"Давай вместе" - читать интересную книгу автора (Ллойд Джози, Риз Эмлин)

2 ЭМИ

О господи!

Так не бывает.

Разве может человеку быть настолько плохо?

До моего слуха доносится какой-то хрипящий звук, это я, видимо, дышу (воистину чудо — после 4000 сигарет, выкуренных вчера вечером). Ладно, надо встать, иначе у меня того и гляди случится кровоизлияние в мозг.

Легко сказать, встать… Ноги-руки ватные. Одним грациозным движением я умудряюсь споткнуться на полу о свои ботфорты, удариться ступней о батарею и, прыгая от боли на одной ноге, упасть у сундука в гостиной, минуя в свободном падении складные двери и занавес из пластмассовых бусин, разделяющих комнаты.

Стало тихо. Задницей ощущаю прохладу утра, лежа ничком на ковре с задравшейся в полете футболкой. На старом подобии ночной рубашки надпись «Relax».

И тут…

Слышу звук шатающейся пустой бутылки, и причина моего зверского похмелья скатывается с сундука мне же на голову.

Вид бутылки из-под виски вызывает стон, а события прошлой ночи начинают медленно всплывать из тумана и головной боли.

Сейчас меня стошнит.

Разогнувшись, пытаюсь оценить ущерб, пялясь в зеркало над раковиной. Да, видок тот еще.

Это не Эми Кросби из квартиры D на Пембертон-Виллаз в Шепардз-Буш. Не-е, это точно не я. Тогда как в моей ванной оказался этот дикобраз? А?

Вчера в 20.30 я была шикарной женщиной с прической и высокой грудью. Как я могла превратиться за ночь в это вот «панки, хой!»? Приглаживаю руками свой взрыв на макаронной фабрике и высовываю язык. Зеленый.

По натуре я оптимистка и поэтому сначала ищу положительные стороны происшедшего.

А. Хуже уже не будет. (Должна признаться, что в списке положительных моментов этот обычно занимает первое место.)

Б. По крайней мере, Джек не остался на ночь и не имел счастья лицезреть меня в таком виде.

В.?

Третий пункт отсутствует, потому что второй уже можно считать первым в списке отрицательных моментов. Из горла вырывается хрип отчаяния.

Джек не остался на ночь!

В кои-то веки познакомилась с приличным парнем, и тот слинял. Сбежал на рассвете обратно в свой Мужикистан, даже не поцеловав меня на прощанье. И хуже всего то, что я его за это не виню, ибо сама выставила себя полной дурой.

Пережить такую катастрофу в одиночестве я просто не в состоянии. Звоню Хел, моей лучшей подруге.

Хел (сонным голосом). Да?

Я (сделав паузу, чтобы она догадалась, что это я). Блюэ! (Изрыгаю приветствие страдальчески-рвотным голосом.)

Хел. Блюэ-блюэ-блюэ? Или просто блюэ?

Я. Блюэээээээээээээээээээ!

Хел. Сейчас буду.

Обожаю Хел. Она меня понимает.

Двадцать минут спустя Хел уже ставит свой велосипед в кучу ему подобных в моем узком коммунальном вестибюле. Вид у нее до отвращения цветущий — она явно выспалась, и наверняка у них с Гэвом (ее нынешним парнем) был отличный секс.

Поцеловав меня, она сообщает, что от меня несет как от бочки и зубы у меня оранжевые.

Я что-то ворчу в ответ, но собой очень довольна, потому что смогла спуститься на два этажа к входной двери, символизируя свое возвращение в ряды человечества. Для этого пришлось быстренько кое-что предпринять.

К приходу Хел я проглотила три таблетки нурофена, опрокинула две чашки черного кофе со столовой ложкой нерафинированного сахара в каждой (отвратительно, я знаю, но это крайние меры) и насильно запихала в себя не меньше четырех быстрорастворимых таблеток витамина С. Теперь внутри меня шипят четыре тысячи процентов рекомендуемой дневной нормы, и, кажется, я даже могу говорить.

В кухне Хел садится за стол, в то время как я ставлю чайник.

— Насколько я понимаю, ты в пролете, — говорит она, — ну и что же произошло?

Видно, что она разочарована, ведь вчера сама взяла на себя роль моего костюмера. Именно Хел вечером убедила меня надеть черное платье, которое можно было бы с уверенностью назвать широким ремнем, будь оно короче еще на миллиметр, бюстгальтер с силиконовыми вкладышами и облегающие ботфорты а-ля «красотка на панели» (которые я купила шутки ради и уж никак не собиралась носить). Она гарантировала, что любой парень, увидев меня в этой амуниции, закадрится сам собой. Обычно я ношу джинсы и кроссовки, но Хел наложила табу на весь мой гардероб. В этой панельной униформе Хел заставила меня пройтись до ее дома. Реакцией на мое появление был протяжный свист и бокал водки с тоником от Гэва, а Хел дала мне девять баллов из десяти возможных (максимальный балл она приберегла на день моей свадьбы). После чего меня отправили покорять прекрасного Мэтта.

Знаю, все это звучит нелепо, но Хел в курсе моей страшной тайны. Тайны, которая за последнее время стала большой проблемой. Господи, мне даже думать об этом трудно… в общем, у меня… у меня уже полгода не было секса.

Должно быть, технически я вернулась в разряд девственниц: наверняка там уже все обратно срослось. В любом случае это противоестественно для двадцатипятилетней девушки. Зато вполне естественно приводит меня к выводу, что я ненормальная.

Хел со мной не согласна. Она говорит, что это только вопрос времени, а сама отчаянно пытается найти мне парня. Хел уже преодолела «критический» первый триместр отношений с Гэвом и теперь называет его не иначе как «мой постоянный партнер» и регулярно глотает противозачаточные таблетки. Этот незначительный на первый взгляд факт проложил между нами пропасть. В результате Хел объявила личный крестовый поход против моего затянувшегося воздержания, дабы и я могла вкусить прелесть таких отношений, как у них с Гэвом.

Я не против.

Кстати, это Хел от радости чуть не выпрыгнула в окно, когда я сообщила, что Хлоя пригласила меня на вечеринку Мэтта по случаю его дня рождения. Более того, Мэтт лично настаивал на моем присутствии, хотя до этого мы с ним виделись всего один раз (и при нашем знакомстве я не могла скрыть своего восторга). Думаю, Хел восприняла это приглашение как оазис жизни посреди унылой пустыни моего одиночества, а я сдуру позволила ее энтузиазму передаться мне.

Теперь придется объяснять, что случилось. В чем причина провала.

Сначала я пытаюсь смягчить удар.

— Ну, вообще-то кое-кто на меня все же клюнул, — говорю я, в то время как она кидает мне пачку «Мальборо лайтс». Понимаю, что двадцать минут назад я торжественно поклялась самой себе никогда больше не курить, но я и раньше не отличалась большой силой воли. И несмотря на то что мой голос на две октавы ниже, чем обычно, а мой организм уже и так отравлен до мозга костей, я вынимаю одну сигарету.

— Кто, Мэтт? — спрашивает Хел, снимая кофту. Под кофтой новая модная майка.

— Нет, не Мэтт, хотя он, конечно, хорош. Нет, он мной не заинтересовался. Думаю, он слишком сильно напился.

— А кто?

Я передаю ей обратно сигареты, она тоже берет одну. Я подношу зажженную спичку.

— Его сосед. — Прикуриваю и выжимаю чайные пакетики вилкой. — Джек.

При одном упоминании его имени меня охватывает стыд.

— Подробнее, пожалуйста, — требует Хел, откидываясь на стуле и обхватывая руками кружку.

Я рассказываю ей все по порядку: какая толпа была в баре, как пили, флиртовали, танцевали, как мы ушли с вечеринки и он проводил меня домой, как курили, сидели рядышком на полу. И про наш РАЗГОВОР. К тому моменту мы с Джеком, попивая виски и развалившись на полу у дивана, словно старые приятели, уже обсудили все — за исключением сексуальной жизни. Бутылка была почти пуста, когда в беседе всплыла эта скользкая тема, — то, чего я так боялась и морально и физически.

— И кому же повезло с такой девушкой, как ты? — спросил Джек, подливая виски мне в бокал.

Я сидела, разминая в пальцах теплый воск, капавший со свечи. И тут-то виски ударило мне в голову. Я вдруг поняла, что очень сильно пьяна, и мне стало себя ужасно жаль.

— Никому, — прошептала я.

Джек тронул меня за руку и заглянул в глаза:

— Извини, я что, наступил на больную мозоль? — Да нет, не то чтобы… Да, наверное. Просто…

— Просто — что?

— Так, ничего.

Жалость к самой себе захлестнула меня, и я, почувствовала, как крупная слеза упала мне н/ колено. Джек убрал волосы с моего лица.

— Ну что ты. Не надо, ведь не все так плохо, да?

— Ох, Джек, — всхлипнула я, а слезы вперемешку с тушью и соплями уже бежали по лицу. — Со мной, наверное, что-то не так.

— В каком смысле?

— У меня уже сто лет не было секса. Я совершенно не умею заводить отношения с мужчинами. Думаю, они считают меня уродиной.

Джек мягко рассмеялся и погладил меня по шее.

— Глупенькая. Ты очень симпатичная. — Да, а вот Мэтт так не считает.

— Мэтт? — Пальцы Джека замерли.

— Да, типичный пример. Он пригласил меня на вечеринку, а когда я пришла, он разочаровался во мне.

Джек выпрямился, вид у него был потрясенный.

— Тебе нравится Мэтт? Я тупо кивнула в ответ.

— Но это же бессмысленно, да? — шмыгнула я (безрезультатно) и подтерла нос подолом платья. — Он никогда не захочет переспать со мной. Придется с этим смириться. Никто меня не хочет. Даже ты, так ведь?

* * *

Все, сил моих больше нет повторять это. Мы с Хел уже перебрались в гостиную и теперь сидим друг напротив друга в разных концах дивана. От стыда я закрываю лицо руками. Она сочувственно кладет мне руку на колено.

— Думаю, ты слишком серьезно все это воспринимаешь, — выносит она свой вердикт. — Хорошо, может быть, ты его немного напугала, но это еще не конец света. Может, ему это даже польстило. Она что, не слушала меня? Или просто не понимает всей глубины моего стыда? Этот случай еще хуже того, когда я пыталась соблазнить Бориса, сексапильного фотографа из Германии, который тоже учился в нашем колледже. Уверенная, что между нами проскользнула искра взаимного притяжения, сгорая от страсти, я заявилась к нему в комнату ночью в черном кружевном белье и, вызывающе извиваясь, двинулась к его постели. И когда я уже спускала бретельку бюстгальтера с плеча, призывно надув губки, он отложил журнал и сообщил, что он гей.

Так вот, случай с Джеком намного хуже.

— Хел, — воплю я, — ему это не польстило!

Может быть, он заволновался, что не сумеет… ну, понимаешь… это сделать.

— Да он мне сто раз дал понять, что я ему нравлюсь, пока я не сказала, что пошла на вечеринку ради Мэтта! — взрываюсь я.

— Ну и зачем тогда ты ему об этом сказала? Хороший вопрос.

Я встаю с дивана и начинаю нервно ходить по комнате, — точнее, семенить по одному квадратному метру незахламленного пространства перед окном.

— Не знаю. Я была пьяна, расчувствовалась, и у меня это просто вырвалось. Дело в том, что он мне понравился. Мне так давно не попадались парни, с которыми можно просто поболтать. А он и танцует хорошо. И такой симпатичный. Все было здорово, пока я не… Господи, я такая дура!

Последнюю фразу Хел игнорирует.

— Уверена, что он тебе еще позвонит.

— Как? Он ушел, даже не взяв мой номер.

— Но он знает, где ты живешь. А для чего существуют справочные?

— Ты не понимаешь.

— Слушай. Вы распили бутылку виски на двоих. Ну сболтнула ты лишнего. И что с того? Немного откровенности и ранимости — ничего страшного.

Ранимость, откровенность — это одно. Это даже неплохо, если ты признаешься в невинных и милых вещах, например в том, что иногда спишь в обнимку с плюшевым мишкой или все еще любишь фильм «Топ ган». А вот признаться первому встречному (который тебе к тому же нравится), что ты самая отчаявшаяся, несчастная, изголодавшаяся по сексу женщина в мире, — совсем другое дело.

— Если ты и правда думаешь, что он может мне позвонить, ты просто сошла с ума. Он не позвонит. Я уверена, — угрюмо объявляю я.

В эту самую секунду звонит телефон.

Мы с удивлением смотрим на него, а Хел многозначительно поднимает брови, словно говоря: «Вот видишь!»

— Что мне ему сказать? — впадаю я в панику.

— Не знаю, но возьми трубку!

До меня, несмотря на мое похмельное состояние, доходит, что Хел может быть права и что Бог, наверное, и вправду существует. Но я слишком долго мешкала. Как только я поднимаю трубку, включается автоответчик. В результате этой механической ошибки в трубке начинается какофония гудков и щелчков, после чего линия отключается. Я с удивлением смотрю на телефон, а потом стучу себе трубкой по лбу.

— Набери 1471, — говорит с энтузиазмом Хел, выпрямляясь и кладя ногу на ногу.

Набираю.

— Извините, входящий номер не зафиксирован. Извините, входя…

Я швыряю телефон.

— Черт!

Мы замолкаем, обдумывая происшедшее.

— Сомнений нет, это был он, — говорит Хел, обнимая подушку.

Я знаю, что это не так, но стоит рассмотреть все возможности.

— Хорошо, на секундочку предположим — но только на секундочку, — что это мог быть он. И как мне ему объяснить, что вчера спьяну я наговорила глупостей, что я без ума от него, и Мэтт мне совсем не нравится?

— Когда он тебе перезвонит, вообще не вспоминай о прошлой ночи. Будь веселой, беззаботной. Скажи, что, наверное, слишком много выпила и не помнишь, что вчера было.

— Ага, щас!

— Неважно, что ты ему скажешь. Раз он позвонил, значит, ты ему нравишься. Значит, пять минут твоей глупости не свели на нет восемь часов приятного общения.

Хел знает, как меня ободрить и поддержать, поэтому должность моей лучшей подруги всегда остается за ней.

Неуверенно я соглашаюсь, что, возможно, еще не все потеряно. Что Джек и правда мной увлекся и обязательно позвонит, что я достойна его внимания, и, когда (не если, а когда) он позвонит, я буду спокойна. СПО-КОЙ-НА!

Проходит пять минут, и телефон снова звонит. Хел скрещивает пальцы на удачу, я строю раздраженную мину и закатываю глаза. А сама пытаюсь придать своему голосу наибольшую сексуальность, поднимаю трубку и мурлыкаю в нее: «Алло-о».

— Дорогая, это ты? Слава богу, ты отключила свой ужасный автоответчик.

Это моя мама. Последний тлеющий огонек надежды гаснет. Хел с пониманием жмет мне руку, а я киваю ей в ответ. Протягиваю ей трубку, чтобы она могла услышать знакомый мамин голос. Я нахожусь в таком упадке, что не успеваю вовремя среагировать и соглашаюсь пойти с мамой по магазинам. Кладу трубку и тру виски.

— Ты чем сегодня занимаешься? — спрашиваю я. Хел пристально смотрит на меня.

— Во всяком случае, не собираюсь по магазинам с твоей матерью.

Я молитвенно складываю ладони:

— Ну пожалуйста! Пожалуйста-препожалуйста! Одна я этого не вынесу.

— Придется. И вообще, тебе полезно — отвлечешься.

* * *

Нет, меня это не отвлекает. Все вокруг стало мне напоминать о Джеке. Вот сейчас мама едет ко мне из Баркинга. «Баркинг» — там мы познакомились с Джеком. Вот, пожалуйста! У ворот Ноттинг-Хилла висит плакат с Леонардом Росситеромlt; Леонард Росситер — известный британский актер (1926-1984). gt;. Росситер — Росситер. Опять!

Между Шепардз-Буш и Ланкастер-Гейт я убеждаю себя, что с Джеком еще не все потеряно. Между Ланкастер-Гейт и Марбл-арч я прихожу к мнению, что Джек хороший человек и не сможет так просто забыть, как здорово нам было вместе, пока я не заговорила о Мэтте. Между Марбл-арч и Бонд-стрит я уверена, что нам суждено быть вместе. Между Бонд-стрит и Оксфорд-стрит я осознаю, что мы рождены друг для друга и Джек — мой идеал.

Да что там, с первого взгляда все понятно. Прекрасный рост — около метра восьмидесяти, выразительные шоколадные глаза, отличное чувство юмора, милый шрам на брови, оставшийся после выстрела Мэтта (бедняжка, ему, наверное, было больно). Классные шмотки — футболка от Пола Смита, дорогая одежда, значит, при деньгах. Дом стильный — переделали из паба (ни больше ни меньше!). И еще сад, судя по всему большой, раз они там устраивают барбекю. Но самое главное — он художник! Настоящая история успеха творческой личности!

ВАУ!

Я смутно понимаю, что брожу по платформе станции метро, как печальная корова, но мысли мои далеки от реальности, и я начинаю размышлять вслух. У меня с Джеком столько общего. Ладно, я наврала о своей работе (не могла же я сознаться, что работа у меня временная), но я и правда изучала начальный курс истории искусств, так что, теоретически, я могла бы работать на аукционе Сотбис. Помимо работы, мы оба любим индийскую кухню, оба состояли в отношениях, которые длились больше двух лет. Как ни взгляни — все сходится.

Он рассказал мне о Зое, своей бывшей, а я старалась не слишком распространяться об Энди, своем бывшем. Я рассказала ему только хорошее — что Энди был старше меня (ему было тридцать лет), что он был богат, работал биржевым маклером, и некоторое время мы жили вместе в Ислингтоне, в пентхаусе. Конечно, я не стала говорить, что Энди был бешеный ревнивец, пассивный и агрессивный придурок, и что отношения наши кончились полным крахом. А все потому, что нас с Энди связывало только одно: мы оба были влюблены в него.

Такого я больше никогда не допущу, в этом я поклялась Хел. И с Джеком все будет по-другому, потому что Джек — Другой. Поднимаюсь по лестнице, шагая через две ступеньки, и выхожу на Оксфорд-стрит, сердце поет от восторга. Неужели это первый трепет любви?

Мама ждет меня в кофейне «Диккенс и Джоунс» (это традиция). Она уже заказала мне сдобную булочку и чай, и я не могу скрыть свое разочарование. С похмелья я лелеяла мысль об огромной бутылке колы и бутерброде с беконом. Но, думаю, придется ограничиться тем, что дают.

— Ты разобралась с квартирой? — спрашивает она, пока я медленно стекаю в пластмассовое кресло.

— М-м… ну да… почти.

Это неправда. Я переехала сюда четыре недели назад, но до сих пор толком не разобрала вещи.

Порывшись в своей сумке, мама вытаскивает блокнот.

— Я составила список необходимых тебе вещей. Думала, мы с тобой кое-что прикупим.

Очень мило с ее стороны, но я совершенно не в настроении. В мамином списке полезных вещей наверняка будет розовое меховое сиденье для унитаза и такой же розовый коврик для туалета.

— Да у меня уже все есть, правда, — весело отзываюсь я. — Все в лучшем виде, и очень уютно.

Она разочарованно кладет блокнот на столик.

— Ну хорошо, тогда давай купим тебе какую-нибудь симпатичную одежку. Как ты найдешь себе приличного парня, если будешь все время ходить в этих дерюжках?

Нормально! Можно подумать, она — сама элегантность. На ней сейчас «универсальная футболка», ну, из тех, что можно носить как пляжную сумку, или вечерний топ, или головной убор, в зависимости от того, как ее сложить. Мама подарила мне такую же на Рождество и чуть не умерла от горя, когда я сказала, что эта «удивительная» вещь потерялась при переезде. Спустя какое-то время я устаю отбиваться от нее, и мы идем по магазинам.

Через три часа двадцать минут, добравшись до «Маркс и Спенсер», мы уже едва сдерживаемся, чтобы не поругаться. Я моментально превращаюсь во вспыльчивого четырнадцатилетнего подростка.

— Нет, мне не нужна прозрачная зеленая блузка, на работу я хожу в футболках. Нет, нет, мама! Положи обратно это велюровое платье, лето на дворе, жара!

В конце концов она соглашается пойти в другой магазин и морщится от громкой музыки. Я примеряю платье на тонких бретелях и выхожу из примерочной, чтобы покрасоваться.

— Дорогая, тебе не кажется, что оно какое-то бесформенное?

— Так и задумано, — огрызаюсь я в ответ. Мама смотрит на ценник и в шоке делает глубокий вдох.

— За два куска ткани!

В эту секунду у меня полностью пропадает чувство юмора.

— Да у тебя же нет никакого вкуса! И вообще, мне оно нравится! — выкрикиваю я и бросаюсь обратно в примерочную кабинку, яростно отдергивая занавеску.

К тому времени, когда я переоделась, она уже ждет меня на улице.

— Я просто хотела помочь, — всхлипывает она. — Зачем же так грубить?

— Прости меня, — вздыхаю я и беру ее под руку. — Пошли, выпьем чего-нибудь.

В пабе для нее слишком накурено. А мне нравится. Ужасно хочется курить, но достань я сейчас сигареты, и гнев ее падет на меня со всей яростью. Думаю, мама знает, что я курю, но я по-прежнему продолжаю это скрывать, щадя ее чувства.

Мы садимся в уголке, я открываю окно и угощаю ее бодрящим джином с тоником, чтобы она наконец-то оттаяла.

— Дорогая, я просто за тебя волнуюсь. С работой у тебя нет никаких перспектив, и вообще это ненормально — вот так жить здесь в полном одиночестве. Почему бы тебе не заняться серьезным делом, не сделать карьеру? Ты могла бы снова пойти в колледж, выучиться на бухгалтера, например. Вот у Барбары Тайсон дочь прекрасно живет — зарплата у нее большая, да и…

Я отключаюсь. Это я слышала уже сто раз. Мне такая карьера на фиг не нужна. Уж лучше работать на скотобойне, чем в бухгалтерской конторе. И меня возмущает, что она считает меня неудачницей, — конечно, ведь моей работой перед соседями не козырнешь.

И вообще, что она о себе думает? Да я бы ни за что на свете не поменялась с ней местами. Все атрибуты сытой жизни в пригороде, с посещением фитнес-клубов, торговых центров «Домашний уют» плюс теплое местечко в местном муниципалитете. По-моему, все это не есть показатели успеха. Равно как и желание денно и нощно корпеть над циферками квартальных отчетов.

Но я знаю, почему меня все это бесит, — потому что отчасти мама права. Успеха я ни в чем не добилась и сама с ужасом замечаю, насколько циничной стала за последние три года. Когда я окончила колледж, все было по-другому. И я была другой. Я была полна энтузиазма, надеялась на блестящую карьеру. Я хотела работать в индустрии моды. Мне было все равно, с чего начинать, главное — шанс. Но шанс так и не выпал. После шести месяцев рассылки своего резюме со слезными мольбами о любой, абсолютно любой вакансии я сдалась. И теперь работаю на временной основе. С девяти до пяти. Не тороплюсь ничего менять, пока не решу окончательно, что буду делать дальше.

— Временная работа — это даже хорошо, — с наигранным оптимизмом говорю я, прерывая ее монолог привычной фразой. — Работа всегда интересная, и это отличная возможность осмотреться, понять, что и как. Если мне где-то понравится, всегда есть возможность устроиться на постоянную должность. Конечно, если захочу, — добавляю я. — У меня и сейчас масса предложений.

Я говорю очень убедительно, и мама удовлетворенно кивает. Ненавижу ее за то, что она так легко мне верит. Кто угодно знает, что временная работа ни к чему не приводит. При нынешнем положении вещей у меня больше шансов стать первой женщиной-астронавтом, высадившейся на Марсе, нежели остаться на постоянной должности там, где будет не слишком противно работать. Так или иначе, это мой выбор, и, да, меня он устраивает. Спасибо, что спросили.

— И вот еще что, — смущаясь, говорит мама, теребя в руках картонную подставку под стакан.

О, неужели? Наконец-то мы дошли до главной цели нашей встречи.

— Знаешь, в твоем возрасте я уже была замужем и думала о детях. И, в общем, я вот подумала…

— О че-е-ем?

— Ну, я знаю, что вы с Хелен очень близкие подруги… И если ты хочешь мне в чем-то признаться. .. Ну, про ваши отношения… Я бы могла попытаться понять.

Поверить не могу! Моя мать считает меня лесбиянкой!

Отлично.

Я прерываю ее бредовые домыслы, пока она окончательно не испортила мне репутацию.

— Мама, не волнуйся. — Я делаю глубокий вдох, скрещиваю пальцы, надеясь, что это положит конец моему невезению. — Я встретила одного человека. Парня. — Ударение на последнем слове делаю специально.

Представляю, как в маминой голове в это мгновение церковный хор пропел «Аллилуйя!».

— Наши отношения в самом начале, — добавляю я, взбешенная выражением полного счастья на ее лице, — поэтому пока не буду сильно распространяться на эту тему.

— Дорогая (от радости у нее дыханье сперло), это же замечательно! Теперь я спокойна, а то у меня уже были подозрения.

— Я знаю, какие у тебя были подозрения, — цежу я сквозь зубы.

Наконец до нее доходит, что тон у меня угрожающий.

— Конечно, для тебя сейчас это деликатная тема. И все же любовь — это так прекрасно. Уверена, кое-кто еще пожалеет об этом.

* * *

Ненавижу воскресенья. Самый омерзительный день недели. По воскресеньям абсолютно нечем заняться, кроме как смотреть сериалы. А для одиночек это вообще полный мрак. Конечно, если у тебя есть любовник, то воскресенье — совсем другое дело. Парочки в этот день уединяются для милого совместного времяпрепровождения.

Всех их ненавижу.

Сидят сейчас в кафе, держатся за руки под газеткой, удовлетворенные неспешным утренним сексом. Или разъезжают, нарядные, в своих кабриолетах, веселые и беззаботные. Или еще хуже, уехали за город на пикник со своими парными друзьями. Или вообще просто валяются на диване, смотрят вместе видео. И что самое мерзкое, я уверена, все они думают, что по-другому не бывает. Уроды!

Настроение у меня дрянное. Джек не позвонил, а сейчас уже половина второго. Все утро я мечтала, что он позвонит, предложит вместе пообедать, потом прогуляться по парку и, может быть, сходить в кино. Я так подробно все это обдумала, что сама чуть не поверила. Но этого не будет. Телефон у меня перед глазами, и он молчит. С розеткой все в порядке, и на линии сбоев нет — я звонила на АТС, чтобы удостовериться.

Я лежу на диване, прижавшись щекой к подушке, и разглядываю пятно на ковре. Позвонить никому не могу — вдруг в этот момент он наберет мой номер, а у меня занято; не могу поесть — вдруг он пригласит меня на обед. От скуки я уже три раза довела себя до оргазма, но возбуждение не проходит. Я даже пыталась посылать ему телепатические сигналы. Бесполезно. На улице чудный день, а я сижу дома. Пленница своих надежд. Когда позвонила Хел, я чуть из штанов не выпрыгнула.

— Новостей нет?

— Не-а.

— Мы идем в паб, пойдешь?

— Даже не знаю. У меня еще дела есть, — вру я.

— Сегодня же воскресенье!

— Ну и что? Хел вздыхает.

— Ждешь его звонка, да? Ты же понимаешь, что это бесполезно. Если он позвонит, то позвонит. Какой смысл гипнотизировать телефон? Ты так свихнешься.

Мне противно, что она так хорошо меня изучила.

— Ничего я не жду. Мне некогда. Собираюсь в спортзал, — блефую я.

— Куда?

— В спортзал. Место такое, где занимаются.

— Ладно, делай что хочешь. Если что, ты знаешь, где нас искать.

— Спасибо.

— Извращенка, — бормочет она.

Я показываю ей язык в трубку. В спортзал идти у меня нет ни малейшего желания. Лучше пойду прогуляюсь.

Прогулка — это хорошо. Шепардз-Буш, конечно, не самое лучшее место, но, по крайней мере, тут не так много гуляющих парочек. Я не замечаю пьяниц и наркоманов, поскольку полностью поглощена своими мыслями.

Намотав несколько кругов по парку, я надышалась городскими выхлопами и выработала стратегию.

Стратегия весьма изощренная, и суть ее состоит в следующем. Джек наверняка смекнул, что он мне нравится. Не считая последних минут нашего вечера, все шло идеально, и он должен догадываться, что я хочу снова с ним встретиться. Однако Джек парень деловой, художник, и потому наверняка занят. И это не означает, что он обо мне не думает, просто меня не учли в его воскресном расписании. Короче, раз он такой крутой, то, скорее всего, позвонит мне только завтра. В крайнем случае во вторник. Кроме того, надо же ему уделить время Мэтту. Из-за меня он практически игнорировал своего лучшего друга на его дне рождения. Так что хватит ждать и лить слезы, пора начать готовиться.

В готовности наша сила.

Решено: в паб я не пойду — это значило бы отклониться от выбранного курса. Вместо этого я иду в магазин «Бутс» на Ноттинг-Хилл и устраиваю себе шопинг-терапию. Это весело и приятно. Обожаю «Бутс». Мой любимый магазин после «Хэмли». Покупаю себе «игрушки для больших девочек»: ароматизаторы и пену для ванны, дорогой шампунь и кондиционер в комплекте с бесплатным маслом для волос, три флакона лак для ногтей, пинцет, люфу, пакет косметической грязи, новую помаду, коробку цветных салфеток (всегда кстати рядом с постелью), крем «Ойл оф Юлэй», воск для эпиляции в области бикини, автозагар и упаковку из двадцати четырех супертонких презервативов. Отлично.

Дома навожу порядок и остаюсь очень довольна результатами. Конечно, ничего грандиозного я не совершила — не ободрала старые обои, не замазала трещину в стене на кухне. Зато расставила книги на покосившихся полках и повесила на стену нашу с Хел фотографию из Таиланда в рамочке.

Две девчонки путешествуют сами по себе — вот было времечко! На фотографии мы обе стройные и загорелые. Сидим спиной друг к другу и смеемся. В те каникулы мы три недели путешествовали по островам, а на одном из пляжей зависли надолго. Хел успела трахнуться пару раз, о бесчисленных обжиманиях и поцелуях я уже не говорю. А я умудрилась влюбиться в трех парней одновременно. Обалдеть!

Перебираю большой черный пакет для мусора с разрозненными носками и старыми свитерами, который висит у входной двери лет сто, не меньше. Удивительно, как быстро летит время! А быть занятой женщиной, оказывается, приятно.

Наполняю ванну и оцениваю себя в зеркале. Самой себе я голышом нравлюсь. В удачных обстоятельствах выгляжу хорошо — крутой изгиб бедра, размер 46… с половиной.

А вот как я выгляжу в глазах Джека? Скажем так, если бы я танцевала стриптиз, публика потребовала бы вернуть свои деньги за вход. Пора сесть на диету.

Как только я принимаю это решение, голодные спазмы сводят желудок, а в мозгу одна за Другой возникают трехмерные картинки вредных, но очень вкусных вещей, которые хочется съесть прямо сейчас! Чтобы заглушить приступ острого голода, забираюсь в ванну. Лежа в горячей воде с грязевой маской на лице, я представляю, как сильно моя внешность преобразится через неделю.

Весь вечер грызу ржаные хлебцы «Райвита» и читаю книгу «Сильная женщина», которую мне подарили на последний день рождения. Интересно.

* * *

В понедельник утром встаю еще до будильника — очень рано. Оказывается, утро может быть таким спокойным, если встать в семь часов. Поют птички, и я, для разнообразия, слушаю Радио-4. Я же решила быть в курсе событий, и мне необходимо знать, что творится в мире.

После второй чашки чая вытаскиваю из-под кровати «Сильную женщину» и встаю перед зеркалом в ванной. Время для положительных заклинаний.

«Я — необыкновенная, единственная и неповторимая. Я отношусь к окружающим с пониманием и любовью», — читаю вслух. Смотрю на свое отражение, проверяя, помогает ли это мне.

«Я — сильная женщина. Я могу изменить мир вокруг себя». Снова поднимаю взгляд к зеркалу.

«Я чувствую себя замечательно. Я люблю себя… И Джек обязательно мне сегодня позвонит», — добавляю я для пущей убедительности. И, захлопнув книгу, начинаю чистить зубы.

Вытаскиваю весы. Вешу на полкило больше, чем вчера. Как же так? Я уже больше двенадцати часов лишаю себя всякой пищи. По моим подсчетам сейчас я должна быть как минимум на шесть, килограммов стройнее.

Снова смотрюсь в зеркало и говорю угрожающе: «Я прекрасно себя чувствую. Я отлично выгляжу. Я люблю себя».

Элейн из агентства по временному трудоустройству «Лучшие кадры» нашла мне работу в «Бутройд, Картер и Мэй» — компании напыщенных консультантов по вопросам управления на Портленд-сквер. Их секретарша Дженет ушла в отпуск, и я буду ее замещать. Ах, как мне повезло.

Стою в лифте и чувствую, что начинаю впадать в уныние. Очередная временная работа. Интересно, когда же я начну делать карьеру? Я завидую людям, которые уже выбрали, кем они хотят работать. Людям, которые говорят: «Я хочу быть врачом» — и становятся врачами. Я же пока могу только сказать: «Хочу быть…» На этой неделе хочу быть зевающей секретаршей.

В первый день работы мне нужно:

1. Узнать номер выхода на городскую линию и позвонить Хел.

2. Найти в компьютере игры, в офисе — туалет и кухню.

3. Узнать, кто подписывает количество моих отработанных часов, и в первый же час работы сделать этому милому человеку кофе.

4. Узнать, как зовут главного начальника и как он выглядит, во избежание неприятностей.

5. Никогда и ни за что не оставаться после 17.30 и всегда, при любых обстоятельствах, уходить на обеденный перерыв.

Человек, ответственный за учет моего рабочего времени, — мисс Одри Пэйн. С первого взгляда я окрестила ее Кислые Титьки. Я ей, похоже, не нравлюсь, но, судя по всему, ей вообще никто не нравится, а чувство юмора в себе она пока не открыла. Я делаю ей кофе и каждый раз, когда она проходит мимо, принимаю занятой вид и барабаню по клавиатуре.

В 11.30 звонит Элейн: «Мне сказали, ты хорошо работаешь».

Опять всех провела. Вытаскиваю журнал «Хелло!» и пилку для ногтей. Понимаю, что чтение «Хелло!» — своего рода клише, но для временного работника это важно. Уверена, что журналу дали такое название, потому что он помогает завязать разговор. Мне не встречался в офисах человек, который бы устоял перед искушением полистать свежий номер «Хелло!», едва таковой попадал в поле зрения. Если вы позволите людям удовлетворить их (вполне нормальное, на мой взгляд) желание отключиться от офисной реальности, то они будут вам признательны по гроб жизни. Беспроигрышный вариант.

Час обеденного перерыва провожу на Портленд-сквер на скамейке, наблюдая за голубями. Убеждаю себя, что, хотя и проглотила низкокалорийный сэндвич с курицей меньше чем за минуту, этого было вполне достаточно и мне совершенно не хочется есть. Заметив, что женщина из офиса направляется к моей скамейке, начинаю энергично копаться в сумке: нет ни малейшего желания болтать с ней и отвечать, почему у меня временная работа. Как только ты удаляешься от секретарского стола больше чем на метр, желательно соблюдать дистанцию. Сближение с персоналом всегда грозит неприятными последствиями в виде навязанной жалости, так что лучше оставаться вне коллектива. В этом случае не придется прикрывать желающих слинять с работы пораньше, сплетничать с ними о пошлых служебных романах или торчать в пабе по вечерам, выслушивая нытье и жалобы на начальника.

К 14.15 желудок в знак протеста начинает переваривать мою печень. На кухне нахожу пачку кукурузных хлопьев и в отчаянии запихиваю в рот сразу пять горстей, вдогонку обильно залив их чаем.

С 14.15 до 16.15 я успеваю спокойно разложить в компьютере пасьянс; поболтать полчаса с Хел о том, как здорово быть Сильной Женщиной, параллельно счищая со своего свитера крошки от кукурузных хлопьев; собрать в одну цепочку все скрепки на моем столе; напечатать ярлык для Кислых Титек; изучить всю исходящую почту. Даже не заметила, как подошел к концу рабочий день. В общем и целом день протекал спокойно и без стрессов.

Пока я не вернулась домой и не обнаружила, что на автоответчике нет сообщений. Принимая душ, снова занимаюсь самовнушением. Потом смотрю сериал.

Но ничего не происходит. К полночи моя уверенность начинает ослабевать. Быть Сильной Женщиной, несомненно, замечательно и держать свою жизнь под контролем тоже прекрасно, но очень скучно.

* * *

Сегодня вторник, я по-прежнему спокойна. Ослаблена, но спокойна. Почти весь день думаю, а не пойти ли мне в спортзал. Однако, как только идея о спортзале приобретает более реальные очертания, мое тело сжимается в конвульсиях. К обеду у меня развивается преждевременный артрит и все симптомы запущенного воспаления легких. Но я знаю свое тело и его уловки. Видимо, мое хилое тельце запамятовало, что отныне я — Сильная Женщина.

В спортзал приезжаю часам к семи вечера. Народу — море, и, по-моему, я сюда не вписываюсь. И зачем вообще приперлась? Это явно не моя среда обитания.

На мне забрызганные краской легинсы, кроссовки выпуска 84-го года, которые я носила еще в школе и надеялась, что когда-нибудь они будут выглядеть стильно, «под ретро» (но на ретро они почему-то не тянут), застиранная футболка и непарные носки. Синди Кроуфорд просто сдохла бы от зависти.

Протискиваюсь мимо суперстройных парней, качающих на тренажерах грудные мышцы, иду к шкафу в углу, просматриваю все папки и нахожу свою личную карточку. Вытираю с нее пыль и направляюсь к велотренажеру.

Всего через две минуты я превращаюсь в потную свеклу. Спрыгиваю с велосипеда и иду пытать счастья на беговой дорожке. Рядом со мной бегает девушка с серебристым диск-плейером, в новенькой форме «Рибок». Поскольку на ее лице нет и капли пота, я решаю, что это должно быть нетрудно.

Явно недружелюбный взгляд в мою сторону меня не останавливает. Я выставляю на пульте максимальную скорость и пытаюсь угнаться за ней, но мои ноги явно не поспевают, и я съезжаю назад. Не обращая внимания на ее хихиканье, снова заползаю на дорожку и перевожу ее на режим ходьбы.

Ходить хорошо. И полезно.

Что-то табло сожженных калорий медленно работает. За двадцать минут я потратила ровно сорок две калории — около трех кукурузных хлопьев.

Уровень моей физической подготовки беспокоит меня не на шутку.

К тому времени, когда я слезаю с дорожки, мое сердце всерьез предупреждает меня, что скоро откажет. Принимаю решение отныне ходить в спортзал каждый день. И коли так, то нужно все делать постепенно, а не гробить свое здоровье на первом же занятии.

Сверяюсь с личной программой на моей карточке и иду качать пресс, но тренажер, похоже, сломался — я никак не могу заставить его двигаться. В полном изнеможении плюхаюсь на коврик для упражнений на полу. Из положения лежа могу сесть только пять раз, но утешаю себя, что плоский живот мне вовсе и не нужен. На плоские животы была мода в восьмидесятые, это уже вчерашний день.

В 19.35 я уже в раздевалке. Волосы прилипли к лицу, под мышками темные круги. С трудом нагибаюсь, чтобы развязать кроссовки.

— Эми?

Я поднимаю взгляд. Приспущенные носки одного цвета, загорелые накачанные ноги, идеально сидящие штропсы, голая талия, облегающий грудь топик, ряд ровных белых зубов в улыбке.

Сбывается самый ужасный кошмар.

Это Хлоя.

— Ты в порядке? — спрашивает она.

— Да, в полном, — отвечаю я, соскабливая с лица мокрые волосы. — Как дела?

— Отлично. Как тебе вечеринка у Мэтта?

Я впадаю в легкую панику. Она наверняка знает про меня и Джека. И тупо киваю. Эй, куда вдруг подевалась моя личность?

— Ты ушла с Джеком, так ведь?

— Да ничего не было. Черт, и кто за язык дергал?

— А я слышала, что как раз наоборот, — шутливо подмигивает Хлоя.

Прочищаю горло.

— А что он сказал?

Слава богу, я и так уже красная, дальше краснеть просто некуда.

— Ничего особенного. Он был крепко пьян, когда вернулся к Мэтту. Если честно, не стоит принимать его во внимание. Он трахает все, что движется.

— Правда?

— Да, тот еще тип! На днях переспал с моей соседкой Кэти и выставил ее из дома, даже не предложив чашку кофе напоследок. И вообще, он волочится за всеми моделями, которые позируют ему обнаженными. Мы все время шутим над ним по этому поводу, но, сама понимаешь, такие парни, как он…

— Да, догадываюсь, — отвечаю я, борясь с желанием задушить ее. Но, наверное, что-то в моем голосе выдает меня.

— Конечно, я бы не стала тебя винить, если бы ты не захотела… Но он ведь такой симпатяга.

— Похоже, ты неплохо его знаешь, — бормочу я.

— Мы сто лет знакомы. В одной школе учились.

— Ой, да, он же рассказывал. Я и забыла.

Врунья несчастная. Забыла! Да я хоть под дулом пистолета смогу процитировать каждое его слово.

— Вообще-то он хороший друг. С ним не соскучишься. Тебе стоит почаще с нами тусоваться, — улыбается мне Хлоя.

Я закипаю от ненависти.

— Пожалуй. Мне понравилось. Хотела позвонить Мэтту, поблагодарить за приглашение, но у меня нет его телефона.

Это я удачно придумала… даже очень.

Хлоя расстегивает сумку и достает оттуда толстый органайзер. Я томно строю глазки, пока она вырывает шуршащую лиловую страничку и корябает на ней номер своей необычной и явно дорогой чернильной ручкой.

— Мерси, — говорю я, пытаясь придать голосу безразличие, и аккуратно сворачиваю листок.

Хлоя улыбается мне, наклоняется, целует в распаренную щеку.

— Вот и отлично. Значит, до скорого. Уже почти в дверях она оборачивается:

— Ой, кстати, я дала Джеку твой номер. Надеюсь, ты не против.

* * *

Чтобы переварить новость, нам с Хел потребовался один пакет чипсов и три бутылки «Стеллы Артуа». Мы рассмотрели все возможные нюансы. Я считаю, что Хлоя пыталась предупредить меня, потому что я ей нравлюсь и она не хочет, чтобы я потом мучилась. Или же наговаривает на Джека, выставляя его бабником, из желания сделать его более привлекательным в моих глазах. Хел не согласна ни с одним из этих вариантов, потому что она недолюбливает Хлою. Она говорит, что Хлоя намеренно всех переполошила, потому что боится появления в их тесном дружеском кругу конкурентки вроде меня, и что, судя по всему, ей самой нравится Джек.

Хлоя одно время встречалась с другом брата Хел и, говорят, вела себя как стерва. Я познакомилась с ней около года назад, на вечеринке, когда их отношения уже близились к концу. Она тогда напилась и плакала у меня на плече. Потом я снова встретила ее на свадьбе у брата Хел, с тех пор мы и поддерживаем отношения. Мне она нравится, но я согласна с Хел, что Хлоя больше любит дружить с парнями, а не с девушками. Они с Хел очень разные.

— Но тогда зачем, по-твоему, она пригласила меня встретиться с ними снова? Зачем дала Джеку мой номер?

Хел пожимает плечами и качает головой:

— Не знаю. Я ей не доверяю. В любом случае проблема решена — у тебя есть его номер.

— Да, а у него мой номер уже давно, как оказалось. И он мне, между прочим, так и не позвонил.

Хел задумчиво потягивает пиво.

— А ты уверена, что он тебе нужен? Похоже, он не слишком надежный.

— Просто он еще не встретил подходящую девушку, вот и все, — улыбаюсь я, но тут сомнения закрадываются и в мою голову. — А что, если Хлоя расскажет Джеку, в каком виде она меня встретила?

— Ради бога, Эми!

— Может быть, когда я сказала ему, что мне нравится Мэтт, он мне поверил и сбросил со счетов. Наверное, я ему безразлична. — Я углубляюсь в монолог сомнений, пытаюсь найти причины долгого молчания Джека, но тут Хел затыкает меня:

— Слушай, мне это начинает надоедать.

Она встает с пустым бокалом, а после следующей бутылки дает полезный совет. Говорит, что на моем месте сама бы позвонила Джеку и все выяснила. Но я — не она. Хел намного смелее меня. Я возражаю, что если он и вправду захочет найти меня, то найдет. Мне нужно только подождать. Хел обзывает меня пораженкой. Ей легко говорить. У нее уже есть Гэв.

К возвращению домой я уже пьяна, и мне себя жаль. Джек так и не позвонил, хотя Хлоя наверняка ему что-нибудь сказала о нашей встрече. Сама звонить я не буду, что бы там ни говорила Хел. Он первый нашел мой номер, вот пусть первый и звонит. Укладываюсь на диван с «Сильной женщиной» и мгновенно отрубаюсь.

* * *

В среду просыпаюсь и не могу пошевелиться. Все до единой мышцы моего тела в шоке. Сначала я думаю, что попала в ужасную автокатастрофу, но потом вспоминаю про спортзал. Я еще не открыла глаза, но предчувствия плохие.

Теоретически мой утренний распорядок должен выглядеть примерно так:

7.00. Звонит будильник. Нажимаю кнопку.

7.20. Снова звонит будильник. Снова нажимаю кнопку.

7.40. По третьему звонку встаю. Умываюсь. Ставлю чайник. Набираю ванну.

7.45. Пью чай. Занимаюсь самовнушением. Принимаю ванну.

8.10. Вылезаю из ванной — с чистой головой.

8.15. Сушу и пытаюсь уложить волосы (каждый раз мучаюсь).

8.25. Открываю шифоньер. Выбираю и надеваю одежду (по желанию сначала можно ее выгладить).

8.30. Съедаю тарелку сухих завтраков или тост (в зависимости от наличия молока).

8.35. Еще раз проверяю, нормально ли я одета. Чищу зубы. Собираю все, что нужно сделать по дороге (например, зайти в химчистку, отдать обувь в ремонт). Крашусь.

8.40. Проверяю два раза содержимое сумки. Нахожу ключи.

8.45. Выхожу из квартиры.

Сегодня я проснулась в 8.45. Не самое удачное начало дня.

Почему, интересно, если я проспала, то всегда пробуждаюсь именно в то время, когда должна выходить из дома? Странно. Очень странно.

Кислые Титьки прочитала мне лекцию о пунктуальности, и я решила ее отравить. Я перевожу все звонки не туда, куда надо. В общем, весь день — к чертям собачьим. В утешение покупаю себе на обед шаурму, обильно приправленную майонезом. Теперь уж все равно нет смысла худеть.

Остаток дня развлекаюсь мысленным общением с Джеком.

Я. Алло?

Джек. Привет, Эми. Это Джек.

Я (якобы не узнавая). Кто?

Джек. Помнишь, вечером в пятницу. Классный выдался вечерок. Ты такая необыкновенная. Честно, никогда раньше не встречал такой умной, сексуальной…

Нет, так не пойдет. Это нереально.

Я. Алло?

Джек. Привет, детка, это Джек.

Я (очень спокойно). Привет. Как дела?

Джек. Без тебя не очень…

Бэээ. Меня от него тошнит.

А он болтает и болтает. Я уже все отрепетировала, все обдумала, кроме ситуации, когда я сама ему звоню. Тем не менее к концу рабочего дня я так привыкла к общению с ним, что уже уверена — он обязательно позвонит. Не может быть, чтобы человек не уловил телепатических волн, когда о нем столько думают. Ведь так?

Когда я возвращаюсь домой, на моем автоответчике только одно сообщение. От Хел. Она просит меня перезвонить ей после того, как я позвоню Джеку.

Все, теперь уже никуда не деться от этого. Настраиваю себя на нужный лад, полистав «Сильную женщину». «Не отдавайте своей силы другим людям… Женщины, которые добиваются своего, всегда действуют первыми…» и так далее. Гипнотизирую взглядом страничку из органайзера с номером телефона Джека. Ну давай же. Давай. Давай. Ну возьми трубку наконец.

Телефон Джека звонит четыре раза. Прижимаю трубку к уху. Сжимаю ее так, что белеют костяшки пальцев. Чувствую себя такой беззащитной. Я звоню ему домой!

Включается автоответчик. Голос Мэтта:

— Привет! Мэтта и Джека сейчас нет дома. Пожалуйста, оставьте сообщение после звукового сигнала, и мы вам перезвоним.

Пиии…

А потом происходит нечто странное. Откуда ни возьмись, в моем горле завелся бурундук.

— Привет, это… — Все. Я в таком шоке от звуков, которые исходят из моего горла, что не могу говорить. Пытаюсь начать сначала: — Это Эми, м-м-м… — Снова тишина. Потом гудок.

Я только что собственноручно оставила на автоответчике самое ужасное сообщение в мире. На всем белом свете. И поделать с этим уже ничего нельзя. Я отбрасываю от себя телефонную трубку, как будто меня током ударило, и принимаюсь махать руками. Я вся горю.

Вырываю телефон из розетки, отключаю от сети автоответчик, открываю окно и швыряю «Сильную женщину» в сад соседнего дома.

* * *

Четверг. Таю.

На работе нахожусь в бессознательном состоянии. Я поняла, что моя проблема намного больше того инцидента с автоответчиком. Из небольшого происшествия она превратилась во всеобъемлющую жизненную коллизию. Сам того не подозревая, Джеф стал действующим лицом моей драмы и попал под горячую руку…

Джеф — консультант из «Бутройд, Картер и Мэй». Он всю неделю ошивался вокруг приемной. У него в офисе нет друзей. Он как старая петарда — никому не нужен. В нем вообще нет ничего привлекательного. У него прямоугольные очки, лысина, и от него воняет.

Я в таком упадке, что, когда Джеф меня приглашает пообедать, я соглашаюсь. Я иду на свидание с Джефом!

Он ведет меня в итальянский ресторан, заказывает спагетти и забрызгивает себе соусом галстук. Он очень нервничает и несказанно польщен, что я согласилась с ним пойти. Я не очень сильно связываю происходящее с собой, потому как весь день пребываю вне собственного тела. Разговор не клеится, и я начинаю тыкать свою лазанью вилкой.

— Вид у тебя не очень радостный, — замечает Джеф.

Пять баллов за наблюдательность. Эйнштейн. Я пожимаю плечами:

— Нормальный вид.

— О чем ты думаешь? — спрашивает он (дурень).

И я ему рассказываю. Меня прорвало.

Говорю ему, что, по-моему, люди привлекают к себе только тех, кого действительно могут привлечь. Например, Элизабет Тейлор привлекла Ричарда Бартона, потому что они оба примерно в равной степени привлекательны. А я привлекла Джефа. То есть мой уровень привлекательности соответствует его уровню. И этот факт, если уж откровенно, наводит меня на мысль о самоубийстве.

Не знаю, что на меня нашло. Никогда в жизни я не говорила таких гадостей практически незнакомому человеку. Мы смотрим друг на друга, потом я нервно улыбаюсь, а у Джефа вид очень огорченный. Трясущимися руками он достает деньги из бумажника, роняет их на стол и поспешно уходит.

К счастью, поскольку с Джефом никто не общается, ему некому об этом рассказать и по офису не пошли пересуды. И тем не менее меня весь остаток дня мучает раскаяние.

Вернувшись домой, собираю все мужество в кулак и включаю телефон. В то же мгновение звонит мама — так, «поболтать».

— Дорогая, как поживает твой замечательный молодой человек? Умираю от любопытства…

— Он не мой и не замечательный! — ору я.

Кажется, я совсем потеряла волю.

Джек не звонит. Зашла Хел. Мы с ней крупно поругались, так как я не позволила ей вытащить меня из моей глубокой депрессии. Она говорит, что я веду как себя идиотка и мне незачем срываться на других. Она права, но я в таком состоянии, что злобно кричу в ответ:

— Да откуда тебе-то знать, каково это, когда тебя бросают, даже не успев пригласить на первое свидание!

Кажется, ей надоело со мной церемониться.

— К случаю с Джеком это не имеет никакого отношения, — произносит она спокойно, и это ее спокойствие меня еще больше раздражает. — Просто ты окончательно свихнулась, и все из-за твоей вечно-временной работы. Я знала, что рано или поздно это произойдет.

— Да, у меня дерьмовая работа, и жизнь тоже полное дерьмо. Что с того? Это все, на что я гожусь, — набрасываюсь я на нее. — Я безнадежна во всех отношениях.

На эту удочку она не ведется.

— Полная хрень! Ты даже не пытаешься выбраться из этого дерьма, как будто уже все потеряно. Ты же знаешь, что хочешь заниматься модой, хочешь сделать карьеру, но тебе страшно браться за это.

— Да иди ты! Все — в далеком прошлом. Мне уже поздно что-то начинать.

— Нет, не поздно! Но ты такая упрямая, что отказываешься это признать.

— Да тебе-то откуда знать? У тебя шикарная работа на телевидении и Гэв под боком. Да ты понятия не имеешь, каково оказаться в тупике. — Но я уже теряю запал, и голос начинает дрожать.

— Ну найдешь ты себе мужика. Этим ты своих проблем не решишь.

— Какие мы умные! — К горлу подкатывают слезы. — Может, и не решу, но ведь с чего-то я должна начать! Ты не представляешь, как мне надоело быть одной! Одной барахтаться в этом… дерьме! — Плюю со зла на пол и начинаю реветь. — Но если ты до сих пор не заметила, я не могу подцепить себе мужика. Я даже Джефа не смогла подцепить, потому что он понял, что я сволочь и жизнь у меня никудышная… и… и… она закончится лет в тридцать пять, когда я превращусь в полную неудачницу, сумасшедшую бабу… и… и я умру де-девст-вен-ен-ницей.

Хел обнимает меня, открывает коробку с цветными салфетками, заваривает травяной чай и укладывает спать. Убеждает меня, что утром все будет хорошо.

* * *

Точно. Пошли они все! Хватит сопли размазывать! С меня довольно! Я потратила слишком много сил на этого урода, дожидаясь, пока он сподобится позвонить. Все, что от него требовалось, — это один жалкий звонок. Но нет же, он такой эгоист, что ему, блин, не до этого! Все! Больше я на него время тратить не буду, и этот мерзавец не заставит меня снова из-за него страдать. За одну эту неделю я успела сбросить и снова набрать шесть килограммов, поругаться со всеми подряд, включая Хел, и все ради чего? Ради пустого места.

Все. Джек Росситер для меня умер. Нет, скажите мне, он что, не понимает, с кем имеет дело? Кого он упускает? Да он сейчас должен у меня в ногах валяться, молить о свидании, обрывать мне телефон и засыпать мою квартиру цветами. И знаете что? Пошел он! Со своими шлюхами, дорогими шмотками и всей художественной фигней! Катись, Джек, колбаской!

И вообще, я же Сильная Женщина. Мужики мне не нужны. Мужланы с вонючими гениталиями, отвратными ногтями на ногах и высокотехнелогичным снобизмом. Да кого они вообще интересуют? Точно не меня. Нет, сэр, я — пас.

Стою на пороге и вдыхаю бодрящий воздух. Ха! Ни один мужик больше не сможет сбить меня с намеченного пути. Сегодня последний день моей временной работы и ПЕРВЫЙ ДЕНЬ МОЕЙ ОСТАВШЕЙСЯ ЖИЗНИ.

Неудачно поскользнувшись на первой ступеньке, цепляюсь за какую-то дрянь, и на колготках ползет петля. Но запрещаю себе переживать по пустякам, и, кажется, это написано на моем лице. Люди в метро от меня шарахаются, а приветливые улыбки сотрудников офиса вянут у них на губах. Весь день я работаю с ожесточенным рвением. Даже прибираю вечный бардак в шкафу с бланками, что весьма впечатляет Кислые Титьки.

В 17.30 ровно подаю ей на подпись свою ведомость с количеством отработанных часов. Эта самая мерзкая процедура для временного работника. В большинстве случаев люди начинают суетиться, придираются к количеству часов — так унизительно. Но только не сегодня. Кислые Титьки оглядывает меня с ног до головы, пока я стою у ее стола.

— Спасибо, Анна, вы хорошо поработали, — говорит она, — должна сказать, сегодня вы были особенно… э-э… усердны.

— Вообще-то меня зовут Эми. Не за что. — На следующей неделе вы нам не нужны.

Дженет вернулась из отпуска, но, если что-то потребуется, я позвоню.

Конечно, не позвонит, но меня это вполне устраивает. Я отсюда сваливаю.

Широким шагом иду в агентство «Лучшие кадры». Элейн устраивает вечеринки по пятницам для всех временных работников. Боюсь, увильнуть не получится, поскольку нужно сдать в офис свою ведомость за неделю. Предполагается, что благодаря этим вечеринкам мы будем чувствовать себя членами одной большой и дружной семьи, а не сборищем главных неудачников страны, коими большинство нас считает. На самом деле от этих вечеринок всем только еще хуже. Никто из нас и себя-то не уважает, не говоря уж о других.

В офисе жарко. В приемной стоит большое блюдо скрюченных бутербродов, пара бутылок газировки, пакет дешевого вина. Элейн уже почти наполовину опустошила его, и растекшаяся подводка делает ее похожей на панду.

— Оставайся, выпей с нами, — бормочет она, швыряя мой лист в стопку.

Я отклоняю столь лестное предложение и говорю, что у меня уже есть планы на вечер. Она обещает перезвонить мне по поводу еще одной работы на будущей неделе.

Из офиса звоню Хел, оставляю ей сообщение. Говорю, что у нее нет выбора: мы сегодня устраиваем попойку.

Грандиозную!

По дороге домой мурлычу под нос песню, предвкушая, как мы с ней оторвемся. Напьюсь в стельку. Я это заслужила. Меня ничто не остановит.

Вставляю ключ в замок. Не собираюсь даже смотреть на автоответчик. Нет, этот аппарат не получит от меня ни малейшего знака внимания. Потому что мне все равно. И даже если бы там оказалось десять сообщений от Джека-Засранца-Росситера, я бы стерла все десять. А если бы он снова позвонил, я бы попросила его отвалить.

Как только я открываю дверь, звонит телефон. Отлично. Это, конечно, Хел хочет наметить план действий. Я бросаюсь к телефону и весело чирикаю:

— Алло? Небольшая пауза.

— Привет, Эми. Это Джек. Вот, решил узнать, какие у тебя планы на вечер.

И я понимаю, что все плохо, очень, очень плохо. Что за две секунды я разрушаю все достижения феминистского движения за последние двадцать лет. Я безумно счастлива слышать его голос. До слез благодарна, что он мне позвонил. Неожиданно для себя замечаю в своем голосе нотки повышенного энтузиазма, когда отвечаю:

— Никаких, а что?