"Женщина-Демон" - читать интересную книгу автора (Ли Танит)

Танит Ли Женщина-Демон


Она ждала в высокой башне.

День заканчивался. Начинался другой. Она ждала.

Башня была белой, внизу, далеко-далеко, открывалось пространство меловых дюн и виднелось серое море.

Ее мир был серый, белый, в полутонах, сверкающий, без очертаний. Мир бестелесный и мир абстрактный. И она сама была белой, ее пенное платье, ее ноги, тонкие руки — все белое, как известковые холмы, разбегавшиеся по сторонам от моря. Но ее длинные волосы были красными, кроваво-красными, пурпурными, как извержение магмы из белого мрамора ее кожи. Она не смотрела на свои волосы; неосознанно она боялась их, хотя каждое утро и переплетала их в тугие косы.

Она ждала, и не так важно, почему она ждала, кого или зачем.

Она не думала о будущем, не вспоминала о прошлом. У нее не было памяти, или это только так казалось. Она наблюдала за чайками, что кружили в воздушных потоках, издавая пронзительные крики. Каждый день, в положенное время, она выходила из башни и возвращалась туда в другое положенное время, как заведенные часы.


Шло время, но время не имело для нее смысла. Это могло быть завтра или вчера, когда она увидела его.

Он приехал на побережье на рассвете верхом на золотистом коне, мужчина в золотых одеждах. Грива коня как зрелая пшеница, пурпурные поводья с золотыми колокольчиками. Он ослепил ее своим блеском. — Это был рыцарь в доспехах.

Она почувствовала оживление, когда выглянула вниз с высоты белой башни. — Этого ли человека она ждала? — Он казался крошечным, пылающим термитом, въехавшим в арку. И проснулось эхо, потом его шаги заговорили по ступеням. Она представила, что он рассматривает некоторые вещи, он подходил к ней все ближе. Она обернулась к двери, в какую он сейчас войдет. Ее сердце билось. Бездумно она подняла руки и распустила волосы…

Он стоял в дверях, разглядывая ее. Ей захотелось, чтобы он улыбнулся, тогда как взгляд его был дерзким.

— Где Голбрант? — спросил он.

Она поднесла ладонь к губам и покачала головой.

— Он, который был здесь. Прошло уже тридцать дней, как он уехал верхом в Креннок-дол. Он, у которого за плечами мир и шрам крест-накрест на лбу…

Она продолжала качать головой, а ее сердце бешено билось.

— Голбрант, — повторил он. — Мой брат по клятве, не по крови. Это ему Сестры сказали: «Берегись белой женщины, ждущей смерть на берегу моря».

Он подошел к ней, схватил ее за волосы и намотал их на свою руку, пока боль не наполнила ее череп.

— Где Голбрант? — прошипел он.

Вот как это было для нее: Его глаза показались ей лешими садами. Ей захотелось вытянуть из них аллеи янтарной прохлады и желтые стрелы солнца, она желала воплощения мечты, стремлений, увиденных в глазах, чтобы заполнить мрак и пустоту волей их света. Она была голодна и мучима жаждой его отраженной жизни, как рыба алчет воды, крылья птицы — воздуха. Ее глаза вдыхали и пили, как звери пьют из омута. Она тянула руки к его шее, к тяжелым доспехам, льнула к нему. Он осыпал ее проклятиями, пытаясь освободиться от ее руки и глаз, но не мог. Это было родом приятной смерти в объятиях, в пристальном взгляде. Она топила его в своих глазах и своем теле. Он плыл по течению ее плоти, поток уносил его прочь, и он затерялся в блаженстве, которое она давала ему. Ни одна женщина ни до, ни после этого не могла сравниться с ее сладострастием, предназначенным только для него. Это было потрясение, вмещающее в себя океаны и первоисточники; он силился достигнуть верховья и громко кричал, чтобы прикоснуться к нему.

Вскоре его тело сияло. Он тонко посмотрел на бледное существо, извивавшееся внизу него, и понял, что жизнь его на исходе.

Усилием воли он отстранился, чтобы уберечься от страшного алчущего блеска глаз.

— Итак, то, что говорят о тебе, это правда, белая женщина — пробормотал он в ледяном гневе. — Ты поглощаешь знания и разум взглядом и чревом. Да, я почувствовал, как они покидали меня: еще немного, и я стал бы пустым, как кость, попавшая в зубы волка. Ты также поступила с Голбрантом?

Мрачный, тусклый, погаснувший его взгляд блуждал. Она лежала на полу. Она не понимала. В темном уголке ее сознания теплилась память, слабая как сновиденье, о темноволосом мужчине на гнедом коне, с лирой за плечами, девичьим лицом и неровным крестом над глазами. Она припоминала, что также ждала его, потом он пришел, минуя долгие комнаты, поднимаясь по лестнице башни. Но он не успел уклониться и его свет и разум перешли к ней. Она посмотрела на мужчину, которым едва не овладела. Не было ни шока, ни паники, ни отвращения.

— Он умер. — Ее единственные слова.

Золотоволосый рыцарь обнажил меч, замахнулся, чтобы снести с плеч ненавистную голову, но не в обычаях воинов Креннок-дола было поднимать руку на женщину, каким бы сильным не являлся их гнев. Он остановился, и спустя мгновение, вложил меч в ножны.

— Живи, вампир, — сказал он. — Но никогда впредь не имей дела с мужчинами и не лишай их разума, иначе быть твоей голове на колу…

Для нее это не имело смысла; она была не совсем, не вполне человеком, людские законы и ценности находились для нее по ту сторону мира. Она молча смотрела на него, она уже любила его, потому что он сумел вырваться и больше не нуждался в ней.

Он переходил из комнаты в комнату, разыскивая своего брата Голбранта, но Голбрант упал в море с высокой башни. Волны подхватили тело, как болотные склизкие псы, чайки и хищные рыбы терзали его так, что кроме золотой лиры, теперь зеленой в морской воде, ничего не осталось от него.

Пока воин искал, женщина неотступно следовала за ним. Она не могла сказать, куда делся Голбрант, потому как не могла вспомнить. Она смотрела ему в спину, заглядывала в лицо, когда он оборачивался. Ее любовь была всепоглощающей.

Но он оттолкнул ее и сбежал вниз по ступеням башни. Во дворе оседлал коня и уехал вдоль известковых дюн по морской дороге.

Три дня она бродила по башне. Она не прибирала своих длинных, дивных волос. Она не выходила по утрам на белесое взморье. Она перестала ждать. Голбрант и другие, которые затонули, словно корабли, в ее смертельных объятиях, потеряли волю и разум в ее чреве, в ее глазах, остались забытыми, а его, гневного воина на золотогривом коне, с узкими глазами, с льняными волосами, с ненавистным его уходом, она помнила.

На четвертый день, спустившись по лестнице, она вышла из башни и двинулась по приморской дороге вслед за ним. Раньше не было желаний даже выйти на свет, теперь появилась чужда.

Ветер разогнал серые тучи, солнце и ее развевающиеся волосы были двумя яркими пятнами пурпура в той бесцветной земле, которую она оставляла.

Несколько дней пути изменили краски местности. Взамен белого пришли черные. По темному небу катили грозовые тучи. Ее ноги покраснели, острые края камней впивались в них, подобно змеям. Она была одной из тех, кто не нуждается в отдыхе и потому шла, не останавливаясь день и ночь. Она держалась следов, оставленных копытами коня; иногда они пропадали. То тут, то там она находила клочья его плаща, вырванные, должно быть, кустами ежевики, или подходила к остывшей золе костровища, погружала в нее пальцы и пробовала пепел кончиком языка.

Над головой светила луна, казавшаяся почти прозрачной. У воды, над голубоватым костром хлопотала старая ведьма, помешивая варево в закопченном котле смерти. Она куталась во что-то черное, отчего были видны лишь точечки глаз и тощие костлявые руки. Заметив белую женщину, она закричала:

— В Креннок-дол ведет эта дорога!

Затем колдунья бросила свое варево, поднялась к ней на берег и ткнула руку в воду.

— Нет пути для тебя на ту сторону. Мост разрушен. Он знал, что ты пойдешь за ним. Он испуган. Я дала ему амулет, который не принесет добра. Взгляни на себя, алчущую! Это ли есть твоя любовь?! Разве не ты лишила жизни его сводного брата Голбранта? — Старуха мрачно хихикнула.

Но белая женщина брела вдоль берега, отыскивая место для переправы. И оно там было, видное всякому, только не ей. Колдунья побежала за ней, подпрыгивая как горный козел, и черные рожки на ее голове недвусмысленно указывали на ее происхождение. Колдунья коснулась плеча белой женщины.

— Ты хотя бы знаешь его имя? Коли не боишься, ступай в воду, река вынесет. Долгие поиски у тебя впереди, но когда найдешь его, он будет твоим. Только помни о цене, которую он заплатит за это. Он лишится разума, хотя что тебе до того — ты ведь убережешь его от высоких скал и погибели. Словно младенец и мужчина в одном человеке, и так всегда, на веки вечные.

Она слушала. На краю обрыва колдунья прошептала:

— Если выпустишь его, станешь прахом. Помни! — и толкнула ее вниз к воде. Белая женщина не чувствовала страха. Волосы и платье держали ее на поверхности воды. Река несла всю ночь под голубым куполом звезд, река влекла ее между холмами серебряной нитью, а ближе к рассвету выбросила на берег.


Наутро шесть или семь рыбаков ее нашли. Они решили, что она самоубийца, и истово крестились, пока один из них бегал за священником; затем она очнулась и кинулась прочь от них…

Земли Креннока — это земли живого оазиса между мертвыми пустошами севера, юга, запада и востока. На вершине зеленого холма стоит дом короля. Двести мраморных колонн поддерживают кровлю в огромной королевской зале. Повсюду журчат фонтаны. Деревья ломятся от круглых плодов, зреющих под желтым небом. Это место называют Креннок-долом. В больших бронзовых воротах висит колокол величиной с доброго воина, а его язык размером с девочку лет десяти.

Она не собиралась звонить в колокол, для этого был нужен высокий мужчина на рослом коне. Она стала бить руками и ногами по бронзовой обшивке двери.

В королевстве существовал закон, согласно какому, путника, пришедшего в поисках милости, справедливости или с какой иной просьбой, король, по крайней мере, выслушивал его. Поэтому вышедший на стук привратник впустил ее, и был удивлен мокрыми волосами и платьем, оставляющим за собой след черных речных водорослей.

Она поднялась по широкой лестнице в зал с колоннами. Король и его воины недавно вернувшись с заутрени, закусывали и выпивали. Сам король восседал в высоком золоченом кресле, как сидел здесь и три дня назад, когда в зал вошел воин, примчавшийся со стороны моря. Король поднялся тогда, чтобы приветствовать его — он любил этого воина несколько больше остальных, хотя, возможно, теперь предпочел бы увидеть Голбранта вместо Алондора, кто стоял перед ним, и которого женщины за глаза называли Золотым.

Алондор отстранился от владыки.

— На мне лежит проклятие, — сказал он. — Не дай Бог, я передам его вам, как заразу.

Он рассказал королю о гибели Голбранта. Он напомнил о Сестрах, пяти темных ворожеях, за пять месяцев до гибели Голбранта явились в Креннок-дол поведать пророчество о смерти пяти войнов. Когда он говорил о женщине в башне и о том, что с ней сделал, его лицо заливала краска стыда. Позже он исповедался у священника. Священник долго молился за Алондора.


… Она за ним. Шла безжалостная зима, со своим холодным белым желанием. Окажись Алондор снова в ее объятиях, у него не достало бы сил бежать. Побежденная, она заманит его в ловушку, лишит разума и жизни: такова мрачная магия сексуального вампиризма, древнейшего и наиболее ужасного из всех проявлений демонов в мире.

За день до ее прихода Алондор поспешно скрылся из Креннок-дола.

Она стояла в королевском зале, и искала его глазами, а ее сердце неистово билось. Она увидела, что его нет. Затем, забыв о боли, помятуя только о нем, она повернулась, чтобы выйти из королевского дома той же дорогой, что и вошла.

Король и трое подоспевших воинов встали у нее на пути. Они подняли мечи, чтобы свершилось возмездие, но снова старый позор сковал их руки. — Они никогда не убивали женщины. — Она молча прошла мимо воинов и короля.

— Идите за ней! — воскликнул король. — Сделайте то, что должен был сделать Алондор. Помните, она не женщина!

Воины выбежали за ней из залы. На лестнице один из них. заглянул ей в лицо и отпрянул в ужасе; ничего не смог сделать. Другой — настиг ее на нижних ступенях, обошел, замахнулся мечом, но в последнее мгновенье она показалась ему жалкой бедной умалишенной.

«Здесь какая-то ошибка!» — вскрикнул воин и пропустил женщину.

Третий кинулся к лошади и помчался за женщиной. Воину показалось, что он на охоте; он слышал призывный лай собак и видел мелькание белой лани, скачущей вниз с зеленого холма. Подъехав достаточно близко, воин поднял ее на коня и, держа одной рукой безвольное тело, повернул поводья к лесу. Там он опустил ее на землю и бросился поверх нее, сраженный внезапным исступлением похоти. Мечом, которым воин боролся с жертвой, был пенис, и вскоре она выскользнула из-под него, а днем позже королевские слуги нашли бесноватого сумасшедшего, зовущего охотничьих псов между деревьями…


Она шла около года. Весь год Алондор бежал впереди нее. Он стал наемником, продающим свое боевое искусство королям, чьи войны казались ему справедливыми. Но он никогда не оставался долго на одном месте. Его преследовали сны, полные страха и вожделения, и в них был его брат Голбрант.

Сменялись времена года. Алые листья застревали в ее волосах, падали под ее покрытые рубцами, натруженные ноги, осыпали поля сражений, по которым он проезжал. Выпал и сошел снег, кончился период дождей и промозглых туманов. За землю Креннока, в серой безжизненной пустыне, с чахлыми ползущими деревцами — он бежал; она догоняла, ведомая чутьем и желанием, видя и слыша только его.

В бесплодных равнинах севера он достиг, наконец, владений отшельника короля, чье жилище было темным и мрачным, как скалы вокруг него. Он постучался в ворота, ослабший от ран, полученных в сражениях. Он по-прежнему имел ту же внешность, мужчины, на которого смотрят, но в его золотых волосах уже заблистали серебристые локоны, а взгляд обратился в глубину его души, как у слепого или человека, одержимого бесами. Таким было наказание за тот ненанесенный им в башне удар.

В зале, где плясали тени от факелов, Алондор разговаривал с хозяином замка, когда появился звенящий шум и вошел в его голову. Краем глаза воин увидел бледную тень, открывавшую двери. Узкое белое лицо на беленых плечах и кроваво-красная пелена, обрамлявшая шею. Он решил, что она нашла его. С ним случилось нечто вроде обморока, который есть последний приют перед смертью.

Но в дверях была не та женщина, о ком он думал. То заглядывала дочь хозяина Сандра, накинувшая поверх головы пурпурную шаль. Она была хороша, как икона. Кожа мраморно-белая, а алые губы и темные волосы, как у Голбранта, когда он с лирой за спиной возвращался в Креннок-дол. Сандра, и в правду, могла оказаться сестрою Голбранта, ибо имела с ним поразительное сходство, хотя ничего и не знала о воинах с поросших зеленью холмов. Она практиковала свой собственный способ ожидания. И когда Сандра увидела Алондора с кошмарами в глазах, она тоже почувствовала возбуждение. Если бы он надумал в то время завоевать ее любовь, он не нашел бы ничего лучшего, как рухнуть подкошенным в нескольких ярдах от ее ног.

Она взяла на себя роль заботиться о нем, и до самого конца не находила свой труд утомительным. Открыв глаза и увидев ее, он ощутил, как жизнь возвращается к нему новой ненаписанной страницей.

Любовь между ними росла также быстро, как растет ребенок.

Наступила весна, и одна из ночей застала их вместе в его спальне. Сандра принесла с собой свежесть, но Алондор уже знал блаженство демонов, и его умиляло то, что с Сандрой наслаждение не казалось столь нестерпимым…

Ближе к рассвету Алондор поцеловал Сандру и сказал:

— Завтра, Шани, я покину тебя, я должен уйти отсюда.

Ее глаза наполнились слезами.

— Нет, — с грустью улыбнулся он, — не поэтому. На мне проклятие. За мной гонятся. Если я останусь…

— Тогда я пойду с тобой.

— Нет! — Что за дар любви от меня твоей сладости, Сандра, если я обреку тебя странствовать бездомной моими путями? — Лицо Алондора побледнело и он с трудом выдавил из себя. — Я пойду…

Да, Сандра была нежной, но это нисколько не мешало ей быть сильной, как и всякой девочке из северных земель. Она схватила Алондора за руку и потребовала от него всей правды, настаивая снова и снова, пока он не отторг ее и не рассказал всего…

— Пусть она приходит, — прошептала Сандра. Ее глаза загорелись.

Он слишком устал. Год отнял у него все силы. Он остался, ибо женская защита показалась ему надежней, чем любой меч или щит в далеком мире.


Шли дни. Зиму сменила весна. Птицы вили гнезда на уступах скал и кровлях жилищ. Алондор поступил на службу к хозяину. Он сражался за него и вернулся с головами убитых. Пир в его честь затянулся до ночи, но несмотря на вино и мясо, он чувствовал в себе усиливавшийся озноб.

Алондор ходил из угла в угол запертой комнаты. Сандра спала. Луна цвета пожелтевшей кости явилась поздно. Он смотрел вдоль мощеной дороги и видел нечто белое, стоявшее там, с развевающимися за спиной пурпурными волосами, с длинными тонкими руками. Она не изменила одежду; ее белое платье висело на ней клочьями савана, ноги были покрыты рубцами. Ее лицо было обращено вверх в звериной тоске; ее глаза, как омут, отражали один его образ. Ее любовь оставалась всепоглощающей. Она съела бы его, если бы смогла.

Алондор преклонил колени и начал шептать молитву, но вместо слов ему на ум шел только образ белой женщины.

Она перешла дорогу. Алондор видел, как женщина ступает в ворота подобно белому дыму. Он слышал ее шаги по ступеням.

Отворилась дверь…

Сандра проснулась и села на постели. Она посмотрела на Алондора застывшего в молитве; слова к богу все тише и тише слетали с его губ.

Сандра ощутила ужас. — Та была здесь.

В это мгновенье он поднялся на ноги. Молитва разом иссякла. Перед ней был человек, лишившийся всего — за исключением той единственной вещи, которая звала и притягивала его. Будто робот Алондор повернулся, пересек комнату и вышел. Он шел бодро. Алчущий и заколдованный чарами белой женщины, Алондор бездумно шел к ней, ждущей его внизу лестницы.

Когда он шагнул на ступени, Сандра вскочила с постели. Если Алондор выглядел загоревшимся и оживленным, то она казалась его смертью. Сандра, схватила меч, оставленный им, и пошла, дрожа, крадучись, как кошка вслед за ним.

Она, женщина из высокой башни на морском берегу, была в доме. Она ждала в коридоре, чувствуя, что сейчас он, наконец, придет к ней. Ее сердце колотилось. Она подняла руки, чтобы распустить волосы, но найдя их свободными, опустила руки. Ей казалось, что она в башне, хотя это не имело значения для нее. Ей чудилось, что она слышит гул моря, несущего волны на взморье; возможно, это была пульсация ее собственной крови, страсть тела, выплеснувшаяся наружу. Вскрикнула чайка, но еще оставалась ступенька под его ногой. Он повернул за угол и открылся для нее. Тепло и радость наполнили ее, как пустой сосуд, которым она была. Она протянула руки, и он вновь пожелал войти в нее. Он забыл.

Но Сандра уже стояла позади него, держа в руках меч. Она также обладала знанием древнейших способов безотказной магии. И в тот миг, когда Алондор шагнул навстречу своей смерти, Сандра встала между ними. Она подняла тяжелый меч и взмахнула им, словно он был сухим стеблем травы. Она ничего не знала о воинах Креннок-дола, о рыцарстве мужчин, не причинявших зла существу, имеющему грудь и лоно, существу, которое они называли женщиной. За все, что она считала для себя дорогим и священным, она нанесла лишь страстный удар. То, что почувствовала женщина с берега моря, было долгой бесцветной болью, затем долгой пурпурной. Ее голова упала с плеч, но ее агония длилась многие века. По пришествии этой вечности она легла оглушенная, бессловесная, ослепленная, расчлененная… Она узнала, что значит быть сонмом разрозненных частиц, и в то же время оставаться целой.

Сандра в страхе отступила за спину Алондора, и он поддержал ее, пробуждаясь после транса В эту минуту она превратилась Голбрантом, его клятвенным братом, который поднялся живым со дна моря, темноволосый, с золотой лирой за плечами, и нанес свой знаменитый удар, какой и не подумал применить в башне. Таким образом, Сандра окончательно завоевала его любовь.

Они держались вместе, а белая женщина чувствовала себя в стороне лепестками раскрывшейся розы. Она просыпалась на их лица, словно белая пудра. Она стала прахом, как обещал ей сам сатана в облике ведьмы в голубом лунном свете.

Пыль кружилась. Крупицы рассеивались на частицы, миллионы становились миллионами миллионов. Вскоре она уже была невидимой для глаз.

Однако, она сознавала. В каждой клеточке, в каждом ничтожном атоме ее голод продолжался и упорствовал.

Теперь она была рассыпана в пространстве, бесконечное множество мест притягивало и отбрасывало ее. Она оказалась во всем, ее голод повсюду.

Много позже Алондор и Сандра станут прахом, но они не развеются как она по миру. У нее нет имени. Она в каждом движении, сновидении, мысли. Она все и ничто. Она по-прежнему ждет и будет ждать вечность на каждой пяди земли.

Незнакомцы приходят, поднимаются и спускаются невредимые по ступеням белой башни. Чайки строят гнезда в развалинах. В один из дней каждый камень обрушится мелкими камешками на всем протяжении известковых дюн. Однажды также рухнут скалы. После них, земля. Море отступит и истощится, небо упадет, а звезды исчезнут. И в этом окончательном или промежуточном мраке она останется. По-прежнему ожидая.

Жаль ее.