"Музыка ночи" - читать интересную книгу автора (Джойс Лидия)

Глава 6

Когда он грубо схватил ее за руку и властно толкнул на софу, она подчинилась.

Внутри у него кипело безысходное отчаяние. Даже зная, кто она, Себастьян не хотел этого делать, но по совершенно другим причинам, которые не собирался исследовать. Если он был неподкупным орудием возмездия, его чувства не должны иметь с этим ничего общего, но Себастьян смотрел на смутную тень женщины, беспомощно лежащей перед ним, и думал, что он действует настолько же из мести за Аделу, насколько и ради себя.

– Почему вы пришли сюда? – уже второй раз за ночь спросил он. – Скажите мне правду.

Сара молчала, и он подумал, что она ему не ответит.

– Потому что вы пригласили меня, – наконец тихо сказала она. – Потому что вы, эта ночь и все это – нечто вроде грез о красоте. А в моей жизни мало красивого.

Слишком горькие слова. Он невольно отпрянул, затем поднялся с софы и быстро сбросил остатки своей одежды, пока сумбур противоречивых чувств не лишил его самообладания.

Себастьян заставил себя вспомнить ее лицо. Она не красива. Если даже не считать едва различимые шрамы, она слишком бледна, слишком незначительна и бесцветна. Так он говорил себе, но слова боролись с его желанием. Даже прикрытая сорочкой, она все равно возбуждала его, а он не хотел уступать вожделению, которое заставляло его позабыть все, ради чего он пригласил ее сюда. Но, когда она шевельнулась, протянув к нему руку с немым вопросом и мольбой, вожделение победило.

Он приподнял ее лишь настолько, чтобы освободить от сорочки, затем опустился на колени и припал к ее рту. Она готова была принять его. Он чувствовал это по дрожи ее тела, по тому, как она подняла бедра ему навстречу. Восставшая плоть жаждала ее тепла, и он подчинился, упершись сначала в холмик мягких завитков, потом скользнул во влажную расщелину складок, которая направила его внутрь.

Себастьян с трудом удержался, чтобы сразу не протаранить ее. Вместо этого он медленно опустился на нее, однако почти тотчас же встретил сопротивление и пробормотал ругательство. Она не шевельнулась, не издала ни звука, хотя была горячей, как печь, и скользкой от желания… Так что было неправильно? Он попытался сделать новый толчок, чтобы проникнуть чуть глубже, но она не пустила его дальше.

Однако ее руки притягивали его к ней, даже когда ее тело сопротивлялось. Он короткими осторожными толчками продвигался вперед, пока не вошел наполовину, закусив губы от желания резким ударом подчинить себе это неподатливое тело. Наконец ее внутренние мышцы, напрягшиеся в защите от него, уступили, сжав его в медленном жарком объятии.

Он задохнулся от нахлынувшего ощущения и посмотрел на ее лицо, белевшее в темноте, с огромными чашами темных глаз, почувствовав, как они вбирают его душу. Он должен покончить с этим немедленно, пока совсем не забыл, почему он привез ее сюда.

Он сделал толчок, потом снова и снова, удары стали равномерными, однако ни поцеловать ее, ни прикоснуться к ней он не посмел. Она сама притянула его к себе, и он потерял всякое самообладание.

Женщина не издала ни звука, единственным ответом были ее пальцы, вцепившиеся ему в волосы. Эта немая страсть должна была оттолкнуть его, но лишь еще сильнее распалила. Она пыталась отгородиться от него немотой и неподвижностью, пыталась держать его за ними, однако Себастьян знал, что это уже не подействует. Он хотел, он должен был преодолеть ее противостояние.

Он усилил осаду, используя губы, язык, зубы, руки, все, чему научился за годы разврата. Ее тело напряглось, дыхание участилось, но она по-прежнему не двигалась. Себастьян в расстройстве ущипнул пальцами сосок, и она вдруг простонала. Руки притянули его голову к ее рту, ее тело качалось в такт с ним, она издавала подавленные, невнятные звуки, походившие больше на грусть и боль, чем на удовольствие. Потом она выгнулась с рыдающим криком, ее внутренние мышцы сжали его плоть, и он кончил без всякого предупреждения и самоконтроля.

Его опалил жар. Исходящий от нее, пылавший у него внутри, сделавший его слепым и глухим ко всему, кроме этого огня и невнятных звуков женщины под ним.

Постепенно ощущения шли на убыль, возвращалось здравомыслие. Когда он встал с софы, холодный воздух быстро охладил жар его страсти.

«Помни, кто она, – сказал он себе. – Помни, что она сделала».

Сара просто лежала, неподвижная, как труп, бледная, как спящая красавица. Глаза были не видны под тенью бровей, но Себастьян чувствовал, как они следят за ним, словно владеют некоей частью его. Он вдруг отвернулся и, найдя белое пятно своей рубашки, надел ее.

– Что было не так? – спросил он, желая, чтобы Сара отвергла свое удовольствие, разрушила хрупкое ощущение связи.

– Ничего, – спокойно произнесла она. Стиснув зубы, он застегнул рубашку. Что не так с ним? Он хотел ее больше прежнего и был почти встревожен, что она хочет его.

– Я в этом сомневаюсь.

– Почему вы не хотите мне верить? – Тихие слова не содержали упрека, но они подействовали на него больше, чем любой крик. – Я знаю, что вы не можете сомневаться. После этого.

– Откуда вы можете знать? – Он слишком поздно осознал, что его слова равносильны признанию, к тому же совершенно ребяческому.

Повернувшись спиной, Мавр надел брюки, пока Сара переживала бурю эмоций. Все было по-другому, так необычно, так замечательно… Она не знала, что именно чувствует и почему, явным было только облегчение, настолько сильное, что ей хотелось плакать.

Ее душа была полна странным умиротворением. Каждая из прежних встреч оставляла у нее ощущение вины, страха или ужаса, что она не настолько женщина, чтобы быть даже обыкновенной проституткой. Теперь, когда Сара не думала о своей неполноценности, у нее сложилось впечатление, что именно партнер пристыжен, испытывая те же самые чувства.

– Почему вы решили соблазнить меня?

– А вы сожалеете об этом? – ответил Мавр вопросом на вопрос, слишком быстро и напряженно.

– Разве я выгляжу сожалеющей? – Она засмеялась, поняв, как нелеп этот вопрос в темноте, и поправилась: – Разве в моем голосе звучит сожаление?

– Нет.

– Значит, у меня правдивый голос. Я не сожалею. Он стоял на фоне окна, его силуэт возвышался над ней, и все же Сара чувствовала себя могущественной, словно держала в своих руках часть его и он боялся ее вырвать, опасаясь, как бы она это не разбила.

– Вы пытаетесь сменить тему. Почему я?

– Когда я впервые увидел вас…

– Не лгите мне, – прервала Сара, чувствуя фальшь в его пылких словах. Все ее подозрения ожили вновь. – Я не красавица, чтобы вселить в мужчину страсть. Если бы вы могли увидеть меня, то я не была бы сейчас здесь.

– Уверяю вас…

– Это все, чего вы хотели от меня? – Он промолчал. – Если вы не отвечаете, тогда я сама постараюсь угадать. Наиболее вероятное предположение – это доступ к леди Анне. Вы послали ей цветы ночью, когда пригласили меня на маскарад, и на следующий день передали ей письмо. Я лишь предлог, чтобы добиться ее прекрасного общества и богатого приданого? – И даже несмотря на это, она думала, что его страсть к ней была настоящей.

– Сара, – твердо произнес Мавр, садясь рядом на софу. – Обещаю вам, завтра ночью вы узнаете всю правду.

Наконец-то. Она принудила себя забыть приятное облегчение.

– Почему завтра? В чем дело? Почему вы опять собираетесь увидеться со мной? Если вы действительно хотели меня… вы уже получили желаемое, и нет причин встречаться снова. А если вы хотите чего-то еще, не разумнее ли сказать мне об этом сейчас, пока я наиболее склонна думать о вас доброжелательно?

Мавр поднялся с софы.

– Если это доброжелательность, то я боюсь увидеть вашу недоброжелательность. – Он смотрел на нее сверху вниз, и, даже не видя его глаз, она чувствовала тяжесть его взгляда. – Почему вы расспрашиваете меня? Это же вы хотите спрятаться за масками и темнотой. Зачем вы теперь разрушаете тайну?

– Не знаю, – тихо сказала она. – Я стараюсь притворяться, но я не могу забыть, что иллюзия – это не реальность. Все это ужасно запутанно. Ночь для меня – просто иллюзия, а она все время оказывается только сном, и я хочу ее разрушить.

– Почему бы просто не жить в данную минуту?

– Потому что минута – ложь. Я не могу верить, я не хочу верить… – Она умолкла, осознав, что начала повышать голос. – Мне хочется украсть нечто приятное для воспоминаний. Но я не желаю обманывать себя.

– А вы когда-нибудь обманывались? – уже с любопытством спросил он, поскольку они сменили опасную для него тему.

– В этом отношении? – Сара махнула рукой, подразумевая все, что между ними произошло. – Нет, конечно. Такого рода обстоятельство само по себе обманчиво, чтобы вселять какие-то надежды. Мечты вселяет отчаявшимся людям благополучие.

Он вдруг опять сел рядом, не касаясь ее, но все же близко, так что она могла чувствовать жар его тела него взгляд, мягкий, как ласка. Она подавила дрожь.

– Возможно, отчаявшийся сам внушает себе мечты, – пробормотал он.

Сара покачала головой.

– Вам не требуются мечты, чтобы наполнить свой желудок, если у вас есть деньги, чтобы исполнить более приятные желания.

– Мечтают не только о еде. Не говорите мне, что вы приехали сюда потому, что ваш работодатель вас не кормил.

Вспомнив о леди Меррил, она почувствовала угрызения совести и заставила себя вернуться к первоначальной теме разговора.

– Счастлива я или несчастна, у меня есть долг перед моим работодателем, сэр. И если вы намерены причинить зло леди Анне… Я должна знать.

– Долг! – фыркнул он, и внезапно ощущение близости и зарождающегося взаимопонимания между ними – все умерло. – Ваш работодатель вообще не знает, что такое долг.

– Как вы можете…

– У нас есть еще немного времени, – холодно прервал он. – А потом возвращайтесь исполнять свой долг.

Он притянул ее к себе и поцелуем заставил умолкнуть. Его рот был жадным, требовательным, и она с такой же яростью отвечала ему. Он вдруг отпустил ее.

– Я не могу этого сделать!

Затем Сара обнаружила, что опять лежит на софе, но теперь ничком, ее щека прижимается к заплесневелой подушке, а он стоит позади. Она поняла его намерения. Она могла встать. Ничто здесь ее не удерживало, ни деньги, ни слова, ни его руки, хотя она знала, что скоро они это сделают. Мавр просто дает ей возможность и, если она ею не воспользуется, он уже больше не предложит.

Она не хотела уходить и вздрогнула от неожиданного удовольствия, когда он положил ее ногу себе на колено, слегка оттолкнув ее в сторону. Затем она почувствовала его тяжесть на софе.

– Дайте мне ваши руки, – сказал он.

Ни «милой Сары», ничего другого, лишь полное отсутствие эмоций в голосе, но за его внешним равнодушием ощущалось нечто большее.

– Вот, пожалуйста.

Вытащив из-под живота руки, она вытянула их над собой, и теперь ее предплечья опирались только на подлокотник софы. Мавр опять выругался, схватил ее запястья и, склонившись над ней, придавил их всем своим весом к подушкам. Она задохнулась, когда твердая плоть нашла горячую расщелину, открытую поднятой сорочкой. Чувствуя знакомую пустоту, требующую заполнения, Сара подняла бедра, и он скользнул вдоль нежной складки вниз, пока не замер у входа.

Несколько секунд оба не двигались, слышалось только их смешанное возбужденное дыхание.

– Вы не можете… скрыться от этого! – наконец выговорила Сара.

Она не знала, откуда пришли эти слова, но их правота, должно быть, колокольным звоном отозвалась в нем, и Мавр ринулся вперед.

Сделал толчок, еще один, еще, медленно, осторожно, и Сара проглотила звуки, рвущиеся из горла. Каждое движение было удивительным, давление будоражило нервы, которые не затронула их первая страсть. Она забыла о времени, забыла о себе, однако не могла забыть о нем. Он был везде, у нее внутри, на ней, вокруг нее. Она хотела прикоснуться к нему и попыталась освободить руки. Он ей не позволил. Ритм ускорился, ведя ее вместе с ним, разочарование мешалось с нарастающим удовольствием, пока внезапная обжигающая волна не прокатилась по ее телу.

– Хватит! – едва выговорила Сара. – Остановитесь!

Но если он и слышал, то не обратил внимания, безжалостно погружаясь в нее, уводя ее даже за пределы возможного, где не было ни звука, ни вздоха, ни мысли, только пожирающий огонь и наслаждение, туда, где подобные слова ничего не значили.

Сара медленно приходила в себя. Когда Мавр наконец отпустил ее, она перевернулась и села.

Ей даже не требовалось видеть лицо Мавра, она чувствовала его напряженность и, до того как он успел заговорить, выпалила свои вопросы:

– Почему вы приехали в Венецию? Откуда вы? Чего здесь добиваетесь? – Голос у нее был хриплым, дрожащим, и Мавр, казалось, чуть-чуть расслабился.

– Первое совершенно не ваше дело. А что касается остального, то вы легко можете угадать и мою национальность, и мою цель. Я уже говорил, что вы скоро это узнаете. – Несмотря на мягкость его тона, слова были твердыми.

– Вы собираетесь причинить мне зло. Я в этом уверена. Ненависти ко мне вы не испытываете, но хотели бы меня презирать, и я не знаю почему. Это вообще не имеет смысла.

– Вы слишком многое понимаете, – натянуто произнес он, потом замолчал, и Сара затаила дыхание.

Наконец он сделал выдох и направился к окну, сбрасывая по дороге рубашку.

– Я вас не понимаю. – Казалось, Мавр говорил это себе. – Я не могу поверить… но должен поверить… Я творю нехорошие дела. Я уже потерял вкус к безрассудству, и мне бы не следовало поступать так, как сейчас.

– Что вы имеете в виду? – прошептала она. Мавр не ответил. Пока он смотрел в окно, Сара молча изучала его тусклый силуэт, подсознательно отметив, что он явно из тех людей, кто привык, чтобы ему подчинялись. Ей следовало бояться его, но она не боялась. Сколько прошло времени? Десять минут? Час? В конце концов он медленно вернулся к софе и на этот раз сел так близко, что их бедра соприкоснулись. Мавр обнял ее, однако вместо поцелуя лишь прижал ее к груди, словно хотел утешить ее… или себя.

– Откуда вы, маленькая заблудшая голубка? – прошептал он. – Как вы попали в этот Богом забытый город?

Вопросы определенно были не к месту и не ко времени. Сара попыталась вырваться, но инстинктивно почувствовала, что сейчас ему очень нужно просто держать ее в объятиях, а раньше это никому еще не приходило в голову. Поэтому осталась на его груди, теплой, шершавой от курчавых волос, слыша под ухом стук его сердца.

– Ночь принадлежит мечтам, не кошмарам. Хватаясь за мечты, мы сами внушаем их себе, помните?

– Разве? Я лгал, когда говорил о погоне за мечтами. Для моих время давно прошло.

Он снова погрузился в молчание, и Сара, не представляя, какие демоны его обуревают, решила не задавать вопросов.

– Скажите, я был груб с вами? – наконец спросил он.

– Нет, – честно ответила Сара.

– Но я был. И должен быть снова. Когда придет время заканчивать, что от меня останется? Что останется от каждого из нас?

Она не знала, что он имеет в виду, но по спине у нее пробежал холодок. Казалось, Мавр и не ждал ответа, поэтому они долго сидели молча, пока он не поцеловал ее и с большой нежностью опять толкнул на софу.

– Пош, – сказал он, выводя Сару из полудремы. Должно быть, его беспокоило то, что темнота стала менее плотной, приближался рассвет. Сара этого не заметила, но, когда она стряхнула приятное оцепенение и повернула голову, чтобы посмотреть на него, то поняла, что уже может различить его лицо. Еще не полностью очнувшись, она молча оделась, связала порванную ленту маски. Едва она ее надела, как в дверном проеме тут же показался слуга. Она бросила последний взгляд на Мавра, который стоял к ней спиной, глядя в уже посеревшее окно.

– До свидания, – хрипло произнесла Сара.

– Прощайте, Сара.

Голос был таким холодным и равнодушным, что сердце у нее сжалось, и она склонила голову, принимая завершение игры.

Слуга проводил ее через анфиладу пустых гулких комнат, тусклый свет его лампы бросал на стены прыгающие тени, а ее каблуки громко стучали в тишине.

Он широко распахнул перед ней громадные черные двери, и она шагнула на улицу. Пока они шли из комнаты Мавра к выходу, снаружи заметно посветлело, вдоль канала на фоне неба уже вырисовывались силуэты крыш. Сара молча села в лодку, слуга так же молча вез ее к апартаментам леди Меррил. Она смотрела, не видя, на скользящие мимо палаццо и лавки, на газовый свет фонарей, тонущий в холодной серости рассвета.

Это была ночь, какую она не могла себе представить. В основном удивительная, отчасти ужасная, а вся настолько приводящая в замешательство, что Сара чувствовала себя так, будто в голове у нее клубятся тяжелые облака.

Когда Сара вышла на кампо Манин и сняла маску, здания уже приобрели оттенки сплава олова с алебастром, а к тому времени, как она добралась до палаццо Боволо, краски вернулись к жизни потоком желтой пастели. С трудом преодолев лестничный пролет, Сара открыла дверь бельэтажа, заперла ее за собой и, как в тумане, двинулась по безмолвному коридору к своей комнате. Там она разделась до сорочки, упала в постель и, засыпая, снова подумала: «Чего еще он может хотеть от меня?»