"Приманка" - читать интересную книгу автора (Буджолд Лоис Макмастер)

11

Даг полагал, что держит свой Дар в узде, но, по-видимому, его раздражение все-таки просачивалось настолько, чтобы трое выздоравливающих покинули баню через пять минут после его прихода. Впрочем, через некоторое время и тело, и разум его охладились достаточно, и Даг решил поискать себе полезное занятие, желательно не в обществе товарищей по дозору. Такое занятие нашлось: нужно было отнести к мастеру седло со сломанной лукой, а заодно и забрать сбрую, которую тот уже привел в порядок; это заполнило время до ужина и прибытия встревоженного Утау и остальных перемазанных грязью дозорных.

Доводы Мари были не так уж неверны... все они были правильны, мрачно признал Даг. Устыдившись, он добросовестно принялся укреплять самоограничения, которые еще недавно были для него естественны, как дыхание... дыхание, почему-то ставшее трудным, как если бы у него на груди лежал тяжелый камень. «Мертвецы не нуждаются в воздухе, а?»

Тем вечером за ужином Даг разговаривал с Фаун с безукоризненной вежливостью, но и только. Девушка смотрела на него с любопытством и настороженностью. Однако за столом было достаточно других дозорных, к которым она могла приставать со своими вопросами; сегодня ее в основном интересовало, как организованы отряды и куда посылается дозор, так что молчание Дага внимания не привлекало.

Никогда еще сдержанность не казалась ему такой унылой.

Следующий день был официально посвящен отдыху и подготовке к веселушкам, и Даг позволил запрячь себя в доставку припасов из города, закупленных обрадованными дозорными. С Мари он увиделся всего на минуту: предложил себя в качестве охранника у входа и получил короткий отказ.

– Не могу же я поставить в охрану того дозорного, который разделался со Злым и в честь которого и устраивается празднество, – решительно сказала Мари. – Начнется бунт, и совершенно оправданный. – Поколебавшись, она неохотно добавила: – Позаботься о том, чтобы крестьянская девушка знала, что и она приглашена.

Вскоре после этого Даг попался в когти энтузиаста из отряда Чато, который собирал музыкантов-любителей и заставлял их репетировать, что было ново для всех участников, и не освободился до того момента, когда пришло время идти за Фаун.


Фаун заглянула в зеркальце и нашла, что зеленые ленты, которые одолжила ей для прически Рила со сломанной ногой, очень хорошо подходят к ее зеленому платью. Рила учила Фаун заплетать косы, как это принято у Стражей Озера, что, как выяснилось, имело разные значения: строгий узел, как тот, что носила Мари, был знаком траура, кроме тех случаев, когда такая скромная прическа делалась перед боем. Эти знания позволили Фаун по-другому взглянуть на дозорных и вызвали у нее странное чувство: как будто мир повернулся у нее под ногами, пусть и чуть-чуть, и не мог уже теперь повернуться обратно. Во всяком случае, Фаун могла быть уверена, что, завязав волосы высоко на затылке лентами, так что кудри струились конским хвостом, она не сказала бы тем ничего, что не хотела бы сообщить одному дозорному...

Когда Даг подошел к ее двери, он выглядел веселым и спокойным, и Фаун подумала, что Мари, должно быть, накануне в конюшне сообщила ему какие-то плохие новости, из-за чего он и был таким угнетенным за ужином. Но теперь его глаза блестели. Простая белая рубашка заставляла его медную кожу сиять, запах болота, конского пота и усталости был смыт лавандовым мылом, к аромату которого примешивался его собственный теплый запах. Волосы Дага были вымыты и блестели и уже торчали в стороны, хоть и были недавно причесаны... и их очень хотелось погладить, если бы удалось дотянуться. Встать на цыпочки... Принести стремянку... Придумать еще что-нибудь...

В столовой все не слишком отличалось от обычного ужина – собравшиеся были голодными и шумными, – только на этот раз в комнате было тесно, потому что собрались одновременно дозорные из обоих отрядов. Бросалось в глаза только то, что все они были чистыми, а от многих еще и пахло душистой водой. На праздник все надели свою обычную одежду, только выстиранную и выглаженную. Фаун решила, что в седельных сумках не так уж много места, чтобы возить с собой наряды; по крайней мере женщины, как и всегда, были в штанах. Да и носят ли они вообще юбки? Вот в прическах отличие было заметно: некоторые молодые дозорные даже вплели в косы колокольчики.

Угощение и выпивка, в особенности выпивка, подавались и в соседней комнате, где стулья были отодвинуты к стенам, а половики скатаны, чтобы не мешать танцам. Фаун нашла себе местечко рядом с другими выздоравливающими – Сауном, Рилой и тем бедолагой, которого накануне укусила змея и который теперь терпеливо сносил насмешки товарищей по этому поводу. Впрочем, любители подразнить зато разносили пиво и делали это часто. Фаун отхлебнула из своей кружки и поблагодарила дозорного застенчивой улыбкой.

Даг ненадолго исчез, но потом вернулся, ввинчивая что-то в деревяшку на своем запястье. Фаун изумленно заморгала, когда это оказался тамбурин с добавочным креплением, чтобы Даг мог надежно его удерживать.

– Надо же! Я и не знала, что ты на чем-то играешь! – Даг ухмыльнулся и пробежал пальцами по натянутой коже. Зажигательный ритм заставил Фаун приподняться со стула. – Как здорово! А на чем ты играл до того, как потерял руку?

– Да на тамбурине же, – весело ответил он. – Я пробовал играть на флейте, но никак не мог ее удержать, даже когда пальцев у меня было вдвое больше, чем сейчас. А когда я начинал играть на скрипке, меня ругали за то, что я мучаю кошку. На тамбурине ведь нельзя сфальшивить. А кроме того, – заговорщицки понизил голос Даг, – это освобождает меня от обязанности танцевать. – Он подмигнул Фаун и отправился в дальний конец комнаты, где уже собирались другие дозорные.

Набор инструментов казался случайным, объединяло их лишь одно: все были маленькими, помещающимися в уголке седельной сумки: несколько флейт, деревянных, глиняных, костяных, две скрипки. В остальном оркестр состоял из барабанщиков, притащивших для себя со всей гостиницы тазы и сковородки. Собравшиеся в комнате притихли.

К тишине поднялся седовласый дозорный с флейтой и начал играть мелодию, которую Фаун нашла зачаровывающей; она почувствовала, как по спине побежали мурашки. Девушка пристально посмотрела на костяной инструмент, на поверхности которого была видна выжженная надпись, и внезапно почувствовала уверенность: кость принадлежала чьему-то родичу. Ведь костей бедра всегда две, но сердца рождаются по одному; так что же делают мастера Стражей Озера с излишками? Мелодия так брала за сердце, что не могла быть ничем иным, кроме молитвы или гимна, сложенного в память о великом событии; Фаун видела, как губы многих дозорных шевелятся, повторяя слова, несомненно, всем известные. После окончания мелодии целую минуту стояла тишина; все сидели, опустив глаза.

Внезапная дробь ударных инструментов разорвала печаль в клочья; звуки были так сильны, что едва не выбивали стекол в окнах. Музыканты заиграли быстрый танец, и комнату тут же заполнили вскочившие на ноги дозорные. Они танцевали не парами, а целыми группами, выписывая сложные фигуры вокруг друг друга. Если не считать того, что никто не обращал внимания на пол партнера, это было похоже на крестьянские танцы в амбаре, хотя дозорные, похоже, обходились без распорядителя. Фаун подумала, что Стражи Озера, должно быть, используют для этого свой Дар: какими бы сложными ни были фигуры, почти никто не сбивался; если же такое случалось, раздавался свист и смех, и вся компания начинала танец снова, подхватив ритм музыки. Весело звенели колокольчики в косах. Даг стоял позади остальных музыкантов, четко отбивая ритм и иногда подчеркивая его звоном колокольчиков. Он выглядел удивительно довольным собой и, хотя не пел и ни с кем не разговаривал, отвечал улыбкой на шутки окружающих.

Страсть молодых дозорных к быстрым танцам казалась ненасытной, но в конце концов запыхавшихся музыкантов сменили двое певцов. За окнами долгий летний день уступил место сумеркам, в комнате стало жарко от огня свечей и ламп, от разгоряченных тел. Даг вывинтил из крепления тамбурин и уселся у ног Фаун, подкрепляя силы пивом, которое непрерывно разносили добровольцы.

Одна из песен была Фаун совсем незнакома, вторая имела знакомую мелодию, но другие слова, а третью Фаун приходилось слышать, когда тетушка Нетти напевала ее за пряжей. Фаун стала гадать, сложили ли ее крестьяне или Стражи Озера... Певцами были мужчина и женщина из отряда Чато, и их голоса чудесно сочетались: ее – высокий и нежный, его – низкий и глубокий. Фаун к этому времени уже не могла бы сказать, вымысел или нет песня о заблудившемся дозорном, который танцует с волшебными медведями.

Потом к певцам присоединился игрок на флейте, и когда он заиграл вступление к следующей песне, Даг резко поставил на пол свою наполовину полную кружку. Его улыбка, обращенная к Фаун, теперь скорее напоминала гримасу.

– Мне нужно выйти. Пиво, понимаешь ли... – Извинившись, Даг поднялся на ноги.

Три пары глаз встревоженно уставились на него: Мари, Утау и еще одного из старших дозорных... Мари даже сделала вопросительный жест: «Не нужно ли?..» – на что Даг только покачал головой и вышел из комнаты, не оглядываясь.

«Пять десятков воинов вышли в путь в тот день...» – начиналась песня, и Фаун быстро поняла, что вызвало неожиданный уход Дага: песня оказалась длинной балладой о битве на Волчьем перевале. В поэтическом кружеве не упоминалось имен, баллада говорила только о мужестве, жертвенности и победе, она звала слушателей проникнуться духом героев, и при других обстоятельствах Фаун сочла бы ее захватывающей. Большинство дозорных были искренне тронуты и зачарованы; Рила вытерла слезу, а Саун слушал разинув рот.

«Они не знают!» – поняла Фаун. Саун, который нес дозор с Дагом и утверждал, что хорошо его знает, не знал... Утау, слушавший, прикрыв рот рукой и с потемневшими глазами, знал; знала, конечно, Мари, кидавшая встревоженные взгляды на дверь, через которую вышел Даг и через которую не спешил возвращаться... Наконец баллада кончилась и зазвучала другая песня, более жизнерадостная.

Когда Даг так и не вернулся, Фаун сама выскользнула из комнаты. Кто-то еще вошел в туалетную комнату, так что Фаун стала искать вне дома. Снаружи стояла приятная прохлада, голубые тени оживали в желтом свете, льющемся из окон и от фонарей, висящих у входа и над дверью конюшни. Даг сидел на скамье во дворе, откинув голову к стене, и смотрел на летние звезды.

Фаун села рядом с ним; дружеское молчание окутывало их как ночь. Несмотря на свет фонарей, звезды сияли ярко и казались близкими; небо было безоблачным.

– С тобой все в порядке? – наконец спросила Фаун.

– Ага. – Даг запустил руку в волосы и задумчиво добавил: – Когда я был мальчишкой, я просто обожал все эти героические баллады. Я знаю наизусть дюжины. Интересно, может быть, все эти старые боевые песни тоже казались непристойными воинам, которые выжили в тех битвах?

«А он ведь утверждает, что не умеет петь». Не в силах разрешить противоречие, Фаун сказала:

– По крайней мере такие песни помогают людям помнить.

– Да. К несчастью.

– Это была неплохая песня. Я сказала бы, что баллада превосходна. Как баллада.

– Я этого не отрицаю. Вины сказителя тут нет – кто бы ни сложил песню, он потрудился на совесть. Не будь баллада столь совершенной, она не вызывала бы у меня такого желания плакать или крушить все вокруг... – «Поэтому-то я и ушел». – Мой Дар немного чересчур чувствителен – под влиянием музыки. Я не хотел портить всем настроение. Собери вместе на неделю тридцать восемь усталых и нервных дозорных, и уныние быстро может стать заразным.

– Вы часто играете во время объездов? – Фаун попыталась представить себе дозорных, поющих и танцующих вокруг лагерного костра; должно быть, погода не всегда этому способствует...

– Изредка. В лагере вечера часто бывают очень занятыми: мы коптим мясо, сушим лекарственные растения, которые собираем по дороге, пишем отчеты и составляем карты. Если мы в дозоре верхом, много времени уходит на уход за конями. Кроме того, нужно обучать молодежь, да и опытным воинам необходимы тренировки. Починка одежды и обуви, готовка, стирка... Это все простые занятия, но они никогда не кончаются.

Воспоминания заставили Дага говорить медленно и задумчиво.

– Отряды бывают разного размера – в северных землях в дозор отправляются человек сто пятьдесят – двести для большой сезонной охоты в безлюдных местах, но к югу от озера можно обходиться более короткими объездами и меньшими отрядами. Но даже в этом случае многие недели не видишь никого, кроме товарищей по отряду, так что вскоре все знают все песни, и начинаются сплетни. И деление на партии. И розыгрыши. И месть за розыгрыши. И драки из-за мести за розыгрыши. А потом и поножовщина из-за... ну, ты понимаешь. Хотя если командир отряда позволит завариться такому супу, можно не сомневаться: его ждет незабываемый разговор с Вороном-Громовержцем.

– Тебе такое выпадало?

– Не по данному поводу. Впрочем, любой разговор с Громовержцем оказывается незабываемым. – Даг почесал нос и улыбнулся, глядя на мягко светящиеся окна. Пение прекратилось, и снова зазвучали танцевальные мелодии. Топот ног заставлял весь дом вибрировать, как барабан.

– Так, что там еще... Все очень любят отправляться в лес за дровами теплыми летними ночами.

Фаун обратила внимание на юмор, с которым Даг произнес последнюю фразу.

– Казалось бы, дрова скорее нужны холодными зимними ночами.

– М-м-м... понимаешь, в теплую ночь никто не станет жаловаться, если человек проведет в лесу часа два и вернется без дров. Купание в реке тоже очень приятное дело.

– В темноте? – с сомнением спросила Фаун.

– Вопрос скорее возникает насчет реки, особенно когда начинаются заморозки. Хорошая прогулка тоже радует, если пришлось с рассвета еле тащиться. Ну а уж разведка и подавно привлекает многих добровольцев. Ведь в лесу водятся кровожадные белки, и каждую минуту можно ждать нападения. Всегда лучше быть в готовности. – Даг хихикнул.

– Ах вот что... – наконец поняла Фаун. Ее губы растянулись в улыбке, вызванной, впрочем, скорее редким зрелищем: веселыми морщинками в уголках глаз Дага.

– Только такие развлечения часто кончаются ссорами, люди перестают друг с другом разговаривать или, что еще хуже, препираются до бесконечности, так что хочется спрятаться под одеяло или завизжать. Впрочем, это мелочи, – снисходительно вздохнул Даг. – Опытные дозорные обычно ведут себя спокойно, это только молодежь бывает непоседливой. Ведь жизнь не ограничивается дозором. Объезды – это не те чрезвычайные обстоятельства, когда бросаешь все и совершаешь геройства, а потом навсегда возвращаешься домой. На рассвете следующего дня все начинается заново. Тебе все равно приходится подниматься и топать, куда положено. – Даг потянулся, и суставы его скрипнули, словно протестуя против раннего подъема. – Мы ведь не безумцы все как один, хотя иногда так кажется, – продолжал Даг тихо. – Благодаря Дару настроения в отряде оказываются очень заразными. Тут не нужны слова и жесты: все носится в воздухе. – Рука Дага очертила уходящую вверх спираль. – Вот как сейчас, например. Как только несколько человек откроются друг другу, возникает... утечка. Веселушки особенно хороши в этом отношении. Дом сейчас просто переполнен Даром. Какие только глупости не начинают казаться удачной идеей... спасибо отсутствующим богам за пиво.

– Пиво?

– Я пришел к выводу, что пиво, – Даг многозначительно поднял палец, и Фаун поняла, что он слегка пьян: друзья в изобилии снабжали музыкантов напитками, чтобы те играли с воодушевлением, – существует для того, чтобы на следующий день винить его во всех грехах. Это очень прискорбный напиток – пиво.

– Крестьяне пользуются им для того же самого, – заметила Фаун.

– Такова всеобщая потребность. – Даг моргнул. – Пожалуй, мне нужно добавить.

– Ты хочешь пить?

– Нет. – Даг согнулся и искоса глянул на девушку. Его глаза казались темными провалами, собравшими в себя всю ночную тьму. Свет фонаря создал оранжевый нимб вокруг его головы и ласково пробежал по покрытой потом коже. – Просто я оценил возможность раскаяния...

Он наклонился к Фаун, и она замерла от надежды такой отчаянной, что она ощущалась как страх. Не поцелует ли он ее? Его дыхание пахло пивом, усталостью... и Дагом. Сама Фаун дышать перестала.

Тишину нарушали только удары сердец.

– Нет, – вздохнул Даг. – Нет. Мари была права. – Он выпрямился, а Фаун чуть не разрыдалась и едва не кинулась ему в объятия.

«Нельзя! Не смей! Он подумает, что ты... именно такая, как тебя назвал Идиот Санни». То мерзкое слово – «шлюха» – жгло память Фаун, как воспалившаяся рана. Это гадкое слово каким-то образом превратило ее в гадкое существо, как капля чернил или крови окрашивает воду. «Для Дага я хочу выглядеть красивой... высокой». Будь она выше ростом, никто не посмел бы называть ее всякими нехорошими словами просто за то, что она хотела так многого...

Даг вздохнул, улыбнулся и поднялся, протянул Фаун руку, и они вместе вошли в дом.

В холле Даг повернул голову и прислушался.

– Хорошо, что на тамбурине уже кто-то играет. Значит, до конца вечера обойдутся без меня. – И действительно, музыка, доносившаяся из-за двери, казалась более медленной и сонной. Даг двинулся к лестнице.

К Фаун наконец вернулся голос:

– Ты идешь наверх?

– Ага. Все было хорошо, но только для одного дня довольно. А ты?

– Я тоже немного устала. – Фаун двинулась следом за Дагом. То, что случилось (или не случилось) на скамье во дворе, очень напоминало тот момент на дороге... какой-то поворот, который она прозевала.

Когда они достигли лестничной площадки второго этажа, какая-то дверь распахнулась, и из нее вывалились, хихикая, Дирла и двое дозорных из отряда Чато. Они весело приветствовали Дага и двинулись дальше по коридору. Фаун замерла на месте и вытаращила на них глаза: компания задержалась у двери Дирлы, один из парней обнял Дирлу за шею и поцеловал, хотя она все еще прижимала к груди руку второго... Высокая Дирла выставила вперед ногу, толкнула ею дверь, и вся компания исчезла в ее комнате; дверь закрылась, поставив точку на середине какой-то шутки.

– Даг, – нерешительно спросила Фаун, – что это было?

Даг насмешливо выгнул бровь.

– А что тебе показалось?

– Неужели Дирла... Я хочу сказать... неужели Дирла отправится в постель с этими ребятами?

– Похоже на то.

Похоже?.. Если его Дар сообщал ему хотя бы половину того, о чем он раньше говорил, то он должен бы знать точно...

– С обоими?

– Ну, в отряде обычно неравное число мужчин и женщин. Приходится искать выход. Дирла очень... э-э... щедра.

Фаун сглотнула.

– Ох...

Она следом за Дагом свернула в их коридор. Рази и Утау как раз отпирали дверь своей комнаты; от еле держащегося на ногах Утау разило пивом, а растрепавшиеся волосы Рази после танцев прилипли к его потному лбу. Оба вежливо пожелали Дагу доброй ночи и скрылись в своей комнате.

– Что ж, – сказала Фаун, стараясь быть справедливой, – жаль, что им не повезло и они не нашли себе женщин. Они слитком славные парни, чтобы страдать от одиночества. – Бросив подозрительный взгляд на Дага, Фаун спросила: – Почему это ты кусаешь собственное запястье?

Даг прочистил горло.

– Как-нибудь, когда я буду или гораздо более трезвым, или гораздо более пьяным, Искорка, я попытаюсь рассказать тебе очень запутанную историю о том, как эти двое умудрились жениться на одной и той же покладистой женщине в лагере Хикори. Скажем, теперь они присматривают друг за другом.

– Женщины твоего народа могут брать себе больше чем одного мужа? Зараз? Ты разыгрываешь меня!

– Обычно не могут, но я тебя не разыгрываю. Я же говорю – история очень запутанная.

Они остановились перед дверью комнаты Дага, и он выдавил из себя улыбку.

– По-моему, Дирла жадина, – решила Фаун, – или эти парни уж очень покладисты.

– Ах нет. Среди цивилизованных Стражей Озера – а мы все принадлежим к таким – приглашает женщина. Мужчина соглашается или нет, и позволь тебе сказать, что вежливо отказаться, не обидев, не так уж легко. Не сомневаюсь: происходящее в комнате Дирлы – ее идея.

– У нас такое сочли бы слишком смелым. Только испорченные девушки или... или очень глупые так поступили бы. Хорошие девушки ждут, когда их попросят. – «И даже тогда ожидается, что они скажут «нет», если только мужчина не является владельцем земли». Даг правой рукой оперся о стену, нависая над Фаун, и посмотрел на нее сверху вниз. После долгой глубокомысленной паузы он выдохнул:

– Вот как? – Он закусил нижнюю губу так сильно, что отпечаток был виден еще некоторое время. Его глаза были похожи на темные озера, в которые можно было упасть и не достичь дна. – Так что, Искорка... сколько ночей мы, на твой взгляд, потеряли?

Запрокинув лицо, она сглотнула и дрожащим голосом пробормотала:

– Слишком много, да?

Нельзя было сказать, что они упали друг другу в объятия: скорее они кинулись друг на друга.

Даг пинком ноги распахнул дверь своей комнаты и так же пинком захлопнул ее, поскольку руки были заняты Фаун. Ее ноги не касались пола, но не только это было причиной ощущения полета; только половина его поцелуев попадала на ее губы, но это было ничего – любое прикосновение было радостью. Даг поставил ее на пол, потянулся к засову на двери и остановил себя, слегка задыхаясь. «Нет, сейчас нельзя остановиться...»

В его голос вернулась серьезность.

– Если ты в самом деле этого хочешь, Искорка, запри дверь.

Не сводя глаз с его милого, худого, встревоженного лица, Фаун заперла дверь. Дубовый засов вошел в петли с обнадеживающим стуком, который словно олицетворял соблюдение приличий. Даг неохотно оторвался от Фаун – только на то время, что понадобилось ему, чтобы подойти к столу и вывернуть фитиль масляной лампы. Тусклый желтый огонек расцвел оранжевым сиянием, заполнив комнату светом и тенями. Даг неожиданно присел на край кровати, как будто ноги его больше не держали, и повернулся к Фаун, протягивая ей руку. Рука его дрожала. Фаун скользнула в кольцо его рук, потом опустилась на колени и запрокинула голову. Поцелуи Дага стали более медленными, словно он никак не мог распробовать ее губ, потом сделались нетерпеливыми, и его язык скользнул ей в рот. Странно, но приятно, решила Фаун, и старательно попыталась ответить ему тем же. Рука Дага зарылась в ее волосы, развязала ленту и раскинула кудри девушки по плечам.

Как в таких случаях избавляются от одежды? Санни просто задрал ей юбку и спустил штанишки; то же сделал Злой, если уж на то пошло...

– Ш-ш, что за темные мысли! – укорил ее Даг. – Будь здесь. Со мной.

– Откуда ты узнал, о чем я подумала? – спросила Фаун, стараясь не показать испуга.

– Да не узнал я. Я читаю Дар, а не мысли, Искорка. Иногда собственный Дар только сбивает с толку. – Его рука коснулась верхней пуговки ее платья. – Можно?

– Пожалуйста, – ответила Фаун с облегчением: больше можно было не беспокоиться, как это сделать... Оставалось только наблюдать и копировать.

Даг расстегнул остальные пуговки, мягко стянул рукав и поцеловал голое плечо. Фаун набралась смелости и занялась застежкой его рубашки. После того как было установлено взаимопонимание, дело пошло быстрее, одежда полетела на пол. Последнее, от чего избавился Даг, искоса взглянув на Фаун, был его протез; расстегнув ремешки, крепящие его к локтю, он положил его на стол. На запястье остались красные отметины там, где плоть соприкасалась с деревом и кожей. Фаун смутно уловила, что этот жест был с его стороны проявлением уязвимости и доверия гораздо большим, чем когда он снимал штаны.

– Свет... – нерешительно пробормотал Даг. – Свет? Я слышал, что крестьяне предпочитают темноту.

– Оставь, пусть горит, – прошептала Фаун, и Даг улыбнулся и откинулся на постели. Когда он вытянулся в полный рост, это оказалось очень много. Постель Дага была не такой узкой, как ее собственная в соседней комнате, но все равно он занимал ее всю целиком. Фаун почувствовала себя как путешественник перед горным кряжем, протянувшимся от горизонта до горизонта. – Я хочу смотреть на тебя.

– Я же не роза, Искорка.

– Может быть, и нет. Но ты делаешь мои глаза счастливыми.

При этих словах в уголках глаз Дага появились очаровательные морщинки, и Фаун пришлось дотягиваться, чтобы поцеловать их. Фаун всем телом скользила по Дату. Мускулы Дага были длинными и твердыми, кожа торса загорела неравномерно там, где была или не была закрыта рубашкой, а ниже талии, на бедрах выглядела совсем белой. Легкая поросль темных волос на груди густела, спускаясь по животу, и пальцы Фаун зарылись в завитки. Что открыли Дагу насчет нее его странные чувства Стража Озера? Фаун сглотнула и отважилась сказать:

– Ты говорил, что можешь определить...

– А-а? – Рука Дага гладила ее грудь; как могла такая нежная ласка неожиданно вызвать сладкую боль?

– Время, когда женщина может зачать... ты говорил, что можешь это определить. – Нет, может быть, это касалось только женщин его народа? – Красивый узор в ее Даре, ты говорил. – Ну да, ведь она поверила Санни насчет постельных сказочек... если не злонамеренной лжи, что так дорого ей обошлось, а ведь слова Санни казались более правдоподобными, чем сказанное Дагом. Фаун поежилась. «Может, я опять веду себя как дура?» Ее мысли были прерваны Дагом, который приподнялся, опираясь на левый локоть, и посмотрел на Фаун с серьезной улыбкой.

Его рука коснулась отметин, оставленных Злым на ее животе, которые превратились в отвратительные черные шрамы.

– Сегодня ты ничем не рискуешь, Искорка. Только мне не следует... не следует в полной мере заниматься с тобой любовью так скоро после твоих увечий. Ты так миниатюрна, а я... Существует много других вещей, которым я очень хотел бы тебя научить.

Фаун с опаской глянула вниз и под прекрасной рукой Дага разглядела параллельные черные линии; ее передернуло от чувства вины и печали. Сможет ли она когда-нибудь оказаться в постели с кем-то без этого потока нежеланных воспоминаний? А потом она подумала, что у Дага, который, несомненно, обладал гораздо большим грузом, накопившимся в памяти, существует та же проблема.

– Ш-ш, – прошептал Даг, касаясь пальцем ее губ, хотя Фаун вслух ничего не говорила. – Стремись к легкости, яркая Искорка. Ты не предашь своей печали, если на час отложишь ее. Она терпеливо дождется, пока ты снова не вернешься к ней.

– Сколько же это будет длиться?

– Время обкатывает горе, как река – гальку. Его тяжесть никуда не денется, но острые края перестанут ранить тебя при каждом прикосновении. Только нужно позволить времени пройти: торопить его нельзя. Мы носим волосы узлом в течение года после потери, и это не слишком долго.

Фаун протянула руку к темным волосам Дага, лаская и накручивая их на пальцы. Пальцы были довольны... Фаун слегка дернула одну прядь.

– Так что все же значит твоя короткая стрижка?

– Попытку избавиться от вшей, – пробормотал Даг. Его слова заставили Фаун хихикнуть, что, несомненно, и было целью Дага.

– Да брось, не было у тебя никаких вшей!

– Ну, в последнее время не было. Можно поговорить и о вшах, только для моих губ найдется более приятное занятие. – Даг начал целовать тело Фаун, постепенно опускаясь все ниже и ниже, и девушка подумала, что его язык обладает собственной магией, поцелуи зажигают на коже холодное пламя... а сказанные им слова, казалось, сняли с ее сердца тяжелый камень.

У Фаун замерло дыхание, когда язык Дага коснулся ее соска и стал делать с ним восхитительные вещи. Санни просто щипал ее за грудь сквозь платье... проклятие, мысли о Санни преследуют ее даже сейчас... Рука Дага скользнула вверх, пальцы принялись ласкать ее лоб, потом Даг сел.

– Перевернись, – пробормотал он. – Давай-ка разотрем тебе спину. Думаю, что смогу привести твое тело и Дар в лучшее состояние.

– Зачем? Если ты хочешь...

– Я не стану говорить «доверяй мне» – просто попробуй, – прошептал Даг, зарывшись лицом в ее темные кудри. – Попробуй.

Для человека с одной рукой он справляется удивительно хорошо, мелькнула у Фаун, уткнувшейся лицом в подушку, смутная мысль. Горестные воспоминания как будто полностью растаяли... Постель скрипнула, когда Даг поднялся, и Фаун открыла один глаз. «Нельзя дать ему уйти...» – встревожилась она, но Даг тут же вернулся. Раздалось тихое бульканье, холодная капля упала в ложбинку на спине Фаун, она ощутила запах ромашки и клевера.

– Ох, у тебя есть это чудесное масло! – Фаун на секунду задумалась. – Давно оно у тебя?

– С неделю. – Фаун приглушенно хихикнула. – Ну да, ведь дозорный должен быть готов к любому непредвиденному случаю.

– Разве это непредвиденный случай?

– Дай мне еще немножко времени, Искорка, а там выяснится... И для моей руки это полезно – она загрубела. Ведь не хочешь же ты, чтобы мои ногти поцарапали тебя в чувствительном местечке.

Масло изменило характер его прикосновений; Даг добрался до пальцев ног Фаун, перевернул ее и двинулся снова вверх.

Его рука... К которой скоро присоединился язык, очень нежный и касавшийся самых неожиданных мест... Касания были как шелк... там, там и там... Ах! Фаун подскочила от изумления, потом снова растянулась на спине. Значит, вот так и занимаются любовью... Стражи Озера. Замечательно приятно, хотя Фаун начало казаться, что удовольствие несколько одностороннее.

– Разве теперь не твоя очередь? – обеспокоенно спросила она.

– Еще нет, – неразборчиво пробормотал Даг. – Мне и так хорошо. А твой Дар почти пришел в норму. Дай мне только...

Минуты пролетали незаметно. Фаун подхватил водоворот, необыкновенно сладостный и неожиданный. Прикосновения Дага стали тверже, быстрее, увереннее. Глаза Фаун закрылись, дыхание сделалось быстрым, а спина выгнулась. Потом у нее перехватило дух, и она замерла, напрягшись, с открытым ртом, когда все ее чувства словно взорвались, ослепительный свет залил ее мозг, обжигающий поток окатил ее с ног до головы и отхлынул.

Фаун расслабилась и лежала, дрожа и поражаясь испытанному. Когда к ней вернулись силы, она подняла голову и оглядела свое тело, ставшее новым и незнакомым. Даг, опершись на локоть, смотрел на нее темными блестящими глазами с самодовольной улыбкой.

– Стало лучше? – осведомился он, как если бы не знал.

– Ох... Это что – магия Стражей Озера? – Неудивительно, что за такими возлюбленными люди были готовы идти на край света.

– Ничего подобного. Это собственная магия маленькой Искорки. Твоя собственная.

Сотни тайн взлетели и растворились в ночи, как стая вспугнутых птиц.

– Понятно, почему люди стремятся к такому. Теперь мне стало ясно...

– Конечно. – Даг передвинулся на постели и снова поцеловал Фаун. Ее собственный запах у него на губах, мешающийся с ароматом ромашки и клевера, немного смутил Фаун, но она отважно ответила на поцелуй. Ее губы скользнули по его скулам, векам, решительному подбородку и вернулись к губам. Фаун беспомощно хихикнула и ощутила долетевший из глубины груди Дага ответный смешок.

Фаун касалась Дага, но до сих пор не ласкала его. Наверняка теперь его очередь получить свою долю... Руки могут работать в двух направлениях. Фаун села, преодолевая головокружение.

Даг вытянулся на постели и улыбнулся; глаза в милых морщинках выжидающе смотрели на Фаун, такие притягательные. Даг был открыт взгляду Фаун, и это заново поразило ее. Открыт весь, кроме, конечно, загадочного Дара. Это начинало казаться Фаун несправедливым. Ладно... Где начать и как начать? Фаун вспомнила, как это делал Даг.

– Можно мне... тоже тебя потрогать?

– Пожалуйста, – выдохнул Даг.

Может быть, это было чистым подражанием, но начало было положено, а начавшись, действия Фаун обрели собственный импульс. Она покрыла поцелуями все тело Дага и вернулась к середине.

Ее первое осторожное прикосновение заставило Дага вздрогнуть и судорожно втянуть воздух; Фаун испуганно отпрянула.

– Да нет, все в порядке, – пропыхтел он. – Я просто... несколько повышенно чувствителен в данный момент. Ты хорошо делаешь... Почти все, что ты можешь сделать, будет хорошо.

– Чувствителен... Ты так это называешь? – Уголки губ Фаун поползли вверх.

– Я пытаюсь выражаться вежливо, Искорка.

Она начала экспериментировать – касаться, гладить, стискивать, гадая, правильно ли делает. Ее руки казались неуклюжими и слишком маленькими. Периодические вздохи Дага мало о чем ей говорили, хотя иногда его рука накрывала ее, молча направляя, куда нужно. Говорило ли такое пожатие об удовольствии или боли? Его терпеливость в отношении боли, когда Фаун вспомнила о ней, была несколько пугающей.

– Можно мне попробовать растереть тебя твоим маслом?

– Безусловно! Хотя... в этом случае все может кончиться довольно быстро.

Фаун заколебалась.

– Не сможем ли мы как-нибудь... заняться этим снова?

– О да. Я очень обновляем – просто не очень быстро. – Даг вздохнул. – Не так, как когда я был моложе. Впрочем, сегодня это для меня кстати.

«И для меня». Терпеливость Дага вызвала в ней смирение.

– Ну что ж...

Масло заставило руки Фаун соскальзывать; это интриговало ее, а ему, казалось, доставляло удовольствие. Фаун постепенно становилась смелее. Вот такое прикосновение, например, заставляет его вздрагивать... нет, выгибаться, как это раньше было с ней.

– Смелая Искорка! – выдохнул Даг.

– Так хорошо?

– Да...

– Я подумала, раз такое было приятно мне, то и тебе будет приятно тоже.

– Умница, – прошептал он, снова закрывая глаза.

Фаун замерла.

– Пожалуйста, не смейся надо мной!

Даг открыл глаза, и брови его поползли вверх. Он поднял голову и, хмурясь, посмотрел на Фаун.

– И не думал. У тебя самый ненасытный ум, какой мне только посчастливилось встретить. Тебе может не хватать знаний, но разум у тебя остер, как клинок.

Фаун задержала дыхание, чтобы не всхлипнуть от изумления. Слова Дага не могли быть правдой, но как же приятно было такое услышать!

Заметив ее недоумение, Даг немного нетерпеливо проговорил:

– Послушай, дитя, не можешь же ты быть такой сообразительной и сама об этом не подозревать!

– Папа говорил, что я, должно быть, дура, раз задаю все время так много вопросов.

– Ничего подобного. – Даг склонил голову к плечу, и в глазах его появилось странное отсутствующее выражение. – В твоем Даре есть темное пятно, глубокий провал. Трещина, закупорка... Я... Боюсь, потребуется не один час, чтобы добраться до дна.

Фаун сглотнула.

– Тогда давай отложим это, как и другие камни. Тут нет ничего спешного. – Фаун склонила голову. – Я перестала заниматься тобой.

– С этим не поспоришь...

Язык, как и пальцы, обнаружила Фаун, так же хорошо действует на мужчин, как и на женщин, хотя и по-иному. Прекрасно! Что будет, если сделать так, и так, и так... а теперь то и это одновременно?..

Фаун все выяснила... Наблюдать за результатом было увлекательно. Даже с неудобной точки зрения Фаун разглядела, как выражение лица Дага стало таким отсутствующим, словно он впал в транс. На мгновение Фаун показалось, что левитация – одно из магических умений Стражей Озера; Даг, казалось, был готов взлететь с постели.

– С тобой все в порядке? – встревоженно спросила Фаун, когда тело Дага перестали сотрясать судороги. – У тебя на лбу появились такие странные морщины, когда... э-э... у тебя выгнулась спина.

Даг махнул рукой, пытаясь отдышаться; глаза его были зажмурены, потом наконец открылись.

– Прости, что? Прости... Пришлось дождаться, пока перед глазами перестанут взрываться белые искры. Ими было никак не налюбоваться.

– Такое с тобой часто случается?

– Нет. Вот уж нет...

– Так ты в порядке? – снова спросила Фаун. Улыбка осветила лицо Дага, как вспышка огня.

– В порядке? Я думаю, что я просто потрясен. – Из положения, в котором было бы трудно даже приподняться, он взметнулся, обеими руками обвил Фаун, прижал к своей груди и стал покрывать поцелуями ее лицо. Смех вызвал новые прикосновения, которые вели к...

– Даг, ты колешься.

– Ничего подобного. Разве что в некоторых местах... – Когда Даг снова перестал ловить ртом воздух, он добавил: – Фаун, ты ненасытна. Мне это в женщинах нравится. Боги, я не смеялся столько с тех времен... даже не могу вспомнить с каких.

– Мне нравится, как ты хихикаешь.

– Я не хихикаю. Это было бы ниже достоинства человека моего возраста.

– Тогда что это был за шум?

– Фырканье. Да, определенно, фырканье.

– Ладно, – согласилась Фаун, – все равно это тебе шло. Да тебе и все идет. – Она села, опираясь на локоть, и ее взгляд совершил долгое путешествие вдоль его тела. – Нигде на тебе ничего нет, это тоже тебе идет. Тут есть даже какая-то несправедливость.

– Ох, как будто ты не выглядишь как… как…

– Как что? – выдохнула Фаун, снова утопая в его объятиях.

– Свежая. Аппетитная. Прекрасная. Как весенний дождь и свет звезд.

Даг снова прижал ее к себе, их поцелуи стали более долгими и ленивыми. Сонными. Дагу стоило огромного усилия протянуть руку, чтобы погасить лампу. Теплый воздух летней ночи колыхал занавески. Даг потянулся за простыней и накинул ее на них обоих. Фаун свернулась калачиком, прижавшись ухом к груди Дага, и закрыла глаза.

«Куда угодно, хоть на край света», подумала она, все глубже погружаясь в бархатную темноту.