"Одна душа, два тела" - читать интересную книгу автора (Лорд Джеффри)

Глава 6. Пэр Айд-эн-Тагра, месяц Сева (апрель по земному времени)

В шестнадцатый день месяца Сева по Имперскому Пути в сторону города мчалась пышная кавалькада.

Впереди ехал Ричард Блейд — на вороном жеребце, в алой мантии, отороченной серебристым мехом, с золотой цепью на груди, в багряной тунике и такого же цвета лосинах; широкий пояс, набранный из золотых пластин, инкрустированных самоцветными камнями, поддерживал два меча, длинный и короткий. Конь наследника бар Ригонов был убран с неменьшей роскошью: уздечка и седло светлой кожи с серебряными бляхами, красная попона с золотым шитьем, султан из карминных перьев, сверкающие стремена. Всадник на черном скакуне, облаченный в красное и золотое, казался самим светозарным Айденом, решившим навестить свой стольный город.

Рядом с ним неслась прекрасная юная женщина. Вились светлые локоны, плескался по ветру голубой плащ, сияли браслеты и ожерелья, переливались камни в высокой диадеме, огнем горел поясок, перехвативший синий хитон; благородная Лидор, супруга Арраха бар Ригона, гордо восседала на белой лошади. И если муж ее и повелитель напоминал видом своим бога солнца, то она была прелестной и стремительной, как золотой Кром, малая айденская луна.

За этой четой грохотали копыта таротов и боевых коней. Десять шестиногих скакунов, двадцать всадников-хайритов и столько же отборных телохранителей, уроженцев запада, мчались следом, гремя оружием и сверкая доспехами. Северяне ехали, как и положено, по двое: первый, придерживая поводья правой рукой, раскачивал в левой блестящее жало франа; второй баюкал на колене огромный арбалет, чьи стрелы навылет пробивали и ксамитские, и айденские панцири. Каждый из этих хайритов, высоких, широкоплечих, светлокожих, напоминал сурового Грима, Ветра Битв и Мести; их мрачные и грозные лица внушали ужас.

Конные телохранители, из лучших бойцов Киброта и Диграны, ничем, пожалуй, не уступали хайритам. У скакунов их было только четыре ноги, но блеск панцирей и шлемов, трепет вымпелов на высоких копьях, овальные щиты с чеканным гербом создавали столь же воинственное впечатление, как и вид северян. Возможно, этих смуглых воинов, так не похожих на рыжеволосых айденитов из императорского домена, нельзя было счесть сыновьями Грима, но уж к потомкам Шебрет, богини разрушительной войны, они относились без всяких сомнений.

За господами и стражей, позади таротов и лошадей в блестящей сбруе, за вымпелами, летящими по ветру, за всадниками в сверкающих панцирях, трусила гнедая кобылка. На ней подпрыгивал скуластый рыжеватый парень, по виду — истинный айденит (про которых говорили, что веснушек у них больше, чем кожи на лице), облаченный в кожаную безрукавку и штаны, заправленные в высокие щегольские сапоги. У седла его болтался вместительный баул, и парень все время поторапливал свою кобылу, чтобы не отстать от спутников. Несмотря на скромное одеяние, вид у него был уверенный — как и подобает любимому слуге и оруженосцу, отмахавшему со своим господином не одну тысячу локтей по дорогам Айдена и сопредельных стран.

В этот послеполуденный час Имперский Путь, вымощенный гладкими каменными плитами, был почти безлюден. Благородные нобили, желавшие посетить свои загородные поместья, отправлялись туда спозаранку — равно как и те, кто желал покинуть имения, чтобы провести день в столице. Купцам же, ремесленникам, крестьянам и остальному простонародью пользоваться этой дорогой не дозволялось; для них южнее был проложен торговый тракт, выводивший прямо к огромному базару на окраине Тагры. Там днем и ночью царил неумолчный гомон, скрип возов, ржание влекущих повозки лошадей и мулов, вопли и ругань возниц; здесь же стояла благолепная тишина, нарушаемая только мерным топотом стремительно мчавшихся скакунов.

Стоял самый разгар весны, солнце грело уже совсем по-летнему, и только налетавший с моря прохладный бриз напоминал о том, что до настоящей жары еще далеко. Она начнется дней через тридцать, в самый разгар месяца Мореходов, когда Ксидумен застынет голубым зеркалом под жарким безоблачным небом, а южные степи покроются пышными и сочными травами. Тогда заснуют вдоль побережья огромные плоты, выйдут в дальний путь первые караваны и прибавится работы во всех имперских городах: на верфях Диграны и Киброта, в оружейных мастерских Джейда, в рудниках Стамо и кузницах столицы, славной Тагры, где могут сделать все что угодно, от плуга до меча, от золотого браслета до корабельной катапульты.

Месяц Мореходов, подумал Блейд, мерно раскачиваясь в седле. Скорее всего, в одну из теплых его ночей он почувствует пустоту, мрак, сменившие ослепительный взрыв слияния… И значить это будет только одно: его партнер, его вторая половина, его спутник, к которому он так привык за три последних месяца, закончил свой земной путь. А сам он лишится крохотной частицы своего "я" — последний день жизни Асринда уже не окажется принадлежащим им обоим, но лишь тому, кто странствует сейчас в водах восточного Ксидумена…

Копыта скакунов прогрохотали по мосту, переброшенному через Голубой канал, что тянулся от торгового порта на юг, пересекая и Имперский Путь и купеческий тракт. Мост этот считался одним из чудес Тагры: довольно длинный, в пять сотен локтей, он был изукрашен мраморными перилами, беседками и статуями. Изваяний тут насчитывалось не меньше сорока, и принадлежали они правящим императорам Айдена. Иногда Блейд задумывался над тем, не стоит ли украсить мост и собственной статуей — со временем, разумеется. В конце концов, разделавшись с милосердным бар Савалтом, он мог бы свергнуть и светлейшего Аларета, нынешнего владыку… Лидор будет прекрасно смотреться рядом с ним на троне.

Эти честолюбивые замыслы являлись совершенно реальными; Блейд не сомневался, что за три-четыре года сумел бы подготовить мятеж и захватить власть. Иное дело, нужна ли она ему? С одной стороны, он смог бы надежнее прикрыть Ратон, прекратив южные экспедиции из Айдена и Ксама — если надо, с помощью вооруженной силы. С другой… с другой, власть была бременем, всепожирающим Молохом, в пасть которого пришлось бы швырнуть и жаркие ночи с Лидор, и тихие вечера с бар Занкором, и дни, когда душа жаждет стремительной скачки в степи, а глаза желают насладиться видами новых земель и незнакомых городов… Нет, рано! А быть может, и не нужно… К тому же лучше тайная власть, чем явная; и сегодня Ричард Блейд должен был сделать к ней первый шаг.

Зеленеющие рощи, тянувшиеся вдоль дороги, сменились дворцами знати. Тут обитали самые благороднейшие из нобилей империи, даже кое-кто из пэров. Каждый строился в соответствии с достатком; одним хватало трехэтажной мраморной виллы с дюжиной окон по фасаду, жилища других величиной и пышностью не уступали Букингемскому дворцу. В довольно скромном особнячке жил бар Сирт, глава Ведающих Истину, своеобразного департамента, объединявшего философов, инженеров, лекарей и прочих лиц умственного труда, коих в Айдене весьма почитали; целитель Арток тоже проходил по этому ведомству. В том месте, где к Имперскому Пути подходил Крепостной проезд, стояло массивное здание о семи башнях, раз в двадцать больше виллы Сирга; то была резиденция младшего из Нуратов. Старший, пэр и глава фамилии, обитал на западной окраине столицы, в огромном замке, ничем не уступавшем родовому гнезду бар Ригонов.

Блейд, изрядно поднаторевший за последние месяцы в айденской историографии, уже понимал, что империю крепили не только вооруженная мощь и единовластие ее номинального повелителя, но и своего рода негласный договор между знатнейшими родами, которых в разное время насчитывалось от десяти до пятнадцати. Эти фамилии испытывали падения и взлеты, которые можно было отследить по числу мест в Совете Пэров, достававшихся каждому семейству, и по тому, кто захватывал должности верховных военачальников-стратегов. Сейчас было время бар Нуратов, бар Савалтов и бар Стамов, которые вместе контролировали и Совет, и большую часть армии. Блейд полагал, что вскоре эта ситуация изменится.

Имперский Путь закончился на огромной прямоугольной площади — словно река, достигшая озера. Слева, с севера, над этим обширным пространством нависал крутой холм с императорским дворцом из цветного камня; по зеленым склонам тянулись вверх мраморные лестницы и прихотливым серпантином извивалась дорога. Напротив, с южной стороны, стояло длинное здание гвардейских казарм с конюшнями на первом этаже; тут дислоцировались четыре конные орды, около пяти тысяч человек, хранивших согласие и покой в имперской столице. Вероятно, поэтому площадь носила название Согласия, а следующая за ней, на которую можно было попасть сквозь огромную арку в здании казарм, — Спокойствия.

Восточную сторону площади замыкал мрачноватый замок из черного базальта, в котором располагался Скат Лок, военный департамент; его мощные башни увенчивали знамена и большие зеркала гелиографов дальней связи, которые посылали и принимали сообщения с постов, установленных на холме и прибрежных маяках. Скат Лок в большей степени, чем любое другое из имперских заведений, считался вотчиной бар Нуратов; трое из дюжины высших стратегов принадлежали к этой фамилии. Еще пару лет назад их было четверо, но Айсор, самый талантливый из этой плеяды военачальников, погиб во время последнего южного похода — того самого, в котором участвовал и Ричард Блейд.

Он оглядел площадь, вид которой свидетельствовал о победном продвижении империи на запад и восток: тут стояли колонны и триумфальные арки, воздвигнутые в честь покорения стран, чьи имена звучали сейчас лишь в названии городов. Когда-то и Джейд, и Стамо, и прочие порты на южном побережье Ксидумена являлись центрами могучих держав, подмятых имперскими ордами и ассимилированных в гигантском котле, переплавившем десятки народов и племен. Котел этот и в самом деле был не маленьким, ибо империя протянулась на пять тысяч миль с запада на восток и бог знает на сколько к югу; там, за лесами и степями, лежали Ничьи Земли, за которые Айден столетиями спорил с эдоратом Ксам, восточным соседом и соперником.

Обычно, наезжая в столицу, Блейд сворачивал с площади Согласия направо, под арку гвардейских казарм, ибо целью его являлось Казначейство, располагавшееся на площади Спокойствия. То была твердыня бар Савалта — трехэтажный корпус с широкой двойной лестницей, поднимавшейся до самой крыши. В числе ярусов этого длинного здания заключалась некая символика, ибо имперское Казначейство как таковое занимало лишь третий этаж. Но, чтобы проникнуть в него, требовалось миновать Обитель Закона, находившуюся на втором, и департамент Стражей Спокойствия, располагавшийся еще ниже. Согласно мудрому имперскому правилу, должности щедрейшего казначея, верховного судьи и милосердного шефа местной полиции находились в одних руках — в паучьих лапах Амрита бар Савалта.

За последний месяц Блейд посещал его не раз, наблюдая за продвижением своего дела, но теперь визитам этим пришел конец: почтенный Асринд отправился в путь с доверенными людьми казначея, магические перчатки были вручены щедрейшему (и опробованы им на боевом щите, окованном бронзой), все грамоты, представленные соискателем титула, изучены досконально и признаны подлинными. Император, пресветлый Аларет Двенадцатый, вняв мольбам своего верховного судьи, изволил утвердить необходимые рескрипты. Оставались лишь некоторые чисто формальные процедуры.

Подмигнув раскрасневшейся от скачки Лидор, Ричард Блейд свернул налево, к мощеной дороге, что тремя размашистыми зигзагами взбегала на холм. Грохот копыт за его спиной стих, сменившись мерным постукиванием; к императорскому дворцу надлежало приближаться почтительно и неторопливо. Это ощущали и всадники, и лошади, и тароты; последние выступали плавной иноходью, далеко выбрасывая вперед средние ноги, склонив головы с мощным рогом. Белая кобылка Лидор шла пританцовывая, то и дело скашивая влажный глаз на вороного жеребца, ступавшего уверенно и твердо. В торжественном молчании кавалькада медленно ползла вверх, и лишь всадник на гнедой лошади, тащившийся в самом конце, нарушал торжественность момента: он чесался. В самом непотребном месте, надо отметить.

На повороте дороги Блейд взглянул на него и негромко произнес:

— Ко мне!

Рыжий парень пришпорил лошаденку и быстро догнал хозяина. Блейд снова оглядел его.

— Что, Чос, у тебя блохи в штанах завелись?

— Нет, хозяин. Задницу натер. Не люблю на лошади, да еще вскачь…

— Пора бы привыкнуть.

Рыжий Чос пожал плечами, но чесаться перестал.

— Когда поднимемся наверх, — внушительно сказал Блейд, — веди себя прилично. Ради светлого Айдена, не вздумай плюнуть кому-нибудь на сапоги.

— А выше можно? — Чос весьма нахально осклабился.

— Можно. Куда попадешь, за то место тебя и подвесят — на крюке у казначейства. Ну, сам знаешь… у бар Савалта парни скорые на расправу.

Улыбка Чоса поблекла.

— Знаю, хозяин… Да ты не беспокойся, я шагу лишнего не шагну! Встану, где поставишь, и буду держаться за мешок, — он хлопнул по объемистому кофру, притороченному к седлу.

— Приодеться не забудь, — напомнил Блейд. — Цепь, браслеты… чтоб все было на виду.

— Не беспокойся, хозяин, — рыжий кивнул, потом, помолчав, добавил: — Ты мне его покажешь?

— Чего показывать? Сам смотри, узнаешь.

— Да я ж его в глаза не видел!

— Так уж и не видел? Ну, у Пресветлого во дворце много зеркал… полюбопытствуй.

Чос запустил пятерню в затылок.

— Неужели похож?

— Похож. Такой же тощий да рыжий… нос, однако, подлиннее, чем у тебя, и подбородок скошен…

— Как у крысы?

— Вот-вот.

Задумавшись, Чос покачивался в седле, кивая головой в такт шагу своей лошадки.

— Ну, тогда узнаю… Тощий, рыжий и морда, как у крысы… Узнаю!

— Эльс, милый! — Блейда окликнула Лидор, и он отвернулся от слуги. — Видишь?

Она протянула смугло-розовую руку, показывая на сверкающий шпиль у них под ногами. Скакуны одолевали последнюю треть пути, и с высоты город был виден как на ладони. К югу, за площадями Согласия и Спокойствия, за приземистым зданием казначейства, раскинулся базар — ровные ряды двухэтажных каменных строений с портиками и колоннадами, в которых располагались лавки, склады, гостиницы, мастерские и с полсотни кабачков и таверн для посетителей любого ранга и достатка. На востоке, сразу за Скат Локом, тянулись городские кварталы, где проживала публика почище — мелкопоместное дворянство, чиновники, богатые купцы и коммерсанты, державшие нечто вроде меняльных контор и ссудных касс. У самого же подножия холма, стояли друг против друга два храма — абсолютно одинаковые круглые башни семидесятифутовой высоты, увенчанные бронзовыми шпилями.

Тот, на который указывала сейчас Лидор, был посвящен Айдену, солнечному божеству, и в главном его зале пару месяцев назад Ричард Блейд сочетался узами брака. По сему поводу им с Лидор был выдан официальный документ, предъявленный в нужное время бар Савалту. В нем сообщалась не только дата счастливого события и имена брачующихся, но и условия супружеской сделки, согласно коим все земли и имущество Лидор, дочери Асруда, переходили в распоряжение ее мужа и господина Арраха, сына Асринда. После же его кончины супруге выделялась строго поименованная часть, а остальное отходило детям, если таковые окажутся в наличии. В противном случае…

Тут шли еще две дюжины пунктов, тщательно проработанных храмовыми юристами, ибо бумаги такого сорта в империи уважали и не жалели сил ни для их составления, ни для надлежащего исполнения. Роль нотариусов неизменно отводилась жрецам Айдена, которые не только наставляли паству добрым словом и проникновенной молитвой, но и занимались завещаниями, дарственными, брачными контрактами, попутно заверяя векселя, торговые договора, купчие и прочие деловые документы. Ко всему этому судейское ведомство бар Савалта отношения не имело, в нем рассматривались лишь претензии и споры, а также определялась, при необходимости, мера пресечения.

Итак, жрецы солнечного божества были загружены делами сверх всякой меры, зато их коллеги из храма напротив по большей части проводили время в приятной праздности. Этот второй храм относился к официальному императорскому культу, ибо в Айдене правящий владыка, как и все его предки, причислялся к лику богов. На его адептов возлагались только две функции, молитвы и жизнеописание великих императоров.

Проследив за изящной ручкой Лидор, Блейд кивнул и улыбнулся. Как всякая женщина, она считала замужество самым главным событием в своей жизни, и странник не собирался ее разочаровывать. Тут, в Айдене, он был супругом благородной Лидор, имперским нобилем Аррахом Эльсом бар Ригоном, тайным агентом Ратона. На Земле или в иных местах он являлся кем-то другим, надевал очередную личину, соответствующую месту, времени и ситуации. Сейчас же ситуация требовала, чтобы он сказал нечто ласковое — в это вовсе не было игрой, ибо он любил Лидор.

— Да, милая. Прекрасный храм, и церемония тоже была прекрасной.

На ее губах расцвела улыбка.

— Я словно во сне…

— Не может быть! Ведь мы с тобой сочетались не в месяце Снов, а в начале Пробуждения!

Месяц Снов был девятым в айденском календаре, а месяц Пробуждения — десятым и последним; по земному счету он соответствовал концу февраля и всему марту. Месяцы Айдена, отсчитываемые по фазам Баста, большей из лун, включали по тридцать пять дней, и было их в году ровно десять.

— Но я не хочу просыпаться, — Заявила Лидор, передернув плечиками. — Пробуждение может быть таким ужасным! И вдруг все окажется, как раньше… Замученный отец, пропавший брат… и я… одна в огромном замке…

Блейд нежно сжал ее запястье.

— Больше ты никогда не останешься одна, малышка, — пообещал он, как миллионы или миллиарды мужчин обещали до него своим подругам. И сейчас ему казалось, что он говорит истинную правду.

Подъем закончился на просторной полукруглой площадке, обнесенной со стороны обрыва двойной крытой колоннадой. Напротив нее поднималась широкая величественная лестница: мраморные ступени с каменными чудищами, застывшими по бокам, статуи божеств из позолоченной бронзы, полсотни гвардейцев, застывших ровной шеренгой вдоль фасада дворца. Собственно, это был еще не дворец Пресветлого, а лишь его преддверие, большой квадратный флигель с куполообразной крышей, где собирался Совет. Император его не посещал, ибо тридцать или сорок пэров, составлявших эту парламентскую палату, являли собой одновременно и слишком многолюдное сборище, и слишком малочисленное. Аларет Двенадцатый, как подобает существу божественному, имел дело с полудюжиной сановников, облеченных настоящей властью, либо — в очень редких случаях — демонстрировал свою персону народу, и такое событие привлекало многотысячные толпы.

Блейд осадил жеребца у правого края колоннады, примыкавшего к лестнице. Спрыгнув на каменные плиты, он помог сойти Лидор и повернулся к старшему из телохранителей.

— Ждать здесь. Четверо хайритов пойдут со мной, — странник оглядел сумрачных светловолосых воинов. — Ольт, Иньяр, Ирм, Ятрон… Нет возражений, парни?

Со своими хайритами он обращался как с равными. Они не являлись ни наемниками, ни слугами, ни, тем более, рабами; эти северяне добровольно остались с ним, когда брат Ильтар увел хайритское воинство в родные степи. В основном это были молодые мужчины, желавшие посмотреть мир, пожить в чужой стране; вполне естественно, что их айденский родич, Эльс из Дома Осс, предоставил им кров, пищу и развлечения, вроде сегодняшней прогулки в императорский дворец.

Дождавшись кивков четырех своих стражей, странник перевел взгляд на Чоса. Его оруженосец и слуга копался в сумке, пристегнутой к седлу, из которой появились сперва богатая мантия, затем — массивные серебряные украшения. Минута-другая, и вид Чоса разительно переменился. Скромный кожаный наряд скрыл бархатный пунцовый плащ, расшитый серебряными листьями, на обнаженных руках засверкали браслеты шириной в добрых пять дюймов, шею охватила цепь в два пальца толщиной, рыжую шевелюру украсил обруч, инкрустированный рубинами. Теперь Чос выглядел так, как полагается доверенному лицу могущественного нобиля, наперснику и хранителю тайн своего господина. Он снял с седла объемистый кофр и поклонился.

— Готов? — Блейд критически оглядел его. Чос снова поклонился, надувшись и приняв чрезвычайно важный вид. — Тогда пойдем!

Предложив руку Лидор, странник повел ее вверх по ступеням, мимо изваяний каменных чудищ и бронзовых богов. Чос и четверка хайритов с франами на плечах шагали следом за господами. Они миновали цепочку недвижимых гвардейцев в сверкающих кирасах и, перешагнув порог широко распахнутой двери, очутились в огромном светлом зале, весьма торжественном и строгом.

Здесь толпилось множество народу, человек триста, не меньше, — чиновники и секретари, слуги прибывших на совет пэров и их телохранители. Этих последних было больше всего: Стражи Спокойствия в темных туниках с короткими мечами у поясов, стамийцы с луками и арбалетами за плечами, воины из Джейда в стальных кольчугах, отборные солдаты из Береговой Охраны и армейских орд, охотники южных саванн и лесов, опиравшиеся на дротики, с перевязями, из-за которых выглядывали рукояти метательных ножей. Айденские магнаты подбирали себе стражников в соответствии с собственными вкусами и родовыми традициями; одни отдавали предпочтение стойким и крепким парням из Джейда, отличным мечникам, другие больше полагались на непревзойденных стрелков из Стамо, третьи — на рыжеволосых айденитов из императорского домена, отслуживших в регулярных частях десять-пятнадцать лет. Оглядев зал, Блейд прикинул, что каждого из досточтимых пэров охраняло с полдюжины человек, совсем немного, если принять во внимание его собственное войско, оставшееся у подножия лестницы. Впрочем, он привел сюда целый отряд не ради собственной безопасности, а лишь желая подчеркнуть свой триумф: пусть все видят, что не оскудело богатство и могущество рода бар Ригонов.

Чос, бесшумно выскользнув из-за хозяйской спины, двинулся вперед, сохраняя на веснушчатой физиономии напыщенно-важное выражение. Его цепь, обруч и браслеты ослепительно сверкали, шаг был нетороплив и тверд, края пышной мантии мели пол. Толпа расступилась, освободив проход к обитой серебряными бляшками двери в глубине зала.

По обе ее стороны высились фигуры двух герольдов или глашатаев — во всяком случае Блейд называл их так, сообразуясь с земными традициями. Они носили складчатые белоснежные одежды, напоминавшие римские тоги, обладали лужеными глотками и могли перекричать любого осла в базарный день. Парочка у двери имела при себе еще и цимбалы — медные диски, висевшие на груди, по которым следовало бить особыми молотками.

Завидев Блейда со свитой, правый герольд грохнул колотушкой в диск, и долгий протяжный звук воспарил к сводам просторного зала.

— Кто просит милости у Совета? — проревел правый глашатай. — Кто хочет лицезреть пэров Айдена, опору Пресветлого? Кто желает отдаться на их суд? Назови имя свое, и отца своего, род свой и звание, спутников своих и челядь, а также дело, по которому прибыл!

Целая анкета, подумал Блейд. Весь этот ритуальный допрос являлся совершенной чушью, данью обычаям старины — как и картинный строй гвардейцев, торчавших на лестнице. Холм, на котором стоял императорский дворец, и ведущую к нему дорогу охраняли невидимые стражи, засевшие в подземных смотровых камерах с незаметными амбразурами. Эти молодцы могли поразить из арбалетов любого нежелательного посетителя с двухсот шагов, и они точно знали, кто, когда и зачем ступил на серпантин, поднимавшийся вверх с площади Согласия.

Странник прислушался к речам Чоса, который важно втолковывал герольдам, что лицезреть пэров, опору Пресветлого, желает Аррах, сын Асринда бар Ригона, благородный нобиль, прибывший со своей супругой, а сопровождают их хайриты-телохранители да он сам, скромный секретарь. И явился сюда Аррах, сын Асринда, в назначенное время по вызову Совета, рассмотревшего его дело о титуле и наследстве и готового возвестить означенному Арраху волю императора, да будет с ним благословение светозарного Айдена и грозной Шебрет. Все это Чос проговорил без запинки и с подобающей учтивостью, так что оставалось лишь удивляться, откуда бывший ратник десятой алы пятой орды Береговой Охраны ухитрился нахвататься столь светских манер. Не иначе как у серестера Клама, решил Блейд, Клам являлся большим докой по части церемониала.

Правый герольд распахнул обитые серебром створки, а левый ступил через порог, тут же громоподобным басом объявив имя и звание просителя. Затем Блейд с Лидор проследовали в зал Совета, за ними — на правах секретаря — проскользнул Чос со своим кофром; хайриты же и их страшные франы остались за дверьми.

Помещение, в котором очутился странник, было сравнительно небольшим — цилиндрическая комната ярдов пятнадцати в диаметре, со сводчатым потолком и стенами, завешанными драпировками. По окружности этого зальца шел невысокий подиум, на котором стояли три десятка кресел, оставлявших посередине небольшое пространство наподобие арены. Там, лицом к двери, сидели четверо: братья Нураты, Айнор и Айпад, щедрейший казначей и Ангол бар Стам, Наместник Востока. Кроме них, здесь присутствовали еще две дюжины пэров, блиставших пышными одеждами, дорогими цепями и вышитыми золотом перевязями, на которых висели парадные мечи в роскошных ножнах. На столиках рядом с креслами в чашах цветного стекла играло вино, пара слуг с кувшинами бесшумно скользила вдоль стен, подливая благородным господам напитки.

— Хозяин! — прошипел Чос прямо в ухо Блейду. — Рыжий, который сидит третьим? Он самый?

— Да, — странник повел глазами на дверь. — Стой тут и постарайся не высовываться, пока я не позову.

— Буду тихим, как мышка под стопой Шебрет, — пробормотал слуга и замер, прижавшись к яркой драпировке; его внимательный взгляд ощупывал лицо бар Савалта.

Блейд, подхватив супругу под руку, направился по неширокому проходу к сидевшим в центре зала сановникам. Физиономии этих четверых застыли в важном спокойствии, остальные же, сидевшие у стен, с любопытством разглядывали дворянина из Диграны, претендовавшего на богатства и титулы бар Ригонов, а также его очаровательную супругу. По большей части пэры были мужчинами в самом соку, от тридцати до шестидесяти, так что не удивительно, что их внимание в конце концов сосредоточилось на Лидор. На нее стоило посмотреть! Опираясь на сильную руку Блейда, дочь опального Асруда плыла по залу словно лебедь в золотой короне, окутанный голубым облаком, и ее счастливому супругу довелось поймать не один завистливый взгляд.

Айнор бар Нурат, старший из братьев, поднялся им навстречу — вероятно, он председательствовал на этой встрече. Этот вельможа выглядел типичным айденитом, крепким, коренастым, с мощными плечами и гривой волос цвета начищенной меди. Блейд, знававший его кузена Айсора, погибшего в южном походе, невольно прищурил глаз. Айсор, худощавый и смугловатый, совсем не походил на двоюродного брата. Поговаривали, что в жилах его течет капля ксамитской крови, и если это было правдой, то судьба сыграла с ним злую шутку, ибо свой конец он нашел на копьях ксамитской фаланги.

Бар Нурат приветственно поднял руку и покосился на Савалта, изучавшего молодую чету холодными глазами.

— Почтенный Амрит, ты рассмотрел все документы, касающиеся предстоящего нам дела. Ты не раз встречался с нобилем из Диграны, именующим себя Аррахом, сыном Асринда, из боковой ветви бар Ригонов. Готов ли ты свидетельствовать, что этот человек перед нами?

Савалт, снова окинув Блейда многозначительным взглядом, неторопливо кивнул.

— Да, это он. А женщина рядом — его супруга Лидор, дочь Асруда бар Ригона, уличенного в преступном сокрытии сведений, кои интересовали самого Пресветлого. Я никогда не видел ее, но мои люди составили самое точное описание.

Блейд почувствовал, как вздрогнула Лидор, и крепко сжал ее руку. Лицо его подруги оставалось, тем не менее, невозмутимо спокойным; она превосходно владела собой и не собиралась выказывать слабость перед человеком, сгубившим ее отца.

— Готов ли ты свидетельствовать, почтенный Амрит, что Асруд, глава рода бар Ригонов, мертв? — продолжал допрос бар Нурат.

— Да. Он умер, а до того был лишен пресветлым императором достоинства пэра и изгнан из Совета. Его земли были конфискованы, равно как и иные богатства, мастерские, корабли и верфи — кроме жилища в западном предместье Тагры, которое милостью пресветлого было оставлено его детям, сыну Арраху и дочери Лидор.

Бар Нурат поднял голову, повернулся и медленно обвел взглядом сидевших на подиуме пэров.

— Все слышали слова почтенного бар Савалта, верховного судьи и Стража Спокойствия? Асруд бар Ригон мертв! А это значит, что древний род остался без главы… — он выдержал паузу. — Есть ли у кого-то иные сведения о судьбе Асруда? Или же все признают факт его смерти? Ты? — его серые зрачки впились в Лидор. — Что скажешь ты, его дочь?

Губы молодой женщины шевельнулись, голос ее был хрипловатым, но твердым:

— Я признаю. Мой отец мертв.

Бар Нурат кивнул.

— Хорошо! Будем считать, с этим мы разобрались, — он снова повернулся к Савалту. — Что можешь ты сказать, достопочтенный, об Аррахе, сыне и наследнике Асруда?

— Хм-м… — щедрейший поднял чашу, неторопливо отхлебнул и поставил ее на место. — За провинности отца Аррах, сын Асруда, был разжалован из сардаров гвардии, послан на север с флотом, который должен был привезти хайритских наемников. Затем он участвовал в последнем южном походе, проявив не только преданность Пресветлому, но и талант военачальника… Хм-м… Собственно говоря, он привел войско обратно после гибели твоего брата, верховного стратега… — судья склонил голову в сторону Айнора.

— О том нам известно, — заметил Айпад, младший из бар Нуратов. — Что было дальше?

— Пресветлый, по моей нижайшей просьбе, вернул Арраху, сыну Асруда, половину отчего достояния. Но! — Савалт поднял палец и покачал им в воздухе. — Но не титул и не место в Совете! Это было обещано, если Аррах сумеет изыскать и представить нечто ценное, нечто такое, что позволило бы войскам империи достигнуть южных пределов мира.

По кругу сидевших у стен сановников прокатился возбужденный шепоток, словно легенда о благостном царстве светозарного Айдена вдруг стала реальностью. Блейд, скрывая мрачную усмешку, поднес ладонь к лицу и потер подбородок.

— Возможно, Аррах, сын Асруда, пытался раскрыть тайну, — произнес бар Савалт, — но вряд ли ему это удалось. Он просто исчез.

Блейд снова усмехнулся. Как он и ожидал, здесь не было сказано ни слова о мнимой находке его супруги, о магических перчатках божественного Айдена, испускавших огненные лучи, и об экспедиции, отправленной в Сайлор. Эти сведения шли под грифом «совершенно секретно», и бар Савалт — вероятно, с ведома императора — не собирался делиться ими с Советом Пэров.

— Сколько времени ты не видела брата? — бар Нурат поднял глаза на Лидор.

— Больше года, достопочтенный… — она печально склонила головку.

— И ты считаешь, что твой супруг и дальний родственник достоин возглавить вашу древнюю фамилию? В большей степени, чем исчезнувший брат?

Лидор не колебалась.

— Да. Мой брат, о котором я буду грустить до самой смерти… он… он немного ветреный…

Внезапно младший из бар Нуратов громко расхохотался.

— Ветреный! Я пять лет командовал гарнизоном Тагры и был неплохо с ним знаком! Этот парень пил вино, как запаленный жеребец, и не пропускал ни одной юбки! Удивительно, что он переменился во время южного похода… если все россказни о его подвигах не являются солдатскими побасенками!

Ангол бар Стам, молчавший до сей поры, протянул в сторону Блейда длинную костлявую руку.

— А чем лучше этот? Может быть, все Ригоны — пьяницы и бабники?

— Не думаю, — пристальный взгляд Айпада бар Нурата обшарил могучую фигуру Блейда. — Этот молодой нобиль из Диграны совсем не похож на сына Асруда. Он смуглый и темноволосый, как все люди с Западного Предела, а значит, в нем течет чистая кровь… — младший Нурат посмотрел на Лидор и осекся.

— Чего уж… — пробормотал бар Стам. — Всем известно, что у Асруда была жена хайритка, и дети его наполовину варвары по крови… и сын, и эта красавица, что стоит перед нами.

Блейд покосился на супругу, но та и бровью не повела. В империи не жаловали и побаивались хайритов, хотя никто не собирался отказываться от их услуг на поле брани — северная конница была непревзойденной. Однако наемников из Хайры не любили, словно предчувствуя, что когда-нибудь их арбалеты и франы забьют последний гвоздь в крышку имперского гроба. Лидор придерживалась иного мнения, втайне гордясь своим хайритским происхождением. Собственно говоря, как и у самого Блейда, у нее отсутствовала кровная связь с империей, ибо старый Асруд был не айденитом, а ратонцем, агентом Хорады. Но об этом она не знала ничего.

— Разумеется, ты прав, — бар Савалт кивнул Анголу бар Стаму. — И наш пресветлый император прекрасно разбирается в таких вещах… Вот потому-то он и решил, что древнюю и славную фамилию должен возглавить нобиль с запада, из тех мест, где испокон веков жили бар Ригоны…

— И сейчас живут, — закончил Ангол. — Диграна очень далека от Стамо, но я слышал, что в тех краях полно обнищавших потомков Ригонов… Ты уверен, что этот, — он бесцеремонно ткнул пальцем в Блейда, — самый достойный?

— Так полагает Пресветлый, — коротко заметил бар Савалт и повернулся к Айнору. — Не пора ли огласить эдикт?

— Что ж, можно и огласить, — старший из Нуратов потянулся к свитку, лежавшему на столике, и развернул его. Это был превосходно выделанный пергамент, исписанный золотыми буквами и украшенный вдвое большим количеством печатей, чем брачный контракт Блейда; под текстом стояла размашистая подпись — след божественной руки Пресветлого. Бар Нурат откашлялся и начал читать.

Волеизъявление айденского владыки было подробным, детальным и длинным. Правда, в нем ни слова не говорилось о заслугах Арраха, сына Асринда, и его почтенного отца, торившего сейчас морскую дорогу на восток; Пресветлый больше напирал на то, что озабочен упадком, грозящим могущественному и славному роду Хранителей Запада, а посему, в милости своей, решил отдать вотчины Асруда бар Ригона, его титулы и звания достойному дворянину из Диграны, доказавшему свои права не только древними грамотами, но и супружеством с дочерью поименованного Асруда, от коего брака произрастут новые и крепкие побеги — к чести фамилии и к пользе империи. В заключение Аррах, сын Асринда, объявлялся владетелем всех имений и прочего имущества, до сих пор удерживаемого казной (тут следовала подробная опись), а также пэром империи. Наместником Запада, Хранителем Западных Пределов — каковой титул он мог вырезать на своей печати, высечь на своем щите и на воротах своего замка.

Закончив с официальной частью, почтенный Айнор хлопнул Блейда по плечу и вложил в его правую руку драгоценный свиток, а в левую — чашу с вином. Пэры неторопливо поднялись, приветствуя нового собрата, раздался тонкий звон стеклянных сосудов, послышались шуточки в адрес Лидор: один желал ей двойню, другой — тройню, а третий предлагал свои услуги, если муж будет плохо справляться с делом. Блейд выпил и щелкнул пальцами.

Чос тут же очутился радом, словно не у двери торчал, а прятался за хозяйской спиной. Кофр был уже раскрыт, и из его бездонных глубин слуга извлек золотой футляр, в котором должна была упокоиться императорская грамота. Тут кое-кто из вельмож не удержался от восхищенного вздоха, ибо футляр покрывали редкостные синие камни с Перешейка и подобранные им в тон голубые жемчуга из далекого Рукбата. Да, что ни говори, этот молодой бар Ригон умел продемонстрировать свое уважение Пресветлому!

Футляр с эдиктом исчез в сумке, словно ставя точку в долгом и трудном деле, что началось два года назад в пыточной камере бар Савалта, где висел над огнем старый Асруд, а завершилось здесь, в зале Имперского Совета, куда уже внесли новое кресло с гербом бар Ригонов. Кресло это было установлено на подиуме, но Блейд, смерив дистанцию от стены до центра зала, решил, что вскоре для него найдется более достойное место.


***

Назад возвращались прежним порядком, только теперь Чос с драгоценным баулом ехал сразу за господами. Мантию он снял, как и свои серебряные украшения, и был несколько задумчив, словно прикидывая, куда лучше всадить кинжал щедрейшему бар Савалту — в горло ли, меж ребер или в печень. Его хозяин размышлял о том же.

Лидор, обычно свежая и румяная, как майская заря, была бледна. Заметив это, странник похлопал ее по руке, сжимавшей поводья, и улыбнулся.

— Не унывай, детка. Так или иначе, мы добились чего хотели.

Она молча кивнула, подняв на него глаза, в которых стояли слезы. Видно, допрос в Совете дался ей нелегко.

— Теперь займемся бар Савалтом, — заметил Блейд, и по губам его скользнула зловещая улыбка. Веки Лидор дрогнули.

— Стоит ли, Эльс, милый?.. Отца уже не воскресишь…

— За всякое деяние положено воздаяние, — лицо странника посуровело. — Но мы должны учитывать не только мотивы мести, детка. Бар Савалт, испросив у Пресветлого этот эдикт, одновременно подписал и собственный смертный приговор.

— Почему? — глаза Лидор округлились.

— Подумай сама, любимая! Ведь мы обманули его, поманив сладким куском! Эта история с отцовскими записями, которые ты якобы нашла… Экспедиция в Сайлор для их проверки… Все это ложь! Но щедрейший поверил в нее, получив аванс — перчатки…

— Молнии Айдена?

— Да, молнии Айдена! Сей магический талисман реален и находится у него в руках… и заставляет думать, что все остальное тоже правда. Вот почему мы получили и титул, и звания, и все твои поместья… А теперь представь себе, что произойдет, когда обман откроется. Ведь рано или поздно этого не миновать! Если, к примеру, этот бар Кейн, лазутчик щедрейшего, не вернется в течение года, у Савалта могут возникнуть вопросы… И он, как минимум, пошлет в Сайлор меня, а ты останешься заложницей!

Лидор вздрогнула.

— Что же нам делать, Эльс? Ведь ты… ты же не собираешься открывать ему дорогу на Юг? Настоящий путь?

— Разумеется, нет, малышка. Но бар Савалт все же отправится туда — прямо в загробное царство светлого Айдена.

— А… а император? — спросила она, помолчав. — Что сделает он, узнав о нашем обмане?

— Ничего, если удастся доказать, что обманул его бар Савалт. И если к тому времени щедрейший будет мертв… — Блейд мрачно усмехнулся. — Ты помнишь, о чем написано в грамоте Пресветлого? Там нет ни слова о наших обязательствах… я имею в виду это путешествие в Сайлор… Нам вернули титул и земли, дабы славный род бар Ригонов не захирел и мог по-прежнему служить империи! Вот так! — он пристукнул кулаком по высокой луке седла, — Я даже сомневаюсь, что бар Савалт поведал Пресветлому всю правду… особенно насчет перчаток с молниями Айдена…

Кони шли неторопливой мерной иноходью. Лидор задумалась, покачиваясь на спине своей белой лошадки, ее зрачки потемнели, губы сжались.

— Ты думаешь, кроме Савалта и, быть может, Пресветлого, никто не знает об этой истории? Ни Нураты, ни бар Стам, ни чиновники щедрейшего? — наконец спросила она.

— Почти уверен в этом. И вскоре выясню наверняка.

— Как?

— Выясню, — буркнул Блейд, грозно сверкнув глазами.

— Но все равно останутся свидетели… этот бар Кейн, например. Если он вернется, да еще вместе с твоим… твоим отцом…

— Он не вернется, — твердо произнес странник. — Никто не вернется, Лидор. И мой отец тоже.