"Екатерина Ивановна" - читать интересную книгу автора (Андреев Леонид Николаевич)ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕМ у ж ч и н а. А я тебе говорю… Ж е н щ и н а. Ты не смеешь, это подло! М у ж ч и н а. Молчать! Ложь! Ты уличная… Ж е н щ и н а. Что ты, Горя! Погоди! Не тронь! Нет, нет. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Пусти! Я ее убью! Она… А л е к с е й. Отдай револьвер! Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Пусти, ты меня душишь. А л е к с е й. Фомин, возьмите. Да револьвер, pевольвер возьмите… а, черт! Ну и сильный же ты, Горька, вот не ожидал, что ты такой сильный. Сиди! Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Я ее ранил. А л е к с е й. Нет, цела. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Второй попал. А л е к с е й. Нет, цела, бежала. Боже мой, что же это! Надо узнать. Фомин, пойдите узнайте. Ф о м и н. Я не знаю, куда идти. А л е к с е й. Да в дверь, да в ту, в ту… а, черт! Товарищ первый раз пришел, а ты тут такое… Ах, Горюшка, Гори да что же это! Воды хочешь? – у тебя руки дрожат, можно, как можно! Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да пусти ты меня! А л е к с е й. Прости, забыл. Горя, брат, что Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Она изменила мне. А л е к с е й. Врешь! Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Какая подлость, Боже мой, Боже мой! Ах, брат Алеша, брат Алеша, что делается на свете! Ты подумай: наша Катя, наша чистая Катя… ведь и ты любил ее, это правда, любил? – скажи! А л е к с е й. Да и люблю! И не… Вам что надо, что вы лезете? Г о р н и ч н а я. Я… я думала… А л е к с е й. Убирайтесь! Тоже – лезут! Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Никого не пускай. А л е к с е й. Нет, нет. Ты что говоришь? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Я ничего. Изменила, брат, изменила! А л е к с е й. Конечно, любил и люблю. И не поверю, пока сам… Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Молчи! Раз я тебе говорю… или я так ни с того ни с сего стану стрелять в человека? Я! А л е к с е й. Да уж! Сиди, сиди, верю. Что же он не идет? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Кто? А л е к с е й. Фомин. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Она ранена? А л е к с е й. Неизвестно. Сейчас придет Фомин… чего тебе, воды? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да. А л е к с е й. Вот, пей… как руки-то дрожат. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Ты подумай: у женщины двое детей! А л е к с е й. Ладно, ладно… А, Фомин, наконец, ну что? – что вы там пропали. Ф о м и н. Ничего. Я не мог найти дороги. Пошел в какую-то дверь. А л е к с е й. Да что ничего… а, черт! Она ранена? Ф о м и н. Нет, нет, нисколько. А л е к с е й. Ну, и слава Богу. Ф о м и н. Там какая-то пожилая дама… Да вот! В е р а И г н а т ь е в н а. Горюшка, что же это, голубчик ты мой, Горюшка! Слышу… ночью… стреляют… До чего я дожила, Господи! Слышу… ночью… стреляют… Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч А л е к с е й. Молчи, Горя. Не плачь же, мама, успокойся, все благополучно. В е р а И г н а т ь е в н а А л е к с е й. Да нет, мимо. Промах! Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч В е р а И г н а т ь е в н а Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Мама! В е р а И г н а т ь е в н а. Что теперь будет? Член Думы, депутат, и так тобою все гордятся, и вдруг теперь под суд как какой-нибудь уличный… А л е к с е й. Ничего не будет, мама, никто не узнает. В е р а И г н а т ь е в н а. Как никто – а прислуга? Ты посмотри сейчас, что на кухне делается. Сюда-то боятся идти; Саша уж за дворником хотела бежать, да я ее не пустила: куда, говорю, дура, тебе это послышалось! Завтра же к отцу в деревню уеду, завтра же! Всегда я тебе говорила, Горя, что она плохая женщина… Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Молчите, мама, вы не смеете… В е р а И г н а т ь е в н а. А стрелять лучше? Слушал бы, Горюшка, мать, так и стрелять не нужно было бы. А л е к с е й. Ты ее не знаешь, мама. Молчи! Ф о м и н А л е к с е й Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Нет. А л е к с е й. Иди оденься, ты весь дрожишь. Дать пиджак? Я дам. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Нет. Что она делает? А л е к с е й. Сейчас узнаю. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Пусть сейчас же уезжает. Сейчас же, слышишь?! А л е к с е й. Да, да, я ей скажу. Да, думаю, она и теперь не останется. Вы тут посидите, я сейчас… Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Денег дай ей. А л е к с е й. Какие еще деньги! Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Говорю – дай. И немедленно уезжала! Алексей! А л е к с е й Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Чтобы немедленно уезжала. А л е к с е й. Да уж! Сама не останется, я думаю… Хорошо, хорошо! В е р а И г н а т ь е в н а. Садитесь, молодой человек. Как ваша фамилия? Ф о м и н. Фомин. Я товарищ вашего сына. В е р а И г н а т ь е в н а. Вот как Бог привел познакомиться! Садитесь. Который же теперь час? Ф о м и н. Без десяти минут час. Ваши отстают на пять минут. В е р а И г н а т ь е в н а. Ох, Господи, вся еще ночь впереди, а я уж думала… Горюшка, надень что-нибудь, голубчик, тебе холодно. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч В е р а И г н а т ь е в н а. Это ты разбил тарелку? Горюшка, сын ты мой несчастный, так как же мы теперь с тобой будем? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Не знаю, мама, как-нибудь проживем. В е р а И г н а т ь е в н а. Ты ей детей не отдавай, Горя! Она их развратит. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. У меня нет детей. У меня ничего нет. В е р а И г н а т ь е в н а. Как ничего? А Бог? Стыдно так, Горя! Ф о м и н Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Оставайтесь. В е р а И г н а т ь е в н а. Не волнуйся, Горюшка, молодой человек побудет. Побудьте, молодой человек, а то нам страшно. Ф о м и н. Я с удовольствием. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Вместо того чтобы бежать куда-то и прятаться, вы лучше посмотрите внимательнее и подумайте, что делается. Вы еще молоды, вам это может пригоди… пригодиться. Мама, это дети плачут? В е р а И г н а т ь е в н а. Нет, не слышу. А может быть и плачут. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да, пусть плачут. Вы посмотрите: ведь это ночь. Вы понимаете: ночь. И дом, хороший дом: видите, какая роскошь? А там плачут дети… В е р а И г н а т ь е в н а. Она тебе созналась? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да, почти. Не мешает мама. И вы подумайте… ведь вы знаете меня. Ф о м и н. Как же! Я и в Думе вас слыхал. В е р а И г н а т ь е в н а. Надел бы ты пиджак, Горя. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Нет. И вы подумайте: что нужно пережить, испытать человеку, такому, как я, чтобы взять револьвер и… Да, о чем я сейчас говорил? Да: я говорил, что ночь. Вот где ночь Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Я уезжаю, вы слышите, уезжаю! Но вы подлец, да, да, вы хотели убить меня… Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч А л е к с е й. Катя!.. Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Вы хотели убить А л е к с е й. Да, да, – ах, да уходи же, Катя, ты с ума сошла! Е к а т е р и н а И в а н о в н а С внезапным рыданием уходит. Алексей сзади загораживает ее. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч В е р а И г н а т ь е в н а Ф о м и н. Послушайте же… В е р а И г н а т ь е в н а. Горя… Пожалей меня, Горя! Я не могу… Я сейчас… Воды мне дайте, воды!.. Ф о м и н. Послушайте, нельзя же, послушайте… Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Ну хорошо, ну хорошо …. дайте же ей воды. А л е к с е й. Так… Ты еще что, мама? В е р а И г н а т ь е в н а. Я ничего, уже прошло. Горя, Горя… Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Зачем ты пустил ее сюда? – силы не хватило удержать? А л е к с е й Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Отчего плачут дети? А л е к с е й. Оттого, что их одевают. А и плохо же ты стреляешь, брат Георгий!.. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Хм… А лучше было бы, если бы убил, так, по-твоему? А л е к с е й. Может быть, и лучше. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Как тебе известно, я не умею стрелять. Я не спортсмен… А л е к с е й. А не спортсмен и не умеешь стрелять, так и не берись. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Алексей!.. А л е к с е й. Ну, ну, не сердись, я и сам, кажется, немного ошалел. С вами ошалеешь. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Это рассуждение спортсмена. Ты слишком много времени посвящаешь гимнастике и борьбе, и твои взгляды – извини – отдают ареной. В мое время студенты… А л е к с е й. Верно, Горюшка, верно. Спортсмен и говорю глупости. Прости, милый, не сердись, ну, дай руку, ну, ладно. Я тебе сейчас пиджак принесу – где он, в кабинете? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да. Не надо. А л е к с е й. Нет, надо. Некрасиво так-то бегать. Что, брат, ни говори, а пиджак – это приличие, и человек без пиджака… Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Алексей!.. В е р а И г н а т ь е в н а. Он так тебя любит, Горюшка, он это нарочно шутит, чтобы успокоить тебя. Выпил бы ты вина, Горя. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Дайте. Г у в е р н а н т к а. Мадам просила сказать… А л е к с е й. Ну-ка, надень, Горя. Что Екатерина Ивановна просила передать? Г у в е р н а н т к а. Мадам просила передать Георгию Дмитриевичу, что она возьмет для Катечки их шубу, так как на улице большой холод. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да, да, пожалуйста. Г у в е р н а н т к а. Завтра шубу пришлют. А л е к с е й. Скажите, хорошо. Вам еще что-нибудь надо? Г у в е р н а н т к а. Мне? Нет, ничего. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Вот что, мама: я знаю, вам это неприятно сейчас… Пойдите, посмотрите, что там дети, как их одевают и вообще. Только, пожалуйста, мама, ни слова не говорите… Екатерине Ивановне: достаточно… В е р а И г н а т ь е в н а. А что мне ей говорить? Что надо было сказать, то уж сказала. А теперь что ж говорить. А как же ты тут? – уж ты, Алеша, его не оставляй. А л е к с е й. Хорошо, хорошо, мама. Иди. Дай-ка и мне. Горя, стаканчик вина. Фомин, вы не хотите? Ф о м и н. Нет, Стибелев, благодарю. А л е к с е й. Горюшка, а не пройдем мы с тобой на минутку в кабинет? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. В кабинет? Нет, не хочу. А л е к с е й. Да, да… Ну, так вот что: пойдите, Фомин, на минутку ко мне в комнату, покурите. Я вас потом позову. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Может быть, коллега домой хочет? Ф о м и н. Нет, я с удовольствием посижу. Еще рано. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Ну и дубина же этот товарищ. А л е к с е й. Нет, это он от деликатности не знает, что ему делать… Сам посуди, положение ведь, действительно неловкое. Горя… Ты что же это, Горя, а? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Как видишь, Алеша. А л е к с е й. Ты где револьвер взял? – я сперва подумал, что это ты моим воспользовался. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Нет, третьего дня купил. А л е к с е й. Так, купил. Значит, с заранее обдуманным намерением? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Значит. Как это страшно, брат, когда среди ночи одевают детей, чтобы ехать, и дети плачут. Катечка в моей шубе… э, да не все ли равно теперь, Вот тебе и жизнь моя, Алексей, вот тебе и жизнь. Какая тоска! А л е к с е й. Ты не сердись на меня, Горя, но… уверен ли ты, что… Конечно, если у тебя на руках факты, то… Но никак, никак не могу я себе представить, чтобы Екатерина Ивановна, Катя… Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. А я мог? Но факты, брат, факты! А л е к с е й Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Почти шесть… А л е к с е й. Почти шесть, – и ведь ничего же не было такого? И Катя… и ты сам же звал ее «не тронь меня», да и все мы… и просто, наконец, она не похожа на женщин, которые изменяют! Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Зови ее Екатерина Ивановна. Что она там делает? – ты говоришь: с ума сошла. А л е к с е й. Укладывалась, когда я пришел. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Она очень… испугана? А л е к с е й. Да, кажется. Может быть, тебе сейчас тяжело об этом говорить? – тогда давай о чем-нибудь другом. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Давай о другом. Но какое все-таки счастье, что я не попал в нее! И неужели это могло быть, и пуля могла попасть в нее и убить. Убить? – странное слово. Да, я стрелял. Три раза, кажется? Да, три раза. А л е к с е й. Ты в кабинете стекло в книжном шкафу разбил. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. А вторая пуля где? А л е к с е й. Не видал. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Надо поискать. Третья здесь… Алеша? А л е к с е й. Ну? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Тебе кажется это диким? О чем ты думаешь? А л е к с е й. Да все о том, как ты плохо стреляешь. Послушай, Горя, если тебе не больно об этом говорить… я все никак, брат, не могу представить… Кто он, ну, этот самый? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Почему Коромыслов? А л е к с е й. Постой, какие данные… я просто спрашиваю тебя. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Но ты сказал: Коромыслов. А л е к с е й. А, черт! Перебирал всех, кого знаю, ну и он самый интересный, художник, наконец, и вообще красивый человек. И Катя у него часто бывала, и вид у него такой, что он это может… ну, доволен? Вот мои основания. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Нет, ты с ума сошел: Коромыслов! Павел – мой друг, настоящий, единственный, искренний друг и… Ментиков, да, да, не делай большие глаза, – Ментиков! А л е к с е й. Постой, я не делаю глаза… Какой Ментиков? Аркадий Просперович, этот? Ментиков? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да что ты затвердил! Этот, ну да, этот, потому что другого нет и… перестань же, Алексей, я тебя прошу. Человек каждый день бывает у нас в доме, а ты припоминаешь его, как будто первый раз в жизни услыхал. Что за комедия! А л е к с е й. Это ничтожество? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да? А л е к с е й. Да. Стрелял в человека, только случайно его не убил – и за что? В конце концов, пожалуй, и хорошо, что ты не умеешь стрелять: ты мой старший брат, и я вообще многим тебе обязан, но я прямо скажу – таким людям, как ты, нельзя давать в руки оружия. Прости. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Ах, Алексей, Алексей! А л е к с е й. Да. Прости. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Куда ты? А л е к с е й. К Кате. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Милый ты мой мальчик! У тебя мускулы, как у атлета, из тебя вырабатывается стойкий, сильный и даже красивый – да, да, красивый! – мужчина, но тебе всего двадцать три… А л е к с е й. Двадцать два пока. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Двадцать два года, и ты ничего не понимаешь! Ты думаешь, что в жизни страшны и опасны только сильные, – нет, голубчик, сильные страшны лишь для слабых и ничтожных. А для нас, сильных, для таких, как ты и как я, пожалуй, – страшны именно ничтожные. Как может Павел Коромыслов отнять у меня женщину… жену, когда я сильнее Коромыслова, так же по-своему талантлив, так же умен, и, наконец, приемы борьбы у нас одни и те же! Но ничтожество, которого не опасаешься, которого ты даже не замечаешь, потому что оно ползает ниже уровня твоего взгляда; ничтожество, у которого свои аппетитцы, желаньица, которого ничем нельзя оскорбить, которое втирается, терпит плевки, страдальчески хлопает глазками и, наконец, в одну из тех минут, когда женщина… А л е к с е й. Это невыносимо слушать! Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да? И ничтожество еще тем соблазнительно для женщины, Алеша, что с ним нет греха. Разве он человек? разве он мужчина? Так, подползло что-то в темноте, и… Потом его можно выгнать, потом все можно забыть… искренно забыть, как умеют забывать женщины, забыть даже до возмущения, если кто-нибудь осмелится напомнить. Как? Я? – с ним? Правда, иногда от ничтожеств родятся дети… У нас нет коньяку? – это вода, а не вино. Дай мне коньяку, скорее! Меня потягивает так, будто я смертельно хочу спать. А л е к с е й Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Уже? Нет, для реакции рано. Ну, что же? А л е к с е й. Коньяку нет, Горя. Можно добыть, если хочешь, я пошлю Фомина. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Нет, не надо. Ты заметил, что Екатерина Ивановна последнее время была неразлучна с этим господином? А л е к с е й. Он и у тебя был на побегушках. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч А л е к с е й. Тебе нехорошо. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Одним словом, она была с ним на свидании, у него в номерах. Она говорит, что ходила затем, чтобы дать ему по морде, и дала! Он, видишь ли, уже два года пристает к ней, умоляет, пишет письма… А л е к с е й. Почему же она сама не написала ему? – или не сказала тебе? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да вот – почему? Потому, видишь ли, что она ему и писала и говорила, да он не верит. А л е к с е й. По физиономии можно было и у нас в доме дать. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Ты думаешь? Ну вот, а она пошла к нему для этого в номера и была там два часа… да, да, не удивляйся точности, два часа с минутами. Я был на улице. А л е к с е й. Анонимка? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да. Коньяку нет? А л е к с е й. Я уже сказал тебе, что нет… Я бы не пошел. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Ты думаешь, я придал значение этому… визиту? Нет, ни малейшего, и поверь мне, Алеша, мне было смешно. Вот, думаю, посмешу ее. И все улыбался, все улыбался! А л е к с е й. Конечно. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. У меня своего дела много! Знал, что все хорошо, и дети здоровы, и… ну, да что! И вечером, уже вечером, с явным намерением спрашиваю ее, улыбаюсь, – идиот! – и спрашиваю: отчего… отчего у тебя такие томные глаза, Катя? – Разве? – Все улыбаюсь: где ты была сегодня утром? И… А л е к с е й. Ну? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Солгала. Я ничего не стал говорить ей, но, Алеша, что со мной было в тот вечер! Ко мне приклеилась эта подлая улыбка, – ведь она была не без хитрости, Алеша! – и ничем не могу стереть ее! Лежу на диване и плачу, а сам у… у… улыбаюсь. А л е к с е й. Горя! Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч А л е к с е й. Горя! Я позвоню Коромыслову, пусть приедет. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Павлу? Позвони. Павлу позвони. Сегодня она тоже лгала в начале разговора… да и в конце тоже. Позвони Павлу, да еще… Нет, ничего, позвони и скажи, что очень нужно, необходимо. А л е к с е й. Я быстро. Только дома ли он? Ну, ну, Горя, я сейчас. В е р а И г н а т ь е в н а. Горюшка, пойди поцелуй детей. Катечка тебя зовет, плачет… Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. А она? В е р а И г н а т ь е в н а. Она уехала, Горюшка, она вперед поехала с Сашей. Дети с бонной поедут. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Уехала? В е р а И г н а т ь е в н а. Да, к Дементьевым. Пойди, Горюшка, детки тебя ждут. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Нет, не хочу. В е р а И г н а т ь е в н а. Катюшка плачет. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Нет. Пусть едут. В е р а И г н а т ь е в н а. Благослови их, Горюшка, нехорошо им будет. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Мама, мамочка, милая моя мамочка, как же я буду жить! Как же я буду жить, я убью себя, мамочка! В е р а И г н а т ь е в н а Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Мне страшно, я убью себя, мамочка. В е р а И г н а т ь е в н а. Зачем же, Горюшка, не надо, сыночек. Ты у меня милый, сыночек, тобою родина гордится, ты у меня славный, славный. Только бесчестные себя убивают, кто честь потерял, а ты ни в чем не виноват… Ты у меня хороший, тебя все любят, за тебя Бог заступник: не дал тебе человека убить… Постой, Горюшка, надо деток проводить… Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч В е р а И г н а т ь е в н а. Ну ничего, другой раз поцелуешь. Они тепло одеты, доедут. Ох, Господи, это еще кто? Ах, это вы, молодой человек, а я думала, что вы уж ушли. Ф о м и н. Я не знаю. Мне послышалось, но я могу… В е р а И г н а т ь е в н а. Ничего, ничего, голубчик, какие теперь извинения. Алеша! Алеша! А л е к с е й. Сейчас приедет. В е р а И г н а т ь е в н а А л е к с е й. Павел Алексеич. Я ему звонил, он только что вернулся откуда-то. Удивительный человек, когда услыхал, что нужно не спать ночь, выразил крайнюю радость! Вот человек, Фомин, который ненавидит сон! Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Ты ему сказал? А л е к с е й. Да, немного. Да ну, Фомин, приободритесь, какого черта! Папиросу хочешь, Горя? Ф о м и н. В сущности, я могу не спать сколько угодно, одну ночь или две – мне все равно. Но вы понимаете, что мое положение… Мне просто неловко. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Все ловко, коллега. Вы юрист? Ф о м и н. Юрист. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Все ловко, коллега. А знаешь, Алексей, вино-то крепкое: я, кажется, немного опьянел, голова кружится, и мальчики кровавые в глазах. Были при Годунове часы? Глупый вопрос, но ты не удивляйся: я смотрю на циферблат, и сегодня он совершенно особенный, живой и смотрит. Эх, нервы! У вас есть нервы, коллега? Ф о м и н А л е к с е й. Он, Горя, спортсмен, как и я. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Выжимаете? А л е к с е й. Да. И фехтует, и бокс, и на лыжах ходит. Мы как раз сегодня обсуждали план одной прогулки на лыжах… Эх, Горюшка, присоединился бы ты к нам. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Стар. А л е к с е й. Глупости. Ты бы только раз воздухом розным дыхнул по-настоящему, так у тебя в мозгах такое просветление бы наступило – верно, Фомин? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Стар. Пойди, Алеша, посмотри – уехали ли дети? А л е к с е й. Сейчас, Горюшка. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. А стрелять вы также умеете? Ф о м и н. Нет. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Стрелять надо уметь. Неудачный выстрел – даже в себя, даже в друга или любовницу – оставляет чувство стыда. Ф о м и н. Я этого не понимаю. Почему же чувство стыда? – не всегда хорошо убить человека. И, как я слыхал, многие самоубийцы, оставшиеся в живых, потом благодарили судьбу за то, что плохо стреляли. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да? И я этого не понимаю. Но стыд есть, есть, коллега, стыд, это факт. Ф о м и н. А может быть, и совсем не надо стрелять? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. А зачем же тогда делают револьверы? Ф о м и н. Вы это в Думе скажите, Георгий Дмитриевич. А л е к с е й. Я маму уложил, она едва на ногах держится. Обещал ей беречь и охранять тебя, Горя. Только ты уж постарайся оправдать доверие. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Уехали? А л е к с е й. Да. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. И в детской пусто? А л е к с е й. Ну, а как же быть, конечно, пусто… Так вот, Фомин, на лыжах, значит, послезавтра… Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Пусто? Что это значит, Алексей: в детских пусто? А л е к с е й. Ну, оставь, Горя. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Что это значит, Алексей? Я хочу пойти посмотреть, что это значит. А л е к с е й. Горя! Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Пусти, тебе говорю. Руки прочь! – как ты смеешь мешать. И что это вы, господа, воображаете, кто вам дал право здесь распоряжаться? Этот дом мой, слышишь? И детские пустые – мои, и вот это пустое В е р а И г н а т ь е в н а. Я и забыла, Горюшка, постель тебе в кабинете приготовить. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. В кабинете? В е р а И г н а т ь е в н а. Ложусь, а тут вдруг вспомнила… а как же постель-то? Саша-то с Екатериной Ивановной поехала, одна, говорит, боится ехать… А л е к с е й. Хочешь, я с тобою лягу, Горя? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Нет, не хочу. А где дети? Вы, коллега, напрасно смотрите на меня такими безумными глазами, глазами испуганной газели, – я шучу: я прекрасно знаю, что дети уехали, и слышал звонок. И меня только удивляет братец мой, Алексей Дмитрич, спортсмен: он никак не может понять, что это значит, когда в детских пусто. Он никак не может понять, что это значит, когда в спальне пусто, когда в доме пусто, когда в мире… А л е к с е й Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Прошу не шептаться! Я тебе говорю, Алексей: ты, кажется, забыл, что ты мой брат. А л е к с е й. Помню, Горя, помню. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. А если помнишь, Алексей… А если помнишь, то убей ты меня, Алеша, – ты не промахнешься, как я: три раза стрелял и разбил только тарелку К о р о м ы с л о в. Здравствуй, Георгий. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Здравствуй, Павел. Приехал? К о р о м ы с л о в. Приехал. Ты это что? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Тарелки бил. К о р о м ы с л о в. Тарелки бьешь, а коньяк у вас есть? Нету? Чего ж ты мне не сказал, Алексей, я б привез. А вино какое? – нет, это не годится. Что, брат, раскис? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Паша! Я… К о р о м ы с л о в. Так. Нехорошо тебе, Горя? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Я хочу… Я хочу поцеловать человеческую руку. Ведь есть еще люди, Павел? К о р о м ы с л о в. Есть, Горя, есть. Екатерина Ивановна уехала? А л е к с е й. Да, уехала. И детей увезла. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Он не пускает меня в детскую. Я хочу видеть пустую детскую… К о р о м ы с л о в. Твой брат строгий, я его знаю. Ну, а я пущу тебя, куда хочешь, и даже сам с тобою пойду. Значит, в доме пусто и можно скандалить, сколько угодно – это хорошо. Я люблю, когда в доме пусто… Ах, это вы, Вера Игнатьевна. Здравствуйте! Как же это у вас коньяку нет, Вера Игнатьевна! Живете полным домом, а коньяку нет! А л е к с е й. Тебе холодно, брат? Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Нет. Павел, куда ты ушел? Павел! К о р о м ы с л о в. Я здесь. Вот что, милый друг: деньги у тебя есть? – у меня ничего. Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Это есть. К о р о м ы с л о в. Ну и прекрасно. Значит, сейчас едем. И вы, коллеги, с нами. А л е к с е й. Куда? К о р о м ы с л о в. Туда, где светло, где пьяно и просторно. Разве сейчас можно оставаться в таком доме! Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да, да, едем. Спасибо тебе, Павел К о р о м ы с л о в. Есть такие места, Горя, и, к счастью, не одно. А л е к с е й. Постойте, Павел Алексеич, а мама? Она останется одна? К о р о м ы с л о в. А мама останется одна, такое ее дело, Алеша. Всем женщинам доказываю, что не нужно рожать, а они рожают, ну и сами виноваты. Идем, Горя. В е р а И г н а т ь е в н а Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч К о р о м ы с л о в. В детскую так в детскую. Господа, в детскую! |
|
|