"Приманка" - читать интересную книгу автора (Буджолд Лоис Макмастер)

8

К разочарованию Дага, никто из дозорных ночью так и не появился – ни до, ни после того, как дождь загнал его под крышу. С Фаун он не виделся, пока все не собрались за завтраком. Оба они снова оделись в собственную одежду, высохшую и почти незапятнанную. В поношенном синем платье Фаун выглядела бы вполне здоровой, если бы не сохранявшаяся бледность. Даг оттянул ей веко и взглянул на ногти; они были не такими розовыми, как им полагалось бы. Кроме того, у девушки все еще темнело в глазах, стоило ей резко подняться. Впрочем, положив руку на лоб Фаун, Даг не обнаружил жара. Это было хорошо.

Даг как раз уговаривал Фаун съесть побольше лепешек и выпить молока, когда в кухню ворвался мальчишка Таг, вытаращив глаза и ловя ртом воздух.

– Ма! Папа! Дядя Сасса! Там на пастбище этот – глиняный человек! За овцами гоняется!

Даг устало вздохнул; трое крестьян, сидевших за столом, в панике вскочили на ноги и кинулись искать свои вилы и топоры. Даг проверил, легко ли вынимается из ножен его боевой нож, и вышел на крыльцо. Фаун и Петти последовали за ним, с опаской выглядывая из-за его плеча. Петти сжимала в руке большой кухонный нож.

В дальнем конце пастбища голая человеческая фигура навалилась на блеющую овцу, зарывшись лицом в шерсть на шее животного. Овца дернулась и сбросила тварь. Существо неуклюже покатилось по земле – его руки, словно онемевшие, не могли служить опорой; все же ему удалось подняться и, встряхнувшись, наполовину поскакать, наполовину поползти к намеченной жертве. Остальные овцы испуганно отбежали на несколько ярдов, потом повернулись и уставились на глиняного человека.

– Гоняется? – пробормотал Даг. – Я бы сказал, что овцы просто растерялись. Должно быть, этот глиняный человек был сделан из собаки или волка. Видите? Он не может пользоваться руками, как человек, но не может и по-волчьи схватить овцу челюстями. Он пытается перегрызть горло этой глупой овце, но только забивает себе горло шерстью. Эх...

Даг с отвращением и жалостью покачал головой, спустился с крыльца и двинулся к пастбищу; Петти охнула, а Фаун еле сдержала испуганный крик.

Даг пробежал несколько ярдов по дороге, чтобы оказаться между глиняным человеком и лесом, потом ухватился за забор, подтянулся и перепрыгнул на пастбище. Потянувшись, чтобы вернуть подвижность плечам и правой руке, он вытащил нож. Утренний воздух был влажен, серое небо еще только начинало розоветь над верхушками деревьев. Трава, мокрая после ночного дождя, блестела каплями росы, а почва хлюпала под сапогами Дага. Он обошел несколько коровьих лепешек, подбираясь к глиняному человеку. Название вполне соответствовало его виду – существо было грязным, измазанным в навозе, вонючим, со спутанными волосами, падающими на лицо. Плоть твари уже начала утрачивать черты человеческого тела, кожа стала пятнистой и желтоватой. Тварь оскалилась, зарычала на Дага и в нерешительности замерла на месте.

«Ну же, прыгни на меня, ты, неуклюжий несчастный кошмар. Не заставляй меня за тобой гоняться!»

– Поди ко мне, – проворковал Даг, наклоняясь и пряча нож за спину. – Давай кончать. Я выпущу тебя на свободу, обещаю.

Тварь переступила и припала к земле; Даг напряг мышцы, готовясь к нападению. Он чуть не промахнулся: глиняный человек споткнулся и неловко взмахнул руками, безуспешно пытаясь своими человеческими челюстями вцепиться в горло Дагу. Отбив левой рукой конечность с черными когтями, Даг развернулся и нанес сильный удар.

Ему пришлось отпрыгнуть, чтобы спасти свою свежевыстиранную одежду: из шеи твари ударила струя горячей крови. Глиняный человек, издав бессловесный вой, протащился еще немного вперед и упал в грязь. Даг осторожно обошел его кругом, но добивать глиняного человека не потребовалось: тело существа дернулось и затихло, полуоткрытые глаза остекленели. Клок грязной овечьей шерсти, прилипший к губам, перестал колыхаться.

«Отсутствующие боги, что за отвратительной уборкой мне приходится заниматься!»

Впрочем, на этот раз он сделал работу ловко. Даг вытер нож о траву и подумал, что нужно будет попросить у фермерши еще и сухую тряпку, чтобы привести оружие в порядок.

Обернувшись, Даг увидел крестьян, сбившихся в перепуганную группу. Стискивая свои орудия, они глазели на него, разинув рты. Тад выскочил было из-за ограды, чтобы посмотреть на тело глиняного человека, но тут же был пойман отцом.

– Я ж велел тебе держаться подальше!

– Да он мертвый, папа! – Тад извивался, пытаясь освободиться, и с восхищением смотрел на Дага. – Как он его! Просто подошел и прикончил, и вся недолга!

Ах... Те глиняные люди, с которыми имели дело крестьяне, были связаны волей своего создателя, умного и безжалостного. Ничего похожего на этого брошенного, больного, растерянного зверя, замурованного в чуждом неуклюжем теле... Даг совершенно не чувствовал потребности исправлять ошибочные представления крестьян о своем подвиге.

«Как бы то ни было, безопаснее, чтобы они опасались глиняных людей».

Губы Дага дрогнули в мрачном веселье, но он только сказал:

– Это моя работа. Ну а вы можете его закопать.

Крестьяне собрались вокруг тела, тыкая в него рукоятками вил с почтительного расстояния. Даг прошел мимо них и, не оглядываясь, двинулся прочь.

Большая часть животных на пастбище сгрудилась в дальнем его конце, подальше от страшного пришельца. Гнедая кобыла подняла голову и стала принюхиваться к Дагу. Даг остановился, вытер нож о теплый бок животного, сунул его в ножны и почесал кобыле нос, отчего та развесила уши, оттопырила губу и довольно вздохнула. В памяти Дага всплыло саркастическое, предложение фермерши: взять кобылу и убираться прочь.

«Соблазнительная идея... Да. Но не в одиночестве».

Даг перелез через забор, пересек двор и поднялся на крыльцо. Фаун смотрела на него почти так же восторженно, как Таг, только с большим пониманием. Петти стояла скрестив руки на груди, явно разрываясь между благодарностью и неприязнью.

Даг внезапно почувствовал, что смертельно устал от подозрительных чужаков. Ему не хватало его отряда со всеми его волнениями и тревогами, но и с привычным товариществом.

– Эй, Искорка, я собирался дождаться фургона и отвезти тебя в Глассфордж, так чтобы ты по дороге могла лежать, но вот о чем подумал. Мы можем вернуться той дорогой, какой прибыли сюда: тебе это не будет особенно тяжело.

Лицо Фаун осветилось радостью.

– Так будет лучше, мне кажется. Дорога такая, что в фургоне все кости из тебя вытряхнет.

– Даже если ехать медленно и осторожно, мы сможем добраться до города часа за три. Как ты думаешь, ты не слишком устанешь?

– Сразу и поедем? Я соберу свой мешок. На это и минуты не требуется! – Фаун торопливо направилась в дом.

– Сунь в него и мой протез, ладно? «Вместе с теми... другими вещами».

Протез, мешочек с ножом, узелок с обломками и мечтами... Все остальное – одежда, в которой он прибыл, на нем, то, что было одолжено, возвращено...

Фаун помедлила, моргая и надув губы – должно быть, мысленно составляя тот же список, – потом закивала.

– Хорошо.

– Не прыгай и не спеши. Будь осторожна! – крикнул Даг ей вслед. Из-за двери кухни до него донесся ее ответный смех.

Обернувшись, Даг обнаружил выразительно глядящую на него Петти. Подняв брови, Даг ответил ей таким же пристальным взглядом.

Женщина вздохнула и пожала плечами.

– Не мое это дело, надо полагать.

Даг сдержался и только кивнул вместо вертевшегося на языке грубого ответа. Повернувшись, он отправился за кобылой.

К тому времени, когда он вернулся, снова привязав веревку в качестве поводьев и нашептывая в ухо лошади обещания овса и уютного стойла в Глассфордже, Фаун уже стояла на крыльце, закинув за плечо мешок, и осыпала Петти «досвиданьями» и «спасибами». Искреннее тепло в ее голосе вызвало у женщины невольную ответную улыбку.

– Ты уж будь осторожна, береги себя, девонька, – напутствовала Фаун фермерша.

– Даг за мной присмотрит, – весело заверила ее девушка.

– Ну да, – запнувшись, вздохнула Петти. Интересно, что она хотела сказать и не сказала, подумал Даг. – Уж это факт.

Со ступеньки крыльца Даг ловко вскочил на неоседланную кобылу. К счастью, спина у нее была широкая, без выступающего костлявого хребта, так что сидеть на ней было удобно, как на подушке: можно было не просить у хозяев фермы ни седла, ни попоны. Даг подставил правую ногу как стремя для Фаун, и девушка, как и раньше, уселась перед ним. Расправив юбку, она обхватила правой рукой Дага. К удивлению дозорного, Петти подошла и сунула в руки Фаун завернутый в полотно сверток.

– Это всего лишь лепешка с вареньем. Подкрепитесь по дороге.

Даг поднял руку в благодарственном жесте.

– Спасибо, мэм. Спасибо за все. – Его рука нашла веревку-повод.

– И вам спасибо, – сухо кивнула Петти. Потом она добавила: – Ты все же подумай о том, что я тебе говорила, дозорный. Вообще думай...

На это можно было или ничего не ответить, или пуститься в долгий спор; Даг предусмотрительно решил в пользу первого, помог Фаун сунуть сверток в мешок, еще раз кивнул и повернул лошадь в сторону леса. В последний раз он напряг свой Дар, обследуя окрестности, но так и не обнаружил никого из своего отряда на милю вокруг... и ни одного несчастного умирающего глиняного человека тоже.

Копыта гнедой кобылы продирались сквозь заросли жилистого цикория, цветы которою походили на упавшие на землю кусочки синего неба, и кивающих головками ромашек. Мужчины с фермы тащили в лес труп глиняного человека – и помахали Дагу и Фаун, когда те проезжали мимо ограды пастбища. Сасса подбежал к дорожке, – чтобы сказать:

– Уже отправляетесь в Глассфордж? Я тоже скоро туда двинусь. Если встретите наших, скажите им, что у нас все в порядке. В городе увидимся?

Фаун ответила «Конечно», а Даг – «Может быть». Потом он добавил:

– Если здесь появится кто-то из отряда, не передадите ли, что с нами тоже все в порядке и я буду ждать их в городе?

– Ясное дело! – весело пообещал Сасса.

Потом тропа нырнула в лес, и ферма и все ее обитатели остались позади. Даг вздохнул с облегчением; их окружало спокойное летнее утро, тишину нарушали только удары копыт кобылы, звонкое пение малиновки и журчание оживившегося после дождя ручья. Полосатый бурундук промелькнул на тропе впереди и зашуршал травой где-то в чаще.

Фаун удобно устроилась, положив голову на грудь Дата, и начала дремать, убаюканная мерным шагом лошади. Даг счел это проявлением слабости от потери крови. Перед отъездом она слишком суетилась; Даг знал, что пострадавшие молоденькие дозорные тоже имеют обыкновение переоценивать свои силы, так что нерасчетливая шустрость может смениться обмороком. Он только надеялся, что молодость позволит Фаун быстро поправиться. Ее тело было мягким и теплым в его объятиях. Ехать на кобыле было, безусловно, удобнее, чем трястись в фургоне по лесной дороге, и Даг вовсе не собирался нарушать покой Фаун, пустив лошадь рысью. Во влажной лесной тени появились москиты, и Даг прибег к помощи Дара, чтобы отогнать их от белой кожи Фаун.

Запах ее волос, колыхание грудей при дыхании, тяжесть бедер возбудили Дага, но возбуждение не могло пересилить ощущения светлого покоя и лестной доверчивости, которое он ловил в Даре девушки. В Фаун не чувствовалось физического желания, но ее открытость, полное принятие его близости делали его странно счастливым, словно тепло от костра. Глубокий алый отсвет внутренних повреждений Фаун все еще был заметен в ее Даре, так же как и лиловые тени синяков на теле, но острые всполохи боли почти исчезли.

Фаун не могла почувствовать его Дара и не подозревала о его обследовании. Женщина из Стражей Озера ощутила бы его пристальное внимание и смогла бы так же глубоко заглянуть в него, если бы он не закрылся, предпочтя слепоту и уединение. Чувствуя себя виноватым, Даг позволил своему внутреннему чувству исследовать Фаун, хоть оправдания необходимостью и не было – ведь разоблачить его девушка не могла.

Это было немного похоже на любование водяными лилиями или скорее на наслаждение запахом обеда, который ему не суждено отведать. Неужели возможно не есть так долго, чтобы забыть вкус пищи, чтобы чувство голода перегорело и превратилось в пепел? Похоже, так оно и было. И удовольствие, и боль были секретом, глубоко скрытым в его сердце. Дагу неожиданно вспомнилась земля там, где природа заживляет рану, нанесенную Злым: грязь, еле проросшая сорняками, непривлекательная, но полная надежды. Пустошь была немой и серой, бесчувственной. Не вызывает ли возвращение зелени боли? Странная мысль...

Фаун пошевелилась, открыла глаза и стала смотреть на деревья. Здесь по большей части росли буки, вязы, дубы, перемежавшиеся иногда высокими тополями, а на открытых местах у ручья – кизил и иудино дерево, давно уже отцветшие. Лучи солнца ласкали листья на верхних ветках, вспыхивая на не высохших еще каплях дождя.

– Как ты собираешься искать свой отряд в Глассфордже? – спросила Фаун.

– Есть один постоялый двор, где мы всегда останавливаемся; там располагается наш штаб, когда мы оказываемся в здешних краях. Очень приятно бывает ночевать там после ночлегов на голой земле. Там же мы лечим раненых. Уверен, что не только мой напарник Саун пострадал в схватке с разбойниками, так что там мы кого-нибудь обязательно найдем. На постоялом дворе уже привыкли к нашим обычаям.

– Вы там надолго задержитесь?

– По-разному может получиться. Отряд Чато направлялся на юг, чтобы купить лошадей, когда стало известно о здешней беде. Мой отряд объезжал земли на северо-востоке, когда понадобилось скакать сюда. Все будет зависеть от того, сколько окажется пострадавших, я думаю.

– Ведь не Стражи Озера владеют постоялым двором? – задумчиво сказала Фаун. – Там хозяева – жители Глассфорджа, верно?

– Верно.

– А какая там, на постоялом дворе, есть работа?

Даг поднял брови.

– Служанки, овариха, прачка, конюх... да много кто там работает.

– Я могла бы тоже... Может быть, удастся получить там работу.

Даг напрягся.

– Петти не рассказывала тебе о своем племяннике?

– Племяннике? – простодушно переспросила Фаун.

«Значит, не рассказывала».

– Не важно. Муж и жена, которые держат постоялый двор, занимаются этим уже много лет. Раньше на этом месте была гостиница, принадлежавшая еще отцу теперешнего хозяина. Мари все об этом знает... Постоялый двор замечательный – трехэтажное кирпичное здание... В Глассфордже, знаешь ли, не только стекло делают, кирпичи там обжигают тоже.

Фаун кивнула.

– Я когда-то видела дома в Ламптоне – они все были выстроены из глассфорджского кирпича. Ну и работка была – везти его в такую даль!

Даг немного переменил позу.

– Во всяком случае, никакой работы для тебя, пока ты не перестанешь падать в обморок каждый раз, как встанешь. На мой взгляд, еще несколько дней – если будешь как следует есть и отдыхать.

– Наверное, – ответила Фаун с сомнением. – Только денег у меня совсем мало...

– Мой отряд позаботится о тебе, – твердо сказал Даг. – Не забудь: мы в долгу перед тобой за Злого.

«Мы в долгу перед тобой за твою жертву».

– Ну да, хорошо, но нужно же смотреть вперед, раз я теперь сама по себе. Хорошо, что я повстречала этих Хорсфордов. Славные люди. Может быть, они замолвят за меня словечко, помогут на первых порах.

Так она не собирается отправиться домой? Ни одна перспектива – ни печальное возвращение Фаун во владения Идиота Санни, ни превращение ее в служанку в Глассфордже – Дага не радовала.

– Лучше всего сначала послушать, что Мари скажет о ноже, а уж потом – строить планы.

– М-м... – Глаза Фаун погрустнели, и она умолкла.

Их снова поглотила лесная тишина; у Дага стало немного легче на душе. Пробивающийся сквозь ветви свет, чистый воздух, безлюдье, теплая спина кроткой кобылы, прижавшаяся к нему Фаун, Дар которой медленно избавлялся от накопившегося отчаяния, – все это позволяло Дагу жить настоящим моментом, который ничего от него не требовал, – как и сам Даг от него. На мгновение он освободился от бесконечной цепи долга, безжалостно тянущей его в унылое будущее – не избранное им, а просто принятое.

– Как ты себя чувствуешь? – пробормотал Даг, уткнувшись носом в волосы Фаун. – Боль есть?

– Не больше, чем утром за завтраком. И я чувствую себя лучше, чем ночью. Все идет на лад.

– Это хорошо.

– Даг... – смущаясь, пробормотала Фаун.

– М-м?

– Что делают женщины твоего народа, если попадают в такую же беду?

Вопрос озадачил Дага.

– Какую беду?

Фаун фыркнула.

– Похоже, в последнее время на меня свалились многие. Я имела в виду – младенец и никакого мужа. Соломенное вдовство.

Даг почувствовал, как воспоминание будит в Фаун горе и вину.

– У нас обычно такого не бывает.

Фаун нахмурилась.

– Неужто молодежь у вас такая... такая добродетельная?

Даг тихо рассмеялся.

– Нет – если ты имеешь в виду, что они держат штаны застегнутыми. От молодежи больше требуются другие добродетели. Но молодость есть молодость, будь ты крестьянином или Стражем Озера. Каждый ведь переживает это трудное время – когда шаришь вокруг и выясняешь, что к чему.

– Ты говорил, что женщина просто приглашает мужчину в свой шатер.

– Если ему повезет.

– Тогда как... – Фаун окончательно смутилась и умолкла.

Даг наконец понял, о чем она его спрашивает.

– Ох... Тут снова все дело в Даре. В то время, когда женщина может зачать, в ее Даре появляется прекрасный узор. Если время и место не годятся... не годятся для ребенка, двое просто доставляют друг другу удовольствие – так, чтобы это не привело к беременности.

После этих слов Фаун долго молчала, потом наконец прошептала:

– Как?

– Что «как»?

– Как это делают... как удается? Как?

Даг с неловкостью сглотнул. Чего эта девочка может не знать? Судя по всему, очень многого, печально подумал Даг. Так с чего же начинать?

– Ну... во-первых, руками.

– Руками?

– Трогают друг друга, пока оба не получат облегчения. Еще пользуются губами, языками... другими частями тела.

Фаун заморгала.

– Облегчения?

– Трогают так же, как трогают себя, только более умело и в компании... ну и вообще получается лучше... не так одиноко.

Фаун сморщилась.

– Ах это... Парни так делают, я знаю. Наверное, то же самое с ними могут делать и девушки... и им нравится?

– Э-э... в целом да, – осторожно сообщил Даг. Этот неожиданный поворот разговора показался ему занятным, и тут же откликнулось тело. «Успокойся, дозорный». К счастью, Фаун не могла ощутить его возбуждения. – Девушкам это тоже нравится... как говорит мой опыт.

Последовало новое молчание, пока Фаун переваривала услышанное.

– Это тоже особое умение женщин твоего народа? Магия?

– Есть кое-какие уловки, которые можно делать с помощью Дара, но нет. Женщины моего народа и крестьянки одинаково владеют такой магией. Да и вообще у крестьян тоже есть Дар, просто они не могут его почувствовать.

«Спасибо за это отсутствующим богам!» Выражение лица Фаун было теперь очень задумчивым, и Даг ощутил в ней пробудившееся – со странными запинками – желание. Дело было не только, неожиданно понял он, в препятствии, которым служили ее повреждения. Ему вспомнились давние откровения полукровки – женщины из Трипойнта; тогда он не особенно ей поверил. Женщина рассмеялась, увидев выражение его лица... «Да брось, Даг. Некоторые крестьянки просто не умеют ни себе удовольствие доставить, ни найти облегчение. Парни ведь чуть ли не спотыкаются о свое хозяйство, а у женщин оно аккуратненько спрятано внутри. Его нам бывает так же нелегко найти, как крестьянским неумехам. Ох, многие крестьянки могли бы сказать мне спасибо за то, что я показала их муженькам карту для поиска клада, хоть они и бывали шокированы, когда узнавали...» Поскольку Дагу тоже было за что ее благодарить, он и принялся выражать благодарность, выбросив из головы неуклюжесть крестьянских парней. Скоро и женщине стало не до воспоминаний... Как же давно это было...

– А как еще? – спросила Фаун.

– Прошу прощения?

– Ну, помимо рук, губ и языка...

– Просто... ну... не то чтобы... – Теперь возбуждение Дага было таково, что он испытывал серьезные неудобства. «Надо же – верхом на лошади!» Существовало много вещей, которыми не стоило заниматься верхом на лошади, даже такой покладистой, как эта. Даг невольно вспомнил о некоторых, что вовсе не облегчило его положение.

Фаун не могла чувствовать его Дара. Она ничего не поняла бы, даже сходи он с ума от вожделения, пока он не снял бы штаны. Учитывая ее недавние несчастья, лучше ей было и не понимать.

«Плохо было бы, если бы она рассмеялась... нет, если подумать, это было бы хорошо».

Плохо было бы, если бы она испугалась или испытала отвращение, приняв его за такого же олуха, как Идиот Санни или тот бедняга, которого он застрелил. Если пытка станет совсем невыносимой, он может спешиться и скрыться на некоторое время в кустах, притворившись, будто просто испытывает зов природы. Так оно и было бы в действительности...

«Прекрати! Ты сам виноват. Вот и мучайся молча. Подумай о чем-нибудь другом. Ты же умеешь управлять своим телом. Она ничего не заметит».

Фаун вздохнула, переменила позу и взглянула ему в лицо.

– У тебя глаза меняют цвет, – с интересом заметила она. – На солнце они блестят золотом, как монетки, в тени становятся карими, как заварка чая в чашке, а в темноте делаются черными, как омуты. – Запнувшись, она добавила: – Вот сейчас они совсем темные.

– М-м... – пробормотал Даг. Каждый его вздох был полон ее кружащим голову запахом... Не может же он перестать дышать!

Какое-то движение на верхушке дерева привлекло внимание их обоих.

– Смотри, краснохвостый сокол! – воскликнула Фаун. – Ну разве не красавец! – Она повернулась, провожая птицу взглядом. Четкий силуэт рисовался на небе, рыжие перья хвоста казались пылающими на фоне размытой синевы. Поворачиваясь следом за соколом, Фаун своей маленькой горячей рукой оперлась о Дага – и попала прямо в его напряженный член.

Даг дернулся так резко, что свалился с лошади.

Падение на спину вышибло воздух из легких Дага. К счастью, упавшая следом Фаун приземлилась на него, так что не ушиблась. Даг ощутил ее мягкую тяжесть и быстрое дыхание на своем лице. Зрачки Фаун расширились не только из-за лесного полумрака. Повернувшись и опершись на руку, Фаун пристально уставилась на губы Дага.

«Ну же, поцелуй меня!» Даг стиснул кулаки и прижал их к траве, чтобы не дать себе навалиться на Фаун, и облизнул пересохшие губы. Влага с травы и земли начала проникать сквозь его штаны и рубашку. Даг чувствовал каждый изгиб тела Фаун и каждый изъян в ее Даре. Отсутствующие боги, он был уже на полпути к тому, чтобы соединить свой Дар с ее...

– С тобой все в порядке? – выдохнула Фаун. Дага охватил ужас, сразу же пригасивший его возбуждение: падение могло повредить что-то у Фаун внутри, и тогда началось бы кровотечение, такое же, как и в первый день... Чтобы отнести ее обратно на ферму, потребуется не меньше часа, и девушка, и так уже ослабевшая, может не выжить после еще одного такого несчастья.

Фаун сползла с Дага и, тяжело дыша, неуклюже уселась на землю.

– А ты как? – в свою очередь поинтересовался Даг.

– Вроде ничего. – Фаун морщилась, но терла локоть, а не живот.

Даг сел и провел рукой по волосам.

«Дурак, дурак, разве можно так распускаться! Ты мог ее убить!»

– Что случилось? – спросила Фаун.

– Я... мне показалось, что я что-то заметил краем глаза, но это оказался всего лишь блик на стволе. Я не думал, что шарахнусь, как пугливая лошадь. – Оправдание было самым беспомощным, какое только можно придумать.

Кобыла, как оказалось, была взволнована меньше, чем каждый из всадников. Она просто отошла от них на шаг и теперь мирно паслась в нескольких ярдах от тропы, посматривая на людей с кротким удивлением. Поняв, что больше неприятностей не случится, она опустила голову и принялась щипать сорняки.

– Ну да, после появления того глиняного человека утром неудивительно, что ты нервничаешь, – мягко сказала Фаун. Она с новым беспокойством стала всматриваться в чащу, потом оперлась о плечо Дага, встала на ноги и попыталась отряхнуть грязь с рукава. Даг сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить колотящееся сердце, тоже поднялся на ноги и пошел к кобыле. Упавший ствол в нескольких шагах от тропы послужил вполне удобной ступенькой, чтобы снова сесть верхом. Даг подвел к нему лошадь, и Фаун послушно двинулась следом. Если все начнется сначала, испугался Даг, он опозорится снова, не успев доехать до Глассфорджа.

– Сказать по правде, – солгал он, – моя левая рука несколько затекла. Как ты думаешь, не смогла бы ты некоторое время ехать позади меня, сидя боком?

– Ох, прости! Мне было так удобно, что я и не подумала, что тебе может быть тяжело! – искренне принялась извиняться Фаун.

«Ты и представить себе не можешь, как тяжело». Даг усмехнулся, стараясь скрыть свою вину и приободрить девушку; правда, у него возникло опасение, что улыбка получилась придурковатой.

Они снова влезли на лошадь. Фаун устроилась, изящно свесив ножки вбок, а теплыми руками крепко обхватив Дага. И все решительные намерения Дага растаяли в единственном желании: «Опусти руки ниже! Ниже!»

Даг стиснул зубы и ударил каблуками ни в чем не повинную кобылу, чтобы заставить ее бежать быстрее.

Фаун поерзала, чтобы усесться поудобнее, гадая: услышит ли она снова удары сердца Дага, если прижмется головой к его спине? Ей казалось, что этим утром она совсем уже поправилась, но случившееся с ними происшествие напомнило ей, насколько она еще слаба, как быстро любое напряжение заставляет ее задыхаться. Да и Даг, похоже, устал больше, чем показывает, судя по его продолжительному молчанию.

Фаун смутило то, как сильно ей захотелось его поцеловать после их совместного падения. Да еще она, должно быть, ударила его локтем в живот, а он был слишком добр, чтобы жаловаться. Он ведь даже улыбнулся ей, помогая подняться. Фаун заметила, что зубы Дага немного кривые, хотя, конечно, ничего страшного в этом не было, они оставались здоровыми и крепкими, а маленькая щербинка на одном выглядела просто очаровательно. Улыбка его была мимолетной, но насмешливо улыбался он уж и вовсе редко, что было спасительно для пострадавшего достоинства Фаун. Если бы он улыбнулся ей, пока они еще лежали на земле, вместо того чтобы посмотреть так странно – может быть, это была скрытая боль? – она поцеловала бы его и тем самым окончательно себя опозорила.

То издевательское прозвище, которым наградил ее Санни во время их спора насчет ребенка, стояло Фаун поперек горла. Одним насмешливым словом Санни каким-то образом превратил ее зарождающуюся любовь, ее боязливое любопытство, ее робкую решительность во что-то отвратительное, гадкое. Он был рад целовать и ласкать ее в темноте на пшеничном поле, называть ее своей красавицей; оскорбления начались позже. Фаун, конечно, не была уверена, но все-таки... не было ли такое обычным – чтобы мужчины презирали потом женщин, внимания которых добивались? Судя по некоторым грубым словам, которые до нее иногда долетали, возможно, так и было.

Фаун совсем не хотела, чтобы Даг ее презирал, чтобы считал ее дешевкой. Впрочем, к Дагу никак нельзя было бы применить слово «обычный».

Так что же... был ли Даг одиноким? Или везучим?

Почему-то он не казался Фаун особенно везучим...

«Откуда ты знаешь?» Только вот сердце Фаун почему-то твердило ей, что Дага она знает лучше, чем любого другого мужчину, нет, вообще любого человека, кого только ей случалось встречать. Это чувство не выдержало бы пристального рассмотрения. Он мог быть женат, хоть и отрицал это. У него могли быть дети. Его дети могли быть почти ее ровесниками. Кто знает? Он не говорил... если подумать, он много о чем не говорил.

Просто... просто то немногое, что он о себе рассказывал, казалось Фаун ужасно важным. Как будто она умирала от жажды, и все протягивали ей только сущие корки, а Даг предложил кружку чистой холодной воды. Он был прямодушным. Она тянулась к нему, не думая о том, испытывает ли желание и заслуживает ли его. Все это так ее смущало...

Долина, по которой они ехали, расширилась, ручей затерялся в широких полях, и тропа наконец вывела на большак. Даг повернул кобылу налево. И какие бы возможности ни предоставляла поездка через глухой лес, все было кончено.

Сегодня на большаке было больше народу. По мере приближения к городу движение становилось все более оживленным. То ли избавление от угрозы разбойничьего нападения, то ли наступление ярмарочных дней вывело людей на дорогу. Скорее всего и то и другое, решила Фаун. Они с Дагом встречали упряжки тяжеловозов, везущих тяжело нагруженные кирпичом фургоны, и нагоняли телеги, доставлявшие в город дрова, овощи, изделия ремесленников. До Фаун долетали обрывки веселых разговоров; когда рядом не оказывалось старших, девушки вовсю кокетничали с возницами. Им попались возы с сеном и даже – да, та самая телега с навозом, о встрече с которой еще недавно мечтала Фаун. Запах дыма из труб долетел до Фаун еще прежде, чем дорога свернула, и глазам путников открылся город.

Прибытие в Глассфордж было совсем не таким, как Фаун представляла себе, отправляясь в путь... что ж, по крайней мере она добралась, куда хотела. То, что она начала, уйдя из дому, пришло к концу. Фаун казалось, что она избавилась от проклятия. Глассфордж. Наконец.