"Пикник с кровью" - читать интересную книгу автора (Оливьери Рената)

Глава 5

Трудно начинать все сначала, признать, что все твои предположения оказались ошибочными. Лучше бы идти проторенной дорогой, как будто ничего не случилось. Одна беда — проторенная дорога ведет в никуда.

Этой ночью Амброзио долго не мог сомкнуть глаз, ворочался и ворочался в постели, даже забыл прикрыть ставни. Поэтому, проснувшись утром, он сразу увидел пепельно-серое небо. Может, Надя права: это грипп задержал убийцу? Или следовало обдумать другие версии и направления? Разумно ли держать по тревоге столько людей? Не было зацепки, которая дала бы толчок мысли. Единственный верный след — это пули, выпущенные из одного и того же оружия.

Амброзио провел рукой по волосам — пора уже сходить в парикмахерскую. Кофе в чашечке из белой майолики — подарок Эмануэлы — порадовал вкусным ароматом.

Убийца использовал оружие военного образца. Тот, кто стреляет из этого оружия, убежден, что выполняет свой гражданский долг. Вот, сказал себе комиссар, кажется, я нашел самое верное слово. Он закрыл глаза и увидел это слово высеченным на мраморе латинским шрифтом:

DOVERE.

Побрившись, Амброзио освежил лицо лосьоном с запахом сандала.

Будем рассуждать логически. Гибель ни в чем не повинного человека заставила кого-то из его друзей или близких, потерявших веру в закон, в готовность и умение полиции найти и наказать виновных, взять в руки оружие и начать творить самосуд. Это он как бешеного пса застрелил Джино Фруа, которого его несчастная мать ласково называла Джиннето. Это он собирается застрелить Филиппе. И ему наплевать, что ребята не убивали кондитера. Конечно, инфаркт был спровоцирован грабежом, это бесспорно, но ведь бесспорно и то, что они не убивали… Правда, в эту схему не укладываются убийства Гаспаре Аддамьяно и Альдо Торресанто, умершего от раны в больнице. Кажется, кроме угона машин, на них ничего не висит. А может, это только кажется?..

Он продолжал думать о вдове хозяина траттории Марии Датури, о доме возле озера Редечезио на окраине города. «Убивать и хоронить навечно». Да, именно оттуда нужно начинать новые поиски. Джулиани первым пойдет в Милано-Сан-Феличе, а потом появится он сам. Необходимо действовать крайне осторожно.

Амброзио выжал в стакан апельсин. Аромат напомнил ему ледяные туринские зимы, белые крыши домов на берегу По, мосты на реке. На площади Витторио Венето, огромной и продуваемой ветром, в детстве он всегда боялся заблудиться. Тогда еще был жив дедушка Гульельмо, маленький, щупленький, с льдинками-глазами и облачком пара из носа, который, казалось, держался на густых и колючих усах. Он был похож на гнома из детских сказок.

Утро было холодное, сырость пронизывала все вокруг. Комиссар спрашивал себя, сможет ли Джулиани, еще совсем мальчишка, выполнить задачу. Он мог бы представиться студентом, который готовится к экзамену по истории.

Кстати, Джулиани и был студентом, и мог бы даже окончить университет, если бы у него были богатые родители. Но богатых родителей не было, а тут подвернулась работа в полиции, и на университете пришлось поставить крест…

Эмануэла говорила ему: Джулио, ты профессиональный лгун. А он отвечал: обманщик обманщику рознь. Одного видно, едва откроет рот, а другой обманывает — и сам верит в то, что говорит. Я стал лгуном из-за службы в полиции.

У Джулиани были темные настороженные глаза. Широкий в плечах, стройный и белозубый — женщины, наверное, с ума сходили по нем.

— Ты жениться не собираешься?

— Пока нет, комиссар, — широко улыбнулся инспектор.

— Нужно, чтобы все знали, что ты разыскиваешь какую-то старую книгу о войне.

— Атака кавалерии у Избушенского, загадка Рудольфа Гесса…

— Тебя это интересует?

— Мой отец воевал в Югославии, сержантом. Дома у нас все полки забиты книгами о второй мировой войне.

— Главное, чтобы ты понравился вдове. В траттории должен быть бар, там собираются друзья бедняги Датури, проследи за ними. У нас мало времени, максимум три дня. За три дня нужно найти самого преданного друга Альваро Датури.

— У него, должно быть, пристрастие к определенным книгам?

— Могу поспорить, что те, которые есть у твоего отца, он знает.

— Я его найду.

— Позвони мне, и я тут же появлюсь в траттории.

— Задача ясна. — Джулиани встал, он был похож на морского кадета.

Амброзио хотел бы иметь такого сына. Что там моряк, может, он родился бы с музыкальным слухом, как его мать.

Теперь предстояло заняться газетами.

Комиссар прошел в соседнюю комнату, где сидел за машинкой Де Лука.

— Где Надя? — спросил он.

— Минуту назад была здесь.

— Как только увидишь, срочно пришли ко мне.

Комиссар вернулся, едва сдерживая возбуждение. Господи, и как он раньше об этом не подумал!

— Немедленно просмотри во всех газетах некрологи на смерть Альваро Датури. А все-таки у него сработал нюх, хоть и с опозданием, но сработал.

В некрологе, напечатанном на предпоследней странице «Коррьере», сообщалось: «Трагически погиб Альваро Датури. О нем скорбит подруга его жизни Мария Виньяти Датури. На церемонии погребения присутствовали Марио Виньяти с семьей, Микеле Россетти, Луиджино, Энрико, Итало, Романо, Джанкарло с Анной, Альфредо, кап. Джорджио Де Пальма, Рената Орландо.

— Джулиани! — Амброзио никогда не кричал, разве что в исключительных случаях. Это был исключительный.

— Вот тебе некролог. Сделай себе копию, тут все друзья кулинара. Особое внимание — капитану Де Пальма. Почему, черт побери, я не подумал об этом раньше?

В молодости у него, наверное, были рыжие волосы. Невысокого роста, не больше ста семидесяти сантиметров, но плотный, коренастый. Васильковые, как у девушки, глаза смотрели в одну точку, широкую грудь делил надвое военного образца черно-красный галстук, выделяясь на бледно-голубой сорочке. На нем были синий бархатный пиджак и серые брюки, на мизинце левой руки обручальное кольцо.

Реальность всегда оказывается не похожей на то, что мы себе воображаем. Оказались ненужными притворство, игра, выжидание. Был столик недалеко от кассы, за которым сидели четверо, одного из них часто называли Капитаном. Обслуживала их вдова Датури. Все четверо ели сосредоточенно, разговаривали мало. Джулиани сел поблизости, заказал котлету по-милански. Капитан, насколько он понял, жил в своем доме недалеко от траттории. Один из сотрапезников был, похоже, его шофером, другие коммерсантами; говорили об электронной аппаратуре.

Когда обед уже заканчивался, один из коммерсантов, помоложе, сказал: «Синьор Де Пальма, если позволите, я пойду на эту встречу». Капитан кивнул. Коммерсант вышел не простившись.

Больше у Джулиани не было никаких сомнений. Он подошел к столу и представился:

— Я инспектор полиции из отдела Мобиле…Капитан то закрывал глаза, то вдруг открывал, как под действием яркого и резкого света. Голос у него был спокойный, он, казалось, совсем не удивился вызову в квестуру для беседы с комиссаром, который занимался делом бедняги Датури.

— Итак, что вас интересует, господин комиссар? Кстати, разрешите закурить? — Де Пальма достал сигару, рассеянно покрутил ее в пальцах.

Амброзио эта сигара напомнила Массагранде, командира Мобиле, когда сам он был еще довольно молодым его заместителем.

— С некоторых пор мне поручено заниматься тем, что репортеры называют микропреступностью. Вы ведь знаете, насколько выросли мелкие кражи, вымогательства, не говоря о покушениях, вооруженных грабежах, кражах автомобилей и пожарах с жертвами.

— А убийства? — спросил Капитан. — Насколько я понимаю, вы занимаетесь и убийствами.

— Более чем на сорок процентов.

Капитан пустил вверх струйку дыма от сигары.

— И что вы собираетесь делать? Васильковые глаза его стали стеклянными, почти прозрачными.

— Глава полиции говорит о профилактике, усилении «видимого» присутствия государства и сил охраны порядка в центре, на окраинах, в пригородах…

Амброзио, вздохнув, подумал: «Сейчас он взорвется». Но Де Пальма подвинул кресло к столу и оперся локтями о стекло.

— Государство? А оно существует? Существует еще? Или уже давно рухнуло?

— А вы как думаете?

— Я думаю, что Италия — не государство. Италия — конгломерат семей, а государство — это нация. Была попытка превратить это сообщество в нацию, но она позорно провалилась. Вам это говорит один из тех, кто пытался что-то сделать.

— Вы воевали? Де Пальма аккуратно стряхнула пепел в пепельницу.

— Какие курите сигары?

— «Клатмастер».

— Я так и знал.

— Как вы сказали?

— Их курил мой командир.

— Знаете, сколько лет мне было, когда я решил помочь в создании новой родины? Восемнадцать. Тогда как раз началась война. Я был в пустыне, с противотанковой пушечкой 47/32. Ее звали «Слоненок».

— Что вам запомнилось из тех дней?

— Запах порохового дыма, трудно было дышать.

— А потом?

— Я нашел это в книге, но это случилось и со мной.

Красный кориандр на лбу моего лучшего друга.

— Долго шел бой?

— Неделю, со второго по седьмое декабря. Знаете, что запомнилось? Снаряды, касаясь песка, издавали странные звуки, казалось, слышишь щебетание птиц.

— Английские снаряды?

— Чьи же еще? Против нас стоял восьмой танковый, потом эскадрон броневиков, королевские драгуны и Бог знает кто еще. Мы держали высоту 174… Он замолчал, во взгляде пронеслась тень грусти.

— Не понимаю, зачем я вам об этом рассказываю?! Вот уж верно: ветераны всегда невыносимы.

— А после войны, вернувшись домой, вы учились?

— Получил диплом инженера-электронщика. Занимался даже по воскресеньям, жил как бирюк, растерял всех друзей.

— А девушки?

Впервые улыбка осветила лицо Капитана.

— Встретил одну, стриженную под мальчишку, так тогда было модно. Худенькая, белобрысая, носила длинные юбки. Я спрашивал, хочет ли она мороженого, сока или вермута, она всегда предпочитала рисовую кашу с бульоном. Всегда хотела есть. Отец ее был репрессирован. Два года они ели одну картошку.

— Любили ее?

— Да. Но нужно было получить диплом, для нее у меня не было времени, я просто не мог. Математический анализ, аналитическая геометрия… Господи, на какую чепуху ушла моя жизнь!..

— Вы расстались?

— Она вышла за другого.

— Вы сказали, что Италия кажется вам не нацией, а конгломератом семей.

— Когда я вернулся домой из плена… ничего я не нашел, абсолютно ничего, только равнодушие. Все изменилось: ценности, в которые я верил, были выброшены на свалку. Имена новых лидеров мне казались смешными:

Скоччимарро, Меуччио Руини, Тромбадори… Они были плохо одеты, не умели говорить. Отец повторял мне: парень, поверь, в конце концов ничего не меняется, эта страна — ненадежная телега, не садись в нее, иди своей дорогой. Бедняга, он понимал, что все мои мечты, как и его, рухнули навсегда.

— Вы женаты?

— Прожили двадцать лет, потом разошлись. Детей не имели. Что говорить, характер у меня… А Антония дни напролет болтала как сорока, и голос у нее противный, сорочий… Минуты не могла помолчать. Мне хотелось посидеть в тишине с книжкой, подумать о жизни, а она… Однажды у меня просто лопнуло терпение.

— Вы хорошо знали синьора Датури?

— Я всегда обедал в его траттории, в полдень. Хороший был человек, из тех, знаете, что целиком отдаются работе, стараются все сделать как можно лучше. Превосходный кулинар и кондитер, работал за границей…

— Он увлекался новой историей. Я видел в его доме книги о войне.

— Некоторые посоветовал ему прочесть я. Некоторые подарил. Его интересовали морские сражения, особенно гибель «Бисмарка», броненосца «Граф фон Шпее».

— Он был не очень-то здоров…

— Ничего страшного. Если бы не встреча с этими подонками, он и сейчас был бы с нами, я уверен.

— Один из этих двоих убит, второй, предупрежденный по телефону, живет под страхом смерти.

— Поэтому вы и решили со мной познакомиться?

— И да, и нет, Капитан. У меня на плечах уже четвертое убийство, и единственное пока свидетельство — это калибр пули, всегда один и тот же.

— Любопытная деталь, — пожал плечами Капитан.

— Где вы живете, синьор Де Пальма?"

— На площади Бернини, я всегда там жил. Это квартира моих родителей.

— Ваша бывшая жена вышла снова замуж?

— Живет с одним художником, недалеко от меня, на улице Гуеррини. Иногда встречаемся.

— У вас есть домработница?

— Приходящая. Куда вы клоните, комиссар?

— Никуда. Пытаюсь понять, что происходит вокруг убийства. В данном случае — вокруг четырех убийств.

— А я тут при чем? Вам нужно мое алиби? Хотите знать, где я был, когда подстрелили грабителя?

— Разве я спрашивал об этом?

— Спросите, наверное. Что еще вы хотите знать? Есть ли у меня любовница? Да, есть.

— У меня тоже есть женщина, кстати, значительно моложе меня. Я еще не женился на ней, хотя тоже разведен.

Амброзио не первый раз пользовался своими неудачами, чтобы вызвать сочувствие, понимание ближнего. Если бы это услышала Эмануэла!

— Моя приятельница ко мне в дом не приходит. Мы встречаемся в городе или в ее квартире. Она тоже была замужем. У нее два сына, еще подростки. Я для них как дедушка. Они зовут меня Капитаном.

— Синьора работает вместе с вами?

— Откуда вам это известно? Амброзио промолчал.

— У вас есть разрешение на оружие?

— Разумеется. И старенькая «беретта».

— Приходилось пользоваться?

— Только в тире.

— Пару недель назад был убит наркоман, некто Антонио Армадио, двадцати семи лет. Вы читали об этом в газетах?

— Я не поклонник полицейской хроники. Кто его убил?

— Мы еще не нашли. Было что-то странное в этом преступлении. Калибр пуль, идентичный тем, которыми убили грабителя на улице Де Костилья на Острове.

— Они выпущены из одного оружия?

— Да.

— Это интересно.

Де Пальма положил недокуренную сигару в пепельницу. Струйка дыма поднималась к потолку. Он следил за нею, прищурив глаза.

— И что из этого следует? О каких новых преступлениях вы мне хотите рассказать?

— Например, о двух убийствах в ночь карнавала. Два молодых человека, возможно, автомобильные воры, были застрелены в скверике в нескольких шагах от Мемориального кладбища.

— Все из того же оружия?

— Из того же армейского оружия.

— Вот почему вы меня вызвали?! — протянул Капитан сквозь зубы. — Но нас ведь тысячи, кто имеет «беретту» девятого калибра.

— Я не ищу «беретту». Ищу мотивы преступления.

— Могу я помочь?

— Возможно.

Де Пальма, казалось, избавился от напряжения, откинулся в кресле, вздохнул, погладил рукой затылок.

— Ваш друг Датури…

— Он не был моим другом. Просто хороший знакомый, порядочный человек. Друзей я давно растерял. В Мармарике, в Тунисе, в Италии… Они мне и сейчас снятся, я и сейчас порой вижу их лица среди диких пиний, на красной земле эль-Фандии. Мы спали на маскировочных полотнах, а в черном небе было столько звезд…

— Они погибли?

— Все и ни за что.

Сумел ли он победить в нем недоверие? Комиссар не был уверен.

— Вы говорили, что после возвращения вас больше всего поразило безразличие общества.

— Не только. Но все хотели учить тебя, никто не признавал, что сам слепец или просто никудышный учитель. А я хотел, чтобы ко мне относились с уважением. Если бы они сказали: «Слушай, парень, жизнь не такая, какой ты ее себе представлял, тебя обманывали, мы все были охвачены нездоровым энтузиазмом, потом проснулись и вот мы здесь, еще живые. Возьмемся вместе за работу». Вместо этого…

— Вы их ненавидели?

— Не любил, это точно. Я не носил галстук, берет набекрень, курил дешевые сигареты. Однажды кто-то предложил мне записаться в иностранный легион. Мне это понравилось, скажу по правде. В общем, я наслаждался ролью побежденного.

— Но потом, позже боль утихла?

— Не скажу, чтобы я очень переживал. Только, бывало, ночью вдруг проснешься — гусеницы Крузадера в вихре песка почти нависают над тобой, готовые раздавить, как жалкое насекомое, лежишь… весь в поту, без дыхания, с бешено бьющимся сердцем и не понимаешь: жив? Умер?..

Капитан достал и раскурил новую сигару.

— Я был у синьоры Датури, — постарался вернуться к теме, занимавшей его, комиссар.

— Альваро гордился ею. Он говорил о ней постоянно. О своей квартире, о своих книгах.

— Мне она показалась женщиной решительной.

— Она знает свое дело. Альваро говорил, что если ему удалось поставить на ноги тратторию и бар, то только благодаря ей, Марии. Кстати, она сказала что-нибудь такое, что вас взволновало?

В голосе Де Пальма чувствовалась едва заметная ирония. Амброзио подумал, не разыгрывал ли он перед ним роль смиренного побежденного, у которого в глубине души бушуют неукротимые страсти. Он уже встречал раньше подобных типов.

— Слишком уж она верит в сильнодействующие средства. В смертную казнь, например.

— А вы нет? Или не видите, до чего мы дошли? Одно послабление за другим, одно разочарование за другим. Вы не отдаете себе отчета, что скоро нас может захлестнуть волна преступности?! Люди передвигаются ночью под защитой брони своих машин, на миг освещают фарами сцены разбоя, насилия и едут дальше, не замечая их, под ритмы идиотской музыки. И вам это нравится? Мне нет.

— А что бы вы предложили?

— Кто нарушает закон, должен понести наказание. Без всяких отсрочек и амнистий. Когда в Испании правил генерал Франко, вы думаете, кражи автомобилей были таким же обычным явлением, как сейчас? Ничуть не бывало! И знаете почему? Потому что мало кто соглашался годами гнить в тюрьме за дешевенький «фиат».

— Синьора Датури говорила мне то же самое.

— Я, как и она, — за смертную казнь, — отрывисто бросил Де Пальма. — В этом мы единомышленники.

— Электрический стул, виселица, гильотина? — криво усмехнулся Амброзио. Де Пальма отрицательно покачал головой.

— Я консерватор. Расстрел, как в добрые старые времена. По всей нашей стране разбросаны бесчисленные кладбища, где похоронены бедные двадцатилетние ребята, которые так и не успели стать взрослыми, а мы думаем о том, как приструнить насильников, похитителей детей, маньяков-убийц и торговцев наркотиками. Несколько десятков расстрелять — готов поспорить, многие сразу же возьмутся за ум. Надо, чтобы преступники боялись государства, испытывали святой страх перед законом. Тогда оно, это государство, не развалится, как карточный домик.

— А не кажется ли вам, Капитан, — хмуро сказал Амброзио, — что от ваших рассуждений как-то уж очень сильно попахивает фашизмом? Увы, но ведь и при фашизме были воры, насильники, убийцы, не правда ли?

— Были, но не столько, сколько их развелось сейчас. — Де Пальма откинулся в кресле и в упор посмотрел на комиссара. — Я был откровенен с вами. Может, лучше было промолчать, отвечать «да» и «нет». Но я предпочел сказать вам то, что думаю, что меня давно мучает. Ренату, женщину, о которой я вам говорил, ограбили, когда она перекусывала в пиццерии на улице Порта Вольта с двумя друзьями. Среди моих служащих нет ни одного, кто не пострадал бы от жуликов, бандитов, грабителей, У нас не хватает политической воли прервать эту проклятую спираль, положить конец этой мутной волне преступлений.

— Понимаю и разделяю ваш гнев, Капитан, но все-таки я убежден, что нужно соблюдать закон. И заставлять это делать других. Правосудие — не сплошные жестокие репрессии. Да, понимаю, когда человек потерял веру, когда видит, что вокруг все плохо, среди общей незаинтересованности, равнодушия, ненависти… Думаете, я не отдаю себе в этом отчета? Только…

— Только давно пора, чтобы наши так называемые правители отложили свои споры, свои туманные слова и вбили себе в башку, что однажды вместе со всей бандой нахлебников, доносчиков и сводников, которые крутятся вокруг них, они дорого заплатят за свое легкомыслие, чтобы не сказать хуже.

Больше разговаривать было не о чем. Комиссар встал. Де Пальма тоже поднялся, взял со спинки стула свой плащ. Усталые, вымотанные, они молча стояли друг против друга.

— Вы разрешите, если в ближайшее время я появлюсь у вас? — с трудом нашелся Амброзио. — Я хотел бы… мне было бы приятно еще разок обсудить с вами проблемы преступности и способы борьбы с ней. По-моему, этот вопрос нам обоим небезразличен.

Капитан коротко кивнул и пошел к двери.