"Личная рана" - читать интересную книгу автора (Блейк Николас)Глава 3Неделю спустя я сидел за письменным столом в своем коттедже. Живая изгородь из фуксии заслоняла далекие горы. Работа у меня спорилась, и я наслаждался безыскусной жизнью отшельника, готовя пищу собственноручно. Кевин нанял соседку мне в помощь, но одной попытки Бриджит поджарить яичницу с меня хватило, и после я доверял ей лишь уборку постели и мытье полов. Мне доставляло удовольствие жить без телефона, совершать одинокие прогулки по сельской местности и время от времени выпивать в баре отеля «Колони». Вопреки опасениям Фларри и Гарри не пытались нарушить мое уединение. Я обедал с ними однажды – Гарри очень забавно поглощала пищу, так осторожно пережевывая ее, словно у нее был полон рот плохо подогнанных зубных протезов. В бросаемых на меня взглядах не было двусмысленности, а реплики отличались не столько язвительностью, сколько мальчишеской прямотой. Фларри придерживался своей обычной тяжеловесно-шутливой манеры разговора. Вечер прошел довольно скучно. В памяти сохранилось только два эпизода. Я узнал, что Гарри была дочерью владельца магазинчика где-то на границе Глостершира и Уорикшира, что подтверждалось ее провинциальным акцентом. – Папаша Гарри разорился. Я подобрал ее в сточной канаве, – заявил Фларри, одарив жену любящим взглядом. – Ты так говоришь, словно подобрал меня на улице! – запротестовала она. – Тогда в навозной куче, – хихикнул муж. – Гарри работала конюхом на бегах до нашей встречи. И гораздо позже, перед уходом, когда у меня язык развязался от выпитого виски, я спросил у Лисона: – Почему, черт возьми, Кевин так стремится присматривать за мной?! Фларри озадаченно посмотрел на меня. – Присматривать? Странное заявление. С какой стати это взбрело вам в голову? Я молча выдержал его испытующий взгляд. – Никогда не знаешь, что у Кевина на уме, – уклончиво пробормотал Фларри. – Он у Майры под каблуком, а она преклоняется перед отцом Бресниханом. Думаю, они хотят удостовериться, что вы не станете совращать местных девственниц. Его жена хмыкнула. – Писака и ежа-то не догонит, не то что девчонку! – вставила она идиотское замечание. – Не будь такой уверенной! – оборвал ее муж. Настаивать было бесполезно. Разговор начистоту явно не входил в намерения хозяина дома. Или, возможно, я неверно понял случайно подслушанное замечание Кевина. Я откланялся, размышляя о недотепе Фларри и его вздорной женушке. В тот же вечер меня посетил Шеймус О'Донован. Я приводил в порядок бумаги и раздумывал, поужинать ли мне в отеле «Колони» или приготовить дома яичницу с ветчиной, как вдруг заметил входящего в ворота управляющего Лисонов. Он мне здорово помог с переездом и, казалось, неплохо ко мне относился, оставаясь для меня личностью загадочной, самоуглубленной и застенчивой. – Теплый вечерок, – смущенно произнес он. – Входите и выпейте со мной, – предложил я. Шеймус прошел за мной в гостиную и тут же уселся на стул у окна. – Миссис Лисон спрашивает, не отвезете ли вы ее завтра на побережье. Денек будет хороший. Хозяйка думает, вы захотите устроить пикник. Если, конечно, поездка не помешает писать книгу. Шеймус с любопытством воззрился на мой стол. – Замечательно! – искренне обрадовался я. – Она будет ждать вас около половины двенадцатого. Ваше здоровье, мистер Эйр! Вы ведь еще не были у моря. Это было скорее утверждение, чем вопрос. – Говорят, за Талливарной прекрасные пляжи, – продолжал О'Донован. – А вы сами там разве не были? – удивился я. – Нет. Пески там слишком зыбучие для поездок верхом. Результат приливов, – пояснил управляющий. – Неужели? – спросил я, заинтересовавшись этим явлением. – Похоже на ночной кошмар – хочешь убежать, а ноги никак не вытащить из песка. Что-то в его тоне заставило меня поднять глаза, но разглядеть в полумраке выражение лица я не мог – ирландец сидел между мной и окном. Я взглянул поверх головы Шеймуса на зеленую изгородь из фуксии и на небо, сияющее над ней. – Красивая страна, – беспечно заметил я. – Да. Но и ожесточенная, мистер Эйр, – хмуро добавил мой собеседник. – Ожесточенная? – Такое определение не приходило мне в голову. – Мы никогда не оправимся от Гражданской войны, – тихо проговорил О'Донован. – Она выжгла наше милосердие и не оставила нам ничего, кроме ожесточенности. Половина населения до сих пор воюет – на словах. Голос Шеймуса был невыразимо печальным. Я разлил новую порцию виски. – Вы были солдатом регулярной армии или волонтером? – Я соблюдал нейтралитет, – спокойно ответил он. – Мне и Фларри хватило войны с черно-пегими. – Неужели вы участвовали в ней? – не поверил я своим ушам. – Участвовал. С шестнадцати лет. Был в бригаде вместе с Фларри Лисоном. – С Фларри? Я видел медаль у него на каминной полке. Он сказал, что купил ее на аукционе. Шеймус хрипло рассмеялся: – С него станется! – Не могу представить себе Фларри солдатом. Он такой… – Я подыскивал не слишком обидное слово. – Такой беспечный. Шеймус поднялся на ноги и поворошил торф в камине. Посыпались искры, и к потолку поднялось облачко пахучего дыма. Синие глаза ирландца сверкнули в полумраке. – Фларри командовал бригадой в Голуэе. Я был одним из Фианна Эйре, которых вы называете у себя бойскаутами. Мы передавали донесения. Однажды люди Фларри напали из засады на отряд черно-пегих за деревней. Кто-то из этих мерзавцев остался в живых, и через пару часов они вернулись с подкреплением. Враги ворвались в деревню, расстреливая все живое. Потом подожгли дома. Двое парней, участвуя в засаде, были тяжело ранены. Их нельзя было перенести в безопасное место. Несчастные сгорели заживо в одном из домов. Фларри оставался рядом с ними, но ничем не смог помочь. Женщина, в доме которой они прятались, выскочила, не выдержав жара. Несколько черно-пегих загнали ее обратно, в пламя. – И вы тоже там были? – Был. Меня послали к Фларри с донесением, а чернопегие нагрянули раньше, чем я успел удрать. Получил пулю в ногу. Фларри взвалил меня на спину, когда пламя охватило уже весь дом, и выполз через черный ход, отстреливаясь. Вот тогда он и лишился двух пальцев. Не знаю, каким чудом ему удалось спастись и вытащить меня, тогда я надолго отключился. В те времена мистер Лисон был на удивление сильным мужчиной и знал себе цену. Бесстрастный голос Шеймуса смолк. – У этой истории есть продолжение? – подтолкнул его я. – Фларри не мог забыть гибель своих людей и кричащую в огне женщину. Он разыскивал троих ублюдков, которые это сделали. Командир выслеживал их больше месяца. Ходил за ними по пятам. В один прекрасный день его бригада разгромила их барак. Люди Фларри привели в лагерь троих пленников. – И что дальше? – Несмотря ни на что, мне хотелось услышать конец этой жуткой повести. – Они подпалили им ноги, а потом бросили в болото охладиться. Невинные синие глаза заглянули мне в душу. – Вы шокированы, мистер Эйр? – Трудно представить те дни, – в замешательстве произнес я. – Сейчас эта земля кажется такой мирной! – В те дни с Фларри лучше было не связываться, точно. Люди говорят, что он перегорел… – Как странно, что я услышал подобные слова впервые в 1939 году! – …но я ради него готов на все. На все, что угодно, мистер Эйр! Я присоединился к его бригаде, оправившись от ранения. И командир не раз спасал мне жизнь. В конце войны ему осточертела кровь. Вы не знаете, что может вытворять солдат, совершая набеги! Некоторые из нас ожесточились, некоторые зашли слишком далеко. Когда я слышу речи бравых парней, никогда не спавших на голом камне и не смотревших в дуло вражеского ружья, слышу весь этот вздор о Священной Ирландии и о границе, предательстве Большого Брата и о том, что Дэв еле ноги волочит… О'Донован замолк на полуслове. Рука, держащая стакан, дрожала. Внезапная горячность этого обычно невозмутимого человека меня почти напугала. «Ирландцы, – подумал я, – никогда не кажутся такими театральными, как в тот момент, когда они искренни и серьезны». – А Кевин Лисон тоже принимал участие в беспорядках? – небрежно осведомился я. Шеймус настороженно взглянул на меня. – Мистер Лисон – мастак в политике! Он обязательно станет депутатом, да поможет ему бог! – Я имел в виду войну. – Может, и участвовал. Возможно, – пожал плечами управляющий. – Меня тогда не было в этих краях. Своего шанса он не упустит. Ловкий парень, вы так не считаете? Явная уклончивость Шеймуса раздражала меня. – И с ним тоже опасно связываться? – прямо спросил я. – А вам-то зачем с ним связываться? – простодушно заявил в ответ Шеймус. Последние фразы этого странного разговора все еще крутились в моей голове во время утренней поездки к дому Лисонов. Теперь я знал причину глубокой привязанности Шеймуса к Фларри Лисону. И самого Фларри я теперь воспринимал по-другому. Но почему управляющий замялся, когда разговор коснулся Кевина? Младший брат Фларри с его аккуратным костюмом и вкрадчивыми манерами казался исключительно практичным, деловым человеком. Но и Большой Брат, Майкл Коллинз, наверняка выглядел не хуже, разъезжая по Дублину на велосипеде и уничтожая британскую шпионскую сеть, когда за его голову была назначена награда. Однако Коллинз – шумный, вспыльчивый, несдержанный на язык, преданный друг, рыцарь с донкихотской жилкой – характером совсем не напоминал Кевина. Но разве молодой Фларри был не таким же? А теперь он – развалина, а не человек! День стоял просто замечательный, как и предсказывал О'Донован. Земля стряхнула утренний туман и простиралась передо мной, переливаясь всеми своими красками. Гарри поджидала у перелаза с ранцем через плечо, и я с облегчением заметил отсутствие на ее голове нелепой жокейской кепки. Она осведомилась о моей жизни в новом доме. Ни тогда, ни потом Гарри ни разу не поинтересовалась моей книгой. Эта женщина никогда не притворялась, будто интересуется тем, что было ей безразлично. Мы проехали с опущенным верхом через Шарлоттестаун и свернули на запад. Дорога извивалась между вершинами пологих холмов, прямо под нами один за другим открывались пляжи, казавшиеся белыми в ярком солнечном свете. Сорока пролетела перед нами дорогу. За ней последовала еще одна. – Ничего, – пробормотала Гарри. – Вы суеверны? – Две – это к радости! – убежденно произнесла моя собеседница. Я был уверен, что она тайком изучает меня. Время от времени мы проезжали мимо заброшенных коттеджей, с крышами и без. Какой-то крестьянин, ведущий осла, груженного мешками с торфом, помахал нам. – Что за забытая богом местность! – заметила Гарри. – Зато красивая! – не согласился я. – Мне она надоела до чертиков, – фыркнула женщина. – Можете забирать ее себе! – Шеймус говорил, что вы хотели поехать в сторону залива. К отмели севернее его. – Куда угодно, лишь бы вырваться из дома! – воскликнула миссис Лисон. – Во всяком случае, управляющего мы там не встретим, – миролюбиво проговорил я. – Он поведал мне, что никогда не бывает в тех местах. – Уже кое-что! – раздраженно заявила Гарриет. – Почему вы недолюбливаете О'Донована? – осторожно поинтересовался я. – Сторожевого пса Лисона? Да нет, он ничего! – По крайней мере, он – преданный сторожевой пес, – продолжал я. – Рассказывал, как Фларри спас ему жизнь во время мятежа. Ваш муж – довольно внушительная личность. Я резко вывернул руль, чтобы не задавить колли, бросившуюся на нас, оглашая окрестности яростным лаем. – Нет! – закричала Гарри. – Не нужно уступать им дорогу. Они никогда не попадают под колеса. – Сгусток лающей ярости и никаких мозгов, – мрачно высказал я свое впечатление. – Вы боитесь собак? – Просто не люблю никого убивать, – улыбнулся я натянуто. – И вы говорите, что вы ирландец! – язвительно рассмеялась спутница. – Ну конечно же нет! Вы – англичанин. И не хмурьтесь так, котик! Это вас портит. Я тоже англичанка. Миль через десять дорога превратилась в узкую, мощенную камнем колею, сбегающую с холма и изобилующую невероятными поворотами и внезапными крутыми подъемами. И вдруг перед нами открылся великолепный вид на чудесный песчаный пляж, огражденный низкими холмами, темнеющими вдалеке скалами и переливчатым морем. Я затормозил, сверяясь с картой. Оказалось, что U-образный залив не имеет названия. Мы оставили автомобиль в поле возле тропы, перешли по камешкам мелкий ручей и направились к кромке прибоя. Начинался отлив. На песке виднелись следы копыт, ведущие к поросшему травкой склону. Далеко позади возвышалась Слив Карви. Поэтическое описание Шеймусом здешних песков оказалось точным. Обманчиво твердые в первый момент, они становились все более вязкими, так что каждый шаг стоил больших усилий. Гарри сняла туфли, чулок же она не носила. Ее маленькие изящные ступни гармонировали со стройными щиколотками. Мы вскарабкались на скалы, а потом взобрались на поросший травой склон холма, отделяющий залив от устья ручья. Ручей, который мы преодолели, впадал в море, огибая берег залива, видневшийся под нами. Легкий западный ветерок ерошил наши волосы. Перевернутая лодка, сплетенная из ивняка и обтянутая кожей, лежала поблизости, подпертая камнями. Гарри открыла ранец: сдобный домашний хлеб, густо намазанный маслом, куски ветчины, пирог, два засохших апельсина и полбутылки виски составляли все наши припасы. Окружающее спокойствие благотворно подействовало на мою спутницу, сейчас она казалась менее своевольной и язвительной, чем обычно. – Расскажите мне о своей подружке, – попросила она некоторое время спустя, опускаясь спиной на дерн. – Она хорошенькая? Как ее зовут? – Филлис. Довольно привлекательная девушка, – отозвался я. – Сказано без особого энтузиазма, – заметила Гарриет. Возможно, так оно и было. Но Гарри я бы в этом не признался. Она некоторое время расспрашивала о Филлис, несмотря на мое явное нежелание отвечать. Любопытство хозяйки поместья было неутомимым. Немного погодя я почувствовал себя раскованно и начал разглагольствовать, получая какое-то извращенное удовольствие от бессовестного приукрашивания моей невесты и одновременно ощущая себя предателем. – Так-то лучше! – заметила она наконец. – Оказывается, ничто человеческое и вам не чуждо! А я-то считала вас черствым высоколобым интеллигентом! Значит, вы вскоре женитесь и заживете счастливо. Интонация женщины заставила меня сесть и посмотреть ей в лицо. У Гарри глаза были на мокром месте, маленькие бриллианты слез блестели на ресницах. – А вы разве не счастливы? – мягко спросил я. – Нет, – ответила она очень тихо. После этого Гарриет начала плакать, беззвучно, но слезы покатились ручьем. Я до сих пор не могу спокойно смотреть на женские слезы – либо я таю, либо превращаюсь в глыбу льда. В те дни я совсем не умел защищаться от внезапно возникающего в таких случаях чувства близости. Филлис была сильной личностью. – Гарриет! Что такое? Что случилось? – бессвязно воскликнул я. – Фларри… – прошептала она сквозь слезы. – Но он… нет, не может быть, чтобы он плохо обходился с вами! На первый взгляд вы с ним неплохо ладите, – пытался я успокоить Гарри. – Он старается изо всех сил! Но эта заварушка, в которой он побывал… она его доконала, – сбивчиво произнесла собеседница. – Он больше ни на что не способен. Кроме рыбалки. И мы так бедны. Если бы он не пил так сильно! Я ничего не могу с ним поделать! Ее бессвязные слова умолкли. – Но вы такая красивая женщина, – вырвалось у меня помимо воли, – привлекательная и… – Все меня ненавидят в этой забытой богом дыре! – яростно бросила жена Фларри. – Ну что вы, Гарри! – Они терпят меня только из-за Фларри. Великого героя, – добавила она с горечью. – Им наплевать, что он собой представляет! Ирландцам женщины нужны разве что для рождения потомства. Если у тебя нет детей, значит, ты – шлюха. Ее пальцы вырывали с корнями невысокую траву. – А вы не хотите иметь детей? – сочувственно предположил я. – Как бы не так! Он… мы не можем, – застенчиво пояснила Гарри. – Священник наверняка думает, что я принимаю противозачаточные. Что я мог ответить? Горе молодой женщины было вызвано детской жалостью к самой себе, но почему-то, общаясь с Гарри, я очень остро чувствовал собственную зрелость и инстинктивно стремился опекать ее. – У него такой ужасный характер! – продолжала миссис Лисон. – Вы даже представить себе не можете! – У отца Бреснихана? – не понял я. – Да нет же! У Фларри. Гарри перестала плакать. Она испытующе смотрела мне в лицо зеленовато-карими глазами, похожими на кусочки торфа (пришло мне на ум другое сравнение). – Когда он напивается, то бьет меня. Наверное, выражение лица у меня было скептическим. Мне вдруг пришло в голову, что эта женщина может оказаться расчетливой соблазнительницей или патологической лгуньей. И в то же мгновение она, придвинувшись поближе, встала на колени и приподняла свой джемпер. Никакого белья под ним не было. Ее ослепительно белую кожу покрывало множество кровоподтеков. – Теперь вы мне верите? – грустно спросила она. – Гарриет! Бедняжка! – воскликнул я потрясенно. Я непроизвольно потянулся к ней и нежно прикоснулся к ее телу. В этот момент я глядел ей прямо в глаза и уловил их торжествующий блеск. В следующее мгновение жена Фларри прижалась ко мне, тяжело дыша. Почему я не овладел ею тогда? Я часто потом размышлял над этим вопросом. Я не был ни девственником, ни извращенцем, а Гарриет невероятно меня возбуждала. Может, из тщеславного мужского стремления оттягивать миг удовольствия? Или столь недвусмысленное предложение оказалось для меня слишком неожиданным? Возможно, мне хотелось взять инициативу в свои руки, а не подчиняться чужим капризам? Или меня удержали жалкие остатки верности Филлис? Вероятно, сегодняшним молодым людям трудно меня понять, но тогда мы вели себя не так раскованно или секс для нас еще не превратился в животный инстинкт вроде голода или жажды. Подчиняясь влечению тела, мужчина все же чувствовал раскаяние, особенно если вырос в богобоязненном семействе. Мы кувыркались и боролись на молодой травке. Наша возня незаметно перешла в невинное состязание, кто кого пересилит. Руки у Гарри были крепкими, но в конце концов я взял над ней верх, натянул джемпер, прикрывая ее гибкое тело, и уселся рядом. Она смеялась вместе со мной, нисколько не огорчившись. Мы словно стали детьми, беспечно барахтающимися среди зелени, – я даже не поцеловал ее. Но я понимал, что эта прогулка станет началом наших отношений. Не сомневаюсь, что жена Фларри Лисона думала точно так же. – А ты сильный, Доминик! Для писателя, конечно, – ехидно заметила она. – Мне не нравится, когда меня насилуют, – ответил я, улыбаясь. – А у тебя красивые волосы. – Красивее, чем у Филлис? – Гарриет эффектно встряхнула головой. – Гораздо красивее. Я сказал это без всякой задней мысли. И я даже на мгновение не почувствовал вины перед Фларри, пока мы с его женой продолжали болтовню, обмениваясь намеками и двусмысленностями. Вот что странно. Вероятно, синяки Гарриет глубоко тронули меня. Помню, я спросил мою спутницу о семействе Кевина Лисона. – Майра выводит меня из себя, – резко произнесла миссис Лисон. – Она такая зануда, буквально по любому поводу спрашивает совета у святого отца, когда способна оторваться от детей, конечно. Их у нее уже шестеро! Это просто неприлично! Я рассмеялся. В моменты веселья Гарриет была очаровательна. Даже ее злоба была невинной, не похожей на ядовитую критику моих лондонских литературных знакомых. – А сам Кевин? – поинтересовался я. – А вот Кевин – темная лошадка. – Гарри загадочно взглянула на меня, словно испытывая, а потом добавила: – Похоже, он подбивает ко мне клинья. – Неудивительно, – заметил я. – И насколько удачно? – Ты действительно хочешь знать? – насмешливо проговорила она. – Я бы сказал, что тебе тут скучать не дают. Ты – роковая женщина этих мест. – Майра не спускает с него глаз, – пояснила моя собеседница. – А он не спускает глаз с других, – съязвил я. – Я бы сказала, – безразлично заметила Гарри, – он воображает себя маленьким Наполеоном Шарлоттестауна. В каждой бочке затычка. – Но почему ты считаешь его темной лошадкой, не только из-за привычки приставать к тебе? – Я не упоминала о привычке, – возразила миссис Лисон. – Я знаю о его загадочных поездках, о которых он никому не упоминает, даже Фларри. А в прошлом месяце я подслушала его разговор с каким-то мужиком в кабинете за магазином. И знаешь? Этот человек говорил с немецким акцентом! – Ну, это пока еще не преступление, – заявил я. – И о чем же они говорили? – Если бы знать! Я не сумела расслышать. А потом этот старый Пэдар начал лезть ко мне со своими придирками. Я поднял голову. Начинался прилив: волны уже бились под утесом, на котором мы сидели, и ручей стал заметно глубже. – Нам лучше идти, как ты думаешь? – спросил я у Гарри. – Если хочешь, – отозвалась женщина. – О, мы позабыли выпить виски! – Мне не хочется. Я помог Гарриет подняться. Мы какое-то мгновение стояли совсем рядом, глядя в глаза друг другу. Внезапно она улыбнулась каким-то своим мыслям и упала в мои объятия. Ее губы были неправдоподобно мягкими, с привкусом морской соли, а дыхание сладким. Язык, словно маленькая рыбка, скользил и трепетал у меня во рту. Я прежде не испытывал такого наслаждения. Мы, должно быть, целовались довольного долго. Я пришел в себя, когда женщина, покосившись через плечо, легонько оттолкнула меня. – Если мы собираемся переходить через потоки, то надо спешить. Мы неловко спустились на песок. Речка стала еще глубже. – Ты не мог бы перенести меня на спине, дорогой? – улыбнулась моя спутница. Вода доходила мне до бедер, а на середине дно напоминало зыбучие пески. Мы благополучно перебрались, и я опустил Гарри на землю. – У тебя брюки промокли, – заметила она. – Наплевать! Боже правый, что это еще такое? По холму справа от нас двигалась процессия. Посреди тихой и уединенной пустой бухты это шествие казалось чем-то неестественным. Когда процессия вышла к побережью, я насчитал около двадцати мужчин, одетых в черное. Предмет, движущийся перед ними, который я ошибочно принял за обтянутую кожей лодку, был гробом. Во главе процессии, перестроившейся у кромки моря, встал отец Бреснихан. Гарриет, задрожав, больно вцепилась в мое запястье. Я разглядел прямо над нами домик, наполовину скрытый холмами, а вдалеке, кроме моей машины, виднелось еще одно транспортное средство – катафалк. – Почему они несут покойника этой дорогой? – произнес я изумленно. – Я думаю, другой дороги нет, – пояснила Гарриет. Мы разговаривали шепотом. – Но река! – Во мне нарастало беспокойство. Неужели они решили ее переплыть? Должно быть, неподалеку был брод, потому что цепочка людей прошлепала по берегу и направилась к потоку, медленно шагая по песку. Не было произнесено ни слова. Я не мог даже расслышать поступь мужчин. Шествие выглядело нереально и причудливо, безмолвные фигуры напоминали группу призраков. – Ирландцы обожают похороны, – пробормотала Гарри, все еще цеплявшаяся за мою руку. Процессия обогнула мелкое блюдцеобразное углубление среди песка в сотне ярдов от нас. Удаляясь от нас все тем же размеренным шагом, молчаливая группа прохлюпала через речку в том самом месте, где мы переходили ее по камням, и остановилась у катафалка, в который поднимали гроб, опустив головы. Позади нас шум прибоя усилился, заглушая говор руки. – Как ты думаешь, отец Бреснихан нас видел? – спросил я, заботясь о репутации Гарри, ведь мы стояли рука об руку. – Не хнычь! – оборвала меня женщина. Катафалк загрохотал по каменной тропе. Траурная процессия неспешно выстроилась следом и двинулась вверх по склону холма. Мои глаза следили за одетыми в черное фигурами до тех пор, пока шествие не скрылось за последним поворотом. Послеполуденное солнце клонилось к закату и золотило зазубренные каменные стены на зеленых холмах. – Ты боишься святого отца? – Внезапный вопрос хозяйки поместья сбил меня с толку. – Нет, но… – Он такой же человек, как и все! – с непонятной горячностью воскликнула жена Фларри. – Такой же мужчина! – А ты разве не католичка, Гарри? – удивился я. – Нет. Наши дети были бы католиками, если бы… – Нам лучше пойти, не так ли? – поспешил я сменить тему. – Если ты хочешь тащиться за ними следом, – фыркнула моя спутница и пояснила: – Они растянулись как раз по всей ширине дороги. В Ирландии не принято перегонять похоронные процессии. Это проявление неуважения к покойнику. Мы медленно перебрались через речку. Ранец болтался на руке Гарриет, а поднявшийся ветер скрывал ее лицо темными прядями, чуть-чуть рыжеватыми в ярком солнечном свете. Ее правая рука все еще сжимала мою ладонь. Мы обогнули углубление в песке и оказались на твердой поверхности дюн, покрытой разрозненными клоками похожей на проволоку травы, пятнающей песок вместе с полузасыпанными костями испустившей дух овцы. Где-то у кромки моря плескалась стайка крачек, кружившихся на одном месте, словно компания спятивших автоматов. В небе слышались тоскливые крики чаек. Гарри обвила мою шею руками и соскользнула на землю одним плавным движением, словно морская нимфа, увлекая меня за собой. Как хорошо я помню эти ее тягучие, податливые, неповторимые движения! Они так резко отличались от ее обычно неуклюжей, лишенной изящества походки. Вслед за ней я опустился на землю так мягко, будто на облако. Шафрановая юбка задралась, обнажая бедра. Под ней ничего не было надето. – Я люблю тебя, – промурлыкала женщина, закрыв глаза. – Не здесь. – Почему нет? – Она грациозно потянулась. Я почувствовал мгновенное отвращение, теперь окончательно убежденный, что она затеяла эту поездку лишь для того, чтобы соблазнить меня. – Пляж – прекрасное тайное место, но здесь вряд ли кто обнимается вместе… – пробормотал я ей на ушко. – О господи! Стихи! – воскликнула эта насмешница. Ее тело задвигалось подо мной. – Ты меня не хочешь? – Конечно хочу! – Я не собирался отрицать очевидное. – Ну, значит… ты… холоден, как рыба! – надулась она. – Я хочу, чтобы ты была обнажена. – Тогда сними с меня одежду! – Моя нимфа вновь потянулась ко мне. – Нас могут увидеть. – Теперь я действительно этого опасался. – Кто? Ты же сам сказал, что тут славное уединенное местечко. На ресницах ее полуприкрытых глаз снова засверкали слезы. Я осушил их поцелуями, но вскоре появились новые. – Ты меня не любишь! – Люблю, – мои губы с трудом произнесли заветное слово. – Тогда повтори! – Дорогая Гарриет, я тебя безумно люблю! Мой голос дрожал, и я едва совладал с ним. Я чувствовал, что вот-вот и сам заплачу. Это невозможная женщина открыла глаза и улыбнулась, заглянув мне в лицо. Уголки ее накрашенных красной помадой губ язвительно изогнулись. Я скатился на траву и положил голову ей на колени. И почувствовал, что она вся горит, как в лихорадке. Я уловил запах пота, показавшийся мне восхитительным. Все в Гарри казалось мне восхитительным. Ее пальцы, растрепавшие мне волосы, с силой вцепились в них. – А ты любитель подразнить, писака. – Нет, – горячо возразил я. – Просто… – Мне следовало бы разозлиться, ведь ты отверг меня. Ты первый мужчина, который… – Она замолчала. – Который не набросился на тебя сразу? – предположил я. – И сколько у тебя их было? – Да он еще и ревнивец! – ликующим тоном заявила эта нахалка. – Так знай: у меня их были тысячи и тысячи! – Это в Ирландии-то? – рассмеялся я. – Ну разве не зануда?! Теперь я тебя дразню. О, эта смехотворная любовная чепуха! Тогда она мне казалась ангельским пением. Гарриет села, ее волосы каскадом заструились на мое лицо. – Прочти мне еще стихи. Вспомни до конца тот, что про пляж. – На самом деле они звучат по-другому: «Могила – прекрасное тайное место»… – Что за отвратительная мысль! – гневно произнесла жена Фларри. – Это ты сочинил? – Нет. Один поэт по имени Марвелл. – Мне противен этот мистер Марвелл, – заявила Гарри. – Так вот почему ты не захотел заняться со мной любовью? Из-за этих дурацких похорон? – Нет, не думаю, – пожал я плечами. – Хотя шествие произвело на меня изрядное впечатление. – Мы живем лишь раз. Поэтому жизнь должна быть короткой и веселой, – поделилась собеседница своей незатейливой мудростью. – Вот что я тебе скажу! – Короткой? – не понял я. – Я не хочу быть вонючей старушонкой на костылях. – Дорогая Гарриет! – восторженно провозгласил я. – Ты – просто прелесть! Она ехидно уставилась на меня. – А что на это сказала бы Филлис? – Не смею даже подумать, – усмехнулся я. – На сегодня Филлис с меня достаточно. Гарриет вскочила на ноги. – Пошли. Пора ехать! Но, не доезжая трех миль до Шарлоттестауна, мы все-таки нагнали похоронную процессию, двигающуюся все той же мерной поступью, за цепочкой людей почтительно следовало уже три автомобиля. Когда мы наконец добрались до усадьбы Лисонов, хозяйка поместья наклонилась ко мне, поцеловала на прощанье и стерла следы помады носовым платком. Потом заново накрасила губы и вышла из машины. – Я скоро тебя увижу? – осведомился я. – Если будешь хорошо себя вести. Она, не оглянувшись, пошла по подъездной дорожке. Я развернул авто и поехал обратно к себе в коттедж. Двигатель я заглушил на маленькой, поросшей травой лужайке, которая служила мне стоянкой. Входя в мое новое обиталище, я был настолько поглощен размышлениями о Гарриет, что мне не сразу бросился в глаза беспорядок среди личных вещей. Кто-то систематически перерыл бумаги, книги и ящики наверху и внизу, не делая особых попыток скрыть этот факт. Значит, здесь копалась не Бриджит. Какой-то бродячий воришка? Но из дома ничего не украли. Это происшествие выглядело загадочным, разве что любопытство местных жителей перешло все границы дозволенного. Я автоматически потянулся к телефону, решил вызвать полицию, но вспомнил о его отсутствии в коттедже. Что бы все это могло означать? Я уселся и уставился в камин, мечтая о новой встрече с женой Фларри. |
||
|