"Леди и авантюрист" - читать интересную книгу автора (Карлайл Лиз)

ГЛАВА 4

Наши мятущиеся страсти, переменчивые настроения, более того – наши благополучие и натура порождают противоречия в том, как мы ведем себя. Лорд Честерфилд. Этикет истинного дворянина

Кэтрин все расхаживала в прохладном полумраке своей спальни и никак не могла остановиться. В голове нескончаемо били невидимые молоты. О ленче и думать не хотелось. Может быть, просто прилечь? Или выяснить, где находится полицейский участок – дежурная часть, контора или как там у них называется, – в котором служит Максимилиан де Роуэн, отправиться прямиком туда и высказать ему в лицо, какой же он наглый негодяй?

Кэтрин прерывисто вздохнула. Нет, такое, пожалуй, недопустимо! Во всем виноват ее несдержанный язык. Очень может статься, что она просто несправедлива к человеку. В своей простодушной общительности, не наболтала ли она глупостей, от которых у него сложилось о ней превратное впечатление?

Конечно, немного поспешно она предложила ему отобедать. Вот только жизнь в провинции меньше привержена всяческим формальностям, да и в светском обществе больше равноправия, так что такие приглашения там не редкость. Странно, что он так воспринял ее предложение. При всей своей внешней сдержанности и простом платье он выглядел и держал себя вовсе не как полицейский и явно обладал изысканными манерами.

Впрочем, возможно, несмотря на всю ее подспудную симпатию к нему, порядочность и скромность ему не присущи. Глаза жутковатые, черные как уголь, исполненные холодной насмешки. Только в самом начале вел он себя более чем любезно.

Кэтрин почувствовала укол раскаяния при мысли о том, что она могла составить себе неправильное суждение о нем. Еще хуже оказались воспоминания о том, как она буквально млела от прикосновения его горячего рта. Господи, так ее ни разу еще не целовали. Нет, к мужу ее влекло, что там говорить. Они дружили с детства, и их обоюдная привязанность была прочной и бесспорной. Но сила чувства никогда не обжигала. Нельзя ее назвать необузданной и безудержной и уж тем более пугающей.

Да как она может сравнивать своего мужа с таким мерзким человеком! Кэтрин стремительно развернулась, торопливым шагом подошла к окну и посмотрела вниз, на улицу. Что же про нее должен думать мистер де Роуэн, чтобы вот так ее поцеловать? Уж теперь он наверняка полагает, что она вовсе и не леди, несмотря на ее неуклюжую попытку представиться. Впрочем, поцеловал он ее раньше. Как должна в таких случаях поступать настоящая леди? Вне всякого сомнения, вежливо представиться, потому что, когда два человека оказываются в подобного рода близости, они ...

Господи Боже, до какой чепухи она додумалась! Ей-то что за дело? С чего она так переживает? Злясь на саму себя, она резко задернула тяжелые занавески, упала на кровать и попыталась выбросить всю бессмыслицу из головы. Время от времени по Мортимер-стрит мимо дома громыхали случайные кареты. Из-за двери спальни донеслись шаги Делайлы, ее горничной, которая торопливо прошла по коридору. Привычные звуки вносили в душу успокоение, и, в конце концов, Кэтрин притянула к себе подушку. Обняв, прижала ее к груди и погрузилась в сон.

В половине первого де Роуэну доставили лаконичный вызов к министру внутренних дел. Много месяцев назад лорд Уолрейвен, пасынок Сесилии, представил его мистеру Пилю. Де Роуэну тот сразу понравился. Дед министра занимался торговлей, и хотя английская аристократия имела странную привычку презрительно морщить нос на накопленное богатство, отец Пиля сумел преодолеть поднявшиеся вокруг него визг и возню и заполучил титул баронета. За спиной младшего Пиля многие из высшего света по-прежнему отзывались о нем не иначе как о парвеню, выскочке. Правда, тихо, ибо на его влиятельности отсутствие голубой крови не жилах вовсе не сказывалось. Более того, при всей его прямоте и честности мало кто решался становиться ему поперек пути.

Судить об утреннем настроении мистера Пиля было весьма затруднительно. Министр внутренних дел широким жестом пригласил де Роуэна присесть в кресло. Слегка поведя плечами, как бы от неудобно сидевшего пиджака, хозяин кабинета сел чуть прямее за своим до блеска отполированным письменным столом.

– Мировой судья с Куин-сквер доложил мне, что вы каким-то боком оказались втянуты в дело Сэндса, – проговорил Пиль.

– На месте происшествия я оказался по просьбе леди Делакорт, – чуть помедлив, признался де Роуэн. – Но не более как друг семьи.

Мистер Пиль окинул, собеседника испытующим взглядом.

– Однако с лордом Сэндсом вы побеседовали, – спокойно заметил он. – И вы расспрашивали констеблей о результатах осмотра места преступления.

– Да, – признал де Роуэн.

– Получается так, хотите вы того или нет, но в расследование вы, тем не менее, втянуты?

Пиль замолчал, но, не дождавшись от де Роуэна ответа, продолжал:

– Насколько я понимаю, вы также посвящены в результаты посмертного вскрытия.

– Дознание провели неделю назад, – кивнул де Роуэн. – Обычное дело. Коронер все сделал, как надо.

– Убийство, по-видимому, совершено неизвестным или неизвестными? – поинтересовался министр.

– Может статься, все гораздо хуже.

Де Роуэн многозначительно посмотрел на Пиля:

– Похоже, некто – может, сам Сэндс – удушил ее милость.

Лицо Пиля приняло приличествующее случаю задумчивое и скучновато-печальное выражение.

– Я понимаю, – негромко согласился он. – Представляю, как леди Делакорт, сестра лорда Сэндса, будет убита горем. Как, впрочем, и наш общий друг Уолрейвен, по степени своего родства.

– Если все подтвердится, – неохотно согласился де Роуэн.

– Как – если! – с болью в голосе воскликнул Пиль. – Перед законом все равны, у нас нет права делать исключения ни для кого, в том числе и для наших друзей. – Он пронзил де Роуэна непреклонным взглядом. – Ведь я могу рассчитывать на ваше понимание своих обязанностей больше, чем на кого-либо еще, не так ли?

Де Роуэн не задержался с ответом:

– Если вы не очень осведомлены о происходящем, сэр, тогда для наведения порядка с коррупцией вы ошиблись с кандидатурой.

– Я о многом осведомлен, – тонко улыбнулся Пиль. – Если только я не ошибся в своих догадках, вам следует вести дело самостоятельно и поменьше доверяться неуклюжим попыткам вам помочь, включая людей с Боу-стрит. Я прав?

– К несчастью, да, – кивнул де Роуэн и горько улыбнулся про себя.

– Увы, не все в наших силах, – проговорил Пиль со страдальческим выражением лица. – Впрочем, я сказал главному судье, что в расследовании этого дела моими глазами и ушами будете вы. В любом случае там могут возникнуть весьма щекотливые ситуации, с которыми лучше вас никто не справится.

– Какие такие ситуации?

Пиль неопределенно пожал плечами.

– Некоторые весьма неохотно будут общаться с полицией Вестминстера, тем более со следственным отделом. Koe-кто сочтет такое общение ниже их аристократического достоинства? – резким тоном бесцеремонно спросил де Роуэн.

В глазах Пиля зажглись веселые огоньки.

– Поговорите с теми, кто не горит желанием связываться с полицией. Продвигайте расследование вперед, но действуйте осмотрительно и с осторожностью. Постарайтесь уберечь семейство от сплетен. Молите Бога, чтобы это было делом рук безумца, если же нет ... – Пиль покачал головой и, помолчав, добавил: – Констебли будут держать вас в курсе дела. Докладывайте мне каждый понедельник.

– Слушаюсь, сэр.

Пиль, наконец, откинулся на спинку кресла.

– Да, еще одно. Тот скандал со взятками. Насколько я понимаю, вы делаете успехи?

– Да, правда, – ответил де Роуэн, поднимаясь. – Как мы и подозревали, Брутер за взятки подчищает отчеты о тюремных проверках. Откровенно говоря, сэр, все может оказаться гораздо серьезнее. Скорее всего, здесь замешаны караульные и констебли.

– Хотелось бы мне удивиться, – поморщился Пиль.

Де Роуэн скупо усмехнулся и продолжал:

– Что же до Брутера, мы возьмем его, сэр, можете не сомневаться. Сегодня утром я снова подслушал его на очередной встрече в Гайд-парке. К несчастью, мне помешали обстоятельства. Там оказался случайный прохожий. Я предпочел не раскрываться.

– Не суть важно, – небрежно махнул рукой Пиль. – Это лишь вопрос времени. – Он чуть задумался и договорил: – Хорошая работа, де Роуэн. Впрочем, слежкой теперь займется кто-нибудь еще. У вас – расследование дела Сэндса.

Де Роуэн поднялся и, бросив взгляд на часы, висевшие на стене, проговорил:

– В таком случае сегодня после полудня я нанесу официальный визит лорду Сэндсу. Вчера он находился, скажем, в несколько растрепанных чувствах.

Пиль бросил на него испытующий и немного любопытный взгляд, облегченно вздохнул и с удовлетворенным видом откинулся на спинку кресла.

– Знаете, де Роуэн, я все больше и больше склоняюсь к мысли о том, что вы самый настоящий чертов фанатик, – задумчиво проговорил он. – Жаждете справедливости, как никто другой. Зачем, я признаюсь, не знаю. Но за вас я от всего сердца не устаю благодарить Господа, потому что вы – именно тот человек, в ком я так нуждаюсь, сейчас.

Смущенный донельзя, де Роуэн поклонился и направился к дверям. Он уже взялся за ручку, когда Пиль негромко его окликнул.

– Маленький вопрос, де Роуэн.

Де Роуэн со вздохом обернулся и вопросительно слегка приподнял брови.

Министр внутренних дел прищурился.

– У вас нижняя губа разбита. Смею надеяться, сегодня утром в парке вы ни с кем не повздорили?

Задремавшая Кэтрин проснулась с рыдающим всхлипом и рывком села на постели, толком не соображая, где, собственно говоря, она находится. Торопливо откинув назад упавшие на лицо волосы, она огляделась. В открытую дверь туалетной комнаты она увидела свой обширных размеров дорожный сундук с откинутой крышкой. Кэтрин не смогла сдержать вздох облегчения.

«Я в доме Кэма. Я в Лондоне».

Тыльной стороной ладони она вытерла заплаканные глаза. Взглянув на подушку, она увидела, что та мокрая. На душе стало печально и тяжело. Сквозь неплотно задвинутые шторы пробивались лучи полуденного солнца. Сколько же она проспала? Неясные обрывки приснившегося сна неумолимо ускользали из памяти, и Кэтрин отчего-то чувствовала непонятную грусть, как будто утрачивала нечто дорогое ее сердцу. Что такое ей приснилось? Память вдруг вернула почти что ускользнувшее воспоминание, и Кэтрин безотчетно прижала ладонь к губам.

Уилл! Господи, за все последние месяцы он ей приснился в первый раз. Схватив подушку, она зарылась в нее лицом. «Боже мой, Боже, прошу тебя, не надо больше таких снов!» Долгое время после смерти мужа она страшилась спать, потому что для нее сон превратился в адовы муки, воспоминания о его последнем в то утро поцелуе безжалостно преследовали ее ночь за ночью. Сны всякий раз начинались совершенно одинаково. Она наблюдала за собой как будто со стороны, как если бы это была не она, а кто-то другой, совсем ей посторонний. Она видела, как проходит в свою небольшую гостиную в главном особняке поместья Олдхэмптон, как отодвигает темно-зеленые портьеры и смотрит на затянувший все вокруг утренний туман. Потом она медленно поворачивается, чтобы улыбнуться Уиллу, который сидит за столом и пьет утренний кофе. Кэтрин слышит свой голос, слышит, как предупреждает его, упрашивает (но не умоляет, нет) остаться дома и скоротать день вдвоем у камина. Затем сквозь легкую дымку сновидения она слышит оглушительное эхо того ужасного выстрела, хотя на самом деле находилась слишком далеко от места трагедии, чтобы вообще что-нибудь расслышать. И предсмертные слова Уилла, которые он произносит слабеющим и каким-то булькающим голосом. Их-то она расслышала тогда более чем хорошо.

– Надо было послушаться тебя, Кэт, – задыхается Уилл. – О, Кэтрин!

Но в новом сне, от которого она разрыдалась, Уилл не произнес ни слова. Чувство домашнего очага и уюта тоже отсутствовало. Не было ни прогретой гостиной с утренним завтраком, ни дымящегося кофе. Был один лишь туман, причем не прохладная деревенская дымка, которая щекочет ноздри запахами перегноя и отсыревшей листвы, а жирные, с металлическим привкусом миазмы Лондона, липнущие к коже и забивающие ноздри невыносимой вонью.

Она слышала выстрел, видела, как прямо к ее ногам повалился Уилл, как его тело распростерлось на ковре опавших листьев. Вот только лица его она не могла разглядеть. Хуже того, в новом сне она увидела того, кто застрелил ее мужа. Худощавая, неясных очертаний фигура, закутанная в какие-то развевающиеся черные одежды. Человек стоял рядом с безжизненным телом Уилла, смотрел на его лицо, которое ей не дано увидеть, и легонько покачивал ружьем, которое уверенно сжимал в руке. Максимилиан де Роуэн?!

Господи, как же все перепуталось у нее в голове! Суть произошедшего все больше и больше ускользает от нее. Кэтрин рывком выпрямилась, прижала ладони к вискам и крепко зажмурилась. Подожди-ка, напомнила она сама себе, ведь все случилось во время охоты; в Уилла попал выстрелом из ружья один из его приятелей. Такой же жизнерадостный сквайр-провинциал, как и сам Уилл, а вовсе не высокая, зловещего вида фигура в черных одеяниях. Тогда еще стояла жуткая погода. Спаниели бросились врассыпную по густому кустарнику, крики загонщиков затерялись в густом тумане. Произошел несчастный случай. Не более чем злополучная случайность! Следует забыть о мистере де Роуэне. Видеться с ним еще раз ей незачем. Он полицейский, а даже Кэтрин понимала, что полицейские не вхожи в лондонский высший свет.

Внезапно кто-то отрывисто и громко забарабанил в дверь ее спальни. Кэтрин сразу поняла, что это не прислуга. Она спокойно села на кровати, оперлась спиной о подушки, расправила юбки и только потом пригласила войти стучавшего.

К ее радости, в проеме широко распахнувшейся двери возникла широкоплечая коренастая фигура младшего брата.

– Бентли! – воскликнула Кэтрин, мигом соскакивая с кровати.

Тот, все такой же по-ребячески развязный, с широкой улыбкой шагнул в комнату, устремился навстречу сестре и, поймав ее в свои широко расставленные руки, заключил в объятия и закружил по комнате.

– Клянусь Богом, да это же Кэт! Неужто сестрица пожаловала в город? – весело выговорил он наконец, с осторожностью опуская молодую женщину на пол. – Каким ветром тебя сюда занесло? Когда приехала?

– Бентли! Где ты был?

– Ох, моя дорогая, сама знаешь – то там, то сям. – Он слегка отстранил от себя сестру и вгляделся в ее лицо. – Что за сырость ты развела, Кэт? – Бентли протянул руку и осторожно провел подушечкой большого пальца по левой щеке сестры. – Что с тобой происходит?

Кэт смущенно опустила взгляд и с преувеличенным вниманием принялась разглядывать неряшливо повязанный галстук брата. По правде говоря, вид у Бентли был весьма неопрятный.

– Ничего особенного, просто разболелась голова, – тихо выговорила она.

– Черта с два! – проворчал Бентли и, исполненный решимости, протопал к кровати, мягко, но решительно увлекая за собой Кэтрин. – От головной боли глаза у женщины такими не бывают. Где твоя горничная?

Не услышав ответа, он усадил сестру на постель, отступил на шаг и нервно взъерошил свою непокорную черную шевелюру.

– Господи, Кэт! Может, ей стоит заняться хоть чем-нибудь? Ну я не знаю! Жечь перья, например. Или пичкать тебя всякими слезливыми выдумками, над которыми вы, дамочки, так горазды шмыгать носом.

Кэтрин закрыла лицо ладонями и залилась приглушенным смехом.

– Ох, Бентли, ну ты и скажешь! – выдохнула она и, все еще смеясь, откинулась на мягкие подушки. – Ах, если бы все можно было решить так просто! Однако ты меня развеселил. – Она отняла руки от лица, выпрямилась и посмотрела на брата. – А теперь ответь на мой вопрос: где же ты все-таки пропадал последние две недели?

Смоляные брови Бентли хмуро сошлись вместе.

– Моей сестре незачем про то знать, – буркнул он.

– Вот как? И чем ты там занимался, твоей сестре тоже знать незачем?

– Именно так, – угрюмо бросил он.

С обреченным вздохом Кэтрин снова откинулась на подушки. Бентли, как всегда неугомонный, принялся метаться по комнате, расхаживая взад и вперед, будто зверь в клетке. Он все время останавливался, чтобы то разглядеть картину, висевшую на стене, то рассеянно повертеть в пальцах флакон духов.

– Опять затосковала по старине Уиллу, да? – спросил он, наконец, беря в руки книгу, которую она читала в парке, и рассеянно ее пролистывая. – Мне его тоже не хватает.

– Боже мой, Бентли ... – От искреннего сочувствия брата уже взявшая себя в руки Кэтрин вновь готова была расплакаться. – Конечно, я по нему тоскую, но... – Голос ее прервался.

Бентли бросил на нее испуганный взгляд.

– Наплюй ты на все, Кэт, – пробормотал он. Подойдя к стоявшему у стены зеркальному комоду, распахнул его и принялся копаться на его полках, разыскивая носовой платок. И не подумав закрыть раскрытые дверцы, он подошел к кровати, присел и протянул Кэтрин платок:

– Ну так в чем же дело?

Кэтрин почувствовала, что от сдерживаемых рыданий у нее вот-вот задрожат плечи.

– Я сама не пойму! – Она схватила носовой платок и уткнулась в него лицом. – Я тоскую о нем, потому что ... Бентли, я просто не могу вспомнить, как он выглядел! Плохо помню, понимаешь? Я имею в виду – до того как он умер. Мне так стыдно за то, что я забываю его.

– Ой, Кэт! – только и смог выговорить ее брат, неуклюже заключая сестру в объятия.

Кэтрин ласково провела рукой по его щеке.

– Боже мой, Бентли! Я ясно помню и вижу его таким, каким он был, когда они его принесли в дом, – прорыдала она ему в плечо. – Ничего больше.

Брат неловко похлопал ее по спине.

– Успокойся, дорогая, успокойся! Прошло уже целых два года. Ничего удивительного, что ты его не можешь ясно вспомнить. Жизнь ведь продолжается.

Кэтрин обессилено приникла к нему.

– Бентли! Иногда мне кажется, что вот этого-то я и боюсь больше всего, – вздохнула она.

В дверь негромко постучали, и в спальню вошла Делайла. Кэтрин и глазом моргнуть не успела, как Бентли уже оказался возле распахнутого комода и почему-то принялся с занятым видом перебирать сложенные там вещи. Когда он, наконец, захлопнул комод и стремительно обернулся, исполненный решительного вида, то в его глазах читалась некоторая тревога.

– Леди·Кертон, мэм, – сообщила Делайла, присев в глубоком реверансе. – Она спрашивает, не составите ли вы ей компанию за чаем.

– Черт, сколько можно! – возмутился Бентли, бросился к сестре, клюнул ее в щеку торопливым поцелуем и с не меньшей быстротой устремился к двери. – Лучше обрубить все сразу. Я сегодня совсем не в настроении любезничать с твоей тетушкой Изабель.

– Бентли, подожди, куда же ты?

Когда он поспешно протискивался мимо стоявшей в растерянности горничной, из кармана его пальто вывалилось что-то тяжелое. Он проворно подхватил это и засунул поглубже в карман.

– Бентли, постой! – еще раз воскликнула Кэтрин, соскакивая с кровати. – Куда ты собрался? И что за штуковина у тебя в кармане пальто?

– Нюхательная табакерка, – буркнул он и в очередной раз взъерошил свои и так уже донельзя растрепанные волосы.

Приостановившись на самом пороге спальни, Бентли оглянулся.

– Я уезжаю в Эссекс. Испытываю страстное желание малость подготовиться к прибытию Гаса Вейдена, – сказал он и выскочил из спальни.

Кэтрин успела добежать до двери и, выглянув в коридор, крикнула вслед уходящему брату:

– А где именно в Эссексе?

Однако Бентли уже и след простыл, только его тяжелые сапоги громко топали по служебной лестнице, что вела на первый этаж.

Де Роуэн покинул Уайтхолл только во второй половине дня и направился в сторону Мейфэра. Заметно нервничавший привратник после недолгих колебаний все же впустил его в городской особняк лорда Сэндса. Однако де Роуэн отдал шляпу и трость только после того, как увидел выходящего из библиотеки лорда Делакорта.

– О, де Роуэн! – Его светлость даже лицом просветлел. – Приятно видеть вас, старина! Надеюсь, вы пришли с визитом к Гарри и Сесилии? Признаюсь, я понятия не имею, что нужно говорить в таких ужасных обстоятельствах.

Привратник незаметно удалился. Де Роуэн чуть задержался в дверях, украдкой разглядывая Делакорта.

– Мне необходимо побеседовать с лордом Сэндсом, – решился сообщить он, чувствуя себя бесстыдным предателем. – Но должен вам сказать вполне откровенно, ваша светлость, что я нахожусь здесь на правах агента министерства внутренних дел.

Делакорт печально улыбнулся.

– Понимаю, – более чем спокойным тоном заметил он. – А что еще можно ожидать? Дела-то ведь хуже некуда, кошмар какой-то. Боюсь, что моя супруга все еще не совсем ясно представляет, насколько плохо складываются дела для ее брата. Господи, о чем только думал Гарри, когда на весь дом грозился выкинуть бедняжку Джулию с того балкона первого яруса?

– Простите, что вы сказали? – быстро переспросил де Роуэн и даже немного наклонился к собеседнику.

Лицо Делакорта приняла слегка виноватое выражение.

– Черт побери! Кажется, я ужасно опростоволосился. Но полагаю, Сесилия и не собиралась говорить о таких вещах. Гарри позавчера вечером заявился в театр в подпитии. Потом они с Джулией затеяли на людях отвратительную ccopy. – Его светлость замолчал, чтобы перевести дыхание, что ему вовсе было не свойственно. – Послушайте, де Роуэн, я сомневаюсь, что вы вот так просто поверите мне, если я возьму и поклянусь, что Гарри не способен совершить убийство.

Де Роуэн лихорадочно размышлял. Он часто встречал Гарри в городе, вот и вчера они пробеседовали несколько минут. Все, что ему известно про брата Сесилии, не давало ни малейшего повода держать его за подозреваемого. Дело не в том, что Гарри – невинный младенец, вовсе нет. Просто он явно не располагал той изощренной предусмотрительностью, что необходима для совершения подобного злодеяния.

Очевидно, приняв молчание де Роуэна за согласие с его словами, Делакорт растянул губы в более теплой улыбке и по-приятельски потрепал его по плечу.

– Давайте пройдем в гостиную, – пригласил он и увлек де Роуэна за собой по коридору. – Сесилия там утешает Гарри. Она рада будет вас повидать. Между прочим, друг мой, губа-то у вас разбита. – Он шутливо толкнул де Роуэна локтем в бок. – Надеюсь, поединок был честным?

– Порезался утром, когда брился, – пробурчал де Роуэн.

Делакорт подвел его к двери и свободной рукой широко ее распахнул.

– Сесилия, дорогая, ты только посмотри, кто пришел ... – начал он и учтиво умолк, заприметив двух дам, сидевших напротив Гарри и Сесилии, спиной к двери. – Мои извинения, дорогая, – пробормотал он и чуть отступил назад. – Прошу прощения за незваное вторжение ...

Но уйти им не удалось. Гарри поднялся со своего кресла, а Сесилия вскочила на ноги и бросилась к ним.

– Макс! Ты! – воскликнула она слегка жалобным голосом и, проскочив мимо мужа, вцепилась де Роуэну в руку. – Слава Богу, ты вернулся!

– К вашим услугам, – смущенно пробормотал де Роуэн, склоняясь к миниатюрной и холодной как лед руке Сесилии.

Та, похоже, не заметила его неловкости и потянула мужа и де Роуэна в комнату.

– Проходите же и выпейте с нами чаю. Элли сейчас сходит за чашками. И позвольте, господа! Это леди Кертон – думаю, вы ее должны помнить. Она нанесла визит, чтобы выразить нам свои соболезнования, и даже привела с собой племянницу. – Сесилия представила двух дам, которые обернулись к вошедшим. – Леди Кэтрин, полагаю, что с лордом Делакортом, моим мужем, вы не знакомы? А это мой очень близкий друг, мистер де Роуэн.

От громкого судорожного вздоха, почти вскрика, де Роуэн невольно поднял глаза. Дальше все случилось буквально в один миг. Молодая женщина, сидевшая рядом с леди Кертон, вскочила на ноги. Фарфоровая чашка стукнулась о край столика и разлетелась на мелкие кусочки. Горячий чай выплеснулся на ковер. Сесилия в мгновение ока оказалась рядом с гостьей и принялась неистово промокать салфеткой мокрый подол ее платья.

Та женщина? Черт!

Де Роуэн тупо уставился на нее, изо всех сил стараясь подавить рвущийся наружу приступ истерического смеха. Сесилия, казалось, забыла обо всем на свете.

– Боже мой! – восклицала она. – Господи! Леди Кэтрин! Вы не обожглись? Боже! У чашки обломилась ручка? Вы не поранились?

Горничная примчалась с кухонным полотенцем, и леди Кертон присоединилась к промакиванию, вытиранию и сочувственному кудахтанью. Делакорт предусмотрительно отступил в сторону, время от времени издавая сочувственное покашливание. Гарри бровью не повел и преспокойно продолжал потягивать из стакана бренди.

Де Роуэн в простоте душевной возносил горячие молитвы, чтобы случилось землетрясение, пол у него под ногами разверзся и навсегда поглотил его. Мысли метались в поисках выхода из отчаянного, неудобного положения, в которое он угодил помимо своей воли. Чувствовал он себя хуже некуда. Еще более несчастный вид леди Кэтрин служил ему слабым утешением. Вся кровь у нее отхлынула от лица, оно побледнело до синевы, взгляд упирался куда-то в пол. Спустя какое-то время юбки привели в относительный порядок и у нее не оставалось выбора, кроме как сесть обратно на свое место.

– Приношу свои извинения, лорд Сэндс, – проговорила она, бросая короткий упрекающий взгляд в сторону подсевшего к столу де Роуэна. – Я такая неловкая.

– Умоляю, не берите в голову, леди Кэтрин! – запротестовала Сесилия, поднимая с ковра один из последних кусочков разбившейся чашки. – Чашки такие хрупкие. Гарри, помнишь, я так сказала еще тогда, когда Джулия их только-только купила.

– Да, помню, – примиряюще согласился Гарри, лениво поднял глаза и посмотрел через стол на леди Кэтрин затуманенным взглядом. – Между прочим, сударыня, их у нас еще десятка два. Чертовы штуковины сделаны так, что их и в руках-то толком не удержишь. Так что мне по душе добрая глиняная кружечка.

Вошла горничная и расставила на столике три новые окаянные чайные чашки.

– Ну вот, – удовлетворенно кивнула Сесилия, ослепительно улыбнулась и подняла чайник для заварки, как бы собираясь разлить чай. – Вроде я всех представила?

– Да, дорогая, – ответила леди Кертон и, грациозно наклонившись вперед, аккуратно поставила блюдце с чашкой на столик. – К сожалению, нам с Кэтрин пора покинуть ваш гостеприимный дом.

– Что вы, в самом деле, сударыня, – проворчал Делакорт. – Нет причин торопиться.

– Боюсь, Дэвид, что есть. – Леди Кертон обратила все тепло своей улыбки на де Роуэна и начала натягивать перчатки. – Для меня большая честь снова встретиться с вами, мистер де Роуэн. Мы не виделись с того ужасного происшествия в Обществе Назареев в прошлом году. Если тогда я не успела сказать, то пользуюсь случаем и говорю сейчас: совет управляющих был вам благодарен. Предельно благодарен.

Де Роуэн пробормотал приличествующие случаю ответные слова, и обе дамы поднялись со своих мест. Лицо леди Кэтрин порозовело. Правда, сейчас оно напоминало бледную тень розового, а красивые глаза она сощурила так, что какого они цвета, разобрать было невозможно. Однако де Роуэн уже знал, что они у нее темно-карие, с густыми длинными ресницами. Подняв руку, леди Кэтрин нервно поправила выбившийся локон, и он заметил еще кое-что.

Леди Кэтрин носила на руке обручальное кольцо.

Он наблюдал, как она надевает перчатки на свои изящные руки, и в горле у него стоял непонятно откуда взявшийся комок. Ладно. Странное дело, он и не подумал! Нет, пожалуй, он просто такое не брал в расчет.

Да нет, черт побери, разве не считал он, что она замужем? Частично именно из-за этого, а не из-за злости на самого себя он набросился на нее тогда с попреками. Он заставил себя отвесить неловкий и чопорный поклон.

– Мое почтение, леди Кертон, мое почтение, леди Кэтрин, – холодно проговорил он. – Приятно было увидеться.

Наконец он сумел поймать ее взгляд и не увидел в нем ничего, кроме глубокой и неприкрытой ярости. Если бы взглядом убивали, то глаза леди Кэтрин не замедлили бы отправить его прямехонько на толстый ковер гостиной его светлости. Как будто боясь заразиться, она, шелестя юбками, обошла его по нарочито большой дуге, вздернув подбородок, метнула в него напоследок еще один взгляд, который недвусмысленно отправлял его ко всем чертям, и направилась к двери. После такого обращения де Роуэн мог бы оскорбиться до глубины души. Однако, к собственному ужасу, все, на что он оказался способен, – не сводить глаз с ее чувственного рта и вспоминать вкус ее губ.

Четверть часа спустя де Роуэн почти с облегчением вошел в библиотеку Гарри, вид которой говорил о том, что его светлость пользуется ею так же редко, как и своими умственными способностями. Гарри прихватил с собой из гостиной два стакана и графинчик.

– Бренди не желаете, де Роуэн? – предложил он, направляясь к креслу.

– Нет, благодарю, ваша светлость, – покачал головой де Роуэн.

Гарри издал глубокий и утомленный вздох и уселся за письменный стол.

– Полагаю, что мне самому не помешает, – рассудил он, бросив исполненный сожаления взгляд на графин с бренди.

Старший брат Сесилии отличался крупным, грубоватым телосложением, склонным к полноте, с ранними залысинами по обеим сторонам лба. Ему было около тридцати. Поставив бокал на стол, он повернулся к де Роуэну:

– Ну что ж, перейдем к делу, сэр. Полагаю, все думают, что я слишком безмозглый, чтобы понимать, чем все случившееся грозит, – удавленная Джулия и все такое. Я не тупица и не хуже других понимаю, что дела мои чертовски плохи.

Де Роуэн в легком удивлении поднял брови:

– Вы что, убили ее?

Гарри Сэндс с кривой усмешкой покачал головой:

– Де Роуэн, между Джулией и мной произошла отвратительная ссора. Конечно, слово за слово – ну, я и наговорил лишнего.

– Вы угрожали ее убить?

– Нет. – Гарри смутился. – Если более точно, то я грозился выбросить ее из нашей театральной ложи ... как я там сказал? Да, «в партер к поганой черни, где тебе, стерве, и место».

Де Роуэн с трудом подавил ухмылку в ответ на неожиданное для Гарри остроумие. Если·хотя бы половина историй, которые ему доводилось слышать о леди Сэндс, оказались правдой, тогда слова ее мужа недалеки от истины.

– Ваша светлость, начните с самого начала, – спокойно предложил де Роуэн. – Расскажите мне точно, что произошло тем вечером. Я приложу все усилия, чтобы слова ваши остались в тайне.

Гарри насмешливо фыркнул и залпом допил остатки своего бренди.

– Не морочьте себе голову, де Роуэн, – посоветовал он и уставился в пустой стакан, который, продолжая держать в руке, прижал к жилету. – Про Джулию всем все известно. Но я, что сумею, вам расскажу.

Рассказ Гарри вполне совпадал с показаниями, которые снял Сиск у камердинера и кучера его светлости. В тот день Гарри проспал допоздна, большую часть дня провел в своем клубе, потом отобедал с приятелями. Потом, не зная, чем бы еще заняться, он, по недолгом размышлении, отправился в «Друри-Лейн», где у него, завзятого театрала, всегда была заказная ложа.

Он и не подозревал, что его жена тоже придет в театр, до тех пор, пока не узрел, как она высаживается у театрального подъезда из незнакомого ему экипажа. Укрывшись за одной из колонн портика, он увидел, как леди Сэндс обернулась, что-то сказала кому-то внутри кареты (в этом месте рассказа де Роуэн заметил, как у его светлости покраснели кончики ушей), а затем потрясенный Гарри униженно лицезрел, как его жена еще глубже наклонилась в карету и пылко поцеловала сидевшего внутри мужчину. По словам Гарри, он и публика вокруг стали свидетелями скандально-вызывающего пренебрежения этикетом. Де Роуэну пришли на ум более резкие и грубые слова. По правде говоря, он не очень-то одобрял установившуюся моду, которая позволяла замужним женщинам выезжать в свет в сопровождении мужчин, которые не назывались их мужьями. И хотя к любовным историям, в которых соблюдалась осмотрительность, в определенных кругах высшего света относились вполне терпимо (еще одна мода, с которой не мог мириться де Роуэн), целовать открыто на публике мужчину далеко выходило за рамки приличия.

– И что вы тогда сделали? – ровным голосом поинтересовался де Роуэн.

Гарри тяжело вздохнул.

– Я вошел в театр, сел на свое место и стал ее дожидаться. Она поднялась в ложу чуть ли не следом за мной. Вид у нее казался чертовски странным. Она явно пребывала не в себе. И тут она увидела меня. Я потребовал у нее ответа, с кем она приехала. Само собой, Джулия рассмеялась мне в лицо. Я стал ей угрожать, сказал, что не позволю наставлять мне рога теперь уже прилюдно. Она снова расхохоталась и сказала такое! Мне стыдно признаться, что моя жена знает такие слова. В антракте я, скорее всего, выпил чуток лишнего. Боюсь, я вышел из себя. Наверное, принялся орать на нее. Она набросилась на меня, стала бить по лицу и царапаться как безумная.

– Свидетели были? – перебил его де Роуэн.

Гарри неопределенно пожал плечами и принялся рассеянно вертеть в руках лежавшее на столе пресс-папье.

– Свет в зале уже потушили, но кто-то послал к нам в ложу билетера – узнать, не нуждаемся ли мы в помощи. Было понятно, что имелось в виду. Я ужаснулся и тут же ушел.

– Что вы делали после театра?

– Как что? Сразу приехал сюда домой.

– Что вы делали, когда вернулись домой?

– Что я делал, когда вернулся? – На лице у Гарри неожиданно проступило изумление, и он огляделся вокруг как бы в поисках ответа. – Ну, полагаю, я посидел в гостиной, пропустил стаканчик и пошел спать.

Де Роуэн поднял глаза от своих записей. Нотку неуверенности в голосе Гарри он не упустил.

– Вы, значит, полагаете?

У Гарри вновь покраснели кончики ушей.

– Нет, я не уверен. Я пропустил стаканчик. Потом поднялся к себе в спальню.

Теперь Гарри Сэндс лгал.

Уверенность пришла ниоткуда и сразу, подобно яркой вспышке молнии. Порой такое с ним случалось, и де Роуэн всегда предпочитал доверять своему чутью, которое еще ни разу его не подводило.

– И вы сразу легли спать? – спросил он ровным голосом.

– Господи, конечно! – пролепетал Гарри. – Чем еще, черт возьми, может заниматься улегшийся в постель человек?

Де Роуэн сухо улыбнулся.

– Лично я люблю немного почитать на ночь, – сообщил он в ответ. – Некоторые читают молитву. Другие любят выпить стакан горячего молока или сделать записи в дневник. Могу считать, что ничего из перечисленного вы в тот вечер не сделали?

Кровь отлила от ушей Гарри.

– Ну, сам я не особый любитель книжек. Пошел к себе и, как всегда, сразу лег спать и проспал до самого утра мертвым сном. – Гарри запнулся и побледнел как полотно.

– Я тоже сплю так, что пушкой не разбудишь – любезно согласился де Роуэн. – Что случилось дальше? Как я понимаю, ночью вы ничего не слышали? И горничная леди Сэндс она что, тоже ничего не слышала?

Глаза Гарри расширились.

– Откуда, черт возьми, мне знать, чего она там слышала?

– Ваша светлость, я всего лишь пытаюсь получить подтверждение тому, что доложил констебль Сиск, – помолчав, мягко объяснил де Роуэн.

– Вот как; – Гарри смущенно поерзал в кресле и положил на место пресс-папье. – Ну, так она мне сказала, ну, когда я ее спросил, пока мы дожидались приезда полиции.

Де Роуэн предупреждающе поднял руку.

– Пожалуйста, по порядку, ваша светлость. Что произошло после того, как вы пошли спать?

Брови Гарри сошлись на переносице.

– Я просто заснул. Дальше я услышал, как наш дворецкий барабанит мне в дверь и кричит, что моя сестра внизу в ужасном состоянии. Я набросил ночной халат и спустился. Подумал, что в самом деле стряслось нечто страшное, раз Сесилия оставила ребенка и примчалась сюда в такой чac.

Де Роуэн бросил косой взгляд на бледное лицо Гарри. К тому же его едва заметно трясло. Пора заканчивать беседу. Предстояло еще услышать версию случившегося от Сесилии.

– Вы предупредили дворецкого о том, что ему следует сотрудничать с констеблем Сиском? – настойчиво поинтересовался де Роуэн.

– Сесилия им сказала, – кивнул Гарри. – Мол, если кто ослушается, у меня будет с ним такой разговор, что мало не покажется.

Де Роуэн кивнул. Убрав карандаш, он закрыл свою переплетенную в кожу записную книжку.

– Благодарю вас, ваша светлость. Я сожалею, что пришлось задавать вам столь тягостные вопросы, когда у вас такое горе.

Гарри протестующе поднял ладонь.

– Ничего страшного, де Роуэн. Уж лучше вы, чем кто-то еще. Надеюсь, вы поймаете мерзавца, который ее убил. Я не убивал и говорю правду. Но мне не хочется, чтобы и дальше меня подозревали. Что бы там Джулия ни вытворяла, клянусь Богом, смерти она не заслуживала.

Гарри поднялся из-за стола и направился к двери, когда в кабинет вошла Сесилия. Она обняла брата и нежно поцеловала его в щеку.

– Похоже, он держит себя в руках? – спросила она у де Роуэна, тихонько закрывая за Гарри дверь.

Де Роуэн смотрел, как Сесилия неспешно проплывает через кабинет.

– Более-менее, – ответил он, жестом приглашая ее расположиться в одном из двух тяжелых кресел с подголовником, что стояли около письменного стола. – Он рассержен, тут нет сомнения. Однако полностью отдает себе отчет, в каком виде он предстает.

Сесилия нервно разгладила невидимые складки па своих юбках.

– Ты имеешь в виду, он понимает; что люди могут считать его виновным? – Она подняла глаза на де Роуэна. – Но он же ни в чем не виноват! Я могу присягнуть. У Джулии были враги – отвергнутые любовники, их разъяренные жены. Я могу поговорить с людьми. В свете меня хорошо знают.

– Сесилия, – мягко проговорил де Роуэн, – такие разговоры могут оказаться небезопасными. Не забывай, что ты в трауре. Тебе нельзя шмыгать повсюду и кому ни попадя докучать вопросами. Конечно, в любом случае брата нужно увезти из города ради спокойствия его души. Я займусь им.

Сесилия принялась грызть ноготь на большом пальце. Довольно долго она молчала, и де Роуэн отлично понимал, что она сосредоточенно думает. Размышления ее могли привести к самого разного рода осложнениям. Лучше всего отвлечь ее, и чем скорее, тем лучше.

– Ты просмотрела шкатулку с драгоценностями, которую мы нашли?

У Сесилии даже глаза·расширились.

– Мне и пригрезиться не могло, что у Джулии столько побрякушек. Но там должна была находиться одна вещь!

Де Роуэн тут же почувствовал ее легкое смятение.

– Что-нибудь пропало?

– Я не очень уверена, но моя мать имела исключительно тонкой работы вещицу, так сказать, семейный сапфир Сэндсов! – сардонически рассмеялась Сесилия. – В молодости, когда нас предоставили на волю судьбы и с деньгами стало туго, мы с Гарри часто подумывали о том, чтобы этот сапфир продать. Но сколько я себя помню, он всегда оставался в семье. Крупный драгоценный камень, прозрачная голубая капля, вделанная в кулон. – Она судорожно стиснула свои холеные руки. – Я не хочу верить, что дурак Гарри позволил ей надевать его для выхода в свет! Сапфир целую вечность хранился, в сейфе в нашем деревенском поместье, но ей каким-то образом удалось подольститься к нему и выманить семейную реликвию.

– Она могла вернуть сапфир? – спросил де Роуэн. – Или она его продала?

– Она заполучила его только неделю назад, – покачала головой Сесилия. – Я приказала Женевьеве, горничной Джулии, еще раз перетрясти все вещи. С какой стати грабитель будет красть только одну драгоценность, когда их такая куча? У нее была бриллиантовая брошь, которая стоит не дешевле кулона, – так ее не взяли.

Макс потер рукой подбородок.

– Вы мне расскажите во всех подробностях, что вам удалось обнаружить, – попросил он, – напишите все, что вам известно, и без задержки отправьте официальным письмом ко мне в контору. Начните с вашей невестки. Кто она такая? Как Гарри с ней познакомился? Где она проводила время? И вы должны мне рассказать, кто были ее, ну, скажем, друзья.

Сесилия нахмурилась.

– Скажем, друзей у нее насчитывалось несметное число. Я расскажу о том, что знаю про нее, хотя это и немного. Она приехала в Англию за год до того, как вышла замуж за Гарри.

– О браке существовала предварительная договоренность?

Сесилия покачала головой.

– Нет, в девичестве она носила имя Джулия Аствелл, внучка графа Ходжа. Его единственная дочь сбежала с каким-то конюхом, и старый граф отрекся от нее. Джулия родилась в нищете. Кажется, в Бостоне. Родители ее умерли в то время как ей едва исполнилось четырнадцать. Несколько лет спустя, когда здоровье графа пошатнулось, он смягчился и наказал своим адвокатам разыскать внучку, дабы она скрасила ему старость.

– А в обмен он сделал ее своей наследницей?

Сесилия утвердительно кивнула.

– Сначала наследство ограничивалось частью имущества, но, познакомившись с Джулией, Ходж решил, что все остальное тоже перейдет к ней, если она сумеет устроить себе добропорядочное, благородных кровей замужество. Несмотря на то, что Гарри не отличался утонченными манерами и сидел по уши в долгах, наш древний титул мог прельстить многих. Бедняга Гарри вообразил себя влюбленным без памяти и с тех самых пор благополучно живет в аду.

– Он потакал ей во всем?

– Несомненно, то, что она мечтала о таком замужестве, – пожала плечами Сесилия. – Само собой разумеется, поверенный в делах Гарри следил за всеми доходами и расходами, что, между прочим, тоже входило в условия завещания Ходжа. Только Джулии Гарри ни в чем не отказывал. У него не хватало на это характера и решимости.

Де Роуэн понимающе кивнул.

– Значит, ты думаешь, что твой брат стал просто средством достижения конечной цели?

– А ты не находишь, что конец достигнут весьма занятный? – язвительно поинтересовалась Сесилия.

Де Роуэн не сдержал короткого смешка.

– Сколько времени они женаты?

– Семь очень долгих лет, – ответила Сесилия. – А может быть, и в самом деле тебе стоит и меня привлечь к расследованию? Мне часто хотелось ее придушить.

– А вы располагаете алиби, миледи? – поддразнил ее де Роуэн.

Сесилия рассмеялась.

– Мой милый Макс, боюсь, порой чувство юмора тебе изменяет, – покачала она головой. – Что касается алиби, то оно у меня есть: капризный младенец, который с утра до вечера занимает все мое время. А теперь что я могу рассказать тебе о том, чем занималась Джулия?

– Она азартными играми не увлекалась? Может быть, у кого-нибудь вымогала деньги?

– Карты, кости? Нет, Джулию такие вещи не привлекали, – помолчав, ответила Сесилия. – Я, конечно, попрошу поверенного Гарри показать мне счета, но даже не представляю, как она смогла бы сделать так, чтобы ему о такого рода доходах не было ничего известно. Поверенный – весьма аккуратный человек.

– Раз они не имели детей, кому теперь перейдут все деньги?

Сесилия задумалась.

– Ну, полагаю, что все получит Гарри. У Джулии никого нет, кроме кузена, нового графа Ходжа, а он весьма богат. Конечно, у нее есть целый караван любовников. Мне по порядку рассказать о тех, кого я знаю?

Де Роуэн кивнул, и Сесилия, подсев к письменному столу мужа, быстро написала на листе бумаги колонку фамилий и имен. Де Роуэн мысленно тяжело вздохнул. Чем дальше, тем труднее ему сохранять сочувствие к леди Сэндс. Он аккуратно сложил лист, засунул его в карман сюртука и встал с кресла. У Сесилии был усталый вид.

– Мне нужно идти, – спокойно сказал ей де Роуэн. – Через пару дней снова придет Сиск. чтобы опросить слуг. Пиль просил меня ...

– Проследить за ходом расследования, – договорила за него Сесилия. – Я знаю. Я просила Джайлса посодействовать. Ведь лорд Уолрейвен – персона весьма влиятельная. Кстати, ты получил приглашение на бал, который он дает?

– Да, – с неохотой признал де Роуэн.

Сесилия удовлетворенно кивнула.

– Ты просто обязан пойти. Больше половины из моего списка будут там. Если мне не по силам сейчас выходить в свет, то ты обязан присутствовать.

Де Роуэн ответил Сесилии не сразу. Отказать ей трудно. Сесилия и наследник ее первого мужа Джайлс, ныне лорд Уолрейвен, были его друзьями. По роду своей работы он хорошо знал их обоих и не в первый раз приглашался на их светские рауты. В том, что их сердечность была искренней, де Роуэн нисколько не сомневался. Но даже его новая должность в министерстве внутренних дел не могла стоять рядом с тем положением в свете, которое им давали знатное происхождение и богатство. Если же оставаться до конца честным, то он как был, так и остался чужаком в английском высшем обществе. Он никогда не испытывал особого желания посещать всевозможные бессмысленные великосветские приемы и балы и до последнего времени ему удавалось всего этого вполне успешно избегать.

– Макс, обещай мне, что ты пойдешь, – умоляющим тоном попросила Сесилия.

Наконец он коротко кивнул, подтверждая свое согласие.

– Я попробую, миледи, но ничего не буду обещать.

– Пожалуйста, Макс, – перебила она его. – Ты не забыл, что мы друзья?

– Да, мы друзья, – чуть замявшись, согласился наконец де Роуэн.

Сесилия подарила ему шаловливую улыбку и элегантно взяла его под руку.

– Могу я в таком случае задать тебе немного личный вопрос? – спросила она, пока они не спеша шли к двери. – Отчего ты во время чая так странно смотрел на леди Кэтрин? Ты что, знаком с ней? У нее был такой вид! Чашку вдруг выронила ни с того ни с сего; я вот и подумала ...

Де Роуэн встал как вкопанный.

– Я ее не знаю, – резко, почти грубо ответил он. – Я удручен случившимся, только и всего.

Сесилия некоторое время в молчаливой задумчивости изучала его лицо, потом заметила:

– Она, вообще-то говоря, весьма привлекательная женщина, ты не находишь? Представляю, какой шум поднимется на рынке невест. По-моему, Она будет самой прелестной женщиной в этом светском сезоне. Разве только кому-нибудь по душе более жеманные особы. Знатная провинциалка и лишь недавно перебралась в город.

– Значит, она приехала к светскому сезону? – Де Роуэн с изумлением услышал собственный голос, который отчего-то начал интересоваться тем, о чем он вообще спрашивать не собирался. – Она не замужем?

Сесилия лукаво улыбнулась:

– Вдова племянника леди Кертон. Одиночество ее явно не угнетает, но особым богатством похвалиться не может. Вот ее старший брат – он граф – богат безумно. Женат на француженке, она его бывшая гувернантка. У них трое детей. Отец леди Кэтрин слыл жутким распутником, и, может быть, ты вспомнишь ее младшего брата, который ...

– Сесилия, что ты предлагаешь? – перебил ее де Роуэн.

– Ах да! – встрепенулась Сесилия. – Я предлагаю проявить мои сыскные способности! И я призываю тебя, Макс, сделать то же самое. В четверг, вечером. И не забывай, дорогой, ты не сможешь заставить великосветских господ рассказать тебе хоть что-нибудь. Ты должен вытащить из них то, что нам нужно, и очень по-умному!