"Транспортный вариант" - читать интересную книгу автора (Словин Леонид Семёнович)9— …Я приехал в Калининград за три дня до преступления. — Двадцать второго августа. — Да. Как сейчас помню, стояли отличные дни. Один из нас жил в гостинице, другой в комнатке, рядом с мостом через Преголю. На другой стороне реки, как раз напротив, виднелся разрушенный во время войны знаменитый кафедральный собор. «Еще в одном городе побывал!» — думал я. Я коллекционировал не только марки, но и города. Двадцать пятого вечером прошел дождь. Сильный, с ветром. Настоящая гроза. Мой напарник боялся, что погода изменится и все сорвется. — Как вы относились к предстоявшему? — До самого конца я надеялся, что что-то должно нам помешать, что вмешается судьба, провидение, если хотите, и отведет беду. — А вы сами? — Я был пассивен. Только убеждал себя: я-то ничью кровь не пролью! — Как вам объяснили задачу? — Я должен был с разрывом в несколько мин$т повторить маршрут моего сообщника после того, как преступление завершится. Как бы вторично сцену бегства, но уже в другую сторону. Увести преследование за собой. Двадцать шестого в назначенный час в установленном мне месте я должен был сесть в ждавшую меня машину, котарая должна была увезти в Калининград. — Потом? — В Калининграде я должен был в двух-трех местах обратить на себя внимание, засветиться. А через сутки с попутными машинами выбраться из города и вернуться в Москву. — Вы знали, какое преступление в действительности было совершено? — В это меня не посвятили. — И вы никогда не пытались узнать? — Предпочитал не знать. Знал только, что при преследовании в меня имели право стрелять. Напарник предупредил об этом. Отсюда я делаю вывод, что преступление было особо опасным. Электричка в Ожерелье шла долго. На металлических полочках вдоль вагона подпрыгивали вещи. Каждый раз при особо резком толчке кто-нибудь из пассажиров поднимался, уходил в тамбур курить, потом долго маячил за стеклянными дверями, разбегавшимися, от Тряски по сторонам. Денисов поглядывал в окно, присматривался к ехавшим вместе с ним: большинство добиралось на перекладных до Павельца, в Ожерелье им предстояла пересадка на «литер». Мысли Денисова с упорством возвращались к единственной, казавшейся логически оправданной первопричине странных на первый взгляд поступков библиотекарши. Первопричина заключалась в том, что Белогорлова чувствовала себя обязанной человеку, который в трудную минуту пришел ей на помощь. "Неважно, насколько в действительности искренней и щедрой была эта помощь, считала, видимо, библиотекарша. Важно, что, заподозрив что-то здесь, в Москве, она не обратилась в милицию — сначала к знакомым. К Шерпу, к культурнику. И то — к культурнику уже перед самой трагедией…" Денисову показался убедительным придуманный им пример: "Человек узнает, что предан кем-то из самых блиаких Он потрясен. Он давно уже бросил курить, но сейчас больше всего на свете ему нужна сигарета. Он выскакивает на улицу. Никого нет… Но для него сигарета сейчас — вопрос жизни и смерти. Случайный прохожий протягивает ему пачку. И здесь порог! Одни считают, что им дали только сигарету, что в общем верно. А другие — что им спасли жизнь. И они чувствуют себя по гроб обязанными". Рядом с окном плыл зимний деревенский пейзаж. Перелески в снегу, дороги, пропечатанные гусеницами тракторов. В лесопосадке на березах чернели гнезда. В одном месте, внизу, под самой насыпью, показался дом с грудой пустых ящиков у стены. «Магазин?» — подумал Денисов. Сбоку, на крыльце, лежали две или три дворняги, дремали под стук колес. Неожиданно локомотив взревел — впереди в неположенном месте кто-то переходил путь. Давно рассвело. И лес и пригорки заволокло синим. "Теперь уже ясно; человек, к которому Белогорлова испытывала чувство благодарности, преступник. Он пытался обманом вовлечь ее в свои дела. Обманом? — Денисов переспросил себя. — Безусловно. Ни она, ни Шерп не пошли бы ни на что противозаконное. «Продать душу дьяволу?» — уточнил Почтарев, когда я ночью в подъезде спросил его мнение о Шерпе. — Никогда! Преступник их ловко обманывал!" На середине пути между Москвой и Ожерельем опустевшая было электричка снова стала наполняться людьми: здешние жители тяготели больше не к Москве — к Ступину, к Кашире. Преодолев инерцию, мысль проникала дальше: «Обведенный кружочком номер электрички в расписании поездов, обнаруженном в „Запорожце“. Белогорловой стало известно, что. кто-то приезжает или отбывает этим поездом. Но поезд ушел! События произошли только через час! Гладилин и Шерп были у ремонтирую; щегося здания и уехали, не дождавшись Белогорловой». Здесь Денисов преодолел еще барьер: «Преступник нарочно указал Белогорловой другой поезд! Одурачил. Все разыгралось на час позже, как и было задумано. С другой электричкой…» Он поднялся, вышел в тамбур "Почему я не догадался об этом сразу? G электричкой, в которой ехали «Малай» и «Федор». Но что именно? — Его другие идеи не отличились оригинальностью, вернее, были заведомо неверны. Просто он хотел назвать все возможные варианты. — Покушался на жизнь рецидивистов? Допустим, они вместе отбывали наказание, между ними существовали личные счеты… Но ни тот, ни другой не вышли из электрички. А может, собирались? Ничего не известно. Странно повел себя и сообщник того, что стрелял в библиотекаршу, тот, что предъявил пропуск Дернова… Зачем он подходил? Держал жгут. Даже, кажется, переживал за раненую .." Вопросов было хоть отбавляй. «А зачем преступник приезжал в Ожерелье? Так долго ждал электричку на платформе в Расторгуеве? Ведь не за одними же резиновыми сапогами он ехал сюда?» Самая мудрая мысль пришла к Денисову в конце пути, перед Ожерельем пожалуй, впервые он издевался сам над собой. «Полнее всех могли бы рассказать о случившемся Шерп, Белогорлова и сами преступники…» Но Шерп был мертв. Белогорлова ждала своего последнего часа в институте Склифосовского. А преступников еще предстояло найти. И найти их можно было в том случае, если бы Денисов разгадал смысл происшедшего в. Коломенском в день несчастного случая с библиотекаршей «Заколдованный круг…» — подумал он. В Ожерелье, когда Денисов вышел из поезда, шел мокрый снег. Небо было затянуто серым. Несколько женщин, продавщиц вокзального кафе, в теплых платках, в плащах поверх тощих, потерявших блеск синтетических шуб, торговали пирожками и мороженым. Пассажиры прибывшей электрички спешили к переходному мосту, Денисов постарался внимательно приглядеться к каждому. "В основном женщины, пенсионеры. Остальные — учащиеся железнодорожного ПТУ…" Никто из сотрудников линейного пункта милиции его не встречал — за время, которое он пробыл в поезде, оперативная обстановка на участке не изменилась, он не понадобился ни Бахметьеву, ни следователю прокуратуры, который вел дело об убийстве Шерпа. Любителей пирожков и мороженого оказалось немного. Продавщицы оглядывались: запаздывавший «Новомосковск — Москва» терпеливо ждал светофора за входными стрелками. Основные покупатели должны были вотвот появиться. Денисов, не успевший с утра поесть, купил несколько пирожков, он съел их, стоя у окна кассового зала. «Что я смогу узнать в Ожерелье? Что мне вообще известно о преступниках?» Он догнал пассажиров, все еще тянувшихся по почти километровой длины мосту, одного за другим начал перегонять. Внизу, сколько хватало глаз, виднелись пути, грузовые составы — все, чем живет хозяйство: зерно, техника, лес, уголь. В конце моста чернело несколько разбросанных в беспорядке небольших строений. Все направлялись туда. Денисов никак не мог привыкнуть к тому, что кирпичное, довольно большое здание вокзала и то, что находилось позади, были окраиной, а город располагался по другую сторону, где, казалось, за вагонами и подъездными путями, кроме пустыря, ничего не должно быть. За мостом, между заборами, глухими стенами складов, строящихся баз, как-то внезапно, со средины, началась небольшая, не очень еще-оформившаяся улочка. За ней появились другие, такие же робкие, застроенные вначале деревянными, а потом и каменными домами. В профиле улиц был заметен уклон. Центр города находился выше и чуть в стороне. По главной улице спешили люди, разбрасывая мокрый снег, мчались машины. Денисов вошел в горсовет — в нем размещался отдел внутренних дел, прошел по кабинетам. Знакомых инспекторов уголовного розыска, в том числе старшего, аса, которому Денисов ночью звонил домой, на месте не оказалось. Остававшийся за дежурного погруженный в собственные заботы старший лейтенант, чувствовалось, был не в духе. — Происшествие у нас, — коротко объявил он, — все уехали. Тут вот записка. Денисов прочитал оставленное ему послание. Старший инспектор сообщал о том же самом, в тех же лаконичных выражениях. Денисову был знаком протокольный стиль своих коллег. — А в спортивных куртках да в резиновых сапогах у нас полгорода… поспешил добавить старший лейтенант. Он, видимо, слышал об ориентировке транспортной милиции. — Как весна или осень, все, смотришь, одинаково вырядятся. Для нас это не примета! Денисову, если прислушаться, оставалось одно: прямым ходом отправиться назад, на вокзал. Поблагодарив, он вышел на улицу. Дежурный напомнил ему о небольшом плакате, висевшем одно время у них в отделе. Афоризм понравился Бахметьеву, и он приказал довести его до общего сведения: «КТО ХОЧЕТ ДЕЛАТЬ — ИЩЕТ СПОСОБ, КТО НЕ ХОЧЕТ — ИЩЕТ ПРИЧИНУ». Сначала следовало решить, с чего начать, вариантов было несколько. Можно было, например, проверить горячие точки: закусочные, пивные… Он по привычке оглянулся: старший лейтенант бесстрастно наблюдал за ним из окна. Городок был небольшой. В центр стекались все тропинки, тротуары. Здесь, на горе, больше таяло, но снег оставался. Народ схлынул. Осталось несколько женщин с сумками, велосипедист — поклонник езды в межсезонье. Сбоку, у магазина, маневрировала машина с прицепом. Прицеп почти упирался в витрину. По другую сторону улицы, на крыльце, женщина завязывала малышу шапку. Маленький торговый зал обувного магазина был пуст. У одного из прилавков продавщица в традиционном синем халате разговаривала с покупательницей. Денисов осмотрел витрину; резиновых сапог под стеклом не было. Он подошел к женщинам. — Ну, я пошла, — заметив его, покупательница сразу простилась. Видимо, они просто беседовали. — Что вы хотели? — спросила продавщица. — Я из милиции, — он достал удостоверение, но она и не думала сомневаться: — Не надо. — Я разыскиваю человека, который купил резиновые сапоги. — У нас? — Пока не знаю. В городе один обувной? — — Два. Еще — «стекляшка». Когда это было? — В феврале. — В феврале у них был учет. У нас было два з-авоза. Один совсем маленький… Сейчас посмотрим, — она достала серую папку-скоросшиватель, принялась листать. В папке оказалось несколько мятых, неясно заполненных накладных. — Третьи копии… — продавщица включила свет, снова вернулась к прилавку. — Копирки старые, ничего не разберешь, — она взглянула на Денисова. — У нас были резиновые сапоги по цене восемь шестьдесят за пару. Пожалуй, лучше искать не по наименованию, а по цене, — палец ее заскользил вдоль колонок с цифрами. — Быстрее будет. В магазин никто не входил. Прицеп то появлялся под окном, то вновь исчезал. — Вот!.. — продавщица нашла строчку. — Двадцать первое февраля. Восемь шестьдесят… — Много получили? — Всего двенадцать пар. Каким вы размером интересуетесь? — Сорок третьим. Она снова уткнулась в накладную. Записи были затерты, верхний свет не помогал. — Сорок третий… Всего две пары. Обе проданы. Одну нам вернули. Брак. — Она еще здесь? — спросил Денисов. — Можно посмотреть? Женщина прошла за шторку, вернулась с резиновым сапогом. Денисов достал блокнот. Сомнений Ее было: речь шла о сапогах с одинаковым рисунком на подошве. Подходила и дата продажи — конец февраля. — Польского производства, — объяснила продавщица. Внезапно она замолчала, взглянула на Денисова: — Знаю, у кого вторая пара! Вспомнила. Зинаида Ивановна просила оставить… Потом пришла и взяла. Как сейчас помню. — Как ее найти? — спросил Денисов. — Она работает? — Преподает в железнодорожном техникуме. Это близко. Сейчас пойдете прямо. Через городской сад. — У нее семья? Кому она могла брать? Продавщица улыбнулась. Она оказалась моложе, чем Денисов предполагал. За прилавком большого магазина в форменной дубленой безрукавке — не в сатиновом халате — ее наверняка бы замечали. — Семьи у нее нет. Племяннику, кажется… Она вам подскажет. Хорошая женщина. Денисов прошел мимо горсовета, на этот раз вниз по тротуару. Старший лейтенант проводил его взглядом из окна. Денисов нашел городской сад, пересек его, вышел к кирпичному зданию с постройками. Он постоял, пропуская по лыжне спортсменов с их тренером. Здесь йсе еще была зима. Мимо подсобных помещений, очевидно мастерских, Денисов прошел к преподавательской, открыл дверь. В комнате сидело.несколько человек. — Зинаиду Ивановну можно? — спросил он. — На уроке, — ответил чей-то голос. — Подождите. Сейчас будет звонок. Он вышел, постоял у окна. Звонок действительно раздался скоро. Несильный, дребезжащий. В отдалении послышался шум, потом гулко отозвалась лестница. По одному, по двое показались учащиеся. Из аудитории пронесли что-то похожее на игрушечную железную дорогу. Обнявшись, пробежали мимо девушки. — Вы меня спрашивали? — Денисов увидел средних лет блондинку в строгом костюме, с высоким начесом на голове, крупно вылепленными чертами. — Зинаида Ивановна… — Денисов. Я из транспортной милиции. Она изменилась в лице: — По вопросу? — Ничего особенного. Где нам лучше… Она почти бегом устремилась к окну: — Сюда, пожалуйста. Что случилось? — В феврале вы купили резиновые сапоги… Он заметил, как у нее опустились руки: — Да… — Вы брали кому-то из членов семьи? — Можно сказать так. Племяннику. — Он живет здесь? — Да. Вы, наверное, насчет того, что он их продал… — В общем, да. Она сжала руки, пальцы были перепачканы мелом. Она поднесла их к лицу: — То, чего я боялась. — Успокойтесь, — сказал Денисов. — Расскажите подробнее. По-вашему, мы найдем покупателя? Кому он их продал? — Вернуть сапоги? — она поняла по-своему. — Да. Она задумалась: — Вряд ли! Их увез в Москву какой-то парень… Племянник все вам скажет. Он дома. Мне пойти с вами? — Не надо. Скажите адрес. — Сейчас… По-вашему, это ему чем-то грозит? Тот у него просто выпросил, насильно сунул лишнее… Что же вы молчите? — Все будет в порядке. Конечно, при таких обстоятельствах… — Другого и не может быть! Уверяю. Прозвенел звонок. Она немного успокоилась. — Сейчас вернетесь в центр, свернете налево. И дальше пойдете до конца, направо начинается наша улица. Дом… Денисов понял только, что сначала должен снова пройти под окнами дежурной части. — Как его зовут? — спросил он. — Микляев Юрий. Он бухгалтер, живет один. Инвалид детства. Вы все поймете, когда увидите. Дверь в квартиру открыл хозяин. Денисов принял его за подростка, поздоровался. — Мне нужен Микляев, бухгалтер. Тот молча кивнул, пошел впереди. Дверь с низко прибитой ручкой открылась легко. В квадратной по виду комнате мебели было мало: письменный стол, книжный шкаф, тахта. Тот, кого Денисов принял за подростка, подошел к письменному столу, неловко взобрался на стул: — Слушаю. Теперь Денисов лучше рассмотрел его. У Микляева была большая красивая голова, узкие плечи, приятные зеленоватые глаза. Голова молодого мужчины была соединена с детским укороченным туловищем. Денисов представился. — В феврале вам купили резиновые сапоги… — он коротко сформулировал вопросы, которые его интересовали. — Действительно купили… — Микляев растерянно улыбнулся. — Зинаида Ивановна. Я ее у магазина ждал. Ступеньки там крутые, а у меня… — он скользнул взглядбм вниз, к ногам — короткие и непропорционально большие в ступнях, они на добрые сантиметров тридцать не достигали пола. — Зинаида Ивановна вынесла сапоги, отдала мне. Сама сразу убежала. В техникум. Тут он и подошел. Этот самый. У которого теперь они. — Пожалуйста, ничего не упускайте, — предупредил Денисов. — Постараюсь. Парень как парень. Не особо резкий, сухой. Лет тридцать ему. Может, немного меньше. «Здорово, Юра!» — говорит… — рассказывая, Микляев шевелил своими свисавшими со стула сапожками со стоптанными носками. — Выходит, знает вас, — сказал Денисов. — А вы его? Микляев улыбнулся: — Меня весь город знает. Все здороваются. А я и половины не знаю. Близорукость! И этого парня я не узнал. «А кому ты шапку собачью подарил, помнишь? — спрашивает. — У Сашки Алякринского в комнате…» — «Не помню», — говорю. — Был такой случай? — Был. Мне подарили шапку, а ее передарил. И действительно в гостях, у Алякринского, у соседа… — Микляев пошевелил сапожками. — Не могу я носить шапку Из собаки. Понимаете? Мы их приручили, значит, взяли на себя обязанность заботиться! Денисов думал сейчас не о том: — Дальше. — «Значит, я тебе подарил?» — спрашиваю. А сам ничего не помню. Выпили за столом много. Мне уже потом Алякринский рассказал подробности… — Кто он? — спросил Денисов. — Алякринский. Сосед. Шофер на междугородных перевозках. — Дальше. — «Куда сейчас направляешься?» — спрашиваю. Говорит: «Опять к Сашке!»- «Он же в поездке, — говорю, — неделю не будет». — "А, черт! — говорит. — Забыл. И вина взял. Ну, ладно… Тебя, Юра, подвезу, поцелую у Сашки замок на дверях и уеду!" «Зачем? — я сказал. — Посидим у меня…» Он сходил за машиной… — Такси? — Частная… — Дальше. Микляев предупредил: — Только тете моей, Зинаиде Ивановне, ни слова… — Обязательно. — Расстроится она. Я ей сказал, что уговорили продать сапоги. Да еще за четвертной! Как бы не так… Выпили с ним, много ли мне надо? Я захмелел… Вечером просыпаюсь: уже темно, все разбросано. Новых сапог нет. И документов. — Паспорта? — И военного билета. И еще. пятьдесят рублей лежали на книжной полке, между книг/— Микляев показал на книжный шкаф. Денисов тоже оглянулся. Даже с того места, где он сидел, было видно стекло аккуратно вытерто. «Кем? — подумал он — Вором?» Впрочем, во всей комнате чувствовались чистота и порядок. Тахта была аккуратно застелена ковровой дорожкой по полу бежали половики. — Вы говорили с Алякринским, когда он вернулся? — поинтересовался Денисов. — Насчет него? Говорил. Алякринский и не слыхал о нем! — Как же он попал к нему за стол? Принял шапку? — В том-то и дело. За столом сидел другой парень Он потом приезжал. Вовсе не тот. — Значит, кто-то посвятил в детали… — Денисов подумал. — Могу я увидеть Алякринского? — Побудьте. Пойду посмотрю… Правда, он ночь на свадьбе гулял. — Микляев неловко скользнул со стула: — Я сейчас. На двери на высоте его роста висело короткое пальтецо. Он ловко надел его, сдернул с крючка лохматую шапку. — Подождите, — в движении он делал руками короткие, но энергичные отмашки. Его не было несколько минут. Денисов полистал блокнот, снова наткнулся на записи Шерпа, которые не смог расшифровать. «…Я стал свидетелем поразительного светового эффекта. Гигантский прямоугольник и огромный, величиной в добрые два этажа, глаз плыли по городу…» «Зачем это Шерпу? Адвокат не стал бы описывать состояние, в котором он находился после наблюдения за солнечным зайчиком!» — Денисов спрятал блокнот. За окном, у небольшого магазинчика, стояло несколько человек, Денисов привычно пересчитал их. «Шесть человек… — Он прошел по комнате. — Конечно, преступник, снимавший комнату в Расторгуеве, приехал в Ожерелье не за сапогами. За документами! —Ктото рассказал ему о маленьком доверчивом человеке, любимце городка, который на вечеринке подарил незнакомому человеку модную собачью шапку. Преступник узнал, что человек этот — инвалид детства… А кому-то требовались на будущее документы человека, не состоящего на воинском учете…» Внезапно что-то гулко ударило в передней, кто-то быстро пронесся через коридор, рванул дверь. Рыжий здоровый парень в наброшенном поверх майки куцем полушубке влетел в комнату. — За Юрку! — крикнул рыжий. Денисов увидел перекошенный, полный белых зубов рот и летящий навстречу кулак. Промедли Денисов мгновенье — Алякринский свернул бы ему челюсть. Денисов сделал шаг в сторону, внезапно подсел, схватил за руку, пригнулся, дернул на себя — иного выхода не было. Парень взлетел вверх, перелетел через Денисова, глухо ударил спиной в тахту. Денисов придержал его, не отпуская руки. — Что вы, парни?! — пискнул еще в коридоре Микляев. — Я из милиции, инспектор розыска. Денисов моя фамилия. Приехал разбираться. Вы поняли? Повторите. Алякринский тяжело дышал. При падении он прикусил губу. — Ошибка вышла… Извини. Денисов отпустил руку, отошел к книжным полкам. Глубже вздохнул, гася дыхание. Через несколько минут все трое сидели за столом. — Дела… — Рыжий взглянул на Денисова, засмеялся. Он смеялся, пока у него из глаз не брызнули слезы. — Я ведь думал, тот приехал, с резиновыми сапогами… — Я чувствую — не то… — сказал Микляев, От энергичной ходьбы лицо его разгорелось. — Бегу и не могу догнать! — Откуда он мог знать про Микляева, про собачью шапку? — спросил Денисов. Алякринский прекратил смеяться: — От меня! Много нынче я стал по пьянке хвастать своим другом, — он кивнул на Микляева. — Где это было? — По-моему, в Расторгуеве. С месяц назад. В пивном зале. — А человека этого можете вспомнить? — Вряд ли… — Алякринский покачал головой. — Я ведь со свадьбы иду, всю ночь гулял. Друга пропивал… — Он с натугой поморщился: —JieT, не помню. Денисов представил мысль собеседника — она словно продиралась по болоту через камыши и топкий мшаник. — Лицо словно проваленное в середине… — Денисов попытался уточнить. — Нет, лицо чистое. Без примет. — А почему разговор зашел о шапке? — Начали не с шапки. О заработках говорили, как водится. О дли-нном рубле. Я сказал: "Деньги не всё! Друг у меня есть…" Обрисовал положение: «Собачью шапку незнакомому человеку подарил». Он заинтересовался. Ну, меня и понесло… — А до этого? Как перешли к деньгам? — Как перешли… Денисов снова представил ломающийся с треском камыш, топкий мшаник, что-то темное, неуклюжее, с шумом продирающееся сквозь заросли. — Привычка у меня, — сказал шофер. — По пьянке люблю рассказывать, как доверяют на работе, какие суммы денег возил, когда обслуживал бухгалтерию… Бахметьев, когда Денисов вошел к нему, разговаривал по телефону. Сбоку на столе Денисов увидел подшитые сводки-ориентировки о нераскрытых преступлениях прошлых лет, которые он заказывал. Он узнал их сразу: свежие ориентировки обычно держали неподшитыми. — Садись, — начальник отдела показал на стул, потом нажал на переговорное устройство, сказал глухо:— Старшего инспектора Горохову с материалами. Срочно… — он посмотрел на часы. Денисов сел лицом к окну. Перед ним был зал длч транзитных пассажиров, бесконечный калейдоскоп лиц, багажа, одежд. — Через несколько минут у меня оперативное совещание, — сказал Бахметьев в трубку, заканчивая разговор. — Беда: не с кем работать. Начальник уголовного розыска болен, заместителя нет. А исполняющий его обязанности, — теперь Бахметьев говорил специально для Денисова, — тоже занимается только Белогорловой и Шерпом… — Возможно, он хотел сказать по-другому. — На него вся надежда. Денисов услышал, как позади скрипнула сначала первая дверь похожего на шкаф входа в кабинет, за ней вторая. Вошла Горохова, она была в форме капитана милиции, довольно сухо, как принято в присутствии руководства между подчиненными, кивнула. Бахметьев показал ей на стул за приставным столиком против Денисова. — Как перенасыщенный раствор? — Бахметьев положил трубку. — Осадок действительно выпал? — Похоже, — признал Денисов. — И что в нем? Денисов коротко рассказал то, что мог узнать от Микляева и Алякринского. — Цэ дило, — протянул Бахметьев. Он любил под настроение ввернуть словцо из времен довоенной юности, прошедшей на Полтавщине, и молодые инспектора, все, как один, желавшие на него походить, тоже повторяли часто: «цэ дило», «трэба разжуваты», «чи — да, чи — ни». Денисов догадался, что у начальника хорошие новости. — Преступник, по-твоему, может сейчас находиться в Ожерелье? — на всякий случай спросил Бахметьев. — Вряд ли. — А где он сейчас может быть, знаешь? — Нет. — Негусто, — сказал Бахметьев и посмотрел на часы: время еще оставалось. — Любопытны данные анализа микрочастиц из карманов обоих задержанных рецидивистов. Прошу, — он кивнул, Гороховой. — Полученные данные.. — . — начала Горохова. Денисову показалось, что она предварит сообщение эффекгной паузой, но Горохова проговорила текст скучно, даже безучастно. — "…В карманах одежды проверяемого Снопова М. И., он же Руденко Т. Я., он же…" Это «Федор». Тут все неинтересно. Вот! «…А также частицы пыли, по химическому составу имеющие отношение к распространенным сортам типа „трапезонд“ номера 93, 1272… Смеси различных сортов желтых ферментированных Табаков…» В карманах второго задержанного тоже много табака. — Выходит, это одна шайка, пользующаяся одними и теми же воровскими уловками. И «Малай», и «Федор», и тот — в Расторгуеве… Бахметьев отпустил Горохову, та ушла, тихо закрыв за собой обе двери. — Кроме того, интересные данные получил уголовный розыск райуправления. Они бросили на раскрытие преступления все силы. Убийцу Шерпа в тот вечер видело несколько человек, сейчас с ними работают… — настроение у Бахметьева было приподнятое. — Ты никогда не задумывался? — спросил он. — Какая разница между домашней хозяйкой и шеф-поваром даже самой маленькой столовой? — Нет, — Денисов чувствовал голод и усталость. — С шеф-повара другой спрос! — Бахметьев достал платок, приложил к уголку глаза. — Мы, образно говоря, находимся в положении шеф-повара: обязаны всегда готовить грамотно. Ему снова позвонили. Денисов следил в окне за перемещением десятков людей внизу, в зале для транзитных пассажиров. С высоты антресолей оно всегда выглядело запутанным и немного тревожным. Особенно когда объявляли посадку. Почему тревожным, Денисов долго не мЪг понять, пока в одной книге случайно не прочитал: «…кто может знать при слове „расставанье“, какая нам разлука лредстоит…» Бахметьев вел по телефону речь о преступнике, который после несчастного случая в Коломенском подошел к лежавшей у рельсов библиотекарше. — Очень приметный, — соглашался со звонившим Бахметьев. — Денисов его хорошо запомнил и обрисовал. Да-а… Очень возможно. .Я тоже боюсь, что от такого засветившегося сообщника захотят избавиться. Денисов отвел взгляд от окна: "А если так было запланировало ими с самого начала? Подставить, а потом убрать? Почему он был в такой же одежде, что и «Федор». Спортивная куртка; шапочка… А теперь этот пропуск на фабрику! Они же понимают, что мы переговорили с настоящим Дерновым. А может, им даже известно про визит в Расторгуево на дачу…" Абоненту Бахметьева пришла, видимо, та же мысльБахметьев повторил его шутку: — Не хотел бы оказаться сейчас в его шкуре? Пожалуй, — он— посмотрел на часы, закруглил разговор. — Тем более следует спешить с задержанием. На тринадцать у меня совещание с инспекторским составом. Положив трубку, Бахметьев обернулся: — Звонил Сапронов из уголовного розыска райуправления. Благодарит за словесный портрет Лжедернова. Обещал: когда задержат, ты первый будешь с ним разговаривать. — Мне присутствовать на оперативном совещании? — спросил Денисов. — Я хотел еще раз съездить в Коломенское. — Одному сотруднику я разрешил работать по ииk дивидуальному плану, — Бахметьев поднялся, начал убирать бумаги в сейф. Сводки-ориентировки он намеренно оставил. — Сотрудник этот — ты… К розыску связей Снопова-Руденко и Иванова-Штейна, — Денисов не сразу понял, что Бахметьев имеет в виду «Малая» и «Федора», — будут подключены силы не только нашего отдела. Составлен и утвержден план розыскных мероприятий, — он снова посмотрел на часы. — На оперативном совещании мы подумаем и над имеющимися резервами… Разрешаю ехать. Уже, закрыв сейф, Бахметьев вдруг спросил: — Белогорлова уехала из Калининграда на другой день после того события? Я имею в виду ее ночное посещение гостиницы «Калининград». Денисов удивленно посмотрел; — Через неделю. — Если бы так называемый спаситель попросил подбросить его на машине… Кстати, у нее «Запорожец» красного цвета? — Красный. — Так вот. Успела бы она оказать ему эту незначительную услугу? — Какого числа? — Денисов ничего пока не понимал. — Двадцать шестого августа. — Безусловно. Она еще была в Калининграде. — Значит, я тоже правильно разобрался, — Бахметьев подвинул ему сводки-ориентировки, в двух местах Денисов увидел аккуратные закладки. — Возьми с собой, в кабинете прочтешь. Видимо, в Коломенском они готовили нечто похожее. Так сказать, транспортный вариант, — он подбросил ключ от сейфа и тут же поймал его. — Вряд ли они предполагали, что, по нашей терминологии, «транспортный» — это вариант, при котором транспортной милиции отводится доминирующая роль… Я на совещании. Держи меня в курсе своих дел. Денисов прочитал ориентировку здесь же на атресоли, едва Бахметьев ушел. Ориентировка была экстренной — из тех, что рассылают отдельно, не ожидая других поступлений: "…Двадцать шестого августа недалеко от Калининграда неизвестный преступник, переодетый в женскую одежду, вышел на опушку леса, остановил автобус ПАЗ-41, в котором кассир Умнова в сопровождении гр. гр. Емельянова и Преснина везла деньги для выдачи зарплаты рабочим совхоза, после чего, войдя в автобус, произвел несколько выстрелов вверх, заставив находившихся в автобусе пересесть лицом к задней стенке кузова…" Ориентировка была составлена в духе всех документов такого рода — в виде одного длиннющего, сложного, со многими придаточными предложения: «…и завладев сумкой кассира, в которой находились деньги в сумме… рублей, преступник сел за руль, заставил всех покинуть автобус, после чего проехал около четырех километров в глубь леса, где оставил автобус и с деньгами скрылся». «…Есть основания полагать, что у ближайшей деревни преступника ожидала машина „Запорожец“ красного цвета с неустановленным калининградским номером, за рулем которой находилась женщина…» Денисов посмотрел на дату второй ориентировки? сведения о машине стали известны почти через полгода, когда Белргорлова давно уже находилась в Москве. «…Приметы находившегося в машине мужчины} худощавый, на вид двадцати пяти — двадцати семи лет, телосложения среднего, лицо овальное…» Дальше то и дело повторялось: «среднего», «нормального». Денисов заглянул в последнюю строчку" "Есть! «В верхней трети лица, на уровне подглазниц, лицо представляется в незначительной степени деформированным („словно проваленным“)». Некоторые приемы Шерпа расшифровывались легко и однозначно. Например, то, что он оставил в реконструировавшемся здании на месте происшествия талисман, который всюду возил за собой. Сознание собственной беспомощности, невозможность задержаться хотя бы на час, страх за Белогорлову… Оставленная на видном месте кукла была чисто символическим знаком поддержки. Адвокат чувствовал наступление опасных событий, но, как и Белогорлова, вряд ли догадывался, что может произойти. "В равной мере это относится и к зашифрованным в виде дневников записям.. —подумал Денисов., Все вернулось на круги своя. — Полнее всех могли бы рассказать обо всем происщедшем Шерп, Белогорлова и сами преступники — тот, кто приезжал в Ожерелье за документами инвалида, и тот — другой, который должен чувствовать сейчас себя очень неуверенно… Ведь он — единственная ниточка, по которой милиция может найти его сообщника, того, что стрелял в Белогорлову, Есть, правда, еще «Малай» и «Федор». Но во время преступления в Калининграде они отбывали наказание. А насчет Коломенского — «Докажи! Тогда будем говорить…» Как ни странно, больше, чем на жцвых, следовало рассчитывать на мертвого — на досье Шерпа, В разрозненных записях адвоката угадывались и предчувствия беды, и обстоятельства, хоть и фантастически представленные, относившиеся к библиотекарше. «Шерп старался установить личность и местонахождение преступника… сформулировал для себя Денисов. — О нападении на кассира в Калининградской области он не знал, иначе это исключало всякое вмешательство. Недонесение о достоверно. известном преступлении такого рода влекло привлечение к уголовной ответственности для недоносителя. Он мог лишь догадываться о том, что в Коломенском что-то затевается…» Денисов достал блокнот, нашел описание поездки Шерпа в троллейбусе, у замерзшего окна с круглым глазком, который адвокат отогрел дыханием, чтобы наблюдать за улицей. «…Второй раз я приехал сюда, чтобы убедиться. Мы остановились у луча…» «Может, у „Луча“? — Была такая догадка. — У концертного зала „Луч“?» «…И шар застыл на необычном полукруге окна над аркой. Я смотрел как на знамение, которое не в силах разгадать. Чем грозило нам темное окно, этот огромный шар или глаз?» «Есть ли там необычного вида окно над аркой? — подумал он. — г А если есть? И даже наверняка есть. Что тогда?» Денисов сдтрыгнул с платформы, через пути поднялся к домам. За лабиринтами гаражей виднелось Варшавское шоссе. Наступал год футбольного восхождения «Спартака» — заборы и стены гаражей были испещрены эмблемой С на фоне перечеркнутого диагональю прямоугольника. Он вышел на шоссе. Слева, вдоль дороги, тянулись массивные, довоенной постройки дома, похожие друг на друга. По другую сторону возвышалась постройка пятидесятых годов. В первом этаже располагался кинотеатр, переоборудованный теперь в концертный зал. Еще издали Денисов прочитал знакомую афишу: "Концертный зал «Луч». Жорж Визе. «Кармен». Его пересекала наклейка с надписью: «Билеты проданы». Денисов остановился рядом со входом. Дом по другую сторону улицы отличался той же массивностью, что и остальные его собратья. Между двумя продовольственными магазинами, занимавшими первый этаж, виднелся тяжелый квадратный проем, над которым во всю его длину чернело необычного вида окно. "Верхняя часть круга, — подумал он, — ограниченная дугой и ее хордой. Собственно, в фактической стороне записей Шерпа сомневаться не приходится. Нашли же мы лежачий двадцатиподъездный небоскреб". Он перешел на другую сторону. Без сомнения, в письме речь шла именно об этом доме. Рядом с аркой-проемом стояла телефонная будка. Прямоугольным проемом, наполовину заставленным пустыми ящиками, Денисов прошел во двор. Двор оказался огромным, проходным, выходившим сразу на несколько ближайших улиц. Центральную часть его занимали детский сад и котельная, рядом с которой возвышались сетки ограждения спортивной площадки. Против проема виднелась доска объявлений. Денисов подошел. «Прием на курсы гитары…» Рядом висело извещение, относившееся к осени прошлого года, о смотре-продаже кроликов, намертво прихваченное каким-то особо стойким синтетическим клеем. Извещение пытались содрать, но безуспешно — следы соскобов веером уходили в стороны. Подъезд, из которого можно было попасть в квартиру с необычным окном, был слева, ближний к проему. Денисов вошел в него, стал подниматься. По обеим сторонам немыслимых теперь в жилом доме огромных лестничных площадок виднелись двери коммунальных квартир — по два-три звонка на каждой двери. Еще Денисов обратил внимание на количество ведер для пищевых отходов. Сквозь выбитое окно второго этажа задувал с воем ветер. «А если бы солнечный зайчик, сопровождавший Шерпа в троллейбусе, подумал Денисов, — остановился на окне другого дома? Какие у меня основания считать, что Шерп зашифровал местонахождение нужного мне лица?» Он позвонил. Дверь долго не открывали, пришлось позвонить снова, на этот раз дважды. Послышалось неспешное старческое шарканье, тревожное: — Это ты, Игорь? — Голос был женский. — Игорь, — ответил Денисов. — Но другой. — Другой? Что вы хотели? — Мне нужно поговорить. Ваши соседи дома? — он подумал, что соседи могли оказаться более сговорчивыми. — Салищевы?! — удивилась женщина. — Они же в больнице. Вы не знали? — Я упустил из вида. Может, Ш разрешите все же войти и хотя бы оставить записку? — Ее выпишут нескоро, amp; про него совсем не знаю… — Прошу вас. Внутренних замков было два. Один открылся легко, второй долго пробуксовывал — дверь не хотела отпираться. Наконец открылся и Он. Старая женщина с седыми букольками, маленькая, во всем голубом — как он заметил потом, под цвет глаз, — опиралась на тяжелую, с массивным набалдашником трость. Прихожая была тоже огромная, заставленная мебелью, с обеих сторон виднелись двери с врезными замками. «Минимум три ключа в каждой семье…» — отметил Денисов. — Игорь — это мой внук, — объяснила женщина. — Хотел приехать. Она повела Денисова в такую же большую, плотно заставленную и завешенную всем, что можно было поставить или повесить; комнату, Денисов насчитал несколько полукомодов, прикроватных ковриков, картин в тяжелых деревянных рамках и гобеленов. По обе Стороны окна висела бронза, окно было прямоугольным. «Значит, то — необычное — в комнате у соседей…» — подумал он. — Салищевы же в больнице, — снова сказала женщина, оставаясь стоять и показывая Денисову, чтобы он сел. — Давно? — он выбрал стул, показавшийся ему надежнее других. — С полгода. Нервные болезни быстро не лечатся. Он успел сориентироваться: — Это время в их комнате мог бы пожить одинокий человек. — Квартирант? — Я говорю о себе. Человек я тихий, вечерами больше дома. И вам тоже спокойнее. Мне рекомендовали и вас и квартиру. Женщина не удивилась: — Пожалуй. Но вам надо поговорить с их дочерью, А здесь и будет загвоздка! — Редко приезжает? — Раз в месяц, а то и реже. Лучше бы совсем не приезжала… — Неприятная особа? — Не то слово! — женщина перестала опираться на палку, массивная трость, видимо, была предназначена для иных функций. — После ее приезда квартира месяц выветривается, пока снова не приедет. У нее одно на уме — пьянка, гулянка. — Больше никто не бывает? — Два раза племянник Салищева приезжал. Со своими ключами, Этот вел себя тихо. С книжечкой, с журнальчиком. — Какой он из себя? — спросил Денисов. — Может, он мне и рекомендовал? — Да нет. Он и в Москве не бывает… Девица эта ужасная! — сказала женщина. — Может пустую бутылку из окна выбросить. Никто с ней не связывается. Мусоропровода у нас нет… Как-то ей крикнули с улицы, так она открыла окно, свет выключила, чтобы ее не видели, и такое понесла… — Давно? — спросил Денисов. — Когда в последний, раз приезжала. В феврале. — Она повторила: — Ей везет, потому что никто не хочет связываться. У нее и компания такая! "Может, Шерп был свидетелем пьяной оргии? — подумал Денисов. — Потому и написал: «Чем грозило нам темное окно?» — Остается поставить лишний замок, притаиться как мышь, — женщина проводила его в коридор. — И молчать, когда приедет… Он вышел во двор, заставленным ящиками проемом вернулся на шоссе. Магазины по обе стороны проема были закрыты на обед, рядом с пустой телефонной будкой пожилая женщина кормила голубей. Денисов снова вспомнил о скоморохе, которого он подобрал в тот вечер в подъезде ремонтирующегося здания. "Если с талисманом адвоката в общем и целом ясно, то с хрустальной ладьей библиотекарши неясно ничего. Ведь она взяла ладью после того, как по телефону переговорила с Шерпом и назначила ему свидание на девятнадцать. Как и Гладилину…" Голуби слетались с карнизов, с окрестных деревьев, прохаживались, большие и важные, среди сновавших между ними юрких, не обращавших на себя внимание воробьев. Денисов вспоминал: «Костя, я сейчас!» — крикнула культурнику, выскочила из кабинета Гилима, но побежала не к вестибюлю, назад, в библиотеку. «Чуть не забыла!..» И появилась с гладко отполированной хрустальной конфетницей… — Денисов представил коридор с кактусами, пансионатский вестибюль, впереди, круглое окно на дорогу с автобусом, Ъ котором уже ждут сотрудники. — А если она увидела там — того, кого мы ищем, кто стрелял в нее в тот вечер? Увидела и поняла, что может случиться так, что помощи ждать будет неоткуда? И придется все решать самой…" Он еще раньше оценил молчаливый мужественный характер библиотекарши. «Но почему вазу? Чем мог помочь красивый, но бесполезный в данном случае кусок хрусталя против стального сердечника, покрытого тонким слоем томпака? — он чувствовал, что разгадка где-то близко. — И почему этот человек был у автобуса? Имел отношение к пансионату?» Такая версия у него была, но он знал, что у него еще остается несколько дней — до разъезда нынешней смены отдыхающих. Тот, кто уехал бы до окончания срока путевки, сразу бы обратил на себя внимание. Женщина, кормившая голубей, бросила последнюю пригоршню крупы, вернулась во двор. У дверей магазинов, пока еще закрытых, выстроились небольшие очереди. Пока Денлсов стоял, небо еще больше затянулось серым. Но снега не было. "Если Белогорлова взяла хрусталь, увидев этого человека у пансионата, значит… — Мысль в одно мгновение/ опустив длинную цепь промежуточных суждений, оценок, выводов, сформулировала конечное — чисто практическое: — Гилим все-таки плохо организовал поиск похищенных из библиотеки книг!" Денисов вошел в телефонную будку, набрал номер. — Слушаю, — мужской голос был незнакомый. — Передайте, пожалуйста, трубку Ивану Ефимовичу, — Денисов решил, что говорит с кем-то из сотрудников пансионата. — Кому-у? — пропел незнакомый голос. — Какому Ивану Ефимовичу? — Уже вешая трубку, Денисов еще расслышал: — Вы ка-а-кой номер… Денисов позвонил снова, на этот раз автомат соединил правильно: у телефона был Гилим. — Добрый день. Это Денисов. — Добрый, добрый, — Гилим словно обрадовался звонку инспектора. — Хотя какой он добрый? Нёбо хмурится. Какое-нибудь дело есть? — Я прошу вас собрать персонал и снова осмотреть все подсобные помещения. Украденные из библиотеки книги должны быть где-то у вас. Думаю, из здания их не вынесли. Гилим удивленно молчал. — Я сейчас еду в один адрес, потом к вам, — он повесил трубку раньше, чем его собеседник опомнился. "О книгах я знал с самого начала, — подумал он, сбегая в метро. — И о хрустале. Шерп ни при чем. И всетаки: когда я узнал об адвокате, яснее увидел связи. Вернее, направление: «следствие». Выходит, и в логическом процессе присутствуют невидимые катализаторы? Только думающая машина, не зная ни о вагонах, ни о рельсах, может их вычислить по одному только факту существования металла…" И вот он снова между двумя безликими остановками-близнецами- «Продмагом» и «Школой». Впереди виднелись мокрые крыши машин, чехлы. Было еще рано, много мест на стоянке оставались пустыми. Выскочившая откуда-то из-под крыльца диковатая худая овчарка без лая забегала вокруг Денисова, низко к земле пригнув морду. «В прошлый раз ее не было, — подумал Денисов. — Если сравнить с людьми, она похожа на странную глухонемую девушку». В квадратной сторожке, поднятой над асфальтом, хлопнула дверь. На пороге показался знакомый бородатый старик сторож, в полушубке, в косо сбитой, теперь уже на другой бок, ушанке. — Транспортная милиция, — Денисов поднялся на крыльцо. — Как служба? — Спасибо, От старика попахивало (Гпиртным, он только пообедал — на столе еще стояла кастрюлька с остатками пельменей. В углу потрескивал портативный телевизор. — Я снова по поводу Белогорловой, — сказал Денисов. — Припомните ее последний визит на стоянку. Сторож выключил телевизор, задумчиво распушил бороду: — Вроде все сказал. — Вы говорили, что Белогорлова входила в сторожку. — Беспременно… — старик с ходу включился в любимую игру с синонимами. — Массалина эта, — ерничество забавляло его, — которая «Жигуль» у первой жены профессора отсудила, вышла отседа, тут девка твоя вошла… — Я спрашиваю, — Денисов положил конец его игривому настроению. — Что у нее было при себе? Вспомнили? Ваза? Старик смутился! — Разве не сказал в тот раз? Не ваза, не чугунок… Как бы стеклянные… — Попросила оставить? — Ну да. Пусть, мол, полежит до завтра. — А вы? Сторож сбил шапку на лоб: — Штука дорогая. Ты сам подумай! Вдруг разобьют. Народ всякий. Добро бы все мужики… В сторожке было натоплено, от неплотно прикрытой двери тянуло весенним талым снегом, током просыпающихся почек. В окнах на три стороны, как в трельяже, отражалась немудрая триада: стол, телевизор, лежак, застеленный прокуренным одеялом. Сквозь щель двери было видно идущий от продмага к школе трамвай. — Значит, отказались? — спросил Денисов. — Не согласился, — поправил сторож. — А картон дал! Упаковали как могли. Она сама упаковывала… «Конечно: на конфетнице отпечатки пальцев преступника… — Денисов встал. Засиживаться теперь было некогда. — По дороге сюда Белогорлова дала ему подержать ладью. Адвокат подсказал…» Денисов и сам в работе нередко прибегал к нехитрой этой уловке. «Но где он успел оставить отпечатки? У метро? В пансионатском автобусе?» В том, что отпечатки на хрустале не могли появиться раньше, сомнений не было: в этом случае конфетница была бы надлежащим образом упакована еще в библиотеке. Денисов позвонил в отдел, старик сторож на это время деликатно вышел, позвал собаку. — Денисов? — Антон обрадовался. — Легок на помине! Я думал, ты на оперативном совещании, послал записку полковнику… Звонили из пансионата. Давай срочно туда, машин, правда, пока нет, Все в разгоне. Книги нашлись! Спустившись в метро, Денисов нашел свободное место в углу вагона, сразу забылся тяжелым, придавившим его к сиденью сном. Входили и выходили пассажиры, слышались громкие голоса. Ему снилось, что каждую остановку объявляют дважды, на русском и английском, как во время Олимпиады: видимо, рядом разговаривали иностранцы. Проснулся он на «Курской»… Стоявшая перед ним женщина держала в каждой руке по связке с пачками стирального порошка. Он сразу поднялся. На пересадке и потом, на плечевом радиусе, людей было немного, зато на автобусной остановке, от которой надо добираться до пансионата, не было не только пассажиров, но и автобуса. Здесь инспектора ждало открытие иного рода — пример обратной связи; сначала появился автобус и только за ним стали прибывать пассажиры. — Пойдемте! — Кучинская ждала в вестибюле. История с найденными книгами ее обрадовала и испугала. — Иван Ефимович у себя… Я сначала покажу, где они были. Сюда! — Они были внизу? На первом этаже? — Их нашли в кинозале, напротив столовой! Отдыхающие хотели убрать штору! А они на подоконнике… — Когда это случилось? — Сейчас. Перед началом сеанса. Обходя стоящих и фланирующих группами отдыхающих, они прошли в широкий, обитый полированными панелями коридор. Комнат здесь не было. Где-то в середине коридор внезапно расширился, —вобрав в себя небольшой танцевальный зал с эстрадой, с музыкальной аппаратурой. Впереди был вход в кинозал, по другую сторону коридора несколько умывальников, зеркала и столовая. Сюда же примыкал конец узкого коридора, который вел в библиотеку. — Здесь, — Кучинская зажгла свет. Кинозал был небольшой, удачно спланированный, с двумя-тремя десятками рядов, поднимавшихся амфитеатром к окошку киномеханика. Окна зашторены богатыми бархатными шторами. — Тут они и лежали. — Вы перенесли их? — спросил Денисов. — Собственно, это отдыхающие. Но уборщица эти книги видела как раз сегодня утром. — Кинозал запирается? — Обычно нет. — А посторонние? Могли сюда попасть? — Сомневаюсь. Отдыхающие да персонал. Еще дети. В воскресенье сеанс для детей сотрудников. — Я могу переговорить с уборщицей? — Она не уходила, Иван Ефимович просил и ее остаться. Кучинская выключила в кинозале свет. Тем. же путем они вернулись в вестибюль. Директор пансионата был на месте. Пока Кучинская искала уборщицу, они поздоровались, успели перекинуться несколькими словами. — Ерунда какая-то… — Гилим показал Денисову на диван: — Садитесь… Взять, унести, потом бросить в кинозале! Несерьезно! — Пожалуй. — Мы ничего не можем понять, что к чему. Денисов вспомнил, что никто в пансионате и вокруг не догадывается о том, что на самом деле произошло. "Если ничего не знать, тогда действительно ерунда. Взять книги, бросить здесь же неподалеку — в кинозале!" — Можно? — Кучинская вернулась с молоденькой женщиной. Уборщица успела переоденься, чтобы уйти. На ней был цветной шерстяной свитер, джинсовый сарафан. — Вы одна убираете кинозал? — спросил Денисов. — Одна я. — Часто? — Обычно сразу после мероприятий или на следующий день… — она взглянула на циферблат стоявших в кабинете больших напольных часов, по-видимому, спешила. Денисов ограничился самым необходимым; — На этой неделе убирали? — Я сегодня первый день. После-больничного. С понедельника болела. — А как же зал? — Уборщица с другого этажа подметает, и все. А сегодня я как стала пылесосить шторы, их и увидела. Я ведь первый день, ничего не знала про кражу. — Книги запылились? — поинтересовался Денисов. — Что вы! Пришлось даже пройтись,влажной тряпкой! Уборщица ушла. — Я пока не нужен? — спросил Гилим. — Я буду здесь рядом, если понадоблюсь, — он был сконфужен. — Надо поговорить с завхозом. — У меня только два-три вопроса, — сказал Денисов. — Никто из отдыхающих не уехал раньше срока? — Никто… — он беззвучно пошевелил губами, высчитывая. — Сегодня пятница, уже почти неделя с того дня… Разъезд в среду. Завтра последняя суббота, все поедут покупки делать. — Вы обычно берете их в служебный автобус? — Вечером? — переспросил он. — С моего разрешения. Но чаще я не отказываю. Кто в театр опаздывает, кто — на концерт. — И в понедельник? В тот день, когда все произошло, — тоже? — Чаще всего кто-нибудь едет. — Припомните: Белогорлова в тот денв, наверное, в автобусе стояла? — Мы так не ездим… — Внезапно Гилим задумался:— А пожалуй, вы правы. Был случай, когда она не захотела сесть, а места были! Главное Денисов теперь знал: "Белогорлова стояла. У нее был повод предложить кому-то из сидевших в автобусе подержать ладью… Можно было, конечно, собрать всех сотрудников пансионата в автобус, попросить, чтобы каждый сел на то самое место. А через пять минут весь пансионат знал бы, что несчастного случая не было. Что идут поиски…" Гилим воспользовался паузой: — Подбросить вас на машине? На всякий случай я попросил шофера быть на месте. — Я хотел бы сначала позвонить. — Вот и хорошо, — Гилим поднялся. — Я отдам пока нужные распоряжения. «Такое чувство, будто начался отсчет времени…» — подумал Денисов. Телефон дежурного по отделу был занят, Денисов снова набрал номер аппарат в дежурке старались обычно надолго не занимать. Трубку снял Сабодаш: — Денисов? — иногда, незаметно для себя, в запарке, Антон мог быть сугубо официален. — Будете разговаривать с полковником Бахметьевым. Включаю. — Бахметьев, слушаю, — раздалось в трубке почти одновременно со щелчком коммутатора. Доклад Денисова был лаконичным — главное, хрустальная ладья, отпечатки пальцев. Поскольку Бахметьев молчал, Денисов добавил тоже коротко, почти протокольно: — Кражи книг из пансионата не было. Преступник проверил стол библиотекарши — там могли храниться компрометировавшие его записи. Книги просто для отвода глаз, он бросил их неподалеку, между столовой и танцевальным залом. Но главное — отпечатки, Бахметьев спросил: — Где находится сейчас хрусталь? — В отделе, в камере вещдоков. — Хорошо, — Бахметьев хрипло выдохнул. Он как будто расстроился даже от раскрывшихся перспектив. — Сейчас подключим эксперта-криминалиста. — Я поручил бы ему вначале проверить дактилокарты лиц, объявленных в розыск, — сказал Денисов. — Ваза была в нескольких руках, могут сохраниться один-два отпечатка. Эксперт знает. — Никто из отдыхающих не прервал отпуск? Не уехал? Когда разъезд этой смены? — Бахметьев почти дословно повторил вопросы, которые Денисов задал Гилиму, Кучинской. Теперь ему осталось только ворпроизвести ее ответ: — Через несколько дней. Еще есть время. —. Шума в связи с твоими открытиями, — спросил Бахметьев, — нет никакого? — В пансионате? Нет, все тихо. — ,Так же тишком уезжай… Здесь тоже новости. У меня сейчас начальник отделения розыска Сапронов. Не хочу говорить по телефону. Скоро будешь? — Директор обещал мне машину, — Денисов не сказал, что спешит в отдел еще и за тем, чтобы срочно звонить в военизированную охрану. — Пожалуй, осадок из перенасыщенного раствора, о котором ты говорил, подумав, сказал Бахметьев, — выпал только теперь. Как мыслишь? Сразу по "возвращении к себе связаться с ВОХР Денисову не пришлось: ему звонили самому. — Товарищ Денисов? — у телефона был незнакомый работник управления ГАИ. — Угоном «Запорожца» 86-79 занимаетесь? "Было все, — подумал Денисов, — и «Дело о наезде» и «Покушение на убийство», ускользнула пока эта квалификация — «Угон транспортного средства». — Занимаемся. Есть что-нибудь? — Письмо. Переслали из редакции «За рулем». Тут одно место как раз о вашем деле… — сказал сотрудник ГАИ. — Зачитать? У него был бодрый голос человека, сидящего в светлой, просторной комнате, выходящей окнами на оживленную магистраль, Москву-реку ил-и памятник древнего зодчества. «От этого всегда хорошее настроение…» — подумал Денисов. — Так… Тут автор высказывается по поводу отдельных правил движения… Вот! «…Недавно наблюдал аварию в районе поселка Красный Строитель. Это и заставило взяться за письмо. Водитель „Запорожца“ 86-79…» Чувствуете? — спросил сотрудник ГАИ. — А как же! — «…Похоже, в первый раз сел за руль. Никогда не поверю, что так можно вести машину. По этой же стороне шел МАЗ, номер не называю умышленно. Шофер не виноват…» Дальше в том же духе. В конце-.предложения: «Лишить владельца „Запорожца“ водительских прав, а машину — в доход государства». — Крепко, — Денисова в данный момент больше интересовал предстоящий разговор с военизированной охраной. — Будете пересылать письмо нам? — Для уголовного дела. Но сначала дадим ответ автору. — Угонщики не всегда сдают на права, — Что-то подобное напишу, Телефонная линия освободилась, но ее тут же заняли. — Алле! — голос в трубке был знаком. — Это Мучник! Помните? Приезжали ко мне по поводу эрдельтерьера! «Хозяин чемпиона породы… — вспомнил Денисов. — Собака с мудреной кличкой». — Слушаю. — У меня деликатный вопрос… — Мучник замялся. — Я работаю на базе. Вы приходили ко мне домой, видели мою квартиру. Может, эрдель только предлог? Знакомую, с которой вы разговаривали, вчера вызвали в ОБХСС… С другой стороны, может, вам что-то надо? Бывает, знаете. Звоните. Не стесняйтесь. Что? Не слышу… Наконец Денисов смог назвать нужный номер — трубку снял работник охраны, ведавший вопросами инкассации денежных средств билетных касс. — Слушаю, — он назвался. — Денисов. Я звонил по поводу инкассации в Коломенском… — Да, помню. В связи с пулей, угодившей в вагонледник с икрой. Теперь можно было говорить по существу. — Вы сказали, что в понедельник, как правило, самая низкая выручка в кассах. Пассажиров мало, многие предприятия выходные. Вы имели в виду вообще понедельники? Денисов почувствовал, что попал в точку. На том конце провода секунду-другую стояла гробовая тишина. — Меня-то-интересует конкретный день! — Вам не передали? — работник ВОХР пришел в себя. — Произошла неувязка. Прошедший понедельник действительно был исключением. С час назад звонил ваш коллега из райуправления. Сапронов. Мы дали для вас уточненную справку. Полные сведения. — Значит, кассы не были пустыми? — Бельше того: выручка была крупной, поскольку в воскресенье деньги по разным причинам не сдавались. Так получилось. Приношу извинения. Денисов сделал несколько шагов по кабинету. Теперь можно было не спешить к Бахметьеву: он уже знал новость, которую доставил начальник отделения розыска Сапронов Бахметьеву. «Кристаллизация действительно произошла…» Он представил платформу Коломенское, какою видел в последний раз ночью из окна ремонтирующегося здания — всю как на ладони внизу — с переходным мостом, с помещением для касс в середине. "Преступников было четверо, — мысленно сказал он себе. — «Малай» и «Федор» прибывали с электричкой, в которую должны были сесть инкассаторы. Тот, что был вооружен, находился в здании у окна, четвертый, которого его сообщники намеренно подставляли милиции, — на платформе. Белогорлова, смутно догадывавшаяся о чемто, должна была ждать в «Запорожце»… Тот, что был вооружен, прицельным выстрелом подал бы сигнал к нападению. И если бы обстоятельства сложились для них успешно, «Малай» и «Федор» с инкассаторскими мешками через пути пробежали бы к машине…" Телефон больше не звонил, хотя еще несколько минут назад казалось, его провода полны новостей, сообщений, требующих, чтобы о них незамедлительно поставили в известность. Денисов подошел к окну: дождь уже начался, пополам со снегом, в этом тоже не было ничего нового/. Денисов постоял, глядя вниз, — на платформы, серые, неприятные, под стать погоде. "Библиотекарша, наверное, закричала, бесшумно поднявшись наверх и увидев преступника с карабином у окна. Бросилась назад, к лестнице. Мимо строительного мусора, кирпичей, крича, побежала к путям. Операция была сорвана. Преступник кинулся следом, хотел заставить ее замолчать навсегда. За шумом подошедшей электрички выстрелов не было слышно. Инкассаторы внесли м-ешки в служебный тамбур, «Малай» и «Федор», поняв, что что-то произошло, стали уходить по вагонам дальше, к голове поезда. Электричка двинулась одновременно с преграждавшим Белогорловой путь рефрижераторным поездом. Катили колеса… у Белогорловой оставался единственный шанс…" "Потом преступник все-таки приблизился к Белогорловой, когда она уже лежала рядом с рельсами. Отбросил в сторону сумку, но взять не успел: к месту несчастного случая со всех сторон бежали люди. Он вернулся к «Запорожцу», пытался доехать до Расторгуева, попал в аварию… С другими же участниками преступления было просто: «Малая» и «Федора» задержали в электричке, четвертый соучастник — подставное лицо — еще попытался чем-то помочь библиотекарше, держал концы жгута…" Когда выведенный на стену кабинета динамик, соединявший с дежурной частью, неожиданно врубился, Денисову была ясна картина случившегося. — Товарищ полковнике… — Антон докладывал начальнику отдела, и одновременно его слушали все, кого Сабодаш считал необходимым информировать. Глубокий голос Антона, усиленный динамиком, рассыпался по кабинету: — Несчастный случай на платформе Речной вокзал. Человек провалился между электричкой и платформой, Обнаружен, когда электричка отошла, — Упал? — Непонятно. — Человек жив? — В бессознательном состоянии. Постовой вызвал «скорую». Пострадавший направлен в институт Склифосовского. — Личность установлена? — В одежде лежал пропуск на фабрику, Денисов уже натягивал куртку, он догадывался о том, что произошло. — Пропуск изъяли? — спросил Бахметьев. — Как фамилия пострадавшего? — Сейчас… — Антон помешкал. — Постовой передал! пропуск на имя Дернова Ивана И-у-сти-но-вича! — Ясно, — сказал Бахметьев. — Кто-то из тех двоих, Сейчас выезжаем, готовьте оперативную группу. |
||
|