Майкл КОУНИ ДЕТИ ЗИМЫ Winter's Children

1

Прутик и Кокарда стояли в ледяном туннеле и разговаривали.

— Мне это не нравится, — беспокойно бурчал Прутик, выводя пальцем бесформенные узоры на грубо обработанной стене.

— Что же нам делать? — Кокарда держала лампу, свет которой отражался бессчетное число раз во льду вокруг них. Голос ее звучал резко и невыразительно.

— Не знаю, какого черта мы можем сделать, кроме как смотаться отсюда и оставить их расхлебывать эту кашу, как ты и предлагала.

Они пошли дальше по ледяному коридору, который стал шире, хотя Прутику все еще приходилось нагибаться. В луче света от лампы Кокарда плясала причудливо преломленная слоем льда надпись «Супермаркет».

— Тогда давай так и сделаем.

— Мы одни, только вдвоем?

— Да.

Она укладывала банки на неуклюжих санях, пока Прутик киркой скалывал лед с полок. Лампа стояла на полу и испускала черный дым.

— Только мы двое, и больше никого? У нас нет ни единого шанса на успех. — Он прервал работу, чтобы с надеждой заглянуть в лицо Кокарде. Может быть, у них и будет этот шанс. Может быть.

— Ловцы мяса сразу же до нас доберутся.

— Не доберутся, если мы поедем на лодке Гориллы. — В ее голосе звучало лукавство.

— Просто возьмем лодку, и все? Просто уедем на ней, так надо понимать?

— Ага.

— Я не знаю, сумею ли я.

— Я сумею. — Кокарда излучала самодовольство. — Он иногда брал меня с собой на охоту. До того, как ты здесь появился. Я сумею управлять лодкой без всякого труда.

— А как насчет Гориллы и всех остальных? — Прутик почувствовал запоздалые угрызения совести. — Что с ними будет? Как они тогда добудут мясо?

— Здесь внизу его полно.

— Так-то оно так, только это не свежее мясо. Оно здесь лежало Бог знает сколько лет. Хорошо иногда поесть свеженького… Интересно, Горилле сегодня повезло? — Широкое лицо Прутика оживилось предвкушением.

— Ты что, не хочешь убраться отсюда? — Кокарда приблизила к нему лицо, сощурив глаза. — Хочешь здесь остаться? Так, что ли?

— Ну, здесь не так уж и плохо.

— Смотри, — она выставила руку с растопыренными пальцами, отсчитывая на них пункты своей аргументации, — ловцы мяса знают, что мы здесь. Старик не желает трогаться с места. Горилла не желает уходить без Старика. Морг и Герой не уйдут без Гориллы. Скоро ловцы будут здесь, и тогда нам всем крышка, это уж точно. Понимаешь, Прутик? Нам необходимо двигаться отсюда, просто необходимо.

Сани были уже полностью загружены, и собеседники потащили их обратно по ледяному туннелю. Мужчина был одет в твидовую куртку поверх гидрокостюма, женщина — в резиновые сапоги и соболье манто. Волоча сани, нагруженные пирамидой консервов из погребенного под снегом супермаркета, два человеческих существа брели вдоль голубого с серебром коридора, пробитого подо льдом.

— Нам просто необходимо двигать отсюда, — повторила Кокарда.

В колокольне разговаривали Старик, Морг и Герой.

— Я всех их видел. — Голос Старика был тонким и пронзительным, губы бесформенными. — Коров, овец, свиней, коз, лошадей. Они назывались домашние животные. Хочешь свежего мяса? Идешь и убиваешь домашнее животное. Только не лошадь. — Он рассудительно покачал головой. — Лошадей не ели.

— Зачем же их тогда держали? — спросил Герой.

— Чтобы ездить верхом. Можно было ездить на них по полям, по дорогам: стучат копыта на полном скаку, ветер поет в ушах, цокот копыт отбивает ритм. — Лицо старика было красным, как свежесодранная шкура, его глаза сияли, глядя в непостижимую даль, назад, через пропасть в шестьдесят лет.

У этого старого дурня опять будет приступ, если он не успокоится, думал сидящий в углу Морг, делая очередной глоток «Миранды Харви» из темной бутылки.

— А разве копыта лошадей не вязли? — с интересом спросил Герой. Ему было примерно двадцать шесть лет, он был бледен, склонен к сильным переживаниям и любил помечтать. Его мечты обретали плоть и форму благодаря рассказам Старика.

— Нет, конечно, — отвечал Старик. — Тогда совсем не было снега, то есть только зимой… Почва была твердой настолько, что по ней можно было ходить, как по этому полу. Все эти здания внизу, когда-то стояли наверху, под открытым небом, на этой самой твердой земле. А снега не было. То есть он был, но только зимой. Зимой снег бывал глубиной в фут, ну, два фута, самое большее; можно было идти по нему и ощущать под ногами твердую почву.

Морг, который все еще слушал краем уха, вздрогнул, вспомнив, как в последний раз он выбрался наверх. Тогда Горилла взял его с собой в снежной лодке поохотиться на Лап, и маленькое судно перевернулось под порывом ветра. Морг тонул в пушистом снегу, барахтался, ища под ногами опору, и не мог найти. Он успел погрузиться по плечи, пока Горилла, лежа на досках, не вытащил его и не переправил в надежное место. Больше Морг не ходил наверх.

Этот случай привел к тому, что один и тот же сон изводил его каждый раз, когда Прутик забывал принести из «Винного Приюта» бутылку. Во сне Морг опять погружался в снег, но на этот раз Гориллы не было. Морг тонул и кричал, а потом его ноги натыкались на что-то, и он думал: теперь я в безопасности. Это была крыша «Винного Приюта» — всего в пяти футах под поверхностью.

Но крыша была крутой и скользкой, и ногам Морга, пытающегося бежать по ней вверх, было не от чего оттолкнуться. Снова и снова он взбирался по пластинам шифера и все время соскальзывал, и проваливался глубже и глубже в снег. Морг вопил.

В этот момент он обычно просыпался и обнаруживал, что кто-нибудь хлещет его по щекам и орет. Но сообразить, где он и что с ним, ему никогда сразу не удавалось.

В таких случаях он бывал рад видеть всех, хотя они и злились на него за то, что он потревожил их криками.

А вдруг в один прекрасный день его не разбудят?

Морг отпил еще один глоток из своей бутылки и обвел взглядом помещение небольшой колокольни, где он сидел — уютное, с крышей, опирающейся на деревянные балки. К одной из стен была приколочена лестница, ведущая к дыре, через которую вышел Горилла.

В полу рядом с матрасом Морга было квадратное отверстие, от которого каменные ступени спускались вниз — в туннели, прорубленные во льду. Все было очень просто и понятно внутри этой их колокольни.

Старик продолжал говорить; он говорил всегда, почти все время.

— И тогда еще были машины, поезда и самолеты, ездить на них было быстро и безопасно, гораздо лучше, чем на снежной лодке. Ветер им был не нужен, у них имелись встроенные источники энергии. Иногда я бывал на автогонках. Например, Гран-при в Монако: там было на что посмотреть! Машины летели, прямо как ракеты на колесах, исчезали и появлялись между домами, эхо от моторов походило на разрывы бомб! Пилоты были не хуже принцев, а уж победитель — настоящий король!

Герой вздохнул, глаза его горели.

— Мне бы понравилось быть автогонщиком, — прошептал он, сжимая пальцы, будто держал в руках руль автомобиля, о котором рассказывал Старик. — Я бы выиграл и стал королем. Героем Первым! Я был бы водителем, равного которому нет!

Из угла послышался резкий смех Морга. Потом он умолк и начал прислушиваться, наклонив голову.

— Ш-ш-ш… Кажется, идут, — сообщил он.

Уже можно было различить ритмичные глухие удары — знакомый звук, означающий, что Кокарда и Прутик втаскивают сани по ступенькам, — и иногда грохот соскользнувшей консервной банки, покатившейся вниз по лестнице. Затем послышался скрип, возвещающий, что сани достигли нижнего этажа и их теперь подтаскивают к куче запасов; затем — постукивание жестяных банок, которые разгружают и укладывают в штабель.

Вскоре из отверстия показалась голова Кокарды: тело ее было скрыто стенками лестничного колодца.

— Могли бы хоть раз пойти и помочь нам, ублюдки вы ленивые! пронзительно крикнула она, протопав по ступенькам наверх и укладываясь на грязный пол. Следующим появился Прутик, бросил на присутствующих виноватый взгляд и растянулся на полу рядом с ней.

— Что ты принес? — тревожно поинтересовался Морг, неверно истолковав его смущенный вид.

Не отвечая, Прутик протянул ему бутылку. Морг принялся разглядывать ее при свете лампы, которую Кокарда поставила на пол.

— «Вино-Тоник». — Он распознал этикетку, не читая. Читал Морг очень медленно, с трудом. — Зачем ты приволок эти помои? — Он откупорил бутылку и принялся пить.

— До «Винного Приюта» слишком далеко, — коротко объяснил Прутик. — И потом был обвал, — вспомнив, добавил он. — Пришлось обойтись тем, что было в супермаркете.

— Обвал? — Морг забеспокоился. — Надо его расчистить!

— Берешься за это дело? — резко спросила Кокарда.

Возможную перепалку предотвратил неожиданно померкший свет. Через зияющее в одной из граней шпиля колокольни отверстие спиной вперед неуклюже протискивалась человеческая фигура, нащупывавшая ногами перекладины лестницы.

Горилла вернулся домой.

— Я им покажу! — кричал Герой и с грохотом скакал по деревянному полу, заставляя свою тень плясать на стенах — Я их всех раскидаю, раз! Раз! Одного за другим! — Он размахивал сломанной деревянной планкой, рубящими и режущими движениями оттесняя воображаемого противника к стене и приканчивая его ударом в живот. — Получай, скотина!

— Где они? — нервничая, поинтересовался Морг.

— Дальше к юго-западу, — отвечал, указывая направление, Горилла. Рядом с ним Герой казался карликом.

— Около десятка на расстоянии трех миль. Я выслеживал Лапу и увидел, что над плоской крышей рядом со шпилем поднимается дым. Потом из дыма появились они. У них были… какие-то предметы. Может быть, человеческие тела. Они свалили их на сани и двинулись на север.

— Они знают, что мы здесь, — проворчал Прутик. — Это только вопрос времени.

— Я так не думаю. — Это сказал Морг. — Если бы они знали, то уже бы появились здесь.

Кокарда фыркнула.

— Ты никогда даже и не подумаешь пошевелиться, лентяй чертов. — Она оторвала полоску мяса от окорока Лапы, который шипел на импровизированном вертеле. Все обитатели колокольни собрались сейчас вокруг огня, разведенного в большом перевернутом колоколе.

— Если ты увидишь, что ловцы мяса идут сюда, — продолжала Кокарда. Господи, ты же только отхлебнешь из бутылки и скажешь им: «Добро пожаловать!» Ты до такой степени окосел, что и не почувствуешь, как они будут тебя резать.

Морг рыгнул, недовольно глядя на огонь.

— Я помню зеленые поля, — бормотал Старик. — Не всегда было так, как сейчас, о нет. В те дни человек мог ходить по полям, по дорогам — где угодно — и быть в безопасности. Никаких ловцов мяса, не было их тогда…

— Горилла! — Голос Кокарды был резким. — Скажи старому дураку, чтобы закрыл рот. Он совсем отстал от жизни. А сейчас… — Она разглядывала всех присутствующих одного за другим, оценивая их. — Ну, что будем делать?

— Защищаться! — беззаботно засмеялся Герой. — Валить одного за другим по мере того, как они будут появляться в люке!

— Не выйдет, — насмешливо ухмыльнулся Прутик. — Они нас выкурят. Так они всегда делают. Наливают бензина и поджигают. Потом, когда мы вылезем отсюда, кашляя как проклятые, нас прирежут.

— Как ты думаешь. Горилла? — спросила Кокарда. Она придвинулась, обнимая его одной рукой, как делала раньше — до того, как его равнодушие отучило ее от этого. Причину равнодушия она никогда не понимала и не подозревала, что сама может быть этой причиной. А потом Горилла привел для нее Прутика. — Разве мы не можем отправиться поискать какое-нибудь другое место? — В ее голосе прозвучала просьба, что было необычно.

— Бросать Старика я не собираюсь. — Горилла произнес это без выражения, как часто повторяемую избитую истину.

— Господи Боже мой! — Кокарда протянула руки, взывая к Горилле. — Не мог бы ты выбросить этого старого осла из головы? Ему, так и эдак, скоро конец. Важно то, что будет с нами, с молодыми: с тобой, со мной, с Прутиком, с Героем. И с Моргом. А не с этим старым паразитом.

— Можете отправляться без нас, если хотите.

— На чем? У нас нет снежной лодки.

— Сделайте.

— Сделать? Это же займет несколько недель! У нас нет на это времени. Послушай… — Она понизила голос до умоляющего полушепота. — Если ты уж так привязан к Старику, почему бы не взять его с собой? Поедем все вместе, на лодке, на лыжах и санях.

— Ты же знаешь, что он слишком стар и не выдержит дороги.

— Больше всего мне не хватает цвета, — говорил Старик, и его голос заполнил внезапную тишину. Все это время он продолжал тихо бормотать. Зелень лугов и красные крыши, голубое небо и белые стены домов… Не как здесь. Здесь все серое. Серые стены, серый пол, серая крыша над головой. Серая грязь. Все это место — цвета гнили…

— Расскажи еще о лугах, Старик, — Горилла присел на корточки рядом с тощей фигурой в лохмотьях. — Расскажи о холмах и деревьях. — Глаза Гориллы были устремлены вдаль; он создавал в своем воображении картины, которые никогда не видел.

— Холмы были пурпурными от цветов вереска, а деревья покрывались изумрудами весной и золотом осенью, и даже зимой можно было видеть разные цвета — у птиц и ягод…

— Расскажи нам о птицах, — попросил Герой, садясь на пол.

Кокарда пожала плечами и тоже уселась. Похоже, спор закончился. И вообще, все споры были бесполезными.