"Лубянская преступная группировка" - читать интересную книгу автора (Литвиненко Александр)

В Африку!

Но на заседания суда меня возили в общем автозаке с уголовниками.

– Это же запрещено?

– Ну и что, что запрещено, – говорили, нет бензина. Да разве только из-за этого? Все офицеры, которые служат, понимают, что если перейдут дорогу своему начальству и попадут в тюрьму, то их, по сути, отдадут на расправу уголовникам. Они перестанут быть нужными. Даже ещё не осуждённые. На них все плюнут, кроме их семей. Вот так и со мной было.

Везли нас как-то в автозаке. По дороге из изолятора временного содержания на Петровке подсадили несколько человек, среди них Пичугу, известного вора. Его этапировали в «Матросскую тишину".

Вот он сел, и я впервые увидел, как вор, уважаемый в преступном мире, ведёт себя среди осуждённых. Вытащил сумку большую – «сидор» называется в тюрьме – достал сигареты, а они на вес золота, с фильтром особенно, и говорит: «Кто хочет покурить?» И всем начал раздавать. Потом попросил милиционера:

– Старшой, а передай в соседнюю камеру пачку сигарет ребятам покурить.

Тот отвечает, что не имеет права. Тогда Пичуга берёт ещё пачку и говорит:

– На, старшой, передай – одну себе, одну им. Милиционер одну пачку сигарет забрал себе, а вторую передан в соседнюю камеру. Пичуга объясняет:

– Вот видите, это мусор. – А тот слушает. – Мусор, мразь. Вот сейчас он за пачку сигарет продал своё служебное положение, присяге изменил, нарушил закон. В тюрьме есть люди, преступившие закон, и есть вот эти – мусора. Они от нас отличаются тем, что за копейку их можно купить. Если мы будем с ними за одним столом есть, то станем такими же. Поэтому от них надо ограждаться.

Он наглядно всем показал, как власть продаётся. Классическая ситуация. Потом представился: "Я вор, еду в «Матросскую тишину-. Кто-нибудь есть с –Матросской тишины»?» Один откликается: «Я». – «А кто там из воров?' – „Да там одни пиковые“. На тюремном языке – чёрные.

Тогда Пичуга и говорит: "Запомни, в тюрьме нет национальностей. Нету грузин, армян, русских, чёрных. Попал в тюрьму, живи по нашим законам, и нам без разницы, кто ты – негр, синий, зелёный. Никогда больше не говори – пиковые».

Пичуга – вот политработник. Наглядно всем показал, что нет у них чёрных, в отличие от нашей власти, которая гоняет кавказцев по улицам.

Пичуга меня узнал. В предыдущей жизни, когда я ещё был опером, а он гулял на воле, мы с ним сталкивались, но это – отдельная история. Он мне говорит: «Ничего. Всё нормально будет. Мы тебя знаем". Преступники, которые живут по понятиям, никогда честного мента не тронут. Если в тюрьме убивают прокурора или сотрудника милиции, девяносто девять процентов, что он взял взятку, а обещание не исполнил, или пытал-мучил – в общем, по беспределу человека в тюрьму посадил.

– И у тебя не было проблем с уголовниками?

– Было один раз. Через несколько дней снова повезли меня в суд, и тут вижу, подсаживают двоих бандитов из ясеневской группировки, которых я задерживал. Один тоже меня узнал, улыбается, спрашивает: «А в каком ты теперь звании?» – «Подполковник-, – говорю. А камера забита людьми – человек двадцать пять, в два раза сверх нормы. Он сразу завелся, кричит: "Братва, да это ж мусор, мусор!» И тут в автозаке гаснет свет. Ну, думаю, всё, мне конец.

А среди нас один серьёзный авторитет случился, вор по кличке Слепой. Он и говорит в темноте: "Не троньте его. Я его знаю. Этот мент отказался братву по подъездам стрелять, потому и сел. Братва, говорит, следит за твоим делом. Запомни, если что с тобой случится, то это мусорские дела. Мы здесь ни при чём, от нас зла не жди. Блатным, говорит, ты не станешь, потому как ты есть мент. Но будешь сидеть спокойно».

Я потом на суде протест заявил: «Что ж вы, говорю, делаете? С уголовниками меня возите, убить же могут!» А они – ноль внимания.

– А что он имел в виду, говоря «отказался братву по подъездам стрелять»?

– В криминальном мире прекрасно знали, что такое УРПО, что у нас, по сути, есть лицензия на беспредел, и знали, какая у каждого из нас репутация. Конкретно, думаю, он имел в виду историю с Метисом.

В своё время я работал по одной банде, которой руководил Петросян, кличка Зверь. Эта банда совершала тягчайшие преступления, таких называют отморозками. Однажды они среди бела дня ворвались в Краснодаре в ювелирный магазин «Жемчуг», расстреляли сотрудника милиции, покупателей, продавцов… Член этой банды Ермолинский (кличка Метис) совершил также заказное убийство – жена заказала мужа. Пришли к человеку домой, позвонили, спросили: "Вы такой-то?' Он кивает. Подельник Метиса вытащил пистолет и выстрелил ему в лоб. Вот такие преступления.

Первый раз этих бандитов осудили на длительные сроки лишения свободы, а двоих приговорили к высшей мере. Потом Верховный суд отменил приговор, дело отправили на новое рассмотрение, и бандитов начали судить заново в Мосгорсуде. И меня из Лефортово вызвали туда в качестве свидетеля. Так ФСБ меня полностью расшифровала и всё передала в суд. Бандиты меня увидели и смеются: «Ну чего, и ты здесь? Доработался».

У меня не было адвоката на этом допросе. Только наручники и конвой за спиной. Кстати, за раскрытие того дела многие мои начальники получили награды. Теперь эти вот начальники сидят на Лубянке, а я стою и жду, что решат бандиты, – нарушил я их права при аресте или нет.

Ободянский (один из членов банды), приговорённый к высшей мере наказания, естественно, понимал, что ему грозит в лучшем случае пожизненное заключение. Он всё смотрел в окно. А я вспоминал обстоятельства нашей последней встречи. После задержания я с ним беседовал, и у нас случился инцидент – он в меня плюнул и обозвал –крысоловом». И вот, пять лет спустя Ободянский в суде встаёт и говорит:

– Хочу извиниться перед майором Литвиненко, – он не знал, что я уже подполковник, – за то, что плюнул в него. Посмотрел на меня и добавил:

– Саш, ты знаешь, почему ты в наручниках? Потому что не взяточник. Брал бы взятки, сидел бы на месте этого прокурора. И это уголовник.

– Это всё было сказано под протокол?

– Говорилось в суде. Я не знаю, записали они это в протокол или нет. А Ермолинский сказал следующее:

– Я хочу пояснить, что меня избивали после задержания и уже собирались выдавить глаза. Но в кабинет зашёл Литвиненко, остановил сотрудников милиции и всю ночь со мной просидел, чтобы меня не убили.

Судья спросила:

– Вы подтверждаете этот факт?

Я рассказал, что зашёл в комнату и увидел сотрудников милиции и Ермолинского, который пожаловался, что его избивают. Я всю ночь просидел с ним, потому что милиционеры были пьяные.

– Постой. Здесь что-то не так. Вечер, ты после работы, дома жена, сын, ужин, постель. А ты сидишь и оберегаешь бандита. И судья не смеялся? Для чего тебе это было надо?

– Просто опасался, что они, пьяные, могут забить его до смерти. Я массу фактов таких знаю – когда людей забивали. Даже на Петровке. Как-то бандит при задержании оказал сопротивление и застрелил сотрудника милиции. Его привезли в кабинет и забили палками насмерть, всем отделом. Самосуд фактически устроили.

Мне Ермолинский тогда пообещал: «Если мы когда-нибудь выберемся из тюрьмы, мы тебя выкупим и уедем в Африку».

– То есть ты хочешь сказать, что уголовники чётко делят ментов на плохих и хороших?

– Конечно, они досконально разбираются. Если бы Путин с президентского кресла туда попал, его бы спросили: «Слушай, братан, а ты когда там сидел, понимал, что нам тут жрать нечего?» И началось бы долгое разбирательство. Причём оно было бы таким скрупулёзным, что никакой прокуратуре и не снилось.

С Путаным, я думаю, жулики разбирались бы месяцев восемь. В тюрьме в первую очередь спрос идёт за изломанные человеческие судьбы. Если ты прокурор, никто не тронет только за то, что ты прокурор, но зададут первый вопрос: «А кого ты сажал?-. Ты скажешь: „Иванова – за убийство, Петрова – за убийство, а Сидорова – за грабёж“. – „Хорошо. А ты по заказу их сажал или по закону?“ – „По закону“.– „Ты смотри, брат, если нас обманешь, мы должны будем тебе хребет сломать. Ты лучше сразу скажи. Если по заказу, то будешь жить под шканарём, никто тебя не тронет“.

– Что такое «под шканарём»?

– Под шконкой, внизу, под кроватью… С мышами и тараканами. И начинают они на волю писать, выяснять. Выясняется, что – да, по закону. Вопросов нет. Или вдруг выясняется, что Иванова, Петрова, Сидорова он посадил по закону, а какого-то Семёнова – по заказу, за деньги. И пока Семёнов сидел в тюрьме, у него умерла мать. И они ему скажут: «Ну ты пойми, паскуда, на тебе же человеческая жизнь! И вот за это надо отвечать».

К примеру, если мой следователь Барсуков попадёт в тюрьму, его спросят, кого он сажал по заказу. Он ответит: «Никого-. И тогда ему конец. Ему скажут: „А Литвиненко кто посадил? Не ты ли?! А ты знаешь, что, когда он сидел в тюрьме, у него бабушка пошла в церковь за внука помолиться и попала под машину? И отчим после допроса скончался. Ты загубил две человеческие жизни. Потому что посадил невинного человека“. И вот за это с него спросят. Жестоко, но справедливо.