Лимонов ЭдуардКорабль под красным флагом

Эдуард Лимонов

КОРАБЛЬ ПОД КРАСНЫМ ФЛАГОМ

Сэра назначила мне встречу в Си-Порт в шесть часов. Я явился туда в пять. Мне нечего было делать, я хотел посмотреть на Си-Порт, пошляться среди развалин и заборов. Сэра же сообщила мне, что на старом пирсе, подальше от народных взглядов, пришвартован корабль с красным флагом.

-- Я не знаю, Эдвард, советский ли это корабль, -- сказала она, -- но флаг -- красный. Может быть, это китайский корабль...

Я доехал в IRT subway до 14-ой street и зашагал к воде. Осень 1977-го года была ясная, народ Манхэттана и в конце октября бегал еще в пиджаках. Дабы замаскироваться и слиться с пейзажем, я надел самый грязный плащ из трех имевшихся в наличии. Район Си-Порта в те времена был запущен, безлюден и напоминал город, куда упала нейтронная бомба. Из провалившихся тротуаров росла трава. Здания зияли выбитыми окнами. В глубине почерневших от времени помещений заводского типа видны были непонятного назначения старые машины или ржавые корыта для индустриальной обработки рыбы. Когда-то здесь располагался оживленный рыбный рынок. Дабы прогуливаться по этому кварталу в 1977-м, даже в дневное время, требовалось известное мужество. Или безрассудство. Сейчас, спустя десятилетие, там, говорят, сияет огнями цивилизации торговый центр и комплекс ресторанов, но тогда только я, сумасшедший Савенко, несколько чаек, несколько ворон и два пуэрториканских хулигана, проскочивших на старом велосипеде, оживляли набережную. Вода, если подойти и заглянуть, лежала далеко внизу замасленная, покрытая никогда не исчезающим слоем закисшего вонючего мусора. Трубы городской канализации денно и нощно выкачивали в нее человеческие отходы. Корабль с красным флагом я обнаружил ловко спрятавшимся за железобетонное месиво лестниц и бессмысленных мостов. С уровня океана он был отлично виден, но с набережной, высоко поднятой в этом месте (под ней, на уровне корабля пролегал скоростной highway), рассмотреть его было невозможно. Я облокотился на перила и посмотрел вниз на корабль.

Он был небольшой. Красный флаг развевался рядом с трубой. На флаге я обнаружил Серп и Молот. Множество сложных антенн различной формы окружали флаг.

Из двери под трубой вышел матрос в темном комбинезоне и резиновых сапогах. Взглянул на меня. Я поднял руку и помахал ему. Он спокойно ответил мне тем же и подняв с палубы шланг, стал поливать палубу. На меня он больше не взглянул. Что ему до нью-йоркского бродяги в грязном плаще до пят. Он себе мыл палубу на своей советской территории. Сами советские так спрятались или их спрятали хозяева? Для сухогрузного торгового судна корабль был слишком мал. И у любого корабля должно быть название. Обыкновенно оно написано на теле корабля ближе к носовой части. Но обоих бортах. У этого же почему-то был выписан номер "G-16". На палубе появился второй матрос.

За собой я услышал звук останавливающегося автомобиля. Я обернулся. Из автомобиля выпрямлялся в полный рост тип в сером костюме. Второй был виден за рулем. Выпрямившись, серый пошел на меня. Он был коротко острижен, спортивен, не различая еще его лица, лишь общий пружинистый силуэт, я подумал что это или полицейский в гражданском или тип из FBI.

-- Looking for troubles? -- Сказал тип, улыбаясь. Блондинистый еж с сединой, нейлоновая рубашка, темно-серый галстук. И неожиданно -- акцент. Не канадский, или, скажем, южных штатов, что было бы объяснимо, но иностранный. Твердый. Знакомый.

-- Вы русский, да? -- спросил я по-русски.

Он этого не ожидал. Будь я прилично одет, он наверняка так не удивился бы, связав бы меня тотчас с эмиграцией в Америку. Но перед ним стоял манхэттанский бродяга, заросший лохмами, падающими на очки (одно стекло расколото), и в плащике, он шедевр в своем роде, этот плащик цвета асфальта в мазутных пятнах... И башмаки, растоптанные, грубые, вроде ван-гоговских... Один шанс против десяти миллионов найти под такой личиной человека своего племени в пол-глобусе расстояния до ближайшей границы Союза Советских. Он даже побледнел.

-- А что Вы тут делаете? -- Спросил он растерянно.

Он уже жалел, я думаю, о своей развязности, о том, что задел меня первым.

-- Захотел посмотреть на советский корабль. Моя подруга проезжала и увидела. Флаг с highway отлично видать. А что, нельзя посмотреть?

-- Можно. Как вы здесь любите говорить, вы в свободной стране. Смотрите сколько угодно. А Вы почему... русский?

-- Бывший, -- сказал я.

-- Ну, -- он расстегнул пиджак и чуть подтянул брюки, -- русским вы на всегда и останетесь. Можно сменить место жительства, но кровь-то все та же. Вы что, еврейский русский или русский русский?

-- Русский русский украинец, -- сказал я, следуя его стилю.

Он улыбнулся.

-- А я капитан этой посудины. -- Он указал на корабль. -- Вот в госпиталь ездил. У меня матрос свалился с желудком. Операция потребовалась. Пришлось просить аварийного захода в пору. Видите, куда ваша власть определила нас на стоянку.

-- У меня с ними отношения сложные, -- сказал я. -- Я тут три года, а документов не дают. В FBI в феврале вызывали. Так что и наша, и ваша власть, но все не моя.

-- Очевидно, плохо себя ведете. -- Он засмеялся. -- Я сразу увидел, что Вы looking for troubles.

Оставшийся за рулем тип, между тем, загнал автомобиль на тротуар, плотно к перилам.

-- Это мой американский друг, -- пояснил капитан, проследив за моим взглядом. -- Приехал из Бостона специально, чтобы повидаться со мной.

-- Почему у вашего корабля нет имени, капитан?

-- Поскольку мы научно-исследовательское судно. Геодезическое. Нас какое-то количество рассыпано по всем широтам, потому нам, выполняющим одну задачу, имен не дают, но номера.

-- Как шпионам.

-- Да-да, именно за шпионов нас всегда и принимают, -- радостно согласился он. Его американец рылся в багажнике автомобиля.

Матрос внизу продолжал мыть палубу. Пара чаек кричала в светлом осеннем небе.

-- Скажите, а почему Вы в таком, -- он замялся, -- виде?

-- В классовом капиталистическом обществе, -- начал я нарочито учительским тоном, -- нескольким процентам населения принадлежит большая часть национального богатства, а нижний слой общества влачит жалкое существование. Вспомните положение русских рабочих до Великой Октябрьской...

-- Я серьезно, -- сказал он, -- мне интересно. У Вас что, нет денег на одежду? Кстати, меня зовут Дмитрий. Дмитрий Строков. А вас?

-- Эдуард Савенко.

-- Чем вы занимаетесь, Эдуард?

-- Безработный.

-- Шутите?

Я разозлился. Мне всегда было ясно, что они там на самом деле их любят. То-есть советские втайне обожают американцев. Особенно технари-ученые вроде него, капитаны, инженеры и академики. За технический прогресс, за небоскребы, компьютеры, длинные автомобили и 27 каналов телевидения. Что касается меня, то, не будучи ни технарем, ни ученым, я видел в "Masters of the Universe" аррогантную и жестокую нацию бывших бедняков, вампирами сосущих небо и землю. Оптимистично-скалозубые, они верят в прогресс, как германцы накануне войны, только нацисты не были ханжами.

-- Вас бы в мою шкуру, капитан! В мой бы Вас отель. В комнате слева живет черная проститутка, а в комнате справа -- алкоголик в тяжелой форме. 278 долларов в месяц -- пособие, из них 160 выплачиваю за комнату. Вы умеете жить на 118 долларов в месяц?

-- Кто заставлял вас уезжать? Сидели бы дома... У Вас какая профессия?

-- Никакой. Я плохо учился в школе. -- Мне захотелось сказать ему что-то очень резкое. И уж вовсе не хотелось объяснять, что я только что написал свой первый роман. И что нью-йоркским издателям не понравилась рожа их общества в моем зеркале.

-- Без профессии, -- он помедлил, -- чего же Вы хотите... Любому обществу нужны полезные члены.

-- Полезные, как Вы, капитан? Вы, разумеется, учились хорошо.

Подошел его друг, и оказался одного с ним роста. Капитан лишь был суше бостонца. Этот был пухловато-влажен и черняв. Они затоптались рядом со мной, выше меня на полголовы оба.

-- Ваш друг, разумеется, так же, как и Вы, был примерным учеником? -съязвил я.

Странный сборный отряд из двух ворон и нескольких чаек покружил над нами, каркая и визжа, и улетел в направлении Баттери-Парк.

-- Судя по тому, что он написал несколько интересных книг о магнитном поле Земли... -- капитан улыбнулся своему другу, но не сделал даже попытки представить меня и не перевел своих слов.

-- Я предполагаю, что между вами двумя куда больше общего, чем у меня и у Вас, -- сказал я. -- Вы оба первые ученики, выросшие в полезных членов, а я -плохой ученик в грязном плаще. Мы можем иллюстрировать моральную притчу. Вы -столпы общества, я, так сказать, несчастливый случай его.

-- Мне пора на корабль, -- капитан, может быть для того, чтобы не подать мне руку, сунул руки в карманы. Стал поворачиваться. -- Желаю Вам найти работу. И вообще, удачи...

-- Могли бы пригласить соотечественника на борт. У меня есть полчаса.

-- Не могу, -- сказал он. -- Исключено. Политрук настучит.

-- А его можно?

-- Его можно. Он член международного Геодезического общества и вообще друг нашей страны.

Полезные члены общества повернулись и, пройдя десяток метров вдоль набережной, стали спускаться к пирсу. Там, оказывается, была лестница.

Сэра явилась в такси с двумя сумками, набитыми камерами, объективами и фильмами. Мы отыскали в развалинах нужное нам здание с забитыми железными листами окнами. Постучали в забитую железным листом дверь. Внутри дом оказался очень живым и сумасшедше красным. И стены и потолки. Все два этажа. Целую ночь Сэра и десяток ее друзей фотографов из "New York School of Visual Art" снимали нескольких беременных моделей (одна была с обритой головой), курили марихуану, жевали сэндвичи и пили пиво. Мероприятие называлось "Photo session". Беременные постепенно разделись. Животы их были похожи на спелые сардели. Я бродил в этом сюрреалистическом хаосе, накурившись сильнее всех и приставал к работающим с бессмысленным для них вопросом: "Какое у тебя образование?" Нет, они не были первыми учениками.

На рассвете, уезжая с Сэрой в такси, я попросил водителя проехать по набережной. На палубе корабля никого не было. Утренний бриз бодро пощелкивал красным флагом.