"Пиратика" - читать интересную книгу автора (Ли Танит)Глава втораяЖелтый пес лаял всю дорогу до Ландона. Чей он? Похоже, ничей. Видимо, сам заплатил за проезд. Артия держалась начеку, не доверяя никому из пятерых пассажиров. Трое из них, по-видимому, до сих пор считали ее тем самым «премилым юным джентльменом, мистером Фениксом», который ехал с ними прежде, а двое не без основания полагали, что она — самозванец в краденом платье премилого мистера Феникса. Артия говорила мало. Напустив на себя усталый вид, она надвинула шляпу на лицо, но ни на миг не сомкнула глаз. Лошади, успевшие добежать только до таверны в Заячьем Мосту, подкрепились овсом и теперь пребывали в отличном расположении духа. Дилижанс развил хорошую скорость. Мир постепенно стряхивал с себя ночную тьму и вскоре предстал во всём великолепии ясного зимнего дня. Снег шелковисто блестел, как свежевымытый мрамор, небо было синим, как бирюза, и в ветвях голых деревьев, окутанных снежным кружевом, золотились тончайшие солнечные нити. Повсюду звонили колокола. Наступило Рождество. Пассажиры ворчали на истинно рождественский манер, опасаясь припоздниться к праздничному ужину. Но за окном мелькали лишь заснеженные поля да бесчисленные деревни. Постепенно они подступали всё ближе к Тракту, делались всё больше и грязнее и уже не так походили на новогодние картинки. Наконец на горизонте вырисовался призрачный силуэт города Ландона, удивительный и прекрасный, как старинное полотно. Бывала ли Артия здесь раньше? Она не была в этом уверена. Из всех ангелийских городов ей полагалось лучше всего знать Портовое Устье, расположенное в сотне миль к юго-западу, потому что этот порт стоял на берегу Свободного Ангелийского пролива и к нему причаливали тысячи океанских кораблей — многие из которых втайне были пиратскими. Артия выглянула из окна дилижанса. Остальные пассажиры (желтый пес в том числе) тоже прилипли к окнам. Перед ними проплыл позолоченный, словно половинка спелого апельсина, купол собора святого Павлуса, на котором всё еще высился шпиль, ажурные опоры Ландонского моста, красно-белая громада Ландонского Тауэра (где, как говорили, хранились сокровища королей, а также держали львов), высокие Ворота Черного Монаха, замусоренный Смутфилдский рынок и болотистый Ширдич. Дилижанс закончил свой путь под большими часами на Сент-Черити-Кросс, возле набережной Темиса. Кучер был доволен собой — полдень миновал всего пять минут назад. Пассажиры вышли, за ними последовал и пес. Виляя хвостом, он в гордом одиночестве удалился вниз по улице. Артия стояла на набережной, посреди густого водоворота карет и наемных экипажей, то и дело окатывавших ее грязными брызгами. В нескольких метрах у нее под ногами плескались синевато-свинцовые воды Темиса. Среди больших и малых лодок плавали толстенные серые льдины, на берегах громоздились огромные гранитные памятники и статуи. — «Кофейная таверна»? — подозрительно покосился на Артию прохожий, у которого она спросила дорогу. — Старая вшивая дыра! Постели что пироги, пироги что постели — повсюду полно блох. Это в Вест-Энде. Спросишь Рэмбел-лейн. Артия зашагала по булыжной мостовой Стрэнда на запад. У нее за спиной торжественно зазвонили колокола святого Мартина-на-полях, высившегося среди заснеженных лугов. Почти над всеми башнями и крышами города — красными, белыми, зелеными, синими, желтыми — развевался Республиканский Джек — флаг Свободной Ангелии. Впрочем, Артия любовалась Ландоном только вполглаза. Удивительный город, веселый и шумный. Но у нее были дела поважнее. За открытыми дверями «Кофейной таверны» посетителей встречала коричневатая пелена кофейных ароматов и табачного дыма. На покосившейся вывеске над дверью был изображен мешок кофейных зерен. Желтый пес стоял под вывеской и азартно облаивал порог. Завидев Артию, пес завилял хвостом и бросился прямиком в таверну. Смутные фигуры на его пути расступались, беззлобно поругиваясь, а он тем временем забрался в самый дальний и коричневый угол, над которым тускло поблескивало давно не мытое окно. Его появление было встречено громкими приветственными криками. — Свин! Свинтус! Артия замерла, прислушиваясь. Этот голос был ей знаком! — Глядите, это же старина Свин, самый чистый пес в Ангелии! — Где тебя носило, бродяга? — Ты же знаешь Свинтуса. Он куда только не забредет… — Уолт, передай-ка кофе. Надо угостить песика. Артия медленно направилась к угловому столу. Любители кофе неохотно уступали ей дорогу. Мимо, выплыв из мрака и в нём же растворившись, прошествовала служанка, ухитряющаяся нести сразу десять дымящихся кружек. Посетители, разогретые кофеином, громко галдели; время от времени неведомо откуда доносились взрывы смеха и обрывки хриплых песен, но слова тут же тонули в кружках. Народ веселился вовсю. Артия остановилась возле длинного стола. Вокруг стола сидели Соленый Уолтер, превратившийся в статного восемнадцатилетнего юношу: его огненно-рыжие волосы чуть ли не светились в темноте, Соленый Питер, двадцатилетний крепыш, отменный пушкарь. И Дирк, и Вускери, и угольно-черный Эбад Вумс, второй помощник, и Эйри О'Ши, третий помощник. Ее глаза привыкли к темноте. Теперь она хорошо видела их всех. Но ни один из них еще не заметил ее. Артия не могла вымолвить ни слова. Сердце медленно и тяжко колотилось в груди. Они были одеты в пиратские костюмы, точь-в-точь как она их запомнила. Белые рубахи с обтрепанной вышивкой и рваными кружевами, разноцветные камзолы с золотыми кистями и галунами. Высокие черные сапоги, широкие пояса с ножами, патронташи крест-накрест, пистолеты за поясом. Кремневые ружья у стены, кортики на боку. Треуголки с перьями, драгоценные камни, серьги из монет, блестящие побрякушки… — Этот пес больше соскучился по кофе, чем по тебе, Эбад. Гляди, всю миску вылакал. — Эйри обернулся, чтобы повторить заказ, и тут заметил у себя за спиной человеческую фигуру. — Собака приехала аж из Роугемптона. Еще бы ей не хотелось пить, — произнесла Артия чистым, спокойным голосом, пытаясь унять разбушевавшееся сердце. — Матерь божья! — Разрази меня гром! Пираты повскакивали со стульев, едва не выпрыгнув из собственных щегольских нарядов. Шесть человек выстроились полукругом вокруг стола, глядя на Артию. По одному на каждый год, проведенный в Ангельской Академии. Никто не проронил ни слова. По таверне прокатилась залихватская песня: Пей крепкий кофе в жару и в мороз — И не обвалится Ландонский мост! — Бом-брам-стеньга! — едва слышно прошептал Эбад. — Артия молчала. Зато заговорил Эйри: — Какая же это Молли? Этого не может быть! — Верно, — согласилась Артия. — Не может. Я Моллина дочь. С окутанных дымом балок под потолком метнулось что-то пестрое, похожее на разлохматившуюся швабру, и уселось Артии на плечо. Артия не испугалась. Она знала, кто это. Повернув голову, девушка заглянула в жемчужно-серые глаза любимого Моллиного попугая, Планкветта. — Восемь монет, — сказал попугай. — Попка хочет доллар. — Молодчина, — сказала Артия. В глазах у нее защипало. Она моргнула. Вот и всё! Но тут залаял Свин, и попугай, вспорхнув с Артииного плеча, спикировал на собаку, целясь клювом ей в голову. Во все стороны полетели перья и шерсть. Кофейные кружки посыпались со стола и разбились вдребезги. — Петушиный бой! — завопила одурманенная кофе толпа и ринулась к столу делать ставки. — Вот тот желтый петух, смотри-ка… — А я на зеленого… — Это всё вы, хулиганье неблагодарное… — владелец таверны явно не был в восторге от происходящего. — А ну, не трожь нас, — пропел Соленый Уолтер, отплясывая вокруг стола среди разбитых кружек и дерущихся животных. — Мы теперь Кофейная Команда, — пояснил Артии Соленый Питер. — «Пиратский кофе», душечка, — подтвердил Дирк. Честно говоря, Артия ничего не понимала, впрочем, ничего не понимали о ней и бывшие Моллины пираты. Так что в этом они были квиты. Артия села, и ей тотчас же принесли кружку горячего кофе. — После того, как это произошло, — сказал Эбад. — То есть после того, как наш корабль затонул? — уточнила Артия. — Можно и так сказать. — Это был Моллин корабль, — сказал Уолтер и всхлипнул. Его брат поспешно отодвинул от него кружку дымящегося кофе, чтобы тот не стал соленым. — Да, мы потеряли Молли, — продолжил Эбад, высморкавшись в огромный носовой платок. — Потеряли раз и навсегда! — А после этого мы все сели в лужу. Не ты, Свин, тебя это не касается. Но мы, ее самая лихая команда, черт бы нас всех побрал, мы с головой уселись в самую грязную и вонючую лужу. — Зато вы остались в живых, — напомнила Артия. — Это верно. Чертовски верно. — Как вы сумели выжить? Они посмотрели на нее. В шоколадно-коричневом сумраке, в тусклом свете, падающем из грязного окна, они хорошо видели друг друга. Свин с Планкветтом прекратили драку, и разочарованные болельщики понуро разбрелись по своим местам. — Чем мы только не занимались, — проворчал Дирк. — Даже вспоминать неохота! Вускери смахнул кофейную пену с роскошных иссиня-черных усов. — Мы держались вместе. Были как братья, те немногие, кому посчастливилось… — Почему вы не нанялись на какой-нибудь — Что?! — Если вы остались в живых, когда «Незваный гость» затонул… — Никто, — сказал Эбад, — не взял бы нас к себе. — А Молли просто взяла бы и корабль — Это верно. Молли умела всё! Она о нас заботилась, — зарыдал Эйри. — Лучше любой сестры. Она была нам матерью. Они подняли за Молли тост. Свин тоже. Только Планкветт, нахохлившись, сидел поодаль и приглаживал растрепанные перья. Артия спросила: — Но что произошло с остальными кораблями Моллиного флота? За столом повисла тишина. Пираты окинули Артию очень странными взглядами. Наконец Эбад выдавил: — — Словно не в силах терпеть тягостного молчания, Эйри вскричал приторно-сладким голосом, подтверждая правоту ее предположения: — Расскажи лучше о себе, дорогая Артия. Тебя ведь взял к себе твой отец, правда? После того, как мы… затонули. Артия нахмурилась. — Клянусь богом, — воскликнул Соленый Питер. — Глядите-ка, она вылитая мать… — В ней больше от Молли, — подтвердил Эйри, — чем было в самой Молли. — Отец был добр к тебе? — прогнусавил сквозь слезы Соленый Уолтер. Артия со стуком поставила кружку на стол. — — В тюрьме?! — В школе для благородных девиц, слащавой, как сахар. Мой отец — чудовище! — Гм-м. Да. Молли тоже так говорила. — Я всё — Да, — пробормотал Эбад и кивнул. — Это многое объясняет. Не бойся, девочка, мы о тебе позаботимся. Клянусь звездами и парусами. — Мистер Вумс, мне не нужна ничья забота, — отрезала Артия и впилась взглядом в каждого из них, одного за другим. — Это я о вас позабочусь. И снова ответом ей было молчание. Она почти что слышала, как шевелятся их мозги, вопя: — У нас уже есть работа, — пробормотал наконец Эйри. — Какая?! — Помогаем продавать кофе. — «Пиратский кофе», — подтвердил Соленый Питер. — Пьем кофе, сколько влезет, предлагаем его на продажу, получаем за это жилье, стол, да еще и кой-какие деньжата в карманах оседают. Мягко, как шелковый платочек. Артия откинула голову и расхохоталась. — Вы?! Продаете кофе?! Усмехнувшись сквозь слезы, Соленый Уолтер пропел: Пиратский кофе — это да! Вот напиток хоть куда! Заходи повеселиться Остальное — ерунда! — Прекрати, — оборвала его Артия. — Я расскажу вам, чем мы с вами займемся. — Все ждали, неловко поеживаясь. — Мы вернемся в море! — Гм, Артия… то есть как это — Наступила тишина, такая глубокая, что она испугалась — вдруг они никогда больше не заговорят? Потом послышался слабый голос: — У нас уже вроде как есть корабль, — пролепетал Эйри. — Кофейный корабль, — подтвердил Соленый Уолтер и покраснел, превзойдя яркостью собственные рыжие волосы и красные перья попугая. Артия заметила это даже в царящем в таверне полумраке. — Понимаешь, мы рекламируем товар, — угрюмо пояснил Эбад. — Плаваем по Темису до веселого Гренвича, потом вниз по реке, вдоль южного побережья — бывает, даже до Портового Устья добираемся. Пираты рекламируют «Пиратский кофе» — улавливаешь, о чём я? Что именно произошло, Феликс Феникс сообразил лишь несколько часов спустя, когда взглянул на свое отражение в серебряном зеркале. Только тогда он понял, что человек-леопард, который свалился на него как снег на голову и похитил камзол, плащ и шляпу, не стал наводить толпу в Заячьем Мосту на ложный след. Нет, это он сам, Феликс, невольно возвел на себя напраслину. Он появился на станции вскоре после того, как Джентльмен Джек Кукушка остановил и попытался ограбить дилижанс. Одет он был в старый, заштопанный, перемазанный сажей камзол, и на лице у него темнела грязь — скорее всего, выпачкался всё об тот же камзол, — которая с легкостью сошла за черную бандитскую полумаску. Неудивительно, что толпа приняла его за разбойника. Феликс пробежал несколько миль. Он увязал в снегу и поскальзывался на льду, выписывал пируэты, как конькобежец, налетал на деревья, падал, вставал и бежал дальше. От толпы он оторвался. Может быть, это было простое везение — хотя, подумалось ему, он бежал так долго, выписывал такие причудливые зигзаги, сворачивая то на восток, то на север, столько раз падал в занесенные снегом ямы, скользил на бешеной скорости с заснеженных склонов, что ни один человек в здравом уме не осмелился бы повторить его путь. И преследователи отстали от него просто потому, что не желали сломать себе шею. Наконец он понял, что спасся, и в раздумье прислонился к стволу дерева. Он был исцарапан и покрыт синяками, но цел. Феликс тихонько рассмеялся, хотел поправить шляпу, вспомнил, что никакой шляпы на нём нет, и зашагал по белому полю. Миновал небольшую рощицу и… — Ага, вот и он! Черт возьми, опаздываете, сэр. Что это вы себе позволяете? — Да ничего, — робко ответил Феликс, глядя на четверых щегольски одетых джентльменов, с недовольными лицами стоявших вокруг стола, уставленного бутылками бренди и заваленного рулонами бинтов. Рядом лежал раскрытый саквояж и плоский деревянный футляр, в котором поблескивали два красивых, инкрустированных серебром пистолета. — Ничего?! Шутить с нами изволите, сэр? А? Феликс не нашелся, что ответить. — Нет, вы только посмотрите на него! Идет с карнавала и забыл снять маску! Разве не знаете, какая работа вам предстоит?! Стыд и позор, сэр, клянусь козлиными потрохами! Закладываете за воротник, сэр? — Очень редко, — признался Феликс. — Да все они закладывают, прах их раздери! Один из джентльменов шагнул к Феликсу и сурово заглянул ему в глаза. — Мне этот тип не нравится! Я бы не доверил ему наложить пластырь на лошадь, а не то, что быть врачом у нас на дуэли. Так вот оно что! Дуэль… Вот, значит, почему на столе разложены пистолеты… — Я не… — начал было Феликс. — Что — ты не? Выкладывай, черт бы тебя побрал! — Да, пошевеливайся. Мне не терпится пристрелить этого наглеца и вернуться к рождественскому ужину. Мы уже битый час тебя ждем! — Я не врач. — Слышите? Говорит, он не врач. Адские яблоки! Тогда Подошел второй дуэлянт — тот, что торопился на ужин. — Я — Да уж верно, Перри, договорились. Как сейчас помню. Как раз после того, как за игрой в карты вы обвинили меня в жульничестве, а я бросил вам перчатку и велел поутру ждать моей пули. Гарри и Перри, ретивые дуэлянты, объединились против Феликса. — Нельзя проводить дуэль — Но я ничего не смыслю в медицине… — И не надо. Один из нас застрелит другого. А второй отправится обедать. На помощь дуэлянтам пришли секунданты. Первый сурово произнес: — К десяти часам я должен быть в Репабликстоне, выступать секундантом на дуэли Землевладельца Вэкка. Я, знаете ли, человек занятой, после полудня у меня еще одна дуэль… — Видишь? — сказал Феликсу второй секундант. — Давай шевелись, хватит время тянуть. Делай, что положено, и разойдемся, черт побери. Феликса вытолкнули на середину заснеженной поляны. В выбеленных инеем кронах высоких деревьев насмешливо каркали вороны. Дуэлянты придирчиво осматривали пистолеты. Первый секундант поднял руку. — По одному выстрелу на каждого. Спиной к спине, джентльмены. Я сосчитаю до десяти, а вы делайте шаги под мой счет. Потом поворачивайтесь и стреляйте по своему усмотрению. — Мне это всегда нравилось, — дружелюбно сказал Гарри, поворачиваясь к Перри. — Стреляйте по своему усмотрению — то есть смотри и стреляй. Так я всегда говорю. Феликс подошел к столу. Бинты были заляпаны грязью, стальные инструменты в саквояже имели доисторический вид и казались еще более грозным оружием, чем пистолеты. Дуэлянты встали спиной к спине, готовые расходиться, и при этом продолжали отпускать друг другу добродушные шуточки. — Нет, — сказал Феликс. — Что?! Что значит — — И друзья имеют право пристрелить друг друга, — заметил второй секундант, явно скучая. — Знаю. И в подтверждение этому на свете происходит немало убийств. Но Все четверо обернулись к Феликсу — и увидели его спину, потому что он уже развернулся и решительно зашагал прочь. — Держи мерзавца! Гарри и Перри дружно выстрелили в снег перед ногами Феликса. Оба были меткими стрелками. Пули царапнули края его подошв, двумя изогнутыми перьями взметнулись фонтанчики снега. Секунданты подбежали, схватили Феликса под руки и подтащили его к столу. — Я в этом не участвую, — повторил Феликс. — Это чудовищная глупость! — Ты смотри, опять бузит! — выпучил глаза Гарри, перезаряжая пистолет. Перри потрепал Гарри по плечу. — Не волнуйся, старина. Я сам с ним разберусь. Слушай, — воскликнул он, хватая Феликса за лацканы камзола. — Либо будешь врачом, либо я вызову на дуэль — Я не дерусь на дуэлях, — ответил побледневший Феликс. — Мне известно, к чему они приводят. К тому же я всё равно не умею стрелять. Между ними втиснулся Гарри. — С меня хватит, сэр, клянусь кошачьими потрохами. Примите вызов. — И он швырнул в лицо Феликсу кожаную перчатку. — И от меня тоже, сэр, черт бы вас побрал! — воскликнул Перри и последовал примеру Гарри. — Вы приняли вызов от нас обоих, сэр, — снизошел до объяснения Гарри. — Черт с ним, с врачом, обойдемся без старого костоправа. Выбирайте оружие, сэр. — Не буду. — Выбирайте, а то я вас на месте пристрелю! Феликс побледнел, как полотно. Его глаза из синих сделались почти черными, а белоснежные волосы засверкали еще ярче. Он сложил руки на груди. — Я не дерусь на дуэлях! Я не умею стрелять! И я не врач! Но кто-то уже сунул ему в руку пистолет — надо думать, заряженный. Феликс с отвращением выронил его в снег. Никто этого не заметил. Его поставили спиной к спине с одним из забияк — с Гарри. Судья снова зачитал правила. — Смотри и стреляй! — вскричал Гарри. И принялся отсчитывать десять шагов. Феликс не сдвинулся с места. Когда счет был окончен, он обернулся и обреченно заглянул прямо в сверкающие, злые как пули, крохотные глазки Гарри. Гарри сморгнул, развернулся боком и выстрелил, целясь Феликсу Фениксу прямо в грудь. Из дула вылетел сноп огня. Раздался грохот. Феликс упал. — Что за черт? Неужто я Феликс сидел на снегу. — Видимо, да. Перри и оба секунданта принялись обшаривать землю, выискивая в снегу второй пистолет, оброненный Феликсом. — «Еще один», — подумал Феликс. — Он упал, — сказал Перри, обращаясь к Гарри. — И умудрился спрятать пистолет в снегу. Полно, полно, не злись. Никогда не видел таких проворных малых. Я уж думал, он в обморок хлопнулся. Упал за долю секунды до того, как ты выстрелил. Феликс поднялся на ноги. Гарри чуть не плакал от обиды. На этот раз никто не препятствовал Феликсу уйти. Рождественское утро всё равно было испорчено, а боевой дух растрачен. — Скатертью дорога! — крикнул кто-то ему вслед. Пройдя с милю, Феликс достал пистолет — падая, он успел спрятать его в карман. Дуэль с одним пистолетом — на такое не способны даже Гарри с Перри. Феликс хотел было выбросить пистолет, но потом сообразил, что он может попасть в недобрые руки. Он решил оставить оружие при себе, пока не представится удобный случай от него избавиться. С минуту он стоял в смятении, рассматривая пистолет. Вот тогда-то, в его серебряном боку, он и увидел тусклое отражение своего лица, на котором роковой случай нарисовал сажей черную разбойничью полумаску. Эбад Вумс молча глядел вслед стройной девичьей фигурке, удаляющейся по Рэмбел-лейн. В мужском костюме она походила на высокого статного юношу. Бок о бок с ней шагали Соленые Уолтер и Питер, Дирк, Вускери и Свин. Попугай порхал у нее над головой, разгоняя ландонских голубей. Да, Артия очень похожа на Молли. Правда, волосы у Молли были рыжеватые, словно мед, а глаза — темно-зеленые. К тому же Артия выше нее. Эбад хорошо помнил, какого роста была Молли, хотя из-за длинных ног та казалась выше. Да, Артия очень похожа на мать, но всё же… В этом «всё же» и заключалась главная загвоздка. — Она что, ума решилась? — меланхолично спросил стоявший рядом Эйри. — — Это было шесть лет назад, Эбад. Целых шесть лет! — По словам девочки, она помнит всё, как будто это случилось вчера утром. — Тогда надо дать ей время, — сказал Эйри. — Время и прилив никого не ждут. — Что верно, то верно. До Зерновых доков они доехали на омнибусе. Огромную карету, набитую рождественскими путешественниками, тянули десять лошадей. Дорожные корзины ломились от праздничной снеди: жареных гусей, бутылок вина, мандаринов, перевязанных лентами подарков. Четыре передние скамьи почти целиком занимала огромная елка. В воздухе стоял густой запах сосновой смолы, дыма, лошадиного навоза, рождественских ужинов на разных стадиях приготовления и пудингов, которые варились в придорожных трактирах. — А у меня во рту с утра маковой росинки не было, — сокрушался Эйри. — И ни у кого из нас не будет Рождества! — Тяжела жизнь бродячих артистов… В Зерновых доках по обе стороны от сбегающей к воде лестницы высились сугробы, набережная была покрыта толстым слоем льда. На реке вдали от берега стояли корабли, их мачты были голыми, как ветви зимних деревьев. В большинстве своем это были обшарпанные торговые суденышки, сновавшие вверх и вниз по Темису, массивные и неповоротливые, с тяжелым днищем, совершенно непригодные для пиратства. Артия с нетерпением выискивала глазами корабль, о котором рассказывали ее спутники. Будет ли от него прок? Они почему-то говорили о нём Но Артия понимала: радоваться рано. С маминой командой случилось что-то странное. За шесть лет они полностью растеряли боевой дух. И дело было не только в этом. Они всегда были Но вот они, ее спутники, — свободно разгуливают по улицам, нимало не таясь, и в ус не дуют. Неужели им простили их преступления? Или они все Сошли с ума — когда она наконец-то обрела здравый рассудок?! Она на них не давила. Просто наблюдала. Но в душе у нее поселилось мрачное предчувствие. Она не ожидала, что сумеет в первые же дни найти кого-нибудь из них. Тем более найти стольких многих и настолько быстро… а потом еще и этот сюрприз… Что ж. Поживем — увидим… И тут она увидела корабль, пришвартованный чуть выше дока. О Боже! Ну и посудина… — Вот она, наша красавица. — Это и есть — Это Кофейный корабль, — ответил Соленый Уолтер. Который Кофейный корабль представлял собой уменьшенную копию настоящего пиратского парусника, раскрашенную в густой коричневый цвет с яркой красно-желтой каймой по бокам. Совсем крохотное, футов тридцати от носа до кормы, суденышко имело три мачты невеликой высоты, увешанных кокетливыми парусами кремового цвета, такими тонкими, что, казалось, первый же мало-мальски сильный порыв ветра изорвет их в клочья. На борту было выведено название — «Пиратский кофе». Под бушпритом, тонким, как спичка, красовалась ростра — женская фигура, какими украшают носы всех кораблей: в вытянутой руке женщина сжимала изящную кофейную чашечку. Но что хуже всего — блуждающий взгляд Артии переместился вверх и застыл в недоумении — над «Пиратским кофе» развевался «Веселый Роджер»! Но не настоящий. На черном фоне вместо черепа была нарисована белая фарфоровая чашка, а вместо костей — две скрещенные кофейные ложечки. — Если вы хоть ногой ступите на борт — Выше голову, Артия, — сказал Эбад. Голос его звучал натянуто. И тут Артия поняла, что — Здорово, ребята! — Эй вы, слизняки морские! А ну, взять нас на борт! Свин залаял. — Заткнись, — несправедливо обидела его Артия. Но Свин и не думал обижаться: радостно виляя хвостом, он поскакал вверх по ловко спущенному трапу, а любимый Моллин попугай настырно летел над его головой, то и дело норовя клюнуть несчастного пса в темя. — Смотри, кого мы нашли, — сказал Эйри, выталкивая Артию вперед. Черный Хват уставился на гостью, потом снял повязку с совершенно здорового глаза и присмотрелся внимательнее. — Нам для этой поездки никто больше не нужен. И самим-то платят сущие гроши… — Черный Хват, это же дочка Молли Фейт! — Никакая она не дочка. Это же парень! Проваливай, мальчуган. Артия вспрыгнула на трап и размашистым шагом приблизилась к Черному Хвату. И, оказавшись на этой дурацкой игрушечной палубе, едва услышав скрип просоленных досок под ногами, она почувствовала, как по мускулам пробежала радостная дрожь узнавания. Она встала перед Черным Хватом и, подбоченясь, заглянула ему в глаза. — Стыдись, Черный Хват! И ты тоже, Честный. Посмотри на эту прядь у меня в волосах. Так кто я такая?! — Ладно, ладно, признал… Честный Лжец вспыхнул и отвел глаза. — Я тебя сразу узнал, — произнес он, усмехнувшись. А Артия всё еще стояла перед Черным Хватом. — Вы должны стыдиться не только того, что не узнали меня, сэр. Я говорю об — А, ты о кораблике… Верно, — промолвил Черный Хват и смущенно отвернулся. — В свое время мы были лучшими. Ну и низко же мы пали! — Скажи мне, — спросила Артия. — Кто капитан этой посудины? — Наниматель сказал, что ему всё равно. Один из нас… — Черный Хват развел руками. — Один человек, — закончил он. Артия прошлась по палубе, но тут к ней подошли Эбад и Эйри. Они принялись показывать ей люки, трапы, капитанскую каюту. Она оказалась величиной с большое кресло и к тому же была доверху забита тюками с кофе. Точно такие же тюки и бочки громоздились на нижней палубе. — А вот и команда, — объявил с крохотного юта Соленый Питер. Артия проворно обернулась. — На борт поднималась компания палубных матросов, подвыпивших ребят вороватого вида, каких можно встретить в любом питейном заведении окрест. — Команда — это мы! — заявила Артия. — Не здесь. И не сейчас, — голос Эбада звучал неуверенно. — Не нужны нам никакие матросы! — Кофейный наниматель… его компания… — торопливо перебил ее Эйри. — Представление устраивают они. Им и решать, кто чем будет заниматься… На снастях миниатюрной бизань-мачты раскачивался мальчишка. Видать, мачта была прочнее, чем казалась с первого взгляда. Артия взвилась. Она подскочила к грот-мачте — единственной, которая, пожалуй, могла выдержать ее вес — и проворно вскарабкалась наверх. Ее фигурка серебрилась в солнечном свете, как ртуть, длинные волосы развевались, будто знамя. Добравшись до верхней перекладины, она уселась на нее и улыбнулась низкому зимнему небу. Вот она, ее мечта, сбывается понемногу, несмотря ни на что. — Да, сразу видно, Моллина кровь, — прошептал Эбад. — Ничего не забыла. — Как бы я хотел, чтобы с нами была Молли… — Молли мертва, — отозвался Эбад. — И ты, и я — мы все это видели. Нам повезло остаться живыми. И малышке Артии тоже. — Будем действовать осторожно, — предложил Эйри. — А может, лучше выложить ей всё сразу, напрямик? — вмешался Соленый Уолтер. Они стояли, нахмурившись, а по хрупким мачтам тем временем сновали чужие моряки, и высоко под самым небом, улыбаясь солнцу, сидела Артия. «Пиратский кофе» спустился по Темису к Гренвичу и дальше — к Кабаньему острову. День наполнился дымкой, запад начал розоветь, а люди всё еще махали им вслед. Вдоль набережных зажглись огни. На мелких льдинках в воде посверкивали желтые искорки. — Мы с этим кораблем — точь-в-точь как Клеопатра на барже в пьесе Шейкспера, — сказал Вускери. — Помнишь, Дирк? — Еще бы не помнить, — отозвался Дирк. — Разве такой вечер забудешь?.. — Тише, — перебил его Вускери. — Артия идет… Дирк встревоженно глянул вдоль поручня. Артия стояла рядом, задумчиво глядя на проплывающие мимо берега. Ландонские монументы и большие дома давно сменились деревьями, камышовыми островками, доками, где стояли на чистке перевернутые вверх днищем суда. Артия подкралась к ним незаметно, как тень. Такой была и Молли. Неслышной. Внезапной — и удивительной. — Всё равно надо ей — Как хочешь. Рискни, если не трусишь, — ответил Дирк и принялся чистить ногти. К Кабаньему острову они подошли в сумерках. Маленький Кофейный кораблик проплыл мимо верфи Баджери-гар с ее высокими черными башнями и бесчисленными складами, пересек трепещущее на воде белесое отражение египетской церкви святого Эдвига в Хоксмуре. — Пришвартуемся здесь на ночь. Представление начнется завтра. — Прежде всего — театр, — заявил Эбад. — Обязательно туда сходим. — В театр так в театр… Где-то в глубине души у Артии шевельнулось странное чувство. Будто далеко-далеко, в Ландонском Тауэре, зарычал лев. Она пожала плечами. Кофейный кораблик причалил к берегу на мелководье — большие глубины были ему не нужны. Мимо проплывали серые льдины. Пиратская команда сошла на берег, отныне и навсегда являя собой ходячую рекламу «Пиратского кофе». Над рекой на Кабаньем острове, незримые в темноте, с хрюканьем рылись в грязи свиньи. На всём пути к театру главные улицы Гренвича были залиты ярким светом фонарей. — — Артия, ты только глянь! Посмотри на эту серую стену, сверху донизу увешанную афишами старых спектаклей и представлений. Артия взглянула нехотя, только чтобы не обижать своих спутников. Она хорошо помнила этих людей, но сейчас они с каждой минутой казались ей всё более загадочными. И незнакомыми… Она вспомнила, как сегодня днем взобралась на мачту, уселась на перекладине. Ей удалось внушить себе, будто она находится на настоящем корабле в настоящем море. Уолтер с интересом изучал длинную изодранную афишу. — «Великий Зимбальдо, — читал он. — Волшебник, читающий мысли». Знаю я этого Зимбальдо. Отпетый мошенник! Глядите-ка — «Мадам Клора Клюве и ее говорящие курочки»! — Слыхал я кое-что о ней, — фыркнул Дирк. — И об ее курочках… У Эбада был ключ от двери на сцену. Парадный вход в театр оказался заколочен досками. Артия решила, что им предстоит заночевать здесь. Малоприятное местечко… — Сердце кровью обливается, — вздохнул Эйри, — когда видишь, в какое запустение пришел милый старый уголок. Они вошли, Питер зажег фонарь. Дальше путь лежал вверх по узкой винтовой лестнице. В воздухе навеки застывшим дымом висела паутина. — Как в старые добрые времена, — тихо молвил Эйри. В какие еще времена?! Наверно, решила Артия, он однажды видел здесь какой-нибудь спектакль. Театр оказался настоящим лабиринтом. Повсюду тянулись коридоры, все до одного неосвещенные. Тусклый луч фонаря метался по стенам, напоминая Артии безмолвные взрывы. Внезапно вся команда пришла в какое-то лихорадочное возбуждение. Бывшие пираты смеялись, принимали воинственные позы, доставали кортики и делали вид, что атакуют друг друга, шутили, декламировали стихи… Пес, наконец-то утихомирившись, ходил за ними по пятам. Куда подевался попугай, Артия понятия не имела. Почему ее спутники так любят театр?! Эбад сказал: — Мы с Артией пойдем посмотрим сцену. А вы пока загляните вон в ту комнату. — Эбад, — сказала Артия. — Этот театр меня ничуть не интересует. — Артия, пойдем со мной! — Ладно. Если это так серьезно. При свете фонаря Эбада они вдвоем углубились в лабиринт темных коридоров. В театре было холодно, но еще холоднее становилось Артии от дурных предчувствий. Можно ли доверять Эбаду? На крайний случай, подумала она, у меня есть пистолет Джека Кукушки… Эта мысль ей совсем не понравилась. Но если кто-нибудь из них решит стать ее врагом — он об этом горько пожалеет. Чтобы остановить человека, не обязательно его убивать. Сцена распахнулась перед ними, как широкая пещера. Кругом были разбросаны позабытые вещи — декорации, о которых никто не вспомнил или не удосужился забрать: полинялое дерево из раскрашенной фанеры, побитый молью занавес, сломанный табурет, оловянная тарелка. Внизу, где когда-то сверкали огни рампы, тянулся иззубренный частокол разбитых стеклянных чашек без свечей. Откуда она знает о рампе?! Может быть, когда-нибудь давным-давно, в детстве, она бывала на спектакле? Нет, в этом Артия была абсолютно уверена! На это просто не было времени — она всегда ходила по морям с Молли. — Посмотри-ка вон туда. — Эбад поднял фонарь. — С потолка свисали веревки, к ним были привязаны причудливые деревянные конструкции для подъема или переноски тяжестей, ныне превратившиеся в груды переломанных досок, неуклюже торчащих во все стороны. Где-то высоко, среди теней, захлопали крылья, яркие, как цветная бумага. Попугай? Нет, голубь… Артия обернулась к Эбаду. — И что всё это значит? — Артия, ты и правда не понимаешь? Артия ждала, глядя в знакомое, неизвестное, черное как смоль лицо Эбада. (За сценой что-то мелькнуло — снова голубь? Она не могла понять…) — Пойдем, посмотрим гардеробные, — сказал Эбад. — Зачем?! — Ты их еще не видела. — Ну и не увижу. Эбад, я и так посмотрела достаточно. — Нет, девочка моя. Не достаточно. Иди сюда. За мной. Артия похолодела. У нее снова закружилась голова, как тогда, в Ангельской Академии, когда она ударилась головой о перила, и на нее, словно прилив, нахлынуло давным-давно позабытое прошлое. Она поняла, что Еще одна лестница. Еще один коридор. Еще одна дверь. На двери висела афиша, почти нетронутая. — Прочитай, Артия. — Эбад высоко поднял фонарь. Артия послушно принялась читать. То была афиша давнего спектакля, шедшего много лет назад. Она прочитала ее три, четыре раза, но всё никак не могла понять, о чём в ней говорится, не могла уловить смысла рисунка — черно-белой гравюры над заголовком… три палки торчат вверх из продолговатого силуэта, похожего на ломоть сыра… Что это? Может, текст напечатан на языке, которому Молли ее не научила, — на персадском или неддерландском… Артия неплохо знала франкоспанский, кое-что из африканийского… значит, это не на них… Нет, дело не в языках! Эбад молча глядел на нее, не зная, что еще сказать. Разве что напрямик выложить правду… Положение спас Черный Хват. Он неслышно, по-кошачьи, подобрался сзади и заговорил хриплым раскатистым голосом, зачитывая афишу слово за словом — откуда он их извлекал? Из памяти?! — «Для увеселения наших покровителей выступают самые знаменитые актеры Ландонской сцены: миссис Молли Фейт и ее несравненная труппа — пиратская команда знаменитого корабля „Незваный гость“. Сегодня вечером и еще шесть вечеров подряд следите за удивительными приключениями команды „Незваного гостя“, странствующего от Занзибарии до берегов Амер-Рики. Вы не зря потратите свои деньги! Достойным завершением спектакля — Достаточно, Хват, — прошептал Эбад. Но Черный Хват, не останавливаясь, неумолимо читал дальше: — «Вам никогда в жизни не доводилось видеть такого пугающего зрелища — палят пушки, корабли тонут в пучине соленых вод. Будь наше представление еще правдоподобнее, вы бы поверили, что находитесь посреди океана!» — Хват! — «Не упустите уникальной возможности испытать радость побед и трагическое низвержение знаменитой королевы пиратов, которую боялись и любили на просторах всех Семи Морей. Ее звали ПИРАТИКА! Места в партере всего по одному шиллингу. Для моряков — специальные скидки, однако вы должны будете документально подтвердить свою принадлежность к морскому делу». Артия тряхнула головой. Мысли прояснились. — Вы хотите сказать, что кто-то поставил спектакль о Молли, ее корабле и обо всех нас? — холодно спросила она. — Нет, Артия, — ответил Черный Хват. Артия снова вгляделась в плакат. Странный рисунок изображал корабль. Теперь она это видела. Три мачты. Стройный парусник с поджарыми, как у гончей, боками… — Это были мы, — сказал Эбад. — Примерно как эта идиотская затея с рекламой? Понятно. Вы пришли сюда и сыграли спектакль про нашу жизнь на море… — Артия, — медленно проговорил Эбад. — Жизни на море — — — Мы актеры, Артия. — Я помню, — прошептала Артия, и ей показалось, что ее собственный голос прозвучал откуда-то из далекого далека, — помню, как качалась под ногами палуба… — Техника. Я же сказал. Как и деревянные волны. — Деревянные? Нет! Нас окатывало водой… — Девочка моя, время от времени из-за кулис выплескивали ведро воды. — Мачты… я по ним лазала, и вы тоже… — Корабль был выстроен на совесть. — Пушки, — бормотала Артия далеким-предалеким голосом. — Порох… — Порох такой же, что в фейерверках. А для пущего грохота колотили по металлическим листам. — Сражения. Мы умели — Все драки были поставлены и отрепетированы. — Дворцы губернаторов, — продолжала Артия, но теперь уже беззвучно. И Черный Хват не ответил ей. — Всё это было на сцене. Спектакль. Зрительный зал лежал у наших ног. А когда корабль тонул — снова техника — тебя, маленькую девочку, сажали в шлюпку, и ты в одиночку уплывала за кулисы. Публика обливалась слезами. Пираты, думала Артия, не произнося ни слова. Океаны… — Я никогда в жизни не бывал на море, — сказал Черный Хват. — Даже на реке меня наизнанку выворачивает. Эбад положил руку Артии на плечо. Она не сбросила его ладонь — и это показывало, насколько велик ее ужас — сильнее, чем боль, сильнее, чем ярость. — Но наша Молли — она умерла по-настоящему, Артия. В тот последний вечер что-то не заладилось. Пушка, сценическая пушка, наша «Герцогиня» — кто-то насыпал в нее слишком много пороха. Она взорвалась. Тебя отбросило целой и невредимой, но все тяжелые декорации рухнули прямо на нас. Корабль затонул взаправду — провалился сквозь сцену в подвал. — Бедная Молли, — вздохнул Эйри из непроглядной темноты за спиной у Черного Хвата. Только теперь Артия осознала, что вокруг нее собралась вся труппа. Эйри сказал: — Наша Молли никогда не падала духом, была неистощима на выдумки. Она была нам и королевой, и сестрой, и матерью. В этом, Артемизия, память тебя не подвела. Рождество, как водится, покинуло Гренвич сразу после полуночи, под перезвон колоколов на церкви Святого Эдвига. Артия стояла на пристани. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулся зимний лес корабельных мачт, а наверху уплывала куда-то на запад полная желтая луна. Артия смутно припоминала, как протолкалась мимо обступившей ее труппы, по-прежнему холодная как лед, и отыскала выход через незапертую сценическую дверь — отыскала слишком легко, как будто знала дорогу. Всё это ей померещилось. Молли никогда не была пиратом. И Артия не была. Не было корабля, не было его гибели, не было захватывающей жизни, к которой можно вернуться. Ничего этого не было! Артия наподдала ногой камушек. Где-то неподалеку, на настоящем причале, среди фонарей, настоящие моряки хриплыми голосами распевали за работой настоящую матросскую песню. — Но я же помню… Нет, подумала она. Ничего-то ты не помнишь. Драки на шпагах и морские сражения, обеды в роскошных домах, драгоценности, ветер в снастях, резвящиеся дельфины — всё это сплошные трюки, сценическое мастерство… Море понарошку. Но всё же оно казалось — Артия бросила взгляд через плечо, на берег, на сверкающую белизной громаду церкви Святого Эдвига. Пение матросов на реке стихло. Вместо него с улицы позади церкви до нее донесся другой звук, гораздо более грозный. Шум явно приближался. Хрустел под ногами гравий. Ночную тишину прорезал чей-то нечленораздельный вопль. Пьяная компания — а я всего лишь беззащитная актриса. Обыкновенная девчонка, которую учили носить книги на голове и падать в обморок. Никуда не гожусь. Не двигаясь с места, Артия смотрела, как двое мужчин перемахнули через невысокую стену, отделявшую причал от улицы, и разразились хохотом. Они, конечно, заметили Артию и явно решили познакомиться поближе. Люди на вид не бедные, на боках поблескивают шпаги… — Говорят тебе, это мальчишка. — И то верно. Иди сюда, парень, выворачивай карманы. Опять разбойники! Ну для чего им это надо? На бедняков, вроде, не похожи… Но как могла она, Артия, судить об этом?! Ведь сама она никогда никого не грабила — разве что в тот раз, на Ландонской дороге, да и то взяла только камзол и шляпу. И пиратом она никогда не была… — Смотри, мальчишка-то сюда идет. И как только посмел? — Ты же сам ему велел. — Разве? Ну и наглец… Артия помахала им рукой и поклонилась. — Привет, красавчики. — Привет! Привет! — пропели они. В левой руке у Артии был зажат пистолет Джентльмена Джека Кукушки: в следующую секунду его черное дуло было приставлено к носу одного из загулявших разбойников — ноздря к ноздре. — Черт побери! Да парень вооружен! — Верно, разрази меня гром! Движением легким, как вздох, Артия вытащила у первого разбойника из ножен шпагу. Потом она отступила на шаг и, весело улыбаясь, крутанула шпагу в воздухе. — Как вы верно заметили, ребята, выворачивайте карманы. Будьте добры выложить деньги на этот камень. Двое злополучных грабителей, которым выпало несчастье наткнуться на Моллину дочку, икая и поскуливая, сделали, как им было велено. Потом запросились домой. — Но мне нравится ваше общество, господа, — возразила Артия, складывая в карман извлеченные из разбойничьих сюртуков ценности. — О, нам тоже, нам тоже, но прошу вас, нас ждут к ужину. Понимаете, не хочется расстраивать бедную Нэнни… — Боже мой, никакой галантности! Неужели ни одному из вас не хочется потанцевать под луной? Вынимай шпагу, ты, у которого она еще осталась. То, что ты умеешь грабить народ в порту, если тебе позволят, я уже понял. Посмотрим теперь, умеешь ли ты драться. Даже в слабом лунном свете, в бледных отблесках церкви святого Эдвига, Артия увидела, как позеленели щеки высокородных джентльменов. Тем не менее, тот, у которого осталась шпага, всё-таки вытащил ее. Он двигался довольно быстро, но Артия была куда проворнее. Мгновение спустя его оружие, крутясь, полетело в темные воды Темиса, а еще через секунду все пуговицы на его штанах были срезаны, и брюки свалились к щиколоткам. Это был Моллин коронный удар, пусть и отработанный на сцене. Со штанами вокруг щиколоток несчастный джентльмен торопливо заковылял прочь. Второй рухнул на колени, жалобно скуля. — Пропади вы пропадом, сэр. Встаньте. — Не убивайте меня! — Я никого никогда не убиваю. Нет нужды. Я для этого слишком ловок. Дай-ка мне свои ножны. Шпага твоего приятеля досталась рыбкам. Там ей куда больше нравится. Противник не спорил. Пристегнув шпагу себе к поясу, Артия зашагала по берегу, по блестящему, скользкому ото льда гравию, смеясь и напевая себе под нос. Она ни о чём не думала, не встречала больше никаких препятствий — словно сама ночь понимала, что ей нужно. — Ко мне вернулся разум, — напомнила Артия Гренвичской пристани и надежным крутобоким торговым судам с ветвистыми, как рога, мачтами. Вверх по Темису шел прилив, и корабли на якорях слегка покачивались. В небе лукаво усмехалась сочная как апельсин, золотистая луна. Пиратов-актеров в театре уже не было. Собравшись вокруг стоящего на якоре «Пиратского кофе», они запускали в реку кораблики, аккуратно сложенные из вощеной бумаги с напечатанным на ней текстом. У каждого из этих корабликов, в крошечном черепке с маслом, теплился тоненький фитилек. Миниатюрный флот уплывал всё дальше, и язычки пламени трепетали на ветру, словно крылышки бабочек. Желтый пес скакал по берегу, гавкая корабликам вслед. — Древний индский обычай, — пояснил Вускери, не поднимая глаз. — Бумажные кораблики с огоньками. Сейчас, правда, неподходящее время года… но в нужный сезон никак руки не доходят. Говорят, приносят удачу… — Откуда ты знаешь, ты ведь никогда не бывал в Индее? — поинтересовалась Артия. — Это было в одной из пьес Пиратики, — ответил Дирк. — Шикарный был спектакль. Публика аплодировала часами. Боже мой, я этим воском все ногти себе загубил… — Неужто никто из вас никогда не бывал в море? — спросила Артия. Взглянув на нее, они поняли, что она немного успокоилась. Улыбалась, кивая вслед уплывающим вдаль корабликам. Даже погладила Свина… Они вздохнули с облегчением. Снова стали храбро смотреть ей в глаза. Она успокоится, наша Артия… Моллина кровь… Бедняжка, надо быть с ней бережнее… — — Я был, — отозвался Эбад. — Значит, ты ходил по морю? — А как же! Меня привезли в Ангелию из Африкании, когда мне было девять лет, и продали в рабство. Мне предложили на выбор: или отрабатывать проезд, или лежать и гнить в вонючем трюме. Я, понятно, предпочел работать. Лазал по мачтам, вычерпывал воду из трюма, мыл палубу… — В рабство… — пробормотала Артия. — Да, было дело. Потом я стал актером. А теперь рекламирую «Пиратский кофе»… — Эбад протянул ей листок вощеной бумаги. — Что это? — Это тебе. — Хочешь, чтобы я тоже сделала бумажный кораблик, Эбад? — Только не из этого. Мы складывали из кофейных плакатов. Но это — совсем другое дело. Это подарок, на память о прошлом. Эйри склонился к ней и сказал: — Это знаменитая карта Острова Сокровищ. Та самая, за которой охотился Золотой Голиаф на «Враге». Ну, в спектакле… — Но, — уточнила Артия, — на самом деле сокровищ не существует, правда? — Это всего лишь реквизит. Часть спектакля. Дорог нам как память, больше ничего… Они вложили свернутую карту ей в руки. Разворачивая карту, Артия заметила, что остальные актеры отступили в сторону и пристально смотрят вслед своим светящимся корабликам. Только Эбад и Эйри остались рядом, стояли и не сводили с нее глаз, Артия посмотрела на бутафорскую карту. Размашистая линия очерчивала остров в темно-синем море. Вокруг скачут дельфины. В уголке — корабль, точь-в-точь такой же, как на афише в театре, корабль, который она не узнала, потому что он был ненастоящим. Вдоль края острова тянулось хитросплетение букв. Какой-то секретный шифр? Они не имели никакого смысла: OOP, TTU, F… A… B… M и H… Как же здесь холодно! Вощеную бумагу тронула изморозь. Но нижний край карты заканчивался не так, как положено. Вдоль него тянулась черная, словно обугленная полоса. — Нижняя часть карты… и острова… обгорела, — сказала Артия. Но Эбада и Эйри уже не было рядом: они присоединились к остальным: стояли и смотрели на уплывающие вдаль кораблики. Над ее головой кружилась птица. Голубь? Чайка? Попугай… — Восемь кораллов! — закричал Планкветт. — Попка хочет дублон. Попка хочет луидор. Артия протянула руку. — Сюда, Планкветт. Попугай ловко спикировал вниз и вцепился когтями в манжету краденого камзола Артии. Потревоженный его крыльями воздух потрескивал от мороза, будто огонь костра. — При взрыве, — сказала Артия попугаю. — Карта обгорела при взрыве, да? Ты и я. Я и ты… Попугай вытянул шею, клюнул блестящую рукоять шпаги, которой, похоже, никто больше не заметил, и подмигнул Артии круглым, как у ящерицы, глазом. |
||
|