"Кот, который играл в слова" - читать интересную книгу автора (Браун Лилиан Джексон)ПЯТНАДЦАТЬКвиллер продиктовал по телефону переписчику «Прибоя» подробности убийства Дэвида Лайка, а Банзен позвонил жене: – Вечеринка кончилась, солнышко? Скажи девочкам, что я прямо лечу, чтобы поцеловать их на ночь… Ничего. Ни грамма. Просто просидели кружком и весь вечер проговорили. Солнышко, ты же знаешь, – я ничего подобного не сделаю! Фотограф покинул «Виллу Веранда», чтобы вернуться на Дивную Опушку, а Квиллера стал беспокоить длительный транс, в котором находился Коко. Выказывал ли кот присущее его сородичам хладнокровие или впал в шок? По возвращении в квартиру ему бы полагалось порыскать по дому, проверить, не окажется ли, случаем, на кухне каких-нибудь остатков, свернуться на голубой подушечке на верхушке холодильника. Вместо всего этого он съёжился на голом паркете под письменным столом, глядя широко раскрытыми глазами в никуда. Судя по позе, ему было холодно. Квиллер укрыл его своей старой вельветовой спортивной курткой, устроив из неё над котом что-то вроде навеса, и не получил никакой признательности – кот и ухом не повёл. Квиллер и сам устал от пережитых волнений: исчезновение Коко, ужасающая банзеновская авантюра и обнаружение мертвого Лайка… Но, улегшись в кровать, заснуть он не смог. Ворочался да ворочался с боку на бок – вопросы, вопросы… Вопрос: кому понадобилось уничтожить беспечного, щедрого Дэвида Лайка? Он был равно любезен с мужчинами и женщинами, с молодыми и старыми, с клиентами и конкурентами, с прислугой на кухне и гостями в гостиной. Правда, когда они отворачивались, он говорил о них совсем иначе, но всё же его все любили. Вопрос: могла ли тут вмешаться зависть? У Лайка было всё: внешность, талант, успех, друзья. В тот вечер ему назначили свидание. Возможно, женщину преследовал ревнивый друг или муж. Или – имелась и такая возможность, – быть может, свидание было не с женщиной? Вопрос: почему Лайк надел это броское кольцо – и никакого костюма, за исключением халата? И почему постельное покрывало было снято и аккуратно сложено заранее ещё вечером? Квиллер нахмурился и подул себе в усы. Вопрос: почему соседи не услышали ни шума, ни выстрела? Возможно, звук в телевизоре Лайка намеренно включили на полную мощность. И соседи относили всё, что слышали, к телепрограмме. Замечательное изобретение – телевидение. Вопрос: где был Коко во время этого происшествия? Что он видел? Как себя повел? Почему сейчас он в таком состоянии? Квиллер в сотый раз перевернулся с левого бока на правый. Светало, когда он наконец заснул, и снились ему телефонные звонки. Читатели звонили ему, задавая неразрешимые вопросы. Когда зазвонивший наяву телефон наконец извлёк Квиллера из путаного сна, он бросил в трубку бессмысленное «хелло!». Голос на другом конце провода сказал только «Старквезер», а потом смолк. – Да? – крикнул Квиллер, подыскивая слова. – Как вы? – Разве это не… разве это не ужасно? – выдавил партнер Лайка. – Я всю ночь не спал. Вчерашние события вновь затопили Квиллеров разум. – Это был удар, – согласился он. – Я этого не понимаю. – Есть там что-нибудь… я имею в виду – могли бы вы… – Чем могу служить, мистер Старквезер? – Ну, я думал… если вы смогли узнать, что… что они собираются написать в газете… – Я сам надиктовал этот материал, – сказал Квиллер. – Минувшей ночью я передал его по телефону – только голые факты, основанные на докладе врача и заключении детективов. Сюжет пройдет сегодня утром в первом же выпуске. Если будет какое-нибудь продолжение, редактор, вероятно, пригласит меня… А почему вас это беспокоит? – Ну, я бы не хотел… не хотел бы… чтобы пала какая-нибудь тень – если вы понимаете, что я имею в виду… – Тень на студию, хотите вы сказать? – Некоторые из наших заказчиков, знаете ли… они очень… – Вы боитесь, Что газеты поднимут вокруг этого дела шумиху? Вас это тревожит? Я не знаю, конечно, насчет «Утренней зыби», мистер Старквезер. Но вам нечего тревожиться относительно «Прибоя». Кроме того, не понимаю, кто вообще может сказать что-нибудь, Что может повредить студии. – Ну, вы знаете… Дэвид и его вечеринки… его друзья… вы же знаете, каковы эти юные холостяки… Квиллер теперь полностью проснулся. – Есть у вас какие-либо соображения о возможных мотивах? – Понятия не имею… – Ревность, к примеру? – Не знаю я… – Как по-вашему, здесь есть связь с Дэвидовой коллекцией восточного искусства? – Я просто не знаю… – всё тем же беспомощным тоном ответил Старквезер. – Вы достаточно хорошо знаете его коллекцию, чтобы определить, не пропало ли что-нибудь? – Это то, о чем минувшей ночью хотела узнать полиция… – Вы сумели ей помочь? – Я пришёл туда как раз вовремя – в квартиру Дэвида… – И что вы там обнаружили? – Некоторые из лучших его вещей были заперты в чулан. Не знаю почему… – Могу вам сказать почему, – заявил Квиллер. – Дэйв убрал их перед тем, как мы приступили к съёмке. – Ох, – сказал Старквезер. – А вы знали, что мы собираемся фотографировать квартиру Дэвида? – Да, он упоминал об этом… Из головы вылетело… – Говорил он вам, что намерен убрать кое-что из произведений искусства? – Вряд ли… – Дэйв говорил мне, будто у него были некоторые вещи, – он не хотел, чтобы публика знала, что они находятся у него. Они были крайне ценные? Старквезер замялся; – Некоторые из вещей были… ну… – Ане были они горяченькими, а? – Что? – Это были краденые ценности? – О нет, нет! Он столько за них заплатил! – Не сомневаюсь, что заплатил, – согласился Квиллер, – но я говорю об источнике этих вещей. – Ну, они были – я догадываюсь, что вы скажете, – экспонатами музейного уровня… – Многие обеспеченные коллекционеры владеют предметами музейного уровня, не так ли? – Но некоторые из вещей Дэвида не должны были покидать ту страну… То есть Японию… – Понимаю, – сказал Квиллер. Он чуточку подумал. – Вы имеете в виду, что они якобы охранялись государством? – Что-то вроде этого… – Национальное достояние? – Кажется, как раз так их и называют… – Хмм… А полицейским вы это рассказали, мистер Старквезер? – Нет… – Почему? – Они ни о чем таком не спрашивали… На какой-то миг Квиллер возликовал. Уж он—то мог себе представить грубого Войцека, допрашивающего лаконичного Старквезера. Потом он продумал ещё один вопрос: – Можете ли вы припомнить кого—либо, кто выказывал особый интерес к этим «охраняемым» предметам? – Нет, но я хочу знать… – Что? Что вы хотите знать, мистер Старквезер? Партнер Лайка закашлялся. – Несёт ли студия ответственность… я разумею, если обнаружится что-нибудь незаконное… могли бы они… – Сомневаюсь. Почему вы не поспите, мистер Старквезер? Почему не примете таблетку и не попробуете уснуть? – О нет!.. Я должен идти в студию… Я же не знаю, что сегодня произойдет… Ужасная, знаете, нервотрёпка… Когда Старквезер повесил трубку, Квиллер чувствовал себя так, будто ему выдернули все зубы. Он пошёл в кухню сделать кофе и увидел там Коко, растянувшегося на холодильниковой подушечке. Кот лежал на боку, откинув назад голову и закрыв глаза. Квиллер заговорил с ним – он и усом не шевельнул. Он погладил кота, и тот испустил во сне глубокий вздох. Задняя лапа Коко подрагивала. – Сны смотришь? – спросил Квиллер. – Что тебе снится? Цыплячье кэрри? Люди с ружьями, издающими грохот? Я и в самом деле хочу знать, чему ты был свидетелем. Когда телефон зазвонил ещё раз, звонок прервал Квиллерово бритье, и он ответил с тихим недовольством. Он видел в бритье возвышенный обряд: частью – поклонение предкам, частью – подтверждение мужественности, частью – проявление респектабельности, и обряд этот требовал предельного артистизма. – Это Коки, – сказал задыхающийся голос. – Я только что услышала по радио объявление о Дэвиде Лайке. Я не могу этому поверить. – Всё так, он убит. – Как по-вашему, кто это сделал? – Откуда мне знать? – Вы сердитесь на меня? – спросила Коки. – Сердитесь, потому что я предложила на обложку эллисоновский дом. – Я не сержусь, – ответил Квиллер, смягчая тон. Он сообразил, что ему может понадобиться задать Коки несколько вопросов. – Я бреюсь. У меня все лицо в пене. – Простите, что так рано звоню. – Я вам скоро перезвоню, и мы пообедаем. – Как там Коко? – Прекрасно. После прощания у Квиллера возникла идея. Он стёр с лица пену, разбудил Коко и посадил его на словарь. Коко выгнул спину в напряжённом, вибрирующем потягивании. Он встопорщил усы, потупил глаза и широко зевнул, показав тридцать зубов, ребристое нёбо, пять дюймов языка и добрую половину глотки. – О'кей, давай сыграем, – предложил Квиллер. Коко трижды повернулся на месте, потом перекувырнулся и принял ленивую позу на раскрытых страницах словаря. – Игра! Игра! Играть! – Квиллер впился ногтями в страницы, чтобы напомнить. Коко скромно перевернулся на спину и удовлетворенно изогнулся. – Бездельник! Да что с тобой случилось? Коко не согласился сотрудничать, пока Квиллер не помахал у него под носом сардинкой. Однако игра оказалась невыразительной: Квиллер поспешил к себе в офис и схватил следующий выпуск «Любезной обители». Но мысли его витали где-то вдалеке от журнала. Он подождал, пока, по его расчёту, Старквезер не доберется до студии, и позвонил домой к миссис Старквезер. Она разрыдалась. – Не правда ли, это ужасно! – закричала она. – Мой Дэвид! Мой дорогой Дэвид! Кому вздумалось учинить такое?! – Трудно понять, – сказал Квиллер. – Он был так молод! Всего тридцать два, знаете. И так полон жизни, талантливых идей. Не знаю, что Старк будет без него делать! – У Дэвида были враги, миссис Старквезер? – Не знаю. Я вообще думать не могу. Я так расстроена. – Может быть, кто-нибудь завидовал успеху Дэвида? Была кому-нибудь выгодна его смерть? Слёзы перешли в шмыгание носом. – Особой выгоды никто не получил бы. Дэвид жил широко, и всё проматывал. Он не сберёг ни пенни. Старк всегда его предостерегал. – А что будет с Дэвидовой долей в студии? – спросил Квиллер со всей небрежностью, какую мог изобразить. – О, она, конечно, отойдет Старку. Таково было соглашение, Старк вкладывал в бизнес все деньги, а Дэвид талант. У него так много его было! – всхлипнув, добавила она. – Была у Дэйва какая-нибудь семья? – Никого. Ни одной живой души. Я думаю, оттого он и затевал так много вечеринок. Хотел, чтобы вокруг него были люди, и думал, что должен покупать их привязанность. – Миссис Старквезер испустила шумный вздох. – Но он ошибался. Люди и без того его обожали. Квиллер закусил губу. Ему хотелось сказать: «Да, но разве он был не скотина? Разве не говорил гадостей о людях, которые теснились вокруг? Разве вы не знаете, что Дэвид звал вас пьянчужкой средних лет?» Но вместо этого он сказал: – Интересно, что будет с его коллекцией восточного искусства? – Не знаю, право, не знаю. – Её тон стал тверже. – Однако я могу припомнить трёх или четырёх паразитов, которым хотелось бы наложить на коллекцию лапу. – Не знаете ли, упомянуты произведения искусства в завещании Дэвида? – Нет, не знаю. – Она чуть-чуть подумала. – Я не удивилась бы, узнав, что он оставил коллекцию молодому японцу, который у него стряпал. – Почему вы так думаете? – Они были очень близки, Дэвид положил начало поварской карьере Юши. И Юши был предан Дэвиду. Мы все были преданы Дэвиду. – Слезы возобновились. – Я рада, что вы меня не видите, мистер Квиллер. Я ужасно выгляжу. Плачу, плачу и не могу остановиться. Благодаря Дэвиду я чувствовала себя молодой. И вдруг стала такая старая… Затем Квиллер позвонил в «ОРГУР». Он узнал вкрадчивый голос, ответивший ему. – Боб, это Квиллер из «Прибоя». – А, в самом деле! Телефонные провода нынче так и гудят. Телефонная компания может декларировать сверхдоход. – Что вы слышали об убийстве Дэйва? – Увы, ничего такого, что стоило бы повторить. – На самом-то деле я звоню, – быстро нашёлся Квиллер, – чтобы спросить про Юши. Не знаете ли, можно будет его пригласить постряпать для банкета? Я даю вечеринку в честь одного парня, который собирается жениться. – Уверен, – сказал Орекс, – что у Юши теперь будет масса времени – ведь Дэвид в мире ином… Он вписан в телефонную книгу под рубрикой «Международная кухня»… А увидим ли мы вас на посмертном возлиянии? – А что это такое? – О, разве вы не знаете? Когда Дэвид писал завещание, то выделил деньги на пьянку с коктейлями – для всех своих друзей – в «Толедо»! Без нытья – только смех, танцы и выпивка, пока не кончатся деньги. А в «Толедо» они очень быстро кончаются. – Дэвид был воистину личностью! – сказал Квиллер. – Я хотел бы написать о нём очерк для газеты. Кто были его лучшие друзья? Кто сможет меня хорошенько о нём проинформировать? Орекс на несколько секунд замялся: – Старквезеры, конечно, и Нойтоны, и милый Юши, и несколько бесстыжих бездельников вроде меня. – А враги? – Возможно, Жак Буланже, но в наши дни трудно отличить друга от врага. – А были в его жизни девушки? – Ах да, девушки, – сказал Орекс. – Была у него Луиза Звери, но она вышла замуж и уехала. И было ещё создание с длинными прямыми волосами, которое работает на миссис Мидди, – забыл, как её зовут. – По-моему, – отозвался Квиллер, – я знаю, кого вы имеете в виду. |
||
|