"Стрелы королевы" - читать интересную книгу автора (Лэки Мерседес)

Глава девятая

— О если бы я только могла попасть в прошлое.

— Если бы ты только могла что? — переспросил Скиф, поднимая глаза от книги, которую читал.

Тэлия сидела на подоконнике его открытого окна, глядя наружу, на залитые лунным светом деревья, и думая явно не об уроках.

— Я говорю, если бы только я могла попасть в прошлое, — повторила она. — Я бы полруки отдала, чтобы узнать, не имел ли кто-нибудь еще, кроме отца Элспет, отношение к появлению Хулды — особенно если учесть, что она прибыла уже после его смерти. Но единственный способ выяснить это — вернуться обратно в прошлое.

— Н-не совсем…

На лице Скифа появилось сосредоточенное выражение, и Тэлия подождала, пока он додумает мысль до конца.

— Существуют иммиграционные записи — там есть все обо всех, кто приезжает из-за границы. Если у Хулды имелись какие-то другие покровители, они должны быть там упомянуты. И мне кажется, в законе об иммигрантах говорится, что если они хотят жить здесь постоянно, они должны представить троих поручителей. Одним, наверно, был принц, вторым — Селенэй, но вот третий может оказаться очень интересным…

— Где хранятся эти записи? До них можно как-нибудь добраться? — голос Тэлии дрожал от возбуждения.

— Они хранятся прямо тут, во дворце, в кабинете начальника городской стражи. Вести эти записи — одна из его обязанностей. Но вот как до них добраться… — Скиф скорчил рожу. — Для нас это невозможно — по крайней мере, открыто. Ну, ты бы могла, но тебе пришлось бы употребить власть Личного Герольда Королевы, и Хулда наверняка прослышала бы об этом.

— Да, так не годится, — согласилась Тэлия. — Стало быть, открыто мы добраться до них не можем, но?

— Но я мог бы до них добраться. Не такое уж это большое дело, только…

— Только вот Книга тоже хранится там, — закончила Тэлия за него. — Ну, у тебя же уже почти год не было записей в Книге провинностей, верно?

— Черт, правда! Из-за тебя я был слишком занят! — ухмыльнулся Скиф; потом усмешка увяла. — И все равно, если бы меня поймали, то решили бы, что я залез туда, чтобы подделать записи в Книге. Орталлен меня терпеть не может; я ему как репей под хвостом.

— Я, видите ли, не оказываю ему должного уважения, я не веду себя как сознательный Герольд-Ученик. Он бы с радостью ухватился за возможность подложить мне свинью. — Скиф посмотрел на встревоженное лицо Тэлии, и усмешка снова засверкала. — О, черт, да что он, вообще, может мне сделать? Запретит выходить за пределы Коллегии? Да я с тех пор, как тебя встретил, почти никуда и не выхожу! Клянусь богами, я проверну это дело! ***

Что-то было неладно… очень неладно. Скиф не задерживался… еще нет… но у Тэлии внезапно появилось чувство, что он попал в большую беду, и самому ему не справиться. А нынешним вечером он как раз собирался залезть в эти иммиграционные записи…

Хотя у нее не было четкого представления о том, что она намерена делать, Тэлия обнаружила, что сломя голову бежит по залам Коллегии, а потом — по залам самого дворца. Только достигнув той его части, где жила Селенэй, она остановилась, подождала, пока восстановится дыхание, а затем уж робко приблизилась к дверям в личные покои королевы. На часах стоял знакомый Страж; он приятельски подмигнул Тэлии и вошел внутрь, чтобы доложить о ее приходе. Тэлия услышала неясный гул голосов, затем часовой снова отворил дверь и махнул ей, чтобы заходила.

Тэлия с дрожью втянула в себя воздух, помолилась про себя, чтобы что-нибудь научило ее, как поступать, и вошла. За ее спиной бесшумно закрылась дверь.

Селенэй сидела за своим рабочим столом, раскрасневшаяся и, по-видимому, чем-то взволнованная. Перед ней стояли Элкарт, Керен и Герольд Сенешаля, Кирилл; их спины, словно ширма, заслоняли от Тэлии нечто, находившееся за ними. Между Селенэй и Герольдами стоял лорд Орталлен. У Тэлии упало сердце. Значит, действительно Скиф. Она должна его спасти. Его поймали, и дело повернулось хуже, чем он думал. Но как его выручить?

— Ваше величество… — услышала она собственный голос, — Я… я должна признаться вам в одной вещи.

Селенэй, казалось, была в нерешительности, и Тэлия продолжила:

— Я… я попросила Скифа кое-что для меня сделать. Это было… не совсем… законно.

Королева ждала продолжения, и Тэлия торопливо закончила:

— Я хотела, чтобы он достал для меня перепись крепковеров.

— Перепись крепковеров? — переспросила озадаченная Селенэй. — Но зачем?

Тэлия понятия не имела, откуда взялась эта идея, но она, похоже, оказалась удачной. Ей противна была самая мысль о лжи, но и правды она тоже сказать не осмеливалась.

— Я… Я хотела убедиться, что меня в ней больше нет. — К собственному удивлению, Тэлия почувствовала, что у нее защипало глаза от подступивших жгучих слез обиды. — Я оказалась им не нужна — ну и мне они тоже не нужны, никто, никогда! Скиф сказал, что когда я заслужу Белое, Твердыня может потребовать снижения подати, а я не хочу, чтобы они его получили!

Теперь она уже на самом деле плакала, раскрасневшаяся от гнева, сама веря каждому своему слову. Селенэй, просветлев, с облегчением улыбалась; Элкарт выглядел ошеломленным, Керен торжествовала, невозмутимый Кирилл казался слегка позабавленным, а Орталлен… Тэлию поразило выражение его лица. На миг оно стало как у человека, у которого обманом вырвали то, что, казалось, он уже держал в руках. Потом оно разгладилось и снова стало таким же, как всегда — холодной, бесстрастной маской, за которую, как ни старайся, Тэлия проникнуть не могла.

— Видите, Орталлен, я же вам говорил, что должно быть какое-то простое объяснение, — говорил тем временем Элкарт; Герольды расступились, и Тэлия ничуть не удивилась, увидев того, кого они от нее заслоняли.

Скиф, бледный и напряженный, сидел на стуле так, словно его к нему приклеили.

— Тогда почему мальчик не захотел сам сказать нам об этом?

— Потому что я тоже не хотел впутывать Тэлию в неприятности! — грубо сказал Скиф. — Я же говорил вам, что пришел не за Книгой, так какое ваше дело, что мне было нужно? Вы-то не начальник городской стражи!

— Скиф, — мягко сказал Кирилл. — Может, лорд Орталлен и не начальник городской стражи, но он имеет право на некоторое уважение с твоей стороны.

— Да, сударь, — пробубнил Скиф и упрямо уставился себе под ноги.

— Ну что ж, теперь, когда это дело, похоже, прояснилось, не позволим ли мы злоумышленникам удалиться? — чуть улыбнулась Селенэй. — Тэлия, в следующий раз, когда тебе что-то понадобится в записях, просто попроси Кирилла или меня. И мы позаботимся о том, чтобы ты больше не значилась в переписи как крепковер, раз ты этого не хочешь. Однако… я все еще не понимаю, почему ты в первую очередь не обратилась ко мне.

По тому, как натянулась кожа у нее на лице, Тэлия поняла, что из пунцовой стала белой.

— Я… это было эгоистично. Не по-Герольдски. Я не хотела, чтобы кто-нибудь еще узнал…

Элкарт пересек разделявшее их пространство и обнял ее за плечи.

— Это только по-человечески, маленькая — а твоя родня не заслуживает от тебя ни одного доброго слова после того, как они с тобой обошлись. Скиф, — Декан протянул мальчику руку; тот медленно встал, подошел к Тэлии и взял ее за руку, с вызовом глядя на Орталлена. — Почему бы вам с Тэлией не пойти обратно к себе в комнаты? У вас был нелегкий вечер. Больше так не делайте, ребята, но… ну, мы понимаем. А теперь идите.

Скиф чуть ли не выволок Тэлию из комнаты.

— Благие боги… как, черт возьми, ты додумалась? Ты была великолепна! Даже я начал тебе верить! И как ты узнала, что я влип по уши?

— Не знаю — меня просто вроде как осенило, — ответила Тэлия, — Просто знала, что ты попался, и все тут. Что случилось? Как тебя поймали?

— Чистое невезение, — сокрушенно сказал Скиф, немного замедляя свой стремительный бег через залы. — Селенэй понадобились какие-то данные переписи, и Орталлен пришел за ними. Он увидел свет в кабинете начальника стражи и сцапал меня на месте преступления. Благие боги, какого дурака я свалял! Ничего бы не случилось, если бы я хоть немного прислушивался к звукам в коридоре!

— Что он хотел с тобой сделать?

— Он пытался добиться для меня «задержки». Сделать так, чтобы меня исключили, он не мог, пока Симри от меня не откажется, но… ну, он старался добиться, чтобы на ближайшие четыре года меня отправили чистить войсковые конюшни — «пока я не пойму, что значит честный труд», как он выразился.

— А он что… мог этого добиться?

— К сожалению, да. У меня слишком много замечаний в Книге. На сей счет в Коллегии есть какое-то темное правило, и Орталлен где-то его откопал. Если бы я не знал, что такое невозможно, я бы подумал, что он нарочно искал способа избавиться от меня.

— Тогда тебе лучше перестать помогать мне…

К этому времени они дошли уже до дверей комнаты Тэлии.

— Будь я проклят, если перестану! Такая досада — я ведь как раз дошел до записи о Хулде! Ну, нам просто придется бросить эту затею и снова начать за ней следить. Но чтобы я позволил такой ерунде меня напугать? Как бы не так!

Скиф остановился, быстро прижал Тэлию к себе, потом подтолкнул ее к двери.

— Давай, поспи немного. Судя по твоему виду, тебе бы это очень не помешало, а у меня такое чувство, словно меня палками били!

Как-то вечером Тэлия в одиночестве сидела за книгами в своей комнате, как вдруг в дверь тихонько постучали. Она отворила и увидела на пороге черное, похожее на дьявола чудище.

Тэлия хотела закричать, но не успела: чудище сноровисто зажало ей рот рукой, затащило обратно в комнату и пинком закрыло за собой дверь.

— Ш-ш! Не ори, это я, Скиф! — хриплым шепотом увещевало оно Тэлию.

Выждав, гость осторожно убрал ладонь с ее рта, готовый снова пришлепнуть ее, если Тэлия закричит.

Кричать она не стала; только уставилась на приятеля круглыми, как блюдца, глазами.

— Скиф… Ты что творишь? — выговорила она наконец. — Хочешь, чтобы я умерла со страху? Почему ты в таком виде?

— А ты как думаешь? В запретных частях дворца в Сером не полазаешь, а для Белого я еще чересчур моложав, будет неубедительно. Ну же, отдышись и успокойся, потому что сегодня вечером ты — идешь со мной.

— Я? Но…

— Не спорь, лучше надевай. — Скиф сунул ей облегающие рубашку и штаны темно-бурого, почти черного цвета. — Хорошо, что у нас почти одинаковый размер. И не спрашивай, где и зачем я их взял, потому что все равно сказать не могу. — Он терпеливо ждал, пока Тэлия натягивала на себя странный наряд, затем протянул ей ящичек с жирной черной сажей. — Вотри это повсюду, где видна кожа, и смотри, ничего не пропусти — даже шею сзади!

Он подошел к окну, распахнул его настежь и посмотрел вниз.

— Хорошо. Нам даже не придется спускаться на землю.

Вытащив веревку, Скиф обвязал ею Тэлию вокруг пояса.

— А теперь иди за мной — и в точности повторяй все мои движения.

Последовавшее за этим путешествие Тэлия позднее предпочитала не вспоминать. Перебираясь от окна к окну, Скиф прошел вдоль всего крыла Коллегии, а затем вдоль фасада самого дворца. Тэлия была горячо благодарна судьбе за то, что большую часть здания опоясывал узкий карниз, поскольку сильно сомневалась, что удержалась бы на стене, не будь его. Наконец Скиф остановился напротив какого-то затемненного окна. Пока он осторожно заглядывал внутрь сквозь щели в ставне, Тэлия изо всех сил цеплялась за стену, стараясь не думать о бездне за своей спиной.

Казалось, Скифа удовлетворило увиденное, поскольку он достал что-то из сумки на поясе и принялся колдовать над щелью между ставнями. Вскоре створки распахнулись, и Скиф забрался внутрь, Тэлия — за ним.

Комнатой, в которой они очутились, очевидно, никто не пользовался: она была совершенно голой, даже без мебели. Скиф подвел Тэлию к встроенному шкафу, открыл его и ощупал заднюю стенку. Тэлия услышала скрип дерева, и в стене обнаружились два отверстия.

Сквозь них блеснул свет, идущий с другой стороны. Тэлия тут же приникла глазом к одной из дырок, но Скиф подергал ее за руку.

Она обернулась, и Скиф сунул ей в руку обычной стакан, знаками показывая, что стакан нужно приставить к стене и прижаться к нему ухом. Тэлия послушалась и обнаружила, что ей слышно каждое слово, произносимое в другой комнате — слабо, но отчетливо.

— ., итак, в этом случае маловероятно, чтобы ребенок был Избран, а тем более признан Наследницей. Вы хорошо справляетесь, действительно очень хорошо, — с удовлетворением произнес елейный баритон. — Незачем говорить, что мы весьма вами довольны.

— Мой господин очень милостив, — Тэлия видела второго собеседника, Хулду, но первого ей не было видно, а стакан слишком искажал звуки, чтобы она могла узнать его по голосу. — Следует ли мне продолжать в том же духе?

— Предпринимал ли ребенок-Герольд новые попытки приблизиться к Элспет?

— Нет, мой господин. По-видимому, она обескуражена.

— И все же, — первый говоривший помолчал в задумчивости, — мы не можем рисковать. Я предлагаю вам продолжать практику рассказывания «сказок на сон грядущий» — вы знаете, что я имею в виду.

— Если мой господин говорит о тех, в которых рассказывается о Спутниках, уносящих неосторожных детей навстречу ужасной участи, мой господин может быть спокоен: я буду продолжать.

— Превосходно. Вот новый запас снадобья для няньки и ваше обычное жалованье.

Тэлия услышала звяканье монет в одном или двух кошельках, полученных Хулдой.

— К тому времени, когда это дело закончится, вы будете богатой женщиной, Хулда, — сказал первый; потом послышались его удаляющиеся шаги.

— О, я рассчитываю на это, мой господин, — ядовито сказала Хулда, обращаясь к закрывшейся двери. Потом повернулась и покинула комнату через другую дверь.

Тэлия была слишком занята мыслями об увиденном и услышанном, чтобы беспокоиться об обратном пути.

Когда они добрались до ее комнаты, Тэлия схватила полотенце и принялась яростно соскребать с себя сажу.

— Ты это впервые видишь? — спросила она, оттирая лицо.

— Третий. Первый раз вышло случайно: я шел за этой ведьмой, и пришлось нырнуть в ту, другую комнату, чтобы от нее спрятаться; в шкафу я нашел закрытые заплатой щели. Во второй раз я предположил, что они встречаются регулярно. Я оказался прав. Знаешь, есть кое-что еще… нет, это слишком не правдоподобно.

— Что?

— Ну, пару раз Мелиди начинала отказываться от зелья, которым опаивает ей эта ведьма, и… ну, та делала что-то такое, не знаю, что, но только Мелиди сразу замолкала и все выпивала. Если бы я не знал, что это невозможно, я бы поклялся, что она пользуется настоящей магией, знаешь, старой, как в легендах, чтобы удержать власть над умом Мелиди.

— Возможно, она обладает зачатками какого-то Дара.

— Да… да, наверно ты права.

— Вот, надевай. Мне великовата, значит тебе может прийтись впору. — Тэлия сунула Скифу комплект студенческой формы.

— Зачем? — изумленно спросил тот.

— Потому что как только мы переоденемся, мы сразу же идем к Джедусу.

Когда они подошли к его комнате, оказалось, что Джедус уже спит. При обычных обстоятельствах Тэлия ни за что не посмела бы побеспокоить старика, но сейчас она чувствовала, что ситуация дает право его разбудить. Скиф бесшумно открыл дверь, и оба проскользнули внутрь.

Не успели ребята сделать и двух шагов, как Джедус проснулся и сел на постели; в руке его блеснул непонятно откуда взявшийся кинжал.

Старому Герольду уже несколько ночей спалось неспокойно, и он вернулся к привычке прежних лет: спать с кинжалом под подушкой. Скиф и Тэлия не пересекли еще и половины спальни, как нож уже очутился в его руке. Увидев двоих полосатых от сажи учеников, замерших на середине шага, Джедус удивленно заморгал.

— Тэлия! — ее присутствие его ошеломило; от Скифа, с его любовью к розыгрышам, он еще мог бы этого ожидать — Почему…

— Пожалуйста, Герольд Джедус, простите, но у нас чрезвычайное происшествие.

Джедус стряхнул с себя остатки сна и прислонился к стене, натянув одеяло на плечи.

— Тогда ладно… я слишком хорошо тебя знаю, чтобы подумать, что ты преувеличиваешь. Раздуйте огонь, зажгите свечи и расскажите мне, что случилось.

Он выслушал обоих: Тэлия заставила Скифа самому рассказать свою часть истории. Не успели еще ребята поведать и четверти узнанного, как Джедус понял, что происшествие безусловно соответствует статусу «чрезвычайного». К тому времени, как они закончили, ему стало просто дурно.

— Если бы я не знал вас обоих, я поклялся бы, что вы просто сочиняете, — сказал старик под конец. — И мне почти хотелось бы, чтобы так оно и было.

— Сударь, — произнесла Тэлия после долгого молчания; ее лицо осунулось от усталости. — Что мне делать?

— Тебе, детка? Ничего, — Джедус потянулся к ним, обхватил за плечи и притянул к себе, благодарный ребятам за сообразительность и отвагу. — Тэлия, Скиф, вы оба сделали гораздо больше, чем удалось кому-либо из старших; я доволен и горд вами обоими. Но сейчас вам нужно предоставить мне позаботиться обо всем остальном. Среди тех, с кем нужно переговорить об этом деле, есть такие, кто выслушает взрослого, но не станет и слушать, если то же самое расскажет подросток. Надеюсь, вы позволите мне говорить за вас?

Скиф шумно перевел дыхание.

— Позволим ли? Святые звезды, я боялся, что вы заставите меня самого рассказывать все это Кириллу и Селенэй! А после того, как меня застукали, когда я охотился за теми записями, доверие ко мне сейчас, боюсь, не слишком велико. О нет, Герольд, я предпочитаю, чтобы не мне пришлось приносить дурные вести. Если вы не возражаете, я лучше отправлюсь в ванну, а потом на боковую.

— А ты, Тэлия?

— Пожалуйста… если вы согласны, — она посмотрела на Джедуса глазами, полными страшной усталости и мольбы. — Я бы не знала, что сказать. Есть столько вопросов, на которые мы не можем дать ответа. Прежде всего, мы не знаем, кто такой этот «господин», а если лорд Орталлен начнет на меня кричать, я… я боюсь, что могу расплакаться.

— Тогда идите оба. Можете предоставить все мне.

Скиф и Тэлия поднялись и нетвердыми шагами вышли из комнаты. Джедус посидел мгновение в задумчивости, потом дернул за шнурок звонка, вызывая слугу.

— Медрен, мне нужно, чтобы ты разбудил Селенэй, попросил ее прийти ко мне в комнату и сказал, что это крайне срочно. Потом передай то же самое Сенешалю, Герольду Кириллу и Герольду Элкарту. Разведи огонь поярче, принеси вина и еды. — На мгновение он задумчиво уставился в пространство. — У меня такое ощущение, что нам предстоит очень долгая ночь.

На следующий день о Хулде уже не было ни слуху, ни духу; впрочем, Тэлии и не хотелось ничего о ней слышать. Она была рада только передать это дело в руки взрослых. Вечером, в сумерках, нежное весеннее благоухание цветущих деревьев выманило ее в сад: теперь, после изгнания ее мучителей, можно было без опаски бродить по окрестностям в любое время суток. Тэлия вдыхала дурманящий аромат цветов хиканта, как вдруг услышала приглушенные всхлипывания, доносящиеся из одного из садовых гротов, после наступления темноты служивших излюбленным местом свиданий местных парочек.

Сначала Тэлия подумала, что это, должно быть, рыдает отвергнутый влюбленный или еще какой-нибудь бедолага, но когда рыдания усилились, ей почудилось, что плачет ребенок. Тэлия почувствовала, что ее тянет выяснить, кто это; ощущение было сродни тому, что привело ее тогда зимой к бродившей по голому саду королеве.

Тэлия вспомнила, что ей советовали доверять своему чутью, и послушалась этого внезапного побуждения. Ступая как можно бесшумнее, она приблизилась к гроту и заглянула внутрь. На мху лицом вниз лежала Наследница Престола и рыдала так горько, словно у нее разрывалось сердце.

Тэлия вошла и села возле девочки.

— Теперь ты уже не похожа на рыбу, — сказала она легким тоном, но стараясь, чтобы голос прозвучал сочувственно. — Скорее на водопад. Что стряслось?

— Он-н-ни от-т-тослали Хулду, — прорыдала девочка.

— Кто это «они», и почему ее отослали? — спросила Тэлия, еще не знавшая результатов устроенного Джедусом совещания.

— М-м-моя мать и это гадкий Кирилл, и я не знаю почему… она была моим единственным, единственным другом, больше никто меня не любит!

— Мне очень тебя жалко. Быть совсем одинокой ужасно. Я знаю это: когда я была в твоем возрасте, мою лучшую подругу выдали за отвратительного старика и отослали прочь, и я больше ни разу ее не видела.

Рыдания смолкли.

— Ты плакала? — бесхитростно поинтересовалась девочка.

— Плакала, когда оставалась одна, но при других не смела. Старшие говорили мне, что грешно плакать о чем-то столь незначительном. Думаю, с их стороны это было очень не правильно, потому что иногда от слез становится легче. Тебе сейчас чуточку полегчало?

— Немножко, — признала девочка. — Как тебя зовут?

— Тэлия. А тебя?

Девочка надменно задрала подбородок.

— Ты должна звать меня «ваше высочество».

— Еще нет, не должна. На самом деле ты не наследница; сначала нужно, чтобы у тебя появился Спутник и ты доказала, что можешь быть Герольдом.

— Не наследница? Но… но Хулда говорила иначе!

— Но это правда, спроси любого. Возможно, она не знала… а может быть, лгала тебе.

— Зачем ей мне лгать? — девочка выглядела огорошенной.

— Ну, я могу предположить по крайней мере одну причину. Потому, что она не хотела, чтобы ты подружилась с другими ребятами, хотела устроить так, чтобы быть твоим единственным другом. Поэтому она убедила тебя, что ты более важная персона, чем ты есть на самом деле — и ты так допекла всех окружающих, что все от тебя отвернулись.

— А откуда мне знать, что ты не лжешь? — воинственно спросила девочка.

— Я Герольд — или буду им через несколько лет, а Герольдам не разрешается лгать.

Девочка переварила услышанное — и лицо у нее стало таким, словно ей оно пришлось крайне не по вкусу.

— Она… значит, она, наверно, все это время мне лгала. Наверно, она даже лгала, что она мне друг! — у Элспет задрожали губы; похоже было, что она вот-вот снова разрыдается. — Тогда… значит, у меня вообще нет друзей!

Слезы хлынули ручьем, и Тэлия невольно привлекла девочку к себе; та не сопротивлялась. Тэлия успокаивающе гладила ее по голове, пока принцесса снова не наплакалась до изнеможения, а затем, когда рыдания утихли, вытащила платок, чтобы вытереть ей нос и покрасневшие глаза.

— Сейчас у тебя друзей нет, но это не значит, что ты не можешь ни с кем подружиться, — сказала она девочке. — Если хочешь, я буду твоим другом, но ты должна обещать мне одну вещь.

— Сначала скажи, что именно я должна обещать, — потребовала девочка подозрительно — что сказало Тэлии о том, как «няня Хулда» обращалась с ребенком, больше, чем сотня отчетов.

— Обещание очень простое, но сдержать его будет страшно трудно. Я не уверена, что ты сможешь… — Тэлия позволила, чтобы в ее голос закралась нотка сомнения.

— Я смогу! Я знаю, что смогу! Только скажи, что!

— Оно состоит из двух частей. Первая часть такая: что бы я тебе ни сказала, ты не станешь на меня злиться, пока не пойдешь и не подумаешь над тем, что я сказала. Вторая часть — ты опять-таки не станешь на меня злиться, если только то, что я скажу, не будет не правильным и ты не сможешь этого доказать.

— Обещаю! Обещаю! — не раздумывая сказала девочка.

— Раз ты теперь мой друг, ты разве не скажешь мне своего имени?

Девочка покраснела от стыда.

— Обещаешь, что не будешь смеяться?

— Обещаю; но я и так не стала бы смеяться.

— Хулда смеялась. Она говорила, что это глупое имя, — девочка уставилась на свои коленки. — Элспет.

— У Хулды не было причин смеяться; у тебя очень красивое имя. Красивее, чем Тэлия.

— Хулда сказала, что только крестьянок зовут Элспет.

Тэлия начала подозревать, что в самом скором времени слова «Хулда сказала» окажутся у нее в печенках.

— Это не правда. Я точно знаю. В нашем королевстве три королевы носили имя Элспет: Элспет Миротворица, Элспет Мудрая и Элспет Искусница. Тебе нелегко будет быть достойной имени Элспет. Особенно если ты хочешь быть человеком, который может заслужить себе Спутника и стать Наследницей.

Элспет казалась встревоженной и испуганной.

— Я… я не знаю, как… — сказала она слабым голосом. — И Спутники… они… я боюсь их. Ты можешь… помочь мне? Пожалуйста? — последние слова она произнесла уже шепотом.

— Ну, сперва ты могла бы начать с того, что стала бы обращаться с людьми лучше, чем сейчас — причем я имею в виду всех, и высокородных, и простолюдинов. Если у тебя получится, у тебя появится и больше друзей, и это будут настоящие друзья, которым нравится иметь с тобой дело, а не люди, которые ведут себя по-дружески только потому, что думают, что ты можешь им что-то дать.

— Я хорошо обращаюсь с людьми! — возразила Элспет.

— Да ну? — Тэлия скривила рот и придала лицу хмурое, неприятное выражение, изобразив Отродье в его худшие минуты. — Если это называется хорошо обращаться с людьми, не хотелось бы мне, чтобы ты на меня разозлилась! Ты что, правда думаешь, что кто-нибудь захочет подружиться с таким человеком?

— Н-нет, — пристыжено сказала Элспет.

— Если ты хочешь измениться, ты должна начать думать, что говоришь и делаешь, прежде, чем скажешь или сделаешь это. Думай о том, как бы тебе понравилось, если бы кто-нибудь повел себя с тобой подобным образом. — Тэлия порывисто потянулась к ней и крепко обняла несчастного ребенка. — Я-то вижу, что здесь сидит очень славная особа по имени Элспет, но очень многим видно только Отродье, а не то, что прячется за ним. Знаешь, тебя ведь так прозвали.

— Разве моя мама не может сделать меня наследницей? Хулда говорила, что может.

— Закон гласит, что кроме прочего наследник должен быть Герольдом, и даже королева не может превысить закон. Если ты не остережешься, этот титул получит Джери. Она такого же хорошего происхождения, и уже Избрана.

Ранимый ребенок, который проглянул из глаз Элспет, совершенно покорил сердце Тэлии.

— Ты правда поможешь мне?

— Я уже обещала, что помогу. Я же твой друг, помнишь? А друзья для того и существуют, чтобы помогать друг дружке.

«Владыка Света, во что же это я впуталась?» — часто спрашивала себя Тэлия в течение нескольких следующих недель. Она обнаружила, что по меньшей мере три раза на дню бегает с уроков и дежурств в королевскую детскую и обратно. Теперь она чаще завтракала с Элспет, чем в Коллегии. После обеда (который в Коллегии подавался гораздо раньше, чем при дворе) она приходила снова. Вечером, после ужина, пока Элспет не возвращалась в свои покои, Тэлия могла немного побыть с Джедусом; когда появлялась Элспет, они шли погулять в сад, пока не приходило время ложиться спать.

Хулда исчезла из дворца прежде, чем Селенэй успела приказать взять ее под стражу для дознания. Кто-то — предположительно кто-то из членов Совета — предупредил ее, и «няня» сумела вовремя скрыться. Тэлии некогда было гадать, что сталось с этой женщиной: она была слишком занята, стараясь перевоспитать Отродье.

Это была непрерывная тяжелая битва.

Элспет устраивала припадки ярости из-за малейшего пустяка: то молоко слишком холодное, то ванна слишком горячая, то подушка слишком мягкая, а то ей не нравится цвет выбранного для нее платья. Первые два раза, когда она показала норов, Тэлия стерпела, надеясь, что если не обращать внимания, Элспет перестанет безобразничать. К сожалению, она ошибалась.

На третий раз Тэлия попыталась ее приструнить. Началось все с того, что одна из горничных, причесывая девочку, нечаянно дернула ее за волосы. Та схватила щетку для волос и, не задумывалась, ударила ею служанку.

Тэлия взяла у нее щетку и протянула ее горничной.

— Дайте ей сдачи, — приказала она.

— Но… барышня, не могу… — запинаясь, сказала девушка.

— Ответственность я беру на себя. Дайте ей сдачи. Так же сильно, как она ударила вас.

К полному изумлению Элспет, горничная дала ей крепкого шлепка щеткой по попе.

Элспет открыла рот, чтобы завопить, от всей души закатить грандиозный скандал — то, что раньше всегда вынуждало других сделать так, как ей хочется.

Тэлия спокойно взяла стакан с водой и выплеснула ей в лицо.

— А теперь вот что, — сказала Тэлия, пока девочка шипела и отплевывалась. — Здесь будут новые правила все, — что ты сделаешь другому, ты получишь обратно. Раз ты не можешь научиться сначала думать, а потом делать, придется пожинать плоды. В конце концов, она не нарочно дернула тебя за волосы.

Она повернулась к горничной.

— Я уверена, что у вас есть и другие дела, кроме как прислуживать этой маленькой строптивой дряни.

Служанка отлично уловила намек: ее отпускают! Ее глаза весело заблестели. Ей явно не терпелось рассказать остальным о новых порядках.

— Да, госпожа, — сказала она и исчезла.

— А теперь, раз нельзя полагаться на то, что ты не злоупотребишь привилегией иметь горничную, тебе придется самой расчесывать свои волосы — а также и заботиться обо всем остальном. — Тэлия вручила щетку разинувшей рот от изумления Элспет и вышла.

Таким образом, Элспет пришлось перебиваться без помощи слуг.

Она выглядела как чучело, знала это и мучилась от этого. Слуги, по приказу королевы, не давали себе труда скрывать свою радость по поводу нового положения вещей; не стеснялись они и показать, что, по их мнению, Элспет только получает по заслугам. Придворные вели себя еще хуже: они улыбались и делали вид, будто ничего не случилось, но Элспет чувствовала, что про себя они смеются над ней. Тэлия продолжала проводить с ней время и помогала ей с волосами и одеждой — но только после вежливой просьбы. Это был совершенно неожиданный и неприятный поворот событий.

В качестве ответного хода Элспет разнесла детскую с целью доказать, что ей наплевать. Она провела очень приятное утро, опрокидывая мебель, сдирая с кровати простыни и одеяла и сваливая их кучей в середине комнаты, ломая игрушки и разбрасывая куски повсюду. Она сидела посреди всего этого разгрома, слегка запыхавшаяся и очень довольная, когда пришла Тэлия.

Та хладнокровно окинула взглядом руины детской.

— Что ж, — сказала она, — Полагаю, ты понимаешь, что детская останется в таком состоянии, пока ты в ней не приберешь.

Элспет разинула рот: она ожидала, что Тэлия рассердится. Потом до нее начал доходить смысл сказанного.

— Н-н-но где же я буду спать?

— Либо на полу посреди комнаты, либо на голом матрасе, дело твое. И то, и другое лучше, чем та постель, которую когда-либо имел Скиф, когда жил на улице, или я, когда стерегла овец. Если уж на то пошло, это лучшая постель, чем достается мне и сейчас, когда меня назначают в ночное, следить за ожеребом.

Элспет начала заплакала; Тэлия смотрела на нее совершенно бесстрастно. Когда слезы не принесли успеха, Элспет схватила деревянный кубик и в сердцах запустила его Тэлии в голову.

Это таки произвело впечатление — но не то, на которое рассчитывала Элспет. Тэлия легко увернулась от снаряда и, сжав губы, надвинулась на девочку. Прежде чем Элспет поняла, что происходит, Тэлия подняла ее за шкирку, отвесила три звонких, жгучих шлепка по попе и усадила обратно.

— В следующий раз, — предупредила она прежде, чем оскорбленная Элспет успела взвыть уже во всю мочь и заглушить ее слова, — шлепков будет шесть.

Затем она покинула комнату (хотя остановилась неподалеку, чего Элспет не знала), закрыв за собой дверь. Элспет доплакалась чуть не до рвоты, отказалась от ужина и уснула в ворохе одеял посередине комнаты.

Тэлия отлично знала, что одна пропущенная еда ребенку не повредит, однако сочла своим долгом явиться на следующее утро с обильным завтраком на подносе, держась так, словно ничего не произошло. Она помогла изрядно притихшей девочке искупаться и одеться и впервые за три дня расчесала ее спутанные волосы. Все шло хорошо до обеда, когда Элспет пожелала узнать, когда кто-нибудь уберет в ее комнате.

— В ней будет убрано тогда, когда ты сама это сделаешь, и не раньше, — непреклонно ответила Тэлия.

Это повлекло за собой новый припадок, еще одну брошенную в нее игрушку и обещанные шесть шлепков. Когда Тэлия уходила на дневные занятия, Элспет все еще плакала в углу.

По прошествии трех таких дней Тэлия, придя в детскую после ужина, увидела Элспет, безуспешно пытающуюся распутать клубок тяжелых одеял. Она уже поставила — более или менее на место — ту мебель, которую смогла поднять. Ни слова не говоря, Тэлия помогла девочке поставить остальную, вместе с ней собрала сломанные игрушки и разложила обратно по полкам. В эту ночь Элспет впервые за неделю спала в своей постели, а Тэлия держала ее за руку и пела ей, пока она не заснула.

Следующие сражения разразились из-за сломанных игрушек.

Когда игрушки, которые Элспет расколошматила, не оказались «волшебным образом» замененными, как это всегда случалось прежде, девочка захотела знать, почему?

— Очевидно, что ты не дорожила ими, поэтому новых ты не получишь, — сказала ей Тэлия. — Если тебе нужны игрушки, тебе придется самой починить сломанные.

За этим последовало повторение предыдущей недели — хотя на сей раз у Элспет хватило благоразумия ничего в Тэлию не бросать. Однако она снова рыдала до тех пор, пока не довела себя до рвоты, и к исходу пятого дня Тэлия смертельно устала от своей тактики. Она сочла, что пора положить этому конец, — поэтому взяла девочку, притащила ее в умывальную комнату и сунула в бадью с холодной водой.

— Ты доводила себя до тошноты, — сказала она как можно мягче, пока Элспет задыхалась и отплевывалась. — Раз ты не пожелала остановиться сама, я решила, что будет лучше, если тебя остановлю я.

Элспет позаботилась о том, чтобы никогда больше не плакать до рвоты, хотя на сей раз она продержалась еще целых две недели. Когда же они истекли, Тэлия увидела ее сидящей с кисточкой для клея в одной руке и сломанным игрушечным фургоном — в другой. К волосам, лицу и рукам принцессы прилипли кусочки бумаги, она с ног до головы вымазалась в клее, а на лице застыло совершенно жалкое выражение.

Одна медленная, непритворная слеза сползла по ее щеке, когда она поглядела снизу вверх на Тэлию.

— Я… я не знаю, как починить его, — сказала она тихо. — Я старалась., я правда, правда старалась… но он все равно не чинится!

Тэлия взяла у нее из рук игрушку и кисточку, а потом крепко обняла и поцеловала, забыв про клей.

— Давай я тебе помогу. Тебе с самого начала нужно было всего-навсего попросить меня.

На то, чтобы починить сломанные игрушки, ушла большая часть месяца, а некоторые оказались испорченными безвозвратно. Тэлия не предложила заменить их; Элспет устроила по этому поводу несколько сцен, но по сравнению с прежними представлениями они выглядели в лучшем случае вяло. Она начинала понимать, что в обществе Тэлии гораздо лучше находиться, когда она, Элспет, не устраивает тарарама. Тут Тэлия решила, что девочке пора начинать учиться.

После первого дня визга и воплей — только воплей, без какого-либо рукоприкладства или разрушений (по крайней мере этому-то Элспет научилась), Тэлия договорилась в Коллегии, что в течение недели не будет посещать утренние занятия.

К концу этой недели она чувствовала себя так, будто объезжала диких лошадей, зато Элспет смирилась с необходимостью учиться, и ей это даже начало (против воли) нравиться.

Постепенно количество хороших дней стало у Элспет превышать число плохих; по мере этого в ее жизнь возвращалось все больше и больше удобств. Вернулись слуги (она обращалась с ними словно со стеклянными, явно боясь, что они могут исчезнуть снова, если она хотя бы повысит на них голос); заменены были игрушки — сначала, одна за другой и без единого слова, те, что оказались непоправимо испорчены, затем те, что были сломаны, а потом неумело починены. Все, кроме одной куклы — той, которой Элспет оторвала руки и ноги, а Тэлия пришила обратно. Когда Элспет заметила, что испорченные игрушки заменяют, она стала держать эту куклу при себе и брать ее на ночь в постель. Тэлия улыбнулась про себя, растроганная — и кукла осталась.

Шаг вперед был сделан.

Теперь требовалось справиться еще с одной проблемой. Девочка действительно испытывала ужас перед Спутниками; они снились ей в кошмарах, и ее невозможно было уговорить пойти куда-либо, если это место находилось неподалеку от Поля.

Тэлия постаралась уничтожить последствия страшных сказок Хулды, рассказывая Элспет ходящие по Коллегии забавные истории и сплетни, в которых Спутники фигурировали не реже, чем ученики. Как только она сочла это возможным, она стала брать Элспет гулять перед сном, и с каждой прогулкой они как бы ненароком подходили все ближе и ближе к Спутникову Полю. Наконец она привела Элспет прямо на Поле, а Ролан следовал за ними на приличном расстоянии. Шли дни, девочка привыкла к его присутствию, и Тэлия попросила Спутника подойти поближе. Наконец настал день торжества, когда она посадила Элспет ему на спину. Их совместная короткая проездка излечила девочку от последних кошмаров и истерик и дала в руки Тэлии удобную награду за хорошее поведение, поскольку Элспет так же безоглядно влюбилась в Спутников, как прежде их боялась.

После этого наступили чудесные дни — дни, когда Элспет была ласковой, спокойной, когда ее общество доставляло удовольствие. А порой случались и несчастные дни, когда она опять превращалась в Отродье.

В такие дни на нее накатывали приступы ярости, она оскорбляла слуг (хотя никогда больше не поднимала на них руки), всячески обзывала Тэлию и громила свою детскую просто ради удовольствия ломать и крушить. До какого-то момента Тэлия это терпела, потом делала ей три предупреждения. Если и третье не помогало, Королевское Отродье получало королевскую же трепку и на некоторое время предоставлялось самому себе, пока сама не разыскивала Тэлию, чтобы попросить прощения.

Постепенно хорошие дни получили над плохими уже заметный перевес, и вскоре стало возможным привести девочку в чувство, просто напомнив ей о том, что она, кажется, опять начинает вести себя как «отродье».

Тэлия была измотана, но чувствовала себя вознагражденной за свои усилия. В возмещение невероятного количества времени, которое она тратила на девочку, ее на какой-то срок освободили сначала от дежурств, а затем и от обязанностей по наблюдению за ожеребом. По мере того как Отродье все больше и больше превращалось в Элспет, Тэлия снова начала исполнять эти обязанности. Когда Элспет стала больше интересоваться Спутниками и меньше их бояться, идея наблюдения за ожеребом (что летом являлось далеко не обременительной обязанностью, хотя зимой могло быть — и зачастую было — чистым кошмаром) захватила ее.

Спутники-кобылы не жеребились с такой же легкостью, как обычные лошади; когда подходило время, рядом с теми, кто Избрал, конечно, находился их Герольд или ученик, но еще не Избравшим некому было помочь. Если случались осложнения, зачастую минуты решали, будут ли жить кобыла или жеребенок. Конечно, Керен делала все, что было в ее силах, но она не могла находиться повсюду, да и ей самой тоже требовался сон. Поэтому, когда еще не Избравшая кобыла готовилась ожеребиться, одной из обязанностей учеников являлось безотлучно проводить возле нее ночи. Черед Тэлии выпал как раз после летнего равноденствия, и Элспет так горячо умоляла ее позволить подежурить с ней, что Тэлия смягчилась и уступила.

Она не рассчитывала, что из этого что-нибудь выйдет — да и сама кобыла, судя по тому, что Тэлия смогла узнать от Ролана, полагала, что ее срок жеребиться настанет еще, самое раннее, через неделю. Но, ко всеобщему удивлению, незадолго до полуночи кобыла разбудила Тэлию и ее маленькую подручную, настойчиво толкая их носом; роды уже шли полным ходом.

Именно Элспет побежала за Керен, когда опытному глазу Тэлии стало видно, что жеребенок идет не правильно; Элспет гладила морду кобылы и ворковала ей что-то ласково (и это существу, от которого несколько месяцев назад она бы в ужасе убежала), в то время как Керен и Тэлия переворачивали жеребенка.

И именно Элспет помогла потом трясущемуся маленькому жеребчику подняться на ноги и помогла обтереть его суровым полотенцем. Когда малыш принялся сосать, кобыла передала Керен какое-то сообщение; Керен ухмыльнулась, осторожно выдернула из ее хвоста несколько волос, и сонная, но счастливая Элспет получила сплетенные тут же, на месте, кольцо и браслет в качестве «благодарственного подарка от его мамы».

Она немедленно их надела и отказывалась снимать — и с тех пор не раз бывало, что когда Тэлия ожидала от нее вспышки ярости, она видела, как девочка гладит браслет, делает глубокий вдох и берет себя в руки. Та ночь ознаменовала настоящий перелом.

Наконец, уже спустя довольно много времени после летнего равноденствия, Элспет подошла к своей матери и попросила (так вежливо, что Селенэй только рот открыла от удивления) попросила разрешения пойти посмотреть на Тэлию во время ее дневных занятий.

— А ты спросила Тэлию, хочет ли она иметь зрителей? — спросила королева свою преобразившуюся дщерь.

— Да, госпожа матушка. Она сказала, что на утренние занятия тоже можно прийти, но тогда у меня были другие уроки, поэтому я подумала, что это будет не самая удачная мысль. Но днем я должна присутствовать на тренировке бойцов и верховой езде, так что все равно, если я буду делать это со студентами Коллегии, не правда ли? И…. я устала заниматься одна. Пожалуйста!

Королева дала позволение и, когда девочка ушла, повернулась к Тэлии (которая пришла с Элспет, но во время беседы молчала).

— Глазам и ушам своим не верю! — воскликнула она. — Неужели это тот самый ребенок, который терроризировал этой зимой своих слуг? Ты совершила чудо!

— Элспет совершила чудо, — поправила Тэлия. — Мне нужно было лишь сделать так, чтобы она захотела измениться. Думаю, нам всем повезло, что эта тварь, Хулда, только меньше двух лет располагала действительно полной свободой действий. Если бы она заполучила Элспет в более раннем возрасте, не думаю, что кому-нибудь удалось добиться многого в ее перевоспитании.

— Тогда я благодарю всех богов за то, что ты поняла, что за этой переменой в Элспет стояла Хулда. Я-то знала только, что дочь постепенно начала становиться все непослушнее и неприятнее. Я даже не могла больше брать ее с собой на прогулки верхом: стоило Карио к ней приблизиться, как у нее начиналась истерика… истерика, которую могла успокоить только Хулда, — задумчиво сказала Селенэй. — Невероятно, как умно Хулда все это проделывала. Мы-то думали, что ее вина лишь в том, что она внушает ребенку чересчур раздутое представление о ее значительности. Хулда утверждала, что это только этап, что скоро у Элспет это пройдет. А у меня имелись собственные проблемы в общении с дочерью. С каждым днем она становилась все больше и больше похожа на своего отца, и из-за этого мне иногда было очень трудно иметь с ней дело. Я никогда не могла быть уверенной, разумно ли я сужу о ее поведении, или мое суждение основано на неприязни к человеку, которого она напоминает. Таламир предложил отдать ее на воспитание: это достаточно обычная вещь и не могло вызвать никаких кривотолков. Бедный старик, он просто чувствовал, что не в состоянии справиться с таким маленьким ребенком. Потом, когда мы подумали, что вот оно, решение вопроса, его убили.

Тэлия закусила губу.

— Значит, теперь вы знаете это наверняка?

— Среди оставленных Хулдой вещей мы нашли склянку с довольно сильным сердечным лекарством. В малых количествах оно целебно, но стоит выпить слишком много, и сердце не выдержит напряжения и разорвется — именно так, как случилось с Таламиром. Бедный Таламир, казалось, мы все время тянулись друг к другу через разделяющую нас пропасть лет… и так по-настоящему и не встретились. Я знаю, что он старался ради меня изо всех сил, но ситуация слишком смущала его, и он всегда чувствовал себя неуютно в роли моего поверенного. И он был слишком рыцарствен, чтобы устроить мне хорошую взбучку даже тогда, когда я явно того заслуживала — хотя бы словесную.

— Ну, я-то вас уж точно не могу отшлепать! — резко сказала Тэлия, слегка рассерженная тем, что королева начала предаваться жалости к себе.

— Да ну? — расхохоталась Селенэй. — А по мне так это прозвучало как увесистый словесный шлепок!

Тэлия покраснела.

— Я… я прошу прощения. Я не имею права так с вами говорить.

— Как раз наоборот. Ты имеешь на это полное право; такое же право, какое имел Таламир, но не воспользовался им. — Селенэй поглядела на девочку, слегка склонив голову набок. — Знаешь, все сказки утверждают, что мудрость Личного Герольда Королевы не имеет возрастного барьера, а я начинаю думать, что в сказках ничего зря не говорится. Ты настолько же мой Герольд, насколько была бы, будь ты вдвое старше, и не только мой, но и Элспет. И поверь мне, малышка, я рассчитываю, что мне никогда не придется обходиться без тебя!