"Мечтай обо мне" - читать интересную книгу автора (Литтон Джози)

Глава 20

Вода в лохани наверняка давно остыла. Ей бы следовало послать кого-нибудь за горячей водой или в крайнем случае сходить самой. Но все, на что Кимбра была способна, это стоять столбом там, где Вулф ее оставил, и следить за каждым его движением.

Он достал ветошь и масло, которыми обычно пользовался для чистки оружия, тщательно протер меч и вложил в ножны. Меч и прочее он оставил на столе, а сам сбросил сапоги, стянул через голову окровавленную рубаху и погрузился в остывшую воду. На Кимбру Вулф не обращал внимания, словно ее и не было. Он мылся так же тщательно, как и вычищал оружие.

Наконец ритуал омовения был окончен, и Вулф поднялся в лохани, основательно залив водой пол. Вытерся. Мокрое полотенце последовало за рубахой на пол. Как был голый, он подошел к Кимбре и коснулся ладонью той щеки, которая пострадала меньше.

— Тебе нужно отдохнуть.

Это был голос мужа. Ее мужа, Вулфа Хаконсона. Это были его глаза, полные заботы и… опасения? Кимбра заглянула в них, ища отражение огня и льющейся крови, боли и смерти, жажды справедливости и мести.

Вулф Хаконсон. Он победил в честном бою, хотя вышел один против троих. Этим он подтвердил свое право на власть, и теперь уже никто не посмеет его оспаривать. Но главное, он остался в живых. Он даже не был ранен. Они все еще были вместе.

Кимбра взяла руку мужа — ту самую, что недавно держала меч, — и по очереди коснулась губами каждой костяшки. Повернула ее, коснулась кончика каждого пальца, а потом надолго прижалась губами к жесткой ладони, покрытой бугорками мозолей.

Когда она снова подняла взгляд, глаза Вулфа были полны надежды. На что он надеялся? Чего ему не хватало сейчас, и час победы, в час торжества? Ответ пришел сам собой. Вулфу нужно было знать, что ее не оттолкнуло от него то, свидетелем чему она стала, что все между ними осталось прежним. Он надеялся, что она примет его таким, как он есть. Он лишь казался неколебимо уверенным в себе, но, как и каждый человек из плоти и крови, знал моменты сомнений и колебаний. Он нуждался в том же, что и она: в одобрении и поддержке близкого человека. Это была та сторона его натуры, которую, быть может, не дано было видеть никому, кроме нее.

Кимбра ощутила, как душу ее заполняет нежность, и переплела свои пальцы с пальцами мужа, заново изумляясь тому, как непохожи их руки. Ее, маленькая, терялась в широкой ладони Вулфа, она была узкой, белой и нежной на фоне его загорелой обветренной кожи и крепких жилистых запястий, способных с легкостью удерживать меч. Его пальцы умели стискивать горло врага, но они же могли прикасаться легко, как крылья бабочки.

Приподнявшись на цыпочки, Кимбра потянулась к губам мужа и заставила их раскрыться, щекотно трогая языком. В груди Вулфа родилось беззвучное рычание, он попытался обнять жену, но она поймала его руки за запястья и, не выпуская их, начала подталкивать его к постели. Вулф подчинился, не отрывая от нее взгляда.

Принудив его усесться мягким нажатием на плечи, Кимбра отступила на шаг. Она была в сильнейшем напряжении и боялась, что вот-вот начнет дрожать всем телом. Однако важнее всего была отчаянная потребность рассеять опасения мужа, делом доказать, что все у них в порядке, и заодно отпраздновать победу, принести судьбе дар за то, что они все еще вместе.

Сняв платье, Кимбра какое-то время держала его перед собой, прикрываясь. Потом разжала пальцы. Тонкая ткань соскользнула по телу, открывая округлости грудей с уже напряженными сосками, тонкую талию, стройные бедра. Когда платье упало к ногам, Кимбра переступила через него, тряхнув головой, чтобы волосы полностью скрыли тело.

Эта маленькая сценка вызвала у Вулфа живой отклик. Проследив за ее взглядом, он улыбнулся так, как улыбался нечасто — открытой мальчишеской улыбкой. С ней он был моложе, мягче, добрее, в нем не оставалось ничего от варвара с окровавленным мечом в руке. И хотя Кимбра знала, что это не так, она засмеялась, когда Вулф заметил:

— Женщинам проще, их желание не столь очевидно.

Только не для них самих, подумала Кимбра, опускаясь на колени. Она провела ладонями вверх по его лодыжкам, икрам, бедрам, радостно удивляясь тому, как все это бугрится мышцами и как отзывчиво на прикосновение. Волоски росли так густо, что ноги казались покрытыми ровной темной шерсткой. Подумав так, Кимбра ощутила горячую волну внизу живота. Она нажала ладонями, предлагая Вулфу развести колени.

— Ну и чудесно, что у мужчин все так очевидно…

Кимбра наклонилась вперед, позволив волосам упасть Вулфу на ноги и скрыть от его взгляда то, что она делает. В считанные секунды он застонал сквозь зубы и снова попытался привлечь ее к себе.

— Позволь мне! — взмолилась Кимбра.

После короткого замешательства Вулф откинулся на постель, заложил руки за голову и сплел их там, чтобы не поддаться желанию прекратить любовные игры и взять Кимбру немедленно. Позади было три дня празднества и четыре дня охоты. Неделя! Целая неделя прошла с их последней близости. Желание было почти неуправляемым, он изголодался по женщине, как волк. Он желал оказаться в горячей, шелковистой и влажной глубине ее тела и ощутить упоительные спазмы разрядки. Но в то же время хотелось, чтобы она продолжала, и Вулф готов был терпеть эту сладкую муку, даже если это его убьет. Неожиданная и смелая ласка Кимбры не просто возбуждала, она будила страсть без меры и границ. Пот градом катился по коже, дыхание стало частым и хриплым, мышцы на руках, груди и животе судорожно подергивались. Когда он понял, что больше не выдержит ни секунды, Кимбра вдруг отодвинулась и вот уже была рядом с ним в постели.

— Как все-таки странно, что я могу прикасаться к тебе, когда захочу и как захочу! Ты такой могучий, такой громадный и все же ни разу не причинил мне боли. С тобой я чувствую себя хрупкой, беззащитной, но это приятно, потому что я знаю — мне нечего опасаться. — Кимбра потянулась рукой вниз и несколько минут ласкала мужа, потом подвинулась так, чтобы оказаться сверху. — Мне нравится и так, и эдак… — произнесла она задумчиво и засмеялась, посмотрев на его заострившееся лицо. — Когда сверху ты — это чудесно, потому что я полностью в твоей власти и ты можешь делать со мной все, что хочешь. Но иногда приятнее самой задавать темп. Я все думаю, в какой позе бывает острее и слаще… но никак не могу решить!

— А ты не торопись, — сказал Вулф сквозь зубы. — У нас впереди вся жизнь!

Кимбра приподнялась на подушке и устремила взгляд на мужа. Он спал — наконец-то. Его выносливость потрясала воображение, он был ненасытен, этот Вулф Хаконсон. В ее теле еще не угасло эхо наслаждения, которое он дарил ей раз за разом, снова и снова.

Кимбра придвинулась ближе и провела кончиком пальца по его губам. Он был само совершенство, образчик мужской красоты. Более того, душа у него была под стать телу, мужественная и прекрасная. То, что ее любит такой мужчина, наполняло Кимбру гордостью. Она и не думала, что можно быть настолько счастливой.

Едва задремав, она была разбужена громким бурчанием в собственном животе и внезапно вспомнила, что в последние несколько дней едва прикасалась к пище. От этой мысли голод только усилился.

Нужно срочно перекусить, иначе через полчаса она начнет глодать спинку кровати!

Как бы ей ни хотелось выбираться из теплой постели, она все же это сделала. Набросив платье, на цыпочках, чтобы не разбудить спящего мужа, Кимбра приблизилась к двери, бесшумно ее открыла и занесла ногу через порог.

— Куда это ты направилась?

Оклик заставил Кимбру качнуться назад, и только это помешало ей опустить ногу прямо на поднос, заботливо оставленный за дверью. Только Брита могла предвосхитить ее желание. Кимбра мысленно рассыпалась в благодарностях, поднимая поднос. Он был так тяжел, что едва не выпал из рук. Она повернулась.

— Пока ты там пировал, у меня не было аппетита. Зато теперь он вернулся с удвоенной силой.

Муж высказался насчет того, что он лично считает ее аппетит полностью удовлетворенным, по крайней мере он хорошо для этого потрудился. Это вышло невнятно, но было видно, что мало-помалу Вулф просыпается. Во всяком случае, он не вернулся ко сну, а уселся поудобнее и смотрел, как Кимбра начала есть.

Тут было на что посмотреть. Сняв салфетку и увидев изобилие провизии, она непроизвольно сглотнула слюнки. Брита превзошла сама себя и нагрузила поднос всем, что было особенно по вкусу ее госпоже: тут были и лепешки с кардамоном; яблоки, печенные с корицей; и сыр, вполне зрелый, но такой мягкий, что его можно было мазать на хлеб; и жареный цыпленок с горчицей; и квашеная капуста, белая и красная; и сидр, который Кимбра предпочитала элю и медовухе. Справедливости ради, был здесь и кувшин эля, а также ростбиф, любимая закуска Вулфа.

— Хватит на четверых, — заметил тот, когда Кимбра приготовилась приступить к еде.

— Ты так думаешь? — хмыкнула она.

В самом деле, Вулф усомнился в своих расчетах, глядя, как стремительно провизия исчезает с подноса. Его изящная женушка ела за четверых, наслаждаясь каждым кусочком и глотком. Первыми исчезли печеные яблоки, потом цыпленок и большая часть сыра. Не передвинь Вулф ростбиф поближе к себе (за это ему достался нелюбезный взгляд), исчез бы и тот.

— Может, принести еще? — спросил он не без иронии.

Кимбра отнеслась к вопросу совершенно серьезно, но после короткого раздумья отрицательно покачала головой.

— Нет уж, хватит… — сказала она, с довольным видом поглаживая живот. Потом заметила недоеденный ростбиф, нахмурилась и добавила: — Пожалуй, хватит…

Вулф молча подвинул тарелку ближе к Кимбре.

— Похоже, ты и в самом деле голодала, — заметил он, когда она наконец насытилась.

— Я же говорю, не было аппетита.

— С чего это?

— Не было, и все.

Вулф вздохнул, как вздыхал всегда, когда не был уверен, хватит ли терпения, и привлек Кимбру к себе. Она повозилась немного, устраиваясь, потом притихла, довольная.

— А теперь все сначала. Почему ты ничего не ела эти три дня?

— Аппетит приходит вместе со здоровой усталостью, да и свежий воздух тут играет не последнюю роль.

— То есть потому, что ты сидела взаперти? — уточнил Вулф.

Он явно вознамерился докопаться до сути дела.

— Ну, хорошо, хорошо! Я ненавидела каждую минуту своего одиночного заключения! Вообще не терплю, когда меня запирают! Хоук с детства старался оградить меня абсолютно от всего. Это решило одну проблему, но породило другие.

Впервые Кимбра сама заговорила о своих странностях, и Вулф ухватился за возможность их обсудить.

— А как давно это началось? В смысле, когда стало ясно, что ты не от мира сего?

Он так легко произнес это — не от мира сего. Обычно людям стоило труда произнести эти несколько слов. Близкие предпочитали называть это даром, и постепенно она приняла их определение, хотя, если разобраться, дар — это нечто сугубо положительное, а ее странности были еще и проклятием. «Не от мира сего» — это было ближе к истине. Когда Кимбра думала о себе, она употребляла именно это словосочетание.

— Не могу сказать, — ответила она задумчиво, — но я не помню, чтобы когда-нибудь была как все, значит, это началось очень рано. Время, когда Хоуку пришлось со мной нелегко, я помню очень смутно, и, наверное, так оно лучше. По его словам, все зашло так далеко, что ему пришлось опоить меня настойкой опия, просто чтобы сохранить в здравом рассудке. Тогда он понял — так больше не может продолжаться.

— И он заточил тебя в Холихуде?

— А что ему оставалось? Он надеялся, что я возведу внутри себя стены по образу и подобию тех, в которых была укрыта. Это было мудрое предвидение. Я возвела такие стены, и как раз потому, что не знала иной защиты.

— Откуда у твоего брата столько мудрости? — полюбопытствовал Вулф, пытаясь вообразить себе человека, с которым ему вскоре предстояло близко познакомиться. — Или он тоже чуть-чуть не от мира сего?

— Это… — Кимбра помедлила, — это мудрость прирожденного владыки, которому поневоле приходится читать души своих подданных. Она присуща и тебе. Я думаю, в ней есть некоторое сходство с моим «даром», но очень отдаленное.

— Заточение тебя возмущало?

— Огорчало. Но я не была совершенно оторвана от мира. Хоук часто навещал меня в Холихуде, особенно поначалу, а когда убедился, что я справляюсь, позволил приезжать в Хоукфорт.

— Но ко двору он тебя не брал?

— Нет, что ты! Он был уверен, что это не приведет ни к чему хорошему. — Кимбра адресовала мужу невеселую усмешку. — Выходит, у вас уже есть что-то общее…

Она помолчала, надеясь, что Вулф подхватит тему, скажет что-нибудь о своем желании уведомить Хоука и, может быть, они даже обсудят сроки. Но он заговорил совсем о другом:

— Выходит, не важно, где ты заточена. Жилище ничем не лучше темницы. Мне было трудно принять это решение, Кимбра, и я до сих пор не уверен, что решил правильно.

— Даже после того, что случилось? — удивилась она.

— Все к лучшему. Это послужит уроком остальным.

Как странно называть «уроком» три смерти подряд!

— Хочешь спать? — спросил Вулф.

— Как ни странно, не хочу.

— Я тоже. Раз так, идем. Я хочу кое-что тебе показать.

— Перестань! — крикнула Кимбра, барахтаясь и обдавая мужа дождем брызг.

Он наклонился, собрал в горсть пену (для глаза она казалась совсем зеленой) и в свою очередь обрызгал ее. Кимбра бросилась бежать, зная, что он последует за ней.

Прежде ей не приходилось бывать на берегу посреди ночи, и, конечно же, она понятия не имела, как он прекрасен в холодном свете луны и звезд. Узнав, куда Вулф намерен ее повести, она была заинтригована и слегка насторожена, но, когда они оделись и накинули плащи, охотно подала руку и позволила себя вести.

Открывая ворота, часовые не задавали вопросов, даже не обменялись взглядами, хотя должны были счесть поведение ярла и его супруги в высшей степени странным. Скорее всего сейчас они наблюдали за ними со своих постов и пожимали плечами.

Глаза у Кимбры не так легко приспосабливались к темноте, как глаза Вулфа. Он находил дорогу с легкостью того, в чью честь был назван.

Сначала они немного подурачились у воды, потом какое-то время бежали по пляжу, пока Вулф не поймал Кимбру и не прижал ее, запыхавшуюся, к груди.

— Я бы с радостью осталась тут навсегда!

— А что будет, если польет дождь?

— Наверное, вымокну, — сказала Кимбра, приподнимая мокрый подол платья.

— Значит, нужно укрытие. — Вулф схватил ее за руку и снова повлек за собой. — Скорее!

За изгибом берега Кимбра увидела утес. Он вздымался из густого приземистого кустарника, как рог из шерсти дикого северного быка. В нижней части темнела узкая расселина. Туда и направился Вулф, приободрив Кимбру озорной улыбкой.

— Я нашел ее очень давно.

Отверстие казалось чересчур узким для человека, и Кимбра заколебалась, но все же сделала шаг, как будто в глухую стену.

Она была теперь в маленькой пещере, очертания которой можно было разглядеть в пробивающемся снаружи свете. В глубине что-то поблескивало, как будто расшитое стеклярусом.

— Это ход, — сказал Вулф, указывая на пятно. — Он идет так глубоко в скалу, что мне не удалось найти его окончание.

— А ты искал? — не без трепета спросила Кимбра; в окрестностях Холихуда тоже были целые гроздья пещер, в которых люди время от времени терялись без следа.

— С факелом. Дальше есть целые залы, похожие на дворцовые… нет, еще роскошнее!

Кимбра вообразила, как он блуждает по запутанным переходам, из одного подземного зала в другой. Ее затрясло.

— А если бы факел погас?

Вулф засмеялся и взял ее лицо в ладони.

— У меня всегда с собой кремень и огниво. Почему ты так встревожена?

— Сама не знаю, — призналась она, не понимая причин своей тревоги. — Просто мне страшно представить, что с тобой могло что-то случиться.

Вулф долго смотрел жене в глаза, потом ласково привлек к себе. Это было у нее в натуре — тревожиться за близких, за любимых. Это лишь укрепило его в принятом решении. Когда бы Кимбра ни упомянула о брате, ее слова дышали любовью, невольно верилось, что любовь эта заслуженна, ведь Хоук относился к сестре с пониманием и заботой. Сам того не желая, Вулф ощутил теплое чувство к разгневанному англосаксу, с которым вскоре должен был встретиться лицом к лицу. Кимбра ничего об этом не знала.

— Обычно я приходил сюда, когда хотел побыть один, — тихо произнес Вулф. — Никто не знает об этой пещере.

Кимбра погладила его по щеке и положила голову на плечо. Она вдруг ощутила страшную усталость, как если бы события последних часов обрушились ей на плечи всем своим весом. Как она ни старалась, подавить зевок ей не удалось.

— Я был не в себе, когда потащил тебя в такую даль, — расстроился Вулф.

— Что ты! Я рада, что побывала здесь.

— Но тебе и впрямь нужно отдохнуть.

Он разложил на полу оба плаща, улегся, привлек к себе жену и как следует закутался, устроив из подбитых мехом одеяний теплый кокон. Кимбре хотелось столько сказать: как она любит Вулфа, как счастлива, что жизнь их свела, с какой надеждой она смотрит теперь в будущее… Но сон объял ее раньше, чем она заговорила.

Она проснулась от порыва свежего ветра. Наступил день, пещера была полна света. Вулфа рядом не было. Он был снаружи. Стоял и смотрел на море. Когда Кимбра вышла, он не глядя привлек ее к себе и просто махнул рукой на сияющую морскую даль.

Она взглянула в указанном направлении. К берегу быстро приближалось судно. Оно буквально летело над водой, и в первый момент Кимбра задалась вопросом, как могут гребцы шевелить веслами с такой скоростью. Но когда она приложила руку к глазам и глянула из-под нее, то увидела, что парус поставлен.

На нем был виден ястреб с распростертыми крыльями, уже скрючивший когти над невидимой добычей.