"Блистательные неудачники" - читать интересную книгу автора (Коэн Леонард)

4

В миссии царил дух необычайной преданности служению Господу. Никто собственную шкуру и в грош не ставил. Грехи, совершенные жителями миссии до крещения, тяжкими веригами свисали с шеи, как массивные ожерелья из зубов, которые они повыкидывали, и все стремились стереть тени прошлого суровым покаянием. «Ils en faisaient une rigoureuse pénitence» [75], – писал отец Шоленек. Вот тебе некоторые примеры того, чем они там занимались. Представь себе деревню как мандалу, как брегелевский натюрморт с дичью или как цифровую диаграмму. Взгляни на селение с высоты птичьего полета: ты увидишь разбросанные по разным его концам тела людей. Смотри внимательно, как будто сидишь в зависшем вертолете над перекошенными от боли телами на снегу. Это, конечно, та самая диаграмма, которая запечатлелась на подушечке твоего большого пальца. У меня нет времени расцвечивать свое описание кровавыми подробностями. Просто прочти эти строки, памятуя о собственных волдырях от ожогов, и выбери из них тот, который получил по ошибке. Им нравилось, когда их тела сочились кровью, они любили проливать собственную кровь. Некоторые носили железные вериги с шипами с внутренней стороны. Другие привязывали к своим железным веригам бревно и таскали его повсюду за собой. Вон, видишь, голая женщина перекатывается по снегу в сорокаградусный мороз. А вот другая – закопала себя по шею в сугроб у замерзшей реки, перебирает четки в странном своем положении и молится. Не забудь при этом, что ее молитвы – эти ангельские приветствия – в переводе на индейский язык читаются в два раза дольше, чем по-французски. Вот какой-то голый мужик пробивает во льду дыру, потом погружается в нее по пояс и читает молитвы, «plusieurs dizaines de chapelet» [76]. Потом вылезает из проруби на лед как ледяной водяной с вмерзшей навеки эрекцией. Вот женщина погружает в прорубь трехлетнюю дочку, желая заранее искупить все ее будущие грехи. Они ждали прихода зимы, эти новые обращенные, они вытянулись перед ней по струнке, а зима прошлась по ним огромным железным катком. Катерина Текаквита тоже ходила в железных веригах, с трудом исполняя свои обязанности. Как святая Тереза она могла бы сказать: «Ou souffrir, ou mourir» [77]. Как-то пришла Катерина Текаквита к Анастасии и спросила ее:

– Как ты думаешь, что причиняет самую жуткую боль?

– Дочь моя, мне неведомо ничего страшнее огня.

– Мне тоже.

Этот разговор дословно записан в дошедших до нас документах. Он произошел суровой канадской зимой 1678 года на противоположном от Монреаля берегу замерзшей реки. Катерина дождалась, когда все заснут, потом пошла к кресту, стоявшему у реки, и разожгла около него костер. Там она провела несколько часов, лаская себе несчастные ноги раскаленными углями, как делали ирокезы, пытавшие своих рабов. Она не раз наблюдала эту процедуру, ей всегда хотелось узнать, какие при этом возникают ощущения. Так она выжгла себе клеймо рабыни Иисуса. Я вовсе не собираюсь, дружок, подробно на этом останавливаться, до добра тебя это не доведет, и все мое учение может пойти насмарку. Это не для того, чтобы тебя развлечь. Это просто игра такая. Кроме того, ты же знаешь, что такое боль, именно такая боль, ты ведь смотрел кинохронику, снятую в Бельзене [78].