Глава 18

– Вы когда-нибудь видели что-либо подобное?

– Этот дом называют холодной серой леди.

– Красиво, правда? Посмотрите, какая роскошная лепнина…

– Боже мой, а какие высокие шпили…

– А какие глубокие ниши…

Приглушенные восторги относились к одному из лучших образцов архитектуры времен королевы Анны во всем городе. Стоял туманный день – третий вторник месяца, и члены Общества любителей истории Сан-Франциско, вышедшие на пешую экскурсию по району Пасифик Хайте, остановились, чтобы отдать дань восхищения огромному трехэтажному викторианскому зданию, знаменитому своей холодной величественной элегантностью. Сгрудившись в тени раскидистого техасского тиса, экскурсанты, поглощенные рассматриванием полукруглых венецианских окон, украшенных орнаментом фронтонов и огромного бельведера, не заметили, как двери расположенного в доме гаража бесшумно отворились и туда въехал сверкающий темно-синий «мерседес».

Пока Люк заводил взятый им в аренду для путешествия вместительный лимузин в узкий гараж, Джесси изучала толпу, собравшуюся перед сан-францисским домом Саймона Уорнека. Они восхищаются частью истории Калифорнии, которая отныне принадлежит и ей, вдруг подумала она. В подобные моменты она обычно вспоминала, как ей повезло, и благодарила судьбу. Ее жизнь изменилась так решительно, что она до сих пор не привыкла к переменам. Одним из способов справиться с этим чувством неловкости было погрузиться в повседневные заботы, пытаясь не замечать своей безмерной удачи. Но теперь делать это будет гораздо сложнее, подумала она, глядя на Люка. Он послужит ей постоянным напоминанием о том, что ее жизнь в очередной раз сделала крутой поворот к неизвестному будущему.

И снова Джесси спросила себя, правильно ли она сделала, что согласилась поехать с ним. Прежде всего ей пришлось убеждать Мэтта в том, что таким образом она лучше всего сможет узнать, как именно Люк намерен разговаривать с руководством компании. Она говорила, что, узнав, какие именно модернизацию и расширение он им предложит, они смогут приготовить убедительные контраргументы.

Мэтт немедленно согласился с тем, что она заняла очень мудрую позицию, но все равно очень беспокоился о ней.

– Никогда не забывай, что у тебя есть нечто, чего Люку очень хочется, – предостерегал он. – Брак с тобой значительно приблизил его к цели, но теперь на его пути стоит единственное препятствие – ты. По-моему, ты его недооцениваешь, Джесси. Он способен на все.

Джесси сомневалась в том, что она может недооценивать Люка. Он представлял собой угрозу, о размерах которой Мэтт и не догадывался. Но в данный момент ее основной заботой были планы Люка на предстоящий им вечер. Во время сорокапятиминутной поездки на машине ее новоиспеченный супруг был на удивление вежлив с ней по сравнению с его обычным поведением – даже заботлив. Но он отказался сообщить ей маршрут их поездки, сказав, что хочет «преподнести ей сюрприз».

– Открой дом, пожалуйста, – сказал он, выключая двигатель. – Я возьму багаж.

Джесси вошла в дом через гараж и поразилась царившей внизу пустоте. Когда Саймон перестал сюда ездить, она распустила прислугу. Теперь настало время об этом пожалеть. Агентство, которое занималось уборкой, ремонтом и уходом за садом, было выше всяких похвал, но не могло заменить живых людей в доме. По крайней мере, любое третье лицо могло послужить буфером между ней и Люком.

Тем не менее дом был очень красивым. Она позвонила в агентство только сегодня утром, но уборщики уже включили обогреватели, открыли занавески и проветрили дом. В гостиной стояли свежие цветы, а на железных подставках у камина были сложены дрова.

– Я отнесу это в твою комнату, – сказал Люк, несший ее чемоданы. Сумку с одеждой он перекинул через плечо. – Наверное, тебе хочется освежиться. Я заказал обед на дом в одном из своих любимых ресторанов. Его принесут только через пару часов, так что у тебя много времени.

– Хорошо… прекрасно, – ответила Джесси, глядя, как Люк поднимается по лестнице мореного дуба, которая вела к спальням на втором этаже. Интересно, что он принял на себя роль хозяина, хотя дом принадлежит ей. Кроме того, она не знала, как объяснить этот неожиданный всплеск хороших манер. С самого дня свадьбы он был вежлив и дружелюбен с ней, что разоружало Джесси и вызывало самые сильные подозрения. В ее семье внезапный приступ доброжелательности означал, что кто-то от тебя чего-то очень хочет.

Чего же хотел Люк Уорнек в ответ на свое необычное поведение, спросила себя Джесси, когда ее муж миновал лестничный пролет и пошел выше, исчезнув из поля зрения. До тех пор, пока он намерен оставаться таким приятным компаньоном, она может себе позволить наслаждаться этим нововведением. Возможно, это будет продолжаться очень недолго.

Люк отнес ее вещи в хозяйскую спальню, огромную просторную комнату, чьи полукруглые окна с изысканными занавесками выходили на юг. В спальне стояла викторианская кровать на четырех столбах. Когда Джесси вошла то увидела, что Люк вешает ее сумку в шкаф. «Интересно, что он сделает теперь – наполнит мне ванну?» – подумала Джесси с некоторым смущением.

– Будешь ли ты готова через час? – спросил он, приближаясь к двери.

Она коснулась пальцами лба.

– Я очень устала. Думаю, что приму душ, немного почитаю и полежу.

Стоя в дверном проеме, Люк обернулся и посмотрел на нее с бесстрастным интересом. – В таком случае спи спокойно. Если тебе что-нибудь нужно, пользуйся интеркомом. В течение некоторого времени я, скорее всего, буду внизу.

Спи спокойно? Брови Джесси удивленно вскинулись вверх, когда он дружески кивнул ей на прощание и закрыл за собой дверь. Что он намерен делать? Некоторое время она тупо смотрела на то место, где он только что стоял, а потом перевела взгляд на свои чемоданы, спрашивая себя, что должна надеть невеста на обед в медовый месяц, если она не намерена исполнять свои супружеские обязанности. Ее губы сложились в загадочную улыбку. Черное, конечно.

Через час, когда комнаты уже были залиты персиковым золотом сумерек, Джесси спустилась вниз в черной шелковой пижаме и босоножках на высоких каблуках. Несколько лет назад она выписала этот наряд по каталогу дамского белья, желая себя побаловать. Тогда она работала в службе охраны банка и временами чувствовала себя скорее мужчиной, чем женщиной. Раньше она никогда его не надевала.

В гостиной горел камин, наполняя комнату уютным светом и потрескиванием, тихо звучала «Маленькая ночная серенада» Моцарта. Через открытые полукруглые окна было видно темнеющее небо, прохладный ветерок колыхал занавески, а на столике в стиле Людовика XVI, стоявшем у камина, ее поджидала бутылка шампанского в ведерке со льдом.

По обеим сторонам этого изысканного столика стояли две софы, обтянутые красньм плюшем. Когда Джесси вошла, Люк поставил на стол свой бокал с шампанским и встал.

– Я рад, что ты решила спуститься, – сказал он, окидывая одобрительным взглядом ее наряд. Потом указал на накрытый у окна стол, на котором горели свечи. – Я надеюсь, что ты голодна.

Она готова была съесть быка. Это было французское шампанское, самое сухое и игристое, какое только приходилось пробовать Джесси. Пока они ели огромных креветок, обильно сдобренных красным имбирным соусом, она выпила целых два бокала. Затем на столе появились острые моллюски и мидии в вине, горячие и ароматные. Люк снимал их прямо с электрической жаровни.

Когда Люк подал основное блюдо – сочные гребешки с грибами, – Джесси поняла, что есть больше не может. Люк оказался более стойким, и, пока он разделывался с огромной рыбиной, сдобренной маслянистым чесноком и сыром, Джесси налила себе еще шампанского и откинулась на спинку стула, глядя на пурпурное закатное небо, на то, как перекресток на вершине холма пересекают троллейбусы, а уличные фонари освещают их рога.

Этот вечер был волшебным, хотя Джесси не могла объяснить почему. Это было похоже на сцену из детского фильма, где танцуют и поют чашки и блюдца, а троллейбусы взмывают вверх с подножия горы, сверкая рогами, как серебряными ленточками.

Наверное, она просто слишком много выпила, подумала Джесси, ставя на стол свой бокал. Голова немного кружилась, а к щекам прилила краска. И у нее разыгралась фантазия, что бывало с ней только в детстве. И хуже всего – Джесси наслаждалась обществом Люка.

– Что заставило тебя спуститься? – спросил он через несколько минут, когда они уже сидели друг напротив друга.

Он вытащил из ведерка со льдом шампанское и снова наполнил ее бокал, хотя Джесси знала, что ей лучше выпить кофе. В отблесках каминного пламени комната казалась пылающей, как спелый персик. Голова Джесси приятно гудела. Она не могла вспомнить, когда она в последний раз чувствовала себя такой расслабленной. Ей хотелось отпустить своего внутреннего стража и просто поговорить с Люком, хотя бы несколько минут. Джесси не приходило в голову, насколько вымотала ее необходимость постоянно защищаться.

– Я спустилась из-за любопытства, – призналась она. – И голода.

– Удовлетворила ли ты и то и другое?

– Голод – да. Теперь я пестую свое любопытство.

Люк откинулся назад и вытянул руку вдоль спинки софы, явно очарованный ее прямотой. На его губах появилась едва заметная улыбка. Джесси редко приходилось видеть, чтобы он улыбался так беззлобно. Смотреть на него было приятно. Черные волосы отражали пламя камина, в каждом из зрачков горел маленький золотой огонек.

– Продолжай, – сказал он. – Спроси меня о чем-нибудь. Я готов тебе ответить.

Люк сидел положив ногу на ногу, подбородок опущен в высокий воротник свитера. Интересно, у него такая же мягкая и нежная кожа, как на оленьих мокасинах, или она стала грубой и жесткой, как терка, ведь он уже пять часов не брился?

Внутри у нее словно что-то щелкнуло, и ей безумно захотелось задать ему этот вопрос, Вместо этого она рассмеялась над своей импульсивностью и сделала последний глоток шампанского. Было ясно, что больше ей пить нельзя. Теперь осталось только спросить Люка о том, почему он влюбился в Шелби, а не в нее.

Джесси стиснула в руках изящную хрустальную ножку бокала, и легкая боль несколько прояснила ее чувства. Эта боль была призраком, отзвуком той катастрофы, которую ей пришлось пережить много лет назад. Когда Люк был ее врагом. Она отрицала и подавляла свою печаль, она делала вид, что ничего не чувствует. Но теперь поток невыразимой нежности, приглушенный временем и волшебством вечера при свечах, захватил ее. Это было сладостное чувство – и острая тоска по всему, к чему она так стремилась и что потеряла. Люк когда-то был для нее путем к сияющему счастью, которое должно было сменить ее одинокое и убогое существование. Как это свойственно юным девушкам, она связывала с ним все свои надежды и мечты.

Джесси закрыла глаза, чувствуя внезапное головокружение. Это шампанское, повторяла она себе. Оно исказило ее чувства, заставляя их казаться более глубокими, чем они были на самом деле. Она просто пьяна, вот и все.

Но, как бы она ни старалась, остановить этот поток печальных воспоминаний или разжать настойчивую хватку тоски было невозможно. Неловкость жестов, когда она поставила бокал из-под шампанского на стол и спрятала руку в складках шелковой пижамы, выдавала ее. Само ее дыхание, сам ее взгляд, когда она подняла глаза на Люка, свидетельствовали о смятении…

Видит ли он в ее глазах тень воспоминаний? Думает ли он о том же? Звучал один из ноктюрнов Шопена. Несмотря на бешеное сердцебиение Джесси, мелодия словно плела волшебную паутину, меланхоличную и сладостную, постепенно приближаясь к ненавязчивому крещендо и разражаясь водопадом потрясающих по красоте гармоний. Джесси редко испытывала такую мучительную и одновременно сладкую боль. Каждый аккорд, каждая нота ножом вонзались в ее сердце.

Люк подался вперед и посмотрел на нее так, как будто хотел что-то сказать, но не мог подобрать слова. Казалось, он вот-вот поднимется и подойдет к ней. У Джесси было ужасное ощущение, что он все видит, читает каждую обнаженную, глупую мысль, которая зарождается в ее голове. Она наклонилась, чтобы прервать образовавшуюся между ними связь.

– Джесси?

– Слишком много шампанского, – сказала она, закрывая глаза, чтобы погрузиться в водоворот тьмы. – Я чувствую себя пьяной.

– Я открою дверь на террасу. От свежего воздуха тебе станет лучше.

Джесси словно окунулась в холодный ветер и подняла лицо ему навстречу. Шея была горячей, кожа излучала тепло. Когда она открыла глаза, Люк стоял над ней, нагнувшись, с обеспокоенным видом.

– Давай выйдем на воздух, – сказал он. – Тогда голова прояснится.

Он взял ее руку, безвольно лежавшую на колене, и начал нежно массировать ее, чтобы согреть. Джесси была удивлена этим завораживающим движением. Съеденный обед комом стоял в горле. Ей совсем не хотелось идти с ним на террасу, но взгляд темных глаз Люка был полон нежности и чувствительности, который напомнил ей о другом времени и другом человеке.

– Пойдем, – повторил он, помогая ей встать на ноги.

– Я пьяна, – призналась она смущенно, прислоняясь к его плечу.

– Ничего страшного, – успокоил ее Люк. – Это происходит с большинством из нас.

Поддерживая Джесси под руку, он вывел ее из-за стола, и они направились к террасе.

– Это заметно? – спросила Джесси, поднимая на него глаза.

– Что именно?

– Что я пьяная? Это… очевидно? Не успел Люк ответить, как Джесси споткнулась о персидский ковер, лежавший у двери на террасу. Угол ковра завернулся, и Джесси, издав какой-то неопределенный звук, ухватилась за Люка и обнаружила, что ее обтянутый черным шелком каблук безнадежно запутался в бахроме.

Они оба потеряли равновесие, но Люку каким-то образом удалось устоять на ногах. Он подхватил падающую Джесси и прислонился к косяку. Затем он просунул руку ей под коленки и легко поднял ее в воздух. Его движения были удивительно изящны, несмотря на покалеченную ногу. По пути в сад с ноги Джесси слетела одна из босоножек.

В его объятиях она чувствовала себя легкой, как пух одуванчика, и это ее очень забавляло. – Ковер напал на меня, – сообщила она Люку. – Ты ведь видел, правда? Ты был свидетелем.

– Может быть, вызовем ковровую полицию?

Со странной, вопрошающей улыбкой Люк убрал рыжую прядь с ее глаз и поставил на ноги.

– На самом деле, я вовсе не пьяная, – объяснила Джесси, снимая вторую босоножку, чтобы удержать равновесие. – То есть я не падаю с ног, и вообще…

– Конечно, нет, – согласился он. – Каждый может запутаться в бахроме ковра. Я делаю это постоянно.

– Правда? – Она взглянула. – Ты тоже? Люк провел рукой по кудрявым локонам у нее на лбу и торжественно кивнул.

– Я тоже. Никогда не мог ходить прямо, – сокрушенно признался он.

Он, наверное, имеет в виду ногу, которая была сломана, когда он был ребенком. Джесси была ужасно растрогана. Ей хотелось пожалеть его, но его улыбка была полна самоосуждающей иронии.

– Давай организуем группу поддержки самим себе, – предложил он. – Что ты на это скажешь?

– Для имеющих проблемы с равновесием?

– А почему бы и нет? Мы наберем человек восемьсот. Чеви Чейз будет спикером. Джерри Льюис может вести телемарафоны. Джеральд Форд может…

Джесси начала смеяться, очарованная его готовностью с иронией относиться к собственному увечью. Но потом она так же внезапно остановилась.

– Почему ты это делаешь?

– Что делаю?

– Почему ты так хорошо со мной обращаешься?

– С тобой легко так обращаться, когда ты такая.

– Какая? Пьяная?

– Нет, хорошая.

– О… значит, ты хороший потому, что я хорошая? А не потому, что тебе что-то от меня надо?

Скорее всего, Джесси задала бы этот вопрос, даже не будучи в таком состоянии. Наверное, она всегда была слишком прямолинейной, что только шло ей на пользу, но сейчас, увидев, как мгновенно помрачнело его лицо, она поняла, что допустила ошибку. Она явно ранила какую-то очень уязвимую сторону его души, которая словно развернула их отношения к интимности.

– Я был бы последним идиотом, если бы не хотел, Джесси. Ты красива… Ты моя жена.

Головокружение снова захватило ее. Она пыталась не прислоняться к нему, но удерживать равновесие было невозможно. Ее словно притягивала к земле какая-то сила гравитации, противоречившая всем законам физики. Джесси уже была в его объятиях, так близко к нему, что едва не касалась его.

– Мне кажется, я смогу устоять на ногах. – оказала она Люку.

Он не пошевелился, чтобы высвободить ее, и Джесси недоуменно подняла на него взгляд, не зная, какой вопрос задать.

– Честно говоря, – сказал он, – я действительно кое-чего от тебя хочу.

– Этого я и боялась.

Люк рассмеялся и поправил воротник ее пижамы, вытащив из-под него прядку волос, прилипшую к разгоряченной шее.

– Почему? – спросил он. – Разве ты знаешь, чего я хочу?

– Мое царство, мой замок – и мой розовый сад, я думаю.

– Твой розовый сад в полной безопасности, – заверил ее Люк, продолжая ласкать шею так, что Джесси непроизвольно вонзила ногти в ладони. – Мне нужно только нечто большее, чем то, что я чувствую сейчас, Джесси. Эта нежность, которая вспыхнула между нами. Ведь это возможно.

Он говорил жаждущим и неотразимо хриплым голосом. Внезапная боль пронзила сердце Джесси. «Не верь ему», – говорил ей какой-то предостерегающий инстинкт. «Не верь ему». На это было множество причин, и прежде всего – та боль, которую он ей в свое время причинил. Однако что-то преследовало ее – какой-то импульс, который был сильнее ее сомнений и настойчивее стука ее сердца. Ностальгия, говорила она себе. Наверное, это так – ностальгия, и ничего больше. Она поймала себя на почти неподдающемся контролю желании восстановить те отношения, которые были у них прежде. Джесси вздохнула, отказываясь признавать другую возможность, которая пришла ей в голову. Нет, так быть не должно. Это нежное, пронзительное чувство, которое она испытывала, не могло быть любовью.

– Ты не ответила, – сказал он. Его рука переместилась на изгиб ее спины, и когда Джесси инстинктивно выпрямилась, их тела случайно соприкоснулись. Бедра столкнулись лишь на мгновение, но этого хватило, чтобы Джесси почувствовала себя одновременно страшно возбужденной и совершенно обессиленной.

– Все возможно… – произнесла она неожиданно для самой себя, немедленно пожелав вернуть свои слова обратно. Джесси не осмеливалась взглянуть на Люка, но могла чувствовать силу его прикосновения – мужского и настойчивого.

Он был везде. Руки Люка словно замкнулись вокруг нее, и Джесси окутал запах сандалового дерева и табака. Его пальцы пробежались по ее спине, и Джесси снова на мгновение придвинулась к нему, коснувшись животом его бедра, а грудью – его груди. Ощущения были захватывающими. Где бы ни соприкоснулись их тела, пусть даже на самый краткий миг, ей казалось, что между ними возникает нежный вибрирующий поток, который превращал ее запутанные ощущения в сладостный восторг. Подобно ласке умелого, нежно-властного любовника, движения Люка превращали ее в томное, возбужденное и ослабшее создание.

– Я не могу, – задыхаясь, вымолвила она.

– Ты не можешь потанцевать со мной?

– Потанцевать?

Классическая музыка все еще звучала. Теперь это была медленная и невероятно романтичная баллада Джеффри Осборна «Только раз», которую Джесси очень любила. Она стала изучать лицо Люка и немедленно потерялась в одинокой красоте его черных глаз. Интересно, ему тоже нравилась эта песня?

Голос певца спрашивал, существует ли способ в конце концов сделать так, чтобы все было хорошо…

Люк поднял ее руки и замкнул их в кольцо вокруг своей шеи.

– Только раз, – сказал он, проводя ладонями по изгибу ее рук. – Потанцуй со мной… только один раз.

Его руки скользнули вдоль ее тела, и в груди Джесси родился и замер стон. Большими пальцами Люк мимоходом коснулся ее грудей, вызвав у нее такое острое ощущение, что она содрогнулась и едва не потеряла сознание.

– Ради тебя? – прошептала Джесси, борясь с желанием прижаться к нему, когда они начали двигаться в такт музыке.

– Ради меня… Печальная и сладостная мелодия вилась вокруг танцующей пары, набрасывая на них волшебную вуаль, словно вернувшую их в прошлое. Через несколько куплетов Джесси поняла, что не в силах больше сдерживаться, и прижалась щекой к его плечу, крепко обхватив пальцами шею. И тут они стали похожи на влюбленных школьников на выпускном вечере – Люк уткнулся лицом в ее вьющиеся рыжие волосы, словно подросток, который не решается сделать следующий шаг к близости, а Джесси висела на нем так, как будто она была безумно влюблена в него и не могла дождаться момента, когда они останутся одни и он начнет покрывать ее с головы до ног жадными поцелуями.

Люк касался губами ее затылка, без слов мурлыкая мелодию, и Джесси внезапно поняла, что это была ее отроческая фантазия. Когда-то она только и мечтала о том, чтобы вот так танцевать с Люком, быть его девушкой, даже делать с ним «это» в одну из тех темных ночей, когда они плавали в заливе. «Ах, Люк, – подумала она, вздыхая, – я слишком долго ждала этого танца. И ждала так отчаянно. Ты никогда не узнаешь как».

Когда зазвучали последние аккорды. Люк, по-прежнему держа Джесси в объятиях, замедлил свои движения. Постепенно они остановились и остались стоять – с закрытыми глазами, с бьющимися в унисон сердцами. Чуть-чуть откинувшись назад, Люк коснулся ее лица, и Джесси поняла, что он хочет поцеловать ее. Но она поняла и кое-что еще: поцелуем дело не закончится. Он не остановится. Он был слишком возбужден. Джесси чувствовала, как набухшее орудие его страсти с силой прижимается к ее бедру. Это вызвало у нее такой приступ влечения, что она остро пожалела о своей клятве не вступать с ним в супружеские отношения.

Люк провел тыльной стороной ладони по ее волосам, по нежной линии щеки, по гладкой, как шелк, ушной раковине. Джесси подняла голову и поразилась яркому сиянию его глаз. Она ожидала увидеть в них желание и не ошиблась – оно было там, мужское и несгибаемое. Но в них было и кое-что еще, к чему она была не готова – удивление и любопытство, искорка нежности и даже нечто более сладкое – тоска. Пальцы Люка застыли на ее щеках. Его дыхание прерывалось. Джесси почувствовала, его трясет.

Ей было трудно даже представить себе, что он мог чувствовать то же самое, что и она – потребность в близости, беззащитность, сопровождаемую таким острым влечением, что легко было забыть про всякую осторожность. Но как только эта возможность пришла Джесси на ум, ее охватила паника. Если он действительно чувствовал нечто подобное – что угодно из вышеперечисленного! – она должна была его остановить. Что бы он ни замышлял, она не могла позволить ему сделать это. Она легко найдет силы для того, чтобы противостоять его сексуальному напору физически. Ей уже приходилось делать это, и не раз. Но эмоциональная атака со стороны Люка Уорнека? Джесси никогда еще не сталкивалась с этим. Одна мысль об этом заставляла ее теряться. Если он собирался сказать ей то, что она всегда мечтала от него услышать – что она нужна ему, – это будет означать неисправимый проигрыш. Именно это он должен был сделать, чтобы добиться ее полной беззащитности, вдруг поняла она. Единственное, что заставит ее сдаться – это забота с его стороны.

– Господи, – тихо произнес Люк, – неужели ты чувствуешь то же, что и я?

– Головокружение? – Джесси кивнула, чувствуя, как бешено бьется ее сердце. – Может быть, мы оба слишком много выпили?

– Да, я немного пьян, но дело не в вине. И не в музыке, и не в этом месте, Джесси. Это какой-то поток чувств. Это невероятно.

Он покачал головой и хрипло рассмеялся, как будто не знал как следует, что ему делать дальше.

– Люк, не надо так смеяться, – взмолилась Джесси бархатным голосом и еле дыша.

– Что ты говоришь?

– Я просто не хочу, чтобы ты так смеялся и чтобы ты так на меня смотрел…

– Не смотреть на тебя? Джесси, я…

– Ты обещал, – быстро напомнила она, вырываясь из его объятий.

– Я обещал не смотреть на тебя?

– Нет, ты обещал, что это будет только один танец. И ничего больше.

– Правда, но кто мог знать, что все произойдет именно так, что мы будем испытывать то, что испытываем сейчас. – Люк сделал паузу и глубоко вздохнул, как будто собираясь тем или иным способом выразить себя. – Я хочу сказать тебе кое-что, – начал он. – Не говоря уже о том, что сегодня ты выглядишь неотразимо, Джесси, я…

– Нет!

Люк остолбенел, когда она отскочила от него, как на пружине. Лицо его покрылось красными пятнами смущения, и он инстинктивно поднял руку, словно желая защититься. Джесси привела его в смятение, хотя и не собиралась этого делать. Ей не хотелось оставлять его одного в таком состоянии, но иного выбора у нее не было. В противном случае ей будет не на что надеяться. Надо было быстро ретироваться, пользуясь его замешательством.

Взбежав по лестнице, она не остановилась и не обернулась даже тогда, когда он несколько раз выкрикнул ее имя.

Люк помотал головой и растерянно рассмеялся – именно так, как она ему запретила. Его трясло. Его возбужденное тело излучало волны тепла, так контрастировавшие с холодным ночным воздухом. Он понятия не имел, что так отпугнуло Джесси, и, даже если бы она сказала ему об этом, это вряд ли утихомирило бы кузнечный молот, стучавший изнутри в его грудь. Что, черт побери, творится с этой женщиной? С ней было гораздо проще общаться, когда он был груб и не скрывал своих намерений. По крайней мере, она отвечала на его прикосновения. Но стоило проявить немного нежности, как она убежала от него, словно испуганный заяц.

Он услышал, как хлопнула дверь в спальню Джесси и щелкнула задвижка. У нее всегда была страсть запираться в спальнях. Джесси явно не понимала, что запертая дверь не защитит ее… если он захочет до нее добраться. А он, видит Бог, хотел этого. Все его существо просило об этом каждой своей клеткой – даже сердитым стуком сердца.

Ему предстояла длинная и тяжелая ночь. Люк уже успел убедить себя не рваться сегодня к Джесси. Вернуть волшебство было невозможно, и он чувствовал себя полным идиотом из-за того, что поддался ему, пусть даже на мгновение. Его сбила с толку острая тоска в ее затуманенных голубых глазах. Хотела она этого или нет, но она затронула какие-то нежные и безумные струны его души. Она заставила его захотеть поцеловать маленький шрамик над губой, чтобы вызвать у нее полупьяную и полусерьезную улыбку. А потом она заставила его почувствовать себя дураком, не смеющим желать подобных вещей.

Тем не менее он хотел понять, что же ее оттолкнуло. Когда женщина целиком находится во власти мужчины, а через мгновение убегает прочь, то вариантов ответа не так уж и много. Люку надо было выбрать один из двух. Либо она сама запуталась в своих желаниях, либо она очень талантливая актриса.

Нет, скорее, первое, подумал он. Глядя на пустую лестницу. Джесси Флад была чем угодно, только не профессиональной соблазнительницей, в отличие от своей сестры. Это решение польстило его мужской гордости, но не решило более насущную проблему. Холодный душ и ручная терапия в первую ночь их медового месяца не слишком-то привлекали его. Но он действительно был возбужден и чувствовал, как по спине стекает пот.

Тяжело вздыхая, Люк направился в бар. Через несколько мгновений, опрокинув стакан скотча, который был старше, чем сам Люк, повернулся к лестнице и без труда представил себе стоящую на ней Джесси, в расстегнутой пижаме, с наклоненной в безмолвном приглашении головой, с глазами, обращенными на него. Взрыв желания, потрясший его, был горячим, как расплавленная сталь. Люк с отвращением выдохнул воздух. Господи, он действительно чувствовал себя идиотом. Что же с ним, черт возьми, происходит? Почему он стоит здесь в темноте, подобно влюбленному подростку, который мечтает о прекрасной и недоступной девочке?

Джесси в изнеможении прислонилась к запертой двери, закрыв глаза. Как она могла такое допустить? Что заставило ее убежать именно в тот момент, когда он собирался сказать нечто многообещающее и прекрасное? Время было упущено, и она не могла быть уверена в том, что ей еще раз представится такая возможность, особенно после того, как она дала ему такой резкий отпор.

Джесси застонала, коря себя. Теперь она никогда не узнает, что он собирался сказать. Но что еще она могла сделать, чувствуя себя такой уязвимой и раскрытой? Ласковое слово могло бы погубить ее.

Но тем не менее она мечтала услышать это ласковое слово.

Сожаление сжигало ее изнутри, и Джесси глубоко вздохнула. Она очень долго ждала, чтобы с ней обращались именно так, ласкали именно так, ухаживали за ней именно так – и чтобы это делал он, Люк. А ты оборвала это, девочка Джесси, подумала она. Ты не упустила момент – ты выкопала ямку и похоронила все это. И, вне всякого сомнения, до последней степени вывела из себя своего непредсказуемого жениха.

Джесси открыла глаза. Ее рот растянулся в удивленной улыбке, и ей пришлось закусить неуправляемую нижнюю губу. Ее непредсказуемого жениха? Когда это она начала думать о нем в таких выражениях? Ужас пронзил ее, когда она поняла, что отношения с Люком Уорнеком быстро движутся к очередному крутому повороту. В свое время она любила его, потом ненавидела. Она даже пыталась его убить, но это было совершенно другое.

Это было слишком страшно, чтобы даже думать об этом. Неужели он начинает ей понемногу нравиться?