулась своим словам. Она сказала то, о чем только что думала. И так растерялась, что молча стояла, широко раскрыв глаза. Потом произнесла: - Простите, я имела в виду не это.

- Разве? - Драмм наклонил голову и посмотрел на нее. Он был удивлен не меньше, чем она. Девушка почти обвинила его в том, что он занимает высокое положение несправедливо, не по праву. Но вместо того чтобы потребовать объяснений или одернуть ее, как он поступил бы с любым, осмелившимся сказать такое, он чувствовал, что хочет оправдаться в ее глазах.

- Мне повезло с самого рождения, - произнес он. - Но уверяю вас, я не удовлетворился этим и приумножал свое богатство. Деймон привлек меня к инвестициям, что оказалось очень выгодным. Это стало моим основным занятием вкупе с политикой. Мне были предоставлены деньги для вложений и время для занятий политикой и никогда не приходилось искать работу, как этому отшельнику.

Александра пожалела, что высказала вслух свое мнение, когда услышала в его голосе оправдывающиеся нотки. Она сердилась на него, но это не повод его обижать.

- Вы были так добры ко мне, - честно сказала она. - Я не должна была так говорить. Просто я задумалась, а вы меня напугали.

- Почти так же, как вы меня, - ответил он. Драмм стоял спиной к свету, и она не могла видеть выражения его лица. Но чувствовала, что они остались наедине.

Александра находилась вдвоем с мужчиной, в сумерках, в укромном уголке парка, который славился своими темными аллеями и тайными пещерами, куда пары отправлялись на свидания. Но она чувствовала себя в полной безопасности. Драмм никогда не позволит себе с ней ничего лишнего. Это заставило ее улыбнуться. И это, призналась она себе, было одной из причин, по которой она так печалилась и так сердилась на него сегодня.

- Я не должна была так говорить, - снова произнесла она. - Это несправедливо, и это неправда. Ни вы, ни я не можем изменить своего положения, верно? Хотя, конечно, - быстро добавила она, - у вас нет никакой причины сожалеть о своем рождении.

- И у вас нет, - сказал он.

Она рассмеялась. Это был невеселый смех.

Драмм колебался. Он хотел сказать ей, что она не такая, как все, что она милая, умная и так очаровательна, что было бы преступлением с ее стороны жалеть о своем появлении на свет или о том, что сейчас они вместе. Но он сдержался. Сказав ей об этом, он мог сказать ей большее, но, черт побери, он не имел права этого делать.

Когда Драмм увидел, что Александра отстала от компании, то торопливо извинился и тоже ускользнул, чтобы последовать за ней в темноту. Он говорил себе: это для того, чтобы защитить ее от возможных неприятностей. Хотя поднимал, что защищать ее надо только от самого себя. Драмм крепко сжал руки, подыскивая слова, чтобы успокоить ее и при этом не выразить никаких чувств, кроме заботы. Он не должен предлагать что-либо еще. У него есть обязанности, и он обязан оправдать ожидания отца. Он мог предложить ей удовольствие и ничего больше, но принципы запрещали ему это делать. Все пути перекрыты. Он даже не может небрежно солгать, хотя именно это сейчас больше всего требуется.

Вокруг них сгущалась темнота, вода с плеском падала в пруд, а издалека доносились отрывки мелодий, исполняемых оркестром. Драмм опирался на костыли и все равно возвышался над Александрой, их молчание становилось гнетущим. Она чувствовала себя беззащитной. Не из-за его роста. А потому, что позволила себе думать о возможности романа. Сейчас казалось, что они всего-навсего мужчина и женщина, стоящие рядом в темноте. Оба понимали это. Внезапное понимание и напряженность, вызванная ощущением близости этого непостижимо привлекательного человека, были такой же частью момента, как звук падающей воды. Драмм наклонил голову набок.

- Если... - выдохнул он, не сводя с нее взгляда. В это мгновение она пожалела о том, что он настолько джентльмен. Сейчас, стоящий при помощи костылей на ногах, он казался ей незнакомцем. И она хотела, чтобы он вел себя как человек, для которого она желанна. Потому что она так давно хотела его, и на ней было ее лучшее платье, и эта ночь никогда не повторится. Конечно, он не может жениться на ней. И она не может стать его любовницей. Эта мысль была для нее мучительна, поскольку она не смогла бы принять такого предложения, но жалела об этом. Александра восхищалась им за то, что он ни разу не предложил ей незаконную любовь, и почти ненавидела из-за того, что он, может быть, и не думал об этом. Драмм смешал все ее чувства и мысли. Одно было ясно: она хотела, чтобы он тоже желал ее.

Девушка мысленно подталкивала его. Больше она ничего не могла сделать. Как бы сильно ни хотелось ей узнать, чего теперь будет не хватать в ее жизни, она бы предпочла лишиться обеих ног, чем подойти к нему. Он может отшатнуться. А может - нет. В любом случае она потом не сможет смотреть ему в глаза. А если он приблизится к ней?..

Драмм, конечно, не сможет ее обнять, быстро подумала Александра. Ему же надо опираться на костыли. Но они ему не потребуются, если он будет держаться за нее. Она могла бы удержать его, она мечтала об этом. Он смог бы обнять и поцеловать ее, один раз, всего лишь один, потому что сейчас они наедине и больше не будет такой возможности. Кто об этом узнает, кроме них двоих?

Ее несколько раз целовали, застав врасплох, обхитрив или принудив, местные юноши и шутники-мужчины. После смерти мистера Гаскойна - чаще. Она была чужой в деревне и одинокой женщиной и не забывала об этом после навязанных ей ласк. Теперь она никогда не выходила одна, даже за пределы своего сада. Ей не хотелось, чтобы ее поцеловал кто-то, кроме воображаемого возлюбленного, представлявшегося ей в мечтах, до тех пор, пока не появился Драмм. Все эти месяцы она старалась не думать, каково ощутить на своих губах прикосновение его твердых губ. Неужели она наконец узнает? Будут ли они теплыми? Или прохладными, как он сам? Заставит ли он ее почувствовать наяву то, что она лишь представляет себе? Она должна была испытать это, всего один раз, чтобы знать, о чем мечтать в будущем.

Она покачнулась, наклонилась к нему и закрыла глаза. Ожидая. Это было все, на что она осмелилась. И все же она чувствовала, что стук сердца заглушает шум водопада. Она ждала.

- Что подумают люди, если увидят нас сейчас? - отрывисто произнес Драмм, на шаг отпрыгивая на костылях. - Воксхолл так же славится своими темными аллеями и глупостями, которые в них творятся, как и произведениями искусства. Никому из нас не нужны сплетни. Лучше поискать остальных, как вы думаете?

Александра открыла глаза. Она чувствовала себя так, словно он ударил ее.

- Да! - воскликнула она. - Идите! То есть если я пойду с вами, это заставит их подумать как раз о том, о чем вы сказали.

- Но вам небезопасно оставаться здесь одной. Позвольте, я провожу вас.

- Я в безопасности, - сказала она, отворачиваясь и глядя на водопад, который не могла видеть из-за пелены слез, застилавших ей глаза. Лицо у нее горело, она думала, можно ли на самом деле умереть от стыда, и решила, что как раз сейчас это и выяснится. - Я, должно быть, недалеко от остальных, потому что вы легко меня нашли.

- Я видел ваше платье, оно такого яркого цвета, - тихо сказал он. - Вы шли по дорожке, и за вами было легко проследить, в предзакатных лучах вы выделялись, как лепесток розы. Но сейчас ночь, и женщине опасно оставаться одной.

- Не думаю, что настолько опасно, - возразила она, желая, чтобы он ушел до того, как увидит ее лицо. - Я подожду несколько минут и снова присоединюсь к компании. Но вы идите первым. В конце концов, вам больше терять, чем мне, ведь верно?

- Что вы говорите! - с досадой и сожалением произнес он.

- Идите и пошлите за мной Эрика, - сказала она.

- Я пришлю Джилли и Деймона, - ответил Драмм. Он развернулся на костылях. Потом, сомневаясь, оглянулся через плечо. - Мне очень жаль, Алли. Больше, чем вы думаете. Но беда в том, что я джентльмен.

Ее душу вновь затопил стыд потому, что она была так самонадеянна, и обида на него за то, что ему самоуверенности не хватило. Это заставило ее забыть свое место.

- Нет, - резко сказала она, - вы аристократ, и в этом вся беда.

Он замер. Потом кивнул и исчез в темноте.

Когда Александра через несколько минут присоединилась к компании, никаких объяснений не потребовалось. Началось шоу фейерверков.

- Я же говорила тебе не отходить от нас! - ворчливо сказала Джилли.

- Я уже возвращалась, когда заметила вас с Деймоном, - ответила Александра. - Ой! Смотри! Я еще никогда не видела фейерверков. Они великолепны!

Музыканты выступали в такт с пиротехниками, взрывом оркестровой музыки сопровождая каждый взрыв цветных огней. Несмотря на смятение и злость, Александру захватило это зрелище, отвлекая от собственных мыслей.

- Ой! - невольно воскликнула она, когда вместе с взрывом над ними расцвела гигантская хризантема, озарив ночное небо и заставив девушку заткнуть уши. - Если бы я жила в Лондоне, то приходила бы сюда каждый вечер!

- Тогда тебе пришлось бы долго ждать, - ответила, смеясь, Джилли. Фейерверки устраивают не каждый вечер.

- Я никогда такого не видела, а ты? - спросила Александра, взволнованно сложив перед грудью руки, словно в молитве.

- Слишком часто, в бою, - ответил Драмм. Девушка вздрогнула. Он подошел совершенно бесшумно, поскольку звук костылей, приминающих траву, расслышать труднее, чем звук шагов, а она была слишком захвачена зрелищем, чтобы вообще что-нибудь слышать. Сейчас он стоял позади нее.

- Вот почему на мужчин сегодня это произвело меньшее впечатление, чем на дам, - продолжал он. - Взрывы, запах пороха, воздух, посиневший от дыма, заставляют их слишком о многом вспоминать.

- Но они же пришли сюда, - сказала Александра.

- Нас часто тянет навстречу опасности.

- Я не знала, что вы участвовали в боях, - произнесла Александра, размышляя, нет ли в его словах скрытого намека.

- О, Драмм служил его величеству повсюду, - сказала Джилли. - И на полях сражений, и в будуарах, хотя он, конечно, будет это отрицать.

- Конечно, - ответил Драмм.

- О! - воскликнула леди Аннабелл справа от него. - Посмотрите, три звезды в одной!

Александра почувствовала себя лучше. Он мог намекать сколько угодно. Реальность была не на его стороне.

Фейерверки продолжались долго. Александра чуть не ослепла и не оглохла от грома и треска красочного зрелища. Когда все кончилось, в воздухе висел густой дым, а свечи и фонарики, казалось, исчезли. Так и было не только по сравнению с ярким чудом пиротехники, но потому, что они выгорели до основания. Ночь заканчивалась. Языки пламени от факелов освещали дорожки, и целые потоки людей устремились к своим экипажам, а другие снова направились к реке.

Отовсюду слышались слова прощания и пожелания новых встреч, слуги подзывали кареты, а возницы наемных экипажей выкрикивали цены для тех, кто прибыл не в своей коляске. Дальше, у берега, маневрировала небольшая флотилия лодок, и джентльмены осторожно поддерживали леди, ступающих на качающийся борт утлых суденышек.

Александра стояла вместе с остальными прибывшими по воде. Джилли и Деймон были где-то поблизости, она не видела их в густой толпе. Может, эти господа и принадлежали к аристократии, но толкались, как простой люд, борясь за место. Гуляющих становилось все меньше по мере того, как лодки увозили их.

Поднялся ветер. Флаги на веселых полосатых шестах развевались и хлопали. Лодки покачивались на воде, волны плескали в борта. Александра уже почти верила, что находится в какой-то чужой стране. Она больше не ощущала радостного возбуждения, потому что помнила: скоро все это будет для нее таким же далеким и недостижимым, как любая земля, лежащая где-нибудь за морем. Она сняла шляпку и была рада тому, что ветер растрепал ее волосы, освободив их от заколок, что он швырял пряди ей в глаза, потому что никто не видел, как по ее щекам покатились слезы.

- Ваша лодка здесь, лорд Драммонд, - прокричал кто-то.

- Ступайте вперед, - прозвучал у ее уха голос Драмма, и она почувствовала, как его рука слегка подталкивает ее.

Она наклонила голову, пряча слезы, и прошла вперед. Лодочник взял ее за руку, помогая спускаться. Потом резко отпустил, едва она ступила на борт, и Александра чуть не упала.

- Бога ради, поосторожнее! - сердито воскликнул Драмм. - Я могу позаботиться о себе, пока она не сядет, помоги лучше леди.

Леди? Александра повернула голову, ища взглядом леди Аннабелл и стыдясь того, что заняла ее место. Но Драмм, должно быть, имел в виду именно ее, потому что она не увидела никакой леди, а лодочник, секунду поколебавшись, снова придержал ее за руку и помог опуститься на сиденье. Еще два человека помогли Драмму. Вскоре он держал костыли в одной руке и сидел рядом с ней.

Лодка отчалила.

- А где Райдеры? - спросила Александра, оглядываясь.

- Понятия не имею, - ответил Драмм. - Сначала они были рядом, а через минуту исчезли. И я не знаю, куда подевался Эрик. Мы остались вдвоем. Не беспокойтесь, - быстро добавил он, - никто не подумает о вас плохо из-за того, что вы возвращаетесь без компаньонки. Даже последние ханжи не смогут предположить, что я способен на глупости в лодке, в присутствии трех гребцов.

- Я не беспокоюсь, - сказала она и почувствовала, как радость оттого, что она снова с ним, исчезла.

Он не ответил. Лодка скользила по темной воде. Двое гребли, а один стоял позади и смотрел в бархатно-черное небо. Река сияла огнями. Этот вид так очаровал Александру, что она забыла о своем положении. Причал, от которого они отплыли, освещали факелы, на других лодках были фонари, раскачивающиеся взад и вперед, в домах вдоль реки светились окна. Складывалось впечатление, словно одни созвездия затмевали собой другие и все вместе отражались от чернильной поверхности медленно текущей реки.

Они отплывали все дальше, остальные лодки исчезали в разных направлениях, ночь становилась все темнее. Только тогда Александра заметила, что на их суденышке не было фонаря. Она подумала, как можно грести в темноте, поскольку сама почти ничего не видела, хоть ее глаза уж привыкли к отсутствию света. Драмм явно видел больше. Через несколько минут он снова заговорил. Но не с ней.

- Я Драммонд и проживаю на Эдам-стрит, возле Адельфийской пристани. Мы только что проплыли под мостом Блэкфрайарз. Поверните назад, мы плывем не в ту сторону. Так мы не вернемся, - с раздражением бросил он. - Куда, черт побери, вы направляетесь?

Двое на веслах продолжали молча грести. А человек, стоящий позади, быстро опустился на колени, так что его губы теперь были на одном уровне с правым ухом Драмма и левым - Александры.

- О, я знаю, кто вы, милорд, - тихо сказал он. - И я знаю, куда мы направляемся. А вы - нет. Но так и должно быть. Теперь вы в моей власти. Так тоже должно быть.

Глава 21

Драмм спокойно сидел возле Александры, но она чувствовала, как он напрягся после странных слов мужчины. Девушка в ответ на эти слова боялась даже вздохнуть слишком громко. И надеялась, что это шутка, глупый розыгрыш какого-нибудь недоумка из окружения Драмма. Она ждала, что он пошутит в ответ. Но то, что он сказал, ее не обрадовало.

- Вы знаете, кто я такой? - переспросил Драмм. - Тогда, сэр, у вас есть преимущество передо мной.

- Действительно, есть, - согласился этот человек.- И не одно. Пожалуйста, достаньте из кармана сюртука ваш пистолет и бросьте его перед собой. - Он протянул руку, и его пальцы обхватили горло Александры. Теперь она не могла ни закричать, ни даже сделать глотательное движение. - Мисс Гаскойн сейчас в неудобном положении, милорд, - продолжал незнакомец, и его голос был так же напряжен, как и пальцы. - Если вы тотчас не подчинитесь мне, ее положение станет безнадежным и, боюсь, уже навсегда. Мне все равно, а ей нет. Ну же, я знаю, что вы носите в кармане пистолет. Я многое о вас знаю. Ложь и оправдания вам не помогут.

- Да я и не собирался лгать, - сказал Драмм. Он полез в карман. Александра закашлялась, потому что рука незнакомца сжала ей шею еще сильнее. Драмм замер, затем повернулся к ней.

- Простите, - сказал незнакомец, слегка ослабляя хватку, - но я не доверяю вам, Драммонд, и хотел предупредить. Я могу за секунду свернуть ей шею, или удушить медленно. Могу и отпустить ее. Все зависит от вас.

Драмм достал небольшой пистолет и выбросил его в воду. Гребцы остановились, потом возобновили мерный ритм движений веслами.

- Немного перестарались, - сказал незнакомец, отпуская шею Александры. Она схватилась за горло. - Учтите, что нас трое, мы все вооружены, и достаточно сильны, - продолжал он, - против вас одного, покалеченного. О, простите, мисс Гаскойн, вас двое, но только один способен оказать сопротивление. Вы очень милы, но не представляете опасности. Надеюсь, я убедил вас, милорд. И уверяю, то, что я отпустил ее шею, еще не означает, что я готов сохранить ей жизнь, если вы предпримете какой-нибудь глупый героический поступок.

Драмм поднял руки, признавая поражение.

- Я не сделаю ничего, что могло бы повредить ей, но может, вы расскажете, как вам удалось узнать так много, и зачем?

- Конечно, - ответил незнакомец, поднимаясь на ноги. Он встал перед ними. Это был плотный человек среднего роста и возраста, с седеющими волосами, прилично одетый, но не похожий на модника. Александра, вглядываясь в его лицо в темноте, могла бы поклясться, что никогда его прежде не видела. Хотя она могла и ошибаться, это лицо ничем примечательным не отличалось. А он знал, как ее зовут.

- Мое имя - Фитч, - сказал он, глядя на Драмма. - Фредерик Фитч, из Трикраун-Корта. Вижу, это вам ни о чем не говорит. А может, я ошибаюсь? Ваша сдержанность - еще один ваш талант, не правда ли? Такая типичная черта характера скучающего аристократа, каким вы притворяетесь. И еще это основное качество супершпиона, - продолжал он, и его голос стал более хриплым, - кем, как нам известно, вы являетесь. Мисс Гаскойн. - Он издевательски поклонился ей легким поклоном. - Как поживаете?

- Вы меня знаете? - спросила она.

- Мы встречались, но вы, конечно, об этом не помните. Вы мало интересовались друзьями Луиса, а я расспрашивал о вас. Он вам не говорил? Я не удивлен. Я решил, что вы здоровы, привлекательны, добропорядочны, послушны и хорошо воспитаны. Мне не доводилось встречать других таких женщин. И я подумывал о том, чтобы вырвать вас из его рук. Он, однако, всегда защищал собственные интересы. И рассорился со мной. Очень это ему помогло. Вы сбежали, как только он перестал следить за вами, и вернулись, когда он умирал. Если бы он отдал вас мне, то выиграл бы от этого. А так выиграли вы. Но теперь все кончено. Посмотрите, какой плохой выбор вы сделали на этот раз.

- Мисс Гаскойн ничего не выбирала, - сказал Драмм. - Она нашла меня после того, как меня ранили, и выходила. Сейчас она приехала в Лондон, и я стараюсь вернуть ей долг, показывая достопримечательности. Больше нас ничто не связывает.

Фитч рассмеялся:

- Да, конечно. Вот почему вы ехали к ней на свидание, когда вас подстрелили, верно?

- Это не так. Я просто свернул с дороги, чтобы отдохнуть, - ответил Драмм. - Как я понимаю, это вы стреляли в меня?

Александра при свете луны видела улыбку незнакомца так же хорошо, как и пистолет у него в руке.

- Да, - с гордостью ответил Фитч, - и мисс Гаскойн не оставалось бы ничего делать, как только оплакивать вас, если бы вы неожиданно не повернулись в седле.

- Могу я поинтересоваться, чем вызвал вашу немилость? - спросил Драмм таким голосом, словно они в каком-нибудь клубе для джентльменов обсуждали политические вопросы, а не под дулом пистолета плыли в лодке неизвестно куда.

- Не пытайтесь меня ублажать! - прорычал Фитч.

- Уверяю вас, у меня вовсе не было такого намерения, - произнес Драмм. - Вы явно считаете, что я причинил вам какой-то вред, но я даже представить себе не могу, каким образом. Я верю в серьезность ваших намерений и понимаю, что сейчас моя жизнь в опасности. Только не знаю, почему.

- Теперь не время и не место обсуждать это! - рявкнул Фитч, бросив взгляд на гребцов.

Александра услышала, как Драмм перевел дыхание, и сама немного расслабилась. Она только дрожала. Значит, этот человек пока не собирается ничего с ними делать, А может, и вообще ничего не будет. Выходит, он один из друзей мистера Гаскойна? Она торопливо припоминала их всех. Их было не так уж много. Если в присутствии Александры и мальчиков мистер Гаскойн случайно сталкивался с кем-нибудь из своих знакомых на рынке или еще где-то, то вынужден был представлять свою семью. Но делал он это торопливо и нелюбезно. Еще меньше его друзей приходили к ним домой. Этого человека она не помнила совсем, но могла бы увидеть его несколько лет назад и не запомнить. Те, которых она помнила, были ветхими стариками с белыми руками и бегающими глазками, они не умели обращаться с детьми за пределами классной комнаты, и еще больше опасались молодых женщин. Мистер Гаскойн требовал, чтобы она избегала общения с ними, и девушка была рада подчиниться.

Александра огляделась, пытаясь определить, куда они направляются. На берегах горели огни, но она не знала Лондона. А Драмм знал. Ей придется положиться на него.

- Мои приятели немедленно хватятся меня, - полувопросительно произнес Драмм.

- Ну и пусть, - ответил Фитч. - Очень им это поможет. Ваши друзья и раньше не слишком рьяно проявляли бдительность, а сейчас они меня вовсе не беспокоят. К тому времени как они узнают, что вы пропали, и попытаются выяснить, почему, а тем более куда, мое дело будет уже сделано. Это оказалось легче, чем я думал. Я использовал толпу для того, чтобы направить вас в мои руки. Темнота и неразбериха помогли, я выкрикнул ваше имя, и вы мило и послушно сели в мою лодку. Я не собирался захватывать еще и мисс Гаскойн, но теперь, думаю, она нам пригодится. А с этого момента я попрошу вас молчать. У нас будет время поговорить, когда мы доберемся до места назначения.

"Ну ладно, уже что-то", - подумала Александра. Она не хотела думать над тем, как она "пригодится", и не хотела знать, что он имел в виду, говоря "мое дело будет сделано".

***

Девушка совсем упала духом, когда они подплыли к темному и тихому участку берега, где располагались заброшенные склады и старые дома. Теперь единственным источником света были луна и звезды. Ее настроение не улучшилось, когда лодка остановилась напротив какой-то глухой стены, вздымавшейся из воды недалеко от берега. Один из гребцов встал и принялся ощупывать ее поверхность. Александра услышала звяканье чего-то металлического, это он обнаружил тяжелую цепь и висячий замок. Лодка покачнулась. Мужчина рылся в кармане, пытаясь одновременно достать ключ и удержать равновесие.

- Быстрее, - прошипел Фитч.

Второй гребец достал лампу и зажег ее. Яркий желтый луч осветил дверь в сложенной из кирпичей стене. Первый похититель вставил в нее ключ и потянул. Дверь, заскрипев, открылась в темноту и пустоту. Они прибыли, очевидно, к входу в дом или на склад, сохранившемуся с тех дней, когда жители Лондона пользовались водным способом передвижения по городу. Эта дверь, наверное, забыта всеми, кроме Фитча, который решил привести здесь в исполнение свой странный план. Александра вздрогнула, вспомнив, как всего несколько часов назад она была радостно взволнована и легкомысленна.

Сейчас она гадала, не ожидает ли ее за этой дверью смерть или не ждет ли ее бесчестье. Если бы она умела плавать, то давно уже спрыгнула бы с лодки. Теперь, когда они прибыли, девушка подумала, что, может, все равно стоило попробовать, даже и не умея плавать. Она почувствовала, как рука Драмма сжала ее пальцы в мимолетном прикосновении, стремясь подбодрить, как будто он прочитал ее мысли.

- Сюда, - скомандовал Фитч.

Гребцы согнулись, подхватили весла и молча направили лодку в темноту за дверью.

Воздух здесь оказался затхлым, сырым и холодным. Лодка ударилась о причал и остановилась. Ее пришвартовали.

Было темно и тихо, словно внутри огромного барабана, единственным звуком оставался плеск воды о днище лодки и о странный темный причал. Один из гребцов зажег второй фонарь. То, что увидела Александра, удивило и встревожило ее.

Причал представлял собой плоскую платформу. Стены располагались далеко. Потолок казался высоким, как купол ночного неба над рекой. С лодки больше ничего не было видно, а все помещение по размерам напоминало спортивную площадку.

Один из похитителей по старой шаткой лестнице поднялся на платформу.

- Вперед, - приказал Фитч Драмму, махнув пистолетом. Раньше Александра боялась бесчестья, но сейчас забыла о своих страхах, поскольку волновалась за Драмма. Он явно не мог подняться по лестнице на костылях, он не мог даже встать в лодке, для этого не хватало места. Он попытался приподняться, качаясь, и снова сел.

- Только попробуйте что-нибудь предпринять, милорд, - прошипел Фитч, и я у вас на глазах прикончу мисс Гаскойн, а потом займусь вами.

Драмм пожал плечами.

- Вы что, хотите, чтобы я полз по лестнице?

- Какие мелочи, - пробормотал Фитч. - Конечно. Хэйк! Подними джентльмена. Мисс Гаскойн, могу я помочь вам?

Александра хотела ответить, что скорее умрет, но подумала, что не стоит накалять отношения с бандитами. Она посмотрела, как Фитч поднялся по лестнице, подняла голову и подала ему руку. Подхватив подол юбки другой рукой, девушка принялась осторожно подниматься по скользким ступенькам. Потом она стояла на платформе, радуясь, что темно и ей не видно лица Драмма, когда один из гребцов-здоровяков поднял его, перекинул через плечо и, ругаясь под его тяжестью, затопал по лестнице. К тому времени, когда Фитч зажег еще один фонарь, Драмм уже стоял, опираясь на костыли и озирался вокруг.

Помещение оказалось даже больше, чем она предполагала. Потолок высокий, как в соборе. Они стояли на каменном полу. Возле стен громоздились какие-то ящики. Из огромного квадратного зала вверх вели две лестницы. Очевидно, несколько поколений назад сюда доставляли и отсюда увозили грузы с кораблей. Сейчас о том, какие это были грузы, не напоминал даже малейший запах, поскольку все заглушала вонь стоячей воды.

- Хорошо, - повторял Фитч, - очень хорошо. Хэйк, забирай лодку и жди меня снаружи у правой лестницы. Запри за собой дверь.

Хэйк кивнул и вернулся в лодку. Он оттолкнулся и начал грести к двери. Когда бандит добрался до выхода, Александра едва могла различить в темноте его силуэт. Он поднялся и с грохотом захлопнул за собой дверь. Александра зажмурилась, гадая, увидит ли еще когда-нибудь темноту ночи или свет дня.

- Даббин, - обратился Фитч к другому помощнику, - ты уверен в его сиятельстве? Никогда не знаешь, что он может прятать в рукаве. Ты обыскал его?

Человек по имени Даббин издал рык, который с трудом можно было принять за смех.

- Обыскал. У него ничего нет в карманах, а в рукавах только собственные руки.

- Хорошо, - сказал Фитч. - Тогда принеси нам стулья, и мы посмотрим, что у его сиятельства с ногой.

Даббин откуда-то из темноты притащил два ящика и поставил их возле Фитча, недалеко от края платформы. Фитч жестом указал на ящики.

- Мисс Гаскойн, сожалею, что я не могу предложить вам ничего лучшего. Пожалуйста, садитесь. Мне надо кое-что обсудить с графом. Милорд, садитесь и будьте так добры передать мне ваши костыли.

Александра неуверенно опустилась на ящик, выпрямив спину и сжав перед собой замерзшие руки. Драмм приблизился, сел, наклонившись, взял костыли и отдал их Фитчу... который швырнул их с платформы прямо в воду.

Девушка ахнула. Фитч не мог бы яснее выразить свои намерения. Драмм был теперь абсолютно беззащитен, а его похититель показывал, что это не имеет значения, поскольку графу не придется больше ходить.

- Даббин, - сказал Фитч, - посмотри, что у него под связкой на ноге.

Даббин опустился на колени у ног Драмма. Из кармана куртки он достал нож. Александра дрожала от страха за Драмма. Секунду назад она думала, что Фитч не мог бы красноречивее выразить свои намерения. Оказывается, мог.

Драмм сидел, вытянув перед собой ногу, а Даббин разрезал повязку, затем размотал ткань, открыв крепкую деревянную шину, состоящую из четырех толстых пластин, скрепленных деревянными болтами, и обмотанную веревкой для большей надежности. Даббин провел руками по шине.

- Ничего подозрительного, - доложил он. - Дерево и нога.

Драмм нахмурился, словно грубая проверка Даббина причинила ему боль.

- А другая нога? - спросил Фитч. - Передайте Даббину нож, который вы носите в голенище сапога, милорд, или он сам вырвет его у вас.

Драмм достал из сапога маленький нож и швырнул Даббину.

- А теперь, - с удовлетворением продолжил Фитч, - Даббин, сними веревки с шины его сиятельства и раскрути болты. Они ему больше не понадобятся.

Даббин, склонившись, занялся работой. Александра почувствовала, что у нее в горле стоит комок, а желудок словно заледенел. Лицо Драмма ничего не выражало.

- Очень хорошо, - сказал Фитч. - Даббин, отойди, но не своди с них глаз, потому что змеи, как известно, могут укусить даже после того, как их раздавили.

- Теперь вы объясните, почему мы здесь? - хладнокровно поинтересовался Драмм.

- Буду счастлив, - ответил Фитч, поворачиваясь к нему. - Единственное, о чем я сожалел при последней попытке убить вас, это то, что вы не знали, почему я ее предпринял. Я так радовался успеху, когда увидел, что вы упали, и решил, что все кончено. Но вы выжили. Я чувствовал себя обманутым. Поэтому вернулся, чтобы найти вас и объяснить все перед тем, как прикончить, но мисс Гаскойн взяла вас в свой дом, чем сильно усложнила мою задачу. Хорошо, что вы выздоровели. Я понял слишком поздно, что месть теряет всякий смысл, если тот, кому хочешь отплатить, не знает, почему ты это делаешь и какое счастье это тебе доставляет. - Он прошел вдоль платформы, потом снова обернулся к Драмму: - Завтра я отправляюсь в Новый Свет. Теперь я могу уезжать, зная, что мое дело завершено. Это большое утешение для меня.

- Счастлив оказать вам услугу, - сухо заметил Драмм. - Но вы можете собраться с силами и объяснить мне, почему? Я понимаю ваш восторг, но не его причину.

- Игры кончились, - объявил Фитч. - Сейчас самое время признаться. Для вас нет спасения.

- Может быть, и нет, - сказал Драмм, - но и ответов тоже нет. Я обзавелся врагами во время войны, но ваше имя не значилось в их числе, как мне стало известно из моих источников. Если бы я когда-нибудь встречался с вами, то не забыл бы этого. Каким образом я вас оскорбил? Ведь вы оскорблены. Или я причинил вред кому-то из ваших родственников, может быть, возлюбленной? Убил кого-нибудь или соблазнил? Это возможно. В те дни мы все так поступали друг с другом, это нормально для военных действий.

Фитч отбросил всякое подобие любезности.

- Ложь, сплошная ложь, вы купаетесь во лжи! - закричал он, и его слова эхом отразились от стен помещения. Когда он заговорил снова, его голос звучал спокойнее: - Вы прекрасно все знаете. Это самое ужасное, что вы совершили. Вы убили его - величайшего человека, который когда-либо ходил по земле! Человека, чьи сапоги вы были недостойны лизать!

- Правда? - сказал Драмм. - И кто бы это мог быть?

Но Фитч уже снова расхаживал по платформе.

- Вы посещали его в январе в Лонгвуде. Вы и до этого посещали его. Он называл вас джентльменом, очаровательным человеком, который говорит на французском, как на родном языке, и знает военную историю. Почему ему было не доверять вам? Существует же понятие чести среди джентльменов. - Фитч попытался рассмеяться, но звук был похож на рыдание. - У вас даже не хватило смелости сделать это по-мужски, при помощи ножа, или пистолета, или хотя бы удавки. Он был солдатом, борцом, человеком, который заслужил честную смерть, а не то, что вы с ним сделали.

Драмм сел ровнее.

- В январе? Я тогда был на острове Святой Елены... В Лонгвуде? Вы обвиняете меня в убийстве Бонапарта?

Александра так резко выпрямилась, что Даббин шагнул к ней. Она снова обмякла, глядя на Драмма, Тот изумленно покачал головой.

- Это безумие. Он умер от заболевания печени, в мае. Я тогда был в Англии, вы должны это знать.

- Но вы что-то передавали генерал-лейтенанту Лоу, не правда ли? настаивал Фитч.

- Послания из дома, - сказал Драмм с совершенно искренним недоумением.

- И яд, - промолвил Фитч. Он поднял руку. - Не отрицайте этого. Потоотделение, боли в желудке, тошнота, бледность и потеря аппетита безошибочные симптомы. Вскрытие показало, что все дело в печени, но это было отравление мышьяком, мы-то знаем.

- Бога ради, - произнес Драмм. - Что за ерунда. Кто сказал вам такую глупость?

- Марчанд! - с триумфом заявил Фитч.

- Лакей? - спросил Драмм, нахмурившись. - Он сумасшедший, помешался от горя. Он был предан своему хозяину, но это полная чепуха! Послушайте, Фитч, не было никакой необходимости убивать Бонапарта. Война завершилась, все было кончено, и он знал это. Он действительно ослабел, думаю, он позволил себе сдаться. Он умер, потому что понял - потрясения закончились. Он был по-своему великим человеком, этого я не отрицаю. Возможно, он умер по той же причине, по которой дикий орел не выживает в клетке. Мы его не убивали. Я уж точно нет.

- Он бы обязательно освободился, - с огромной уверенностью сказал Фитч. - Коалиция не могла быть спокойной, пока он дышал, и он знал об этом. Мы бы его снова вызволили. Я англичанин, здесь многие думают так же, как я, но я собираюсь в Новый Орлеан, там еще больше таких. Нас тысячи. Пока есть жизнь, есть надежда - этого вы боялись, Все не кончилось бы, пока он не умер. Поэтому к нему и подослали шпиона, покончить с ним таким способом, который бы не вызвал подозрений. Коалиция выступила в роли судьи, его врачи были орудием, но вы, Драммонд, стали палачом. Он начал болеть с того времени, как вы впервые туда приехали. Перед тем как покинуть Англию, я прослежу за тем, чтобы справедливость была восстановлена.

- Интересно, сколько времени и денег вы потратили на его дело, произнес Драмм, - чтобы так обезуметь от горя?

- Что такое деньги по сравнению с честью? - спросил Фитч. - И что такое время, когда есть цель, в которую веришь? Я нашел звезду и следовал за ней. Вы погасили ее!

Он ходил и размахивал руками. Александра пригибала голову, когда он проходил мимо нее. Он сумасшедший.

- Я собираюсь оставить Англию, - продолжал Фитч. - Я больше не могу выносить пребывания здесь. Празднования, веселье, в то время когда все постоянно напоминает о моей потере. Я преподавал в этом посмешище, в этой пародии на Итон, в дурацкой школе, и только мечты позволяли мне выносить такую жалкую жизнь. Когда они оказались разбитыми, я понял, что должен уехать. В этот день я уволился из школы и направлялся в Лондон, чтобы покончить с делами перед отъездом. Я подъезжал к заставе - и увидел вас! Это был перст судьбы. Я узнал вас! - сказал он, резко развернувшись и глядя на Драмма. - Несколько лет назад я сопровождал одного увальня в кругосветном путешествии и убедил его остановиться на острове Эльба. Я говорил с императором и понял, какова цель моей жизни. Но тогда я увидел там и вас и расспросил о вас. Когда я вернулся, то продолжал следить за вами и вам подобными, за тем, когда вы уезжали и приезжали. Мы все так делали. У нас были списки. У Гаскойна тоже, вы никогда не видели их, мисс? Конечно, нет, Луис был осторожен, - ответил он сам себе, даже не повернувшись, чтобы посмотреть на ее реакцию. Все его внимание занимал Драмм. - Я не думал, что когда-нибудь еще увижу вас, Драммонд. А когда увидел, мне все стало ясно в ту же секунду, словно молния пронзила мой мозг. Я понял, что должен сделать. Судьба не могла доставить вас туда без всякой причины. Надо было воспользоваться моментом! Я попытался и потерпел неудачу. На этот раз такого не произойдет.

- Понятно, - устало проговорил Драмм. - Какая глупость, - продолжил он почти с сочувствием. - Но с моей стороны будет бесполезно все отрицать, верно? Лонгвуд был словно огромный курорт. Мы шутили, что это последний отдых Наполеона, потому что считали, что там он проведет свою жизнь, окруженный всеми существующими удобствами. Если это была тюрьма, то утопающая в роскоши. Там было столько врачей, и французских, и английских, не сосчитать, и все заботились о каждом его чихе. Постоянный поток посетителей со всего мира. Вечеринки, рауты, музыкальные спектакли. Бога ради, он привлекал больше внимания, чем пирамиды! Вы выбрали меня на роль злодея, потому что он вам потребовался. Я считаю, Фитч, что если бы вы могли подумать обо всем этом трезво, то поняли бы: что-то перевернулось у вас в голове, и вы больше не можете видеть жизнь такой, какая она есть.

- Вы были там дважды! - воскликнул Фитч. - И на Эльбе тоже. И вы, как известно, работаете на правительство.

Драмм вздохнул.

- Как и десятки других. Но вас ведь больше не интересует правда, верно? Потому что, если вы не сможете обвинять меня, то кого вы будете обвинять? Как вы сумеете отомстить тем, кто освободился от захватчика? Как отомстить самой Судьбе, самому Господу?

- Покончив с вами, - с удовлетворением произнес Фитч.

- И с мисс Гаскойн? - тихо спросил Драмм. - Вы, конечно, понимаете, что она тут ни при чем.

- Раньше была ни при чем, - согласился Фитч. - Теперь ситуация изменилась.

Глава 22

- Мисс Гаскойн оказалась поблизости в то время, когда в меня стреляли, - терпеливо говорил Драмм. - Совпадение, что вы оба натолкнулись на меня в тот день. И сегодня случилось такое же совпадение. Вот и все, что касается ее. Она помогла незнакомцу, нашла меня, словно больного щенка, в канаве и доставила домой, чтобы лечить. Сегодня я встретился с ней в Воксхолле, потому что хотел немного показать ей лондонскую жизнь перед тем, как она вернется домой. Нет причины вовлекать ее в наши дела.

Фитч рассмеялся:

- Ошибаетесь, уважаемый сэр. Сегодня я убью вас. Как я могу оставить ее в живых?

- Помилуйте ее, - просто сказал Драмм. - Возьмите ее с собой. Вы говорили, что когда-то хотели иметь такую жену, - безжалостно продолжал он, не обращая внимания на возмущение Александры - Теперь вы можете взять ее в жены, почему бы нет?

- Потому что я не хочу! - закричала девушка. Драмм предупреждающе взглянул на нее, но она слишком разозлилась, чтобы молчать. Наверное, он пытался спасти ей жизнь, но она была оскорблена таким методом спасения. Александра подумала, что у нее есть лучшее решение хотя бы для того, чтобы выиграть время. Если она убедит Фитча отложить задуманное, то, может быть, им удастся спастись.

- Мистер Гаскойн действительно был умным человеком, - быстро сказала она Фитчу. - Он доверял мне.

Фитч повернулся, глядя на нее.

- И не зря, - торопливо продолжала девушка. - Я никогда никому не сказала ни слова о его занятиях. Даже когда я рассердилась на него и ушла, все равно смолчала и не стала его выдавать. Он скончался мирно, в своей постели. И о сегодняшнем происшествии я никому не расскажу. И в самом деле, что случилось? - с принужденной улыбкой спросила она. - Ничего. Мы просто приплыли сюда с вами. Мы можем вернуться и сказать, что попали не в ту лодку и заблудились, вот и все. Всякое насилие лишено смысла. Вы можете отправиться в Новый Свет и начать там новую жизнь, не беспокоясь о преследовании. Граф говорит, что он невиновен, - продолжала Александра в отчаянии, потому что Фитч молчал, только смотрел на нее и внимательно слушал. - Я ему верю. Не потому, что доверяю. А потому, что у мистера Гаскойна действительно был список. Я его видела, - солгала она. - Имени Драммонда там не было. Я запомнила, иначе я бы не оставила его в своем доме, верно? Я не зря была дочерью мистера Гаскойна, - добавила она, снова попытавшись улыбнуться.

Александра не смотрела на Драмма, потому что не хотела видеть его реакцию. Она знала, что роняет свою репутацию, клеймит себя, представляясь предательницей, но если надо, она пошла бы на костер, только чтобы спасти дорогого и недостижимого для нее человека.

- Дочерью? - расхохотался Фитч, показывая все зубы. - Сейчас это так называется? Ты ему не родственница, ни по закону, никак.

Александра побледнела. Она взглянула на Драмма и увидела, как его лицо внезапно окаменело.

- Он никогда не скрывал этого, - сказал Фитч. - Мы все гадали, чем он тебя удерживал. Он был старый и высохший, как сухарь, и у него, конечно, не было денег, чтобы приманить такое очаровательное юное создание, когда оно созреет. Как выяснилось, он и не мог никого удержать. Ты и представить не можешь, какое удовольствие доставил мне твой побег от него. А в том, что ты видела списки, я сильно сомневаюсь. Он клялся, что никто в доме не подозревает о его преданности императору. Так что ты не только шлюха, но и лгунья. - Он снова повернулся к Драмму: - Мы теряем время. Теперь вы все знаете. Вы лишили мир великого человека. А я только возвращаю комок грязи туда, где ему место, - на дно Темзы. Два комка, конечно, - я все забываю о мисс Гаскойн. Знаете, он позволял, чтобы она носила его имя, только для того, чтобы удержаться на своем учительском месте. А, вы не знали? - спросил он, увидев, каким огнем полыхнули синие пронзительные глаза Драмма. - Тем лучше. - Фитч отвернулся. - Даббин, - приказал он, - не своди глаз с его сиятельства. Мне надо кое-что сказать Хэйку, пока мы не снялись с якоря.

Он прошел через платформу, неся фонарь, благодаря чему Александра увидела дверь, сквозь которую он прошел. Она была с той стороны стены, где платформа уходила под воду. Фитч вышел, затворив дверь, и снова оставил тот конец комнаты в темноте. Пленники услышали, как железо с лязганьем проехало по железу, когда бандит задвинул засов снаружи.

В помещении наступила мертвая тишина. Александра была вне себя от стыда после того, что сказал Фитч. Стыд - это для живых, подумала она, понимая, что уже почти мертва. Времени для стыда и оправданий не оставалось. Девушка лихорадочно размышляла. Она не для того избежала стольких опасностей, чтобы умереть от руки безумца, но не могла себе представить, что можно предпринять для спасения. Огромный Даббин стоял между ней и Драммом не шелохнувшись, словно каменный. Александра посмотрела на Драмма. Его голова была повернута в ту сторону, куда ушел Фитч, он, казалось, старательно прислушивался. Потом кивнул.

- Даббин, не хотелось мне говорить тебе это, но сдается, что твой друг Хэйк отправился сейчас на дно Темзы, а когда Фитч вернется, ты наверняка присоединишься к Хэйку.

- Он говорил, что вы пойдете на все. А ну-ка, подтяните ногу, чтобы мне не пришлось тоже прыгать, как калеке, - фыркнул Даббин.

- Зачем еще ему понадобилось с ним сейчас говорить? - резонно спросил Драмм. - О чем говорить? Все уже решено, верно? И зачем он запер дверь?

- Не мое дело спрашивать, - проворчал Даббин. - Он платит, я делаю дело. Вот так.

- Он хочет остаться здесь один, - сказал Драмм. - Ему не нужен никто ни чтобы грести, ни чтобы все потом рассказать. Ты что, не слышал этот плеск? Я слышал, даже через закрытую дверь. Сомневаюсь, что Фитч или Хэйк ловят рыбу. Хэйк хочет заработать, он не из тех, кто нападет на хозяина до того, как тот заплатил, верно? Фитч не стал бы платить до того, как работа будет сделана, так?

Спокойная уверенность в его голосе стерла улыбку с лица Даббина.

- Фитч хочет уехать, освободиться навсегда, - продолжал Драмм. - Вот почему он только что отправил твоего друга проверить дно реки, перед тем как пошлет туда тебя и меня.

Даббин нахмурился.

- Посмотри сам, когда он откроет дверь, если не веришь мне, - пожал плечами Драмм. - Но только побыстрее. И осторожнее, это может быть твой последний взгляд. Он не хочет оставлять свидетелей. А ты бы оставил?

Последние слова Драмма заставили Даббина заколебаться. Александра это видела. Он медленно соображал, а его движения были неуклюжими и легко предсказуемыми. Даббин насупился и повернулся к двери.

И тогда вступила она. Александра подскочила с места и кинулась на него, наклонив голову вперед, сшибая бандита всей силой своего тела. Столкновение оглушило ее. А Даббин всего лишь споткнулся. Но для нее этого было достаточно. Она поддела ногой его щиколотку и резко толкнула вперед. Он снова споткнулся и обернулся, замахиваясь, чтобы ударить ее по голове. Девушка схватила его за эту руку, повисла на ней и сильно укусила, поднимая колено и молясь, чтобы у нее хватило силы применить его так, как учили мальчики. И ударила. Он рыкнул и сложился пополам. Пистолет выпал из его руки и заскользил по полу. Она кинулась за ним, ползя на четвереньках, пока медлительный противник развернулся и снова пошел на нее, одной рукой держась за низ живота, а другую сжимая в кулак.

Она стояла на коленях, обеими руками схватив пистолет, когда он подошел. Девушка подняла оружие, глядя в его оскаленное лицо, и выстрелила.

Звук был оглушающим. Руки обдало жаром. Она опустила оружие и, не поднимая глаз, ждала удара тяжелого кулака. Его не было, и она осмелилась поднять взгляд. То, что осталось от его лица, выражало крайнее удивление, а потом Даббин пошатнулся и упал с платформы. Александра услышала всплеск и ужаснулась содеянному. Обрадовавшись и испугавшись одновременно, чувствуя тошноту, не веря себе, она повернулась к Драмму.

Он уже не сидел в кресле, а был вытащен оттуда, локоть Фитча перехватывал его горло, а пистолет похититель прижал к уху Драмма.

- Славно исполнено, - выдохнул Фитч. Он, должно быть, боролся с Драммом, потому что все еще тяжело дышал. - Поздравляю вас, мисс Гаскойн. Хороший выстрел и удачный случай. Этот дурак держал пистолет заряженным, иначе сомневаюсь, что вы смогли бы им воспользоваться. А теперь бросайте пистолет Даббина вслед за ним, или я отправлю туда графа, а затем займусь вами. Конструкция этого оружия такова, что его можно зарядить только одним патроном. Но я видел, как вы дрались, словно разъяренная кошка, и не хочу, чтобы у вас в руках оставался хоть какой-нибудь достаточно тяжелый предмет. Мой пистолет, кстати, более современное изобретение. Он стреляет дважды, достаточно, чтобы покончить с вами обоими, если вы ослушаетесь. Выбрасывайте свой.

- Не слушайте его, - с трудом выговорил Драмм. - Берите пистолет и бегите, Алли. Он все равно убьет меня. Так или иначе, у вас нет никакого шанса. Попытайтесь добраться до двери, через которую прошел он. У него не было времени запереть ее. Вы можете выбраться. Ну же! - успел сказать он до того, как Фитч сжал руку, перекрывая ему воздух.

- Бросайте! - прошипел Фитч. - Я не стану ждать.

- Нет! - прохрипел Драмм, не сводя с нее глаз. Александра встретила немигающий взгляд этих прекрасных лазурных глаз и поняла, что не сможет жить с сознанием, что они потухли из-за нее. А поскольку она сомневалась, что сумеет выжить в любом случае, потому что разряженный пистолет - жалкое оружие, а жизнь без Драмма - жалкое существование, решение пришло само собой. Она отбросила пистолет в ту сторону, где упал Даббин, и услышала всплеск.

- Очень хорошо, - сказал Фитч, отпуская шею Драмма и позволив ему снова опуститься на ящик и попытаться отдышаться. - Во всех отношениях хорошо. Вы избавили меня от необходимости платить Даббину, дорогуша. Граф был прав. Я возвращался после встречи с Хэйком, когда услышал, что говорили Даббину. Я прокрался тайком. Никогда я не доверял графу и поступал умно. Какими же они были дураками. Первый - потому что доверился мне, второй - потому что недооценил вас. Трудно в наши дни раздобыть хороших помощников! Но мне, если быть точным, и не нужны были помощники. Только их сила и жадность. А этого добра всегда много! Интересно, кто из вас будет первым? - задумчиво спросил он. - Боюсь, придется вам, мисс Гаскойн. Я очень хочу, чтобы его сиятельство испытал, что значит быть беспомощным, когда гибнет кто-то, кем ты восхищаешься. В этом, видите ли, весь смысл моей задачи.

- Школьный учитель до мозга костей, - сказал Драмм.

- Я буду жить, чтобы учить тому, как велик был император, - продолжал Фитч. - А вы преподайте рыбам урок лжи, до того как они вас съедят. Нет, сказал он, отказываясь от прежнего плана. - Придется лишить их этого удовольствия. Никакой воды. Дверь не доходит до самого дна, и русло реки неровное, поэтому прилив каждый день очищает это место. Не вздумайте прыгать в воду, решив, что можно спастись таким образом, - предупредил он Александру, - вам придется добраться до русла, чтобы обнаружить выход, а к тому времени вы, без сомнения, уже будете в том же состоянии, что и Даббин. Мне придется оставить вас двоих здесь, на платформе, где вас никто не найдет. - Фитч словно бы разговаривал сам с собой. - Останетесь здесь, пока не сгниете. Лестницы запечатаны и выход тоже. Дверь, через которую я уйду, будет заперта. Идеальный план. На берегу расположены десятки заброшенных складов и старых домов, все они разрушаются и покрываются мхом. Вы просто исчезнете. - Он замолчал, улыбнувшись. - Нет, вру. Может, вас найдут через несколько десятков лет, когда станут перестраивать этот район. Лондон перестраивается. Но не быстро. Когда вы не объявитесь, все решат, что вы с мисс Гаскойн сбежали в Европу, милорд. В это они поверят, раз поверили в ее благопристойность. В конце концов, вы хотите ее, это видно по вашим глазам, но не сможете просто стать ее покровителем, поскольку она притворяется порядочной женщиной. Нет, вам придется жениться на ней, а где еще вы смогли бы жить с особой низкого происхождения? Конечно, это разобьет сердце вашему отцу, но так будет только справедливо. Вы же мое разбили.

Бесполезно возражать, уныло думала Александра. Ее единственной надеждой был Драмм, услышав, что этот сумасшедший говорит о вожделении графа к ней, он поймет, что все сказанное - ложь, и постарается что-нибудь предпринять.

- Время вышло, - отрывисто сказал Фитч. - Думаю, вы будете первым, господин граф. Я переменил решение, Надо убрать вас вместе с вашими хитростями. А представлять себе, каким образом я отомщу мисс Гаскойн после вашей смерти, будет для вас так же болезненно, как и видеть ее кончину. Это мысль, сколько интересного я могу проделать, прежде чем избавиться от нее. Молитесь, милорд, и наклоните голову. Поторопитесь, потому что все произойдет быстро. Что намного гуманнее того конца, который вы приготовили для нашего императора.

Драмм наклонил голову. Фитч отступил на несколько шагов назад. Александра сжалась, готовая броситься на него, навстречу своей смерти.

Но не успела она шелохнуться, как это сделал Драмм. Он прыгнул и развернулся, нанося Фитчу удар локтем в лицо, а второй рукой хватая за запястье и поднимая его вверх. Он был намного выше Фитча, поскольку стоял на обеих ногах. Александра испытала такое же потрясение, как и Фитч. Но Фитч быстрее справился с собой.

Драмм был моложе и выше, а Фитч - тяжелее и вдобавок обладал особой силой безумных. Они схватились. Драмм, сражаясь с сумасшедшим, старался направить руку врага, в которой был зажат пистолет, в потолок. Фитч, оскалившись, лягался, пытаясь попасть Драмму по ноге. Тот не отпускал руку бандита, заламывая ее за спину, и отпрыгивал от его молотящих ног. Они боролись не на жизнь, а на смерть, и слышны были только их хриплое дыхание и звуки ударов. Александра то приближалась, то отскакивала, то видела возможность вмешаться, то теряла ее. Пистолет поднимался и опускался, летая в воздухе.

Фитч исхитрился и нанес сильный удар ногой по больной ноге Драмма. Тот отпустил руку Фитча и отшатнулся, Ухмыляясь во весь рот, бандит поднял пистолет. Кулак Драмма расшиб ему лицо и заставил откатиться в темноту, Драмм кинулся за противником.

Александра подхватила фонарь и подбежала, освещая двух катающихся по полу мужчин и пистолет, лежащий рядом с ними. Она кинулась поднимать его, и мужчины ее увидели. Фитч отпустил Драмма, на четвереньках поспешив к оружию. Через секунду ему удалось оттолкнуть пистолет, и тот, крутясь, заскользил по полу. Девушка побежала за ним, но замшелый пол скользил под ногами, и она не успела, пистолет свалился с платформы в воду.

Все услышали всплеск. Фитч поднялся и бросился к двери. Драмм, хромая, поспешил за ним. Они столкнулись, когда Фитч распахнул дверь. Александра видела их силуэты на фоне ночного неба. Они боролись, рыча от злости и напряжения, потом кто-то вскрикнул.

Одна из фигур с криком вырвалась, а другая упала на колени.

Александра трясущейся рукой подняла фонарь и увидела, как Драмм поднялся и похромал к двери, которая захлопнулась у него перед носом. Он дернул за ручку, но звук скребущего металла ясно давал понять - засов задвинут. Драмм в отчаянии ударил в дверь плечом. Она не открылась. Их заперли. Фитчу удалось выбраться.

Александра подбежала к Драмму. Он обнял ее. Девушка прижалась к нему.

- Вы в порядке? Вы в порядке? - Это было единственным, что она могла повторять снова и снова.

Его грудь вздымалась и опадала, она чувствовала, что дрожь пробегает по всему его телу, но он был теплым, он дышал, он был жив. Драмм погладил ее по голове.

- Да, - сказал он. - Да, не плачьте.

Александра с изумлением ощутила слезы на своих щеках, Прерывисто вздохнула, потом вцепилась в Драмма, пытаясь утащить его назад, в темноту.

- Он вернется, он вернется, - лихорадочно твердила девушка. - Пойдем спрячемся, он вернется за нами!

- Нет, - ответил Драмм, в его голосе ясно слышалась усталость. - Он не вернется. Я нанес ему смертельный удар. Он никогда не вернется. Ну-ну. - Он взял в ладони ее лицо. - Поверьте мне, так и есть. Я знаю, что делаю. Видите? - Он освободил одну руку и поднял длинный, зловещего вида стилет. Его лезвие не блестело.

- Он был спрятан у меня в шине, - сказал Драмм. - Мы для него выдолбили желоб в деревянной планке, потому что я действительно был агентом, а человек, занимающийся такой работой, должен приготовиться к встрече с опасностью. Я на самом деле работал против Наполеона, хотя не травил его и сомневаюсь, что он вообще был отравлен. Но всегда есть шанс, что объявятся мстительные враги, поэтому мы не снимаем оборону. Я потерял пистолет и нож, вместе со шпагой, которая была спрятана в одном из костылей, но, благодарение Богу, сохранил стилет. Я достал его и спрятал в рукаве до того, как Даббин проверил шину. И стилет сделал свое дело. Человек может двигаться, бегать, даже говорить после такой раны. Но недолго. Фитч уже мертв. Клянусь жизнью. Да что она теперь стоит? - устало бросил он. - Более того, я могу поклясться и твоей жизнью. Сердце не может биться, если его проткнули, Алли. Поверьте мне. Он не вернется, никогда. На рассвете его обнаружат в Темзе вместе с Даббином и Хэйком. Или лежащим на дне лодки. Он мертв.

Девушка глубоко вздохнула и прижалась лицом к его плечу. Драмм гладил ее волосы, и она постепенно успокаивалась. А через мгновение сжалась, и он знал, почему.

Потому что она поняла то, что понял он, когда пытался добраться до двери, до того как Фитч запер ее.

Сейчас никто не знал, где они находятся, - ни друзья, ни враги.

Глава 23

Александра понимала, что должна быть в отчаянии. Они заперты, без воды и еды, и никто не знает, где. Но она не ощущала паники, пока была в объятиях Драмма.

Она прижималась к его груди. Его шейный платок размотался во время борьбы, сюртук расстегнулся. Рубашка из самого лучшего, тончайшего полотна позволяла Александре чувствовать тепло его кожи своей ледяной щекой. Девушка могла слышать ровное биение сердца Драмма, и ощущать его прикосновение. Ее восхищало в нем все: и сила, скрывавшаяся в этом худощавом теле и жесткость жилистых мышц, От него пахло так, как должно пахнуть от джентльмена, чистотой, мылом, крахмальным бельем и слегка - сандаловым деревом. Еще один запах - мужского пота - заставил ее спуститься с небес на землю.

Было таким наслаждением прикасаться к Драмму и чувствовать, как его рука гладит ее по спине, а вторая покоится, на волосах, пока Александра не осознала ситуацию. Понимание принесло беспокойство. Это граф Драммонд, благородный господин, к которому она не может и не должна стремиться. И это Драмм, человек, который спас ей жизнь, о котором мечтала, как ни пыталась удержаться от этого. Этот, высокий, худой мужчина был ее идеалом, ее любовью, и сейчас она так близко от него, как никогда.

Она должна вырваться из его объятий, но не вырвалась. Александра решила украсть эти последние моменты, потому что он никогда не догадается, какое наслаждение она испытывает, и, что бы с ними потом ни случилось, такое никогда не повторится.

Она прижалась к нему крепче. Но эта близость и ее слишком откровенные мысли внезапно привели к тому, что се соски набухли и затвердели. Александра напряглась, удивленная и смущенная своей реакцией. Она взмолилась, чтобы если он заметил выходки ее предательского тела, то подумал бы, что девушка замерзла или испугана. Она быстро отступила от него.

- Что мы теперь будем делать? - отрывисто спросила Александра, глядя в сторону, пытаясь скрыть смущение.

Похоже, он ничего не заметил. Опустил руки и огляделся.

- Мы возьмем фонари, пока они еще не потухли, и посмотрим, нет ли другого выхода. Хотя я сомневаюсь в этом. Фитч был слишком предусмотрительным. Но мы должны попытаться. Берите фонарь и идите налево. И поднимитесь по этой лестнице. Он сказал, что дверь наверху заперта, но кто знает. Я пойду направо, потом мы встретимся и сравним свои наблюдения. Не задерживайтесь надолго, - предупредил Драмм. - Если вас что-то напугает, кричите и бегите назад.

- Нет, - сказала Александра. - Я пойду в одном направлении, потом в другом. А вы останетесь здесь. Ваша нога может не выдержать, - пояснила она, поскольку он нахмурился. - Не знаю, как вам удается стоять так долго, но не надо больше подвергать ее испытаниям.

Драмм улыбнулся.

- Не тревожьтесь. Думаю, все срослось. Во всяком случае, ощущения здоровые, и нога действовала, когда требовалось. Побаливает только от недостатка движения. Я уже много дней тренировался, привязывал к ноге тяжесть, чтобы удивить доктора, когда тот снимет шину. Тем более что я терпеть не могу чувствовать себя беспомощным, - признался он. - Не смотрите на меня так грозно. Я ничем не рисковал, Доктор все равно собирался освободить меня через неделю.

- Но Фитч вас лягнул! Я видела.

Он поморщился, вспомнив.

- Да. Но он лягнул не по той ноге. Ничего, все в порядке. Теперь пойдемте, мы не можем зря жечь свет.

Он повернулся и пошел вправо. Александра прикусила губу, потому что он сильно хромал. Она не видела, какую ногу он старался беречь, но шаг был неровным, спотыкающимся. Он остановился и повернулся показать ей, что улыбается. Затем сел на ящик и потянул за сапог.

- Трудно стоять ровно, когда ты в одном сапоге, - сказал он, кряхтя. Граймз не зря получает свою плату, стянуть их в два раза труднее, чем надеть. Нет, я смогу... вот видите!

Он стряхнул сапог из дорогой испанской кожи и отшвырнул его в сторону.

- Теперь я снова встал на киль, - сказал он, поднимаясь.

Одна нога была босая, вторая - в чулке. Это показалось ему забавным, и он взглянул на Александру, чтобы посмеяться вместе с ней. Но увидел беспокойное выражение ее лица.

- Алли, не волнуйтесь, - мягко произнес он. - Да, это плохое место. Но мы сможем выбраться отсюда. Давайте поищем другой выход, хорошо?

Он встал и вальяжной походкой направился в темноту, пляшущий свет фонаря освещал дорогу. Драмм подошел к лестнице, остановился. Ступеньки оказались высокими и узкими, сделанными из холодного, тяжелого камня. Но он достаточно легко поднялся. Александра с облегчением вздохнула, подняла свой фонарь и пошла в противоположном направлении.

Поднявшись на пять ступенек, он оглянулся. Ее не было. Тогда он остановился и согнулся, проклиная свои больные ноги, чокнутого Фитча и несчастливую судьбу.

Ноги действительно болели. Одна - глубоко внутри, потому что мышцы не работали больше месяца и каждый шаг напоминал ему об этом. Другую пронзала острая боль, потому что по ней проехался тяжелый башмак Фитча. Повезет, если она тоже не сломана. Но он был жив. Покалеченная нога срослась. И Алли жива. Он должен ее спасти.

Он беспокоился о ней больше, чем о себе. Алли умна, но Драмм сомневался, что она понимает, в какой опасной, почти безвыходной ситуации они оказались. Его задачей было уберечь ее от полного понимания, поскольку он не знал, удастся ли им выбраться. Фитч и его наемники мертвы. Вряд ли они кому-нибудь сообщили о своих планах, так что никто не знает, где они с Александрой сейчас находятся. Это заброшенный район со множеством пустующих зданий. Есть и другие такие районы. Лондон огромен.

Конечно, его семья и друзья организуют поиски, но сколько им придется искать пропавших? И в каком состоянии окажутся пленники к тому времени? Как долго им с Александрой удастся продержаться без еды и питья? Темза была основной артерией Лондона, но Драмм считал, что ни один нормальный человек не стал бы пить из нее воду.

Удивительно, что они спаслись. Он не смог бы справиться без Александры. Он ждал, подавляя свой гнев и позволяя врагу унижать себя, сохраняя терпение только потому, что держал в тайне тот факт, что снова может ходить, и ожидал подходящего момента, когда сумеет действовать и удивит их до крайности. А девушка бросилась на Даббина и храбро попыталась разоружить его. Ей все удалось. Это случилось так быстро, что нарушило собственные планы Драмма. Он не ожидал, что Александра выстрелит, когда Даббин кинулся на нее, он знал только, что должен защитить свою спасительницу. Поэтому вскочил на ноги, не думая и не глядя по сторонам, и Фитч смог схватить его за горло до того, как он сделал шаг.

Потом снова пришлось ждать, потому что он не мог позволить Фитчу узнать, что может сражаться как настоящий мужчина.

Благодарение Богу за стилет. И проклятие Фитчу за его коварные планы.

Драмм выпрямился, морщась, и снова стал подниматься по лестнице. Скоро Александра вернется, а он не хотел оставлять ее одну. Он восхищался ею и раньше, а теперь девушка совершенно покорила его. Но для него было настоящим ударом узнать, что она приходилась Гаскойну не только приемной дочерью, но и любовницей.

Драмму казалось, что тяжелый камень лег ему на сердце. Он знал Александру достаточно хорошо, чтобы понимать - кем бы она ни приходилась мистеру Гаскойну, это был не ее выбор. Подкидышам не из чего выбирать. Повезло еще, что ее не загнали в бордель и не принудили обслуживать длинные очереди мужчин. Быть любовницей одного человека - везение по сравнению с судьбой падшей женщины. Такая мысль заставила Драмма вздрогнуть. Умная и милая Александра, вынужденная день за днем принимать незнакомых мужчин... Он не хотел даже представлять себе это и не хотел думать, что ей приходилось делать, чтобы сохранить крышу над головой, живя с Гаскойном.

Мир жесток, а девушка, по крайней мере, получила образование, говорил он себе, но у него продолжало болеть за нее сердце. Если бы только все сложилось по-другому...

Но в определенном смысле так было даже лучше. Он хотел считать ее дочерью учителя, чтобы она казалась благопристойной девушкой, поскольку ему не терпелось пригласить ее в Лондон, чтобы познакомить с возможными женихами... Нет. Он слишком близко подошел к смерти, чтобы позволять себе самообман. Время признаться. Он пригласил ее в Лондон, потому что хотел, чтобы она была ближе. А теперь это унизительное открытие?

Он не винил ее, что она не призналась. Это только еще раз доказывало она не для него, как бы он ни желал ее. А он желал. Когда он только что обнимал ее и чувствовал, как она дрожит, то испытал жгучее желание заставить ее дрожать от нетерпения заняться с ним любовью.

Александра замерзла, но когда согрелась, он ощутил, как ее тело издает сладкий летний запах цветущей жимолости. Сырое помещение перестало казаться промозглым. Его бросило в жар. Невыносимо было ощущать близость ее крепких грудей, гладких рук, податливого тела. Драмм испытал облегчение, когда девушка отошла, не поняв, как сильно он ее хотел.

Настолько жгучее желание удивило его. Он был изумлен тем, как отреагировало на нее его тело. Он потерял контроль над собой.

Он повторял себе, что только близость смерти разожгла его страсть. Драмм достаточно часто бывал в опасных ситуациях, чтобы знать об этом. Секс всегда являлся лучшим способом для мужчины доказать, что он жив, и тело предъявляло свои требования, когда разум боялся уничтожения. Он должен избавиться от неуместного желания. Александра нуждается в большем, чем его ласки, ей нужна жизнь. И если он завоевал для нее жизнь, то хочет, чтобы она выбралась отсюда свободной, и, значит, должен тоже быть свободен от обязательств перед нею.

Драмм - джентльмен, но дело не только в этом. Он неподходящий для нее мужчина и понял это, еще когда считал, что она вела благопристойную, скучную жизнь до их встречи. И если сейчас у него появлялась недостойная мысль о том, что из таких женщин получаются превосходные любовницы, он задушил эту мысль в зародыше. Он не желал быть причиной ее несчастья. Не потому, что настолько благороден, горько подумал Драмм. А потому, что сильно сомневался, сможет ли отпустить ее после того, как сделает своей, и сможет ли сам уйти к другой женщине. Их ситуация была невыносимой с самого начала, хотя он пытался как-то выкрутиться и не признавать этого.

Но кое-что он мог для нее сделать. Он мог спасти ее жизнь. Только нужно придумать, каким образом, и побыстрее, пока он еще мог контролировать ситуацию, потому что без воды долго они не выдержат.

Когда Драмм вернулся назад, он нашел девушку сидящей на ящике. Яркий цвет ее платья был не виден в темноте. Ее фонарь затрещал и погас.

- Я тянула и толкала, но дверь даже не шелохнулась. Она, должно быть, опечатана, и другого выхода нет, - задыхающимся голосом произнесла Александра, и Драмм понял, что она на грани истерики.

- Найдем, - ответил он с уверенностью, которой не чувствовал. - У меня есть пара идей. Давайте опробуем первую.

Он взял фонарь и направился к двери, через которую ушел Фитч. Опустился на колени и стал ощупывать края двери. Она оказалась крепкой, но старой, а многолетняя сырость поспособствовала тому, что дверь теперь прилегала неплотно. Драмм достал стилет. Он смог просунуть кончик лезвия между дверью и косяком, и медленно, с усилием, продвинуть его вверх. Стилет шел с трудом. Щель между дверью и рамой пропускала только кончик ножа. Драмм сжал зубы и протолкнул лезвие, пока не почувствовал, что оно наткнулось на какое-то препятствие. Драмм был уверен, что это засов на той стороне.

- Как вы думаете, засов можно отодвинуть? - спросила Александра у него из-за спины.

Он помотал головой, не поворачиваясь.

- Я попытаюсь. Если не получится, то может, удастся выяснить, насколько велик зазор между дверью и стеной, и мы сумеем использовать что-нибудь покрепче, например... - Он шепотом выругался.

- Что? - с волнением спросила девушка, опускаясь на колени рядом с ним.

Драмм выдохнул и вытащил нож, чтобы она посмотрела. Конец стилета обломился.

- Ну что ж, - сказал он, - стоило попробовать. У меня есть и другие идеи. Мы можем попытаться подрезать дверь, пока не доберемся до засова.

Оба замолчали. У них был только один нож. А дверь толстая и сделана из закаленного непогодой дуба. Эта работа займет часы, а может, и дни. Они думали, есть ли у них столько времени.

- Имеются и другие мысли, - быстро сказал Драмм, - но лучшую из них я не стану опробовать сейчас. - Он полез в карман и достал часы. - Без сомнения, Даббин положил на них глаз, - пробормотал Драмм. - Хорошо, что под наблюдением Фитча он не забрал их, хотя, наверное, собирался взять попозже. Мне их подарил отец, и они столько пережили вместе со мной... Боже мой! Уже давно за полночь. Неудивительно, что я плохо соображаю. Утром нам удастся добиться большего, особенно если сюда будет проникать свет. Тогда мы все лучше увидим и сможем сделать больше. К тому же надо экономить масло в фонаре. Думаю, нам стоит попытаться заснуть, а утром возобновить попытки.

- Заснуть? - спросила девушка, глядя на него так, словно он сошел с ума. Драмм хмыкнул.

- Да. Это возможно. Я спал в худших местах и в худшие времена, поверьте. В момент кризиса мозгу нужен отдых так же, как и телу. Мы больше ничего не можем сделать, только ждать рассвета. Неужели вы хотите, чтобы мы всю ночь сидели и говорили о нашей беде?

- Да, - выдохнула она.

- Нет, - рассмеялся он, поднимаясь на ноги. - Это только утомит нас и встревожит еще больше. Нам надо хорошо соображать, чтобы выбраться отсюда.

- Но спать? - смущенно спросила она. - Где? На полу?

- Не совсем, - ответил он, оглядывая огромное помещение.

В конце концов он обнаружил в углу очень большой ящик и подтащил его к двери сбоку, так что любой вошедший не заметил бы их сразу. Драмм перевернул ящик на бок - получилось что-то вроде небольшой пещеры. Он, согнувшись, вполз туда, снял сюртук и постелил его на доски. Затем вылез, прикрутил фонарь и оставил его у входа.

- Ваша комната, мадам, - сказал он. - Я бы хотел иметь покрывало, но по крайней мере вам не придется лежать на полу. И вы будете защищены от сквозняка и... всего остального, - небрежно добавил он.

Драмм не хотел, чтобы она знала о его подозрениях - это помещение, похоже, является домом для паразитов другого сорта, чем те, с которыми они столкнулись сегодня. Люди покинули этот район, но речные крысы - вряд ли. И он не сказал ей, что собирается не смыкать глаз. Он даст отдых телу, но не станет терять бдительность. Фитч мертв, он получил ранение, с которым не выживет ни один смертный. Но как знать, кто еще может навещать это место? Речные крысы бывают разных размеров, форм и типов. Берега Темзы кишат беспризорниками, сборщиками мусора и прочим отребьем, которые зарабатывают на жизнь всем, чем могут поживиться. Здесь охотятся за любыми мало-мальски ценными вещами бродяги, воры и сброд всех мастей.

- Вы думаете, что я смогу тут спать? - спросила Александра.

- Даже лучше, чем снаружи, - ответил он. - В замкнутом пространстве вам будет теплее.

- А вы?

- Я буду рядом с ящиком. - Он увидел выражение ее лица. - Вы хотите, чтобы я спал на лестнице? Послушайте, Алли, вам здесь будет лучше. Мы нашли приемлемое решение.

- Я имела в виду не это, - смутилась она.

- А я это. Когда все узнают, что нас похитили и угрожали нашей жизни, все учтут тяжесть положения. Я бы не стал навязывать свое общество, вы знаете это. Но я хочу быть рядом, чтобы следить за вашей безопасностью. Когда мы освободимся, то разберемся со всеми сплетнями, и, если нам придется притвориться, что мы были оглушены или связаны все время, так мы и сделаем. Обещаю, досужие разговоры не доставят вам вреда. Самое главное - суметь освободиться, остальное по сравнению с этим будет легко. Теперь, пожалуйста, отправляйтесь спать. Завтра предстоит тяжелый день.

Он заметил ее нерешительность и добавил самым, как он надеялся, обыденным тоном:

- Если есть необходимость, то вы можете пройти в темный уголок, до того как лечь спать.

- Ой, нет! - воскликнула она. - Я могу терпеть - в смысле мне не надо. О Господи! - сказала девушка. - Ну, вы понимаете. Я пойду, если надо, но все пока не так ужасно.

Он хмыкнул.

- Будет ужасно, и вы же не хотите потом шарить в темноте, верно? Идите уединитесь. Я провожу вас и вернусь. Послушайте, Алли, вы практичная женщина и живой человек. Неужели вы предпочтете крутиться всю ночь?

Александра рассмеялась. Она протестовала, но в конце концов позволила ему проводить ее до самой дальней стены. Через несколько минут девушка позвала Драмма, чтобы он проводил ее назад.

- Как вы думаете, можно мне вымыть лицо и руки, пока я еще не легла? спросила она, чтобы завести разговор по дороге к импровизированному будуару.

Ситуация была настолько неловкой, что она постаралась переключить его внимание. Конечно, мужчины знают, что женщины ходят в туалет, но порядочные дамы это никогда не обсуждают. Как абсурдна жизнь, внезапно подумала она, по крайней мере ее жизнь. Как перегружена она мелочами, досадными случайностями и совпадениями. Вот они стоят перед лицом смерти, а ее беспокоит то, что он знает о ее посещении туалета.

- Я бы не стал пить эту воду, - сказал Драмм, - но если вы хотите намочить носовой платок и умыться, думаю, это возможно.

- У меня его нет, - стыдливо призналась она. Хорошо воспитанные дамы всегда имеют платок, подумал Драмм.

- Вот, возьмите мой. Я воспользуюсь им после вас. - Он улыбнулся, а девушка взяла платок и опустилась на колени на краю платформы. Драмм смотрел, чтобы она не свалилась в воду, затем, когда она вернула платок, умылся сам. Поднявшись, он увидел, что Александра устроилась, сидя на полу у входа в ящик.

- Мне пока не хочется спать, - тихо сказала девушка.

- Слишком напуганы? - спросил он, садясь рядом с ней и вытягивая больную ногу. - Не бойтесь. Я рядом и снова на двух ногах, так что нечего беспокоиться. Утром будет свет, и мы сможем решить, как отсюда выбраться.

- Да, надеюсь. Но я слишком взвинчена, чтобы сразу заснуть. - Она помолчала секунду, потом добавила: - В это трудно поверить, правда? Я хотела сказать: мы так хорошо проводили время в парке развлечений, а потом - будто жизнь перевернулась, и нас уже хотят убить! Кто бы мог предугадать, что беда случится с нами среди такой красоты?

- Так устроена жизнь. - Он пожал плечами. - Уродство - это обратная сторона красоты, так же как смерть - противоположность жизни. И то и другое может произойти, когда меньше всего ожидаешь.

- Что вы можете знать об уродстве? - прошептала она, словно самой себе.

Драмм резко повернулся, и Александра увидела на его лице выражение удивленной обиды. И растерялась от своих необдуманных слов.

- Я не это хотела сказать, - спохватилась она. - Я только имела в виду, что раз вы джентльмен, то...

Он взял ее за руку.

- Не извиняйтесь. Вы правы. Я видел уродство, но мне надо было его искать. И даже тогда оно не касалось меня лично, как в этот раз. Я видел войну, лишения, страдания и бывал в опасных ситуациях. Но всегда чувствовал себя сторонним наблюдателем, даже когда находился в самой гуще событий и рисковал жизнью. Я дожил до зрелых лет - и знаете что? Только теперь понимаю, что уродство, темная сторона жизни до сих пор не задевали меня так сильно.

- Потому что вы чувствуете ответственность за меня?

Он долгое время смотрел на нее.

- Да, наверное, - сказал Драмм. - Ну что, вы достаточно устали, чтобы заснуть?

Она отрицательно покачала головой. Он не отпускал ее руку. Становилось прохладнее, темнота, казалось, давила на них со всех сторон. Фонарь был единственным источником тепла и надежды, ей не хотелось уходить от света и от Драмма. Она ощутила исходящее от него тепло и невольно вздрогнула. Он обнял ее одной рукой.

- Продрогли? Здесь сыро, как в канаве. Если бы у меня был плащ, я укрыл бы вас. Садитесь ближе.

Они сидели в тишине. Плеск воды успокаивал, но редкий писк и шорохи заставляли Александру придвигаться к нему. Он мысленно благодарил мышей, и прижимал ее к себе еще крепче.

- Драмм, - произнесла она. - Знаете, я не была...

Он повернул к ней голову. Ее лицо было очень серьезным.

- Я не была его приемной дочерью, он никогда не пытался сделать мое присутствие в его доме законным. Я не говорила об этом никому, и вам тоже, потому что мне было стыдно. Только из-за этого, клянусь. Но я не была и его любовницей. Хотя могла бы стать. Вот почему я бежала. Я подумала, что вы должны знать, - сказала она, и ее голос сорвался. Она откашлялась и продолжала более твердо: - Кто знает, что может случиться завтра? Мне было стыдно, и поэтому я не говорила вам раньше, но теперь нет смысла скрывать, когда все... нет смысла, когда подумаешь обо всем. Это еще одна причина, по которой для односельчан я не подхожу в жены. Но я хочу, чтобы вы знали - я никогда не была с ним близка.

Драмм собирался сказать, что это не имеет значения, но это было не так, и он смолчал.

- Он только поцеловал меня - нет, не совсем так, - с упрямой решимостью продолжала она. - Он никогда не прикасался ко мне и никогда не говорил ничего, что заставило бы меня думать, будто я являюсь кем-то большим, чем нянькой для мальчиков и экономкой. Но последние несколько лет я видела, что он следит за мной. Мы никогда не говорили о моем будущем, но однажды, когда местный парень, доставив нам продукты, начал крутиться возле кухни, мистер Гаскойн сказал мне, что я не должна поощрять его по многим причинам. Он заявил, что у него есть что мне предложить, если я по-прежнему буду хорошей девочкой. Я ему поверила, - тихо произнесла она. - Прошло несколько дней после дня, считавшегося датой моего рождения, и я считала, что мне уже восемнадцать лет. Я мыла посуду вечером, когда мальчики легли спать. - Она замолчала, проглотила комок в горле, потом продолжила: - Это была такая мелочь, но Боже мой! Как все переменилось. Я почувствовала его дыхание на своей шее и не могла этому поверить. Он прикоснулся к моей шее губами! Ощущение было ужасным. У меня поползли мурашки по коже, а в животе стало холодно от его холодных губ. Я думала о нем как об отце, вы понимаете? Я повернулась к нему, напуганная. Он рассмеялся. "Пора", - сказал он, заигрывая со мной. Мне стало страшно. "Александра, - сказал он и поклонился, - ты хорошая девочка, работящая. Думаю, уже пора. Ты окажешь мне честь, став моей женой?" Он, наверное, все понял по моему лицу, потому что его улыбка исчезла и он по-деловому произнес: "Я решил, что могу сделать тебя миссис Гаскойн, чтобы у тебя появилось законное право остаться здесь. Ты теперь в таком возрасте, что люди начнут болтать всякие глупости". Я отказалась. Он был оскорблен. Очень разозлился. Пригрозил, что не разрешит мне остаться, если я не соглашусь. Сказал, чтобы я не глупила и не лишала себя единственной возможности стать уважаемой дамой. Он говорил, что все знают - я живу с ним без всякой компаньонки, и легко поверят в самое худшее, если он скажет им, что не является моим опекуном. А когда я спросила, что соседи подумают о нем самом, он ответил: его поздравят с тем, что он сделал из меня порядочную женщину, и все будут избегать меня, если я не соглашусь. Он повторял, что без него у меня не будет ни дома, ни имени. Наконец, он назвал меня... плохим словом. И заявил, что надеется, на следующее утро я стану относиться к его предложению по-другому. Так и получилось, произнесла она. - К утру я собралась и ушла. Отправилась в Бат, надеясь остановиться у девушки, с которой переписывалась еще со времен пребывания в приюте. Она вышла замуж за галантерейщика, который открыл там магазин. Я рассказала Киту и Вину, куда еду, и они обещали не выдавать меня мистеру Гаскойну. Но я пробыла там всего несколько дней, вскоре мне прислали известие, что он отправился искать меня и простудился. Болезнь перекинулась на легкие. К тому времени, когда я вернулась, он уже умер. Думаю, это я убила его. - По ее лицу катились слезы. - Но я не могла выйти за него замуж. Он сделал для меня так много, а я не могла, просто не могла!

- Ах, Алли, - сказал Драмм, прижимая ее к себе, - не плачьте. Конечно, вы не могли. И вы не убивали его, вовсе нет.

Александра прильнула лицом к его груди. Он обнимал ее, поддерживая голову. Они жили в жестоком, темном мире, и Драмм всегда знал это, но, как и сказал, никогда не чувствовал несправедливости судьбы так явно. Он ощущал ее печаль и сочувствовал всем сердцем. Он прижимал ее к себе, покачивая, стараясь успокоить. Это было его первой ошибкой.

Глава 24

Она была теплой, благоуханной и такой податливой в его руках. Она оказалась смелее, чем он предполагал, а он всегда считал ее храброй. Драмм чувствовал, как сбивалось дыхание Александры, когда она пыталась овладеть собой. Это напомнило ему о том, как он однажды держал на руках Макса, сына своего друга Юэна, после целой бури детских слез. Хотя теперь им овладели гораздо более сильные чувства. Тело Александры волновало его, он не мог забыть, кого обнимает.

Стояла темная, глубокая ночь, он хорошо понимал, что для них она может стать еще глубже, и уже навсегда. Он чувствовал себя так, словно они были последними людьми на пустой, безжизненной планете. Ему казалось невероятным, что, несмотря на все его усилия, смерть может унести эту храбрую, яркую, полную жизни женщину. Но отсутствие еды и одна только гнилая вода... Его руки невольно сжались, словно он пытался удержать ее на краю гибели. Девушка затихла, как будто понимая, о чем он думает. Затем подняла голову и посмотрела на него. Ее щеки порозовели, губы приоткрылись, дыхание было ровным.

Драмм говорил себе, что он джентльмен, напоминал о самоконтроле, думал о том, что следующий день может принести им свободу, хотя принимал и то, что этот день может принести им смерть.

А потом наклонил голову и поцеловал ее, что хотел сделать очень давно, потому что если первый раз окажется и последним, то он по крайней мере испытает это наслаждение.

Страсть оказалась гораздо сильнее, чем он себе представлял.

Александра ликовала. Он мог ощущать это по ее поцелую. Он вел, а она с радостью следовала за ним, даря наслаждение, которого он, при всем своем богатом опыте, не знал до этого момента. Он ожидал встретиться с отчаянием. А встретил экстаз. Мягкие губы девушки приоткрывались под нажимом его губ, она позволила ему узнать сладкий вкус ее рта, потом робко попробовала ответить ему. Прикосновение ее языка помогло его возбуждению вырваться на волю. Взаимные ласки так волновали и доставляли такое удовольствие, что он не сразу оторвался от ее губ, чтобы вздохнуть, улыбнуться ей и снова поцеловать ее.

Конечно, он знал, что должен остановиться. Так не могло продолжаться. Он всегда считал, что полностью контролирует себя и свое тело, но ему еще не приходилось прерывать любовный акт, начав его. Он никогда не испытывал таких сильных чувств. И никогда не начинал заниматься сексом с какой-нибудь женщиной, не будучи уверенным, что сможет довести начатое до конца.

"Это же Александра", - говорил он себе, обхватывая ладонью ее упругую грудь и чувствуя, как она задрожала и сильнее прижалась к нему. Если бы только она отшатнулась, он бы смог остановиться. Если бы ее маленькие руки не гладили так нежно его шею, если бы она не подстегивала его с таким же страстным нетерпением, какое испытывал он. Что бы она ни говорила, она не может быть неопытной, думал Драмм, борясь с желанием, которое испытывал сейчас, ощущая ее восторг. Невинная девушка не стала бы прижиматься так крепко, или закидывать голову, когда его губы коснулись ее шеи, или так постанывать, как она, заставляя его продолжать, дрожать от предвкушения.

Ее милое платье цвета розы представляло из себя ворох легчайшего материала. Оно слегка сдвинулось с плеч девушки, и Драмм опустил голову, чтобы ощутить вкус ее кожи - этот прохладный вкус нектара жимолости. Слегка дернув, он спустил ее платье еще немного ниже, и упругие груди сами поднялись к его губам. Вкус маленьких тугих бутонов, венчающих их, заставил Драмма осознать происходящее.

Он с трудом оторвался от нее, призывая на помощь свое знаменитое самообладание. Чуть-чуть отодвинулся, но не мог заставить себя убрать руки с ее тела. Она смотрела на него, полузакрыв глаза и часто дыша. Драмму удалось немного унять эмоции, напомнив себе, что эта женщина зависит от него. Более того, она ниже его по социальному положению, и он честью обязан защищать ее от себя. Но он не мог сам защититься от нее. Потому что видел, как она улыбается ему печальной понимающей улыбкой.

Он снова прильнул к ней губами и тогда совсем пропал. Существовало только настоящее, он не знал, есть ли у них будущее. Может, они умирают в то самое время, когда притворяются живыми. Они испытывали слишком большое наслаждение. Она будто горела в его объятиях.

- Алли, - беспомощно пробормотал он, не отрываясь от ее груди, кажется, я не могу остановиться, Скажи мне. Скажи оставить тебя, если ты этого хочешь. Потому что я так и сделаю. А через секунду, наверное, не сумею.

Он ждал ее ответа, хотя и был возбужден до крайности, но не позволил бы страсти победить все.

Александра знала это. Он отодвинулся, и только теперь она поняла, что они лежат на холодном каменном полу. Опираясь на локти, он смотрел на нее сверху. Его худое лицо было напряжено, глаза сверкали синим даже при тусклом свете фонаря. Она заметила, как дрожат его руки, и поняла, что это вовсе не из-за усилия, которое требовалось, чтобы поддерживать его тело. Он полностью отдавал ей свою страсть, так же как свою честь. Ее так тронули его ласки, что она с трудом могла собраться с мыслями. Он занимался с ней любовью! И захватил все ее чувства настолько, что заставил ее забыть все страхи, весь ужас предстоящей ночи и того, что могло наступить после.

Но ее разум не был затуманен. Никакая страсть не заставила бы ее забыть о том, что она делает. Ощущения были настолько необычными для нее, она долго оставалась девственницей, одинокой женщине было слишком важно соблюдать целомудрие, чтобы она могла не думать о последствиях, даже уступая его страсти.

Близость с ним будет означать падение. Но она не знала, выживет ли в темной пещере без выхода больше нескольких дней.

Он станет плохо думать о ней после того, как удовлетворит свою страсть, все говорят, что мужчины ведут себя подобным образом. Но это же Драмм.

Если им удастся выбраться отсюда, она никогда его больше не увидит и не ощутит ничего подобного, разве что станет его любовницей, а против такой судьбы она боролась всю свою жизнь. Если не выберутся, по крайней мере, она узнает, что такое любовь.

А беременность? Что с того? Она никогда не пожалеет о том, что испытала, или о том, что у нее есть ребенок от него.

Она ни за что бы не подумала, что способна на такое, если бы они только что не повстречались со смертью и не гадали, что ждет их завтра. Но теперь ей казалось, что она предвкушала эти минуты с того момента, как познакомилась с ним. Мистер Гаскойн говорил, что она дочь шлюхи и станет такой же. Она всю жизнь отрицала это. Похоже, ей недолго оставалось жить.

Как же он смотрит на нее сейчас! Жаль, что у нее не хватило времени и смелости тоже рассмотреть его по-настоящему.

Ее тело протестовало, разум сопротивлялся. Она знала, что, если скажет нет, он поднимется и уйдет и через некоторое время вернется к ней как друг и простит ей все. Но она не знала, сможет ли простить это самой себе.

- Алли? - спросил он.

Ей не надо было принимать решения. Они жертвы рока и страсти. Впервые их неравенство ничего не решало. И ее девственность тоже ничего не значила. Только жизнь имела значение. Драмм хотел ее. Это отметало все остальное.

- Пожалуйста, не останавливайся, - попросила она. И едва сдержалась, чтобы не сказать "я люблю тебя", потому что боялась - это единственное, что может заставить его остановиться.

Он улыбнулся. Улыбкой, полной такого обаяния, и облегчения, и восхищения ее смелостью, что она подумала: ради одного этого стоило принять такое решение. Потом он снова опустился рядом с ней, и она поняла, что не знала и половины того, что ее ожидало.

Драмм стянул рубашку и жилет, скомкав их, положил ей под голову. Она задрожала. Смотреть на него, голого до пояса, было так необычно, невозможно, невыразимо приятно. Его грудь оказалась худой, мускулистой и твердой, как дерево, теплой под ее пальцами, как его дыхание возле ее уха. Одну руку он подложил ей под голову, защищая от холода каменного пола, другой ласкал ее, возбуждая, а его губы заставляли ее гореть в огне желания. Александра задыхалась, ощущая прикосновения его рта и языка к своей груди. Рука, блуждающая по ее телу, вызывала у нее трепет. Вот она у нее на животе, потом ниже, гладит, нажимает, потом медленно входит в нее там, заставляя извиваться. Его губы следуют за рукой, и Александра дрожит, а когда он скользнул туда, она так смутилась, что попыталась сесть. Но он поднял голову, тихо шепча ей какие-то нежные слова, пока она не расслабилась, чтобы он мог продолжать свои смелые ласки.

Он снял с нее платье, стянул свои брюки, убедив ее, что нога в полном порядке и не беспокоит его ни в малейшей степени в отличие от растущего возбуждения. Затем он доказал ей, что может быть и очень терпеливым, снова и снова возобновляя любовную игру.

Он вел себя так волнующе и нежно. Она перестала думать, чтобы полнее ощущать страсть.

Драмм находил ее восхитительной - полной желания, отдающейся, активно отвечающей на его страсть, женственной, что заставляло его чувствовать свою силу. Его одурачили и заманили в ловушку. Он не знал, сможет ли спасти их. Но сейчас ничто не имело значения. Это Александра, и каждое ее движение показывает, что она хочет его так же отчаянно, как он нуждается в ней. Он может позволить себе быть счастливым после того, как безжалостно отмел предупреждающие голоса, звучавшие в голове.

Он вел любовную игру, позволяя ее страсти возбуждать его самого. Он не помнил, когда в последний раз испытывал такое всеобъемлющее желание. Но продолжал удерживать себя. Грубость хороша в свое время, сейчас же совсем другая ситуация. Они лежали в темноте, на холодном камне, и если он не может предоставить ей других удобств, то подарит хотя бы нежность и ласку.

Когда желание выросло настолько, что стало причинять ему боль, а ее тело стало влажным, мучительно извиваясь под ним, он понял, что пора начать новый, окончательный, ослепляющий акт их пьесы. Он поднялся над ней, раздвинул ее ноги, обеими руками поднял и приблизил к себе то, что было ее сутью, ее центром.

Она напряглась. Он замер. Оставалась еще одна, последняя секунда его знаменитого самообладания. Ее глаза были широко раскрыты.

- Алли? - сказал он.

И она улыбнулась ему дрожащими губами. Он вошел в нее долгим скользящим движением, которое не смог бы остановить, даже если бы весь мир обрушился вокруг них. Он продолжал, потому что теперь не было никакого контроля. Он двигался быстро, в ритме, стремясь к экстазу, чьи искры уже поблескивали на краю уходящего сознания.

Он настиг его, задохнувшись и вскрикнув и вновь и вновь окунаясь в него, опускаясь и вздымаясь над телом женщины. Он испытывал все это один.

Она никак не могла последовать за ним. Внезапно Александра лишилась всего, кроме возможности застыть от удивления. Тянущая боль положила конец ее ожиданиям, а резкая боль от его движений смела прочь наслаждение. Но не смогла убить радость в ее душе. Она никогда еще не испытывала такой близости к кому-либо, а это был Драмм. И она дарила ему огромное наслаждение. Она чувствовала гордость, смешивающуюся с тревогой, болью и разочарованием. Он продолжал, и где-то в самом центре их соединения она ощутила легкое чарующее обещание того, что могла бы испытать, если бы знала больше.

Драмм вздрогнул последний раз и упал рядом с ней, тяжело дыша. Его тело было влажным от пота, голос звучал хрипло. Он погладил ее по щеке.

- Я не знал, - сказал он. - Прости.

- Ничего, - ответила она, прикасаясь к его лбу, к щеке, к губам.

Он прижал ее к себе и уткнулся в ее шею. Она лежала, глядя в темный потолок высоко над ними. Стук его сердца рядом был самым громким звуком, раздававшимся в их тюрьме. Его руки оберегали ее от всего, что могла принести ночь. Ей было спокойно, и сердилась она только на саму себя, понимая, что, как только он отпустит ее, она снова начнет бояться. Ее разгоряченное тело остывало, а вокруг становилось все темнее, потому что пламя в фонаре постепенно гасло, треща и мечась в диком танце.

- Я сделал тебе больно! - внезапно сказал Драмм, поднимаясь на локте, и голос его прозвучал обиженно.

- Нет-нет, это не важно.

- Но ты же плачешь.

Она поняла, что по ее щекам бегут слезы, и смахнула их.

- Нет, это из-за того, о чем я сейчас думала. После того, что мы только что сделали, будет еще труднее умирать.

- А, - произнес он, расслабившись, обдумывая ее слова. Он долго молчал, потом снова приподнялся над Александрой. - Тогда позволь показать тебе, насколько это будет хуже.

- Что? - Она смотрела на него, и даже в мигающем свете было видно ее удивление и сомнение.

- Нет, мы не будем заниматься этим, - мягко проговорил он. - Знаешь, это было бы слишком хорошо для начинающей, и я обычный человек. Но ты не ощутила того, что я. Я бы хотел показать тебе хоть мельком, как это может быть.

- Здесь и сейчас? - немного испуганно спросила она.

- Да. Больно не будет, я обещаю. Если мы могли сделать то, можем и это, - сказал он ей на ухо, снова гладя ее тело. - Мы можем делать все, что захотим, до самого утра. И думаю, тебе надо помочь заснуть.

Он опять целовал и ласкал ее, в этот раз делая все только для нее, и не переставая шептать:

- Не бойся. И не стыдись. Мужчины и женщины занимаются этим тоже.

Она все-таки была смущена. Она хотела, чтобы он никогда не прекращал, и знала, что не уснет, если он не погасит огонь, что разжег в ее теле. А когда это случилось, она задрожала и забилась, в экстазе закрыв глаза.

- Вот, вот оно, Алли, - выдохнул он. - Правда, хорошо?

Она могла только кивнуть, измученная и испытывающая самое глубокое удовлетворение в своей жизни. Затем, растерянная и успокоенная одновременно, она отбросила все попытки понять происходящее и погрузилась в глубокий крепкий сон в его объятиях.

***

Когда она проснулась утром, его не было рядом. Александра знала, что наступило утро, потому что солнечный свет просачивался по краям двери и сквозь длинные тонкие трещины в ней. Свет проникал и через крохотные щелки и отверстия в стенах, заполняя склад тусклым рассветным маревом. Светло не стало. Стало просто не так темно.

Она поднялась, натягивая платье и взглядом ища Драмма. Он стоял у края платформы и нахмурившись, смотрел на воду. Услышав, как Александра зашевелилась, он, не поворачивая головы, сказал:

- Кажется, я знаю, что делать. Похоже, у нас есть шанс. И хороший, добавил он, поворачиваясь и глядя на нее.

Она пробежалась рукой по волосам и осмотрела себя.

- Я ужасно выгляжу, - печально произнесла она.

Он улыбнулся.

- Что же я такого сделал, что отважную мисс Гаскойн теперь больше волнует ее внешность, чем спасение ее жизни.

Она усмехнулась.

- Если ты можешь выносить мой вид, то я тоже могу. И если подумать... Она наклонила голову набок. - Куда катится наш мир? Безукоризненно опрятный граф Драммонд оброс бородой!

Он провел рукой по подбородку и поморщился, поняв, что оброс.

- Ничего нового для тебя, моя дорогая. Я долго лежал таким в твоей кровати, когда мы впервые встретились, помнишь?

Они улыбнулись друг другу. Потом он стал серьезным.

- Утро - самый подходящий момент, чтобы опробовать мой план. В это время человек полон энергии.

Он не упомянул о том, что без еды и воды их энергии хватит ненадолго. Вот почему он решился на этот отчаянный поступок. Он целый час бродил по помещению, пытаясь найти выход. Рассчитывать можно было только на два способа. Он оставит Александре свой сломанный стилет, чтобы она попробовала второй способ, если ему не удастся первый. Но с первым вероятность успеха была больше. А если нет? Ему ненавистна была мысль о том, чтобы покинуть ее, даже в смерти, но он не знал, как еще можно решить их проблему.

- Я собираюсь отыскать проход под той дверью, через которую мы сюда приплыли. Послушай, - продолжал он, пока она не успела заговорить. - Видишь, как быстро катятся волны? Сейчас отлив. Я могу отправиться вместе с ним и поискать под водой выход. Тело Даббина исчезло. Его вчера куда-то унесло, как и предсказывал Фитч. Я намерен найти этот же путь, только живым, вот увидишь.

- Ты не сможешь! Фитч говорил, что у тебя не получится, помнишь?

- А что бы он еще сказал? Я хороший пловец, Алли. И прекрасно умею задерживать дыхание. Когда мы были детьми, другие ребята всегда завидовали мне. Для меня это было игрой, я мог выдержать три минуты, сейчас я тоже способен нырнуть и посмотреть, где выход. Если не получится, попробую нащупать. Но найду обязательно. Для нас это самое лучшее решение.

- Но нас же будут искать, - спорила она. - Зачем подвергать себя еще большей опасности. Ты можешь зацепиться, там за что-то, попасть в ловушку. Не ныряй! Нас найдут, я знаю. Эрик умный, и Джилли сообразит, что к чему. Деймон рассудительный и последовательный, а Рейф смелый и находчивый. Я уверена, что твой отец, когда узнает, соберет огромную поисковую партию. Скоро нас будет искать чуть ли не половина Лондона. Нет смысла так рисковать.

Он с серьезным выражением лица положил руки ей на плечи.

- Алли, к тому времени, как они обыщут половину Лондона, я уже не смогу предпринять эту попытку. У меня не будет сил.

- Мы можем прорезать дверь, - упрямо сказала она.

- Чем ты и займешься, если я не справлюсь. Но я справлюсь. Мы не можем ждать. Это слишком большая роскошь для нас. Лондон - огромный город с тысячами мест, где человека можно спрятать. Я знаю, я вел розыск пропавших в других городах. Надо попытаться, это наш шанс, я не могу от него отказаться.

- И мне больше нечего сказать? - сердито спросила она.

- Я втянул тебя в эту историю, - напомнил он. - Я и должен все исправить. Даже если бы я не был причиной наших неприятностей, я не из тех, кто сидит и ждет, что преподнесет ему судьба.

Она яростно потрясла головой, отыскивая правильные слова, которые заставили бы его отказаться от своей затеи. Одна мысль о том, что он нырнет в черную воду и, возможно, навсегда останется в ней, леденила ей сердце. Она не имела никакой власти над ним. Они занимались любовью, Драмм изменил ее жизнь, но девушка слишком хорошо знала, что, если они выберутся, он пойдет своим собственным путем. Это не вызывало у нее большого протеста. Он уникален, человек поразительного изящества, обаяния и мудрости. Если она не может быть с ним, по крайней мере мир не должен лишиться такого человека. Он не должен ставить свою жизнь на карту. Она не может этого позволить. Александра не знала, как предотвратить этот безрассудный риск, пока не вспомнила об основном качестве его характера. Если он не заботится о себе, то ни за что не бросит в беде ее.

- А что станет со мной, если ты не вернешься? - потребовала, она ответа.

Он прикоснулся к ее взъерошенным, спутавшимся волосам. Какой беспорядок, как не похоже это на аккуратнейшую мисс Гаскойн, на его сиделку, подругу, любовницу. Он вспомнил, почему ее волосы оказались в таком беспорядке, и всем сердцем пожелал, чтобы ему не пришлось перейти в холодные объятия Темзы. Но он знал, что обязан делать.

- Если я не вернусь, у тебя есть еще один шанс, - честно сказал он Александре. - Я бы хотел остаться здесь, с тобой, что бы ни случилось. Я не хочу, чтобы произошло самое худшее, вот почему предпринимаю эту попытку. Может, я веду себя трусливо, не желая видеть самое худшее. А может, я эгоист, потому что меня убьют твоя беспомощность и собственное неумение тебе помочь. Но я верю в тебя, и ты должна верить в мои силы. Если ты останешься одна, то будешь вести себя смело. Я собираюсь позаботиться, чтобы тебе не пришлось использовать свой шанс. Думаю, сейчас мы можем надеяться только на это, а поскольку надежда - все, что нам осталось, я должен попытаться.

- Ты оставишь меня здесь в темноте, наедине со смертью? - спросила она, ненавидя себя за неискренность, потому что ее ужасала не мысль о смерти, а невозможность удержать его, уберечь.

- Браво, Алли. Но это не сработает. Ты знаешь, что я должен попытаться, не усложняй мою задачу, пожалуйста.

Она все понимала, но мысль о разлуке была ей ненавистна, и на глазах у нее закипали слезы гнева и отчаяния. Драмм обнял ее.

- Разве ты не будешь чувствовать себя глупо, когда моя затея увенчается успехом? - спросил он, приподнимая ее лицо. Он поцеловал ее в лоб, потом отодвинулся. - Я постараюсь вернуться через ту дверь, что захлопнул Фитч, когда пытался скрыться. У него не было времени запереть ее, поэтому должно быть достаточно легко поднять засов с той стороны. Жди меня там. Я буду у двери так скоро, как только смогу.

Драмм поцеловал ее со всем жаром прошедшей ночи. Потом поцеловал снова, с нежностью друга. Затем отступил. Он подошел к перевернутому ящику, который так и не стал ее кроватью, и наклонился, поднимая жилет, свернутый, чтобы служить ей подушкой. Из внутреннего кармашка осторожно достал часы и положил поверх аккуратной горки своей одежды, на которой они спали ночью. Эта заботливость, этот маленький прощальный жест по отношению к дорогой ему вещице напугали Александру больше всего. Драмм неправильно истолковал страх на ее лице.

- Я не хочу, чтобы что-то тянуло меня вниз, - пояснил он. - И не снимаю брюки только для того, чтобы не испугать кого-нибудь, кто захочет покататься на лодке в такое славное утро, а тут вдруг, пуская пузыри, вынырну я в костюме Адама и начну спрашивать, где нахожусь. - Он опустился на колени, поднял сломанный стилет и отдал ей. - На всякий случай, - сказал он. - Я нырну и посмотрю. Если ничего не увижу, то постараюсь нащупать дверь. Не волнуйся, если я не вынырну, это не обязательно будет означать, что я утонул. Это может означать, что я выбрался, и плыву по Темзе, и вернусь за тобой.

Она не шелохнулась.

- А если нет?

- Ой, Алли, давай не думать об этом.

- Я должна, - возразила она, сдерживая слезы.

- Тогда знай, что я погиб, пытаясь освободить тебя. А это самый лучший путь, по которому может уйти мужчина, пытаясь помочь другу.

Александра застыла. Драмм пристально посмотрел на нее, снова поцеловал, отвернулся и погрузился в воду. Она смотрела, как он подплыл к большой входной двери. Затем увидела, как он наклонил голову и исчез под водой. Его узкие ступни появились там, где была голова, потом и над ними сомкнулась вода. Она ждала, боясь дышать. Он вынырнул, отфыркиваясь, помахал ей и снова нырнул. Она стояла, ожидая.

Так он погружался и снова появлялся несколько раз. Вскоре с того места, где она стояла, можно было услышать его неровное шумное дыхание. Александра, казалось, совсем перестала дышать, каждый раз ожидая его возвращения. Она только стояла и смотрела.

Потом он нырнул, она стала ждать. А он не появился. Александра ожидала очень долго. Смотрела на темную воду, надеясь увидеть самую слабую рябь. Она считала до шестидесяти, потом еще и еще раз. На пятый раз она опустилась на колени. На десятый уронила голову на руки. Время еле ползло.

Драмм не появлялся. И она не слышала ни звука с той стороны, ни лязганья засова, ни стука в дверь, и никакая тень не перекрывала ни один из тончайших лучиков света, пробивавшихся сквозь щели.

Ужас переполнял ее так, что она не могла даже плакать. Александра вспомнила его слова о том, что лучший способ для мужчины принять смерть гибель при попытке помочь другу. Эти простые слова сломили ее окончательно. Она упала на колени, уткнулась головой в руки и горько расплакалась. Потому что он, наверное, умер. Потому что мысль об этом убивала и ее тоже. И потому что, кем бы она для него ни была, он сказал, что мужчина должен быть готов погибнуть за друга. Даже в последний раз, он не сказал "за любовь". Так и не сказал.

Глава 25

Александре казалось, что она уже несколько часов бессильно сидит в темноте. Она не могла заставить себя посмотреть на часы Драмма, это означало бы, что сам он больше никогда на них не посмотрит. Когда она наконец подняла голову, то увидела, что солнечный свет переместился и пробивался теперь сквозь другие трещинки и щели в двери. Она знала, что должна встать и попытаться выбраться из своей тюрьмы, но у нее не было никакого желания делать это. Если ей удастся освободиться, придется жить с сознанием, что Драмм погиб зря.

Она старалась не думать о том, каково ему было умирать. Темнота, грязная вода... в Темзе водятся угри. Она постаралась не думать и о них тоже. Вместо этого она представила себе лицо Драмма, как оно выглядело, когда он смеялся и когда был серьезным, и каким было его лицо, искаженное страстью. Он испытывал это к ней. Сейчас ей было слишком больно, чтобы плакать. Было даже трудно дышать. Стояла всепоглощающая тишина. Она оставалась единственной женщиной в мире, после того как мужчина, с которым она хотела разделить жизнь, ушел навсегда.

Вдруг Александра услышала какой-то новый, скребущий звук. Она замерла, глядя вверх. Кто-то ходил за дверью! Она вскочила на ноги и подбежала к двери, потом остановилась, сжимая рукоятку сломанного стилета, и стала молиться. Это мог быть Фитч. Драмм говорил, что он мертв, но Драмм говорил также, что вернется. Это мог быть Даббин или его друг, невезучий второй гребец. Это мог оказаться кто угодно. Она ждала, сжимая стилет, словно талисман, гадая, кто за дверью, и боясь надеяться, что это может быть Драмм.

Засов отодвинули. Дверь распахнулась настежь.

- Что ты стоишь тут в темноте? - спросил Драмм. Речная вода стекала по его голой груди, скатываясь к промокшим насквозь брюкам, с которых тоже лилась вода. Волосы у него прилипли к голове, а лицо было бледным, как у утопленника. Он улыбнулся ей.

- Ты ужасно выглядишь, - сказал он.

Она кинулась в его распростертые объятия. Прошло много времени, пока она смогла заговорить. Она была уже такой же мокрой, как и он, но наслаждалась теплом, исходившим от его тела и постепенно унявшим их обоюдную дрожь. Драмм гладил ее по голове и прижимал к себе. И мог сказать только:

- Ну-ну, не надо так плакать, а то тебе станет плохо. Я же здесь, верно?

- Где ты был так долго? - едва выговорила она.

- Мне пришлось искать проход под дверью. Я его нашел, но когда выныривал, обнаружил, что застрял между двумя сваями. Мне удалось высунуть только нос, чтобы набрать воздуха. - Он хмыкнул. - Впервые я понял, что мой нос мне полезен. Не думаю, что смог бы дышать, если бы был курносым. Так что пришлось мне снова нырять и снова искать способ, как освободиться. Но я здесь, пожалуйста, перестань плакать. Я и так весь отсырел.

Это заставило ее улыбнуться. Она глубоко вздохнула.

- И я раздобыл лодку, - сказал он. - Избавившись от прежнего хозяина. Ему бы она все равно уже не понадобилась, единственная река, которую ему теперь придется пересечь, - это Стикс, река мертвых. - Драмм почувствовал, как Александра вздрогнула. - Да, несчастный мистер Хэйк. Но у нас есть лодка, там имеются весла, и думаю, мы можем отправляться домой. Хорошо?

- Пожалуйста, - ответила она.

***

Джилли им безумно обрадовалась. Она не отпустила Драмма домой, чтобы сменить промокшую одежду, а отправила его в комнату Деймона и приказала камердинеру подыскать для гостя что-нибудь подходящее. Александра была препровождена в свою комнату вместе с горничной, а Джилли послала слугу прочесывать город в надежде разыскать Деймона, Эрика, Рейфа и всех остальных, кто занимался их поисками, чтобы сообщить им, что потерявшаяся парочка найдена.

Они собрались все вместе вечером, когда Драмм и Александра были вымыты, высушены, одеты, обихожены и накормлены целой армией слуг. Только тогда, в окружении друзей и при закрытых дверях Драмм рассказал им всю историю целиком. Вернее, почти целиком, с облегчением отметила Александра.

Ей было уютно, спокойно и хотелось спать теперь, когда друзья находились так близко. С трудом верилось в то, что произошло. Все это казалось нереальным, кроме того, как любил ее Драмм. Это тоже было фантастическим ощущением, но таких согревающих ее сердце минут она никогда не забудет. Александра старалась не смотреть на него, потому что не хотела, чтобы весь мир узнал об их близости. И все равно не могла отвести от него глаз.

- Мы тоже испугались, - сказал Рейф, когда Драмм закончил повествование о ночных приключениях. - Сегодня утром река выбросила три трупа. Старая женщина и двое мужчин. Речная полиция заявила, что это небольшой улов, поскольку Темза является последним приютом для многих заблудших душ. Женщина, вероятно, сама выбрала себе такую могилу. Мы боялись смотреть, но, конечно, ни один из мужчин не оказался тобой. Тот, у которого... - Он искоса посмотрел на дам, потом продолжил: - Лицо не поддавалось опознанию, должно быть, являлся вашим Даббином, а другой был Фитч. Это оказался хорошо одетый пожилой господин с аккуратным ножевым сквозным ранением сердца.

Драмм кивнул.

- Думаю, это именно Фитч, но тоже осмотрю его, чтобы быть уверенным. Когда, ты говоришь, их обнаружили?

- Этим утром, - ответил Эрик, - их выбросило на берег приливом.

Драмм задумался.

- Следующий прилив, вероятно, принесет Хэйка. Я должен был проявлять осторожность. Пусть это будет уроком всем вам, друзья. Мир еще слишком хрупок и юн, чтобы относиться к нему легкомысленно. Будьте всегда настороже. Благодарение Богу за то, что Алли оказалась такой отважной. Я жалею только, что ей пришлось разделить со мной несчастья. И вот еще что... - Он помолчал, потом, понизив голос, продолжил. - Я бы хотел, чтобы все услышали такую версию: мы спаслись на рассвете. И не могли сделать этого раньше, потому что я всю ночь был крепко связан по рукам и ногам и Алли тоже. Мы рисковали жизнью, но вы хорошо знаете, что как бы ни тяжела была наша ситуация, старые кумушки обоих полов найдут в ней повод для скандала или сплетни. Не важно, что произошло, они начнут шептаться о том, что мы исчезли вдвоем на целую ночь, если только мы не дадим ясно понять - между нами ничего не могло произойти, кроме убийства. Таким образом, это станет ужасной историей, и ничем больше. Согласны?

- Конечно, - ответил Эрик, и все остальные одобрительно загудели.

Драмм по очереди посмотрел на них, потом кивнул с удовлетворением. И перевел взгляд на Александру.

Она сидела, не шелохнувшись, с посеревшим лицом. Он сказал им, что ничего не произошло. Конечно, она понимала, почему. Этого она и хотела. Это было в высшей степени разумно. Но она чувствовала себя так, словно он ударил ее. Ей удалось выдавить улыбку.

- Хорошо, - пробормотала она. Джилли взглянула на нее.

- Я думаю, мы должны отпустить Алли спать! - твердо произнесла она. Бедняжка, она проявила чудеса храбрости, но сейчас, очевидно, сказывается шок. Так бывает после хорошей драки. Даже у победителя иногда не выдерживают нервы.

Все улыбнулись Джилли, но согласились с ней.

- Прекрасная идея, - сказал Драмм, глядя на Александру. - Я тоже не против соснуть, но для этого отправлюсь домой. Приду утром, после того, как смогу убедиться, что в морге действительно покоится Фитч. Я, наверное, допускаю ошибки, но не повторяю одних и тех же.

Он попрощался со всеми, дождался, когда они пошли к дверям, и потом тихо заговорил с Александрой.

- Все будет хорошо, - сказал он, беря ее за руку. - Ты забудешь о плохом, люди всегда забывают. Поэтому мы и выживаем. А теперь спи. Увидимся утром.

Она кивнула, надеясь, что он решит, будто она слишком устала для разговоров. Он вглядывался в ее лицо. Наверное, в конце концов он решил удовлетвориться тем, что видел, и сказал:

- Выспись как следует. - Но продолжал в нерешительности стоять рядом с девушкой.

В комнату уже возвращалась Джилли, поэтому он задержал руку Александры в своей еще на мгновение, поклонился, и вышел.

- Джилли, - спросила Александра, когда все ушли, - могу я поговорить с тобой минутку?

Джилли нахмурилась. Она лучше других знала, что такое боль, а в голосе подруги и еще больше - в ее выражении лица явно угадывалась душевная мука.

- Конечно, - ответила она. - Пойдем, поднимемся наверх, уложим тебя в кроватку, и ты все расскажешь.

Но Александра заговорила, как только они вошли в спальню.

- Я ухожу домой, - заявила она, - Я бы хотела сейчас же собрать вещи. Я знаю, что твой бал предназначался для меня, но, несмотря на это, я не могу остаться. Мне пора возвращаться к обычной жизни.

- Вот зануда! - возмутилась Джилли, топнув ногой. - Не будь ты такой слабохарактерной. Это на тебя не похоже. Да, тебя напугали, ну и что теперь? Все пройдет, вот увидишь. Сбежав, ты только сделаешь еще хуже. Я поняла, что, если тебя что-то беспокоит, надо смотреть этому прямо в лицо, не отворачиваясь, и только тогда оно уйдет.

- Нет, - печально возразила Александра. - Это я должна уйти. Поверь.

Джилли долго серьезно смотрела на Александру. Та почувствовала, что краснеет, и отвернулась, не в силах больше выдерживать испытующий взгляд золотистых глаз. Джилли поразила внезапная догадка. Она прошептала:

- Я понимаю. Я не знаю, что там произошло, верно? Ты хочешь рассказать мне?.. Нет? Ты можешь мне верить, я храню секреты лучше самого глубокого колодца. И ты знаешь, я никогда не сделаю ничего, что принесло бы тебе несчастье.

Ты уверена? - Она вздохнула. - Но ты же попрощаешься с ним сначала? Я хочу сказать, что оставить записку было бы трусостью. И тоже не похоже на тебя.

Александру потрясла интуиция Джилли. Откуда она может знать правду? Она могла бы подумать, будто Драмм отверг ее. Она сообразительна и в юности вела жизнь, полную лишений, так что знала о мужчинах как самое лучшее, так и самое худшее.

- Конечно, я поговорю с ним, - сказала Александра, хотя собиралась оставить записку. - Я не трусиха. Я попрощаюсь и все ему объясню. Но на самом деле я не обязана, потому что он наверняка уже все знает.

- О, проклятие! - опечалилась Джилли. - Он хороший человек, действительно хороший. Но он слишком много думает о приличиях и слишком ценит мнение своего отца, этого накрахмаленного дурака! - гневно заключила она. - Он скорее сломается, чем согнется, и будь уверена, если он не изменится, то когда-нибудь точно сломается. И очень жаль, потому что он мог бы... Ладно, какая разница? Мы все могли бы быть лучше, чем есть на самом деле. Это тебе не поможет. Мне очень жаль, ты не представляешь, как жаль, но я тебя понимаю. Но мы-то останемся друзьями, правда? - с волнением спросила она.

- Конечно. - Александра занялась укладыванием вещей, потому что не могла выдержать проницательного взгляда Джилли. Она знала: то, что та сейчас произнесла, было не более чем вежливой ложью. Как только девушка оставит Лондон, она навсегда распрощается со всеми своими связями здесь. Она должна так поступить. Потому что она оставляет человека, которого любит, чтобы сохранить уважение к себе и пощадить его гордость.

***

Он был одет очень тщательно даже для такого модного господина. В самом деле, Драмм выглядел таким небрежно-элегантным и сдержанным, когда появился на следующее утро, что Александра почти возненавидела его за это. Для нее весь мир перевернулся. Он изменил ее дух и тело, она не узнавала сама себя.

А он прочно стоял на ногах и снисходительно улыбался ей, идеальный образ идеального джентльмена. Ухоженный, недоступный - он снова стал самим собой. На нем были облегающий синий сюртук и полусапожки. Темно-желтые брюки обтягивали длинные ноги, тщательно повязанный шейный платок закрывал шею, рубашка сверкала белизной. Его жилет казался художественным произведением в сине-зеленых тонах, и благодаря этому его глаза сверкали бриллиантово-синим цветом. Но только счастье могло бы придать им блеск. Когда он смотрел на Александру, они мрачнели.

Его наверняка беспокоит то, что она может проговориться. Она и сама волновалась. Надо было прощаться побыстрее и покончить с этим. Она хотела выглядеть так же прекрасно, как Драмм сейчас, потому что он ее видит в последний раз. Волосы у нее были убраны, лицо чистое, и она надела одно из своих старых платьев для предстоящего путешествия. То, которое сшила миссис Тук и которым Александра гордилась, пока временное пребывание в Лондоне не показало ей, что не такое уж оно красивое. Она надеялась, что выглядит отдохнувшей, потому что проспала всю ночь, после того как собрала вещи, хотя слова "потеряла сознание" лучше бы передали состояние, в которое она погрузилась, как только опустила голову на подушку.

Но сейчас она нервничала, трусила и малодушничала и надеялась только на то, что может достаточно хорошо скрывать свои чувства.

- Это одно из платьев, которые у тебя были до приезда в Лондон, сказал Драмм до того, как она успела заговорить.

- Да. И оно вполне подходящее, потому что я собираюсь домой. Пора. Не вини себя, - быстро промолвила она. - Я должна скрыться с места преступления, которое чуть не удалось Фитчу. И я скучаю по мальчикам. Когда я думала, что могу умереть, то подумала и о том, что останется после меня, добавила она и покраснела.

На самом деле она почти не думала о мальчиках, она думала только о Драмме. И это было достойно порицания. Теперь все переменится, она посвятит братьям остаток жизни.

- Из-за того, что произошло? - спросил он. - Из-за того, что я занимался с тобой любовью?

Она нервно огляделась, хотя и знала, что в зале никого больше нет.

- Да. Нет, то есть я не знаю. - Она подняла голову. - Тебе не надо чувствовать себя виноватым, ты никогда не сделал бы этого, если бы я не попросила. Я знаю это так же хорошо, как и ты. Мы были одни и нуждались в тепле. Но это было тогда. А теперь многое переменилось. Лучше, если я уеду, ты же понимаешь.

- Нет, не понимаю, - твердо ответил он. - Алли, я пришел сюда сегодня, чтобы просить тебя стать моей женой.

Все ее самообладание разлетелось вдребезги.

- Нет, нет! - воскликнула она. Он с удивлением взглянул на нее.

- Я хотела сказать - нет, спасибо. - Александра смотрела на свои руки, уже не надеясь на притворство. Она была расстроена, несчастна, но не важно, если он увидит это. Она должна освободить его.

- Я тебе нравлюсь? - тихо спросил он.

- Слишком сильно, чтобы выходить за тебя замуж, - призналась она. - Ты хочешь поступить правильно. Я тоже. Нет, милорд, я не выйду за вас, но благодарю за предложение. Не волнуйся, со мной все будет в порядке.

- А со мной - нет! - рассердился Драмм. - И я вовсе не собираюсь поступать правильно. Я никогда не делаю того, чего не хочу. Я пришел просить твоей руки, потому что люблю тебя. Ни больше, ни меньше. Я решил, что ты испытываешь ко мне то же самое. - Он нахмурился. - Я не должен был повышать голос, прости меня, - пробормотал он. - Я в этом деле новичок. Знаешь, о чем я думал, когда считал, что мы можем погибнуть? - спросил Драмм, вглядываясь в ее глаза. - О тебе, только о тебе. Ты занимала все мои мысли и чувства с тех пор, как мы встретились. Если бы вчера я был один, то мог бы освободиться быстрее. Я был превосходным агентом и заслужил награды. Теперь я понимаю, что человеку легко быть храбрым, когда ему нечего терять. Но я не мог действовать, когда там была ты. Меня трясло от мысли, что я могу тебя потерять. Я чуть не сошел с ума, представив, что может с тобой произойти. Он взял ее руки в свои и держал, не сводя с нее глаз. Что-то в ее лице заставило его сурово выдвинуть подбородок. Его голос зазвучал резко: Посмотри, что ты сделала! Ты вернула меня к жизни и не можешь теперь бросить. Я проснулся сегодня утром и чуть не до смерти напугал бедного Граймза. Я пел, когда умывался. Да что там пел! Я готов был пуститься в пляс. Ты мне снилась, и я проснулся с мыслями о тебе, оделся и пришел к тебе, а ты говоришь, что уезжаешь. Нет, не уезжаешь! Если мне придется связать тебя так, как, по моим рассказам, поступил с тобой Фитч, я задержу тебя здесь до тех пор, пока не поведу к алтарю.

Ее губы дрожали от печали и от смеха.

- Не позволяй своей галантности разрушить тебе жизнь, Ты не должен платить мне ничего, как в тот день, когда оставил мой дом. Это совсем необязательно, и это стоит дороже горсти золота.

Он непонимающе нахмурился.

- Золотые монеты, которые ты оставил под своей подушкой, - пояснила она и опустила голову - ей было стыдно из-за того, что она не привезла их в Лондон, чтобы вернуть ему.

- Золотые монеты? - пробормотал он. Потом понимание озарило его глаза, а лицо напряглось. - Так вот что он там делал! Мой отец оставил меня ждать в экипаже, сказав, что забыл что-то в моей комнате. Прости, это тебя огорчило? Он не имел права.

- Имел, - сказала она, обрадовавшись возможности ухватиться за что-то в их споре. - В этом-то все и дело! Подумай о реальном положении дел. Я подумала, поверь. Я подкидыш, я никто, без титула и состояния и даже без настоящего имени! Я не странствующая принцесса, у которой благородство так сияло сквозь лохмотья, что принц сразу понял, кто она. Я просто женщина, с которой ты оказался связан. Я оказала тебе услугу, ты почувствовал благодарность. Я тебе нравлюсь, и меня это радует. Ты чувствуешь ответственность за меня, в этом я не сомневаюсь. Ты испытываешь ко мне влечение, но при других обстоятельствах никогда не стал бы заниматься со мной любовью, это я тоже знаю. Ты не обязан жениться на мне. Если ты так поступишь, то однажды возненавидишь меня, а если нет, то благословишь, вот увидишь.

Он пригвоздил ее к месту немигающим взглядом синих глаз.

- Подумай о своем отце, - продолжала она, почти умоляя его. - Ты не можешь так поступить с ним. Он выбрал для тебя леди Аннабелл или какую-нибудь другую леди из прекрасных лондонских дам. Твое предложение оказывает мне честь. Я отклоняю его со всем уважением. Но я запомню это и очень тебе благодарна.

- Я люблю своего отца, но не собираюсь жениться на нем, - произнес Драмм сквозь сжатые зубы. - Я не собираюсь иметь от него детей или делить с ним постель. Я люблю его, но ему придется научиться любить меня, даже если я не всегда ему подчиняюсь. Я больше не маленький мальчик. Он заслуживает, чтобы его сын был настоящим мужчиной. Что касается Аннабелл, может, он и имеет на нее виды, а может, нет - это его дело, - мягко произнес Драмм. - Я не собираюсь жертвовать собой, - добавил он, словно уговаривая самого себя. - Я знаю, кто ты, - внимательно глядя на Александру, сказал он. - К черту странствующих принцесс! Мы говорим не о сказках. Ты мне подходишь. Даже не сомневайся в этом. Как ты думаешь, почему я не женился ни на одной из этих "прекрасных лондонских дам"? Или лиссабонских дам, или римских, вообще ни на одной даме любого класса и положения? Потому что я ждал встречи с тобой. Я собирался проплыть по жизни, не ощутив ни ветерка, но так не живут. Я признаю, что считал: мое имя и воля отца имеют первоочередное значение. Но теперь так не считаю. С тех пор как встретил тебя. Бога ради, Алли, я построил тебе этот чертов сарай!

Эти слова заставили ее улыбнуться, невзирая на все сомнения и путаницу мыслей. Он тоже невольно улыбнулся.

- Тогда я не понимал, почему, - продолжал он. - Я знал только, что хочу сделать для тебя что-нибудь прекрасное. И до сих пор хочу. Я попросил Джилли пригласить тебя сюда, потому что не мог перестать думать о тебе. И если бы не произошло то, что случилось вчера, то произошло бы что-нибудь другое, поверь мне. Вчерашний день просто ускорил события, благодарение Богу. А что касается титула и положения в обществе, сейчас у нас 1821 год, моя дорогая. Мы давно вступили в новый век. Мир меняется. И мы тоже должны измениться. И что такое имя, Алли? Только то, что мы в него вкладываем. До того, как меня выстрелом вышибли из седла, я, помнится, размышлял: почему любовь называют падением с высоты? Я тогда не понимал. Пока не упал в буквальном смысле слова. - Он усмехнулся. - Конечно, со мной произошел тяжелый случай, мне пришлось падать чаще и ушибаться сильнее, чем большинству мужчин, - сначала с лошади, на голову, потом в твою кровать и в твои руки и потом - к твоим ногам. Но теперь я понял, где мое место. Я не знаю, почему это так. Всегда старался узнать. А сейчас вижу: любовь можно чувствовать, но никогда нельзя объяснить. Ей не требуется рассудительность. И великолепно.

- Это просто потому... из-за того, что мы сделали, - сказала Александра. - Это не имеет значения.

- Нет имеет! - вскричал он. - Это было удивительно и великолепно, не отрицай. Только если... - Он замолчал с окаменевшим лицом. - Ты жалеешь об этом? Тебе было плохо?

- Мне было чудесно! - воскликнула она.

- Тогда слушай! - мрачно сказал Драмм. Он крепко схватил ее за плечи, словно хотел потрясти. Ее лицо дрогнуло. Он тотчас отпустил ее, как будто ее кожа обожгла его, глубоко вздохнул и с удивлением уставился на свои руки. Я всегда славился самообладанием, - не веря себе, произнес он. - И вот смотри - ты снова заставила меня потерять контроль над собой. Я гордился своим умением сдерживать себя. Я был холоден и расчетлив, но на самом деле бесчувствен, как ампутированный палец. Я понял это только сейчас, благодаря тебе. - Он с нежностью посмотрел на нее. - Алли, у меня не остается ни капли самообладания, когда дело касается тебя. Я хотел только поцеловать тебя и уложить спать. Хотел обнять и пожелать спокойной ночи. Мне было так замечательно любить тебя, потому что я не мог сдержаться. Этого никогда не происходило и никогда не произойдет ни с какой другой женщиной. Выходи за меня замуж. Если, конечно, - он невольно поднял голову, и слова прозвучали почти высокомерно, - мысль о том, чтобы провести всю жизнь со мной, не вызывает у тебя отвращения.

- Ты однажды просил руки Джилли, - тихо сказала она, - когда считал, что она нуждается в тебе и что так поступить будет правильно. Ты всегда по доброте душевной помогаешь тем, кому необходимо.

- Да, - нетерпеливо ответил он. - Вот почему я женился не раз. В Англии полным-полно подкидышей, вдов и сирот. И пусть я предлагал руку Джилли, но я никогда не говорил ей, что люблю ее. Я никому не говорил этого, кроме тебя. Я даже не верю, что наконец произнес эти слова. Боже мой, а ты помнишь, что я это сказал? Если нет, я сделаю это снова. Это так приятно повторять, добавил он, улыбаясь, как мальчишка. - Я люблю тебя, Алли.

- Но ты попросил всех, чтобы они говорили, будто мы не могли... ничего... вместе прошлой ночью, - сказала Александра, и обида, которую она ощущала, ясно прозвучала в ее голосе и отразилась в глазах.

- Ты бы хотела, чтобы я хвастался этим? - изумленно спросил он. - Я не должен был терять головы, не должен был компрометировать тебя, и я вовсе не горжусь этим. И я не хочу, чтобы о нас болтали больше, чем и так будут. Знаешь, сплетни будут. Ты их не боишься?

- А ты? - спросила она. Он улыбнулся.

- Я не дождусь, когда смогу разобраться с тем, кто посмеет судачить о нас.

Она должна была возражать. Она не имела права на такую радость. Он неправильно истолковал ее молчание.

- Алли, - в отчаянии взмолился он, - ты мне нужна.

С этим она могла бороться.

- Да, правда? - гневно спросила она. - А зачем я тебе? Посмотри, что ты имеешь. Все.

- Все, кроме сердца, - согласился он. - Когда я добровольно отправился воевать за свою страну и шпионить для нее, это было единственное время, когда я чувствовал себя живым, - до настоящего момента. Я речистый мужчина и знаю, что должен сказать тебе, будто это все из-за твой красоты. Я должен превозносить твое изящество и обаяние и так далее и тому подобное. Это все правда, но это не имеет значения. Я знаю лишь, что, как только встретил тебя, стал принадлежать тебе. Еще какие-нибудь возражения? - спросил он, видя ее колебания. - Повторяю, к черту мой титул. Я начинаю думать, что он так много значил для меня, потому что был единственной вещью, которая, как я думал, привлекала ко мне дам.

Александра усмехнулась, слыша такую откровенную ложь. Но Драмм покачал головой.

- Дело в том, что я отнюдь не красавец. Нет, не пытайся щадить мои чувства. Нос является нашей фамильной гордостью, потому что раз мы не можем отрезать его, то уж лучше говорить, что он нам нравится. Я осознаю, что он придает моему лицу привлекательность оскорбленного верблюда. Я не самый мудрый и не самый добродушный человек - почти, но все-таки не самый. - Он увидел ее неуверенную улыбку и очень серьезно добавил: - Одно я знаю наверняка - я тебе подхожу. Так каков будет твой ответ?

Но он уже знал. Выражение ее лица сказало ему все. Он улыбнулся, обнял ее и целовал до тех пор, пока она не захотела согласиться со всем, что он говорил. И все-таки, как только он отпустил ее, она, держась за его плечи, чтобы не потерять равновесия, выдохнула:

- Ой, а твой отец! Ты не можешь так поступить.

- Могу, - со сверкающими глазами сказал он. - Чего я не могу, так это спорить до бесконечности. Скажи да. Поверь мне. Нам будет так хорошо. Мальчики будут жить с нами. У нас будут дети, и мы обогатим и свою жизнь, и жизни других. Алли, мы чуть не потеряли все, давай теперь все вернем.

Она больше ничего не могла сказать. Поэтому ответила "да". А потом он долго не позволял ей ничего больше сказать.

Глава 26

Граф Уинтертон вошел в комнату в разгар празднования. Он стянул перчатки и отыскал взглядом сына. Драмм одной рукой обнимал Александру. Они стояли среди толпы друзей - Райдеров, лорда Рафаэля Далтона и его леди, старого приятеля Эрика. Они держали бокалы с шампанским. Граф был уверен в этом, он не мог спутать вид и запах хорошего шампанского ни с чем другим. Он остановился в дверях салона Райдеров и кашлянул. Потом еще раз, погромче. Все наконец повернулись, увидели его, и воцарилась испуганная тишина.

Драмм знал, что его отец до крайности заинтересован в происходящем, когда тот пересекал зал, чтобы присоединиться к ним. Это можно было определить по его небрежному виду. Драмм почувствовал, как замерла Александра, у него самого пересохло в горле.

- Сэр, - поздоровался он, - добрый вам день.

- Ты празднуешь? - мягко спросил граф. - Как я понимаю, ты нашел человека, который пытался убить тебя, и покончил с ним. Так по крайней мере говорят все в Лондоне. Я слышал это трижды, пока добрался сюда из своего дома. Мне дали понять, что он совершил еще одну попытку здесь, в Лондоне, и ты уничтожил его. Поздравляю.

Краска залила лицо Драмма, он убрал руку с плеч Александры и сжал ее ладонь, чтобы успокоить ее и себя. Он намеревался сообщить отцу новость о своей помолвке наедине. Он хотел, чтобы главный удар разразившейся бури обрушился только на его голову. Но если он не скажет твоего здесь и сейчас, Александра будет ужасно обижена, а этого он не мог допустить. Драмм собрался с духом. Он победил всех драконов и завоевал свою леди, но ему еще надо заслужить одобрение человека, которого он уважает больше всего. Жребий брошен, и он должен продолжить игру. Он любит отца, однако любит и Александру, и, хотя ему не хотелось выбирать между ними, наверное, это уже произошло.

- Сейчас больше подойдут поздравления другого сорта, братец, - сказал он. - Александра дала согласие выйти за меня замуж, сэр. Пожелайте мне счастья.

В зале все замерли. Драмм видел, что старый граф ошеломлен. Этого нельзя было избежать, но Драмму было больно наносить отцу такой удар. Он не знал, каким беззащитным выглядел в этот момент сам, совсем не похожим на изысканного графа Драммонда. И предположить не мог, как эта беззащитность украшает его в глазах Александры.

Некоторые из тех, кто за ним наблюдал, скрывали удовлетворенные улыбки, а некоторые вздохнули. Все волновались. Драмм крепко сжимал руку Александры и ждал, что скажет его отец. Все ждали.

- Я желаю тебе счастья, - мягко проговорил граф. И взял Александру за другую руку, - Дорогая, я уже давно хотел иметь дочь. Добро пожаловать в нашу семью.

Она удивленно смотрела на него, не в состоянии промолвить ни слова. Александра с ужасом ожидала этого момента. Из всего, что она заранее отрепетировала, ничто не подходило. Из всего, с чем ожидала столкнуться, реакция графа Уинтертона оказалась самой непредсказуемой. Она приготовилась встретить упреки или сарказм, даже неприкрытый гнев. Но не эту милую улыбку. И не знала, что сказать.

На этот раз Драмм тоже не знал. Его друзья онемели в изумлении. Граф, казалось, ничего не замечал. Он улыбался Александре.

- Миссис Тук, не переставая, воспевала вас. Я уже начал считать, что если мой медленно соображающий сынок не женится на вас, то он полный глупец. Но в нашей семье нет глупцов. Браво, Драмм.

- Вы снова разговаривали с миссис Тук? - бессмысленно спросил Драмм, потому что это было единственным, что он мог придумать.

- Да. Продолжая свое расследование, я должен был несколько раз возвращаться на место преступления. Миссис Тук очень гостеприимна, а поскольку она весьма привязана к мисс Гаскойн, я знаю, что она будет более чем счастлива услышать эту новость. Не будьте такими испуганными и удивленными, я тоже счастлив, - с тонкой улыбкой добавил он, заметив выражения лиц окружающих, - Моя дорогая, - сочувственно обратился он к Александре, - пожалуйста, не бойтесь меня. Я все знаю. Миссис Тук рассказала мне об этом мерзком Гаскойне, и я восхищен вашими мужеством и находчивостью. Благородство побуждений и личности - вот что важно, гораздо важнее, чем титул. Видите ли, таким образом титулы и получают. Кстати, и родословная Драмма, которой мне так и не удалось его заинтересовать, содержит много удивительного, если обратить на это внимание. Как сельская жительница, вы должны знать, что лучшее потомство получается не всегда путем скрещивания строго определенных линий, это скорее результат правильного отбора черт и особенностей. Что у вас, дорогая, присутствует в достатке. Я хочу увидеть своих внуков. Я бы хотел иметь на них какое-то влияние, если вы не возражаете. Время летит быстро, никто не осознает это лучше меня. Возможно, ваше вчерашнее происшествие тоже заставило вас понять это. Моему сыну давно надо было жениться. Я с облегчением воспринимаю то, что он решил покончить со своим холостяцким положением, и доволен его решением, хоть я уже достаточно стар и мудр и понимаю: мое мнение не имеет никакого значения, я сам воспитал его так, чтобы он мог отстаивать свое мнение, и он сделал свой выбор. - Он поднял голову выше и посмотрел на Драмма, казалось, он испытывает неловкость. - Кстати, у меня тоже есть для тебя новости. Думаю, сейчас лучшее время и место сказать тебе, потому что это тоже касается женитьбы. Я не хотел бы отнимать у вас внимание окружающих, дорогая, обратился он к Александре, - но в моем возрасте женитьба - это нечто не терпящее отлагательств, вы согласны?

Она могла только кивнуть. Он тоже кивнул. Взгляд его холодных голубых глаз скрестился со взглядом Драмма.

- Не знаю, как ты отнесешься к тому, что у тебя появится новая мать, а у меня - невеста, но дело как раз в этом. Я собираюсь жениться. Я пытался заставить жениться тебя. Это было ошибкой. Но удачной, потому что благодаря ей я кое-чему научился. Человек должен услышать, что говорит ему сердце. Я услышал. Поиски жены для тебя заставили меня увидеть преимущества брачного союза, даже для такого престарелого мужчины, как я. Ты можешь счесть мое решение опрометчивым, в моем возрасте - даже глупым, но влюбленный должен следовать за своим сердцем и плевать на все остальное, согласен?

Драмм скрывал смятение. Если его отцу нужна Аннабелла, если это делает его счастливым, так тому и быть. Он сожалел об этом, но принимал.

- Конечно, сэр. Поздравляю. Когда я могу пожелать счастья леди?

- Очень скоро. Я пригласил ее последовать за мной в Лондон. Да, и не волнуйтесь, дорогая, - сказал граф Александре. - Она привезет мальчиков с собой.

- Мальчиков? - не понимая, переспросила она.

- Конечно, она не может оставить их одних, - ответил граф. - По правде говоря, именно преданность Розалинды тем, кого она любит, ее чуткое, отзывчивое сердце заставили меня увидеть, какое сокровище я в ней нашел и не могу оставить. У нас много общего. Нам есть что вспомнить, и, оказывается, на воспоминаниях можно построить нечто новое. Она искренне любила своего мужа, как и я твою маму, - добавил он, обращаясь к Драмму, - но мы считаем, еще есть время для новой любви в нашей жизни.

- Вы женитесь на миссис Тук? - изумился Драмм.

- Да, конечно. Ты не одобряешь?

- Боже сохрани! - ответил Драмм, смеясь. - Только я думал, что это... Ничего, не обращайте внимания, я восхищен.

- Я не такой глупец, чтобы жениться на женщине, по возрасту годящейся мне в дочери, - высокомерно произнес граф. - Мне нужна жена, а не еще один ребенок. Хотя, если это произойдет, потому что еще существует такая возможность, я буду очень рад и надеюсь, что ты тоже.

- Конечно, - улыбаясь, сказал Драмм. - Я всегда хотел братика.

Высокие скулы графа порозовели.

- Признаюсь, вначале я считал, что это послужит моим целям, если ты решишь, будто я ухаживаю за леди Аннабелл. Она молода и прекрасна, без сомнения, - добавил он, искоса взглянув на Эрика, который слушал, не отрываясь. - Но думаю, ей еще предстоит узнать то, что мы уже знаем: брачный союз это не способ продвижения в обществе и не преследование выгоды. Где-то есть мужчина и для нее. Если она никогда не найдет его, мне ее жаль. Но я бы жалел ее еще больше, если бы она вышла за тебя, а твое сердце при этом бы молчало. У тебя большое сердце, Драмм. Я благодарен твоей леди за то, что она раскрыла его для тебя.

Драмм привлек Александру ближе к себе.

- Я бесконечно благодарен ей. Оказалось, что это легкий урок. Мне нужна была только подходящая учительница. - Он не сводил глаз с Александры. - Она возражала, говоря, что не имеет ни имени, ни положения. Но для меня она занимает самое высокое положение среди всех женщин, а ее имя теперь "моя жена", и это все, чего я хочу. Пожелайте мне еще больше счастья, отец.

- Мне незачем, - сказал граф. - Ты уже счастлив, и убудешь еще счастливее. Я желаю тебе веселья и удачи.

- У него это есть! - воскликнула Джилли. - И у вас тоже, ваше сиятельство! Как восхитительно! Две свадьбы. Они состоятся одновременно?

- Джилли! - с негодованием воскликнул Драмм.

- Миссис Райдер! - в таком же тоне сказал его отец. Александра засмеялась, и утерла слезинку, и снова рассмеялась.

- Плачешь? - прошептал ей Драмм, когда все заговорили разом. - Какой же ты стала плаксой.

- Это потому что я не помню, чтобы хоть когда-нибудь была настолько счастлива. - Она засмеялась, потом стала серьезной. - Но знаешь что? Хоть это и невозможно представить, я, кажется, вижу, что однажды могу стать еще счастливее. Вернее, мы можем стать.

Он поднес ее руку к губам.

- Положись на меня, - сказал он. И поскольку он был человеком твердым и решительным, то, конечно, сдержал свое слово.