"Стрелы королевы" - читать интересную книгу автора (Лэки Мерседес)

Глава одиннадцатая

Ох, зараза! Опаздываю! — выругалась про себя Тэлия, наконец-то заметив, сколько времени на солнечных часах в саду под ее окном. Она быстро собрала раскиданные по письменному столу записи, сложила их стопкой, кое-как подравняла и выскочила за дверь.

За те три года, что Тэлия провела в Коллегии, она узнала несколько способов срезать путь до учебных комнат; благодаря этому и удлинившимся ногам ей удалось добежать до класса за несколько секунд до того, как в него вошли Герольд Ильза и декан. Тэлия провела рукой по непокорным вихрам, надеясь пригладить их так, чтобы по ее виду нельзя было догадаться о том, что она неслась сюда сломя голову.

За три года во внешности Тэлии произошли большие перемены. Исчез неуклюжий подросток, чьи руки и ноги казались слишком длинными для тела; хотя высокой ей не бывать никогда, она подросла, а тренировки Альбериха вылепили ей стройную, гибкую и подтянутую фигуру. Лицо Тэлии выражало уверенность в себе, но это была скорее видимость, за которой скрывалась застенчивость и неуверенность, которые Тэлия так и не смогла в себе изжить. Неопределенный темный цвет волос в конце концов обратился в рыжевато-каштановый. Волосы Тэлия носила до плеч; к ее немалому огорчению — она втайне мечтала о прямых, черных как ночь волосах, как у Шерил — они продолжали упрямо виться. Глаза ее стали одного цвета с волосами, и, хотя ее никто не назвал бы красавицей, улыбка ее — а улыбалась Тэлия теперь часто — она очаровывала всех. В Коллегии и среди тех Герольдов Круга, что знали ее, не было ни одного, кто не питал бы к ней самой глубокой привязанности. Старшие студенты позаботились о том, чтобы совершенно недвусмысленно дать понять Синим, что всякого, кто станет досаждать Тэлии, ждут крупные неприятности. Учителя стремились подхлестывать ее рвение, но вместе с тем всячески старались скоординировать усилия так, чтобы дать ей возможность справляться со своими многочисленными обязанностями.

Студенты помладше попросту обожали ее, поскольку у Тэлии всегда находилась минута, чтобы успокоить чей-то гнев, ободрить павшего духом или выслушать подростка, тоскующего по дому. Ее собственные ровесники образовали нечто вроде почетной гвардии во главе с Гриффоном и всегда были рядом, чтобы подменить ее на дежурстве, если возникал конфликт, требовавший ее вмешательства.

Тэлия платила за заботу искренней признательностью и любовью, благодаря которым помощь ей казалось привилегией.

И все же она по-прежнему чувствовала свою отчужденность от всех, кроме нескольких ближайших друзей — Скифа, Шери, Керен и Джери. Ей казалось даже, что она по-настоящему не принадлежит ни Коллегии, ни Кругу.

Главная причина заключалась в том, что Тэлии представлялось, будто она постоянно видит заботу и любовь, которых так жаждала, но при этом делает очень мало или вообще ничего для того, чтобы заслужить их. Разоблачение Хулды явилось в основном заслугой Скифа; перевоспитание Элспет во многом свелось к тому, чтобы заставить девочку принимать последствия собственных поступков и вернуть ее к прежней линии поведения. Тэлии казалось, что ее роль говорящей шкатулки Селенэй также едва ли требовала от нее особых усилий. Ей думалось — когда у нее выдавалось время поразмыслить об этом — что она никогда по-настоящему не войдет в семью Герольдов, пока не заслужит себе место исключительно благодаря собственным усилиям и потому, что сделает на благо Круга нечто, что не под силу никому другому.

Тэлия не понимала, что именно это она уже и делает, помогая успокаивать душевное смятение окружающих. Сама она считала такую помощь чем-то, что может сделать и сделал бы в подобных обстоятельствах любой. Только Элкарт, Герольд Кирилл (который исследовал Дары, бытующие среди Герольдов) и Ильза понимали, какими редкостными способностями она обладает и как страшно Кругу не хватало бы Тэлии, окажись она где-то вдали от Коллегии.

Но поскольку Тэлия по-прежнему по большей части держала свои внутренние сомнения при себе, никто и не подозревал об их существовании. Окружающие видели только внешнюю веселость, улыбающееся лицо — и больше ничего.

Лишь Керен и Ролан бывали свидетелями приливов раздражения и неуверенности, приступов депрессии и жалости к себе. А ни та, ни другой не могли ее выдать, тем более, что она так редко кому-то доверяла. Ибо если у Тэлии и был недостаток, то он заключался в следующем: даже по прошествии трех лет ей все еще было трудно по-настоящему верить людям.

Сегодняшний день знаменовал начало нового этапа ее обучения, этапа необычного и немного пугающего. Тэлии предстояло научиться полностью владеть способностью чувствовать чужое страдание, которая так внезапно появилась у нее в результате пережитого потрясения. Сегодня для нее начинались занятия по «магии Герольдов».

В классе, кроме нее, находились трое: близнецы Дрейк и Эдрик из ее собственной возрастной группы (Тэлия все еще не умела их различать) и Нив, молчаливый огненноволосый парень со следующего курса. Способности Нива стали причиной небольшого переполоха, царившего среди учеников-Герольдов несколько дней, пока не выяснилось, кто его виновник. Нив оказался «проектором» — он ненамеренно проецировал собственные кошмары в сны всех окружающих, кто был хоть сколько-нибудь восприимчив и не защищен. А поскольку жизнь Нива до Избрания была достаточно тяжелой, чтобы заставить побледнеть даже такого бывалого уличного сорванца, как Скиф, кошмары его выросли на богатой почве и подарили его сотоварищам-ученикам несколько бессонных, полных ужаса ночей.

Когда декан и Герольд вошли в комнату, Тэлия почувствовала, что вся напружинилась. Сейчас ей предстояло пуститься в плавание по новым и неизведанным водам; с простейшими проявлениями своего Дара она более или менее свыклась, но старая крепковерская закваска все еще давала о себе знать. Крепковеры считали подобные способности в лучшем случае «противоестественными», в худшем же — порождением дьявола.

Единственное, что радовало Тэлию — это что новый курс вели двое хорошо знакомых ей людей. Если бы учителем оказался кто-то чужой, она, наверно, превратилась бы в сплошной комок нервов. Тэлия попыталась расслабиться, внушая себе, бояться нечего, каждый Герольд должен уметь пользоваться своим Даром. Элкарт встретился с ней взглядом и послал быструю ободряющую улыбку.

Декан оглядел всех четверых. Нервозность ребят была ему очевидна и понятна. Только Дрейк и Эдрик казались скорее возбужденными, чем испуганными, но ведь их Дар являлся частью их жизни с самого рождения. Элкарт успокаивающе улыбнулся Ниву и Тэлии, повел бровью в сторону близнецов и начал свою обычную вступительную речь.

— Мы свели вас четверых в одном классе, поскольку разновидности Дара, проявляющиеся у всех вас, принадлежат к одному «семейству» талантов, — сказал декан, поочередно встречаясь блестящими круглыми глазками с каждым из учеников. — Ваша одаренность в том, что мы называем «магией», лежит в области общения. Я хочу, чтобы все вы знали, что хотя во внешнем мире мы и именуем эти вещи «магией», в них нет абсолютно ничего противоестественного. Вы обладаете талантом, точно так же, как Бард, художник или ремесленник. Вы ни в коем случае не должны бояться своего Дара; наоборот, вам нужно научиться использовать его на пользу себе и другим.

— Тэлия и Нив уже знакомы с Герольдом Ильзой: именно благодаря ее помощи мы узнали, что вы оба обладаете преждевременно пробудившимся Даром, поскольку Ильза — одна из лучших в нашем Круге по части владения и выявления способностей «коммуникационного» типа. По этой же причине вести этот курс будет она, а я здесь только затем, чтобы ей ассистировать. Не бойтесь задавать вопросы: несмотря на свою грозную репутацию, она не кусается…

— Во всяком случае, не сильно, — вмешалась Ильза с улыбкой.

— ., а если она не будет знать ответа на ваш вопрос, она безусловно точно знает, где его искать и у кого спросить! Я буду ей помогать, потому что после Герольда Кирилла я, вероятно, могу считаться вторым экспертом в Коллегии в области Даров. Ильза, прошу, тебе слово.

— Ну, — сказала она, скрестив руки на груди и присев на краешек стола, — с чего мне начать? У кого-нибудь из вас есть вопросы?

— Герольд, — лицо Нива выражало беспокойство, — Вся эта… магия… она ведь не зло, правда?

— Арбалет — зло? — отпарировала Ильза.

— Смотря кто его держит, — с усмешкой ответил один из близнецов, — И на кого он нацелен.

— Именно. Ваш Дар можно использовать для злых целей, в точности как и любое оружие — и не обольщайтесь: он действительно может стать оружием, если сами вы к тому расположены. Но будь вы склонны ко злу, вы бы здесь не сидели. Доверься в этом суждению своего Спутника, Нив, если не доверяешь собственному. Спутники не Избирают тех, в ком таится зло, а в том чрезвычайно редком случае, когда человек уже после Избрания портится безвозвратно — последний такой случай произошел двести лет назад — они отвергают своего Избранника. Так что, коль скоро ты и Килдатар, похоже, по-прежнему в хороших отношениях, ты, я полагаю, можешь успокоиться относительно злобности своей натуры.

— Герольд, Спутники, кажется, могут как-то усиливать наш Дар, — сказал второй близнец. — Эдрик и я могли раньше немного «разговаривать», но с тех пор, как нас Избрали, говорить стало гораздо четче и проще.

— Хорошо! — кивнула Ильза. — Я гадала, заметил ли кто-нибудь из вас эту связь. Да, Спутники, по-видимому, усиливают наш Дар и развивают те таланты, что пока остаются скрытыми. Вы, вероятно, обнаружите, что мощь вашего Дара невероятно возрастает, когда вы находитесь в физическом контакте со Спутником или под воздействием очень сильных эмоций. Никто не может с уверенностью сказать, есть ли какая-то связь между узами, связывающими нас с нашими Спутниками, и очень сильными переживаниями. К сожалению, наш Дар — не та вещь, которая поддается измерению.

— Герольд Ильза, мы все видели или слышали о «Заклятье Правды»… мы будем изучать заклинания. — Спросила Тэлия. — В моем народе считается, что любые заклятия — это дьявольщина.

— Да, в некотором роде вы будете изучать заклинания, хотя, вероятно, не те, что имеют в виду крепковеры. То, что мы называем заклинанием, по большей части лишь упражнение, которое помогает вам сосредоточиться. Когда вы сосредоточиваетесь, ваши способности усиливаются, только и всего. Слово «заклинание» — не более чем удобный термин; в сущности, большинство из них скорее что-то вроде медитационных напевов или молитв.

— Значит, такой… э… дар есть у каждого? — спросил Нив.

— Опять-таки, да. Хитрость в том, что у большинства людей Дар недостаточно силен, чтобы они действительно могли им пользоваться. Например, Тэлия очень хорошо поет, но никогда не будет Бардом, а я в состоянии вылепить приличный горшок, но никогда не смогу стать по-настоящему хорошим гончаром. Так и с Дарами Герольдов. Если уж на то пошло, среди нас есть такие, чей Дар едва ли сильнее, чем у не-Герольдов… и даже среди Герольдов по-настоящему мощный Дар — редкость, хотя у всех нас его хватает, чтобы поддерживать связь со Спутником и наложить Заклятье Правды. Насколько мы можем судить, похоже, что наиболее сильный Дар чаще встречается среди Целителей, чем у Герольдов, хотя коммуникационные Дары очень схожи с Даром Врачевания. Именно поэтому в случае чрезвычайной ситуации нас могут позвать помогать Целителям.

Иногда самые сильные из наших Даров скрываются; мне известно несколько случаев, когда устойчивая неспособность на самом деле скрывала очень сильные способности. Однако похоже, что по большей части толчок проявлению нашего Дара дает контакт со Спутником, а непрерывное упрочение связи с ним развивает Дар до того уровня, когда вы можете уже напрямую, сознательно управлять им. Коль скоро вы в состоянии управлять Даром, вас можно научить им пользоваться, и вы можете узнать его пределы. О, полагаю, я должна сказать кое-что о Заклятье Правды: это действительно заклинание, в том смысле, в котором это слово употребляется в сказаниях Бардов. Для того, чтобы применять его, требуется Дар, очевидно, тот же самый, что делает возможным существование связи Герольд-Спутник.

Если у вас сильный Дар, вы сможете использовать его для того, чтобы фактически заставить человека говорить одну только правду; если же ваш Дар слаб, вы сможете лишь определить, лжет человек или нет. Заклятье Правды будет последним, чему мы вас научим в рамках данного курса. А теперь, если вы готовы, думаю, мы подошли к тому моменту, когда нужно перестать говорить и начать действовать.

Впервые в жизни учение давалось Тэлии нелегко. К ее крайнему огорчению, научиться пользоваться Даром оказалось намного сложнее, чем она мечтала. Другие быстро обогнали ее, пока она старалась установить хоть какой-то контроль над своими способностями. Похоже, управлять Даром было совсем не то, что просто блокировать его или же пассивно предоставлять ему руководить ее поступками, как делала Тэлия до сих пор. По-видимому, для этого требовалось что-то вроде сочетания расслабления и концентрации, каковым Тэлия уже отчаялась когда-либо овладеть. Прошло несколько недель, а она могла контролировать Дар не намного лучше, чем до начала занятий.

— Знаешь… — сказала ей как-то раз Ильза с таким видом, словно до нее начало медленно доходить то, что должно было быть очевидным с самого начала. — Думаю, мы ищем не тот Дар. Я совершенно не уверена, что твой основной Дар — это чтение мыслей.

— Чем же ему тогда быть? — расстроено воскликнула Тэлия.

— Все, что ты мне говорила и что я видела сама, указывает не на ум, а на сердце. Смотри: твой мысленный зов Ролану был вызван страхом; в случаях с Селенэй и другими Герольдами толчками служили их скорбь, боль, утрата. Даже то, что ты уловила от меня, являлось эмоцией — любовью. Или, быть может, похотью, — она подмигнула Тэлии, которая смущенно кашлянула и покраснела, — поскольку я не знаю точно, что именно ты тогда с меня считывала, а та поездка выдалась долгой. Однако, если говорить серьезно — ты можешь читать мысли, если ты должным образом подготовлена или находишься в глубоком трансе, но прежде и сильнее всего ты воспринимаешь именно эмоции. Когда эмоции отсутствуют, а на наших учебных занятиях так и было, тебе намного труднее улавливать смысл. Мне не приходило это в голову, так как Дар к восприятию эмоций — мы называем его «эмпатией» — почти никогда не существует по отдельности и почти никогда не встречается у Избранных. Помнится, когда я наблюдала эмпатию, ей всегда сопутствовал Дар истинного Врачевания, а Спутники никогда не Избирают человека с Даром Врачевания, вероятно, потому, что такие люди слишком нужны в качестве Целителей. Что я все это время велела тебе делать?

— Расслабиться и очистить свой ум от всего… — сказала Тэлия, начиная улавливать смысл того, что говорила Ильза. — ., и особенно, чтобы я очистила свой ум от эмоций, даже тех, что приходят извне.

— Поэтому, естественно, у тебя ничего и не получалось. Наши Дары, знаешь ли, мудреная штука: они очень сильно зависят от того, насколько мы верим в собственные способности. Когда ты потерпела неудачу, ты немного разуверилась в себе и тем самым значительно усложнила себе задачу на следующий раз. Нам пора отказаться от этой тактики и попробовать кое-что другое.

— А именно?

— Увидишь… Просто опусти щиты. Если все это не просто вздор и бредни, то я не хочу, чтобы ты ожидала чего-то конкретного, не то твое воображению может само создать для тебя ожидаемое. — Ильза повернулась к Ниву и что-то шепнула ему на ухо. Тот кивнул и вышел из комнаты; Тэлия, слегка сбитая с толку, сидела и ждала, когда же что-то случится.

Внезапно ее захлестнула волна страха, а за страхом в сознание ворвалась картина… и стала чем-то большим, чем только картиной. Тэлия очутилась в грязной, дымной пивной, класс и товарищи куда-то исчезли.

Вокруг нее со всех сторон громоздились расслабленные тела пьяных, полубезумных людей — в основном мужчин, но среди них сидели, развалясь, и несколько неопрятного вида женщин.

Все были гораздо больше, чем она: казалось, Тэлия съежилась до размеров десятилетнего ребенка. Она старалась скользить между столов как можно незаметнее, подавая дешевое вино, и тут один из забулдыг очнулся от дремоты и, схватив, больно стиснул ее руку.

«Поди-ка сюда, мальчоночка, милашка, — проворковал он, не обращая внимания на ее старания освободиться. — Я хочу только кое-что тебе дать…»

Тэлия хотела закричать, очень хорошо зная, что именно ему нужно, но оказалось, что горло так перехватило от страха, что она смогла только слабо пискнуть. Это было как кошмар, от которого невозможно проснуться. Она уже совершенно теряла голову от ужаса, когда что-то разрушило опутавшие ее чары.

— Тэлия! — Ильза трясла ее, легонько хлопая по щекам, — Тэлия, блокируй это!

— Богиня… — Тэлия обмякла на стуле и обеими руками сжала голову. — Что случилось?

— Я сказала Ниву, чтобы он спроецировал на тебя самое сильное переживание, которое он сможет вспомнить, — мрачновато сказала Ильза. — У нас вышло лучше, чем я ожидала. Ты не только приняла, ты попалась, как в западню. Что ж, это дает ответ на наш вопрос — твой Дар, вне всякого сомнения, эмпатия. И теперь, когда мы точно знаем, что за Даром ты обладаешь, мы сможем сделать больше, чтобы обучить тебя как надо.

— Владычица Света, — сказала Тэлия, пряча лицо в ладонях. — Бедный, бедный Нив! Если бы вы только видели… Как только может существовать на земле такая мразь?

— Ее и не существует… здесь, — в дверях появился сам Нив, он выглядел вполне обыкновенно и держался гораздо спокойнее и непринужденнее, чем Тэлия могла ждать от человека, чья память хранит такие ужасы. — Я же из-за пределов королевства, помнишь? Там, откуда я родом, осиротевший ребенок бедняков — законная добыча для каждого, что бы тот ни захотел с ним сделать. Пока жрецы и Блюстители Мира официально не поставлены в известность о том, что творится, и некому говорить от имени ребенка, — дозволено практически все. Ты в порядке? Я чувствовал, что с тобой неладно, но не знал, что. Я перестал передавать, но ты уже не откликалась. Тэлия, ты и сама влияла на меня: я обнаружил, что заново переживаю весь этот грязный эпизод…

— Нив… мне так жаль… — она попыталась выразить, какой ужас внушило ей то, через что ему пришлось пройти, и не смогла.

Нив несмело дотронулся до ее руки; в его глазах было понимание.

— Тэлия, это было давно и далеко отсюда. Спасибо людям вроде Ильзы и декана, теперь это уже даже не так болит. Теперь я знаю, что я ничем не заслужил того, что со мной делали. — Он облизнул губы: раковина напускного спокойствия дала малюсенькую трещину. — Знаешь, время действительно лечит — время, любовь и помощь друзей. Я только хотел бы сделать так, чтобы ничего подобного никогда не случилось с другим ребенком.

— Мы надеемся, что именно этого когда-нибудь и добьются Герольды, — мрачно сказал декан. — Когда-нибудь в этом мире не останется ни одного королевства, которое не принимало бы нас. Но пока… что ж, Нив, мы спасаем тех, кого можем, и пытаемся не задумываться слишком часто о других, тех, кого спасти не смогли. Мы не можем быть повсюду…

Но глаза Элкарта сказали всем, как мало порой помогает трезвое понимание действительности и как трудно забыть о тех, кто все еще томится в своих маленьких преисподних.


Вскоре Ильза объявила курс официально законченным, сказав, что она, пожалуй, больше ничему не может научить их. Теперь их умение зависело от их собственных способностей и от того, насколько они смогут уже на практике отточить свой Дар.

Конец курса означал, что пришло время научиться единственному, должно быть, «настоящему» волшебству, которое предстояло когда-либо увидеть ребятам. Настало время выучить Заклятье Правды.

— Предание гласит, что его открыл один современник Герольда Ваниэля перед самым нашествием Слуг Тьмы, — сказала им Ильза. — Поскольку Ваниэль был последним из тех, кого мы называем «Герольдами-Магами», это — последнее настоящее магическое заклинание, созданное в Вальдемаре, и почти что единственный образец «настоящей магии», который у нас остался, за исключением нескольких приемов, которыми пользуются священники и Целители. Остальное было утрачено во время борьбы со Слугами Тьмы, отринуто вследствие того, что магия в сознании людей стала связываться со злом или же попросту забыто. В некоторых отношениях это очень прискорбно — хорошо было бы по-прежнему уметь строить крепости, подобные здешнему дворцу и Коллегии, и мостить дороги так, как это делали в старину. Ну да ладно. Итак, Заклятие Правды начинается с маленького стишка, похожего на многие другие, которые вы выучили на занятиях…

Вместе со стишком появлялся образ, который они должны были держать в сознании, образ, совершенно непонятный Тэлии: клок тумана с голубыми глазами. Удерживая этот образ, следовало мысленно повторить стишок девять раз — не больше, не меньше. На девятом повторе надо было представить, как туман окутывает человека, на которого накладывается заклятье.

Ильза продемонстрировала это на декане Элкарте; она ненадолго прикрыла глаза, а потом несколько мгновений пристально смотрела на него. Спустя несколько секунд Элкарт оказался окружен легким, но отчетливо видимым светящимся ореолом голубого цвета.

— Я наложила на него только первую ступень заклятия, — сказала им Ильза. — Я не заставляю его говорить правду, а только определяю, правду он говорит или нет. Солги мне, Элкарт.

— Я страстно влюблен в тебя, Ильза.

Сияние исчезло, а Ильза и ее ученики рассмеялись.

— А теперь скажи мне правду.

— Я считаю тебя одним из наиболее ценных людей в Круге, но я весьма рад, что ты не моя подруга жизни. Ты определенно слишком сложная женщина и у тебя отвратительный характер.

Сияние появилось вновь, и Ильза драматически вздохнула.

— Ах, Элкарт, а я-то все это время надеялась, что ты втайне испытываешь ко мне теплые чувства.

— Господин Элкарт, а вы видите то, что видим мы? — с любопытством спросил Нив.

— Ничего, даже слабого проблеска, — ответил тот. — Но все, кроме человека, на которого наложено заклятие, видят сияние, вне зависимости от того, есть у них Дар или нет. Почему бы тебе не перейти ко второй стадии, Ильза?

— Если ты готов, — она снова пристально посмотрела на него; Тэлия не заметила никакого ощутимого изменения в окружающем декана сиянии.

— Сколько тебе лет, Элкарт? Попытайся сказать «двадцать».

Его лицо исказилось от усилия, на лбу выступили бисеринки пота.

— Д-д-д… — выговорил он, заикаясь, — д-пятьдесят семь. — Он тяжело вздохнул. — Я и забыл, каково это — пытаться бороться с Заклятьем Правды, Ильза. Сними его, будь добра, пока меня не вынудили открыть что-то, чего не следует.

— Зачем бы я стала так с тобой поступать? — поддразнила его Ильза, потом снова ненадолго закрыла глаза, и сияние исчезло. — Заклятие снимается очень легко: просто представьте, что облако, окружавшее человека, поднимается, закрывает глаза и растворяется.

— Все вы обладаете достаточно сильным Даром, чтобы накладывать обе ступени заклятия, — сказала она чуть позже, — так что давайте начнем упражняться. Нив и Тэлия — со мной, близнецы — с Элкартом.

Как обнаружила Тэлия, ощущение, когда на тебя накладывают вторую ступень Заклятья Правды, решительно жуткое. Когда она попыталась солгать, выяснилось, что язык ей не повинуется; выговаривалась только чистая правда. В тех случаях, когда она не знала ответа на вопрос, заклятие даже принуждало ее не молчать, а признаться в своем неведении.

Наконец Ильза объявила, что они достаточно искусны и занятия можно закончить.

— Вот вы и узнали «заклинание» — хотя если выяснится, что вы используете Заклятье Правды для розыгрышей, вам влетит по первое число, так что лучше даже не думайте! Практикуйтесь, если хотите, но только под присмотром Полного Герольда. Вы знаете свои сильные и слабые стороны, — продолжала она, — и точно так же, как учебные поединки помогают развить воинское искусство, упражнения помогут вам до конца развить свой Дар. Если вы столкнетесь с какими-то проблемами, имеющими отношение к вашему Дару, то есть три человека, являющихся, вероятно, экспертами в этой области; можете обратиться к любому из нас — и днем и ночью, если возникнет чрезвычайная ситуация. Эти люди — я, когда я в Коллегии, декан Элкарт и Кирилл — Герольд Сенешаля. Кроме того, в Библиотеке есть книги, которые могут вам помочь; советую вам почитать их, а также слушаться своего чутья — оно подскажет. Разумеется, книги дадут вам гораздо больше абстрактных выкладок относительно Даров, чем вы услышали от меня — если вам это потребуется. Я лично никогда не любила теории. Теории — любимый конек Кирилла! Он обожает докапываться до всех «почему» и «как», касающихся разновидностей Дара. Мне же достаточно знать, как применять способности, а как это происходит — неважно.

Из трех проходивших подготовку их группа закончила формальное обучение первой. Две другие были гораздо меньше, так как «коммуникационные» разновидности Дара встречались не в пример чаще всех остальных; в эти группы входили, соответственно, Гриффон и девочка помладше, Криста, и Даван с одним из одногодков Кристы, мальчиком по имени Валф.

Тэлии было страшно любопытно узнать о других разновидностях Дара, поэтому, когда занятие закончилось, она спросила о них Ильзу.

— Две другие группы связаны с передвижением предметов силой мысли и видением на расстоянии, — ответила Ильза. — Мы обычно объединяем их под названиями «Доставание» и «Зрение». Как ни странно, два лучших Герольда в этих областях работают в паре: Дирк и Крис. А может, и не так уж странно. Нужный Дар частенько появляется как раз тогда, когда в нем возникает необходимость.

Имя второго Герольда показалось Тэлии смутно знакомым; после секундного размышления она вспомнила, что встречала Криса в свой первый вечер в Коллегии.

— Крис — это тот, который настолько красив, что кажется ненастоящим, верно? — спросила она Ильзу с полуулыбкой.

— Он самый. То, что Дирк и Крис работают в паре — одна из причин, почему мы читаем этот курс одновременно для нескольких групп: имеет смысл подождать, пока выпадет несколько недель, когда Дирк и Крис будут находиться здесь, а не где-то в отъезде, — сказала Ильза. — А почему ты спрашиваешь?

— Ненасытное любопытство, — созналась Тэлия. — Я… ну, мне интересно, как связан их Дар с моим.

— Видение, вероятно, самый близкий: эмоции очень притягательны для внутреннего зрения. По существу, как ты заметила, ты и сама обладаешь более чем зачатками этого Дара. Я же говорила вам, что не бывает так, чтобы у человека имелся только один какой-то Дар и ни тени других, не так ли? Ты достаточно владеешь чтением мыслей и Зрением, чтобы пригодиться в чрезвычайной ситуации… а возможно, обладаешь еще и зачатками Врачевания. Так или иначе, разница между твоим Даром и их заключается в том, что тебе обычно нужно Видеть глазами кого-то из присутствующих при событии, если только там не наличествует очень сильный эмоциональный фон, за который ты могла бы ухватиться, и то видение будет очень смутным. Они же Видят вещи так, словно сами непосредственно наблюдают их, даже если поблизости никого нет. Однако на их занятиях смотреть особенно не на что: просто все трое сидят кружком в состоянии транса. Очень скучно, если у тебя нет с ними связи. Вот занятия Дирка — это совершенно другое дело: там есть на что посмотреть! Я знаю, что он не будет против; хочешь заглянуть к ним?

— А можно? — Тэлия даже не пыталась скрыть своего воодушевления.

— Почему бы и нет. Личному Герольду Королевы, вероятно, следует увидеть некоторые другие Дары в действии… особенно если учесть, что у твоего однокашника Гриффона, похоже, один из наиболее редких и потенциально опасных Даров из семейства «Доставания».

— Правда? Что же он умеет? — Тэлии трудно было представить себе добродушного Гриффона опасным.

— Он Воспламенитель.


Дар Гриффона вынуждал Дирка проводить занятия под открытым небом, подальше от зданий и поближе к колодцу — так, на всякий случай. Тэлия заметила, что рядом с преподавателем на брусчатке стоит ведро с водой. Он и три ученика сидели, скрестив ноги, прямо на мостовой; все трое так увлеклись, что не замечали никакого неудобства от сидения на голых камнях. Увидев Ильзу и Тэлию, Дирк приветливо кивнул и повел бровью туда, где можно стоять и наблюдать, не подвергаясь опасности и не мешая, после чего вновь перенес все внимание на учеников.

К своему удивлению, Тэлия узнала в Герольде Дирке того самого молодого Герольда, которого она встретила возле самой столицы. Тогда она была настолько смущена и испугана, что не смогла даже толком его рассмотреть. Теперь она воспользовалась тем, что он так поглощен своими учениками, чтобы наверстать упущенное.

Первоначальное впечатление полностью подтвердилось. Лицо Дирка напоминало глиняную маску, которую вылепил не то очень нерадивый человек, не то просто бездарь. Нос вышел слишком длинным; уши выглядели так, словно их приляпали кое-как, да так и оставили. Квадратный подбородок никак не сочетался с высокими скулами; зубы, казалось, выглядели бы гораздо уместнее во рту его Спутника. Слишком широкий лоб совершенно не сообразовался со всем остальным лицом, а углы чересчур большого рта загибались книзу. Растрепанная светлая шевелюра походила больше на соломенную крышу какой-нибудь избы — при условии, конечно, что избу крыл полный неумеха. Словом, внешность Дирка можно было бы назвать отталкивающей — если бы не добродушная улыбка, которая все время блуждала в уголках его рта, улыбка, при виде которой просто нельзя было не улыбнуться в ответ. И еще глаза. У Дирка были самые красивые глаза из всех, что доводилось видеть Тэлии; они так и лучились добротой и пониманием. Тэлия могла сравнить их только с глазами Ролана, которые светились такой же живой сапфировой синевой. Не будь Тэлия так захвачена происходящим, она бы подивилась тому, какой сильный отклик вызвала в ее душе доброта, читающаяся в глазах Дирка.

Однако в этот момент Гриффон как раз демонстрировал свой Дар, так что все мысли вылетели у нее из головы.

Он, похоже, постепенно переходил ко все менее горючим материалам; судя по следам, оставшимся от его упражнений, он уже приобрел необходимый контроль для того, чтобы силой воли воспламенять легко возгорающиеся вещества. Перед ним лежала кучка пепла от сгоревшей бумаги, клочок почерневшей и расползшейся ткани, покрытый дегтем кусок веревки и обугленная щепа. Сейчас Дирк положил перед ним странный черный камень.

— Эта штука загорится, если ты достаточно ее разогреешь, обещаю тебе, — заверил он Гриффона. — Кузнецы иногда пользуются им, когда нужен действительно жаркий огонь; они отдают ему предпочтение перед древесным углем. Давай, попробуй.

Гриффон пристально, сосредоточенно уставился на черный булыжник. Медленно протекло несколько секунд; потом парень шумно перевел дыхание.

— Нет смысла… — начал он.

— Ты опять чересчур стараешься, — укорил его Дирк. — Расслабься. Это ничем не отличается от того, что ты делал с деревяшкой; просто эта штука чуть упрямее. Держи подольше.

Гриффон снова уставился на камень. Потом произошло нечто необъяснимое. Его глаза внезапно расфокусировались, и желудок Тэлии перекувырнулся; на мгновение она потеряла ориентировку — ощущение было такое, словно она оказалась как-то втянута в процесс мгновенного сопряжения двух разнородных объектов в новое целое.

Черный булыжник вспыхнул и яростно запылал.

— Тпру! — закричал Дирк, заливая огонь водой из ведра. Пламя оказалось таким жарким, что камень брусчатки зашипел и треснул, когда на него плеснули водой. Запахло раскаленным булыжником, взвилось облако пара.

Глаза Гриффона снова сфокусировались, и он остолбенело уставился на почерневшее пятно на мостовой.

— Это что, я сделал?

— Конечно, ты. Поздравляю, — весело ответил Дирк. — Теперь ты понимаешь, почему мы проводим занятия на улице. Но это неважно. Ты как, сможешь повторить тот же фокус, только на сей раз чуть лучше контролируя происходящее?

— Думаю… да… — в глазах Гриффона снова, как и в прошлый раз, появилось отрешенное выражение — и мокрые остатки черного камня зашипели и весело запылали, выказывая полное презрение к тому факту, что лежат в грязной луже.

— А теперь потуши, — скомандовал Дирк.

Пламя мгновенно опало. Через несколько секунд камень настолько остыл, что Дирк смог взять его в руки.

— Молодец, парень! — одобрил Дирк. — Теперь ты ухватил, как это делается! Со временем ты научишься вызывать огонь прямо из воздуха, если захочешь — но пока не пробуй. На сегодня достаточно. Еще немного, и у тебя разболится голова.

Ильза тоже предупреждала группу Тэлии о головных болях, которые являлись прямым следствием перенапряжения Дара. Иногда их было не избежать, но по большей части накликать их не следовало. Дрейк как-то раз нарвался, когда захотел пустить кому-то пыль в глаза; его пример послужил остальным уроком. Ильза дала каждому пакет целебных трав — из них заваривали чай, который немного снимал боль — на случай, если кто-то из них не рассчитает и все-таки перенапряжется, и сказала, что, когда запас кончится, они смогут пополнить его у Меро — тот всегда держит их под рукой на кухне.

— Ну, Криста, твоя очередь. — Дирк перенес внимание на голенастую, похожую на жеребенка девочку, сидящую слева от него. — Такая же, как вот эта, трубка с сообщением, — он положил перед ней контейнер для посланий, из тех, что обычно возили на поясе Специальные Курьеры, — находится на верхней полке первого шкафа в Библиотеке. Она лежит на «Кружеве тени». Я знаю, что она больше, чем все предметы, с чем ты работала до сих пор, но расстояние немного меньше, чем то, которого ты уже достигла. Ну как, сможешь мысленно увидеть и перенести ее сюда?

Девочка, ничего не говоря, кивнула и взяла трубку в руки. Снова возникло ощущение нарастающего напряжения, Тэлия отчетливо восприняла его. Чувство было такое, словно она оказалась между двух людей, тянущих ее каждый в свою сторону… потом раздалось нечто вроде хлопка; в руках Кристы оказалась уже не одна, а две трубки.

Дирк взял у нее новую, открыл и с усмешкой продемонстрировал девочке содержимое — маленький кусочек пергамента с надписью. «Упражнение первое; одной левою». Довольная усмешка Кристы повторила его собственную.

— Не слишком хорошая поэзия, но чувство передано верно. Ну что ж, с этим ты справилась. Теперь давай посмотрим, не сможешь ли ты дотянуться немного дальше…

Ильза подтолкнула Тэлию; та неохотно кивнула, и обе тихонько удалились.

— Дары, подобные Дару Гриффона, известны тем, что учиняют страшный разгром и разрушение, если их обладателю не удается научиться их контролировать, — сказала Ильза серьезно, когда их уже нельзя было услышать. — В прошлом бывали случаи, когда наставник ученика, возможно, не готовый к взрыву вроде того, что мы видели сегодня, пугался; ученик, в свою очередь, тоже пугался, реагируя на его страх. Иногда это приводит к тому, что ученик полностью блокирует свой Дар, и научиться полностью контролировать его становится для него невозможным; а потом, спустя какое-то время, если с ним случается потрясение или кризис, Дар снова вспыхивает с таким неистовством, что, говорят, невозможно поверить, не увидев. Нам очень повезло, что в прошлом такая ярость всегда была направлена против врагов королевства.

— Лаван Огненный Шторм… — понимающе сказала Тэлия. — Сейчас я припоминаю: он почти что в одиночку отбросил Слуг Тьмы в битве в Ущелье Белого Жеребенка. Но у Горящих Сосен его Спутник был убит, и последняя огненная буря, которую он вызвал, уничтожила не только врагов, но и его самого.

— По сей день у Горящих сосен не растет ничего; одни голые скалы. Тем, кто там присутствовал, еще повезло, что у Лавана сохранилось достаточно рассудка, чтобы предупредить их, прежде чем вызвать пламя. А гарантии, что огненная буря не может быть обращена не только против врагов, но и против друзей, нет — ярость часто слепа. Вот почему Дирк — такой хороший учитель: перед учениками он никогда не выкажет ни малейшего признака страха. Нам повезло, что у Круга есть такой преподаватель, — заметила Ильза. — Однако тебе уже пора идти упражняться с оружием, а мне нужно доложить, что я свободна для нового задания. Увидимся за ужином, котенок.


Тэлия продолжала упражняться каждый вечер, выбирая время, когда обычно непостоянные эмоции студентов Коллегии приглушит накопившаяся к вечеру усталость. Несколько недель она просто наблюдала то, во что ее затягивало, хотя пару раз быстренько переключалась на другой объект для наблюдения после того, как к ее смущению выяснялось, что она оказалась свидетельницей в высшей степени интимных сцен. Однако вскоре Тэлия приобрела некоторую уверенность в себе, и в один прекрасный вечер, когда она восприняла страх одного из младших учеников, которому снился кошмар, у нее возникло искушение вмешаться.

К ее огромной радости, страх отогнать удалось, и сон мальчишки быстро изменился, перейдя на более безобидные предметы.

Успех подвиг Тэлию на еще несколько попыток вмешательства в переживания других, хотя она всегда делала это только для того, чтобы прогнать отрицательные эмоции — гнев, страх, а однажды, когда очень серьезно поссорились двое дворцовых слуг — и ненависть. Хотя ей не всегда удавалось достигнуть полного успеха, этого оказалось достаточно, чтобы Тэлия прониклась уверенностью, что такое вмешательство «правильно».

То, что ее Дар полностью проснулся и развился, имело и побочный эффект. Это касалось Ролана. В конце концов, Ролан был жеребцом, причем первым жеребцом в табуне Спутников. А Спутники, подобно своим партнерам-людям, всегда находились «в охоте». По ночам внимания Ролана добивались очень многие синеокие кобылицы.

А теперь, когда Дар Тэлии набрал силу, защититься, отгородить свой ум от переживаний Ролана стало невозможным.

Вынужденное сопереживание любовных похождений Ролана чрезвычайно расширило ее познания в некоторых областях — хотя это было отнюдь не то, о чем Тэлия всю жизнь мечтала.


В Дом Исцеления и Коллегию Целителей Тэлию привели как любознательность, так и растущая восприимчивость. Большинство пациентов составляли Герольды, получившие тяжкие увечья при несении полевой службы. Когда им становилось чуть лучше, их всегда доставляли из секторов сюда, где на помощь им приходили соединенные усилия и знания лучших врачевателей королевства. В Доме Исцеления не нуждались в Тэлии так остро, как случалось в другое время и в других местах, — и все же там чувствовалось страдание, которое влекло ее, как мотылька на огонь. Тэлия не представляла, как получить туда доступ, пока что-то не подсказало ей разыскать единственного Целителя, которого она знала, того, кто лечил ее, когда она болела, — Девана.

Ничего лучше она придумать не могла. Ильза уже вкратце рассказала Девану о природе Дара Тэлии, и он, сам будучи эмпатом, отлично понимал, какой непреодолимой притягательностью обладает для девочки Дом Исцеления. Он с радостью разрешил ей присутствовать на своих обходах, предполагая, что ей, возможно, удастся как-нибудь способствовать выздоровлению пациентов.

Это оказалось непросто, но, как сказала однажды Тэлия Селенэй, когда требовалось, она всегда выкраивала время. Она стала вставать на час раньше, завтракать на кухне и отправляться на утренний обход вместе с Деваном. Днем, когда Элспет каталась верхом вместе с матерью, она приходила в Дом Исцеления еще раз.

Тэлия узнала очень многое, и не только о Дарах Врачевания. Ее участие в проводимом Деваном лечении было необязательно — их окружало столько Целителей и Целителей-учеников — но то, что она видела, внушило ей глубокое почтение к его способностям. Специальностью Девана — у каждого Целителя была какая-то разновидность врачевания, которую он изучил лучше других — являлись увечья, вызванные ранением и тем, что он называл «травмами»: увечья, полученные внезапно или в результате насилия и зачастую сопровождавшиеся шоком.

Пока Тэлия не начала посещать Дом Исцеления, она никогда полностью не осознавала, сколь опасной может быть жизнь Герольда. До сих пор она знала только о смертях; сопровождая Девана, она увидела, что обычно случается с Герольдом, если ему не повезет при несении службы.

— Знаешь, приграничные сектора, как правило, хуже всего, — сказал ей Деван, когда Тэлия как-то заметила, что из его пациентов самое меньшее трое, похоже, прибыли из секторов, расположенных поблизости от ее родных мест. — Вот возьми, к примеру, твой родной сектор; обычная продолжительность одного назначения для полевого Герольда — полтора года. Угадай, какова она для тех, кого назначают объезжать крепковерский сектор?

— Год? — наугад предположила Тэлия.

— Девять или десять месяцев. Все идет хорошо, пока не начинаются зимние набеги из Карса. Рано или поздно Герольд получает стрелу или удар топора и попадает сюда на лечение. Это один из худших секторов, хотя некоторые из тех, что расположены по Северной границе, немногим лучше: там варвары нападают всякий раз, как у них иссякают запасы продовольствия. Вот почему Альберих учит вас ведению боя, и стратегии, детка. Получишь назначение в сектор вроде крепковерского — и ты столько же солдат, сколько и Герольд. Несущий там службу Герольд вполне может оказаться единственным обученным воином во всей округе, пока не прибудет подразделение регулярной армии.

Чуть позднее Тэлия спросила Девана, как случилось, что в Доме Исцеления нет никого из района Вечнотуманного озера: она же знает со слов Керен и Шерил, что у них там тоже хватает грабителей.

— На Вечнотуманном не бывает набегов разбойников и варваров. Там есть только пираты и шайки грабителей, так как в прибрежных пещерах легко укрыться. Сюда попадает мало пострадавших из тех краев, поскольку такой противник по-настоящему не сражается: его задача — стащить и убежать. Твои же земляки обычно обходятся тем, что обращаются в один из ближайших Храмов Исцеления; там их кое-как латают, и они уходят. Из южных секторов ты здесь тоже никого не найдешь.

— Почему?

— Южные области граничат с Менмелитом, а это дружественная страна… но погода там странная и непредсказуемая, особенно летом. Уйма переломов в результате несчастных случаев… но опять же, их обычно лечат прямо на месте, если только не случилось чего-то действительно скверного, вроде перелома шеи или позвоночника.

— Но здесь двое из северо-западных краев, и один из них — бедный Востел… — Тэлия содрогнулась. У Востела была обожжена большая часть тела; когда он не был одурманен лекарствами, то испытывал невыносимые страдания. Тэлия взяла за правило подолгу сидеть с ним, так как непрекращающаяся боль истощала его душевные силы. С ней Востел чувствовал, что может не храбриться и не прятаться за хрупкими бастионами мужества и выдержки; с ней он мог плакать от боли, проклинать богов, признаваться, что боится остаться калекой. Тэлия изо всех сил старалась утешить, ободрить, поддержать и вернуть ему часть внутренних сил, отнимаемых физическими муками.

— Северо-запад — это жуткие места, — сказал Деван. — И это говорю я, который сам родом оттуда и должен бы привыкнуть. Из глуши появляются очень странные существа. Я не преувеличиваю, поскольку сам видел некоторых из них. Просто для примера: девяносто девять человек из ста скажут тебе, что грифоны существуют только в воспаленном воображении Бардов — сотый же бывал в тех местах и видел их в небе, и считает их смертоносной действительностью, каковой они и являются. Я видел их… однажды даже охотился на них; их трудно убить и невозможно поймать, и они опасны, как и всякое сверхъестественное существо, живущее в этой глухомани. Говорят, что когда-то где-то велись войны, в которых сражались при помощи магии — такой, как та, что описывается в сказаниях Бардов, а не как наши Дары, — и что существа, живущие в тех краях, остались от армий, сражавшихся тогда.

— А что думаете вы? — спросила Тэлия.

— Полагаю, это объяснение ничуть не хуже других, — пожал плечами Деван. — Я знаю только, что большинство людей не верит и половине того, что я рассказываю. Конечно, за исключением Герольдов: они-то знают, что к чему, особенно после того, как грифон отхватит у кого-нибудь из них добрый кусок мяса или жар-птица обожжет за то, что подошел слишком близко к ее гнезду — как это случилось с Востелом. Возможно, поэтому я здесь и остался: Коллегия — единственное место, где мне верят!

Тэлия покачала головой:

— Вы остались потому, что ваше место здесь. Вы слишком нужны здесь… вы не смогли бы заняться ничем другим, и знаете это.

— Очень мудро, детка, — отозвался Деван, — больно уж ты мудра. Возможно, мне следует этому радоваться: ты безусловно помогаешь быстрее поставить больных на ноги. Если я тебе еще этого не говорил — я благодарен тебе за твои усилия. У нас недостаточно Целителей души, чтобы позаботиться о пациентах с незначительными травмами; тех двоих, что есть, приходится беречь для случаев, связанных со смертельно опасной потерей душевного равновесия. Не строй невинное лицо, я точно знаю, что ты делала! И, что до меня, я считаю, что ты можешь продолжать и дальше в том же духе.

Деван был прав: здесь, среди пострадавших, Тэлия нашла еще одно, более тонкое применение своему Дару. Здесь она столкнулась не с саморазрушительной скорбью, которая владела оставшимися в живых близкими после смерти Герольда; здесь следовало как-то преобразовать другие, менее явные отрицательные эмоции.

Одной из таких эмоций являлась столь знакомая Тэлии неуверенность в себе. Среди находящихся на излечении Герольдов не было ни одного, кто не стал бы ее жертвой. Часто они винили себя в собственных увечьях или же в гибели или увечье тех, кому пытались помочь. А поскольку они подолгу оставались наедине с болью и воспоминаниями, сомнения в себе все усиливались.

Неудивительно, что у некоторых больных развивались и различные навязчивые страхи, особенно если они попались в западню или же долго пролежали одни, пока не пришла помощь.

И в душе у большинства образовался сложный клубок вины и ненависти, который следовало распутать и удалить. Они ненавидели тех, кто прямо или косвенно стал причиной их увечья, и испытывали страшное чувство вины, потому что Герольду попросту не полагалось ненавидеть кого бы то ни было. Герольду полагалось быть понимающим. Герольду полагалось быть тем, кто устраняет ненависть, а не тем, кто сам ей поддается. То, что Герольду не полагалось также и быть чем-то вроде сверхчеловека или полубога, им в голову не приходило. То, что малая толика честной ненависти может быть полезна для здоровья — тоже.

Однако самой коварной из эмоций, той, с которой труднее всего было справиться, являлось отчаяние — а отчаяние более чем понятно, если твое тело получило слишком тяжкие увечья, чтобы его удалось полностью исцелить.

Порой случалось, что полное исцеление оказывалось невозможным из-за того, что пострадавший слишком долго оставался без врачебной помощи, особенно, если в рану попала инфекция. Именно так Джедус лишился ноги на войне с Карсом, сражаясь с наемниками Тедрела. Целители умели вправить даже мельчайшие осколки кости, чтобы раздробленная конечность могла правильно срастись — но только в том случае, если кость еще не начала срастаться сама. А устранить повреждение нерва, после которого прошло слишком много времени, было просто невозможно. Как облегчить страдания человека, который смотрит на свое искалеченное и изломанное тело и знает, что никогда уже не станет прежним?

А ведь была еще постоянная, подтачивающая силы и мужество боль, подобная той, которую терпел обожженный Востел.

Тэлия не могла противиться: она воспринимала страдания, как немую мольбу о помощи. Поэтому только естественно, что по мере того, как она становилась более искусной в использовании своего Дара, Тэлия начала помогать не только понесшим утрату, но и получившим увечье, причем делала это так тонко, что мало кто понимал, что она помогла ему, пока она не уходила.

Ей приходилось нелегко: нелегко найти время, нелегко видеть душевные муки, которые невозможно облегчить простым прикосновением или всплеском горя — но раз начав, она не могла остановиться.

То, что пациенты Дома Исцеления нуждались в ней, притягивало Тэлию так же сильно, как страдания тех, кого смерть лишила близкого человека.

Она не осознавала — хотя Кирилл и еще один-два человека уже поняли это — что она лишь идет по стопам многих других Личных Герольдов Государя. Подобно Тэлии, те, кто обладал наиболее сильным Даром такой природы, в конечном счете начинали помогать не только государю, но и всему Кругу Герольдов. Те же, кто понял, каковы способности Тэлии, ни минуты не сомневались, что, когда она наконец получит Белое, она обещает стать одним из тех Герольдов, о которых слагают песни. К несчастью для их душевного спокойствия, жизнь Герольдов, о которых слагались песни, редко бывала спокойной или долгой.