"Любовь на плахе (Невеста)" - читать интересную книгу автора (Миллер Линда Лаел)

ГЛАВА 5

То, как Даниель раздевал Джоли, порождало в лей чуть ли не болезненную чувственность. Не в ее натуре было так легко подчиняться, однако в душе своей Джоли не могла обнаружить и тени сопротивления. А Даниель медленно, немыслимо легко касаясь ее пальцами, снял с ног туфельки, скатал ее длинные чулки, которые доходили до середины бедра.

Джоли издала какой-то тихий хныкающий звук и тут же закусила указательный палец.

Затем настал черед ее ситцевого платьица. Джоли увидела, как плотно сжались, а потом расслабились его челюсти, когда Даниель рассматривал ее. И впервые за всю свою жизнь Джоли почувствовала себя прекрасной, вызывающей восторг у мужчины, несмотря на довольно высокий рост, некоторую угловатость, ну и, конечно, бедность. Возможно, потом она вспомнит об этом и испугается, но в данный момент она могла только удивляться, как это неожиданно сладко ощущать себя просто женщиной.

Джоли откинула голову, когда Даниель развязал ее ленты, расшнуровал блузку и отложил тонкую ткань в сторону. У Даниеля пресеклось дыхание, когда он увидел ее обнаженные груди с набухшими, заострившимися сосками. А Джоли почувствовала, как забурлила ее кровь, теплом разливаясь по телу. Джоли хотелось растаять в этом бушующем пламени, но в то же время внутри ее росло какое-то беспокойство, потребность в чем-то, что она понимала только отчасти.

Даниель опустился на колени перед кроватью, на которой лежала Джоли, положил широкую ладонь на ее грудь, словно это было драгоценное произведение искусства, огрубевшими кончиками пальцев погладил ее затвердевший сосок. А когда наклонился ниже и коснулся его языком, Джоли охватила такая страсть, что она вскрикнула и выгнулась дугой.

Даниель одновременно и успокаивал, и разжигал ее, продолжая языком ласкать ее грудь, а рукой круговыми движениями плавно гладя живот Джоли. Когда он потянулся к другой груди, Джоли замотала головой по подушке, испытывая невероятно острое чувство радости — радости капитуляции и полной сдачи на милость победителя. Никогда, даже в самых смелых своих фантазиях, Джоли и предположить не могла, какое наслаждение мужчина может подарить женщине.

Рука мужа продолжала гладить ее, но не только живот, но и другую грудь, особенно сосок — это ему доставляло несомненное удовольствие. Затем рука разгладила ее спину и скользнула в панталоны, чтобы нежно сжать ягодицы Джоли.

Некоторое время спустя Даниель начал поглаживать внутреннюю поверхность ее бедер, как бы давая понять Джоли, чтобы она раздвинула их, и они откликнулись на этот призыв с необъяснимой готовностью. Но Даниель всего лишь положил ладонь на влажный, шелковистый холмик ее женственности, все еще укрытой тонким муслином, и вдавил ее в матрас.

— Нет, не сейчас, — хрипло прошептал Даниель, словно только что вынырнул из глубины и глотнул воздуха. — Господи, еще немного, не сейчас!

Даниель склонился над ее вздрагивающим животом и сначала губами, а потом языком нежно коснулся его. Джоли судорожно вцепилась в его рубашку, тщетно пытаясь уложить его на себя, но Даниель поймал ее запястья и прижал ее руки у нее над головой.

К этому моменту Джоли уже жаждала его с почти животной страстью, хотя даже не представляла себе, что он станет с ней делать. Тело ее было мокрым от пота, разметавшиеся пряди волос прилипли к щекам, лбу, шее. Даниель одним пальцем неспеша принялся снимать с нее панталоны.

Все еще удерживая руки Джоли у нее над головой, Даниель продолжал ласкать Джоли, испуская при этом короткие хриплые вскрики. Джоли отвечала тем же. Она была поймана, ей уже не сбежать, но Джоли никогда и в голову не приходило, как это восхитительно-сладостно — быть покоренной, быть побежденной!

Даниель провел носом по животу к самому ее уязвимому месту, и Джоли испытала от этого сладостный, трепетный шок. Когда же он дерзко и бесстыдно прижался к нему ртом, Джоли издала сдавленный крик удовольствия и стала извиваться на кровати, не испытывая никакого чувства стыда, словно дикая кобылица под своим жеребцом.

— Я так и думал, — услышала сквозь бурю бушевавших в ней чувств и желания Джоли, и в голосе Даниеля она не услышала вражды или злобы, а только покорность судьбе и налет грусти.

Подсунув руку под ее правое колено, он высоко поднял ногу Джоли, чтобы получить полный доступ в нее. Джоли закусила уголок подушки, чтобы заглушить стоны экстаза, до которого доводил ее Даниель своими губами и языком.

Страшное напряжение внутри нее все росло и росло. Она уже не могла с ним справиться. Мышцы живота и те, что были ниже, сокращались и расслаблялись в ответ на половодье чувств, захлестнувших ее.

И тогда Джоли почувствовала, как в самой сердцевине ее женского естества взвихрилось что-то очень горячее и сильное. У нее было такое впечатление, словно внезапно в глаза ударил яркий луч солнца, словно вспыхнул фейерверк из миллиона искр, воспламеняя каждую клеточку ее души и тела.

Даниель отпустил Джоли, и та, вся трепеща, откинулась на спину на мягкий матрас. Даниель продолжал свои ласки, поглаживая ей живот и бедра, но уже более медленно и спокойно, постепенно приводя ее в себя. Когда у Джоли почти восстановилось дыхание, Даниель поднялся, выпростал рубашку из штанов, расстегнул ее и повесил на спинку кровати. Пряжка ремня тихонько звякнула, и Джоли закрыла глаза, боясь, что то, что она увидит вблизи, лишит ее мужества.

Крепость и жар его тела заставили ее улыбнуться, в то время как Даниель лег на нее, но очень осторожно, стараясь не раздавить ее своим весом. Джоли получила свое удовольствие, и теперь Даниель должен был получить свое. Джоли твердо решила, что перенесет боль молча, и это будет прекрасным ответом на то, что он просил, а потом требовал от нее.

— Сделай это, ну ты знаешь, что. Ведь ты делала это прежде… — послышался его низкий, глухой голос.

Джоли откинула голову, притворившись, будто не слышала того, что он сказал, и вместо ответа с готовностью предложила свое молодое тело. Даниель покрыл поцелуями ее шею, и Джоли ощутила, как его огромное мужское естество прижалось к ее, бедру.

Тут Джоли внезапно охватил страх, однако она не поддалась ему. После того как она видела человека, умирающего на тротуаре рядом с банком в этом проклятом Просперити, после того как ее арестовали, судили и чуть было не повесили за убийство того бедняги, перспектива потерять невинность едва ли могла испугать Джоли.

Даниель что-то пробормотал неразборчивое, а потом внезапно и сильно, одним резким толчком вошел в нее. Хотя у Джоли вырвался похожий на рыдание крик боли и страха, она обеими руками крепко обхватила голую спину Даниеля, чтобы он оставался в ней.

— Боже мой! — потрясение прошептал он. — Я думал…

Джоли запустила руку в его волосы цвета спелой пшеницы и прижалась губами к его рту, заставив его замолчать. Его язык глубоко проник в ее рот — такой же неистовый захватчик, как и его жгучее мужское естество. Джоли была ошеломлена, почувствовав, как ее усталое тело с готовностью изогнулось в новом и еще более сильном желании.

Даниель крепко держал ее, а Джоли буквально сгорала в его объятиях, когда он принялся плавно входить и выходить из нее.

Джоли все труднее было сдерживать свои чувства. Внутри у нее все кипело от этого жара и вырывалось наружу бессвязными криками. Она и не подозревала, что Даниель способен совершить с ней такое. А он продолжал брать ее сильными и точными движениями взад-вперед, бормоча нежные слова и слегка покусывая ей шею и ключицы.

Горячий красный туман застлал глаза Джоли, и она вдруг с яростным воплем женщины-воительницы содрогнулась в руках Даниеля… раз, другой, третий. Наконец затихла. Однако сквозь пелену наслаждения Джоли осознала, что Даниель не успел кончить и инстинктивно положила руки на его мускулистую, потную спину и стала возбуждать, шепча ласковые, бессмысленные слова.

Даниель наконец в последний раз сильно вошел в нее и затих, застонав от блаженства. Тело Джоли получило то, чего никогда еще не знало. Когда Даниель кончил, он упал рядом с ней на матрас, отчего пружины протестующе застонали. Пальцы его правой руки ласково и глубоко зарылись в ее волосы, а большой палец погладил ее скулы. Прошло бесконечно долгое время, прежде чем у него выровнялось дыхание, и Даниель спросил слегка охрипшим голосом, в котором слышалось осуждение:

— Почему же ты не сказала мне, что у тебя никогда не было мужчины?

Голова Джоли покоилась на плече Даниеля, и она вздохнула, все еще пребывая в блаженном состоянии.

— Вот и нет, мистер Бекэм, — улыбаясь, возразила она. — Я говорила вам, а вы мне не поверили.

Даниель молчал несколько длинных, блаженных минут, но потом в нем опять закипели эмоции. Даже не глядя на него, Джоли знала, что он хмурится.

— Но то, как ты все это делала! Никто б не подумал даже, что ты не знаешь, чем занимаешься…

Обиженная Джоли попыталась сесть на постели, но Даниель прижал ее к себе, одной рукой обнимая за бедра. И хотя она никогда и ни за что не призналась бы в этом, но то, что она при этом почувствовала, очень ей понравилось.

— Большинство женщин не умеют любить чувственной любовью, Джоли, — терпеливо пояснил Даниель. — Они занимаются любовью просто чтобы заиметь ребенка, ну, еще потому, что этого требуют их мужья.

Джоли в темноте сгорала со стыда. Получилось, что даже в этом она обманула его.

— Прости меня, — только и сказала Джоли.

— Тебе не в чем винить себя, — ответил Даниель, целуя ее в лоб.

Слишком усталая и пресыщенная, чтобы продолжить их разговор в новом русле, Джоли прижалась к Даниелю и заснула.

Проснулась она перед рассветом, когда Даниель уже выбрался из постели и одевался. Однако Джоли притворилась, что спит, слушая, как ее муж легко ходит по темной комнате. Когда он присел на кровать, чтобы обуть сапоги, пружины громко запели, и Джоли даже закусила губу, вспомнив, что они вытворяли ночью на этой самой постели.

Она надеялась, что, будучи в своей комнатушке в сарае, Дотер ничего не слышал. В противном случае он наверняка все прокомментирует, а Джоли не была уверена, что сможет вытерпеть это.

Даниель обернул вокруг пояса полотенце и вы-i шел из комнаты. Только после его ухода Джоли сообразила, что сегодня воскресенье и что ей придется облачиться в коричневое платье и высидеть предлинную проповедь.

С тяжким вздохом Джоли выбралась из постели и надела белую хлопчатобумажную ночную рубашку, которую сшила. Перед тем как отправиться в церковь, следовало еще приготовить завтрак, а до этого ей необходимо было помыться.

Когда Джоли вошла в кухню, там горел свет: это Даниель засветил керосиновую лампу, стоявшую посреди стола. Она потушила ее и принялась разводить огонь в печи. Затем добавила воду в бак на плите и поспешила наверх привести себя в порядок и надеть вчерашнее ситцевое платье.

Когда Джоли вернулась на кухню, то увидела там Даниеля, который стоял у печи и помешивал кофе, который уже успел поставить на огонь. Дотера нигде не было видно.

Джоли тут же охватила робость, несмотря на то, что между ней и этим мужчиной была такая интимная близость, какую она и помыслить не могла ни с одним человеческим существом.

— Доброе утро, мистер Бекэм, — сказала она. Даниель даже не повернулся, а вместо этого молча подошел к окну и замер, сурово глядя куда-то вдаль. Джоли знала, что он смотрит в сторону могилы Илзе, и поняла, о чем он думает в данный момент. Сожаление и глубокая печаль отчетливо отражались в его согбенной фигуре.

— Доброе утро, — как-то нехотя ответил он наконец.

— Завтрак будет готов через пару минут, — сказала Джоли, одевая передник. «Должно быть, он принадлежал Илзе, как и сам этот человек», — подумала она, завязывая передник на спине.

— Не особенно старайся, — не поворачиваясь распорядился Даниель, пояснив только: — Сегодня воскресенье.

Джоли округлила глаза. «Этот день наверняка будет скучным», — подумала она, но вслух довольно бодро сказала:

— Полагаю, что от этого коровы не перестанут доиться, а куры нестись.

— Первое, что сделаем завтра утром Дотер и я, это отправимся в Спокан, — нейтральным тоном сказал Даниель, когда через несколько минут Джоли возвратилась в кухню от колодца.

Она нарезала толстый кусок бекона и поставила кувшин сметаны на разделочный столик рядом с печью. Мысль о том, что Даниеля не будет, привела ее в уныние, но, конечно, она не такая дура, чтобы показать ему это. Он не увидит также, как она разочарована тем, что их любовная близость ничего не изменила в их отношениях.

— Я ожидаю, что ты приглядишь за хозяйством, пока меня не будет, — продолжил Даниель, не услышав ответа Джоли на свое заявление.

Джоли шумно поставила на красный металлический круг плиты сковородку с длинной ручкой, бросила на нее кусок сала и разбила три яйца.

— А я вовсе не собираюсь поджечь пшеничные поля или отравить воду в колодце, мистер Бекэм, — надменно сказала Джоли. — И вполне в состоянии приглядеть несколько дней за этой фермой.

Последнее было явным преувеличением, однако Джоли за свою недолгую жизнь столько всего пережила, что сейчас бесстрашно приняла вызов.

— Если возникнут затруднения, скачи две мили на запад за Джо Калли.

Только тут Джоли обернулась, чтобы встретиться взглядом со своим мужем. Он сидел за столом, его крепкие пальцы обхватили кружку с кофе, и, глядя на них, Джоли опалило жаром, и она задрожала, вспомнив то острое удовольствие, которое эти пальцы доставили ей прошлой ночью.

— Но Верена Дейли гораздо ближе, — резонно возразила Джоли, пряча глаза в надежде, что Даниель не догадается, о чем она думает.

— Верена — женщина, — нахмурился Даниель и этой парой слов отрекся от своего великодушного союзника, который считал себя его другом.

Джоли переложила поджарившийся кусок бекона на серую чугунную сковородку и поспешно сняла с плиты закипевший кофейник, чтобы вновь доверху наполнить кружку Даниеля.

— И долго мы будем притворяться, что не занимались любовью прошлой ночью? — наконец не выдержала Джоли.

У Даниеля побагровела шея.

— Это не предмет для разговора на кухне, женщина, — сурово произнес он. — Для этого существует спальня.

Джоли была так поражена, что забыла налить себе кофе и поднесла ко рту пустую чашку.

— Я знаю, что обязана тебе своей жизнью, — отчеканила Джоли, ставя на плиту кофейник и уперев руки в бока. — Правда и то, что ты мой законный муж, и это дает тебе определенные права. Но будь я проклята, Дан Бекэм, проклята, черт побери, если я позволю тебе решать, что и где мне можно говорить!

Но ее эскапада, похоже, не произвела никакого впечатления на Даниеля. Более того, он спокойно ее выслушал и заметил:

— Бекон подгорает.

Джоли почувствовала внезапную усталость и безысходность. Она, понурясь, подошла к плите и сняла еду с огня. Муж молча ел, а потом поднял глаза на ее ситцевое платье:

— Полагаю, ты сшила что-нибудь подходящее, что можно надеть в церковь?

Джоли подождала, пока Даниель повернется к ней спиной, и состроила ему гримасу. Когда он поднялся наверх, чтобы переодеться в выходную одежду, она прибралась на кухне, накормила цыплят, собрала снесенные яйца. И все это время обдумывала планы небольшого восстания, но когда Даниель подкатил к двери в запряженном фургоне, Джоли была одета в скромное платье из коричневого сатина, а волосы собраны на затылке в благопристойный узел.

Даниель выглядел удивительно нарядным в темном костюме и белой накрахмаленной сорочке с целлулоидным воротником. На голове у него красовалась модная шляпа взамен привычной и пропитанной потом старой кожаной.

Как и ожидала Джоли, поездка в церковь оказалась для нее сущим испытанием, хотя и совершенно по другим причинам. Дело в том, что мистер Приббеноу, судебный исполнитель, и судья Чилвер присутствовали в церкви, впрочем, как и все остальные, кто приходил поглядеть, как ее будут вешать. Как бы там ни было, сам этот факт мешал правильным словам, доносившимся с кафедры, долетать до ее ушей.

Однако были и некоторые положительные моменты. Так, священник оказался не таким уж велеречивым, а кроме того, в церкви была и Верена Дейли, которая приветливо улыбнулась ей и сказала несколько теплых слов, когда проповедь закончилась и прихожане вышли на церковный двор.

— Сегодня на воскресный обед у меня будет жаркое из цыплят, — сообщила Верена Даниелю так, чтобы быть уверенной, что окружающие ее хорошо слышат. — И я была бы очень рада, если бы ты и миссис Бекэм приняли мое приглашение отобедать, Дан. Я буду ждать вас в половине второго.

Даниель улыбнулся чему-то, вероятно, перспективе съесть цыпленка, и прикоснулся к полям шляпы.

— Благодарю за любезное приглашение, — ответил он. — Мы обязательно будем. — С этими словами подал руку Джоли, помог ей взобраться в фургон и тронул поводья.

Джоли расправила складки верхней юбки, болезненно реагируя на поведение одетых в строгие воскресные платья городских дам. Те, прикрывая ладонями рты, шушукались между собой, явно прохаживаясь на ее счет. Будущее сильно поблекло, когда Джоли подумала, что для них она навсегда останется изгоем. А ведь ей всю оставшуюся жизнь придется иметь с ними дело не только в церкви, но и в магазинах, просто на улице.

Плечи у нее поникли, когда они с Даниелем ехали из церкви в лучах яркого августовского солнца.

— Для них я всегда буду отверженной, поставленной вне закона, — пробормотала Джоли, но скорее самой себе, чем Даниелю. Если он и услышал сквозь конское ржание, стук копыт и грохот колес ее тихий шепот, то воздержался от каких-либо комментариев, но, возможно, высказал их про себя.

Как только фургон доехал до фермы, Даниель спрыгнул с козел, снял шляпу и, почтительно держа ее в руке, направился к могиле Илзе. Джоли почувствовала приступ ревнивого отчаяния, но подавила его в себе и направилась на кухню.

Там от утреннего завтрака оставалось еще достаточно кофе. Он получился очень крепким, поэтому Джоли добавила в кружку сливки и полную ложку сахара. И это все, что она могла сейчас сделать, чтобы только не подбежать к окну и не поискать Даниеля глазами. Его горе было его личным делом, и она не станет навязываться и вторгаться в него.

Ровно в половине второго Даниель и Джоли подъехали к дому Верены Дейли. Опрятный белый домик стоял почти рядом с дорогой, во дворе буйно цвела сирень и росли пышные чайные розы, в раскрытых окнах легкий ветерок колебал тонкие занавеси.

Верена, улыбаясь, вышла на крыльцо. Уже у самых въездных ворот Джоли ощутила аромат жареных цыплят и ее пустой желудок издал вовсе не подобающее леди урчание.

Они обедали в столовой, украшенной всевозможными глиняными горшками с цветами, большими и маленькими статуэтками, фотографиями в рамках и книгами. На каминной полке возвышалась витая морская раковина как молчаливое свидетельство того, что Верена побывала в море. Джоли почувствовала зависть.

— Итак, отношения между тобой и Даниелем изменились, — блестя глазами, сказала Верена, когда после обеда Даниель вышел во двор, чтобы посмотреть на копыто захромавшей дойной коровы Верены.

Джоли изменилась в лице и опустила голову, прежде чем согласно кивнуть.

— Да, это было… Я даже не ожидала такого… Но все произошло не так, как должно было быть с таким человеком, как Даниель…

Верена весело рассмеялась.

— А ведь я тебя предупреждала, чтобы ты не обманывалась насчет размеров этого верзилы. Помни, что Даниель стал совершенно самостоятельным уже в семнадцать лет. Он ходил в море, работал на ранчо, а не только на своей зерновой ферме. — Верена взмахнула рукой в направлении владений Даниеля. — И, между прочим, он прочитал свою порцию книг. Да, действительно в Дане Бекэме есть гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. И, я думаю, ты обязательно обнаружишь в нем это через несколько месяцев.

Джоли с трудом проглотила ком в горле.

— Но он остался мной недоволен, — поделилась она жалким тоном. — Он сказал, что я… я опытна в этом деле.

— Ну, мне кажется, что он просто был немного удивлен, — сверкая глазами, сказала Верена. — Дай ему время, Джоли, и он поймет, что искал именно то, что ты ему дала.

Женщины вместе мыли посуду. Верена озорно улыбнулась, указывая Джоли на Даниеля, который возвращался из коровника:

— Спорим, сейчас он захочет поехать прямо домой.

И действительно, когда Даниель вошел в столовую, он в нескольких словах успокоил Верену, что ничего страшного с копытом ее любимой коровы нет, а затем объявил, что им с Джоли лучше всего отправиться домой. Волнение охватило Джоли, но она тут же подавила его.

— А что случилось с мужем Верены? — спросила она, когда их фургон выкатил со двора и загрохотал по сухой пыльной дороге.

Даниель так долго не отвечал, что Джоли уже подумывала о том, не повторить ли вопрос.

— Он умер в поле, — ответил наконец Даниель. — Вероятно, сердечный приступ.

Джоли преисполнилась симпатией к дружелюбной неунывающей женщине, которая оказалась ее единственным другом среди всего женского населения Просперити.

— И как же она со всем управляется?

— Я за нее пашу, сею, а потом и убираю урожай, — ответил Даниель, глядя прямо перед собой на дорогу.

У Джоли тут же защипало в глазах и перехватило в горле.

— Какой ты добрый!

Даниель в ответ на это подхлестнул лошадей, что, впрочем, было совершенно не нужно.

Джоли подумала об остальных женщинах городка, которые возненавидели ее, даже не попытавшись понять, какая она есть на самом деле, но не стала жаловаться на это.

— Верена говорит, что ты плавал на кораблях, — осмелилась спросить Джоли. — А в Китае ты был?

Даниель выпучил на нее глаза, затем, к ее удивлению, громко рассмеялся. Для Джоли оказалось приятной неожиданностью увидеть, как просветлело его лицо, несмотря на то, что она была обижена тем, что ее вопрос вызвал такую реакцию.

— Нет, в Китае я не был, — заявил он, отсмеявшись. — Разок обогнул мыс Горн, выйдя из Чарльстона и поднявшись вверх до Сан-Франциско и Сиэтла.

Это был Даниель, которого Джоли не знала!

— Какое это, должно быть, было приключение!

Смех смягчил суровость его лица, и когда Даниель улыбнулся Джоли, в его улыбке мелькнуло нечто похожее на нежность.

— Не было дня, чтобы я не мучился от морской болезни, или ночи, когда бы я не молился Богу, чтобы показалась земля. Но мне платили деньги, и я держал свои страхи и неприятности при себе.

И тут словно прекрасный незнакомец вдруг материализовался на месте Даниеля, и Джоли почувствовала, как между ней и этим человеком установилась какая-то связь.

— Ты, должно быть, встречался со многими интересными людьми, — сказала Джоли, надеясь укрепить установившуюся между ними непринужденность.

— Да, встречался с несколькими, — согласился Даниель осипшим голосом, а его небесно-голубые глаза сузились. Тут налетел шаловливый ветер и швырнул ему в лицо ее золотистые волосы.

У Джоли внезапно участился пульс, а сердце забилось сильнее, казалось, в самом горле. Она без особой нужды занялась прической, завязывая волосы на затылке. Затем сцепила пальцы на коленях и уселась так, чтобы глядеть прямо на дорогу. Даже ради спасения души она не смогла придумать ни одной разумной вещи, которую можно было бы сказать.

— Я хочу, чтобы ты подождала меня в спальне, — произнес Даниель, когда остановил фургон перед конюшней и спустил Джоли на землю — Надень ту белую ночную рубашку, что была на тебе прошлой ночью.

У Джоли вспыхнули щеки, но она молча кивнула и направилась к дому. Пятнадцать минут спустя, когда Даниель вошел в спальню, Джоли уже успела скинуть с себя коричневое сатиновое платье и переодеться в белую хлопчатобумажную ночную рубашку. Она сидела перед зеркалом и тщательно расчесывала волосы, страшно довольная тем, что на этот раз расчесала все спутавшиеся пряди. Легкий летний ветерок чуть колебал занавеси, словно белоснежные саваны привидений.

В зеркале Джоли увидела выражение глаз Да-ниеля. Он смотрел на нее так, словно никогда прежде не видел женщин, а руки резко дернулись к горлу, чтобы развязать тугой узел черного галстука. Джоли увидела, как заходил его кадык, но подавила улыбку.

Даниель желал ее, и не имеет значения, какого он о ней мнения, что уготовил ей в своем будущем. Джоли готова была испытать ту же боль, что и в первый раз, лишь бы снова получить то наслаждение, которое он давал ей, когда занимался любовью.

Наконец он справился с галстуком, после чего сдернул пиджак и принялся снимать запонки. Джоли пересела на край кровати, сцепив пальцы на коленях.

— Боюсь, что и на этот раз покажусь слишком опытной, — жалобно сказала она, и по лицу Даниеля промелькнуло нечто вроде усмешки. — Он подхватил ее под мышки и поставил на ноги, заключил в объятия. Когда же их губы слились, Джоли почувствовала себя так, будто опрокинула в себя добрую кварту домашнего виски.

Затем Даниель так страстно целовал ее, что Джоли перестала различать, где пол, где потолок. Он положил руки на ее закрытые хлопком груди, отчего ее соски под его пальцами тут же набухли и отвердели. И какое же это было облегчение, когда он положил ее на кровать, потому что от слабости ноги уже не держали Джоли.

Из-под опущенных век она смотрела, как Даниель снимает с себя остатки одежды, и думала, как же он прекрасен! Были в нем грация и изящество, которые не портили даже огромные мускулы.

«Я люблю тебя» — подумала Джоли, но не зашла еще столь далеко, чтобы громко и вслух произнести эти простые и в то же время такие сложные слова. По крайней мере не сейчас.

Было время, когда Даниель мог спокойно взирать на Джоли, но движения его стали порывистыми и лихорадочными Он стащил с Джоли через голову ночную рубашку, отбросил в сторону и лег между ее ног, давая ей почувствовать всю силу своей мужской страсти.

Джоли обняла его, провела ладонями по спине, плечам, по курчавой груди и почувствовала, как под кончиками ее пальцев затвердели его мужские соски. Теплый летний ветерок обласкал обоих ароматом дорожной пыли, солнечного света и золотой пшеницы.

Даниель застонал, словно этот ветерок сломал его внутреннее напряжение, и легкими поцелуями покрыл щеки, шею, грудь Джоли. Затем нашел своим крепким и горячим членом ее лоно и вошел в нее — глубоко и резко.

Джоли ожидала снова почувствовать боль, но она мелькнула только на мгновение, сменившись таким блаженством, что у Джоли глаза были готовы выскочить из орбит. Дыхание стало прерывистым и частым.

— А я еще и не начал ничего, — услышала она голос Даниеля, вернее, догадалась, поскольку в ушах у нее звучал властный голос собственного тела и души, жаждущих вновь ощутить ту волшебную гармонию, которую открыл для нее муж Находясь под Даниелем, она словно с ума сошла, в буйном порыве отдаваясь ему и издавая при этом исходящие из самой глубины ее вопли, похожие на полуночный вой одинокой волчицы.

Медленно, не торопясь, начал Даниель, и каждый раз, когда он выходил, она умоляла, чтобы он вновь покорил, захватил, завоевал ее. Она содрогнулась в сладких конвульсиях, когда Даниель, открыв рот и тяжело дыша, опустошил себя в нее.

После этого Даниель и Джоли крепко заснули, а проснулись только после захода солнца. Джоли издала мягкий утробный звук, когда Даниель сразу же после пробуждения развел ей ноги и вошел в нее. Любовная битва началась снова и не кончалась до тех пор, пока оба они не покрылись потом, а их рты не пересохли от криков наслаждения.

Прошло довольно много времени, прежде чем Джоли поднялась, умылась водой, которую принес снизу Даниель, и надела голубое ситцевое платье. Она уже заканчивала собирать легкий ужин из бутербродов и фруктов, когда на кухню вошел Даниель, одетый в свою обычную рабочую одежду и выглядевший таким же холодным и отстраненным, как всегда. Сторонний наблюдатель ни за что на свете не догадался бы, что всего лишь несколько минут назад он занимался любовью и говорил при этом такие слова!

Джоли пожала в душе плечами и снова занялась едой. Может быть, судьба все-таки улыбнулась ей, и Джоли получит то, о чем в действительности мечтала всю свою жизнь, — дом, мужа и ребенка.