"Верность" - читать интересную книгу автора (Третьяк Владислав Александрович)ТихоновНе скрою, мы сначала настороженно отнеслись к своему новому тренеру. Но, присмотревшись, скоро поняли, что за этим человеком можно идти в огонь и в воду. Судьба Виктора Васильевича Тихонова типична для большинства людей его поколения. Десятилетним мальчишкой в суровые годы войны пошел зарабатывать на хлеб – слесарем в автобусный парк. Работал ежедневно полную смену. Для них, мальчишек военной поры, это было нормой. Да еще и в футбол умудрялись гонять, прямо во дворе, между каменными коробками домов. Футбол был первым увлечением Тихонова: он выступал за московскую армейскую команду и за «Буревестник». А зимой, когда футбольный сезон кончался, пробовал гонять по льду диковинную шайбу – эта игра только-только приживалась тогда в Москве. Как-то Тихонова на льду заметил один из величайших советских спортсменов Всеволод Бобров, одинаково блестяще игравший и в футбол, и в хоккей. По его совету Тихонова пригласили в существовавший тогда хоккейный клуб Военно-Воздушных Сил. Потом он играл защитником в московском «Динамо», работал вторым тренером в этом клубе. В 1968 году Виктор Васильевич уехал в Ригу, начал тренировать местных хоккеистов (тогда команда называлась «Даугава»). Вскоре он пришел к первому достижению: рижане пробились в высшую лигу и в отличие от многих других периферийных клубов уверенно закрепились среди именитых команд. Они никогда не робели перед авторитетами. В этом чувствовался характер тренера, сумевшего сплотить коллектив, повести его к большой цели. В 1976 году питомцы Тихонова выиграли «Полярный кубок», в 1977-м заняли четвертое место в чемпионате страны, а форвард Хелмут Балдерис был признан лучшим хоккеистом Советского Союза. Рижан легко было отличить от любой другой периферийной команды по самобытному игровому почерку, азарту и в то же время строгой игровой дисциплине. Виктор Васильевич Тихонов первым из наших тренеров стал использовать игру четырьмя звеньями, применил ряд других тактических новинок, что еще больше укрепило потенциал рижской команды. Тихонов самозабвенно отдается хоккею. Он постоянно что-то выдумывает, усовершенствует, все время в поиске. Он умеет сам работать двадцать четыре часа в сутки и может заразить своим энтузиазмом других. Это очень важно. Придя в ЦСКА, Тихонов не стал рубить с плеча, перестраивать на свой лад весь учебно-тренировочный процесс, ломать проверенные игровые концепции. Все лучшее, фундаментальное было сохранено, хотя в чем-то и тренировки команды, и ее стратегия стали другими. Насколько он болеет хоккеем, как восприимчив к успехам и неудачам, вы можете понять, понаблюдав за тренером во время матча. Это обнаженный нерв. И как только его хватает до конца игры… Однажды, когда на турнире «Известий» мы со счетом 3:8 уступили чехословацким хоккеистам, у Виктора Васильевича случился сердечный приступ – так глубоко ранила его эта неудача. Я в тот вечер старался не попадаться на глаза тренеру. Было неловко, стыдно. Но он сам нашел меня. Чтобы… успокоить: – Ничего, Владик, мы еще докажем, кто сильнее. Случай доказать, кто сильнее, представился скоро – на чемпионате мира 1978 года в Праге. Начали мы его не очень хорошо: победы в матчах с явными аутсайдерами давались почему-то с большим трудом. Я пропускал много шайб. – Все в порядке, Владик, – успокаивал Тихонов. – Сколько ты сейчас пропустишь – неважно. Главное, чтобы к решающим матчам ты нашел свою игру. Мешало волнение. Рожденное ответственностью, желанием не подвести наш хоккей, оно передавалось от игрока к игроку и сковывало команду. Перед отъездом в Прагу я сказал одному приятелю: – Вот увидишь, мы выиграем этот чемпионат. Он с сомнением посмотрел на меня: – Даже в лучшие для команды годы ты избегал таких обещаний. А я был уверен! И другие ребята были уверены. Странно, да? Два года подряд мы уступали соперникам. Незадолго до того в Москве на призе «Известий» чехословацкие хоккеисты нанесли нам сокрушительное поражение. Казалось бы, откуда такой оптимизм? Но неудачи вызвали у команды желание доказать всем, что мы сильные, что мы можем побеждать. Поражения не тяготили, а словно бы будили в нас какие-то скрытые силы. Так было с каждым. Неудачный старт вызывал в ребятах спортивную злость, мы становились грознее от матча к матчу… Нам трудно давался каждый шаг на дистанции длиной в три недели. Не клеилась игра, хоккеистов преследовали травмы… Считается, что трудности закаляют человека. Это правда, если смотреть им в лицо, если не хныкать, а идти на таран. Закаляют не трудности – преодоление их. Я не обижался на защитников. Что толку таить обиды? Ребята и сами переживали не меньше моего. «Лучше подумай, как сыграть надежнее», – сказал я сам себе. Попросил Тихонова дать упражнения на добивание шайбы. Тренер бросал, Михайлов добивал – он большой специалист по этой части. Мне надо было поймать свою игру. Иначе говоря – обрести то внутреннее состояние, которое много лет верно служило мне. Ничего сверхъестественного, просто поймать, найти, ухватить свою обычную игру – ту, к которой я привык «с пеленок» и к которой – это, может быть, самое главное – привыкла команда, уверенная в надежности тылов… Переживаний у меня добавилось, когда дважды подряд – 30 апреля и 1 мая – Тихонов не ставил меня на матчи. – В воротах сегодня Пашков, – просто говорил перед игрой тренер, никак не комментируя свое решение. Наконец, видя мое подавленное настроение, Виктор Васильевич объяснил: – Я тебя специально не ставлю в этих матчах. Отдохни. Верю, что потом не подведешь. Полегчало на душе: все-таки верят в меня… Итак, я со скамьи запасных наблюдал за встречами нашей команды с хоккеистами Финляндии и ГДР. Накануне финны обыграли канадцев и едва не победили хозяев первенства. Мне нравилась их игра – свежая, комбинационная, исполненная выдумки. Ну, думаю, дадут они всем жару! А что потом случилось с финнами? Почему они так бесславно финишировали в Праге? В начале мая шестерых финских игроков свалил грипп, да и не рассчитали они своих сил на всю дистанцию первенства. Последний раз сборная Финляндии показала свой характер в матче с нами. Первый период – 2:0 в пользу соперников. Я сидел на скамье, и мое сердце стучало гораздо сильнее, чем если бы я стоял в воротах (это, кстати, подтвердили и вечерние медицинские тесты). И хотя в итоге все кончилось благополучно, поволновались мы все изрядно. В тот день тяжелую травму получил Саша Голиков: нога у него распухла, вздулась – страшно было смотреть. За ужином – мы сидели за одним столом – вижу, кусает он губы, на глазах слезы выступили. Потом отодвинул тарелку: – Не могу, ребята, боль адская. – Михалыч! – сразу несколько голосов позвали доктора. Он подбежал: – Давайте быстрее Сашу в номер перенесем. Там ему лед положили, сделали массаж. Наш врач Сапроненков и два массажиста всю ночь от Голикова не отходили. Я знаю, что с такой травмой люди по десять дней с постели не встают, а Саша уже на следующее утро вышел на лед. Поставил его доктор на ноги. Может быть, этот случай войдет в историю медицины?… Братья Голиковы – Владимир и Александр – заставили себя уважать за характер и за игру. Мужественные, преданные хоккею парни. Они «леворукие» и потому очень неудобные для вратарей. И Саша, и Володя умели метко «стрелять» с таких позиций, откуда шайбе, кажется, никак не попасть в ворота. Что называется, с «нуля градусов» могли попасть в «девятку». Утром 2 мая вся команда поехала на экскурсию в ботанический сад, а Юрзинов, Цыганков, Саша Голиков и я тренировались. Впереди у нас – шведы, матч с ними должен был решить, насколько серьезно мы готовы к спору за «золото». А забыть о том, что где-то существует лед, было так просто – стоило выйти на улицу и вдохнуть воздух, настоянный на запахах свежей листвы и цветущих садов. Загостился в Праге хоккей. Или, быть может, пора переводить его в разряд летних видов спорта? А что? Ведь однажды, в 1920 году, хоккейный турнир провели в рамках… летней Олимпиады. Но нет, пусть хоккей остается зиме. …Тренировка. Пот заливает глаза. На льду две дюжины шайб, и чуть ли не одновременно они летят в ворота. Но разве я фокусник? Разве у меня десять рук? Эту отбил. И эту… Поймал в ловушку. Отбил. Отбил… Уф-ф! Подъезжаю к бортику, чтобы сделать глоток воды, перевести дух. Знакомый чехословацкий журналист – он стоит у скамьи – молча поднимает вверх большой палец. «Спасибо», – киваю ему и снова еду к воротам. Юрзинов, Цыганков и старший Голиков опять как из пулемета обстреливают меня шайбами. – Внимание! – говорит тренер. – Теперь договариваемся так: мы делаем восемнадцать бросков и если забиваем меньше шести голов, то победа присуждается вратарю. Если шесть и больше, то выигрываем мы. Согласен, Владик? Я молча встаю в ворота и постукиваю себя клюшкой по щиткам. Бах-бах-бах… Пять шайб в сетке. Хорошо! Мои «соперники» под смех случайных зрителей кувыркаются на льду – таково условие нашей «дуэли». – Согласен на пять! – кричу Юрзинову. – У-х, сейчас мы тебе покажем! – шутливо грозится Гена Цыганков и, широко замахнувшись, делает первый бросок… Теперь из восемнадцати четыре шайбы в воротах. Мои товарищи и тренер опять кувыркаются на льду. Я снимаю маску и еду к бортику. Пот льет с меня ручьями. Мокрые волосы слиплись. Кажется, клюшка весит целый пуд. Со скамейки и с трибун ловлю сочувственные взгляды: мол, достается же человеку… Но усталость не мешает мне почувствовать, что шайбы постепенно становятся «дрессированными», что я близок к своей лучшей форме. А это главное. Теперь, чтобы окончательно обрести уверенность, мне нужен матч. Накануне встречи с «Тре крунур» газета «Ческословенский спорт» написала: «В матчах со шведами никто не получит даром ни пяди льда. Они идут к своей цели, проявляя ледяное спокойствие и бульдожью хватку». Да, шведы были сущей загадкой для всех. Незадолго до чемпионата мы буквально разгромили их в Стокгольме в двух товарищеских играх, но кто мог поручиться, что это не была хитрость тренера Линдберга?… Серьезный молодой человек этот Линдберг. Из тех, про кого говорят: себе на уме. Тренер желто-голубых требовал от своих мальчиков творческого отношения к хоккею. «Тре крунур» образца 1978 года – команда думающая, гибкая, с волевым характером. Завоевав серебряные медали на прошлом чемпионате, она продемонстрировала тогда удивительное умение внезапно и остро контратаковать. Ее верным козырем был длинный первый пас. Интересно, что не чемпионы мира и не победители Олимпийских игр возглавили к тому дню турнирную таблицу, – ее возглавили шведы. Набрав одинаковое количество очков с чехословацкой и советской командами (по восемь), они имели лучшее соотношение забитых и пропущенных шайб. После матча с финскими хоккеистами акции Ханса Линдберга подскочили еще выше. Победа со счетом 6:1 вывела его сборную в лидеры. «Ни одна из команд большой четверки не сумела так расправиться с финнами, как это сделали шведы, – писали в газетах. – Выдержка и собранность, подкрепленные блистательной игрой двух вратарей, – вот что отличает оборону „Тре крунур“. В четырех матчах пропустить всего пять шайб! Такой обороны нет ни у кого». И вот матч СССР – Швеция. Забегая вперед, сразу скажу, что он доставил всем нам большое удовольствие. Ребята были великолепны, а счет 6:1 говорит сам за себя. Теперь мы, кажется, окончательно сбросили с себя путы стартового оцепенения, мешавшие команде играть в полную силу. Мы вышли на лед и увидели не просто очередных соперников, а хоккеистов, дважды «наказавших» нас в прошлом году и оттого слегка самоуверенных. Я приказал себе остаться «сухим» и действительно два периода держал ворота на замке. Только при счете 3:0 в нашу пользу Андерссон усмотрел щель и верхним броском забил гол, на который мои товарищи сразу ответили тремя. Я не случайно упомянул про верхний бросок. В этом матче таким приемом шведы завершали едва ли не все свои атаки. Возможно, им показалось, что шайбы, летящие верхом, я пропускаю чаще? Или, быть может, это была чисто психологическая уловка, рассчитанная на то, чтобы запугать вратаря? Конечно, если шайбы все время летят в лицо, трудно когда-нибудь не зажмуриться. Как бы там ни было, успеха шведам это не принесло. Соперники не стали искушать судьбу и менять ту тактику, что дважды приносила им успех в Вене. – Внимательная игра в обороне, захват инициативы в середине площадки и быстрые контратаки, – велел своим питомцам Линдберг. Мы же, тщательно изучив видеозаписи венских матчей, решили «проверить» партнеров высоким темпом, заставить их побегать за нашими игроками. Хегюста – отличный вратарь, но и он не заколдован. – Вы должны устроить па «пятачках» перед его воротами «карусель», создать вратарю помехи, делать больше неожиданных бросков. А главное – коллективизм и темп! – наставлял нас Тихонов. Когда матч закончился, старший тренер сборной СССР не прятал свою радость. – Молодцы! – сияя, обнимал он ребят. – Вы на сто процентов выполнили наш план. Виктор Васильевич – мы сразу заметили – не умеет скрывать своих чувств. Возможно, кому-то это не по душе, а мне такие люди всегда нравились – прямые, открытые, принимающие близко к сердцу все, что происходит вокруг них. После встречи со шведами я как-то по-новому взглянул на дебютанта нашей команды 20-летнего Сергея Макарова из команды «Трактор». Я и раньше с удовольствием наблюдал за этим бесстрашным парнем, а теперь окончательно убедился: в лице новичка сборная, кажется, обрела достойного хоккеиста. Удивительно, но факт: в его действиях не было заметно ни тени робости. Как будто в своем родном Челябинске Макаров до сих пор только и делал, что играл против шведов и канадцев. Но характер – это еще не все. Сергей – талантливый мастер: присмотритесь к его обводке, к его броскам… Невысокий, пружинистый, он мчится к воротам там, где его не ждут, где все пути, кажется, перекрыты. На льду он дерзок, беспощаден к себе, а снимет коньки – добродушный, славный парень. В спортивный клуб трубопрокатного завода его привел старший брат, когда Сереже было 5 лет. А в Москве тогда впервые вышел на лед Вячеслав Фетисов – другой наш 20-летний хоккеист. Потом мальчишки играли в турнирах на приз клуба «Золотая шайба». Пришел день, и они встретились в сборной юниоров СССР, которая стала победителем первого чемпионата мира. Было это за год с небольшим до этого чемпионата здесь же, в Чехословакии. Помнится, тогда тренеры наших юниоров высоко оценили игру Фетисова и Макарова, предсказали им большое спортивное будущее. И они не ошиблись. Директорат ЛИХГ впоследствии назовет Фетисова лучшим защитником пражского чемпионата. – Знаешь, что мне больше всего нравится в игре Фетисова? – сказал мне как-то Виктор Жлуктов. – Манера паса. Защитники обычно посылают шайбу ударом, а он, как Рагулин, делает пас мягко. Есть защитники, которые хорошо разрушают атаку соперников. Сейчас этого мало. Разрушив, надо создать. Вот это и умеет Слава. Я очень рад за него. Лишь бы голова от ранней славы не закружилась. …Напрасно опасался Виктор. Прошли годы, и уже вот-вот Макарова с Фетисовым начнут называть «славными ветеранами». Они вынесли на своих плечах основную тяжесть хоккейных битв первой половины 80-х годов. Интересно, что во время чемпионата мира в газете «Млада фронта» было опубликовано интервью с чехословацким игроком Иржи Новаком, который на вопрос, каким ему видится будущее хоккея, ответил так: «Через несколько лет все хоккеисты будут ростом под два метра и весом в центнер. Их стиль приблизится к сегодняшнему канадскому. Боюсь, что на смену технике и импровизации придет жесткость и сила. Я бы не хотел играть в завтрашний хоккей – могут крепко намять бока». Мне и раньше доводилось слышать подобные прогнозы, но нет, я склонен думать по-другому: будущее хоккея за такими игроками, как Макаров, как Ларионов, как Первухин. Вовсе не канадский защитник Риббл (рост 193 см, вес 100 кг) делал погоду в Праге. И вовсе не канадский «таранный» форвард Эспозито блистал годом раньше в Вене. И еще два слова о наших дебютантах. После чемпионата мне довелось услышать мнение, что, дескать, одним из достоинств сегодняшних тренеров сборной СССР является то, что они смело выпускали на лед молодежь. Я бы это сформулировал по-другому: тренеры с самого начала поверили в состав, в каждого, кто надел форму сборной, и это доверие окрыляло молодежь. Помню, как в перерыве последнего матча Тихонов говорил братьям Голиковым: – Ну, забейте же гол! Ведь вы умеете. – Сейчас, Виктор Васильевич, – отвечают они совершенно серьезно. – Сейчас забьем. И забили!… Но до этого матча было еще далеко. Путь к победе лежал через поражение. «Удаления подвели нас в игре с хозяевами, – записал я в своем дневнике. – Настроение скверное. Команда допустила много ошибок, и меня это касается тоже. Почему-то на льду я не чувствовал свежести. Возможно, тому виной гроза, которая сегодня вечером разразилась над Прагой, – воздух стал липким, дышалось трудно, ноги были словно ватные… У меня после этой неудачи такое ощущение, будто я чего-то недоделал, будто безвозвратно ушло что-то важное. Положа руку на сердце могу сказать, что две из шести пропущенных шайб (третью и пятую) я, наверное, мог взять». Все эти не взятые шайбы долго потом мешают спокойно засыпать. Судьба продолжала испытывать, нас. И здесь снова надо отдать должное Тихонову. Он не стал сгоряча искать виновников поражения, не бросился, позабыв обо всем на свете, заниматься «накачкой», как это, увы, бывало в прошлые годы. Неудачу подвергли спокойному, деловому анализу, решив не изменять своей игре. Кстати, вам это может показаться странным, но чехословацким хоккеистам победа в итоге сослужила плохую службу. Мне как спортсмену, было нетрудно понять их последующее состояние: теперь до самого финиша они вольно или невольно ждали что мы где-нибудь споткнемся еще раз, и тогда вопрос о чемпионстве будет решен досрочно. Они ждали, растрачивая, сжигая себя этим ожиданием, а мы упорно преследовали их, психологически изматывали соперников и в итоге перед финишем получили некий моральный перевес. Только раз мы действительно могли споткнуться: подножку нам чуть было не подставили канадцы. Это случилось 3 мая – в роковой для нас день: ровно год назад мы проиграли в Вене шведам и в итоге остались с «бронзой». И вот – канадцы… Их возвращение на арену мировых чемпионатов конечно же сделало хоккей более острым. Причем в отличие от Вены «пражские» канадцы были почти воспитанными, а их тренер – немолодой, с печатью грусти на лице человек но фамилии Хауэлл – избегал рискованных заявлений. – Могу сказать лишь, что хотя бы одну из команд большой четверки мы обыграем, – скромно говорил он журналистам в ответ на просьбу поделиться своими планами. По сути дела, в Прагу Хауэлл привез команду «икс». Фамилии большинства обозначенных в заявке игроков ничего не говорили даже искушенным в хоккейных тонкостях специалистам. Что за канадцы? В какой хоккей они играют? Какие цели ставят перед собой? Постепенно происходило знакомство. К примеру, мы узнали, что средний возраст сборной «кленовых листьев» – 24 года, что рост семнадцати хоккеистов выше 180 сантиметров – атлетическая команда! Марсель Дионн, этот стремительный центрфорвард под номером 16, в 536 матчах своей лиги забросил 265 шайб и теперь является одним из самых высокооплачиваемых игроков НХЛ. Защитник Рик Хэмптон – один из самых деликатных игроков НХЛ: в 75 матчах прошлого сезона он заработал всего девятнадцать штрафных минут. А его партнер Робер Пикар, напротив, из грубиянов – 101 минута штрафа. Сборная Канады-78 на пражском льду старательно пыталась наладить принятую в Европе комбинационную игру, и порой это получалось у нее неплохо. А в сочетании с жесткостью, умением сражаться до последней секунды, великолепной техникой катания на коньках (все это с детства привито любому канадскому хоккеисту) коллективная игра команды «кленовых листьев» становилась грозным оружием. Итак, матч! Когда он закончился, артист Евгений Леонов заметил: «Такую драму не напишет ни один драматург». Сюжет этой встречи развивался вопреки всем законам хоккейного искусства (впрочем, есть ли они, эти законы?). За 56 минут игрового времени мы забили одну шайбу (зато сколько стопроцентных возможностей не использовали!). Одна шайба была также на счету канадцев, и дело клонилось к ничьей. И вдруг, за четыре минуты до конца. Левер выводит своих вперед. Что тут было! Канадец раза три вынимал из сетки шайбу и снова забрасывал ее в ворота, чтобы все видели: это он, именно он, Левер, забил гол. На их Скамейке все невообразимым образом смешалось. Было такое впечатление, что уже сейчас, не дожидаясь финального свистка, профессионалы достанут шампанское и начнут праздновать победу. Наверное, тогда все подумали: ну, уж четыре-то минуты эти канадцы как-нибудь продержатся… Но все получилось как раз наоборот, Кто знает, не забей Левер эту злополучную шайбу, возможно, матч так и закончился бы вничью, и тогда нам, скорее всего, нужно было бы расстаться с мечтой о «золоте». Гол же будто подхлестнул наших игроков, красный свет за воротами стал для них неким сигналом к яростному штурму. Профессионалы смяты, загнаны в угол, растеряны, они явно не могут понять, что происходит. Харламов – 2:2. Капустин – 3:2. Фетисов – 4:2. И какие красавцы голы! Наши соперники выглядели так, будто у них среди бела дня украден кошелек. Эта встряска не прошла даром для команды. Мы поняли (вернее, окончательно осознали), что против сборной СССР профессионалы играют и всегда будут играть с утроенной энергией – это для их хоккея матчи престижа. Нам стало ясно, что с таким соперником нельзя упускать инициативы даже па мгновение (а мы упустили ее на весь второй период). Мы должны грамотнее использовать свое верное оружие – пас и скорость. Через день, в повторном поединке с канадцами, не случилось уже ничего похожего. Полтора периода профессионалы еще выдерживали высокий темп, старательно бегали за нами, а потом сдались. Наша команда диктовала на льду свои условия. Проигрывая со счетом 0:2, соперники пытались противопоставить коллективной игре сборной СССР свое испытанное оружие – нечестный, грязный хоккей. Третья шайба, забитая на последней минуте второго периода В. Голиковым, привела их в ярость. У защитника Риббла этот гол вызвал приступ желчной злобы, и он превратил угол ледяной площадки в борцовскую арену, вцепившись в волосы Билялетдинову. Те, кто видел этот матч, могут возразить: мол, и наши спортсмены не были на льду пай-мальчиками, и они в общей сложности 23 минуты отсидели на скамье для провинившихся. Но вся разница в том, что наши давали сдачи, а зачинщиками потасовок всякий раз были канадцы. О стиле их игры лучше всего поговорить с врачом советской команды – он скажет, сколько наложил швов и повязок, сколько сделал обезболивающих уколов… «Как же так? – спросите вы. – Ведь несколькими строчками выше написано, что в Прагу из Канады приехала команда без забияк… Что же это она вдруг „сошла с рельсов“?» Нет, не вдруг. В сборной «кленовых листьев» действительно не было отпетых головорезов типа «кувалды» Шульца (помните матч ЦСКА с «Филадельфией флайерс»?), не было так называемых полицейских (помните Маккензи в сборной ВХА?). И даже Пэйман, отличавшийся в Вене, теперь вел себя вполне пристойно. Канадцы поняли, что запугать соперников, вызвать у них дрожь в коленках все равно не удастся, а «кувалды» наносят ощутимый удар по их репутации. Но понять-то поняли, а вот перевоспитать себя, искоренить те привычки, что в них закладывали с детских лет, еще не успели. Что называется, по мелочам они срывались в Праге не раз, а во втором матче с советскими хоккеистами, когда их надежды рухнули окончательно – а матч транслировался по телевидению на Канаду, – распоясались окончательно. Видимо, потребуется еще много времени, чтобы изменить «гладиаторскую психологию» профессионального игрока. Изумительный по красоте гол забил в этой встрече Сергей Капустин. Он хладнокровно обвел почти всех канадцев – какой смелый это был слалом! – затем исполнил изящный пируэт перед вратарем Бушаром, отчего тот упал на лед, и уже тогда Капустин подправил шайбу в пустые ворота. Если бы в мире существовала коллекция самых замечательных хоккейных голов, то шайба нашего бомбардира, безусловно, украсила бы ее. С ней может сравниться только хрестоматийный проход Хелмута Балдериса во второй встрече с хозяевами первенства, когда, получив шайбу в средней зоне, Балдерис пошел прямо на двух чехословацких защитников, они брали его в тиски, но наш форвард каким-то чудом (только он один умеет так!) прошмыгнул между соперниками и открыл счет. Вообще, тандем Капустин – Балдерис, созданный лишь в начале сезона, был самым эффективным на пражском льду. В игре второго звена словно произошел какой-то взрыв, качественный скачок. Долго у ребят ничего не получалось, они переживали, даже, бывало, ссорились, и вдруг все ахнули: какая тройка, какие молодцы! В решающих матчах Капустин, Балдерис и Жлуктов забили важные голы, а самое главное – проявили бойцовские качества, показали характер. И вот остался только один барьер. Нам нужно было обыграть чемпионов мира с разницей не менее чем в две шайбы – только тогда сборная СССР получила бы золотые награды. Трудно в это поверить, но мы почти не испытывали волнения. К последнему матчу команда полностью обрела себя. Готовясь к встрече с хозяевами льда, мы настраивали себя только на победу, хотя о хоккее никто старался не говорить – не хотелось растрачивать попусту нервную энергию. Как-то вечером, сидя в кинозале Дома советской науки и культуры, я обратил внимание на своих товарищей: их глаза были устремлены на экран, но думал каждый из них явно не о фильме, а о том, как он сыграет в последнем, решающем матче. То же самое происходило и со мной… Фильм кончился, в зале зажегся свет. Ребята нехотя вставали с кресел. – Ну, как кино? – подошел ко мне знакомый журналист. – Хорошая картина, – на всякий случай ответил я и заспешил к выходу. Не мог же я сказать, что смотрел на экран, а видел на нем наш завтрашний матч. Интересное «кино»… Говорят, что с игроками сборной Чехословакии, которые на время чемпионата расположились в загородном мотеле, по вечерам беседовал психолог – это входило в систему предматчевой подготовки. Нам во время чемпионата посчастливилось общаться сразу с тремя «психологами»: народным артистом СССР Евгением Леоновым, популярными артистами эстрады Вадимом Тонковым и Борисом Владимировым. Я не знаю, знаком ли Евгений Павлович Леонов с тонкостями спортивной психологии, но вот то, что он заряжал команду оптимизмом, – это точно. Наши беседы продолжались часами. Леонов рассказывал о своей работе на сцене и в кино, мы ему – о хоккее. – Завидую я вам, ребята, – говорил актер. – Сколько у вас болельщиков! Вот я народный артист, а разве можно мою популярность сравнить с вашей? – Можно, – возражали мы ему. – Еще как! А если вы сыграете роль хоккейного тренера, тогда и вовсе всех затмите. Он смеялся, и мы вместе с ним. Впрочем, мы не только развлекали друг друга. Для меня, к примеру, эти встречи были еще и очень поучительными. – Играть, – говорил Леонов, – значит безмерно тратиться, сжигать себя. Он не проводил параллелей и аналогий с хоккеем, но мы понимали, что и о хоккее речь шла тоже. В субботу 13 мая кто-то из ребят увидел Леонова в вестибюле гостиницы с чемоданом. – Вы что, уезжаете, Евгений Павлович? – Да вот, пора, в Москве ждут, – со своей обычной чуть застенчивой улыбкой ответил артист. – А мы как же? Наверное, на лицах хоккеистов было написано такое огорчение, что Леонов, потоптавшись минуту у дверей, махнул рукой и зашагал обратно к лифту. Он остался с нами до конца и по праву разделил со сборной радость победы. В воскресенье 14 мая я проснулся в 8.30. С улицы почти не доносился шум автомобилей – верный признак выходного дня. Приведя себя в порядок, я спустился на второй этаж, где в просторной комнате рядом с рестораном столовалась наша команда. Почти все уже оказались в сборе. Завтракали молча. Я обратил внимание на лица ребят: они были, как бы это сказать, отрешенные, что, ли… Или замкнутые. Они таили в себе внутреннюю сосредоточенность, решимость. Позавтракав, каждый молча вставал и спешил к дверям. Я понимал своих товарищей, потому что и сам испытывал желание побыстрее остаться один, избежать лишних разговоров. Проглотил яичницу с ветчиной и тоже направился к себе в комнату. В коридоре меня догнал наш врач. «Ты знаешь, – сказал он, – сегодня заболел Сережа Капустин. У пего высокая температура». – «Играть не сможет?» Сапроненков с сомнением пожал плечами. Кажется, и сегодня спать ему не довелось: глаза у него запали, под ними – черные круги… О том, что на лед не выйдет один из лучших игроков нашей команды Сергей Капустин, я старался не думать. Только констатировал этот факт: плохо, дескать, дело – и все. Что толку терзать себя перед матчем? Лучше совсем не вспоминать о хоккее. Даже на дневной раскатке (мы приехали на каток вчетвером – с Юрзиновым, Пашковым, Лебедевым) я все делал как бы машинально, не думая о том, что вечером этот гигантский зал, похожий на разрезанную пополам бочку, содрогнется от призывного клича пражских болельщиков и на этом вот льду нам предстоит бороться с хозяевами чемпионата за победу и выиграть с перевесом не менее чем в две шайбы. Перед обедом я пригласил Сашу Пашкова на прогулку. В Праге было прохладно. Белые церемонные свечи прятались в кронах каштанов. Над Влтавой сдержанно пели дрозды. Я вдруг поймал себя на мысли, что и сейчас совсем не испытываю волнения. Пообедав, я по своему обыкновению крепко уснул. Сон был глубоким и чистым, как у младенца. Через полтора часа я встал свежим и еще более спокойным. Чем ближе был матч, тем увереннее я себя чувствовал. – Ну, мальчишки, у вас есть шанс доказать, что вы самые сильные в мире, – сказал Виктор Васильевич Тихонов на традиционной установке. – Надо сразу показать соперникам: мы вышли побеждать. У них дома, в присутствии их болельщиков, не смущаясь их чемпионским титулом – побеждать! Когда мы пошли к автобусу, чтобы ехать на матч, меня остановила женщина – администратор гостиницы. – Владислав, – сказала она, – я всегда болею за вас, вы мой любимый хоккеист, но как мне быть сегодня? – Болейте за своих, – улыбнулся я. – Нет, я буду болеть и за своих, и за вас. Потом, поздно вечером, она подарит мне букет алых гвоздик. Мы вышли на лед, и я сразу увидел, что наши соперники выведены из равновесия: бледные лица, скованные движения. Хозяев не взбодрило даже то, что болен Сергей Капустин. И хотя он (вот настоящий парень!) вышел на площадку, чтобы поддержать нас, соперники конечно же знали о том, что у Сергея высокая температура. Наши нападающие с первых же секунд обрушились на ворота хозяев. Мотор команды заработал на самых высоких оборотах. Это была единственно верная тактика. – Запереть соперника в зоне, заставить ошибаться вратаря, сбить с толку защитников, – твердили на скамейке тренеры. – А главное – покажите характер. Вы должны сыграть свой лучший матч! О том, какой прекрасный гол забил Балдерис, я уже вспоминал. А потом Петров увеличил счет. Мы были в меньшинстве, когда Володя, перехватив шайбу в средней зоне, прошел с ней вперед и пробросил направо – Михайлову. Что сделал бы на месте нашего капитана любой другой хоккеист? Он почти наверняка прижал бы шайбу к борту, ведь главное при игре в меньшинстве – выиграть время. А Борис рукой остановил летящую шайбу и, увидев, что вратарь Холечек вышел на него, адресовал пас Петрову. Гол! Умение сыграть нестандартно всегда отличало хоккеистов нашего ведущего звена, и вот вам, пожалуйста – еще один пример. Ребятам порой приходилось очень трудно: у них не всегда ладилась игра, мешали травмы, да и соперники против нашей ударной тройки действовали с двойным усердием. Но и теперь ветераны не подвели – они забили больше всего шайб. На последней минуте второго периода, когда чехословацкие хоккеисты играли в меньшинстве, к моим воротам по правому краю прорвался Мартинец. Удивительно, но я успел загадать: выиграю этот поединок – значит, мы чемпионы. А Мартинец летит прямо на ворота, и шайба как привязанная на конце его крюка. Тут уж надо было держаться, стоять до последнего! Я чуть выкатился и отразил шайбу, но в следующее мгновение Мартинец наткнулся на меня, сбил с ног, сразу образовалась куча-мала… А где шайба? Вот она, миленькая, лежит в двадцати сантиметрах от линии ворот. Соперники на всякий случай всей командой высыпали на лед, начали обниматься, но гола-то ведь нет! «Ноу! – кричу я судье Пирсу. – Ноу!» А он и сам видит, что гола не было. В третьем периоде Владимир Голиков увеличил счет, а через две минуты капитан сборной ЧССР Иван Глинка «раскупорил» мои ворота, и этот успех придал хозяевам новые силы. Что тут началось! Нам нужно было выстоять в течение десяти минут. Десять минут… Какими длинными могут они казаться! Незадолго до конца, когда чехословацкие хоккеисты предприняли последний яростный штурм и судьба золотых наград висела на волоске, у нас почти не осталось игроков. С тяжелой травмой покинул каток Мальцев. Шайба едва не высадила глаз Лутченко, и он тоже выбыл из строя. Сердечный приступ свалил здесь же, на скамейке, Васильева… Врач метался от одного к другому. Билялетдинов получил двухминутный штраф. Кому же играть? А соперники давят… Я никогда не смотрю на табло во время матча, не считаю оставшегося времени. А тут, каюсь, не выдержал, поднял голову – оставалось продержаться пятнадцать секунд. Пятнадцать секунд, и все – мы чемпионы. Только пятнадцать… Это были самые длинные секунды в моей жизни. Я считал про себя: «…три, две, одна». А когда прозвучала сирена, я на мгновение потерял контроль над собой – клюшку разнес о лед вдребезги. Я что-то кричал, и мне что-то кричали. А на скамейке, не стыдясь, плакал Тихонов. |
||
|