"Голубой вальс" - читать интересную книгу автора (Ли Линда Фрэнсис)

Глава 28

Колокольный звон разбудил Белл. Она несколько раз просыпалась и раньше, но не находила в себе достаточно сил, чтобы спуститься с кровати.

Папа.

Воспоминания о недавно случившемся обрушились на нее.

Борясь с закипающими слезами, она отвернула голову. И, глубоко вздохнув, попыталась осмыслить, как решительно изменилась ее жизнь. За первым одиночным воспоминанием на нее нахлынули и другие, которые она много лет таила в самых глубоких уголках своей души. Она вспомнила о матери, об отце, о фермере. Вспомнила о своей ноге. Наконец-то она смогла заполнить зияющий провал в своей памяти.

Белл думала о долгих годах, прожитых с фермером Брэкстоном, прежде чем тот умер. Она так и не знала, раскаивался ли он когда-либо, что сломал ей ногу. Их совместная, если так можно сказать, жизнь длилась двенадцать лет, и почти все это время она провела в своей темной, без окон комнате. У нее не было ни друзей, ни подруг. Никого, с кем можно было бы перемолвиться словом. Приходилось говорить с собой, вновь и вновь уверять себя, что отец рано или поздно вернется за ней. Эти слова она повторяла постоянно. Вслух или мысленно. Постепенно Белл поняла, что реальные факты ее жизни переплелись с вымыслом. Она заставила себя поверить, что ее отец в самом деле возвратится. И эта вера стала опорой ее жизни. Каждый день она ложилась спать с надеждой, что на следующий день ей предстоит долгожданная встреча с отцом.

И вот теперь она лишилась и веры, и надежды, их вдребезги разбило появление того самого человека, которого она так нетерпеливо ждала все это время.

Появление ее отца.

Реальная жизнь вынудила ее признать тот факт, что отец ушел с фермы, чтобы начать новую жизнь. И в этой новой жизни он обзавелся и новой семьей. И у него теперь другая дочь, с ней-то и танцевал он на балу.

Ища забвения, Белл плотно зажмурила глаза. Но колокола продолжали звонить, настойчиво требуя ее внимания. Когда наконец она открыла глаза и повернула голову, ее взгляд упал на старинные часы на стене.

Они показывали восемнадцать минут четвертого.

Ее сердце подпрыгнуло.

«Если ты и в самом деле не зануда, заберись на часовню арлингтонской церкви и ударь в колокола. В три часа восемнадцать минут».

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как она сказала эти слова Стивену. Это, видимо, случилось в другой жизни, где пирожки были похожи на птиц, а хрустальные люстры сверкали потоками слез. Тогда она еще не знала, что отец никогда не вернется.

Преодолевая слабость и волнение, Белл спустила ноги с кровати и прошла к стеклянным дверям, что вели на балкон. Выйдя наружу, она прислушалась: уж не обманывает ли ее слух? Но мелодичный перезвон громко и отчетливо разносился над всем Бэк-Бэем, спутать его с какими-либо другими звуками было невозможно.

Колокола!.. В три часа восемнадцать минут.

С глубоким вздохом она закрыла глаза, охваченная сильным волнением. Но на этот раз Белл не пыталась бороться с воспоминаниями. Она видела себя любимым ребенком и видела себя забытым ребенком. Видела себя женой человека, который даже не хотел ее знать.

Думала Белл и о своем отце. Как странно, что отныне она уже никогда не сможет назвать его папой.

Когда она лежала в постели, как все думали, без сознания, отец приходил к ней.

– Белл, – шепнул он.

Но она была почти без памяти, в глубочайшем отчаянии и ничего не ответила. Он повернулся и хотел было уйти, но тут вошел Стивен. Какой-то миг стояла тишина. Затем послышался убийственный, точно напоенный смертельным ядом голос Стивена:

– Какого черта вы тут околачиваетесь? В ее ушах все еще звучал ответ отца.

– Я не знал, что с ней случилось, – спокойно произнес он.

Послышался глухой удар.

– Кому вы хотите задурить голову?! – вскричал Стивен, пригвождая отца Белл к стене. – Я только хочу знать почему?! Как вы могли продать собственную дочь?

Отец что-то бормотал и чертыхался себе под нос, затем сказал:

– Не знаю. Снова глухой удар.

– Это не ответ. Почему вы это, черт побери, сделали?

Белл физически чувствовала, как комната раскаляется от гнева.

– Вы хотите знать почему? Каждый день, каждый Божий день, когда я смотрел на нее, то всем своим нутром ощущал, какой я жалкий неудачник. А ведь я обещал ее матери, что непременно добьюсь успеха. И для себя, и для нашей дочери. Господи, каким же ничтожеством я оказался! Я больше не мог этого выносить, а Брэкстон давно уже положил глаз на Белл. Это показалось мне лучшим выходом. – Поколебавшись, он добавил: – В конце концов, она уже достигла брачного возраста.

Последовал еще удар, более сильный, чем все предыдущие.

– Но ведь она была совсем еще девочкой! – прокричал Стивен. – Поймите своей тупой башкой: совсем еще девочкой! Она же ваша плоть и кровь, а вы безжалостно погубили ее жизнь.

– Говорю вам, я не знал.

– Не лгите. Вы знали, что он сломал ей ногу, и все же ушли.

– А что мне было делать? – проговорил отец хнычущим голосом. – Я был в полной растерянности.

– Вы достаточно хорошо соображали, что делали. Денег, полученных от фермера, вам хватило на то, чтобы начать новую жизнь. Вы снова женились, завели другую дочь и воспитали ее на деньги, вырученные от продажи первой дочери!

– Это неправда.

– Это правда. Я знаю о вас все, Броунинг Холли. Вы продали одну дочь, чтобы купить себе другую.

– Не вмешивайте в эту историю Летти!

Летти!.. Это имя прозвучало для Белл как пощечина. «Отец, видите ли, вступается за свою вторую дочь. А как насчет меня?» Белл так и хотелось закричать во весь голос: «Как насчет Меня?»

– Летти так Летти, – продолжал бушевать Стивен. – Уезжайте вместе со своей Летти обратно в Филадельфию. Вы уже натворили достаточно зла. Но помните: я знаю, где вас найти! И если Белл пожелает видеть вас или ей что-нибудь понадобится, я вас достану хоть из-под земли.

В голосе отца Белл послышались слезы. Ей хотелось окликнуть его. Но другое чувство, куда более сильное, решительно этому противилось, и она притворялась, будто спит. Нет-нет, она ни за что не станет его окликать!

Странное дело, воспоминание о другой дочери, которая висела у него на руке, убило всякое желание танцевать с ним. Единственным ее заветным желанием было вернуться к жизни. Во всей ее полноте.

И Господи, как она хотела, чтобы в этой новой жизни рядом с ней был Стивен!

Но ведь он уже сказал ей, что между ними все кончено. И кто может осуждать его за это, если вспомнить, что она вытворяла все эти последние месяцы?

Что же все-таки произошло: смело ли эту несчастную сильным ветром или она спрыгнула вниз?

Эти собственные слова, вернувшись, преследовали ее. А ведь слова безумные, порожденные ее безудержным воображением. О трагической истории жизни, выдуманной ею самой. Подавляя жгучие слезы, копившиеся под веками, Белл раздумывала: в самом ли деле она, как говорят о ней люди, чокнутая?

Ей так хотелось осыпать горькими упреками, накричать на человека, который был – когда-то был! – ее отцом. Но слишком велика была навалившаяся на нее усталость, неодолимое желание спать. Только спать…

Много дней она продолжала спать мертвым сном, не отвечая никому, кто заговаривал с ней.

Пока не зазвонили колокола.

Она вышла на балкон, где уже чувствовалось, что зима отступает. Стихал и колокольный звон. Еще несколько мгновений – и он окончательно затих, будто его никогда и не было.

Белл внимательно прислушалась. Все тихо. Никакого перезвона. Вероятно, ей просто послышалось.

Белл вернулась в комнату и посмотрела на свою постель. Должно быть, ее обмануло воображение, ей просто почудилось, что колокола звонили в восемнадцать минут четвертого. Тем не менее ей не хотелось ложиться, она чувствовала желание жить – необоримое желание жить. Отец украл у нее семнадцать лет жизни, но больше она не позволит ему украсть ни одного года. Пусть она и потеряла Стивена, жизнь все равно продолжается. Ей всегда будет недоставать его, но она сохранит к нему чувство благодарности. Ведь это он открыл ей глаза на подлинную жизнь. Ей пришлось тяжело, очень тяжело, но она все-таки выжила.

Она думала, что искра надежды в ней навсегда погасла, но вот она ярко разгорелась. Возможно, колокольный звон ей только послышался, но она безошибочно распознала чувство, народившееся в ее груди. Это была надежда. А пока есть надежда, ничто в жизни не потеряно.

Белл подошла к умывальнику и сполоснула лицо. То и дело отдыхая, причесалась и еще раз тщательно умылась. Затем открыла большой гардероб и, раздвинув платья, вытащила свое любимое голубое бархатное.

И тут вдруг зазвучала музыка.

Музыка!..

Ее руки замерли, сердце так и застучало.

Из-за стены доносился ее любимый вальс. Единственный, который она позволяла себе танцевать.

А может быть, она и в самом деле слышала колокольный звон?

Музыка продолжала играть все громче и громче. Нет, это не галлюцинации.

Теперь все будет по-другому.

Ее отец – навсегда ушедшее прошлое. Ее будущее – Стивен.

Неуверенными шагами, все еще не веря самой себе, она спустилась по лестнице, вышла и поднялась в танцевальный зал Стивена.

Музыка наполняла зал. За окнами, прорвавшись сквозь тучи, сияло солнце. В зале стояли Уэнделл и повариха Мэй под руку с Гастингсом. В такт мелодии плавно покачивалась Роуз. Тут же находился помятый Адам, на его губах играла слабая улыбка.

С ними, конечно, был Стивен. Он был так красив, что у нее захватило дыхание. Высокий, гордый – настоящий идеал мужчины! С одним-единственным изъяном – шрамом в виде полумесяца под глазом.

– Ты пришла, Белл! – внимательно глядя на нее, выдохнул он.

Она вспомнила, что когда-то давным-давно произнесла те же самые слова, и на ее губах затрепетала улыбка:

– В твоем голосе звучит удивление?

Его лицо просветлело, и она поняла, что он тоже вспомнил, как и когда были сказаны эти слова.

– Я всегда бываю удивлен, когда ты выполняешь мои просьбы, – ответил он, повторяя когда-то сказанную ею фразу.

Волны музыки вздымались все выше и выше. Шагнув вперед, Стивен протянул руку:

– Надеюсь, ты не откажешься станцевать со мной тур вальса?

Его рокочущий голос раскатился по всему залу. Во тьме ее души вспыхнул свет, такой же яркий, как свет люстры. Белл знала, что это самый незабываемый момент в ее жизни, хотя и придавала ему меньшее значение, чем можно было ожидать.

– Я с удовольствием потанцую с тобой, – ответила она и, приняв его руку, величественной походкой королевы прошествовала в середину сверкающего зала, чтобы станцевать вальс, о котором так долго мечтала.