"Трамвай желанiй" - читать интересную книгу автора (Andrew Лебедев)

Глава вторая

Рождение желаний Оглядываясь по сторонам, Анька вышла из метро "Проспект Просвещения". Последний раз она была здесь лет пять назад и теперь недоумевала, как за такое короткое время все могло настолько перемениться. На месте павильонов и киосков – новый торговый центр со стенами из синего стекла. Но разгуливать по его магазинам у нее не было времени. Да и денег, кстати, тоже. На секунду она задумалась, вспоминая, как ей попасть на Придорожную аллею, а потом уверенно перешла через дорогу.

В маршрутку набилось неожиданно много народу, и Аню прижал к грязному окну здоровенный толстый мужик. "Интересно, как должна выглядеть колдунья?" – думала она, глядя на улицу. "Рыжая и с жабой в волосах… глаза зеленые, с демоническим блеском, ни старая, ни молодая, скорее всего, смуглая и в цветастой юбке, как цыганка. Трубку курит. По всей квартире змеи ползают. А в красном углу живет огромный тарантул", – она угрюмо усмехнулась своим мыслям и уставилась глазами в газету, которую читал ее тучный сосед.

У тетки муж всю жизнь занимался черной магией. Перед смертью он ей говорит:

– Слушай, я завтра умру, но если я узнаю, что ты после моей смерти спишь с другими мужиками, то выкопаюсь из могилы, приду к тебе ночью и задушу!

Колдун умер. На следующий день его жена переспала со всеми, с кем успела.

Ее спрашивают:

– Не боишься? Ведь он и правда выкопается и тебя задушит!

– Пускай копает! Я его пузом вниз похоронила!

Женщина хмыкнула и перевела взгляд вниз по странице.

Парень подходит к девушке в баре и спрашивает:

– Хочешь поиграть со мной в магию?

– А это как?

– Мы пойдем ко мне домой, потрахаемся, и после этого ты исчезнешь.

Аня похихикала за компанию над глупыми шутками и тут же спохватилась, как бы не проехать нужную остановку. Она достала из сумочки записную книжку, пролистнула страницы до буквы К. Ксенофонтова Адель Викторовна. "Ага, вот и нужный дом". "Остановите, пожалуйста, здесь", – прокричала она, неловко оборачиваясь в сторону водителя и читая табличку с надписью: "Остановки "здесь" и "тут" водитель не делает".

Вопреки грозному предостережению маршрутка вильнула задом, чуть не сбив выскочившую на проезжую часть старушку, и с визгом подъехала к тротуару. "Извините, простите…" – Аня, стараясь не наступить никому на ноги, добралась до выхода и с треском захлопнула за собой дверь. "Уф", – она перевела дух и начала поиски парадной. В записной книжке значилось: "Третья от угла". Квартира шестьсот шестьдесят шесть. Хорошее начало!

Неожиданно на Аню напало сомнение: а стоит ли вообще идти. Захотелось развернуться и ехать скорее домой, купить пива и расслабиться, пока мужа нет дома. "Ну уж нет, – решила она. – Зря что ли с работы отпрашивалась. Была не была". Она пересилила себя и открыла дверь в парадную. Из-под ног с мяуканьем выскочила облезлая черная кошка и остановилась невдалеке, поглядывая на пришлую злыми зелеными глазами. Аньке стало жутковато, по спине поползли мурашки. "Или все-таки домой? – мелькнуло у нее в голове. – Но ведь нельзя же быть такой трусихой. Подумаешь, кошка", – с этой мыслью она начала подниматься на шестой этаж.

Дверной звонок издал охающий глухой звук, как будто в лесу прокричала сова, а вслед за ним раздались неторопливые шаги. Аня шагнула в полумрак квартиры.

– Здравствуйте, Адель Викторовна.

Тетка как тетка, никаких жаб, и не рыжая, а обыкновенная шатенка, ничего особенно примечательного. Легко могла бы быть учительницей физики в старших классах.

В комнате оказалось совсем немного места. У окна расположился небольшой круглый стол, а в углу – кресло-качалка. Свечка, карты Таро, какие-то фенечки, как про себя Анька назвала связки трав и ниток, висевшие на стене над столом.

Человека, не обделенного фантазией, должен был рассмешить этот стандартный антураж, с помощью которого псевдомагическая братия наводила туман на и без того затуманенные мозги своих клиентов, и в первую очередь клиенток, еще сто лет тому назад. Но Анька фантазией не обладала и приняла бутафорию за чистую монету. На стене также висело распятие, чтобы, значит, среднестатистический гражданин не усомнился, что все здесь с божьей помощью, а значит – типа легально. Анька не усомнилась.

Всему виной была генетика – продажная девка империализма. С ними, с генами этими самыми, передалось киришской Аньке безграничное доверие ко всякого рода "бабкам", которое сочеталось со столь же безграничным скептицизмом к науке, прежде всего к медицине. Да и колдунья-гадалка вела себя с ней, как со старой знакомой. Брала за руки, ворковала что-то певуче, говор не питерский, а Анька, как многие приезжие, чувствовала эту нездешность лучше коренных горожан.

Адель Викторовна умудрялась одновременно смотреть в глаза посетительнице и заглядывать в свою книгу – потрепанный гроссбух, вроде бухгалтерского. "Конспект там у нее, что ли?" – подумала Анька.

– Беда у тебя, – сказала гадалка. – Большая беда!

Анька закивала согласно и тут же замотала головой, словно не веря в такую проницательность.

– Сын у нас болеет! – заговорила она торопливо. – Лейкемия. Вот я и подумала…

Анька осеклась. Ворожея кивнула, давая понять, что все знает и так, потом сдвинула брови и взяла в руки потрепанную колоду карт. Карты были старинные или, по крайней мере, похожи на старинные. Анька вся подобралась. Адель перетасовала их, шепча что-то, перекрестилась. Анька машинально сделала то же самое.

Карты все с интересными картинками. Вот дурак в шутовском колпаке, смерть с косой. Аня отодвинулась от карт – она такие в кино видела, и ничего хорошего потом в этом кино не случилось.

Да и тайный язык карт – даже простых, тех, в которые резались в Киришах в дурака или пьяницу в босоногом детстве – на щелбаны, а став постарше – на интерес с раздеванием, был ей неведом. Что уж говорить об этих! Она сжалась в комочек на табуретке, подумав не в первый раз, стоило ли вообще сюда приходить.

Гадалка нахмурилась, пробормотала что-то себе под нос и, сложив карты, вздохнула.

– Что? – испуганно спросила Анька.

Взгляд женщины блуждал где-то над ее головой, словно считывая одной только ворожее ведомые знаки.

– Сглаз на тебе, милая! Сильный сглаз! Тут даже я, может, не сумею пособить, но постараюсь. Ты не сомневайся, я денег зря-то не беру! Ты давай сначала сходи-ка на Смоленское к Ксении Блаженной, потом возьми свечей…

Она вытащила из ящика стола лист бумаги и по пунктам расписала все, что нужно было сделать. В конце всенепременно следовало вернуться к ней за новой порцией указаний.

– А кто сглазил-то?! – спросила Анька.

– Этого тебе никто не скажет – трудно выяснить. Может, прохожий, может, сосед позавидовал!

"Было бы чему завидовать-то!" – подумала про себя Анька.

– А бывает, и сам человек себя сглазит или проклянет даже! Целит-то в иного, а ему – как пуля рикошетом! Назад! Потому и говорят, не рой другому яму!

– Я ничего не рыла… – сказала Анька искренне. – То есть не проклинала.

– Вот и умница! – согласилась мгновенно Адель. – Вот что, приведи-ка своего благоверного ко мне, да и ребеночка. Проверим, на всякий случай!

Проверка само собой означала дополнительные сотенные купюры, которые перекочуют в ухоженные пальцы Адели. На лице Аньки отразилось сомнение.

– Ну что же ты, милочка, думаешь – это тебе не зуб вырвать – раз и готово!

Процесс долгий! – потрясла пальцем гадалка перед ее лицом, пристально глядя в глаза.

Гипнотизировала, наверное!

Анька выбралась из парадной, посмотрела на часы. Визит продолжался удивительно мало. А может, не хотела Адель чего говорить?! Люби Адель мою свирель…

Псевдоним наверняка, решила Анька. Кличка, как у блатной – не могла она поверить, что сейчас кому-то придет в голову называть так дочку.

Дул ветер, гнал пыль. Пыль хрустела на зубах. "Прямо как в Средней Азии", – подумала Анька, доставая платок. В Средней Азии она никогда не была, но считала, что достаточно хорошо все там себе представляет по телепередачам.

Сплюнула и вытерла рот. Подняла голову, выискивая среди окон то самое. Почему-то ей казалось, что гадалка должна высматривать ее сверху.

Сейчас, задним числом, ее обуяло раскаяние – напрасно она отдала денежки! Толку-то, толку никакого! Знала, что не пойдет обходить церкви – все это лажа голимая!

Если бы так все было просто! И иконы эти целовать! После всяких вонючих старушенций! Свечку поставить можно, почему бы и не поставить.

На Смоленское кладбище так и не поехала, ограничилась тем, что забежала в попавшуюся по дороге деревянную часовню а-ля рюс. Свечки у нее падали, не хотели становиться в широкие подставки. Наконец получилось. Анька постояла еще немного – не хотелось выходить на холод. Никакого религиозного благоговения она не испытывала. Отбывала повинность. Ни во что не верила.

Зачем ездила?! Катька подбила – дура набитая! Только и может, что давать дурацкие советы. Сама мужа не смогла удержать – теперь вот бегает по всем этим бабкам, плачется в жилетку. А те слушают и утешают – сходи на кладбище, возьми могильной земельки… И нам копеечку за совет не забудь дать! Тут к тебе и полетят отборные кобели вот с такими вот… Правда, не летят что-то кобели, погода, видно, нелетная, но Катька все равно надеется!

Ах, если бы, в самом деле, копеечку брали… Жалко было денег!

Болезнь настигла Юрку внезапно. Вдруг начал быстро уставать, подскочила вверх температура, стали болеть кости, побледнела кожа, и на ней появилось множество маленьких синих точек, похожих на булавочные уколы. На другой день после этой дурацкой поездки к Адели Анька снова водила его к врачу – делать пункцию.

– Это больно?! – Юрка стиснул кулачки. Аня видела, что он боится.

– Нет, не больно! – солгала она быстро. – Все равно, что укол.

– Ты то же самое говорила, когда к зубному ходили! – вспомнил он.

Мать помотала головой раздраженно. За что ей это наказание. В голову не приходило никакой вины, за которую могла причитаться подобная кара.

Юрка ловил по-детски внимательно все ее ахи-вздохи, все эти бабьи причитания, что так ненавидел его отец. И делал для себя однозначный вывод, что он в чем-то виноват. Напряженность придавала бледному детскому личику такое выражение, что бабулька в клинике сложила руки, с отчаянием глядя на Аньку.

– Да что же это он у вас такой замученный!

– Вы бы не лезли не в свое дело! Своих воспитайте! – огрызнулась Анька.

– Да у меня трое выросли! – закудахтала старуха, ковыляя за ней, но потом отстала и махнула рукой.

Пункция была болезненной. Юрке показалось на миг, что его проткнут насквозь – пришпилят к столу, как муху булавкой в музее. Представил себя в музее вместе со всякими букашками.

– Терпи, казак, атаманом будешь! – сказал врач.

Юрка не был казаком и атаманом становиться тоже совершенно не хотел. Все, что он хотел, – вернуться домой и не знать больше никогда этой боли.

– Мама, мама! – дергал он ее за рукав.

– Ну!

– Мне Степка во дворе рассказывал, что, когда ему делали укол от бешенства, папа ему машину подарил радиоуправляемую!

Анька не ответила, помотала только головой и потащила скорее сына в гардероб – одеваться. Возле клиники, пока курила, прицепился какой-то молокосос – из студентов-практикантов, завел разговор. Клеился, не обращая внимания на слоняющегося рядом Юрку. Анька отвечала что-то, флиртуя. А из головы не вывходил последний разговор с доктором.

Доктор – холеный еврейчик (а Анька по-пролетарски тупо не любила эту нацию, независимо от занимаемой должности) – объяснил ей, что лечить эту самую лейкемию весьма дорого, результат не гарантирован, а лучшие клиники – в Германии. Уяснив это, Анька уже не слушала больше никаких объяснений. Встать и уйти хотелось, но досидела. Мало ли как дело обернется. Хотя матери больного ребенка все прощается.

Врач набросал ей названия препаратов, примерную цену и адреса, где их можно было купить или заказать. Анька кивала, думала про себя зло, что все здесь у них схвачено – рекламируют своих партнеров с их лекарствами. За все заплачено, и деньги немалые.

Такие деньги, что им и не снилось. И даже это самое лечение, которое они сейчас не в состоянии оплатить, ничего не гарантирует. Облучение?! Ха! Она знала одного облученного – по поводу раковой опухоли. Нервный, с проплешиной. Здесь, наверное, те же самые технологии. И никакой гарантии. Вообще все это сделано, чтобы вытягивать деньги.

Вечером Антону предстояло получить очередную головомойку. А вместо машинки, о которой канючил хитрый Юрка, она купила пива. Супруг задержался на работе даже дольше, чем обычно. Что он там делает, Аньку никогда особенно не интересовало, но сейчас, во хмелю, она начала задумываться. Может, "пялит" какую-нибудь сотрудницу? Денег за внеурочные ему вроде бы не платили.

– Что мы на этот раз празднуем?! – поинтересовался Антон, заметив пустую бутылку.

"Ничего не оставила, – отметил он про себя. – А говорят, что простые бабы сердечные. Может, мне досталась особенная: простая, но бессердечная. Или, скорее, врут те, кто говорит. Обычная идеализация трудящихся слоев населения. Вот, мол, они какие – может и не семи пядей во лбу, зато душевные! А души при ближайшем рассмотрении что-то и не видно, а то, что видно, – больно неказисто. Восхищаться-то нечем", – думал он, рассматривая супругу.

– Что вылупился?! – спросила она. – Сейчас у тебя глаза вообще на лоб полезут.

Поминки это, а не праздник никакой. Понял?! – бросила с вызовом. – Сына твоего поминаем!

Юрка уже спал и не мог этого слышать. Антон бросил дикий взгляд в сторону его комнаты. Ничего не говоря, подошел к постели Юрки.

– Папа, а мы поедем в Германию?! – спросил сын, открывая сонные глаза.

– В Германию?! Почему в Германию?! – не понял Антон.

Разъяснить ситуацию с клиникой Анька не удосужилась. Антон решил, что Юрка просто насмотрелся фильмов. Фильмы про войну снова в моде.

Утром мадам Добровольских наконец кое-что рассказала.

– Да какая тебе разница! – бросила она напоследок. – Тебе же на нас наплевать!

– Сколько там надо?! – спросил он, зная, что любая сумма ему сейчас не по плечу.

Знал, что даже работай он круглые сутки, не смыкая глаз и не покладая рук, на лечение за рубежом денег в любом случае не хватит. Знала это и Анька. Поэтому вместо ответа истерично рассмеялась:

– Да какая разница-то! Киллером, может, подрабатывать собрался. Так тебя не возьмут, не обольщайся. Ты в стену-то из рогатки не попадешь. Люди разве что со смеху умирать будут.

Антон пожал плечами. И не ударишь ее при Юрке. Впрочем, не в нем дело. Не умел он бить женщин. Не умел бить вообще. Поэтому она била его. И удар хорошо поставлен, а ему только и остается, что уйти. В защиту. Глухую. Притвориться глухим и уйти.

Он и ушел. На работу.

– Как вы отдыхаете?! – спрашивал давеча по ящику бодрый репортер у одного из ветеранов эстрады.

Ветеран восседал за своим роялем в компании девицы, которая ему в дочери годилась.

– Работа для меня – лучший отдых! – бодро рапортовал ветеран.

Гормоны играют. Седина в бороду – бес в ребро.

Антон тоже отдыхал на работе – больше просто было негде. И насчет гормонов ему все было понятно. Только кому смазливая девчонка, а кому ручная работенка. "Холмс, я хочу женщину. – У вас же есть жена, Ватсон! – Ну, Холмс, вы бы еще про маму вспомнили!" Тогда, в университетские годы, вся его энергия была направлена на Ритку-Маргаритку.

Ритку в РАЮ ЕГО СОБСТВЕННЫХ ГРЕЗ Антон любил по-разному.

Иногда он помещал ее в квартиру, наполненную толпой разгоряченных любовников…

Он представлял себе вечеринку, модную пати-суарэ, где расслабленная кокаином публика предавалась самому легко воспламеняемому блуду. Где в каждом уголке квартиры вились клубки из слипшихся тел, где женщины отдавались по первому зову, где пары сливались и, распавшись, снова сливались в новых комбинациях. И вот, в такой квартире бродила и ходила она – королева и хозяйка этой модной вечеринки…

Нагая. А иногда и не совсем нагая. В иных мечтаниях на ней была полупрозрачная облегающая рубашка. А иногда черные чулочки. А еще иногда – белый лифчик. Только белый лифчик – и все!

Но во всех этих комбинациях, что прокручивались в РАЙСКОМ САДУ ЕГО СОБСТВЕННЫХ ГРЕЗ, он обладал ею. Он обладал ею со всей неутомимой силой своего воображения, и обладание это заканчивалось потом его легким, едва слышным стоном. И мокрым пятном на смятой простыне…

А иногда он представлял ее в купе.

В купе поезда.

Она ехала с Игорем.

Именно с Игорем Сохальским куда-то в Москву или из Москвы, в Сочи, например.

Она была с Игорем. Но купе почему-то было не двухместное, в каких ездят министры, а обычное четырехместное.

И вот соседями Игоря и Ритки оказались двое… Двое мужчин. Двое лихих разбойников с большой дороги. И они, напоив Игоря до потери сознания, принялись Ритку раздевать. Долго и сладко раздевать… А Игорь спал. А они ее раздевали…

Были… Были и такие мечтания. И снова едва слышный стон и мокрое пятно.

Теперь… Теперь он работал бухгалтером, и в их небогатой фирмочке "купи-продай" у него как у заместителя директора по финансам был свой отдельный кабинетик. А в нем, как и положено, – компьютер, подсоединенный к сети Интернет… "Архизанятнейшая штука", как выразился бы покойный Ильич. Антоша быстро в нем, в Интернете, освоился и, будучи так или иначе, но вроде как женатым, стал грешить одной популярной страстишкой – разглядывать фотографии скучающих женщин – бухгалтериц, экономисток, секретарш, инженерок-технологов и прочая, прочая, прочая, всех, кто скуки ради помещает свои фотки и анкетки на тех разделах сети Интернет, где люди… это, как бы… знакомятся.

Сперва Антошка только разглядывал фотки…

Все-таки как-то нехорошо.

Он вроде как бы и женат, да и не мальчик вообще уже!

А потом пристрастился – начал переписываться с этими…

С секретаршами, экономистками, инженерками…

Но до свиданий дела не доводил.

И потому, что денег лишних не было.

Да и вообще из-за робости какой-то внутренней.

А однажды…

А однажды вдруг как молнией его ударило-пронзило…

Вспомнилось что ли в мозжечке о той заложенной мамиными театральными повинностями мине?

И оставшись после работы на три часа, запершись у себя в кабинете и скурив зараз полпачки дешевых "Мальборо-лайтс", он на одном дыхании написал пьесу…