"Сладкий папочка" - читать интересную книгу автора (Клейпас Лиза)

Схватки у мамы начались среди ночи. Часа в три я услышала, что она встала и начала ходить по дому. Я тоже поднялась. Спать все равно не было никакой возможности: шел дождь. До переезда на ранчо Блубоннет я считала, что шум дождя успокаивает, однако если дождь стучит по жестяной крыше четырнадцатифутового прицепа, децибелы получаются такие, будто это не прицеп, а целый ангар для самолетов.

С помощью таймера от плиты я измерила частоту схваток, и когда они начали происходить с интервалом в восемь минут, мы позвонили акушеру, после чего я сделала звонок мисс Марве с просьбой отвезти нас в семейную клинику, в местное отделение хьюстонской больницы для нуждающихся.

Я тогда только что получила водительские права и считала себя довольно неплохим водителем, но мама заявила, что ей будет спокойнее, если нас отвезет мисс Марва. Хотя я про себя думала, что было бы гораздо безопаснее, если б за рулем сидела я, поскольку манера вождения мисс Марвы в лучшем случае бывала творческой, а в худшем провоцирующей ДТП. Мисс Марва ехала, то и дело пересекая разделительную полосу, она поворачивала не из того ряда, ускорялась и замедлялась в зависимости от темпа разговора и, едва завидев желтый свет, вдавливала педаль газа в пол. Лично я предпочла бы, чтобы нас отвез Бобби Рэй, но они с мисс Марвой за месяц до этого разошлись на почве ревности. «Как только определится, в какой сарай забивать свои гвозди, пусть возвращается», – сказала мисс Марва. После их разрыва мы с ней ездили в церковь вдвоем, мисс Марва вела машину, а я всю дорогу туда и обратно молилась.

Мама была спокойна, но разговорчива, ей пришла охота вспомнить тот день, когда на свет появилась я.

– Когда у меня начались схватки, твой папа так разнервничался, что споткнулся о чемодан и, упав, чуть не сломал ногу. А потом гнал как сумасшедший, а я всю дорогу кричала, чтобы он ехал помедленнее, грозя перебраться на его место за руль и самостоятельно отвезти себя в больницу. В родильной палате он со мной не остался – видно, не хотел путаться под ногами. А когда впервые увидел тебя, Либерти, прослезился и сказал, что ты – любовь всей его жизни. Никогда прежде я не видела, чтобы он плакал.

– Это очень мило, мама, правда, – сказала я, извлекая заранее приготовленный мной список, чтобы проверить по нему, все ли уложено в сумку. Я собрала ее еще месяц назад и проверяла уже, наверное, раз сто, но все равно боялась, как бы чего не забыть.

Непогода усиливалась, весь прицеп сотрясался от громовых раскатов. Хоть времени было только семь, темень стояла как ночью.

– Вот дерьмо, – вырвалось у меня при мысли, что предстоящая поездка на машине с мисс Марвой за рулем в такую погоду – серьезный риск для наших жизней. Начнется потоп, и ее низкий «пинто-вэгон» до семейной клиники просто не доползет.

– Либерти, – удивленно и с осуждением сказала мама, – я никогда раньше не слышала, чтобы ты ругалась. Надеюсь, твои друзья в школе не оказывают на тебя дурного влияния.

– Прости, – извинилась я, пытаясь сквозь залитое дождем окно разглядеть хоть что-нибудь.

По крыше внезапно забарабанил град, с неба посыпались тяжелые белые льдинки, и мы обе вздрогнули. Грохот начался такой, словно кто-то сыпал на наш дом монетки. Я побежала к двери и, распахнув ее, увидела отскакивающие от земли шарики.

– Размером с шарики для игры в марблз, – сказала я. – И несколько с мячики для гольфа.

– Вот дерьмо, – выругалась мама, обнимая свой напряженный живот.

Зазвонил телефон, и мама взяла трубку.

– Да? Привет, Марва, я... Что? Сейчас? – С минуту она слушала. – Хорошо. Да, ты, наверное, права. Ладно, увидимся там.

– Ну что? – спросила я в нетерпении, когда она повесила трубку. – Что она сказала?

– Она говорит, что главная дорога скорее всего уже затоплена и ее «пинто» там не пройдет. Она велела позвонить Харди, и он отвезет нас в пикапе. Поскольку места у него в машине только для нас троих, он сначала довезет нас, а потом вернется за Марвой.

– Слава Богу, – с облегчением вздохнула я. Пикап Хард и где хочешь проедет.

Я ждала, глядя в щель приоткрытой двери. Град прекратился, но только не дождь. Холодной пеленой через узкий дверной проем он заливался внутрь. Я то и дело оглядывалась на маму. Та притихла, забившись в угол дивана. Ясно было, что боли усиливаются, – она перестала разговаривать и ушла в себя, сосредоточившись на неумолимом процессе, который происходил в ее теле.

Я расслышала, как она тихо выдохнула имя моего отца. Мое горло иглой пронзила боль. С именем моего отца на устах она рожала ребенка от другого мужчины.

Это большое потрясение – видеть кого-нибудь из родителей в беспомощном состоянии, чувствовать, что меняешься с ним местами. Теперь я была в ответе за маму. Папы, чтобы позаботиться о ней, не было, но я знала, он хотел бы, чтобы за него это сделала я. И я решила, что не подведу ни его, ни ее.

Перед домом остановился голубой пикап Кейтсов. Харди решительно направился к двери. На нем была куртка на шерстяной подкладке со школьным логотипом в виде пантеры на спине. Большой и надежный, он вошел в наш прицеп, плотно притворив за собой дверь. Он скользнул по моему лицу оценивающим взглядом. И поцеловал меня в щеку. Я удивленно заморгала. Потом он подошел к моей матери, опустился перед ней на корточки и мягко спросил:

– Как насчет того, чтобы ехать на пикапе, миссис Джонс?

Мама, собравшись с силами, слабо рассмеялась:

– Думаю, придется воспользоваться твоим предложением, Харди.

Он встал и снова повернулся ко мне:

– Отнести что-нибудь в машину? У меня над кузовом натянут верх, так что там должно быть сухо.

Я сбегала за сумкой и передала ее Харди. Он направился к двери.

– Нет, постой, – окликнула его я, продолжая нагружать разными вещами. – Нам понадобится магнитофон и вот это... – Я вручила ему большой цилиндр с приспособлением, похожим на отвертку.

Харди посмотрел на него с неподдельной тревогой.

– Что это?

– Ручной насос.

– Зачем? Ладно, не важно, не говори.

– Чтобы надувать родовой мяч. – Я бросилась в спальню и вынесла оттуда огромный полусдутый резиновый мячик. – Его тоже возьми. – Заметив его недоумение, я пояснила: – Мы надуем его по дороге в клинику. Он помогает во время родовых схваток, когда на него садишься, он давит на...

– Ясно, ясно, – поспешно перебил Харди. – Не нужно объяснять. – Он вышел, погрузил вещи в машину и сразу же вернулся. – Буря немного утихла, – сказал он. – Нужно трогаться, пока не началось по новой. Миссис Джонс, у вас есть плащ?

Мама покачала головой. С ее животом плащ на ней бы не сошелся. Харди без слов снял с себя куртку с пантерой и одел маму, как ребенка, вдев ее руки в рукава. Молния у нее на животе не застегнулась, но большая часть тела все же оказалась прикрыта.

Харди повел маму к машине, а я с охапкой полотенец последовала за ними. Я решила подготовиться заранее, пока воды не начали отходить.

– А это для чего? – спросил Харди, усадив маму на переднее сиденье. Нам приходилось напрягать голос, чтобы перекричать шум бури.

– Полотенца могут понадобиться в любой момент, – ответила я, избавляя Харди от более подробных объяснений, которые могли бы вызвать у него ненужные переживания.

– Когда моя мать рожала Ханну и мальчишек, она брала с собой только бумажный пакет, зубную щетку и ночную рубашку.

– А зачем бумажный пакет? – вдруг забеспокоилась я. – Сбегать взять, что ли?

Он со смехом помог мне забраться на переднее сиденье рядом с мамой.

– Для того чтобы положить в него зубную щетку и ночную рубашку. Давай трогаться, радость моя.

Паводок уже превратил Уэлком в цепочку маленьких островков. Штука заключалась в том, чтобы хорошо знать местность, тогда можно оценить, через какие потоки воды можно перебраться, а через какие нет. Практически любой машине достаточно двух футов, чтобы, оторвавшись от земли, оказаться на плаву. Харди имел большой опыт по передвижению в Уэлкоме и, безошибочно выбирая обходные маршруты, объезжал низины. Он ехал окольными путями, сокращал путь, пересекая парковки и потоки, так что из-под рассекавших реки воды колес извергались фонтаны.

Я поражалась самообладанию Харди, отсутствию в нем видимого напряжения, тому, как непринужденно он разговаривал с мамой, пытаясь отвлечь ее. О совершаемом им усилии свидетельствовала лишь складка, обозначившаяся меж его бровей. Ничто так не любят техасцы, как борьбу с природой. Упрямые, они даже гордятся суровой погодой штата. Грандиозные бури, удушающая жара, ветры, способные, кажется, содрать с человека кожу, бесконечная череда смерчей и ураганов. Как бы ни была ужасна погода и какие бы невзгоды ни обрушивались на их голову, техасцы принимают все это, лишь задавая друг другу один и тот же вопрос в разных вариантах... «Не очень жарко для вас?»... «Не очень сыро для вас?»... «Не очень сухо для вас?»... и так далее.

Я разглядывала руки Харди, легко и умело управлявшиеся с рулем, мокрые пятна на его рукавах. Я так любила его, его бесстрашие и силу, даже его амбиции, которые, я знала, когда-нибудь отнимут его у меня.

– Еще несколько минут, – пробормотал Харди, почувствовав на себе мой взгляд. – Доставлю вас обеих в целости и сохранности.

– Знаю, что доставишь, – отозвалась я, пока дворники беспомощно мотались в потоках дождя, барабанящего в стекло.

Как только мы прибыли в клинику, маму тут же, усадив в кресло-каталку, повезли готовить к родам, а мы с Харди понесли вещи в родильную палату. Она оказалась буквально набита всякой техникой, мониторами. Имелась там и похожая на детский космический корабль грелка для новорожденного. Однако шторы в оборках, бордюр на обоях с гусями и утятами, а также кресло-качалка с полосатыми подушками несколько смягчали интерьер.

По палате ходила дородная седоволосая медсестра. Она проверяла оборудование, устанавливала нужный наклон кровати. Увидев нас с Харди, она строго объявила:

– В родильную палату допускаются только будущие матери и мужья. Вам придется пройти по коридору в зону ожидания.

– Мужа нет, – сказала я, вставая в оборонительную позицию при виде ее приподнятых почти к самой линии волос бровей. – Я останусь помогать маме.

– Ясно. Но ваш бойфренд должен уйти.

Кровь бросилась мне в лицо.

– Он не...

– Нет проблем, мэм, поверьте, – непринужденно перебил меня Харди. – Я не желаю ни у кого путаться под ногами.

Суровое лицо медсестры, оттаяв, расплылось в улыбке. Женщины всегда так реагировали на Харди.

Вытащив из сумки цветную папку, я передала ее медсестре.

– Будьте любезны, мэм, посмотрите это.

Женщина с недоверием покосилась на желтую папку. На ней я вывела слова «ПЛАН РОДОВ» и украсила ее наклейками в виде детских бутылочек и аистов.

– Что это?

– Я записала здесь наши пожелания, – пояснила я. – Нам хотелось бы, чтобы при родах были созданы приглушенное освещение, как можно более тихая и спокойная обстановка, а еще мы собираемся включить звуки природы. Мы считаем необходимым, чтобы мама до самой перидуральной анестезии сохраняла подвижность. Теперь что касается обезболивания... маме годится деморол, но мы хотели бы попросить у доктора нубаин. И пожалуйста, не забудьте прочитать замечания относительно эпизиотомии.

Медсестра с раздражением взяла план родов и исчезла. Я передала ручной насос Харди и включила в сеть магнитофон.

– Харди, ты не мог бы накачать родовой мяч, пока не ушел? Только не до конца. Лучше всего процентов на восемьдесят.

– Конечно, – ответил он. – Что-нибудь еще?

– Там в сумке лежит носок с рисом. Будь добр, найди где-нибудь микроволновую печь и погрей его две минутки.

– Непременно. – Когда Харди склонился, чтобы накачать родовой мяч, я заметила, что его щека растянута в улыбке.

– Что тут смешного? – спросила я, но он ничего не ответил, лишь покачал головой и продолжал улыбаться, выполняя мои указания.

К тому времени, как маму привезли в палату, свет был приглушен согласно моим пожеланиям, а окружающее пространство наполняли звуки леса Амазонки во время дождя. Это был успокаивающий стук дождевых капель, перемежавшийся с кваканьем древесных лягушек и редкими криками попугая ара.

– Что это за звуки? – спросила мама, потрясенно оглядываясь по сторонам.

– Кассета с записью звуков леса во время дождя, – ответила я. – Тебе нравится? Тебя это успокаивает?

– По-моему, да, – ответила она. – Хотя, если я услышу слонов и обезьян-ревунов, тебе придется это выключить.

Я издала приглушенный крик Тарзана, и мама засмеялась. Седая медсестра вернулась помочь маме встать с кресла-каталки.

– Ваша дочь все время будет здесь? – спросила она маму. Что-то в ее тоне подсказывало мне, что она ожидает отрицательного ответа.

– Все время, – твердо сказала мама. – Я без нее не могу.