"Небо Голливуда" - читать интересную книгу автора (де Винтер Леон)

ОДИННАДЦАТЬ

«Небольшая, но прекрасно сыгранная Томом Грином роль. Ему удалось избежать клише и неожиданно взволновать зрителей в общем в весьма посредственном фильме», – писала в 1982 году газета «Нью-Йорк таймс» об игре Грина в рубрике «Кино недели». Грин получил за эту роль номинацию «Эмми».

Официантка из ближайшего кафе, избегавшая его на протяжении нескольких месяцев, теперь поверила, что он действительно унаследовал от матери коллекцию экзотических скульптур, ваз и масок. Перед зеркалом он репетировал свою благодарственную речь.

По мнению Линды Гросс, его агента из компании «Юнайтед Тэлент», после номинации Грин мог, развалившись на диване, выбирать любой понравившийся ему сценарий из дюжины других, которые будут присылать ему еженедельно. Она оказалась права – он и впрямь получал кипы сценариев, но все предлагаемые роли были в той или иной степени вариациями предыдущей. Он не хотел повторяться – трагический наркоман, который, несмотря ни на что, сохранил человеческое лицо.

Церемония награждения премией «Эмми» транслировалась в прямом эфире. В душном зале сидели нервничающие артисты и продюсеры. Грина показали в течение трех секунд, когда объявляли претендентов на лучшую роль второго плана в телевизионных мини-сериалах, и потом еще раз в течение пятнадцати секунд, когда прокручивали ролик из фильма. Премия досталась, однако, старому актеру, который уже давно ждал своей очереди. Надежда перейти в категорию «А» улетучилась так же быстро, как и воспоминания о номинации. Грин сыграл еще нескольких наркоманов, поскольку за эти роли хорошо платили, а затем снова начал посещать кинопробы. Молодой, он мог себе это позволить.

Два раза он дошел почти до конца: добрался до последнего раунда на пробах фильма Сиднея Люмета, а у Пола Верхувена чуть было не получил роль владельца ночного клуба, но, к сожалению, «слишком ординарное лицо» стало помехой. Он позвонил Верхувену – как-никак соотечественнику, с которым они когда-то перекинулись парой слов на приеме в нидерландском консульстве, – и оставил на автоответчике сообщение: «Если надо, я себе и китайское лицо сделаю». Грин считал часы, потом дни, но Верхувен так и не перезвонил.

Том Грин пополнил ряды многочисленных актеров, которые в состоянии были оплачивать аренду жилья, химчистку, БМВ, но так и не совершили заметного прорыва. Грин судорожно продолжал цепляться за свою мечту: он приехал в Америку, чтобы играть лучшие роли в лучших фильмах, и не собирался сдаваться. Долгие годы ему доставались лишь роли второго плана, преимущественно на телевидении, а он все ждал своего шанса, который никак не подворачивался.

Вскоре его пребывание в Лос-Анджелесе озарила встреча с Паулой. До ее появления карьера Грина строилась довольно удачно, хотя и без каких-то особенных подъемов. Предложения поступали постоянно. После исчезновения Паулы его дела начали стремительно ухудшаться, как будто она забрала с собой его силу воли. Разочарованный пустыми обещаниями, он сменил Линду Гросс из «Юнайтед Тэлент» на Питера Кана из агентства «Юнайтед», коллектива амбициозных молодых импресарио, и упустил при этом массу возможностей. Он продал несколько экземпляров из коллекции, доставшейся ему в наследство от матери, отказался от БМВ и перевез свои ритуальные предметы искусства в более дешевую квартиру. Он играл однодневные эпизодические роли, а затем (после того как постепенно распродал все раритеты, которые его мать так заботливо собирала) брался за любую работу в домах престарелых и базах отдыха, где с другими отвергнутыми актерами выступал в скетчах и развлекательных одноактных спектаклях.

Временное облегчение наступило, когда ему предложили сняться в телевизионном сериале «Единственная сцена» в Нью-Йорке. Он переехал из Лос-Анджелеса и поселился в апартаментах на Лоуер Ист-Сайд, колоритном районе трущоб, где жили панки, художники, поэты и мелкие преступники. Там его жизнь приняла любопытный поворот.

Хвалебная рецензия в «Вилладж войс» заставила его пойти в кинотеатр и посмотреть (с еще двумя зрителями) весьма необычный французский триллер. На следующий день он отправился на поиски сценария и обнаружил его в специализированном книжном магазине. Он послал французскому продюсеру полный страсти и почтения факс и приобрел за пять тысяч долларов (что составляло почти весь его «неприкосновенный запас») право на владение сценарием. В течение трех месяцев он должен был добыть деньги, чтобы оплатить права на производство американского ремейка. Затем он мог не только сыграть главную роль в этом фильме, но и стать его продюсером и, возможно, даже режиссером. Преисполненный веры, что в туннеле, где он находился столько лет, забрезжил свет, Грин с энтузиазмом и надеждой приступил к переводу и редактированию сценария.

Внезапно подвернулась халтура. Лицо Грина понравилось директору одного рекламного бюро, и он предложил ему сняться в ролике, который должен был пробудить интерес туристических компаний к девственной природе северо-восточного штата Мэн, с его лесами и озерами. Грина попросили заменить его американское произношение, приобретенное на интенсивных языковых курсах, на изначально очаровательный голландский акцент. Ему предстояло сыграть заурядного европейского путешественника. Пришлось согласиться – ему нужны были деньги.

Грин отправился в Кэмден, небольшой городок штата Мэн, расположенного в бухте изрезанного северо-восточного побережья США. Летом его активно посещали туристы, чтобы полюбоваться чащами с дикими лосями, пустынными полями, чистыми озерами и далями, затуманенными миллиардами комаров. Грин остановился в гостинице на Мэйн-стрит, где турист чувствовал себя как дома: кафе, ресторан, писчебумажный магазин, художественный салон, аптека, букинистическая лавка. К восточной части города примыкала гавань – место стоянки сотен прогулочных катеров, в ресторанных кухнях которых варили живых раков.

Производство ролика возглавляла Джейн Макдугал. Подчеркнуто тщательно она просматривала его чеки, как будто с чьих-то слов считала его мошенником. Ужиная в одиночестве в ресторанчике на воде, Грин по вечерам разглядывал семьи, приехавшие в отпуск, рыбок в аквариуме и местных ребятишек, радующихся летнему наплыву людей.

В предпоследний вечер его пребывания в Кэмдене Джейн прогуливалась по пристани мимо кафе, где сидел Грин. В форме ее широкого лица сквозило что-то славянское или ближневосточное, а крупное телосложение и светлые волосы свидетельствовали о скандинавском происхождении. Большой алчный рот, слегка надутая нижняя губа, сияющие карие глаза и сильное тело. Грин листал блокнот с французским сценарием. Прежде она уделяла ему внимание только в случае крайней необходимости. Грин пригласил ее составить ему компанию. Она колебалась. Он настаивал. Она села рядом.

Грин вел себя так, будто с момента их первого знакомства она завладела всеми его мыслями, будто он считал ее особенной и обворожительной. Его поведение было настолько убедительным, что он и сам начал верить в то, что играл с таким вдохновением. Он и раньше много раз притворялся таким образом и частенько достигал желаемых результатов. Парой бокалов вина, забавными шутками, тысячу раз испробованными актерскими трюками ему почти всегда удавалось затащить женщину в постель. Для этого не нужно было обладать талантом, который вознаграждался бы премией «Эмми» или, по крайней мере, гарантировал бы беспроблемное утро; чаще всего ему сразу хотелось бежать – из кровати, из комнаты, из квартиры, с улицы, из города, прочь от внезапной обнаженной интимности, полной тоски и сожаления о той единственной женщине, которая его покинула и с которой он мечтал просыпаться рядом всю оставшуюся жизнь.

В этот вечер его жертвой стала Джейн, хотел он того или нет. Заставить ее еще до рассвета совершить что-то постыдное было не хобби и не развлечением, а инстинктивной необходимостью; ведь Джейн знаменовала собой перелом в его судьбе, некое ритуальное приключение, сводившее этот мир к простой декорации для двоих. Раскаяние последует позже.

Чем дольше он на нее смотрел, тем больше она ему нравилась (такое случалось и раньше: одинокая неприступная женщина, классическая красавица скрывала под непроницаемой маской хрупкую неуверенность – могло ли быть иначе?). Стоило ей только присесть за его столик, как он начал представлять себе ее бедра, когда он будет прижимать ее тело к своему, ее уткнувшееся в подушку лицо, когда он будет ее ласкать. Другими словами – ему нужна была женщина.

Они сидели в кафе до самого закрытия.

Ночь они тоже провели вместе в его постели в гостинице. Протестантка, светловолосая, с крепким здоровьем и во всем отличной от его молодостью, она оказалась увлекательной партнершей, совсем не похожей на ту стерву, что пересчитывала его квитанции.

По окончании съемок рекламы Грин остался в Кэмдене. Он спал с ней в ее постели среди плюшевых медведей, встречался с ее друзьями. И хотя с Паулой никто не шел ни в какое сравнение, впервые после ее исчезновения он встретил женщину, с которой без труда мог провести двадцать четыре часа в сутки. Это было, конечно, не так ярко и насыщенно, как с Паулой, но он уже давно смирился с мыслью, что прошлого не вернуть.

Он отложил достаточно денег на полугодовое пребывание в Нью-Йорке. Но затянувшийся период в Кэмдене, с его дорогими походами по бесчисленным ресторанам, съел немалую часть накопленных средств. (Помимо аренды жилья в полуразвалившемся здании, он позволял себе лишь раз в неделю поесть где-то в городе; он выработал привычку вести хозяйство как можно более экономно, совершал покупки на распродажах, читал библиотечные книги, ходил в кино по дешевым дневным билетам. При этом он не падал духом – ведь он по-прежнему лелеял свою мечту.) Грин решил поставить ремейк французского фильма в Мэне. В надежде, что они вместе с Джейн смогут работать над картиной, учредят продюсерскую компанию и будут располагать в Кэмдене всем необходимым (с помощью государственной субсидии – Джейн знала, куда следовало обращаться), он переехал из Нью-Йорка, чтобы быть ближе к месту событий и к Джейн, у которой он неофициально поселился.

И это сработало.

В течение месяца Джейн удалось выхлопотать у государства аванс, беспроцентную ссуду в размере двадцати пяти тысяч долларов. По их расчетам, фильм стоил больше двух миллионов, из которых половину они хотели финансировать сами. Остальное ложилось на плечи продюсера. Найти такового не представляло особого труда – нужно было лишь включить в состав актеров более или менее известное имя. Грин собирался пригласить на одну из ролей Джимми Кейджа. В семидесятые годы Джимми Кейдж был культовым артистом, курившим анашу, политически ангажированным, вращавшимся среди рок-групп и запрещенных поэтов. Однако из-за алкоголя и наркотиков он в конце концов оказался на задворках своей славы. Звезда Кейджа потухла. Деньги закончились, и его статус пошатнулся. Но у него остались поклонники.

Во время съемок сериала «Единственная сцена» в Нью-Йорке Грин слышал, как хвалебно отзывался о Кейдже Джеффри Боум. Боум возглавлял компанию «Нью-Мун Синема», которая занималась производством сериала. Грин собирался обратиться к нему за поручительством. Свой миллион они планировали внести в качестве акционерного капитала в Мэне: тысяча акций стоимостью в тысячу долларов каждая должны были предоставить им средства для учреждения собственной продюсерской фирмы. Гениальная идея Джейн.

Двадцать пять тысяч долларов давали им передышку на пару месяцев. Дом Джейн служил им офисом. Днем Джейн работала в туристическом бюро, а Грин сидел за кухонным столом и колдовал над «Пожаром». На компьютере Джейн он закончил американскую версию французского сценария и теперь приступил к детальной проработке сметы расходов. Перед этим он составил финансовый прогноз. Общие затраты на производство «Пожара» равнялись примерно 4320000 долларам. Даже если выручка не оправдает ожиданий, прибыль, включая видео и телевидение, окажется по крайней мере вдвое больше.

Грин исходил из прибылей подобных фильмов в прошлом. Обычно инвестиционные фонды не давали никаких гарантий на будущее, но Грин верил в успех «Пожара». Он знал хороших операторов, редакторов, звукорежиссеров и был убежден, что, помимо Кейджа, сможет привлечь и вторую звезду. Главную роль Грин хотел играть сам, а затем, если получится, запустить фильм на какой-нибудь кинофестиваль.

Принтер Джейн четко отпечатал его ожидания на бумаге. Они заказали прекрасные переплеты копий в писчебумажном магазине «Ховардс» на Мэйн-стрит и разослали приглашения руководству Торговой палаты Кэмдена и Роклэнда. Если им удастся заполучить хотя бы одного крупного инвестора, то другие последуют автоматически. Так они думали.

На презентацию в дом Джейн пришло двадцать пять человек – владельцы супермаркетов, гаражей, гостиниц, восприимчивые ко всему, что происходит в их туристической зоне. Без тени сомнения в голосе Джейн и Грин заверяли, что в фильме красоте природы Мэна будет уделено существенное внимание. Они объясняли, что та часть бюджета, которую они хотели бы финансировать из местных источников, будет в конечном счете израсходована в самом регионе, – таким образом, миллион просто опишет круг и вернется. Например, купив акции, мясник внесет свой вклад в производство фильма, съемочная группа которого в свою очередь обратится к нему потом за мясом для того, чтобы накормить актеров. Грин «продавал» историю о предстоящем фильме с энтузиазмом, убеждением и иронией.

На следующий день Франк Мак-Кроу, владелец пяти крупных супермаркетов, приобрел пятьдесят акций. При условии, что его внуку предоставят на съемках фильма место стажера. Никаких проблем – сказали продюсеры. В течение двух недель они продали сто двадцать пять акций. Совместно с Торговой палатой они готовили большую кампанию. По их подсчетам, через месяц миллион должен был быть у них в кармане. Их охватила эйфория. Они провели выходные в домике брата Джейн, в самом центре вековой чащи, в лабиринте петляющих лесных тропинок. Они отправились туда в плывущем по волнам арендованном «кадиллаке», взяв с собой полную сумку продуктов, пару бутылок калифорнийского шампанского, и весь уикэнд не вылезали из постели.

В понедельник вечером, с учетом разницы во времени с Европой, Грин отправил самоуверенный факс французскому продюсеру с просьбой продлить право на владение сценарием. Француз также прислал свой ответ по факсу: два часа назад он продал права крупной голливудской киностудии. Грину следовало написать ему еще в пятницу до двенадцати часов, но он не предполагал, что французы ходят по субботам в свои офисы, чтобы читать факсы. Он не знал, что «Пожар» привлек еще чье-то внимание в Америке. Французский продюсер об этом умолчал, поскольку не был заинтересован, чтобы Грин продлевал права. Конечно, известная киностудия была более выгодным партнером, нежели безработный актер.

Странно, но Грин не удивился. Как бы истово он ни работал над проектом фильма, сомнения его не покидали. Как будто он заранее знал, что этой сказке когда-нибудь придет конец, так же как и его отношениям с Паулой. Сообщение француза снова вернуло его к реальности. У него не было прав на Паулу. У него не было права на успех.

Он позвонил в Париж, прокричал проклятия в трубку, угрожал адвокатами и судом, но француз не испытывал к нему ни малейшего сочувствия и спокойным голосом твердил одно и то же – Грину следовало действовать раньше.

Грину не хватало духу рассказать о катастрофе Джейн. Когда она вернулась домой, он промолчал. Он пытался найти выход из ситуации, где небольшая оплошность разрушила фундамент, на котором зиждилась их авантюра. Но в голову не приходило ничего, что могло бы оправдать их спекулятивные сделки с акциями.

Ночью, рядом с невинно спящей Джейн, он придумал переписать «Пожар» таким образом, чтобы, с одной стороны, сохранить все достоинства сценария, а с другой – избежать претензий со стороны обладателей прав на оригинал.

Грину понадобился месяц, чтобы переделать сценарий. Тем временем продажа акций шла своим чередом, Джейн продолжала выписывать сертификаты, и деньги буквально текли к ним рекой (без особых усилий они собрали восемьсот тысяч). А Грин все скрывал от акционеров то, что давно уже должен был им рассказать: извините, мы вернем ваши деньги, у меня больше ничего нет, французский сценарий принадлежит киностудии в Голливуде.

Новый сценарий, собственная версия Грина, наверное, тоже был неплох, но преимущество оригинала заключалось в том, что он уже был экранизирован, позволяя всем судить о его достоинствах. Если бы Грину удалось привлечь Кейджа, он мог бы представить Боуму сценарий и Кейджа «в одном пакете», как это часто делалось в Голливуде, и таким образом убедить держателей акций. Он написал Кейджу письмо.

– Это твой режиссерский дебют? – спросил Кейдж по телефону. У него был хриплый от сигарет и алкоголя голос.

– Да. Думаю, что я уже дозрел.

– Малобюджетный?

– Да. Но с большими ожиданиями.

– Разумеется. Как же иначе? Когда собираешься снимать?

– Ровно через полгода. Ты свободен?

– Для тебя – да.

– Я пришлю тебе сценарий.

На следующий день служба срочной доставки «Федэкс» опустила сценарий в почтовый ящик на бульваре Уилшир. Через три дня Кейдж позвонил снова:

– Томми, старик, я согласен. Качественная вещь. Я и не знал, что у тебя такие способности. У меня были кое-какие планы, но для тебя я найду время.

– Прекрасно. Пришли мне факс с твоим согласием.

– А с кем мне говорить о гонораре?

– С Джейн Макдугал. Она продюсер.

– По-моему, я когда-то с ней встречался, – сказал старый выпивоха, желая показать, что обладает особыми контактами в мире кино.

– Думаю, ты путаешь ее с другой Макдугал, – сказал Грин, тактично ставя его на место. – Джейн первый раз выступает в качестве продюсера.

– Правда? Значит, я действительно общался с другой Макдугал, – сориентировался Кейдж. Был ли он пьян? На съемках он этого себе не позволит. Если понадобится, Грин силой заставит его бросить пить.

Следующим шагом был Джеффри Боум. Грин дозвонился до него лишь через две недели. Скорость, с которой он отвечал на телефонные звонки, указывала звонившему на его место. Грин явно находился в самом низу иерархии. Боум был краток и попросил прислать все данные по фильму.

Снова прошло две недели. После чего Грин получил письмо. Боум писал, что «Нью-Мун» не заинтересовано в проекте. Грин перезвонил. Лишь под вечер, на пятьдесят первой попытке, Боум взял трубку и уделил ему минуту.

– Кейдж – это риск. Я не хочу связываться с алкоголиком.

– Когда он работает, он не пьет.

– К тому же его сложно продать.

– Но фильм стоит всего два миллиона! Риск минимальный!.

– Томми, только с Кейджем я тебе не партнер. Позвони, когда найдешь кого-нибудь более подходящего, хорошо? Сам сценарий неплох, но ему надо нарастить мясо. Почему бы тебе не попросить Денниса Куэйда или Курта Рассела? Они приемлемы по деньгам и популярны.

Весь штат загорелся идеей фильма. Грина останавливали на улицах и осыпали комплиментами. Местная газета еженедельно писала о ситуации с акциями (они ведь сотрудничали с Торговой палатой и должны были вести игру открыто); их завалило предложениями от добровольцев, прокатчиков автомобилей, ресторанов, пансионов и лодочных станций. Джейн и Грина принимали мэры Кэмдена и Роклэнда, приглашали на ежегодные сельские праздники, школьники просили у них автографы.

Грин так ничего и не рассказал Джейн. Часть денег они израсходовали на содержание офиса, аванс его зарплаты и секретаршу. С согласия инвесторов эти расходы не превышали десяти процентов всех взносов. Грин осознавал, что стоит на краю пропасти, ведь он использовал деньги на строительство воздушного замка и не мог вернуть ни цента.

Будущий стажер Бад Мак-Кроу, внук владельца супермаркета, мечтавший в будущем стать режиссером, выписывал газету киноиндустрии «Вэрьити». Там он вычитал, что студия «Уорнер» начала снимать ремейк французского триллера «Пожар». В главных ролях – Гир и Стоун. Режиссер с большим именем. Ни Том Грин, ни Кэмден, ни Мэн в статье не упоминались.

Они подали на него в суд. Джейн, Мак-Кроу, все обитатели побережья – включая свиней, коров, мух и комаров – свидетельствовали против него, и Грин признал свою вину. Адвокат и прокурор заключили компромисс. Без суда присяжных он оказался в тюрьме.

Он отсидел свой срок в тюрьме штата Мэн, где отбывали легкие наказания. Заключенным разрешалось иметь при себе шнурки, ремни и бритвы, а также смотреть по телевизору сериалы «Убийство» и «Нью-йоркский полицейский». Грин работал в библиотеке, а вечерами уединялся в своей камере, читал и размышлял.

Его случай не был уникальным. Многие его сокамерники также не устояли перед мелкой ложью и были вынуждены потом подпирать карточные небоскребы. Это вовсе не входило в их намерения – у кого-то так сложились обстоятельства, у кого-то просто помутился рассудок. Скрывая одну аферу за другой, они сеяли обман все дальше и дальше. Когда уже стало поздно, Грин судорожно попытался избежать надвигающейся катастрофы. Снова ложь и дополнительные трудности.

В ресторанах центра Беверли в Западном Лос-Анджелесе произносили те же самые слова, которыми Грин завораживал потенциальных инвесторов. Он выманивал деньги на мечту. На производство фильма-хита. Но то, что на юго-западе США считалось обычным делом – в Голливуде это было ежедневной практикой, с почти неуловимой границей между привлечением капитала и мошенничеством, – на северо-востоке рассматривали как преступление.

Они могли бы основать отделение «Лайнс» или «Ротари». Среди его пенитенциарных коллег был директор банка, бизнесмен, учитель, преподаватель университета. Они послушно и сдержанно отсиживали свой срок, обычно не больше года, в ожидании досрочного освобождения, которое ускорило бы их возвращение в болезненный мир людей. Неуплата налогов, спекулятивные долги, измены, иногда просто банальная жадность, зависть и ревность толкали граждан на преступные действия.

Раз в неделю Грин принимал участие в дискуссионной группе. Это делалось добровольно, но за списками участников тщательно следили, и постоянная активность повышала шансы на досрочное освобождение. Некоторые знали названия фильмов, где он снимался, но никто не мог вспомнить его фамилию. Том Грин, известный актер кино и телевидения. Номинация «Эмми» четырнадцатилетней давности. В Голландии он считался крупнейшим талантом семидесятых годов. «С драматизмом, присущим Марлону Брандо», – писали в «Вэрьити».

Постигла ли его неудача? И где провести грань между неудачей и недостатком таланта? Соответствовали ли ожидания его возможностям? Или желание проявить себя превышало способности? Грин гнался за чем-то мистическим, превосходящим те мерки, по которым он привык мерить в Голландии, за чем-то, что отнимало все и вся, но одновременно давало что-то взамен. Поэтому все эти годы он не шел на компромиссы, а если и брался за неинтересную работу, то исключительно ради денег. Что бы он ни делал, он отдавался этому целиком. Однако создавалось впечатление, что его охота за ВСЕМ не подразумевала тактическое и логическое мышление. ВСЕ должно было прийти вдруг, среди ночи, как это обычно случалось в этой огромной стране, как удар молнии, озаряющей ночь вспышкой дневного света. К вожделенной цели не вела ни одна тропинка, ни один план – ВСЕ должно было упасть с неба. Пойти на кинопробы могли заставить его лишь деньги и приличная роль. Постоянно сменяющиеся на протяжении его карьеры агенты настаивали на деловитости, расчетливости, целенаправленности, но он не представлял свою работу таким образом и упускал те роли, которые приносили другим то, чего он желал достичь сам.

Когда после номинации он отказывался играть наркоманов, Линда Гросс сказала ему: «Твой самый большой недостаток – это твое заблуждение, что актерство является искусством». Он хлопнул тогда дверью, в смятении покидая ее офис.

Ему сократили срок, и вместо года он отсидел всего семь с половиной месяцев. Пребывание в Мэне, включая тюремный период, продлилось шестьдесят две недели – на шестьдесят одну неделю больше, чем планировалось изначально.

Его ждала Джейн. На пустынной парковке ветер играл с ее одеждой; одной рукой она убирала волосы с глаз. Грин не рассчитывал на торжественную встречу и старался скрыть, как глубоко тронут ее присутствием. В ходе следствия она безумно похудела – от напряжения вокруг их аферы, но сейчас ее щеки округлились, а из-под ремня брюк наметились контуры небольшого животика. Они поцеловали друг друга в щеку.

В ее новой машине пахло свежей пластмассой, кожей, резиной, сладковатой роскошью. Выезжая с тюремной стоянки, она сказала: «Я не давала о себе знать, потому что мне нечего было тебе сообщить».

– И об этом тоже можно было сказать, – ответил Грин.

– Я понимаю твою злость, но у меня не было выбора, понимаешь? Я сделала то, что должна была сделать. При этом я не хотела тебя бросать.

– Понимаю, – сказал он.

– Правда? – спросила она.

– Джейн, все уже позади. Я свободен. Я продолжу то, что должен довести до конца.

– Да. Надеюсь. Ты имеешь на это полное право.

– Я не знаю, на что имею право. Я делаю то, что считаю нужным.

– Я знаю одно – я еще о тебе услышу. Из газет. Что-то хорошее.

– Постараюсь, – сказал он лаконично.

– Я еще хотела тебе сказать…

Она искала слова, ведя машину по узкой проселочной дороге в Роклэнд. Слева раскинулись холмы, густо покрытые лесными чащами, а справа, за крутым спуском виднелся океан. Кое-где в лесах светились голые куски земли, предназначенные для строительства ферм – как правило, огромных деревянных зданий с верандами и недоделанным интерьером.

Многие земельные участки продавались. Полярные ветра обеспечили длинную и холодную зиму. В тюрьме они включали радиаторы, пока за окном бушевали снежные штормы. Сейчас на ветках деревьев появлялась свежая весенняя зелень. Над качающимися кронами по ясному голубому небу плыли белоснежные облака. Порыв сильного ветра донес запах грязи и навоза. Все было новым и невинным.

– Я беременна.

Последний раз они занимались любовью в ночь перед арестом. Предварительное заключение и тюремное наказание составляли вместе чуть больше семи месяцев.

– Беременна? Как это возможно? – отреагировал он несуразно.

Она улыбнулась:

– Возможно. Такие вещи случаются.

Постепенно до него дошло, что она, вероятно, беременна не от него.

– Извини, я думал…

– Я хотела, чтобы ты услышал об этом от меня, а не от других.

Грин не представлял, кто мог быть отцом ребенка. Если он уедет из Мэна, он больше никогда сюда не вернется. Опорочив чистоту, он не считал нужным снова сталкиваться с последствиями своих деяний. Кроме того, здесь не осталось никого, с кем бы он хотел поддерживать отношения. Разве что с Джейн, посылая ей раз в квартал письмо или открытку или время от времени встречаясь в городе. Но она была беременна. Сохранять контакт не имело смысла.

– От кого? – спросил он.

– Ты его не знаешь. Мы встретились в Бэнгоре. Это была любовь с первого взгляда.

– Как и у нас в свое время, – добавил он.

– По-другому. В наших отношениях было что-то… звериное.

– Похоть, – сказал он. – Сплошная похоть.

– Это слово мне ни о чем не говорит, – ответила она.

– Физическое влечение.

– Если бы дело было только в этом, мы бы так далеко не зашли.

– А сейчас тебя влечет к другому.

– Не будь таким грубым.

Он не понимал, зачем она все это ему рассказывает. В том числе и из-за нее он попал в эту аферу. Здесь, на самом краю северо-восточного побережья, он хотел строить свое будущее, – вдали от Лос-Анджелеса, где каждый угол напоминал о Пауле. Он обманывал себя, будто не боится полярных ветров.

Она притормозила возле автобусной остановки. Так же, как и в других частях этой страны, общественным транспортом пользовались исключительно неимущие. На остановке терпеливо ждали автобуса незамужние матери, загорелые старики, бомжи с потрепанными сумками. Съежившиеся от сильного ветра, с мрачными лицами, они стерегли свои пожитки. Стараясь не смотреть друг на друга и с трудом подыскивая темы для разговора, они оставались в машине, пока не подъехал автобус.

– Кто счастливый отец? – спросил он.

– Боб Кинг.

– Чем он занимается?

– Владеет несколькими туристическими фирмами.

– Кстати, какова судьба того рекламного ролика?

– Он прекрасно получился. Но мы заказали другой, когда ты… появился в новостях.

– Собираетесь пожениться?

– На следующей неделе.

– А Боб знает, что ты сейчас здесь?

– Нет.

– Я буду о тебе вспоминать.

Он не хотел о ней вспоминать. Ни о ее животе, ни о губах, ни о прожилке на левом виске, которая взволнованно пульсировала, когда она убегала из офиса, приходила домой, снимала через голову однотонную юбку своего делового костюма и прыгала к нему в постель, словно пантера, сверкая округлыми ягодицами при ярком свете штата Мэн. Но «я буду о тебе вспоминать» было единственным, что Грин мог произнести, когда из-за угла показался автобус.