"Жёлтые короли" - читать интересную книгу автора (Лобас Владимир)4.Хотя черные водители запросто приняли меня в свою компанию и отнеслись ко мне вполне дружелюбно, на следующее утро я все же проехал мимо черной стоянки «Британских Авиалиний» и сделал круг по безлюдному аэропорту. Миновав несколько пустых «загонов», я увидел желтый хвост, высу(* Поездка из «Кеннеди» в Гарлем стоила в те годы не более 17 долларов.) нувшийся из бетонного, уходившего куда-то вниз туннеля, мигающие огни последнего кэба и через минуту уже знал, что нахожусь на стоянке «Британских Авиалиний», куда примерно через час прибудет самолет из Южной Африки. Еще минуту спустя выяснилось, что попал я на какой-то слет или симпозиум таксистов высшего класса, асов! Один из них вчера ездил в Коннектикут за полтораста долларов, другой отхватил Филадельфию и привез домой двести… – Зачем мне ваши «филадельфии», – сказал третий таксист со строгим мужественным лицом. – Я по городу сделал больше. – Больше? – изумился я. – Представь себе: 287 монет! – отвечал кэбби, и его лицо стало еще мужественней. – Сколько же ты проработал часов? – вмешался в разговор черный кэбби, с которым мы как-то познакомились и поболтали на Пенсильванском вокзале. Родом из Британских колоний, он жил в Лондоне, был одним из лидеров профсоюза цветных рабочих, теперь почему-то оказался в Нью-Йорке. – Я никогда не работаю больше десяти часов, – сказал чемпион таксистов. – Как же ты сделал триста долларов? – 287… Послушать, как зашибаются бешеные деньги, было интересно не только мне; чемпиона окружили. Скромность, однако, не позволяла ему хвастать перед другими водителями своим исключительным профессиональным мастерством. Заработал он так много просто потому, что вчера ему по-сумасшедшему везло! Он подобрал пьяного. Пьяный заплатил двадцать долларов вперед, а когда приехали, забыл об этом и дал еще двадцать. Так ведь на том не кончилось! Вылезая из кэба, пьяный попросил проводить его к лифту – еще двадцатка… Слушатели были в восторге. Как они радовались за этого кэбби! Меня и моего знакомого совсем оттеснили, а чемпиона перебил таксист, которому накануне повезло еще больше! Он вез в Вайтстоун невероятно щедрую семейку: папу с мамой и дочку с мужем. Папа дал 16, мама 18, дочка 20, а муж 25!.. – Зачем они врут? – тихо спросил я. – Так легче жить. Хочется, чтобы хоть кто-нибудь и им позавидовал, – комментировал парень из Лондона, а врун заливался: – Я вообще везучий!.. – По-моему, не очень, – громко сказал мой знакомый. Все неприязненно уставились на него, но он не смутился: – Те, кому в жизни везет, не водят такси. Те, кому везет, сейчас еще спят. Они проснутся, когда мы вернемся в город, и поедут в наших кэбах в свои офисы – продавать дома, нефть, кока-колу, акции. Бывают везучие бизнесмены, везучие актеры, адвокаты, а везучих кэбби не бывает. Здесь все неудачники… Потупились, никто не сказал ни слова. Мне тоже стало не по себе. Бочком, бочком отодвинулся я в сторонку и по проходу между желтыми машинами спустился в бетонный, продуваемый ветром туннель. Туннель этот вывел меня к вестибюлю аэровокзала, у входа в который тоже собрались таксисты. Они стояли полукольцом, в центре которого находились двое: один, с зубами из нержавеющей стали, сидел на гранитном выступе стены, а над ним громоздился буйвол, рот которого сверкал золотом, как сокровищница Алладина. Именно по этим зубам: золотым и железным, я догадался, что оба – мои земляки. Острием булавки «Алладин» тыкал сидевшего перед ним кэбби в щеку: – Здесь и здесь – одинаково? Медицинский осмотр (?) в такой необычной обстановке сопровождался еще более необычным для врача и больного разговором: – Ты же идиот! – приговаривал врач, постукивая пациента по колену небольшим гаечным ключом, а пациент дрыгал ножкой и огрызался: – Так сделай меня умным! – А кто это может?.. Ты человеческий язык понимаешь: тебе нельзя работать. – А кто за меня будет платить? – Ты сдохнешь!.. Ко мне подошел грузин в кепке, промышлявший у отеля «Мэдисон»: – Самолет уже приземлился, сейчас поедем. Вровень с нашими лицами поднялся назидательный палец: – Не будем забывать, товарищи, что рейс мэждународный: пассажиры должны пройти таможню… Габардиновый, хоть и с бахромой на концах рукавов, макинтош. Такая же, видавшая виды, но некогда подобранная в тон велюровая шляпа. – Вы его знаете? – спросил я таксиста в велюровой шляпе, указав взглядом на «невропатолога» с золотыми зубами. Чуть приспустились веки, и это означало – «да»… – Он врач? Последовал едва заметный кивок. Очевидно, Габардиновый Макинтош привык к тому, что окружающие улавливаю т его ответы… – Почему же он работает в такси? – А что еще ученый человек может делать в этой вонючей Америке? «Вонючей»? Я не рискнул противоречить вслух, но и согласия с категорическим таким суждением не выразил. Это было расценено, как дерзость. Царапающий взгляд измерил мой рост: – Когда ты приехал? – Года три назад… – И до сих пор ничего не понял! – Габардиновый Макинтош закинул рукава за спину и зашагал прочь, а грузин в кепке покачал головой, осуждая меня. – Кто это? – поинтересовался я. – Балшой человек! – с печалью ответил грузин и вернул разговор в заглохшее было русло: – Земляк, я тоже не сразу раскусил этих американцев. И он добросовестно, обстоятельно принялся растолковывать мне разницу между обманчивым первым впечатлением, которое американцы производят на доверчивого эмигранта поначалу, и тем, что они собой представляют на самом деле. Трудолюбивый грузин начал водить желтый кэб на второй день по приезде, хотя по-английски не понимал ни слова, а Нью-Йорка, разумеется, тоже не знал: – Пассажиры, ты же сам знаешь, смеются, дорогу показывают, «типы»* хорошие платят. Но я тогда еще глупый бил, думал: какие добрые, какие хорошие люди! Поумнел грузин примерно через неделю, когда его с женой пригласила на обед чета волонтеров, помогавших новоприбывшим из России: – Абикнавэны абет. Суп – из пакетика, турка** – мороженая. Павериш, я это кушат нэ мог. Варенья немножко скушал, чаю выпил, гаварим спасибо и пошли в синагогу… Однако, вовсе не обед – скромный или неудачный – задел грузинское самолюбие, а то, что после службы в синагоге, когда евреи столпились на крылечке, – и тут я своему приятелю вполне поверил, – стали волонтеры отчаянно хвастаться своим гостеприимством. Познакомьтесь, это семья евреев из Советской Грузии; мы их только что обедом угощали… Рассказ сопровождался подмигиваниями и перешептываниями: можете, дескать, представить себе, какой это был обед и как наши гости, дай (* Искаженное англ. tips – чаевые.) (** Искаженное англ. turkey – индейка.) им Бог здоровья, уписывали американские вкусности!.. Именно тогда у грузина в кепке открылись глаза, и он понял, что Америка – ванючая, и народ в ней живет – ванючий! – Приходим домой, я говорю жене: сделай стол! – Какой стол? – Абикновэны! Ты видел когда-нибудь грузинский стол? Я поддакнул, и грузин продолжал: – Делает жена стол, я звоню этим валантерам: приезжайте!.. Пачиму праздник? Просто покушаем вместе. Вчера мы у вас кушали, сегодня ви у нас покушаете. Только, пожалуйста, позвоните своим друзьям и пригласите их тоже. – Каких друзей пригласить? – Каких хотите! Пригласите десять человек, двадцать человек, а еще лучше будет, если пятьдесят человек! – Нет у нас столько друзей, – удивляются волонтеры. – А вы позовите соседей. Позовите своих детей. Дети у вас ест, соседи ест – всех зовите! Ни детей, ни соседей волонтеры не привезли, но сами приехали. Зашли – ахают: «У вас, наверно, свадьба. Почему же вы не сказали, мы бы привезли подарки…». А жена-грузинка, провозившаяся в кухне, не приседая, добрых часов двадцать, хохочет: – Какая свадьба? Ми каждый день так кушаем… – А что НЭ скушаем, – сверкнул глазами глава кавказской семьи, – в помойное ведро вибрасываем! К нам присоединился еще один кавказец: – Им трудно понять, как ми жили… Эти «им» относилось вовсе не к волонтерам и вообще не к американцам. Незнакомый грузин имел в виду меня. В отличие от остальных эмигрантов, кавказцы не считали себя «русскими». «Мы не из Советского Союза. Мы из ФРГ, – шутили грузины, – из Федеральной Республики Грузии». – Маленький пример, – сказал вступивший в наш разговор грузин, поясняя свою мысль: – Допустим, я захожу в парикмахерскую. Побрили, сделали компресс, массаж, я встаю, ничего не плачу, говорю спасибо. Мне отвечают: пожалуйста, уважаемый!.. Прихожу в другой раз, сделали маникюр – «Спасибо». – Пожалуйста! Заходите к нам… – А ты, значит, опять не платишь? – Ни капейки! Прихажу в третий раз. Постригли, уложили волос, я небрежно кидаю сто рублей, парикмахер говорит: – Большое спасибо. Заходите к нам, уважаемый!.. Тут, наверное, мне бы самое время, воспользовавшись дружеской беседой, расспросить таксистов, сколько они заработали накануне и поподробнее выяснить, как вообще делает деньги водитель желтого кэба, но вместо этого я зачем-то сказал: – Не знаю, какую ты получал зарплату, а я из своей не мог платить по сто рублей парикмахерам. На сто рублей моя семья должна была жить дней десять. Лица грузин расцвели, так приятно им было слышать мои слова: – Чтоб моя мама была так здорова, – побожился любимец парикмахеров. – Никогда в жизни не получал я никакой зарплаты! – Как же ты жил? – Я хорошо жил. Красиво. – Я имею в виду, кем ты работал? – Скульптором я был, – с горечью ответил грузин. – Понимаешь: скульптором… Но я не понимал: – Почему же ты водишь такси? – А что еще скульптор может делать в этой паскудной Америке?! Над сонной стоянкой пронеслось движение: стеклянные двери аэровокзала отворились, взревели пять-шесть одновременно включенных моторов, кэбби спешили к своим машинам. Промелькнул таксист с железными зубами; он бежал, прижимая к груди, словно раненую, левую руку… |
||
|