"Колдовская музыка" - читать интересную книгу автора (Каабербол Лене)

Глава 4 Человек из другого мира

Добраться до Кида оказалось нелегкой задачей. Компания «Звездная музыка» в лице ослепительного Ала Гатора поселила «Огнецветов» на большой ферме неподалеку от Хитерфилда и окружила охраной, подобающей звездному статусу. Сначала мы сказали, что хотим взять у Кида интервью для школьной газеты. Не повезло.

– Простите, крошки, – развел руками Ал Гатор. – Кид не дает интервью местной прессе.

Он, по-видимому, не вспомнил нас. Куда уж ему нас узнать – ведь после «Звездного Экспресса» произошло столько важных событий. И среди прочего – мистер Гатор стал несметно богат.

Морщась от отвращения, я протянула Вилл ее мобильник, который брала для солидности.

– Не вышло, – сказала я. – Мы еще не прославились на всю страну.

Какой-то школьник толкнул Вилл под руку так, что она чуть не выронила телефон, и отошел, не извинившись. До нас долетел тихий фальшивый напев «Отныне и напек».

Вилл покачала головой.

– Они теперь все стали как зомби, – пожаловалась она. – Так не должно продолжаться!

– Может, пробраться тайком? – предложила я. – Мы же все-таки волшебницы. Разве это будет трудно?

Я с тоской вспоминала последние слова, лежа на животе посреди сырого, утоптанного овцами зимнею поля нозле фермы, которая теперь получила название Огнецветной. Ее обнесли заборами. Посадили собак. Усеяли сигнальными системами и видеокамерами. И расставили повсюду охранников, рядом с которыми гориллы показались бы жалкими мартышками.

– С собаками я бы справилась, – сказала я. Я неплохо умела ладить с животными, за исключением черепахи Лилит, которая не уставала демонстрировать свой вредный упрямый нрав. Это почти то же самое, что располагать к себе людей. – Вилл, наверное, сумеет договориться с камерами и сигнализацией. Но что делать со всем остальным?

– Нам нельзя привлекать к себе внимания, – сказала Корнелия. Хоть мы и за городом, здесь все равно полно народу. Я, конечно, имею в виду не Гатора и его приспешников – этих людьми не назовешь…

В ее словах был резон, хотя в эту минуту вокруг было больше овец, чем людей. Одна из них, дружелюбная овечка в ошейнике с колокольчиком и надписью «Молли», ласково жевала мой рукав.

– Может быть, стать невидимыми? – предложила я, осторожно отталкивая любопытный нос Молли. – Но вроде этого еще никто из нас толком не освоил?

Все дружно покачали головами.

– Это все равно не поможет пробраться через забор, – заметила Вилл. – Разве только проскользнуть через ворота с грузовиком, который доставляет продукты…

– Гм, – задумчиво протянула я. – Это идея…

– В следующей жизни, – сказала Вилл, – я бы не хотела возродиться в виде ящика бананов.

Я разделяла ее чувства. Не слишком-то сладко, когда тебя запихнут в фургон и погрузят сверху полтонны крупы и сахара, а потом на тебя еще усядутся пять девчонок.

– Этот водитель просто псих, – в сердцах сказала Тарани. – Надеюсь, он ни во что не врежется!

– Наверно, злится из-за задержки.

Да, неприятно, должно быть, когда путь тебе перекрывает целое стадо сонных овец. Но из-за них водитель остановился и вышел из фургона, а нам только это и было нужно. Пока он прогонял овец обратно на поле, мы успели проскользнуть в заднюю дверь фургона.

– Нечего было так тянуть Молли за ошейник, – проворчала я. – Овцы очень мирные и послушные, нет нужды применять силу.

– Не все же умеют так обращаться с животными, как ты, – заметила Корнелия.

– Тс-с, – предостерегающе шепнула Вилл. – Кажется, подъезжаем к воротам…

Машина остановилась. Прокрякало переговорное устройство, шофер что-то сказал в ответ. Потом фургон снова тронулся.

– Въехали, – пробормотала Тарани, – Вилл, как ты думаешь, может быть…

– Я над этим работаю, – отозвалась Вилл, сосредоточенно сдвинув брони. Мгновение спустя мотор фургона чихнул и заглох. По другую сторону тонкой металлической стенки послышалась сердитая брань.

– Неудачный ему выпал денек, правда? – хихикнула я.

Хлопнула дверь. Заскрипел поднимаемый капот.

– Пора, – скомандовала Вилл. – Выходите. Быстрее!

Мы выбрались, стараясь не шуметь. На наше счастье, водитель был поглощен возней с двигателем. Мы скользнули за ограду, и, как только дорога скрылась из виду, Вилл снова включила мотор. Озадаченный водитель выпрямился так резко, что стукнулся головой о крышку капота.

– Точно, неудачный денек, – повторила я.

– Хватит злорадствовать, – оборвала меня Тарани. – Он нам ничего плохого не сделал, верно?

– Нет, просто был грубоват с Молли. Перебегая от куста к кусту, от прикрытия к прикрытию, мы осторожно подкрались ближе к ферме. Пока что собак не было видно. А Вилл всю дорогу просила камеры наблюдения смотреть в другую сторону.

– Как тут много всяких строений, – прошептала Тарани. – Кида могли поместить где угодно. С чего начнем?

И тут из сарая для сушки сена, оттуда, где ферма оставалась обыкновенной фермой, до нас донесся еле слышный звук. Кто-то дергал гитарную струну.

– Может быть, там? – предположила я, указывая на ворота сарая.

Старый сарай был огромным, внутри царил полумрак. Это место, по-видимому, пытались переделать в студию, но работа была далека от завершения. Почти весь объем занимали леса и пластиковые перекрытия, в воздухе витал едкий запах свежей краски.

В сумраке снова зазвенела гитара.

Я резко остановилась, потому что на этот раз сомнений не было: это звучала гитара Кида, только она могла быть такой певучей.

Я посмотрела на Хай Лин. Она кивнула. Мы явно пришли туда, куда нужно.

Мы осторожно двинулись вперед, стараясь держаться в тени.

Кид сидел на перевернутом ящике и тихо перебирал струны. И эта новая песня, рождавшаяся у нас на глазах, дрожащая, неоперившаяся, уже была прекрасна.

Я-то все думала, почему песни этого парня такие печальные? Теперь мне стало понятно. Это место – где усталый найдет покой, где конец дорог – недостижимо. До него нельзя дойти. И эта невозможность выражалась не в словах, а в его голосе. Мне вспомнилась Фиона, распевавшая часами, до хрипоты, слезы у нее на лице. Если эта песня будет записана, появятся еще тысячи новых Фион. Тысячи.

– Прекрати, – услышала я свой голос.

Вилл яростно махнула мне рукой, но было поздно. Он меня услышал. Напев оборвался, он встал, вглядываясь в полумрак.

– Кто это? – тихо спросил он. – Кто здесь?

Я вышла из-за пластиковой панели.

– Я. Мы встречались на «Звездном Экспрессе». – Это было преувеличением. Вряд ли можно считать встречей один взгляд через набитый зал. Хотя с натяжкой – можно.

Он неуверенно вгляделся в меня.

– Ты… одна из тех девочек в зеленом и белом?

– Да. «Побрякушки». – Хоть это и глупо, но мне польстило, что он меня узнал.

– А-а. – Он не задал ни одного из напрашивавшихся вопросов: что ты тут делаешь, кто тебя впустил и тому подобное. Казалось, он просто заметил, что я здесь, и все. И принял мое присутствие как должное. На мгновение его глаза стали такими же далекими, как глаза Фионы.

– Ваша гитаристка… она напомнила мне… – он запнулся на полуслове. – Когда-нибудь она будет играть хорошо. Она может стать Музыкантом.

Он произнес слово «Музыкант» по-особому, как почетный титул. Я почувствовала обиду за Кару – на мой взгляд, она уже была музыкантом, и очень хорошим, – но я понимала: для него это очень высокая похвала. По-видимому, у него другие стандарты. Я даже не была уверена, что он с нашей планеты.

Ох… внезапно мои мысли приняли другой оборот. Что, если… если это не просто метафора? Если он и вправду… из другого мира?

– Почему ты велела мне прекратить? – серьезно спросил он.

– Потому что ты причиняешь людям боль. Твоя музыка им… вредна.

Я чувствовала страшную жестокость своих слов. Он выглядел таким беззащитным. Таким грустным. Но это, конечно, было только частью проблемы.

Долго, ужасно долго он сидел не шевелясь, сжимая свою драгоценную гитару.

– Ты уверена? – наконец спросил он. Я кивнула.

– Твоя музыка слишком сильная. Мы не привыкли к такой силе. Она ранит нас.

Его глаза стали огромными, почти неестественной величины. Такие глаза могут быть у ночных существ, а не у человека.

– Но я не знаю, что еще мне делать… – прошептал он.

Он выглядел таким потерянным. Я постаралась найти добрые, успокаивающие слова.

– Я думаю… наверняка ты умеешь делать что-нибудь другое. Не только играть и петь.

Он опустил глаза и посмотрел на гитару.

– Я умею вырезать из дерева, – сказал он. – Я… когда-то у меня это неплохо получалось.

«Быть хорошим плотником совсем не зазорно», – подумала я. Правда, при этом у него не будет таких доходов, как у поп-звезды.

И потом мне вспомнилась песня, которую он сочинял. О возвращении домой.

– Кид, – сказала я. – Ты не мог бы рассказать, откуда ты?

Он взглянул на меня с беспокойством.

– Из места под названием Бард, – ответил он.

– И как там?

– Чудесно. – с грустью ответил он. – Там очень много музыки. Каждый играет на каком-нибудь инструменте, а то и на нескольких, каждый поет… Все живут и дышат музыкой, с самого рождения и до смерти. Бард построен на музыке, – говоря это, он делался все печальнее и печальнее.

– Похоже, это отличное место, если ты музыкант.

Он грустно улыбнулся.

– Вот именно – если ты Музыкант, – и снова он особым образом выделил это слово, будто произнес его с большой буквы.

– Тогда почему ты не вернешься туда? Он внезапно встал.

– Не могу, – был ответ.

– Почему?

– Не могу, и все. К тому же я все равно не Музыкант.

– Шутишь? Ты лучший музыкант, какого я слышала.

Он молча покачал головой.

– На самом деле – нет.

– Кид… а где это – Бард?

– Далеко.

Я не могла не спросить. Если я ошибаюсь, пусть он считает меня сумасшедшей. Но я должна знать.

– Далеко – это… где? В другом мире?

Он застыл. Обернулся. Пристально посмотрел на меня.

– Откуда ты знаешь?

Есть! Я вздохнула. Потом улыбнулась самой располагающей улыбкой.

– Знаешь что, Кид… Пора тебе познакомиться с моими подругами.

Нам не сразу удалось убедить его, что мы кое-что смыслим в перемещении по другим мирам. И даже после этого он продолжал твердить, что мы не сумеем ему помочь. Никто не сумеет.

– Почему? – спросила Хай Лин.

Он снова посмотрел на гитару и вдруг покраснел от стыда.

– Я… я изгнанник. Я совершил Проступок.

Совершил проступок? На мой взгляд, в этом нет ничего серьезного. Ну, допустим, нарушил правила уличного движения или еще что-нибудь в этом роде.

– Если не хочешь, можешь не рассказывать, – сказала Вилл.

«О, расскажи, расскажи! – мысленно взмолилась я. – Я хочу знать!»

Он вздохнул.

– Когда вы узнаете, то не захотите мне помогать, – с уверенностью сказал он.

– Почему?

– А почему вообще вы должны мне помогать? Откуда у вас такой интерес ко мне?

– Ну… потому что… – Потому что надо помогать другим, хотела ответить я, но это прозвучало бы слишком ханжески.

– Из-за музыки, верно?

– Не совсем. – Но я не могла не признать: если бы он не играл такую музыку, не пел так красиво, то большинство людей прошли бы мимо него на улице, не обратив внимания.

– Понимаете, я не рожден с музыкальным талантом.

– В этом и есть твой проступок? – спросила Корнелия.

– Нет. Но на Барде нелегко жить, не имея музыкального дара. Вы там не были, вы не знаете… Музыка там кругом, везде, во всем. А я не умел играть. Сколько я ни старался, мне говорили: ты поешь фальшиво, не чувствуешь ритма… Я почти все делал неправильно и даже не слышал этого. Потому что у меня не было слуха. Я таким родился. Однако люди были добры. Говорили мне, что это не имеет значения, что у меня хорошо получаются другие вещи. И правда, многое получалось. Но, понимаете, по сравнению с музыкой все остальные дела не имеют значения… Мой отец – Музыкант. Он завоевал этот титул одним из самых молодых. Мне было невыносимо горько разочаровывать его.

– И что ты сделал? – тихо спросила Тарани.

– Я пошел… в запретное место. В Круг Тишины, – на последних словах его голос задрожал и чуть не угас. Он отрывисто вздохнул и продолжил, видимо, решив, что мы должны услышать самое худшее: – Говорят, если там загадать желание, иногда оно сбывается. И я захотел… всей душой захотел сделать так, чтобы отец мною гордился. И… Ания тоже.

– Кто она? – спросила я, хотя обо всем уже догадалась по его голосу.

– Девушка. Очень красивая. Я хотел жениться на ней. И боялся, что она за меня не пойдет, если я не буду Музыкантом. – Его пальцы, блуждавшие по струнам гитары, извлекли тихий одиночный аккорд. Вдруг я догадалась, что волосы у Ании были темные. Цвета полуночи, как этот звук. – И я пошел далеко в леса, туда, где Круг. Лег на черные камни под разрушенным сводом. И уснул. А когда проснулся, солнце уже садилось, но я знал – идти домой еще рано. Сначала надо было кое-что сделать.

Он замолчал. Одна его рука поглаживала черное дерево гитары. На этот раз он не касался струн, но в воздухе все равно звенела еле слышная призрачная музыка. Наверное, отзвуки.

– Что? – спросила я наконец, сгорая от нетерпения. – Что ты должен был сделать?

– Ее, гитару. Из черного дерева обрушенного свода.

Он произнес это так тихо, что я еле разобрала слова.

– Ну и что? – поторопила я его.

– При свете луны работа заняла у меня всю ночь. Наутро был готов корпус гитары. Струны я купил у мастера, изготовляющего музыкальные инструменты. Но все остальное было принесено из Круга Тишины. И тут, внезапно, я начал играть. Первое время мне приходилось скрываться, делать вид, что я медленно делаю успехи. Произошло чудо. Будто открылась запертая дверь. Я наконец понял, о чем говорят все остальные. Это было… как будто я родился глухим и вдруг стал слышать.

Радость открытия, будто луч света, пробилась сквозь печаль, наполнявшую его слова. Я невольно взглянула на гитару. И все из-за нее? Невероятно. Даже если она и вправду принесена из этого… как он его назвал? Круга Тишины.

– Они назвали это Поздним Пробуждением. Говорили, что это чудо. Но в конце концов выяснили, почему произошло это чудо. Старейшины ввели меня в Круг Гармонии и устроили суд. Они сказали, что я нарушил Закон Музыки. Что я сотворил Чудовище. И за это должен быть изгнан. Они открыли проход между Струнами Бытия и ввели меня в него. А чтобы я не вернулся, посадили там Страж-зверя. Путь закрыт. Я не могу вернуться домой. – Его пальцы снова пробежали по струнам и извлекли аккорд, полный горя и одиночества. Карие глаза, поняла я. У Ании были карие глаза.

– Вот так, теперь у меня есть музыка, – молвил он наконец. – И больше ничего.

Наступила тишина, глубокая и тревожная. И в эту тишину вломился Ал Гатор со своими головорезами.