"Бронтомех!" - читать интересную книгу автора (Коуни Майкл)

5

Я — прирожденный лидер, но последователей нахожу с трудом. Ребенком я постоянно организовывал команды и тайные общества, и это мне удавалось, хотя в этих обществах никогда не бывало больше четырех членов, считая моего спаниеля Буксира. Неизменно объявлялся диссидент и провоцировал типичный диалог:

Я: Заткнись, а не то я выгоню тебя из команды.

ДИССИДЕНТ (нехорошо улыбаясь): Какой такой команды?

Конечно, он организовывал переворот и становился новым заводилой, а я оставался со спаниелем. Все детство из-под меня, как коврик из-под ног, выдергивали лидерство.

И на этот раз, когда собравшиеся уселись, почему-то именно миссис Эрншоу стучала кулаком по столу, а я лихорадочно искал свободный стул. Наконец я его нашел, подтащил к длинному столу и сел лицом к многолюдному собранию, — самый крайний в ряду уважаемых жителей поселка. Мне не хватило места за столом; он был недостаточно длинен, так что я единственный из сидящих в президиуме оказался целиком на виду.

Когда собравшиеся замолчали, миссис Эрншоу встала. Она решительно приняла командование.

— Дорогие земляки, — начала она. — Мы собрались, чтобы обсудить условия, предложенные Организацией, так как в ближайшую пятницу состоится референдум. Нет нужды подчеркивать значение этого собрания. От его исхода зависит наше будущее на ближайшие пять лет, а возможно — на всю нашу жизнь. Так вот, мистер Кевин Монкриф присутствовал на конференции в Премьер-сити, где были приняты некоторые предварительные решения. Может быть, вы хотите обратиться к собранию, мистер Монкриф?

Я встал, слегка удивленный тем, что она так быстро предоставила мне слово. Я обрисовал дискуссию с участием Алтеи Гант и рассказал о создании комитета по изучению хедерингтоновских предложений.

— Но решает все референдум, — пояснил я. — А комитет к четвергу подготовит лишь рекомендации.

Вскочил Чиль Каа. На его широкой физиономии было написано глубочайшее недоверие.

— Но ведь чертова уйма народу проголосует так, как скажет комитет. Разве это справедливо?

— Наверное, Чиль. Должны же рекомендации иметь какую-то силу.

— Вот-вот. Поэтому объясните нам, правда ли, что в комитете в основном крупные землевладельцы?

Я задумался, еще не понимая, к чему он клонит.

— Наверное, там есть землевладельцы и бизнесмены вроде меня, Чиль. Ведь таких людей, естественно, выбирают представителями поселков.

— Так я и думал. — Чиль повернулся лицом к собранию. — Видите, что творится? Мы проиграем. Все эти члены комитета побоятся потерять свою поганую землю и свой вшивый бизнес и изо всех сил постараются убедить планету проголосовать против Хедерингтона!

Я задумчиво посмотрел на него. Он рассуждал, как Чукалек, приветствуя уничтожение неравенства. Я же про себя решил, что хедерингтоновский путь хоть и неприятный во многих отношениях, но единственный выход для нас. Без финансовой поддержки, без новых иммигрантов планета захиреет.

Миссис Эрншоу поспешила взять бразды правления в свои руки.

— Спасибо, мистер Монкриф, теперь выскажусь я. Как я заметила, нам всем предлагают работать за минимальную плату. Я, к примеру, не могу с этим согласиться. Не то чтобы я не привыкла к труду — Бог свидетель, я уже исполнила свой долг, — но полагаю, что теперь, в закатные годы, я заслужила отдых. И в Риверсайде я — не единственный представитель старшего возраста.

Кто-то из молодежи в задних рядах заржал, но в основном она своего добилась. Я увидел несколько сочувственных кивков.

Поднялся Уилл Джексон, известный в поселке как состарившийся сексуальный маньяк.

— Совершенно верно, миссис Эрншоу. И я вот еще что скажу. Я ничего не слышал ни о каких условиях на случай болезни. Говорят, что через пять лет нам заплатят кругленькую сумму в качестве компенсации за длительную недоплату, верно? Но эта кругленькая сумма основана на заработках. Если человек заболеет или окажется слишком старым и не сможет делать то, что прикажут, он ничего не накопит. Через пять лет окажется, что он просто отдал свою землю и бизнес Хедерингтону.

— Вы должны понять одну вещь, — сказал Марк Суиндон. — Хедерингтон во всех своих колониях применяет одну и ту же схему, только колонии эти новые и, естественно, состоят из молодежи. Аркадия же существует не первое поколение. Многим придется тяжело. Но, насколько я понимаю, альтернативой является возврат к первобытному уровню.

Я слышал, что Марк вечно в таких ситуациях восстанавливает всех против себя, и я понял почему. Потому что он говорит правду.

В результате собрание закончилось тем, что колонисты разделились. Крупные землевладельцы и бизнесмены были, по вполне очевидным причинам, против договора, хотя некоторые из них все же понимали суть дела. Рядовые жители голосовали за. Старики, которые, подобно миссис Эрншоу, опасались потерять обеспеченность, объединились с группой непримиримых из всех слоев общества, желавших независимости любой ценой. Они предложили, чтобы Риверсайд остался в стороне от договора, даже если остальная Аркадия проголосует за него.

К последним обратился с заключительным словом его преподобие Энрико Бателли.

— И не мечтайте, — предупредил он. — Что сделает Аркадия, то Сделаете и вы. У Хедерингтона или все, или ничего. Я знаю это. Я раньше работал на Организацию.

Некоторым людям — вроде Ральфа Стренга, например — ничего не стоит получить ссуду в банке. От них не требуют ни дополнительного обеспечения, ни поручительства богатых родственников. Их личность сама по себе влияет на управляющих, и они из кожи вон лезут, стараясь угодить. Этих людей окружает магнетическая аура надежности, которая просто притягивает к ним деньги. Им не задают вопросов — с первого взгляда видно, что это солидные клиенты.

Но когда со своими просьбами в банк робко заползаю я, меня подвергают суровому допросу и очень скоро выясняют, что я голодранец.

Поэтому, когда я на следующее утро переступил порог Банка Вселенной, на душе у меня было тревожно. Собственно, речь идет о передвижном отделении банка, приезжающем два раза в неделю. В таком маленьком поселке, как Риверсайд, нет постоянного филиала. Управляющий отделением Гай Оппенгеймер, толстый добродушный человек, встретил меня широкой улыбкой. Мне очень хотелось надеяться, что она сохранится.

После обычных любезностей Гай поинтересовался:

— Как нынче идет торговля, Кев?

Он успел взглянуть на экранчик на своем столе, так что кроме превышения моего кредита, тенденции текущих сделок, возраста, пола и семейного положения, выяснил и мое имя. И прочие подробности. Любой его вопрос заведомо был пустой формальностью, если только он не пытался поймать меня на лжи.

— В этом году продано уже восемь скиттеров, — объявил я. — И у меня на руках заказы еще на шесть. Черт побери, к концу года я расплачусь за микрореакторы.

— Надеюсь, что так, Кев. Надеюсь, что так. Хороший бизнес означает хорошие отношения с банком.

Мы еще немного поболтали о том о сем; я справился о его семье, и он сообщил, что все здоровы, но умерла пожилая тетка в Сиднее, на Земле. Я выразил соболезнования. Наконец светский разговор иссяк, и Гай вежливо осведомился о цели моего визита.

— У меня намечается один грандиозный проект.

— М-м-м?

— Новое судно. Парусное, но совершенно необычное. Гай, оно произведет сенсацию. Это будет классная яхта для прогулок. Я думаю, во всей Галактике нет ничего подобного.

Он поднял брови.

— Парусная яхта, Кев? Но они давно устарели!

— «Легкая леди» — необычный парусник. Она начинает новое поколение. К примеру, что вы считаете главным недостатком парусных лодок?

— Их никто не хочет покупать.

— Главная проблема в том, что они слишком медленно плавают. Но «Легкая леди» не такая; по скоростным качествам это чуть ли не буер. Вот посмотрите… — Я взял со стола карандаш и планшет и сделал несколько набросков. Обычная парусная лодка тормозится трением корпуса о воду, и эту помеху не преодолеть, разве что в маленьких яхтах, когда парус работает, как крыло. — Гай Оппенгеймер тупо смотрел на меня. — Ну, знаете, когда лодка мчится по ветру, едва касаясь поверхности. Но большое судно так плыть не может. Оно слишком тяжелое, чтобы работать, как планер, и тут приходится уменьшать трение другими способами — в основном за счет обводов.

Говоря это, я следил за лицом управляющего, но оно ничего не выражало. Я продолжил:

— И все равно проблема трения остается. Но не для «Легкой леди». Когда она идет под парусами, трение корпуса о воду не существует.

— Очень рад это услышать, Кев.

— Идею мне подсказал зерновой конвейер в Инчтауне. Понимаете, это желоб — длинная наклонная металлическая пластина. В ней миллионы крошечных отверстий. Сверху кидают мешки, из отверстий под давлением подается воздух, мешки скользят по тонкой воздушной пленке и съезжают к грузовикам при очень небольшом наклоне.

— И вы можете использовать этот принцип в лодках?

— Вот именно, Гай. У «Легкой леди» двойной корпус, и во внешнем проколоты миллионы крошечных отверстий, выпускающих воздух. Давление между корпусами поддерживает небольшой насос. Таким образом, на поверхности лодки держится тонкая воздушная пленка, и вода практически не касается корпуса. Трения почти нет. Действующая модель помчалась, как ветер.

— Так «Легкая леди» еще не плавала?

— Еще нет, Гай. Я планирую церемонию спуска на следующей неделе надеюсь, в субботу. Я нанял Морта Баркера — помните его? — для рекламной кампании. Он думает, что сможет заполучить репортеров из телегазеты. Это большое событие для Риверсайда, Гай. Если я получу много заказов, то смогу расширить дело, нанять больше работников. Мастерская превратится в завод. Это будет третья отрасль производства, помимо фермерства и рыбной ловли; с ней наша община окончательно утвердится. Что скажете, Гай?

Управляющий посмотрел на экран на столе. До меня вдруг дошло, что он всего лишь посредник, что мое бахвальство переправлено в некий центральный компьютер, который, пока я разглагольствовал, занимался лихорадочными подсчетами, отмечая с дьявольской точностью все мои уловки.

— Я не совсем понимаю, какое отношение имеет к этому Банк Вселенной, Кев, — сказал Гай.

— Мне нужна небольшая ссуда, чтобы продержаться, — пробормотал я.

Он вздохнул, бросил взгляд на экран и посмотрел на меня печально и устало. Похоже, из Оппенгеймера вытекла вся энергия. Он снял очки и потер глаза.

— Какая жалость, что вы не предложили это в прошлом году, Кев, — начал он. — Или хотя бы в прошлом месяце. Да, в прошлом месяце я бы обслужил вас без проблем. Но сегодня… При всей неопределенности… Черт, Кев, посмотрите на это с точки зрения банка. В пятницу референдум. В субботу, как знать — Хедерингтон может запросто конфисковать мастерскую. Вы меня понимаете?

— Мне немного нужно, Гай.

Он пристально посмотрел на меня, как бы оценивая мою искренность.

— Вот что я предлагаю. У меня есть идея, Кев. Придется отстаивать ее перед директорами, по думаю, что смогу заставить их взглянуть на дело с вашей позиции. Вы продолжаете работу, устраиваете церемонию спуска, рекламу и так далее — а в следующем месяце приходите ко мне и показываете книгу заказов. Я думаю, что добьюсь суммы, равной двадцати пяти процентам стоимости всех твердых заказов. Таким образом, вы получите финансы для расширения дела.

Таким образом проклятый банк ничем не рисковал в случае провала затеи.

— Не могу сказать, что мне нравятся ваши методы поддержки местной промышленности, Гай.

— Враждебность вам не поможет, Кев.

— Да провалитесь вы вместе с вашим паршивым банком! — огрызнулся я и выбежал, чувствуя себя уничтоженным.

По правде говоря, спуск яхты пришелся на неудачное время. Поселок думал только о референдуме. По идее, мне тоже полагалось думать о референдуме, тем более что я присутствовал на первой стадии переговоров, но, с другой стороны, я все равно ни на что не мог повлиять. Вся Аркадия отправится в пятницу голосовать, и теперь от меня ничего не зависит.

На следующий день после моего неудачного визита в банк ко мне явился Мортимор Баркер с мрачным выражением на широкой физиономии. «Легкая леди» уже стояла в эллинге.

— Телегазеты не будет, — выложил он без предисловий.

— Какого черта? Ты же сказал, что договорился с ними, Морт.

— Да вроде договорился. — Он с пыхтением влез по трапу и втиснул свою тушу в кубрик, вытирая лоб. — Они меня заверили, что все будет нормально, что они всегда рады разрекламировать местные события. А теперь говорят, что, мол, камеры понадобились в другом месте. Я пытался вытянуть из их парня правду, но ничего не добился. Он сказал, что не имеет права разглашать намеченные места съемок.

— Почему, черт возьми?

— Не расстраивайся, Кев. Мы все заснимем трехмерными камерами, и я разошлю запись всем, кому надо.

— У меня кончаются деньги, — сказал я. — Если я не заполучу полную книгу заказов, то к концу года обанкрочусь. Морт, мне очень нужен успех.

— Можешь заплатить мне, когда продашь первую яхту.

Вот за что я люблю Мортимора Баркера! Пусть он пустозвон, зато щедрый.

— Спасибо, — пробормотал я. — Э… Что ты запланировал для церемонии? Помнится, у тебя родилась такая мощная идея — чтоб на носу сидела девушка в бикини, когда яхта заскользит вниз… Может, Джейн Суиндон согласится?

— Ты что, совсем? — Морт уставился на меня, как на ненормального. — Все дело вместе с ней, как топор, пойдет ко дну.

— Но она вроде… довольно симпатичная, а?

— Она слишком строгая, слишком аскетичная и слишком замужняя. Кевин, у тебя не баржа, а яхта для развлекательных прогулок, и на нее надо посадить легкомысленную девицу, которая должна выглядеть так, будто предлагает себя вместе с яхтой. А у Джейн Суиндон всегда такой вид, будто она предлагает чай со льдом. Видишь ли, Кев, лучше всего продается секс. Помни об этом и не ошибешься.

— Знаешь, Морт, если бы здесь имелись девушки для развлечения, я бы об этом знал. Риверсайд — маленький поселок, и приходится довольствоваться тем, что здесь есть.

— Это моя проблема. Кстати, девушку я уже нашел. Взял напрокат в одном агентстве.

— Одного из тех ангелочков с регаты? — заинтересованно спросил я.

— Да нет же, черт возьми. Они совершенно не подходят. Нет — я раздобыл настоящую девушку для веселья, пальчики оближешь. Рядом с ней мне хочется стать моложе. И стройнее.

— Сколько же она стоит? — Я встревожился.

— Не бери в голову. Я приплюсую ее к счету. Ты, главное, смотри, чтобы твоя яхта не потонула ко всем чертям! — Он с усилием встал, спустился по трапу, устроился в своем пижонском автомобиле на воздушной подушке и с негромким урчанием умчался в сторону Инчтауна — крупная рыба в нашем маленьком озере.

А я вернулся к отделочным работам. Привинчивая к палубе нержавеющие детали и накладывая последний слой лака, я размышлял об этой девице. Я признался себе, что мысли о ней вызывают некоторое приятное волнение. Нечасто доводится нанимать настоящую девушку для развлечения.

Последние два дня перед референдумом весь Риверсайд бурлил. Фракции устраивали митинги. Наши интересы оказались совершенно разными, и миф о поселковой солидарности развеялся как дым. Ни о каком единстве в столь сложном вопросе не могло быть и речи.

В четверг телегазета в специальном выпуске сообщила о выводах комитета, выбранного на конференции. Как и ожидалось, комитет встал на сторону договора. Казалось, результат референдума уже известен — и пользу большинства, хотя, возможно, в ущерб отдельным жителям.

Больше всего я жалел Кли-о-По, нашего инопланетянина. Он владел прекрасным стадом молочных аркоров, причем все свое богатство скопил упорным тяжелым трудом. На заработанные деньги он купил кое-какую технику; с помощью своих многочисленных детей расчистил землю. Таким количеством отпрысков паи; ящер обзавелся каким-то бесполым способом, о котором мне никогда не хотелось его расспрашивать и который еще меньше хотелось увидеть.

Стренг однажды сказал:

— Кли-о-По сошло бы с рук убийство. Он мог бы съесть одного из детей, а взамен произвести другого, и никто ничего бы не заметил. Разве это не доказывает, как бессмысленны наши социальные принципы, правда, Кевин?

Так вот теперь над Кли нависла угроза. Он два года все деньги вкладывал в хозяйство, сделал запущенную ферму Блэкстоуна конкурентоспособной — и, тем самым, лакомым куском для «Хедерингтон Организейшн». Кли не питал никаких иллюзий на этот счет — его собственность отнимут в первую очередь.

К нашему позору, нашлись люди, говорившие об этом со злорадством: мол, пусть теперь поживет в обычном жилище.

Утром в день референдума я встретил его в баре «Клуба» и спросил, как он собирается голосовать.

— Конечно, за договор, — ответил Кли низким голосом, держа в чешуйчатой лапе стакан воды со льдом. — Единственная альтернатива — голодная смерть.

— Ну, тебе-то она не грозит, — заметил я. — Ты на самообеспечении.

Пока я говорил это, в голове против воли мелькнула нарисованная Стренгом отвратительная картина каннибализма.

На кожистой морде показались острые маленькие зубки: вероятно, Кли улыбнулся.

— Странное получилось бы общество, если бы все были на самообеспечении, — сказал он. — Мне нравится в вас, в людях, как раз то, что вы не на самообеспечении. Люди зависят друг от друга — в отличие от моего народа. Мне нравится у вас. Я не всегда ладил со своими; они прозвали меня стадным. Я надеюсь, что со временем смогу смешаться с людьми так же, как ты, Кев…

«Клуб» продолжал заполняться. Стренг и Алисия Дежарден обсуждали с Джейн Суиндон гонки. Появился Том Минти со своими дружками Биллом Йонгом и Джимом Спарком. Они заказали колу и добавили в нее по порции «Иммунола». Старый Джед Спарк, как всегда, взирал на это с непреклонной суровостью. Уилл Джексон сидел в одиночестве — прямой, словно загипсованный, — и его тяжелый взгляд блуждал по бару в поисках девушки, на которую можно поглазеть. На заднем плане суетилась миссис Эрншоу, готовившая выставку разного самодельного хлама, в котором я разглядел отпечатанную частным порядком брошюрку Вернона Трейла «Мы, Пионеры».

Это было обычное полуденное сборище, разве что споры громче да голоса резче. Джон Толбот, наполняя стаканы, все время нервно хихикал.

Кабина для голосования — вообще-то это был маленький переоборудованный вертолет — должна была открыться через час. Все то и дело поглядывали в окно, из которого открывался вид на усеянный куполами склон и причал, где торчал вертолетик, похожий на красного жука, а по сторонам его стояли два охранников в форме, с лазерными пистолетами. Власти намеревались обеспечить в Риверсайде торжество демократии.

К столику подошел Стренг; он улыбнулся Кли и подсел к нам. Следом за ним подплыла Алисия Дежарден — в последнее время это часто случалось. Разговор зашел о катерах, потому что все суеверно избегали упоминаний о голосовании. Вдруг около двери возникло какое-то волнение.

Сбив по пути стул, в бар ворвалась жена Стренга. Она остановилась возле нас с горящими глазами и дергающимся лицом. Похоже, назревала семейная сцена. Я плохо их переношу, поэтому приподнялся, намереваясь слинять куда подальше, но обнаружил, что прижат другими стульями.

— Я тебя жду дома уже целый час! — заявила Хейзл Стренг мужу скандальным тоном.

Все взгляды устремились на нас; я съежился на стуле и перехватил взгляд Джейн Суиндон с другого конца зала. Она состроила мне гримасу.

— Ты же видишь, я пью с друзьями, дорогая, — ответил Стренг. Присоединяйся к нам.

— Еще чего! Да что ты о себе возомнил? Сидишь здесь и пьешь… с этой…

Она кивнула в сторону Алисии Дежарден, ее губы дрожали.

— Садись, дорогая. Алисия, не освободишь ли место для моей жены?

Алисия вскочила и побежала в дамскую комнату. Хейзл Стренг смотрела ей вслед со слезами на глазах.

— Ни за что, — пробормотала она.

— А я говорю — садись, — приказал Стренг. Он взял Хейзл за запястье медленно, почти небрежно, но я увидел, как побелела кожа в том месте, где он стиснул руку. Ее лицо напряглось от боли, и ей поневоле пришлось опуститься на стул рядом с мужем.

— Нормальный женский инстинкт — защита дома, — как ни в чем не бывало объяснил нам Стренг. — Моей жене показалось, что Алисия угрожает нашему очагу, так что ее вспышка вполне естественна. Надеюсь, вы извините ее. Кевин, кажется, ты говорил о предстоящем спуске?..

И мы поддерживали неловкий разговор до начала голосования.

Результаты объявили в субботу днем. В полдень «Клуб» снова был набит битком, и подписчиков телегазеты окружили желающие посмотреть на халяву. Все вглядывались в крошечные экранчики. Нам показали огромный зал со столами, за которыми десятки служащих вводили в счетные машины данные голосования.

Тут же стояли и наблюдали за ходом дел представители «Хедерингтон Организейшн» и Всеаркадийского Совета. Причем первым вся процедура, должно быть, казалась ужасно примитивной; они привыкли к более совершенной технике, когда голосующие вставляют в аппарат карточку и нажимают кнопки, а в центральном компьютере в это время накапливаются данные. У нас же на Аркадии все делается по старинке.

Наконец объявили, что подсчет закончен, и служащие заблокировали машины от возможного пересчета. Листы распечаток передали на возвышение председателю счетной комиссии. Я увидел Алтею Гант — грозную, как туча. Она нависла над плечом председателя, желая первой увидеть результат.

Алтея Гант улыбнулась.

Затем распечатку передали премьеру. Он потянулся к микрофону — бледный, постаревший и беспомощный.

— Народ Аркадии, — начал он, — мы приняли предложение «Хедерингтон Организейшн». Голоса, поданные «за», составили…

Остальное заглушили радостные возгласы.

В «Клубе» особого веселья не отмечалось. Полюбопытствовав еще несколько минут, все начали расходиться. Я тоже засунул пластинку приемника в карман и вышел в ясный день.

К этому времени репортаж о голосовании уже закончился и на экране появился космопорт.

Из грузовых челноков выезжали огромные сельскохозяйственные машины. Казалось, они ждали лишь результатов референдума, чтобы с грохотом двинуться на камеры, как стадо слонов. Их, наверное, были сотни.