"Одержимый Шон" - читать интересную книгу автора (Ли Танит)

Глава 9 ШУTKA КРЕЯ

— Что скажешь? — спросил Крей.

— Мы уже разговаривали, — сказал Шон. Больше он ничего не смог из себя выдавить, и это прозвучало грубо.

— Да, но не так приятно, как здесь.

Ну, нравлюсь я тебе теперь, когда ты меня увидел? Считаешь ли ты меня красивым?

Крей начал медленно двигаться вокруг него. Он поймал себя на том, что поворачивается вокруг своей оси, чтобы все время видеть это омерзительное птичье лицо.

— Ну, — сказал Крей, — ты можешь меня не бояться. Ты нашел дорогу в мой город, чтобы посетить меня, не так ли? Может быть, чтобы предложить мне свою службу, как какому-нибудь свиному королю из ваших убогих деревень на террасах. Или тебе рассказали, а ты не поверил, что мастер Смерть живет здесь, мастер Смерть с вороньей головой и властью?

Шон был не в состоянии владеть собственными мыслями. Как будто Крей заковал в цепи его язык и разум. Это было больше, чем страх. Это был род инстинктивной антипатии, так как подобное существо не имело права существовать в этом мире. Но только не в мире безумия.

— Я разочарован, — прогнусавил Крей. — Я слышал, ты слывешь бойцом, преданным своим друзьям.

Это было ключевым словом, вернувшим Шону память.

— Где Дирн? — спросил Шон.

— Наконец-то! — сказал Крей. Половинки черного клюва щелкнули друг о друга, затем снова раскрылись. — Дирн заперт в глубоко спрятанной комнате. Дай мне сказать. Я готов принять тебя в мой город при условии, что ты заслужишь свое место. Ты должен быть голубоглазым героем. Ты должен бороться. Я выберу из рядов моего племени бойца. Если ты его убьешь, Дирна освободят, и вы оба станете моими сыновьями, детьми Смерти. Но если мой боец победит тебя, Дирна убьют. Боец, конечно, убьет и тебя, юный воин. Это именно борьба не на жизнь, а на смерть.

— А если откажусь? — спросил Шон.

Это был риторический вопрос, на который Крей лишь ответил бы: тогда Дирна убьют сразу. И правильно, это именно его ответ.

— Считай это, — добавил он, — моей шуткой.

— Ты…

— Нет, нет! Не наноси оскорблений, в чем ты позже будешь раскаиваться. Теперь, когда ты снова обрел свой голос, используй его с умом. Ты единственный в своем роде. До сих пор никто из тех, кто видел нас в лесу, не уходил далеко от смерти. Тебе повезло. Поэтому я тебе сразу даю преимущество.

Сердце не помещалось у Шона в груди, казалось, оно стучит ему в уши.

— Ваши волшебные силы заразны, — сказал он, — и…

— Ах, да. Дух, которым, как ты веришь, ты одержим, и который учит тебя нашему волшебству. Мой друг, по сравнению с Креем и его двором ты не более, чем младенец. Тем не менее ты можешь во время поединка извлечь немного пользы из того маленького волшебства, которым ты владеешь.

Пот покрыл тело Шона, как вязкая роса, и его тонкая одежда приклеилась к нему. В Трясине Крея он танцевал, когда нужно было бежать, зевал, когда нужно было быть начеку. Все происходило легко, он был уверен в себе и теперь должен за это расплачиваться — так, как ему назначат!

Стоя напротив этого мерзкого чудовища, он все еще не мог спокойно думать о Дирне или о том запутанном положении, в которое попал.

— Ну, если у меня нет другого выбора… — сказал Шон и откашлялся. — Что я должен делать?

— Следуй за мной, — сказал Крей. — Твой король милостив и поведет тебя.

Из отделанной черным комнаты они вышли в черную шахту. Над пропастью была натянута латунная решетка. Крей встал на решетку, Шон последовал его примеру. Решетка медленно опускалась в шахту.

Чудеса города не слишком впечатляли Шона. Его ярость вернулась, и он был рад этому. Когда он был в ярости, он мог забыть свой страх. Когда он был в ярости, он мог бороться и побеждать, так же, как в деревне Трома. И все точно рассчитывать.

Они опустились на дно шахты. Железная дверь откатилась в сторону и они прошли в нее.

За ней был коридор, в конце которого мерцал свет. В той стороне раздавался барабанный бой. Они вышли наружу.

Они находились на балконе одной из башен дворца с лепестковой крышей, а под ними расстилался парк, в котором ночью паслись летучие лошади. Теперь он был заполнен Детьми Смерти, пестро одетыми, сверкавшими драгоценностями, кричащими и махавшими им или королю Крею.

— Как все-таки прекрасно, когда тебя любят! — сказал Крей. Он помахал рукой, при этом его кошмарный профиль повернулся в ту и в другую сторону. — Нам лучше сойти вниз.

И Крей прыгнул с балкона в воздух.

После отважного прыжка он рывком выпрямился. Он грациозно падал, а шум под ним перешел в вопль восхищения. Через минуту Крей обратил свои красные глаза к Шону.

— Ты идешь? — спросил Крей.

Шон почувствовал, как вся кровь отлила от его лица. Он вскочил на балюстраду и бросился вниз. Одержимость на это не откликнулась. Крей лишил Шона спасительного влияния. Воздух свистел вокруг него, опьянял, и он закричал… И тут Крей поймал его. Не руками, нет, — волшебной силой. Шон висел в небе, он был спеленут властью Крея, которая опускала его на землю сантиметр за сантиметром.

Повсюду слышался безудержный хохот, и мишенью для насмешек был Шон.

Шутка Крея.

Шон стоял на траве, дрожа и мрачно озираясь. По его самолюбию был нанесен болезненный удар. Сдержать раздражение было тяжело, но он должен был это сделать. Он посмотрел на лица вокруг себя, и вновь в нем вспыхнула ярость.

Крей опять исчез; очевидно, он потерял к Шону интерес. Придворные Крея окружили Шона. Его вели по траве к деревьям. Там стоял голубой балдахин, натянутый на золотые колья. Они завели его внутрь и стали одевать, как куклу: пристегнули ремнем кольчугу из позолоченных металлических колец, затем подавали разные предметы: большой нож, скорее меч; прямоугольник из голубого лакированного металла с золотым тиснением: щит. «Голубой, как твои глаза», — прошептала одна из девушек. Он вспомнил о том, что за их вежливостью крылся страх, но сейчас страха не было или он был хорошо замаскирован.

Они не выказывали страха, когда присутствовал Крей. Шон был запуган их королем и выставлен на посмешище. Крей сделал это достаточно хорошо. Так Шона вооружали на этот поединок и смеялись над ним, уверяя, что будут носить его цвета, чтобы воодушевить его.

Его раздражение вылилось в глухую, клокочущую ярость, и он цеплялся за нее. Ему могли помочь только ярость и надежда завоевать свободу для Дирна. И воспоминания о Захидде и обо всех несведенных счетах.

О присутствии Крея он попробовал забыть. Можно было думать, что не следует верить тому, что Крей говорил или обещал, а можно было предположить, что Крей был более человечным, и притом неуязвимым — во всяком случае, эти гложущие сомнения должны были подождать.

Однако Креем было предписано ему сражаться длинным ножом с золотой рукояткой и с лакированным щитом — шутка, так сказать.

— А вот шлем, чтобы защитить глаза и голову.

Он уставился на шлем. В отличие от меча и щита он казался чужеродным.

— Но тогда я буду замаскирован, как и вы, — сказал он.

— Таким образом мы защищаем себя при поединках, — ответили ему певучими голосами. — Кому охота иметь обезображенное мечом лицо?

Шлем был из золота и закрывал всю голову и шею. Лицо скрывалось за этим водяным зеркалом, которое они носили в лесу, и сквозь которое, как они уверяли, можно было отлично видеть.

Он не слишком сопротивлялся, так как было бессмысленно обращать внимание на такие мелочи. Они нахлобучили шлем ему на голову и пристегнули его. Теперь перед его лицом находилось зеркало, и он прекрасно мог видеть, как они разговаривают. Напротив носа и рта находились крохотные отверстия, через которые он мог дышать и говорить, хоть это и звучало глухо и непривычно.

Чего он меньше всего хотел, так это быть похожим на одного из них.

Вновь затрещали барабаны.

— Идет воин короля! — закричали придворные.

Шон тоже посмотрел. Он не мог бы сказать, кого ожидал увидеть: гиганта или какого-то другого волшебного монстра, которым он будет, без сомнения, побежден. Вместо этого он увидел молодого человека, такого как он сам. Это был юноша со снежно-белыми волосами, который утром гулял с Шоном и Дирном по городу. Юноша, над которым они посмеялись.

Теперь он гордо шествовал в кольчуге, и нес такой же золотой шлем под мышкой. Он неуклюже поклонился.

— Я заранее сожалею о твоей смерти, — сказал беловолосый.

— Я могу ответить тем же.

— Ну, я удивляюсь твоему бахвальству. Конечно, я имею преимущества, так как привык к этому оружию. Мы регулярно занимаемся спортом с мечом и щитом.

— Хорошо. Тогда ты проживешь немного дольше, чем я предполагал.

И вдруг Шон подумал: «Верно, ведь я должен его убить» Мысль эта была горьким лекарством, которое он должен был проглотить. Еще ни разу в жизни он не убивал человека. А те потасовки, что он устраивал с друзьями, были бурными, но без злого умысла.

Однако беловолосый герой Крея самоуверенно прошествовал мимо. Шон тоже было пошел, но его оттянули назад.

— Подожди барабанного сигнала, нетерпеливый!

Дети Смерти хихикали.

Воин исчез среди деревьев, и все погрузилось в глухую тишину. Птицы пели, но короткими, печальными трелями. Было жарко. Деревья вокруг балдахина, да и весь парк, казалось, вибрировали в болезненном напряжении единственного, сдерживаемого всеми силами вздоха.

Шон переминался с одной ноги на другую. Клинок в его руках стал блестящим от пота. Он проклинал их и их хихиканье; казалось, они от души наслаждались шуткой своего короля.

Барабанный бой. Он разорвал день на две части: что прошло и что должно было случиться. И теперь он не мог пошевелиться. Он прирос к земле. «Убить его, — думал он. — Может быть, я сам умру». Однако с этой мрачной перспективой к нему вернулось его мужество, которое было так необходимо, его инстинкт выживания. Он вышел из-под балдахина и пошел между деревьями по траве парка. Дети Смерти следовали за ним по пятам.

Поле боя было четко очерчено и он сразу увидел его. Большое зеленое поле в окружении придворных, похожее на цветочную клумбу. Оно находилось примерно в 200 метрах ниже по склону. Воин Крея уже стоял на поле и блистал в солнечном свете своими доспехами, как украшенный драгоценный жук.

Размеренными шагами Шон двигался по полю боя к жуку, а его сердце так же размеренно ударялось в груди, трижды в каждый шаг.

Он достиг края толпы. Что-то мягкое коснулось его руки, и он посмотрел туда. Они забрасывали его цветами, оставляя узкий проход для него, — чтобы он убил или был убит.

Он стоял в открытом поле. Воин находился примерно в 200 метрах от него, а может быть, в 10 или 12. Все произошло слишком быстро. Шону нужно было больше времени. Чтобы вдохнуть полной грудью, подумать. Но никто бы не позволил ему этого. Воин был одет так же, как и он, только щит на его левой руке был красным. Красным, как глаза Крея.

Шон осознал, что последние секунды растрачивает на то, что озирается и ищет Крея. Он не нашел его — да это уже и не имело смысла. И тут вновь забили барабаны.

Солнце слепило, отражаясь в металле. Шон бросился на противника.

Бой начался, и даже если Король Смерти отсутствовал, сама смерть, несомненно, была здесь.

Толпа почти сразу начала кричать. Они разделились в соответствии с цветами — голубым и красным. Они заключили пари на победителя, как это делали мужчины в деревне, когда два пса бились из-за самки или кости.

Никогда прежде он не пользовался мечом и щитом. Однако это не должно было его беспокоить. Ведь это дух, который его околдовал, сражался таким способом: меч — в правой руке, щит — на левой, и дух будет руководить им, если он отдастся ему. Дух всегда будет руководить им, если он позволит ему, действительно этого захочет и будет поддаваться. Подобно тому, как он взлетел со скал над пещерой Дирна, вызвав дух Трясины Крея.

Меч противника ударил его. Это был плохой удар, и Шон решил, что беловолосый юноша играет с ним для увеселения толпы, опускаясь до его уровня, передразнивая неуклюжесть Шона. Ладно, он будет беречь себя.

Шон резко ударил по ноге воина и пролетел мимо него. Теперь их разделяло метров двадцать. Он выбросил все постороннее из головы и сконцентрировался на мече и щите и на духовном противоборстве с противником. Дух должен был отвечать за то, чтобы спасти его жизнь; он хотел, чтобы Шон жил, так как он поселился в нем. Крея не было здесь, чтобы этому помешать. Ну, давай же! Быстро! Покажи мне, как!

Воин ринулся на него. Как и прежде, Шону показалось, что бег его крови вдруг изменился. Внезапно он почувствовал щит и меч так же, как он чувствовал свои собственные руки, свое тело. Он рьяно бросился навстречу атакующему противнику.

Шон остановил протянутый клинок краем щита, и когда тот соскользнул, рассыпая дождь искр, нанес удар. Меч царапнул кольчугу воина Крея, не повредив ее. Это было еще одно, на что он должен был обратить внимание. Лишь удар большой силы мог рассечь кольца. В ближнем бою он должен был целиться в узкую полоску оголенной шеи между шлемом и кольчугой, или в незащищенные ноги, или в более слабые кольца под руками, или в застежку вдоль позвоночника.

Клинок воина вновь взметнулся над ним. Шон выбросил свой клинок вверх. Мечи лязгнули друг о друга, на миг скрестившись, и, звеня, разлетелись. Рука Шона загудела от этого столкновения. Вроде бы какое-то постороннее воспоминание мешало ему: подумалось, что глаза воина могли выдать его действия в бою мерцанием зрачков в момент, когда произойдет опасный или особенно замысловатый выпад. Может, для того Крей и замаскировал своего воина, чтобы скрыть предательские глаза? Но Шону показалось, несмотря на слова Крея, что придворные мужчины сражались, не маскируясь.

Неожиданно воин Крея упал на одно колено, благодаря чему его красный щит ушел далеко вниз. Шон был недостаточно осторожен. Красный щит находился теперь в горизонтальном положении под его собственным — последовал удар снизу. Шон зашатался, беззащитно открываясь противнику, потерял равновесие, и его меч опустился. А воин бросился на него.

Казалось, возникла огненная дуга: меч героя свистел в небе, чтобы обрушиться на уязвимое горло Шона. Голова Шона против его воли откинулась назад, и тем самым еще сильнее оголилась шея. Шатаясь, как сломанная палка, он видел над собой мерцающую, свистящую сталь, и ему казалось, что невозможно отклонить ее или увернуться.

Но в самый последний миг инстинкт — скорее, инстинкт королевского воина из деревни, чем рыцаря — подсказал единственное движение, которое, могло его спасти. Он прекратил попытку удержать равновесие, так как меч приближался к его шее, и вместо этого неуклюже упал вниз.

Удар меча настиг его, и он почувствовал его огненный укус, но не на горле, а на груди. Кольчуга уберегла его от гораздо худшего, чем болевой шок, от которого он лишь запыхтел.

Он упал на траву. Хотя он был оглушен мечем и падением на землю, он нашел в себе достаточно сил, чтобы откатиться назад. Он слышал, как меч героя воткнулся в землю там, где еще мгновение назад был он. Прежде чем он снова вскочил, меч опустился в третий раз. Удача улыбалась ему недолго, и в этот раз клинок остудила кровь.

Удар пришелся по лодыжке Шона, рана была незначительной и неглубокой, но потеря крови могла значительно ослабить его и притупить сообразительность. Теперь он должен был спешить, поскольку был раненым и каждую неиспользованную минуту как бы дарил противнику.

Снова встав на ноги, Шон увидел меч противника, красный от крови, как и его щит. Меч качался перед его глазами туда и сюда. Качание меча предвещало следующий удар, нацеленный в грудь, и было, конечно, лишь финтом. Шон понял это. Он поднял щит вверх, как будто защищаясь от удара. Меч противника отклонился, чтобы кольнуть под поднятую руку Шона: еще одно уязвимое место. Но Шон уже отклонил свой щит в сторону, отражая удар. Когда меч грубо стукнул по выпуклости щита, Шон тоже сделал выпад, направляя клинок под поднятую руку своего врага, где были более слабые кольчужные кольца.

Это означало бы конец боя и конец воина Крея.

Шон не слышал шума толпы, вообще забыл о толпе. Мир сжался до размеров клочка зеленой травы, где бились два воина, один из которых должен был умереть. Но теперь шум проник в этот мир, и произошло это потому, что качество его изменилось. Это уже не было шумом толпы. Из сотен голосов, требовавших крови и смерти, выделился один единственный голос, который кричал:

— Нет! Нет, Шоннор, НЕТ!

Шон споткнулся и замер. Его глаза были прикованы к противнику. Нужно было оторваться лишь на краткий миг. Но именно этот миг был решающим, а крик — слишком внезапен. Черная летучая лошадь вынырнула из толпы Детей Смерти, и ее светлые подковы засверкали в воздухе. А в блестящих, как звезды, стременах стояла с протянутой рукой, будто хотела что-то бросить или схватить его девочка в зеленом, как трава платье, и кричала:

— Нет, Шоннор!

Что-то внутри Шона щелкнуло, как щелкает сустав, возвращаясь в правильное положение. Хотя он как бы знал, что тот этого не сделает, он обернулся к противнику, чтобы защититься от нападения. К его удивлению, герой тоже был в смущении, обескураженный криком Захидды. Прежде чем хоть какая-то мысль или сомнение возникли в нем, клинок Шона, как будто сам собой двинулся вперед. Он пронзил слабую кольчугу воина ниже поднятой руки, как и было изначально задумано.

Шон достаточно побывал на кабаньих охотах в лесу, чтобы знать, что пронзил сердце. С дрожью, полной отвращения, он почувствовал, как живая машина сломалась и ее сила потекла по мечу.

Воин Крея рухнул в траву. Задыхаясь, Шон склонился над ним. С отвратительным чувством триумфа победителя он снял шлем своего противника и отбросил его в сторону. Сперва он подумал, что глаза изменили ему. Волосы были не белые, как он помнил, а золотого цвета, как и шлем. Помедлив, он отбросил волосы с лица. Это было лицо Дирна. И он был действительно мертв.

Шон упал на колени. Он смотрел на воина Крея и пытался осмыслить произошедшее, изменить его.

Он не слышал топота копыт, не волновал его и голос девочки, непрерывно повторявшей: «Торопись, торопись! Ты не можешь здесь оставаться» И вдруг Шон подумал, что ее крик был причиной того, что произошло. Он повернулся и ринулся к ней, вскочил на лошадь и лошадь взмыла в воздух сквозь ветер, поднятый крыльями. Девочка плакала. Она плакала и тогда, когда он видел ее в последний раз.

— Я пыталась тебя остановить, помешать тебе… — лепетала она. Ему хотелось схватить и трясти ее, сделать ей больно, объяснить ей, чем обернулось ее волшебство против него. Но ничего такого он не сделал, потому что каким-то образом он уже все знал.

Небо было широкой голубой долиной. Фантастическая скачка по ней делала нереальным все остальное. Мертвое лицо Дирна могло быть иллюзией, новой маской.

Вдали возникла башня с разноцветными окнами, которые раскрылись при их приближении, и они влетели в круглую комнату высоко над крышами Трясины Крея.

Захидда сказала лошади какое-то слово, и та в ответ опустила крылья и тихо стукнула копытом по ковру, покрывавшему пол. Еще одно слово стеклянным ставням — и они с щелканьем закрылись. Затем еще одно слово самой комнате — и как будто повеяло тонким, легким запахом. Волшебством, которое она создала.

Она опустилась на пол.

— Здесь ты некоторое время в безопасности. Я лучше других в этом городе разбираюсь в том, что касается волшебства. Но, конечно, не как Крей. — Ее слезы высохли, она собралась и тихо сказала Шону. — Крей рассказал мне, что он задумал. Шутка заключалась в том, что ты должен был бороться за свое место при его дворе, а Дирн — за свое. Но когда Крей ушел, я вдруг догадалась, что означает эта шутка. Крей отвратительный и жестокий. Ты понял, что он сделал?

Шон, сидевший на лошади и разглядывавший ее шелковую гриву, сказал:

— Да, я понял это. Кто-то подошел ко мне в кольчуге и без маски, а потом ушел, а я должен был ждать барабанного сигнала, прежде чем схватиться с ним. Он перед этим подходил к Дирну, и так же заставил его ждать. Дирн, как и я, был где-то спрятан, но ближе к полю боя. Он тоже не мог видеть, куда исчез воин. Я думаю, Крей рассказал Дирну, будто поймали меня и что меня освободят, если Дирн выиграет бой. Мы были замаскированы, встретившись на поле боя. Каждый из нас, естественно, считал другого тем человеком, которого только что видел. Но когда ты прокричала мое имя…

— … Дирнарас… Дирн… понял… трюк, — сказала Захидда. Голос ее звучал твердо и горько. — Это я сглупила. Я должна была прокричать оба ваших имени.

— Да, — глухо сказал Шон. Он начал считать волосы в гриве лошади. И вдруг перестал. — Но ведь Дирн не мог сражаться. У него была покалечена нога…

— О, — сказала она, вздохнув. — Мы дали ему лекарство, чтобы избавить от боли, а затем применили волшебный прибор, выпрямляющий и укорачивающий ногу, чтобы он мог прямо и проворно передвигаться. Крей даже дал Дирну преимущество. Все это я узнала от проклятых дураков из этого города. Проклятые дураки, один из которых — я. Я думала, Крей не все мне рассказал, так как предвидел, что вопреки своим намерениям я не смогу не помочь тебе. Но в конце концов я все же помогла Крею.

— Почему он это сделал? — спросил Шон. — В наказание?

— Да. И еще, чтобы сломать ваш дух и лишить вас мужества — кто бы из вас ни стал победителем. Конечно, он понял, что когда-нибудь вы захотите убить его. Он боялся вас. Он боялся Дирнараса. Да, Крей боялся. Но в этот раз он был проворней. Он убил твою инициативу. Теперь ты больше не сможешь напасть на Крея. Твое сомнение — лучшее оружие, которое он смог бы выковать.

То, что она сказала, не имело смысла. Так же, как пересчитывать волосы в лошадиной гриве. Смерть Дирна настолько запала ему в душу, что никакое событие не могло вытравить мысли об этом.

Шон соскользнул с лошади. Он стоял и смотрел на бесконечные блестящие стены комнаты. Девочка выплакала ему все свое горе, и больше ничего нельзя было поделать.

Но Дочь Крея не оставляла его в покое.

Откуда-то она принесла воду, промыла и перевязала раны, нанесенные рукой Дирна. Хоть что-то от Дирна останется, кроме воспоминаний. Шрам. Два шрама. На теле и в душе. Но, может быть, и ненадолго. Крей не всегда будет далеко. Шон понадобится ему. Король Смерти… И как Шон мог когда-то мечтать о том, чтобы проткнуть его?

— Нет! — сказала Захидда. — Хватит!

Он решил, что он проговорил свои мысли вслух, и это было страшным оскорблением, которого он не мог вынести. С невнятным рычанием он ринулся на девочку, чтобы ударить ее. Но ее лицо было таким же белым и ненавидящим, как и его собственное.

— Послушай! — закричала она ему. Она схватила его за волосы и дернула. Боль вонзилась ему в голову и почти ослепила его. — Разве ты не видишь, что я готова рисковать ради тебя? Не стыдись меня. Не стыдись самого себя. Если бы у тебя была возможность, ты бы попытался снова его убить?

— Кого? — простонал Шон, отдирая ее руку от своих волос.

— Кого?! Крея! Волшебника из Трясины Крея!

Горячая красная боль в голове вновь сделала ее ясной. Нужен был толчок, чтобы разбудить его ярость и упрямство.

— Но я не могу себе представить никакой возможности. Открой мне ее! — прошептал он.

Она гордо вскинула подбородок, как будто сама выиграла бой.

— Я могу.