"Камень звезд" - читать интересную книгу автора (Бэрд Элисон)

1 ЭЙЛИЯ

И пришли черные дни, предсказанные королевой Элианой, – нараспев говорила Эйлия, разводя руки широким жестом. – Модриан, заключенный в Пропасти, повелел своим слугам напасть на весь мир от имени своего. Повиновался ему злой дух Азарах, сдернул звезды с мест их в небесах и бросил вниз на землю. И одни страны сгорели, другие же утонули в море, и лицо луны затмилось, и тьма пала на мир. Ни даже благословенный остров Тринисия не избежал дня разрушения. Тогда элей, что оставались еще в живых, покинули развалины царства своего: одни ушли жить в Элдимию, страну богини Утренней звезды, что лежит за краем мира, другие же остались обитать в землях смертных, где постепенно рассеялся и вымер народ их. Так исчезли элей из нашего мира. Но их чародейная королева много лет назад предсказала им, что не вечно будет торжество врага их. Вернется народ фей, скрывшийся в Элдимии, и воссоздастся древнее Содружество, когда Трина Лиа придет править Землею.

Эйлия с деревенскими детьми собирала – точнее, должна была бы собирать – хворост в тощем кустарнике, который она звала Заколдованным Лесом. Почти все стволы на Большом острове давным-давно спилили на дрова и доски, оставив только молодые отдельные рощицы вроде этой. Деревца клонились под ветром в глубь суши и будто прятались от него друг за друга. Но под рассказ Эйлии крошечный лесок менялся в глазах слушателей: выше вырастали деревья, гуще и зеленее становилась тень. И Эйлия преображалась из образа в образ, каждый раз становясь тем, о ком она говорила. Вот стоит она прямо и царственно в неясном потустороннем свете, почти созданном ею самой, и это сама королева Элиана обращается к ним, а вот голос ее становится угрожающим шепотом дьявола Модриана, и слушатели замирают, бледнея.

Эйлия вообще-то просто хотела облегчить работу, развлекая ребят историями. Но стоило ей начать сказку, тут же и она, и дети начисто забыли про хворост. Только народ фей и священная драгоценность его были у них перед глазами, и святой город на горе, и беспощадный дождь падающих звезд. Когда Эйлия кончила рассказ, стало тихо. Но очарование развеялось, и дети увидели перед собой всего лишь девчонку, на вид чуть моложе своих семнадцати лет, худощавую, среднего роста. Одета она была так же просто, как и они – белая полотняная блузка под туго завязанным коричневым корсажем, юбка с потрепанным старым фартуком вокруг талии. И все же было в ней что-то иное, такое, чего в других людях нет. Может быть, глаза – такие огромные, совершенно темно-серые в тени, но чуть играющие сиреневым отсветом на солнце, как кусочки аметиста, иногда находимые среди камней. Волосы свободно спадали ей на плечи и спину, и они тоже были странно переменчивы. Каштановые в тени деревьев, они казались темными по контрасту с бледностью лица, но вот она шагнула на солнце, и лучи заиграли в них, превращая почти в витое золото.

Самая маленькая девочка из группы первой обрела голос.

– Эйлия, расскажи еще что-нибудь! Расскажи, как украли Камень, – попросила она, не сводя оленьих карих глаз с рассказчицы.

Эйлия подняла левую руку и показала на юго-восток, где аспидно-синее море поблескивало в просветах древесных стволов.

– Когда-то, давным-давно, в те дни, когда процветала Тринисия, в далекой Зимбуре правил царь по имени Гуруша, и говорили о нем, что отцом его был злой демон в людском обличье. Он повелел народу Зимбуры почитать бога по имени Валдур, который требовал страшных жертв, и замыслил он погибель Содружества. В те времена каждый вновь посвященный паладин Маурайнии обязан был совершить путешествие в Тринисию и преклонить колена в Храме Небес перед Камнем Звезд, и вот так Гуруша отправил отряд своих воинов похитить священную драгоценность. Тайно вошли они в храм, переодетые паломниками, схватили Камень и убили рыцарей, что охраняли его. Вернувшись к себе в Зимбуру, они поднесли Камень своему царю Гуруше, а тот велел укрепить его во лбу идола Валдура.

Дети эту сказку слышали уже много-много раз. Они все знали, как прежнее Содружество пошло священной войной на Зимбуру, какие страшные битвы разыгрались в открытом море. Знали, как соединенные силы Маурайнии и Тринисии одержали окончательную победу. И все равно ловили каждое слово Эйлии.

– Король Маурайнии Браннар Андарион сам явился во дворец Гуруши и вызвал царя демонов на бой. И Гуруша принял вызов. Он был ужасен на вид, и была в нем темная мощь его бессмертного предка. Но и Андарион не был простым смертным, ибо его отец был из рода фей. Сошлись два царя в единоборстве, и Гуруша осыпал насмешками Андариона каждую секунду битвы. И воспылал негодованием король Маурайнии…

– Чем-чем воспылал? – перебила одна из старших девочек.

– Разозлился, значит, – пояснила Эйлия. – И пронзил Гурушу мечом до самого сердца! – Подхватив с земли палку, она сделала выпад. – И тогда наполнились отчаянием сердца присных Валдура…

– А кто такие «присные»? – спросила та же девочка.

– Элин Рыбак, будь добра не перебивать меня! А то я забываю, на чем остановилась.

Дети посмотрели на Элин укоризненно, и она притихла.

– Они сложили оружие свое, – продолжала Эйлия, – и взмолились о мире. Паладины же вошли в главный храм Валдура и разрушили его. Объявил король Андарион, что этот бог зимбурийцев был на самом деле злым дьяволом, не кем иным, как самим Модрианом в ином обличье, и запретил поклоняться ему. – Эйлия выпустила из рук свою палку-меч. – И тем окончилась война, и вернулся Камень на подобающее ему место в Тринисии.

– Хорошая сказка, – выдохнула младшая из девочек, Линна. – Я, когда слушаю, все думаю, откуда пришел народ фей, и был ли на самом деле Камень Звезд.

– Спорить могу, что не было, – фыркнула Элин Рыбак. – Мой папа говорит, – лицо ее стало знающим и уверенным, – папа говорит, что элей нарочно все это придумали, чтобы пустить пыль в глаза нашим предкам.

– А где она была, эта Тринисия? – спросил Кеван, сын плотника.

– Далеко-далеко на севере, – ответила Эйлия. При этих словах она ощутила легкую дрожь, и сердце ее потянулось к северу, к далекой земле драгоценных дворцов и светлых городов, окруженных снегом и льдом. – Далеко-далеко, – повторила она. – Никто не знает, как далеко. А Элдимия, страна Утренней звезды, лежала еще дальше – за краем мира.

– Нет у мира края, – снова перебила Элин. – Он круглый, как мяч, так мой папа говорит. Нет такого края, за который можно уйти или свалиться. А мой папа моряк, и он плавал по всему миру, так что он знает! И все это вранье, про богов и богинь, потому что все знают, что есть только один Бог и Единая Вера. Все это неправда!

Эйлия вздохнула:

– Элин, это просто так рассказывают.

Она ни за что не призналась бы в этом перед детьми, но глубоко в душе она хотела во все это верить. Не только в элеев и в их древние войны, но и в волшебство, в летающих драконов и в драгоценный Камень, упавший с Небес.

– А жалко, что нет сейчас рыцарей, – заметил Кеван. – Вот они бы точно остановили царя Халазара с его армиями! Эйлия, а зимбурийцы не пойдут на нас снова войной? Я слышал, так иноземцы говорили в гавани.

Эйлия снова посмотрела на далекий горизонт, за которым лежала Зимбура, невидимая, но грозная, как приближающаяся ночь. Она поежилась, и на миг древние легенды вдруг показались не такими уж далекими.

– Нет, конечно, – сказала она, сделав над собой усилие. – Уже сотни лет нет войн. А теперь давайте, ребята, собирать хворост, и я с вами.

Она стала подбирать валежник. Что бы она делала, если бы не было этих детей, которым можно рассказывать старые сказки? Вокруг крохотной рощицы простирался унылый ландшафт: поля, где ничего не росло, кроме травы по пояс, китовые спины гранитных валунов, торчащие из бедной почвы. Домишки деревеньки под названием Бухта сгрудились у берега: лишь небольшие клочки земли на острове годились под пахоту, и островитяне кормились рыболовством.

«Как здесь плохо, – подумала Эйлия с дрожью. – Почему я этого никогда раньше не замечала?»

Но в детстве все было по-другому. Тогда Большой остров был вовсе не Большим островом, а всем, чем она только хотела вообразить его, – то чудесной Тринисией, то волшебной страной Элдимией, то Маурайнией золотого века, когда правил Браннар Андарион. А Эйлия со своими двоюродными сестрой и братом – Джеммой и Джеймоном – и прочим босоногим ребячьим народом жили в долгой идиллии, созданной верой: они были королями и королевами, рыцарями и волшебниками, бились с драконами и побеждали в войнах. На острове ни мифы, ни легенды не водились. Закаленные суровые изгнанники, первыми высадившиеся на этих исхлестанных ветром берегах, имели одну задачу – выжить, а в каменистой бедной почве острова негде было укорениться романтике. Так было до того дня, когда Эйлия, вдохновленная сборником волшебных сказок Старой Родины, который она нашла на книжной полке отца, восполнила эту нехватку. Она сама создала местную мифологию, в которой каждое дерево, каждый холмик и валун имели свою волшебную историю, и стала рассказывать эти сказки завороженным подругам и друзьям. Огромная подводная скала у входа в гавань, ежедневно грозившая рыбачьим лодкам, оказалась окаменевшим морским чудовищем, которое превратил в камень один герой с помощью магического талисмана. Искривленная от старости дикая яблоня с белой россыпью цветов выросла из черенка волшебной яблони из земли фей – ну и так далее. В мыслях она называла все, что видела, именами, которые придумала сама – скала Морской Девы, пещера Людоеда, Заколдованный Лес.

Вспомнив это, она и вздохнула, и улыбнулась одновременно. Друзья детства выросли, переросли ее. Джемма стала женой и матерью, Джеймон – моряком на торговом корабле и плавал в далеких морях. Вдруг навалилось, оглушило одиночество, и чувство это оказалось похоже на отчаяние.

«Мне почти хочется, чтобы могла быть война. Хоть какая-то перемена…»

– Парус! Парус! – внезапно вскричал Кеван Плотник. – Почтовый идет!

Вскочив на ближайший пень, он тыкал рукой в сторону моря.

Эйлия обернулась, рассыпая набранный в передник хворост. На западном горизонте облачной грудой вздымались паруса. К Большому острову приближался корабль с материка, который привозил почту и товары.

С тихим возгласом она бросилась вперед, обгоняя даже быстроногих детишек в стремлении к причалу. А вдруг ей письмо? Может быть, от кузена Джеймона, с рассказами о путешествиях в дальних морях? Или даже то письмо – от Королевской Академии в Маурайнии, с настоящей печатью Академии? Сердце колотилось в ритме стучащих на бегу ног – Эйлия летела к гавани по улицам деревушки.

Собравшаяся на пристани пестрая толпа полошилась и галдела не хуже стаи кружащих над ней чаек. Из-за беженцев-антиподов, ищущих здесь пристанища, Большой остров иногда напоминал весь мир в миниатюре. Сначала приехали люди запада, маурайнийцы, маракиты, риаленийские купцы и миссионеры, спешно возвращавшиеся на материк. Когда лето назрело, начинали наплывать с юго-востока к берегам Большого острова настоящие антиподы: зимбурийцы с землистыми лапами и угольно-черными волосами, шурканцы в своих халатах и тюрбанах, даже иногда темнокожие мохарцы из пустынных земель. Все они бежали к этой, самой дальней из колоний Содружества, первой ступени к свободе. Но не у всех хватало средств добраться до материка, и приходилось им оставаться здесь. Сейчас они уже заполнили до отказа единственный постоялый двор.

На этот двор Эйлия захаживала при каждой возможности. Родители ни за что бы не позволили ей войти в общий зал, набитый грубыми матросами, но она любила сидеть в теплые летние вечера под окнами. Устроившись на пустой бочке или перевернутом ящике, она жадно ловила обрывки разговоров, долетающих из открытого окна вместе с табачной вонью и кислым дрожжевым запахом несвежего пива. Слышались песни и рассказы морей и чужих стран, истории о китах и пиратах, о причудливых бледных огнях – говорили, что это призраки утонувших моряков, – светящихся на снастях судов в южных морях, о погибших кораблях и затонувших кладах. Когда появились беженцы, рассказы стали страшнее, но и завораживали больше. Душераздирающие воспоминания о гражданской войне в Зимбуре, о легионах бога-царя, штурмующих города, о пушечной пальбе, от которой люди разбегались, как охваченное паникой стадо. Истории опасных побегов через океан в покалеченных и шатких судах, трагические расставания и разделенные семьи. Эйлия горела сочувствием к этим несчастным, которых судьба забросила далеко от родины, но не могла не ощущать болезненного интереса. Каково это – пережить такие времена? И еще беженцы принесли с собой аромат чужих стран, мучительно-манящую ауру далекой своей родины, мелькающую в этих лицах, одежде, звучащей в непривычных акцентах чужих земель.

Эйлия вбежала в толпу на причале, протиснувшись среди плотно стоящих тел, голодным глазами глядя на почтовое судно – новый корабль, с прямыми парусами, с корпусом цвета морской зелени. Носовой фигурой ему служила русалка с широким хвостом и золотыми волосами, а название корабля гор-До читалось золотыми буквами на носовых скулах: «Морская дева». Эйлия вздохнула с завистью и восхищением. Подумать только, что вот этот самый корабль ходил к дальним пределам океана, заходил в самые далекие порты мира! Что за счастье – быть моряком и плавать по всем океанам!

Но тут она увидела, как по палубе корабля идет молодой мужчина с волосами песочного цвета, и аж подпрыгнула с криком безумной радости:

– Джейм! Джейм!

Молодой моряк обернулся и помахал рукой:

– Привет, сестренка!

Она пробилась сквозь толпу и прыгнула на палубу через перила.

– Джейм! Отчего ты так долго не писал? Когда ты поступил на этот корабль? Тебя отпустили на берег? Ты был в Маурайнии, в Академии? Там тебе ничего для меня не дали?

– Давай вопросы по одному, сестренка, – улыбнулся он, закидывая на плечо сумку.

Вот так вот. Ничего он ей сразу рассказывать не будет. Проглотив свое разочарование, Эйлия все же спросила:

– А книги, Джейм? Книги ты мне привез? Ты же обещал в последнем письме…

Джеймон улыбнулся во весь рот.

– А я-то думал, что это ты меня так рада видеть. – Снова сбросив сумку с плеча, он пошарил там рукой. – Вот, держи. Полного собрания Барда из Блиссона я не достал, но баллады его привез, а вот «Анналы Королевской…»

Тихо взвизгнув, Эйлия вцепилась в два потрепанных тома, прижала к груди.

– Джейм, спасибо, спасибо! Ты представить себе не можешь, что они для меня значат. Я бы все отдала, чтобы попасть в студенты. Я думала, Академия мне сейчас скажет, приняли меня или нет.

Джеймон с озабоченным лицом отвел взгляд.

– Ну, Эйлия, ты же знаешь, как туда трудно попасть, даже мужчинам. А у богатых сейчас стало модно давать дочерям образование. В общем, туда попадают, как правило, только те, у кого деньги есть.

– Но я все равно подала заявление на прием, – ответила Эйлия. – Хотя, наверное, очень многие тоже подали. Джейм, это же нечестно! Я так хочу узнать все про историю, и про поэтов, и про философию. Я все папины книги перечитала по десять раз, а больше ни у кого здесь читать нечего. А для меня читать – это как мир посмотреть. – Она на миг замолчала, ощущая, как покачивается под ногами палуба в ритме моря. – Будь я мальчишкой, я бы сбежала на «Морской деве», уплыла бы с тобой.

Сказала она это будто в шутку, но неудержимая тяга наполнила ее при этих словах.

– Тебе бы не понравилось быть мальчишкой, – сказал Джеймон, дернув ее за выбившуюся прядь. – Ни тебе ленточек в волосы, ни повздыхать над романтической балладой…

– Ну, да, – поправилась Эйлия, вместе с ним спускаясь по сходням, – я только хотела бы, чтобы девушкам можно было все то же, что и ребятам. Вот ты, например, стал мальчишкой при каюте всего в пятнадцать лет, объездил весь мир, а я только и могу, что дома торчать! – Она обернулась на корабль. – Я наполовину серьезно насчет этого, честное слово. В смысле, чтобы уплыть зайцем.

Джеймон усмехнулся:

– Тебе бы не понравилось. Когда поймают мальчишку-зайца, отправляют юнгой на камбуз.

Она тоже засмеялась:

– Ладно, тогда переоденусь мужчиной и стану моряком.

– Еще хуже! Заставят палубу драить. Поверь мне, жизнь в море – это не жизнь.

– Что-то у тебя не очень недовольный вид, Джеймон Моряк! – Она хлопнула его книгой по плечу. – Ну ладно – сейчас мне надо домой, наверное. Пригласила бы тебя на ужин, Джейм, но только сегодня моя очередь готовить, а ты знаешь, как я это ужасно делаю. Мама изо всех сил старалась меня одомашнить, но каждый шаг ей дается с боем. И тетя Бетт захочет, чтобы ты ужинал сегодня дома, с ней. Но можете с ней зайти потом, и дядю тоже, конечно, взять, если он вернется с моря.

Как, Джейм? Здорово будет – как в старые времена. И я так хочу послушать, что ты будешь рассказывать.

– Конечно. Скажи тете Нелл, чтобы ждала нас. И есть одна вещь, о которой мне надо с тобой поговорить.

– Нет, правда? О чем, Джейм?

– Потом расскажу.

Он снова улыбнулся, но что-то ей показалось не совсем так в этой улыбке – будто она была какой-то жесткой и вымученной. Джеймон повернулся уходить, и она неохотно оставила его в покое. Но, пройдя несколько шагов, она повернулась спросить его еще одно – и промолчала. Кузен стоял неподвижно, глядя на море. И она увидела, что он смотрит на юго-восток, туда, где находится Зимбура.

Дом Эйлии был причудливым строением, который отец кое-как собрал из отходов своего кораблестроительного ремесла. Кое-где окна заменяли маленькие круглые иллюминаторы, а вместо крыши наверху лежал перевернутый корпус старого судна. Киль служил коньком, и пушечные порта заменяли слуховые окошки. Стоящий на сером гранитном выходе недалеко от берега, дом больше всего походил на обломок кораблекрушения, выброшенный высоким приливом.

Эйлия сидела у себя в тесной комнатке и мрачно смотрела на открывающийся перед ней вид. Деревянный топчан, один стул, ночной столик и умывальник стояли там же, где она привыкла их видеть, сколько себя помнит. Книжки аккуратно выставлены на полке, которую отец сделал из досточек, выброшенных прибоем. Даже с двумя новыми их было так мало, что пустое место приходилось заполнять другими предметами. Это были сокровища, подобранные после прилива: раковины, камешки, панцири крабов, пустые стеклянные шарики, которые рыбаки используют как поплавки для сетей. Над полкой круглый иллюминатор, обрамляющий вид на луг – и на море. Тихие его вздохи и шепоты убаюкивали ее по ночам и заполняли дни, так что этот звук стал частью ее самой, как шум пульсирующей в ушах крови. Все перемены жизни на острове повторялись по кругу, одни и те же: смена приливов и отливов, зим и весен, восходы и заходы солнца и луны.

Она вздохнула и взялась за гребень. Волосы у нее были переменчивы не только оттенком: они меняли настроение, как море, иногда лежали ровно и гладко, иногда струились волнами Сейчас, однако, цвет у них был определенно мышиный, и они сбились в массу переплетенных и перепутанных прядей, застревающих в зубьях расчески. Сражаясь с ними, чтобы уложить их в косу, она начала злиться все сильнее. «Мне всегда хотелось иметь волосы, как у принцессы из волшебной сказки, золотые и такие длинные, чтобы хоть сидеть на них». Еще один пункт в списке того, в чем отказала ей судьба. А приключения – другой. И почему она так их жаждет? Приключения, если вообще случались, то лишь с мужчинами и с мальчишками. А для девушки есть только две возможных судьбы: быть женой или быть сестрой. И то, и другое значит быть прикованной к дому.

Вздохнув от такой несправедливости, она вышла из своей спальни и спустилась по узкому проходу в большую комнату. Деревенскую ее простоту причудливо разнообразила отцовская коллекция экзотических предметов, которые он собрал в дальних землях, когда еще был моряком на купеческом корабле. Секстант и медные корабельные часы, полированный панцирь морской черепахи, большое белое яйцо страуса моа на резной деревянной подставке. С западной стены смотрела черная церемониальная маска из земли Мохара, с любопытно вытянутыми щелками глаз, которых Эйлия побаивалась, когда была маленькая. И еще величественная завитая раковина с архипелага Каан, по сравнению с которой собственная коллекция раковин Эйлии казалась просто мусором, и здоровенный шип слоновой кости, больше всего похожий на рог носорога из «Бестиария Бендулуса», хотя отец говорил, что на самом деле это бивень кита. И еще несколько морских карт в рамах с изображением далеких стран. В некоторых отец бывал, а других даже он не видел.

Мать стояла у каменного очага, помешивая в булькающем на огне котле. Зачерпнув ложкой, она попробовала варево и слегка скривилась.

– Нехороша уха, матушка? – спросила Эйлия. – Я опять забыла лук положить? Или треска не проварилась?

– На вкус ничего, но слишком жидкая. Ты никогда себе мужа не найдешь, если не научишься готовить лучше. – Нелла покосилась на тщательно заплетенные косички Эйлии. – И волосы уже пора бы носить как взрослой. Надо бы вам, барышня, своему возрасту соответствовать.

– Ненавижу я мой возраст, – не сердито, а с тихой грустью отозвалась Эйлия.

Отвернувшись, она погладила рукой гладкую полированную поверхность китового бивня.

Грязновато-серые глаза Неллы задумчиво смотрели на дочь.

– Эйлия, ты знаешь, что уже пора, – сказала она. – Пора искать себе мужчину, строить свой дом, свою семью.

Эйлия ничего не ответила – слишком часто она последнее время это слышала. По-настоящему хорошо она знала только троих мужчин – Джеймона, своего отца и своего дядю. Ей вспомнились рыбаки и корабельщики деревни, гулкие и мощные их голоса, грубая сила рук и спин, тянущих сети или бревна, ввезенные в порт, обшивающих досками китовые скелеты судов. У нее же были мечты, взращенные волшебными сказками, мечты о романтических прекрасных принцах. Но только мечты, и ей хотелось, чтобы так они и остались мечтами.

Нелла обратила призывный взор к мужу. Но Даннор Корабельщик смотрел глазами цвета серого моря, как Эйлия наливает уху ему в миску, и ничего эти глаза не выражали, как и всегда.

– Чем тебе плох был бы молодой Курз Рыбак? – спросила Нелла, не ожидая ответа и садясь за стол. – У него уже есть своя лодка, а девушки пока нет. Или Армии Тележник, что в прошлом году овдовел: уж лучше и добрее его нет на свете мужчины.

Половник остановился в воздухе:

– Да он же настолько старше меня! – воскликнула Эйлия. – Он же почти как папа! И не могу я присматривать за всеми этими его детьми!

– А что? Ты же любишь малышей – сказки им рассказываешь…

– Это совсем другое!

– Надо научиться ухаживать за маленькими, Эйлия, а то как же ты будешь со своими управляться? Твоя кузина Джемма всего на два года старше, а у нее уже двое.

Эйлия села и уставилась в пространство. Перед ее мысленным взором как призрак проплыла фигура женщины: суроволицая седеющая жена рыбака, которую ревущие дети дергают за подол. Много таких видала Эйлия в деревне, но эта была от них отлична: в глазах ее горел голод острее ножа, голод, ничего общего с пищей не имеющий. И вид ее наполнил Эйлию страхом, потому что этой женщиной была она сама.

– Не хочу я замуж, – сказала она тихо. – Никогда не пойду.

– И что же вы, барышня, делать намереваетесь? В монашки податься? Не можешь же ты вечно жить со мной и отцом. Ты знаешь, что ты у нас поздняя, и мы хотим еще при жизни видеть, что ты пристроена. Я же только добра тебе желаю.

И снова Эйлия не ответила: в горле застрял какой-то странный ком, и трудно было и глотать, и говорить. Мать больше ничего не сказала. Три разных вида молчания – безмятежное, обиженное и отчаянное – слились за столом с паром от мисок с ухой. Сразу после еды Эйлия вскочила убирать со стола и мыть посуду.

– Здравствуйте все! – раздалось от двери к невероятному ее облегчению.

Джеймон стоял в проеме, облитый медовым светом раннего вечера, а за ним – тетя Бетта и кузина Джемма с двумя своими малышами. Они вошли, завязался оживленный бессмысленный разговор, и настроение у Эйлии стало лучше. Беседой завладели отец и Джеймон, разговор зашел про морские путешествия. Отскребая котел, она слушала мужской разговор, уносясь вместе с ними к далеким странам. К теплым, как баня, морям, где рыбы пестрее бабочек, где протянулись изумрудным ожерельем острова архипелагов, к берегам страны Мохара, где греются на солнышке крокодилы в высыхающих лужах дельты и черные женщины склоняются к реке, наполняя глиняные кувшины. И даже звезды там другие, и луна висит вверх ногами. А мужчины заговорили уже о северной стране, прошлись по побережьям антиподов и до самой Зимбуры. Когда-то корабли Содружества ходили в порты этой языческой страны наполнять трюмы поклажей караванов пустыни, шелками и благовониями, слоновой костью и пряностями, но даже просоленные моряки старались не заглядывать в кипучие и буйные города той земли. Дальше к северу раскинулась каменистая и неровная Шуркана, где слоны и носороги отрастили себе мохнатые шубы, а гордые и воинственные горцы обитали в своей орлиной крепости.

И беседа вмиг перенеслась через океан, к великому западному материку: вдоль солнечных южных берегов Маракора с его виноградниками и душистыми апельсиновыми рощами, и снова к северу, к лесистым террасам и горам Маурайнии. Ветхие руины – башни, храмы, акведуки – служили немым свидетельством древнего правления элеев.

– Элей, говорят, произошли от своих собственных богов, – объяснил Джеймон матери Эйлии. – Боги спускались с Небес на Землю, говорят, и брали себе людей в жены и мужья, и научили их читать и писать, строить дома и обрабатывать землю.

– Подумать только! – сказала Нелла. – Значит, они такие же язычники, как зимбурийцы.

– Зато у них была великая цивилизация, тетя Нелл, – рассказывал племянник. – Искусство, здания – у нас ничего похожего в наши дни нет. И это у них было, когда наши праотцы бегали в шкурах с копьями за зверями.

– В легендах говорится, что элей пришли с острова Тринисия, – вставила Эйлия, перестав уже притворяться, что моет посуду, – с далекого севера. И там не счесть прекрасных дворцов и садов.

– Тринисия – это только сказка, Эйлия, – ответил Джеймон. – Ее никто так и не нашел. Просто такая придуманная страна.

– Ты серьезно так думаешь?

– А как же? Ты вспомни: в легендах говорится, что Трини – далеко к северу, но по описанию – теплые края! И россказни насчет драконов и фей, и зданий, крытых золотом и драгоценными камнями! Не один царь посылал экспедиции в северные моря, и ничего там не нашли, кроме льда.

Нелла нетерпеливо отмахнулась рукой, как от назойливой мухи.

– Хватит этих глупостей. Расскажи, что нового в мире?

Дочь короля уже вышла замуж? И что там за новый тиран в Зимбуре?

– Халазар. – Лицо Джеймона будто погасло изнутри. – Он сверг царя Шурканы Яндара и теперь правит всеми антиподами. Моряки с торговых судов говорят, что дальше он направится на запад, на Южный архипелаг.

– Его народ верит, что он что-то вроде бога? – то ли спросил, то ли сказал Даннор.

– Я так слышал. На самом деле он помешан на власти. Хочет править всем миром.

Джеймон покачал головой.

– Всем миром! – Джемма покрепче прижала к себе младенца Дани и тревожно поглядела на малыша Лема, который гонял ручками игрушечную лодку по истертым половицам.

– Ну, не волнуйся, моя милая, – успокоила ее тетя Бетт. – Ты же знаешь, эти язычники воюют друг с другом с начала времен. К нам это отношения не имеет.

Наступило короткое молчание, прерванное только звоном старых судовых часов, отбивающих вахту не существующего уже корабля. Потом снова заговорил Джеймон.

– Все переменилось, мама. Шурканская столица пала под ударами зимбурийской армии всего за три дня. Дело, говорят, в этих новых пушках: они в сто раз сильнее катапульт и таранов. Стены крошатся от их ударов. И ты ошибаешься, если Думаешь, что нас это не коснется. Имея в своих руках весь строевой лес и пастбища Шурканы, царь Халазар может построить флот побольше и прокормить армию посильнее. Дальше он захватит архипелаги Каан как гавань для своей армады. И до нашего острова ему будет рукой подать.

Он остановился, ожидая, чтобы его слова возымели действия, но лица, обернувшиеся к нему, были спокойны. Никто не мог себе представить, чтобы кому-нибудь понадобился Большой остров. Именно это и сказал Даннор, помолчав.

Джеймон приподнял брови.

– Ты так думаешь? Это будет отличная база для его кораблей – совсем рядом с материком.

– Ты правда думаешь, что так и будет? – встревоженно вскрикнула Джемма. – Он нападет на материк?

Младенец проснулся и скрипуче захныкал. Джеймон слегка пожал плечами.

– Увидим. Если он захватит архипелаг, значит, готовит войну против Содружества. Можем только надеяться, что король пошлет военный флот нас защитить.

– Пошлет, если до этого дойдет, – произнес Даннор в своей неспешной, рассудительной манере. – Содружество защищает своих. И я так скажу, что тиран не посмеет тронуть колонию Содружества.

– Как бы там ни было, а лодки уже возвращаются с лова, – произнесла тетя Бетт, поворачиваясь к двери. – Мне надо помочь разбирать улов, тиран там или что. Джемма, а ты оставайся здесь и занимайся своими детками.

Нелла посмотрела на Эйлию:

– А почему ты не поможешь тете, Эйлия? Ей наверняка лишние руки не помешают. Оставь мне посуду.

Они с Беттой переглянулись, как два заговорщика. Эйлии это не понравилось.

Она вышла вслед за теткой и по хорошей грунтовой дороге направилась в гавань. Солнце уже зашло за холмы, унеся с собой золотой свет. Небо на западе светилось розовой полоской, на востоке между морем и небом вставала тень. На полпути к пристани Эйлия вдруг остановилась и воскликнула:

– Там же сейчас холодно, у воды, тетя Бетта! Я сбегаю домой за шалью.

И не успела тетка ничего сказать, как Эйлия припустила назад. Бетта позвала ее, но девушка притворилась, что не слышит.

Подбежав к дому, она перешла на шаг. Прокравшись к ходной двери, Эйлия остановилась послушать разговор. Ребенок орал добросовестно, и пришлось напрягать слух, чтобы слышать голоса взрослых. Ей неловко и совестно было подслушивать, и она пыталась оправдаться перед собой. Взгляд, которым обменялись мать и тетка, не оставил сомнения, что разговор пойдет не о чужеземных тиранах. А о ней. Наконец она услыхала свое имя.

– Глупости, Нелл, – произнес отец. – Расскажи Эйлии. Она имеет право знать.

– Что рассказать, Данн? Что в конце концов она все равно не поедет? Дай ей подать на обучение, ты говорил. Дай ей надежду. А я уже тогда говорила, что не надо давать ей ложные надежды.

– Я думал, – произнес отец, помолчав, – что если она подаст прошение в Королевскую Академию иполучит отказ, то смирится с жизнью здесь, а не будет всю жизнь страдать, что не попыталась.

«Письмо! – отчаянно подумала Эйлия. – Джейм привез письмо – отчего же он не сказал мне? Наверное, не хотел быть гонцом дурных вестей…»

– Ничего себе уху заварили! – продолжала Нелла. – Ты только послушай: «Работа написана исключительно хорошо… обучение начинается осенью текущего года…» и вот еще: «Плата за ваш проезд по морю и обратный проезд сопровождающего лица».

– Плата за места в этом кошельке, – сказал голос Джеймона. – В деньгах, естественно, – натурального обмена у них нет.

Послышался шелест, какой-то звон, и молчание. Потом приглушенный голос матери:

– Никогда не видала настоящую монету. Это серебро? Такое блестящее, такое красивое – и как его много!

– Слишком много, – засмеялся Джеймон. – Эти люди в Академии отнесли наш остров к другому краю мира. За эти деньги можно всю деревню послать на материк!

– Что ж, это придется отправить обратно, – сказала Нелла. – Ну и влипли мы! Размечтались, что ее не примут, и что делать теперь, когда она узнает, что ее приняли, а ехать ей нельзя – ума не приложу. Она будет еще несчастнее, чем была. Джеймон, это все твоя работа. Ты задурил ей голову.

– А почему она не может ехать? – спросил Джеймон. Ошеломленное молчание. У подслушивающей девушки упало сердце.

– Что делать ей тут? – спросил Джеймон, не ожидая ответа. – Выйти за рыбака? Всю жизнь латать сети и потрошить рыбу? Ей такой жизни не вынести, и вы это знаете!

– Только потому, что у нее голова забита всяким вздором из книг, – решительно оборвала его Нелла. – Их вообще не надо было ей давать, они ее с толку сбили. А насчет выйти замуж – так вы с ней отлично всю жизнь ладили, и я думала, что когда-нибудь составите партию. Двоюродные братья и сестры иногда женятся. Но ты ушел в море, оставив ее одну.

– Послушайте, – возразил Джеймон, – мы с Эйлией всегда были добрыми друзьями, и останемся, надеюсь. Но она за меня выходить не хочет, и зачем бы ей? Зачем ей вообще замуж, если она не хочет? С тем, что она уже знает, она может быть даже учительницей или кем еще.

– Не обсуждается, – твердо сказала Нелла. – Ни одна женщина с нашего острова никогда учиться не ездила.

– Ты про это говоришь как про что-то непристойное, тетя Нелл.

– Она наше единственное дитя, Джеймон. А если… если она уедет, она может и не вернуться.

Голос матери переменился – чуть-чуть дрогнул, и Эйлия отпрянула в страхе. Сердце ее сейчас страдало так же, как и совесть. Она стала тихо отступать, когда услышала голос Джеймона:

– Я не мог отложить свой уход в море, но с той самой минуты дня не прошло, чтобы я не подумал о родных местах и родных людях. Эйлия любила бы Большой остров больше, если бы могла на время его покинуть.

Но Нелла уже взяла себя в руки.

– Я не отпущу ее в морское путешествие, пока в мире творится такое. Я удивляюсь, что твои родители тебя снова отпускают в море, а ведь ты мужчина, а не хрупкая девушка. Элия никуда не поедет, и разговор окончен.

Даннор ничего не сказал, и это могло значить только одно: он согласен со своей женой. Элия повернулась и пошла по тропе, мало что соображая. Никогда она не верила всерьез, что ее примут в Королевскую Академию. Сейчас она поняла: это был только сон наяву, мечта, исчезающая надежда, которая все же поддерживала дух и на какое-то время делала жизнь терпимой. Она не позволяла себе думать, что будет делать, когда придет, наконец, отказ. И вот, невероятно, ответ все же пришел: ее приняли в Академию – и об этом она тоже заранее не думала.

«Голова моя была в облаках, как всегда. Чтобы я поплыла по морю – поехала жить в другую страну сама себе хозяйкой! Нет, я не думала. Конечно, они все равно меня не отпустили бы».

– И где же твоя шаль? – возмутилась тетя Бетт, когда Эйлия появилась, наконец, на причале.

– А, – промямлила девушка, – я… я подумала, что она мне все-таки не нужна.

Некоторые рыбачьи лодки уже стояли у причалов, другие только подходили к берегу. Когда-то она любила смотреть, как они плывут в густеющих сумерках, лампы на носу и на мачте сияют, возвращаясь в тихую гавань из опасного темного моря. А сейчас она рвалась взять такую лодку и уплыть – далеко-далеко за море, к дальнему горизонту, к краю света. Тусклыми глазами смотрела она, как дядя Недман подводит лодку к пристани и зачаливает, и он со своим зятем Арраном Рыбаком подхватывает сети, чтобы вывалить блестящей кучей улов сельди. Эйлия пошла к рыбакам и занялась той же работой: привязывать лодки, разбирать рыбу, вскрывать длинным ножом и бросать внутренности в воду, где чайки, хлопая крыльями и щелкая клювами, дрались за пищу. Возмущенные крики птиц глушили редкие обрывки разговоров. Люди работали почти молча, редко поднимая глаза от измазанных слизью и кровью рук. За причалом плескалось море, набегая на берег и откатываясь с глубоким вздохом, будто тоже слишком устало за день.

В молчании Эйлия снова осталась наедине со своими перепутанными мыслями и оглядывалась вокруг в поисках чего-нибудь, на что можно было бы отвлечься. Небо над качающимся лесом мачт уже засверкало звездами, мерцающими, будто ветерок то раздувал их, то грозил погасить, но сияли они, ничем не затмеваемые, потому что луна еще не взошла. На севере плясал призрачный свет, переливаясь и посверкивая, как солнечные лучи на морской ряби: северное сияние. Эйлия вспомнила, чему учила ее когда-то давно одна старая рыбачка: «Это свет городов народа фей отражается в небе. Сегодня у них большое веселье». Быть может, Джеймон не прав, и Тринисия все-таки существует, и живут там до сих пор элей, и когда-нибудь она посмотрит на них… или поплывет на запад, вслед за движением солнца и луны и звезд, на континент, в Маурайнию… Но все это были только пустые фантазии, и пришлось ей наконец это понять. Эйлия посмотрела на «Морскую деву», качающуюся на якоре с убранными парусами, и ощутила укол неутоленного желания и физической боли. Если бы только она родилась мужчиной, как Джейм! Кем угодно, только не женщиной! Птицы – и те летают каждый год на южные острова и сидят на резных карнизах языческих храмов, глядя чернильными капельками глаз на чудеса, которых ей никогда не увидеть. «Никогда ничего я не увижу, кроме этого острова. До самой смерти».

Отвратив взор от раскинувшейся водной глади, Эйлия подняла глаза к небу и мыслями унеслась к звездам, подальше от вони и слизи мертвой рыбы. Даннор давно научил ее названиям главных звезд и созвездий – он, моряк, хорошо знал ночное небо. Ее собственное имя на древнем элейском языке эленси значило «Путеводная звезда» – подходящее имя для дочери моряка, хотя она его считала и очень романтичным. «Фаранда – Берилион – Анатарва», – бормотала она про себя имена звезд, продолжая работать, будто заклинание читала. И еще видны были в эту ночь две планеты: желтая Ианта, высоко в зените, как искорка от костра, и низко на западе большая, набухающая капля синего блеска, ярче всего, что было в небе. Это была Арайния, которую старинные поэты называли Утренней звездой, хоть ей случалось иногда сиять и по вечерам, к вот сейчас. Еще ниже на приземистой скале стояла башня маяка, и в ней, в высокой нише, статуя богини Эларайнии. Вырезанная из серого камня, она простирала руку, беря моряков под свою защиту. Лицо давно стерлось под ударами штормовых ветров и соленых брызг, но все еще можно было разглядеть над ним звездную диадему. Для моряков прежних времен Эларайния была охраняющим духом: Алмаилия, Звезда Морей. Но патриархи Истинной Веры не одобряли многобожия вообще и женских божеств в частности. Имя ее не называлось на острове уже сотни лет.

А наверху сверкающей полосой протянулась Мерандалия – Звездный Путь, и по обе стороны от него выстроились созвездия конца лета: Сфинкс, Кентавр и Дракон со звездными кольцами. Эйлия глядела на них, и сердце ее наполнялось, как всегда, тоскливой жаждой странствия. Для древних эти созвездия не только указывали путь морякам, но были обителью их богов, звездными царствами в составе Небесной Империи. И когда-то давным-давно элей (как гласят легенды) путешествовали в эти звездные страны, на родину своих божественных предков, лавируя среди крылатых драконов на волшебных летучих кораблях.

– Это еще откуда? – вдруг воскликнула тетя Бетта, опуская нож.

Эйлия, как раз передававшая тетке рыбу, оглянулась и посмотрела на нее недоуменно. Тетя Бетт таращилась, показывая рукой, в сторону моря, и туда же смотрели остальные обитатели деревни. Теперь и Эйлия увидела огни на темном море, десятки и десятки огней. Новые рыбацкие лодки идут к берегу? Но все уже прибыли, да и в любом случае весь рыбачий флот Бухты и вполовину таким большим не был. Как будто светились уличные фонари города, плывущего по волнам. И они приближались.

Селедка выскользнула из пальцев Эйлии. «А что если это Царь Халазар? – подумалось ей, и сердце ударило в ребра. – Если Джейм был прав – и это Армада?»

Пока рыбаки стояли, восклицая и жестикулируя, она повернулась и бросилась бежать по тропе к дому.

В деревне царил переполох. Люди бежали к гавани с фонарями в руках, и где-то кричал мужской голос – деревенский глашатай, наверное. Из кухонного окна Эйлии было видно мельтешение огней на пристани и отражение матери, метавшейся туда-сюда, запихивающей одежду, караваи хлеба и какие-то горшки в старый морской сундук Даннора.

– Что это ты делаешь, тетя? – удивился Джеймон, входя в дверь вместе с Беттой и Даннором.

– Надо бежать, – бормотала Нелла, – бежать прочь от моря. Уйдем вглубь суши, в пустоши…

– Остынь, Нелл, – перебил ее муж. – Эти корабли вовсе не зимбурийские. Они с Каана.

– С Каана! – вскрикнула Эйлия. – Но зачем же они сюда пришли, отец? Это значит, что архипелаг…

– Южные земли захвачены, – подтвердил Джеймон. – Каанцы говорят, что Халазар их поработил, и дальше очередь Северного архипелага. Все как я говорил: Армада в походе.

Эйлия метнулась мимо него к двери и встала у начала тропы, глядя на гавань, на чужие корабли. Был среди них один большой, но остальные вряд ли больше рыбачьих лодок островитян. Все потрепанные, некоторые сидели низко, будто в них течь, и волны плескали в широко раскрытые глаза, нарисованные на носах кораблей. Ребристые паруса изорваны, на палубах народу толпами.

Она быстро вернулась в дом. Джеймон как раз спорил с ее матерью.

– Тетя Нелл, если зимбурийцы сюда явятся, они весь остров захватят. И побережье, и пустоши. Прятаться в глуши бессмысленно – выследят и убьют, как дичь.

Нелла не ответила – только взялась за сердце. Джейм обвел взглядом комнату.

– Каанцы сюда только зашли пополнить припасы и подлатать корабли, если выйдет. Но даже если не выйдет, они поплывут дальше – как только смогут. Лучше утонуть в море на этих гнилых корытах, чем дожидаться Армады. Теперь ты поняла?

– Но что же нам делать, Джеймон? – всхлипнула тетя Бетт, – Мы же не можем уехать с острова!

– Не можем, – признал Джеймон. – Сейчас, во всяком случае. Плыть надо на материк, к Маурайнии, но рыбачьим лодкам океан не переплыть, а каанские корабли и без того переполнены. Остается только «Морская дева», а мой капитан говорит, что никакой опасности не видит. Его ждет груз на Северном архипелаге, и он не изменит курса – если не получит за это денег. Глупец!

– Но у нас же есть деньги! – выскочила вперед, Эйлия. – Все серебро, что прислала Академия!

Мать в удивлении уставилась на нее:

– Откуда ты…

– Я подслушала, – перебила ее Эйлия и повернулась к Джеймону. – Ты же сказал, что там хватит на проезд для всей деревни!

У Джеймона был слегка растерянный вид.

– Я просто пошутил. На это серебро могут поехать только двое.

– Это на пассажирском судне, Джейм, с каютами и прочей роскошью. А грузовой корабль разве не обойдется дешевле? Твой капитан может прихватить больше людей за те же деньги. – Эйлия повернулась к отцу. – Папа, прошу тебя! Ведь не обидится же Академия, что мы использовали их деньги в такой крайности! И не обязательно уезжать в Маурайнию навсегда: опасность минует, а мы тем временем заработаем себе на обратную дорогу. И каанцев надо тоже с собой взять – им ни за что не переплыть океан на своих дырявых лодках. Если денег не хватит, отдадим капитану все, что есть, и пообещаем отдать остаток по прибытии. Ведь там же мы как-нибудь заработаем? И еще: кто-то же должен известить короля. Мы приедем на материк, расскажем ему, что здесь делается, и попросим послать еще кораблей забрать остальных островитян. Или военный флот, чтобы их защитить. Мы обязательно должны направить «Морскую деву» в Маурайнию…

Здесь Эйлии пришлось замолчать, потому что воздух кончился, но она так и не отвела глаз от отца.

– Я остаюсь, – произнес Даннор, и лицо его будто было вырублено из грубого камня. – Здесь моя родина. И я говорил вам: Халазар не посмеет ее тронуть.

– Этого ты не можешь знать, отец! – воскликнула Эйлия. Какое-то резкое, острое ощущение возникло где-то возле желудка, и вдруг она подумала: «Вот что, значит, называется страхом». Ничего романтичного в этом чувстве не было. – Ты ведь слышал Джейма: царь Халазар ищет места для своих кораблей, чтобы напасть на материк!

Джеймон вышел вперед.

– Дядя, – сказал он, – Эйлия говорит правду. Может быть, серебра здесь не хватит на проезд для всей деревни и для каанцев. Но мы можем хотя бы отправить наших женщин и детей, и каанских тоже, пока угроза не минует. Если не хочешь ехать – можешь не ехать. Я буду на борту, и когда мы прибудем, я уйду с корабля и присмотрю за Эйлией и остальными. Пока не станет возможно вернуться домой.

Эйлия глядела на отца со странным смешанным чувством страха и восторга. «Пусть он согласится, ну, пожалуйста…»

Даннор раздумывал, поглаживая щетинистый подбородок, но ничего, как всегда, нельзя было прочесть на изрезанном морщинами лице.

Потом он поднял глаза на племянника и едва-едва, почти незаметно кивнул.

– Что ж, ладно.