"Порода героев" - читать интересную книгу автора (Колман Лорен)

Глава 10

Пляшущее в очаге жаркое пламя выгоняло морозный воздух за стены главной лаборатории Гатхи. Северное окно занесло снегом. Здесь, под защитой камня и тени, он устоял против оттепели последней недели. Комната пропахла дымом, но на стенах не было ни пятнышка копоти. Рабы тщательно заботились о безукоризненной чистоте. Рабы – подарок влиятельных вождей, которые чувствовали себя в долгу перед Гатхой. Келдоны всегда платят долги: добром за добро, злом за зло. Пока, за прошедшие сорок лет работы, сделанное Гатхой добро в их глазах перевешивало зло. Ошибки случались, но несмертельные. Главное – сохранять равновесие. Нажил врага в одном вожде – подружись с другим, более сильным. С самого начала Гатха понял, что в племени келдонов царила иерархия не менее строгая, чем в стае голубей. По осанке и жестам с первого взгляда можно было определить, кто кому подчиняется. Правда, расстановка сил время от времени менялась. То один то другой вождь поднимался выше или падал вниз. Предсказать результат поединков или несчастных случаев было непросто. Гатха понимал, что рано или поздно может ошибиться, сделать ставку на неудачника, но это было делом будущего. Тогда и придет время искать выход. Пока его занимало одно – работа.

Он уже перенес на стол подставку с препарированной мышцей колоса и потянулся за пинцетом, когда в передней послышался шум. Взволнованный гомон рабов, удар, звук падения тяжелого тела… Дверь распахнулась, и в лабораторию ввалился Трог. С его тяжелых кожаных сапог на чистый пол сыпались комья снега и грязи. Семь с лишним футов самоуверенной силы. Келдон превосходил мага на шестнадцать дюймов роста и сотню фунтов веса, однако Гатха, мало ценивший грубую силу, спокойно встретил пристальный взгляд вождя. Досадно, что приходится отвлекаться, однако он кивнул рабу, приказывая убрать образец со стола. Пока Трог торчит в лаборатории, о работе нечего и думать.

Отодвинув стул подальше от теплого очага, келдон сел и снисходительно кивнул магу.

– Хорошее выбрал место. – Он говорил на низком келдонском, ради удобства Гатхи.

Этот язык, основанный более на словах, нежели на жестах и интонациях, применялся, чтобы отдавать приказы рабам и невоюющим келдонам. Трог имел в виду разорванное вдоль знамя, висевшее на стержне, вбитом между обтесанными камнями камина. Другая половина висела в замке Трога, стоявшем под самым Некрополем, а второе такое же знамя украшало зал совета. Трог разделил с Гатхой трофей, захваченный у побежденного врага. Редкий дар, означавший, что Король-колдун обязан своей победой чьей-то помощи.

Трог, внук того самого Крейола, который спас когда-то жизнь мага, десятилетним мальчишкой был отдан Гатхе. Недоносок, как называли келдоны малорослых детей, и надеяться не смел, что будет избран для испытания вождей. Отец ребенка напрямик заявил, что лучше его сын сгинет в ледяной пустыне или умрет от неумелого колдовства, чем окажется среди отверженных. Разумеется, многих детей ждала судьба рядовых воинов, и обычно родители не видели в этом большой беды, но Трог был первенцем могущественного вождя и влиятельной доены. Положение обоих родителей зависело от достоинств их отпрыска, и они желали ему успеха любой ценой. Трогу повезло. Вмешательство на генном уровне оказалось удачным, и мальчик не только превзошел сверстников в росте, но и носил теперь высокое звание Короля-колдуна. Его войско заражалось от своего предводителя горячечной, безрассудной отвагой и одерживало небывалые победы. Молодой вождь уже занимал высшую ступень в зале совета, и равных ему было не много.

Гатха устроился поближе к огню. Более удобное положение считалось, разумеется, менее почетным. Маг никогда не забывал своего места среди келдонов. Владение языком и одежда местного покроя еще не делали его воином. Любой вождь в любую минуту мог лишить его жизни, если Гатха не успеет прикрыться заступничеством более сильного.

– Доля в твоей победе – честь для меня, – наконец заговорил маг, уставившись на разорванное знамя, чтобы избежать столкновения взглядов.

Король-колдун согласно хмыкнул.

– Я черпаю силу в войне. – Его голос прозвучал мощно и властно. – Ничье оружие не коснулось меня. Я топчу жизни врагов, как хрупкие снежные комья. – Его темные глаза уставились на Гатху. – Это сделал для меня ты, и я не забыл. – Вождь помолчал. – Ты сделаешь это и для моего сына.

Гатха, изумленный до забвения приличий, взглянул в глаза вождя. «Значит, это не визит вежливости по-келдонски, а деловой разговор?» Колдовской дар короля создал среди горцев большой спрос на работу мага. Их не смущало, что лишь один из десяти подопытных выживал и сохранял боеспособность. Гатха даже начал снова пополнять матрицу фирексийскими генами, как пополнял ее прежде генами колосов. Постепенно он нагонял время, потерянное, когда приказ Баррина прервал его исследования, однако надежность результатов все еще оставляла желать лучшего. А Гатха очень опасался сделать этого человека своим врагом.

Отведя взгляд, он сглотнул слюну, смачивая пересохшее горло.

– Не знал, что у тебя есть сын. Поздравляю с новым воином.

Между тем Гатха наскоро прикидывал вероятность того, что ребенок выживет. Невелика. Он нервно погладил свою козлиную бородку.

Трог покачал тяжелой головой:

– У меня нет сына. Пока. Ты поможешь мне сделать из него Короля-колдуна, такого, как я.

Воздействие до зачатия? За последние сорок лет Гатха проделывал такое только на пленных рабах. Келдоны живут одним днем. Они не умеют заглядывать в будущий год и тем более заботиться о еще не рожденном ребенке. Должно быть, Трог унаследовал гены своего деда, Крейола. Тот тоже, по меркам горцев, был весьма дальновиден. А ведь Гатха давно отказался от мысли убедить совет разрешить ему дородовое воздействие. Большинство вождей рассуждали просто: «С какой стати испытывать на себе колдовство, результатов которого надо ждать долгие годы?»

– Ты сделаешь это, – с напором повторил Трог. Маг кивнул.

– Это можно сделать. – Келдонские слова застревали у него на языке. – Но непросто, и нельзя предсказать, унаследует ли твой сын колдовской дар.

Получить для нового образца набор генов Трога – редкая удача! Но понадобится новое оборудование, нужно разработать новую методику, и время… вечно не хватает времени! Гатха безмолвно выругался. Вслух он заговорил о другом:

– А твоя доена согласится?

Это был серьезный вопрос. Маг был знаком с двумя супругами вождя и не мог представить, чтобы одна из них согласилась довериться магу.

Трог кивнул.

– У меня новый замок и новая доена. Она согласна.

Честолюбивая молодая самочка!

– Возможно, потребуется несколько попыток, – предупредил Гатха, – но, думаю, мне это под силу.

Резко поднявшись, на прощание Трог вскинул к глазам сжатый кулак. Гатха ответил тем же ритуальным жестом, но, разумеется, поторопился опустить руку раньше вождя. Поднятая рука загораживала воину обзор, и было бы страшным оскорблением для сильнейшего воина, если бы низший осмелился остаться беззащитным перед его лицом.

– Ты сделаешь из моего сына Короля-колдуна, – сказал Трог. – А потом из его сына. Пока ты делаешь это, Гатха, у тебя будет все, что нужно. Проси, и получишь. – Он помедлил и добавил на высоком келдоне: – Ты будешь сидеть в совете вождей. Я обещаю.

Огромная честь: и обращение на языке воинов, и само обещание. Гатха не упустил случая ответить тем же: невнятно поблагодарил и слегка наклонил голову, признавая свою слабость перед сильнейшим. Трог оскалил зубы в улыбке, и Гатха снова поклонился вслед выходящему вождю. Едва за тем захлопнулась дверь лаборатории, ноги мага обмякли, и Гатха с трудом добрался до стула. Громкое обещание Трога, конечно, никогда не будет исполнено. Никто не смеет сесть в присутствии совета вождей в Некрополе.

Однако, пока за его спиной стоит Король-колдун и его войско, магу не приходится опасаться за свою жизнь. И у него будет все, что нужно! А маг хорошо знал, что ему нужно. Лаборатории, соперничающие с толарианскими? Конечно! Вся академия к его услугам? Разумеется! Голова Баррина на пике? Еще бы! Чудесное будущее открывалось перед ним. Оставалось только крепко взять его в руки, а если добыча окажется ему не по нраву, маг переделает ее на свой вкус.

– Урза, мне это не нравится. – Баррин швырнул на стол листки доклада. Они разлетелись по мраморной столешнице, несколько с легким шелестом порхнули на пол. – Мы… я остановил исследования Гатхи потому, что они угрожали нашей морали и жизни людей. Дезертировав, он окончательно доказал, что недостоин доверия, сколько бы ты ни твердил, что каждый имеет право уйти. А теперь он начал самостоятельные исследования. И при том использует одну из наших малых евгенических матриц. – Баррин раскачивался в кресле, голос его звучал почти жалобно. – Урза, я хотел остановить его, а не выпустить эту заразу в Доминарию.

Мироходец стоял у большого стола напротив Баррина. Он выглядел совсем юным, и на его мальчишеском лице странным казался суровый, упорный взгляд.

– Келдоны не кажутся мне невинными страдальцами, – заметил мироходец. – Они предоставили ему кров и все необходимое для работы, потому что он обещал им то, чего они сами желали. Искусственный отбор и магически направленная эволюция были у них в ходу еще тогда, когда ни ты, ни я, Баррин, об этом и не думали. Зачем же нам вмешиваться в их дела, тем более что мы можем извлечь большую пользу, просто наблюдая за ходом событий?

Баррин потер покрасневшие, опухшие после бессонной ночи глаза, перебрал разбросанные листки и нашел среди них небрежный набросок, сделанный Урзой.

– Вот. – Маг протянул мироходцу листок. – Неужели их отбор и направленная эволюция могли довести до такого?

Изображенное на рисунке бесполое существо мало напоминало человека. Огромный рост, непомерно толстые кости и выпуклый черепаший панцирь на широкой спине. Уродливые конечности с перепонками между бесформенными пальцами и костяными выростами-шипами на локтях и коленях.

Урза покачал головой. Его лицо изменилось, став на несколько лет старше.

– У нас на Толарии случались не менее ужасные провалы, – заметил он. – Думаю, это попытка внедрения в евгеническую матрицу генов колоса.

– Эта тварь – не результат неудачного эксперимента, – возразил Баррин, возмущенный подобным сравнением. – Она создана из нормального живого существа обратным воздействием на генную структуру. У нас никто, кроме Гатхи, не применял таких методов.

Урза хлопнул ладонью по столу.

– Возможно! Зато из слабосильного образца он создал воина, достойного высокой оценки даже по келдонским меркам! – Мироходец опустился в кресло, видимым усилием воли заставив себя успокоиться. – Баррин, я ведь не уговариваю тебя принять методы Гатхи. Напротив, они укажут нам границы, к которым не следует приближаться, спасут от многих бесплодных попыток. Мы не станем коренным образом преобразовывать жизнь, но только осторожно подтолкнем, направим в нужную сторону. Превентивная терапия, Баррин!

При всем отвращении к этой мысли старший маг невольно задумался. После полутора сотен лет работы в реальном времени врожденные уродства стали редкостью, и все же они случались. Бывало и так, что дети рождались нормальными, но с возрастом в них проявлялись те или иные болезненные отклонения. Память о таких неудачах преследовала Баррина как кошмар. Он стиснул доску стола.

– Да, в таком подходе есть смысл. Но разве это причина дозволить Гатхе продолжать работу?

– Ты видел последние отчеты. Почти во всех линиях, выведенных на Толарии, накапливаются нежелательные отклонения. И происходит это из-за того, что начальные стадии роста проходят в ускоренном времени. Мы можем помочь отдельным личностям, но они уже никогда не станут родоначальниками линии, способной дать наследника. Достаточно жизнеспособное потомство дают только те образцы, у которых все развитие прошло в реальном времени, но и на них слишком сильно влияет голубая мана Толарии. Мы зашли в тупик, Баррин. Опытные данные, накопленные Гатхой, помогут мне начать заново и наверстать потерянное время.

Маг медленно поднялся на ноги. Его трясло. Линии, выведенные на Толарии? Урза не стал бы без причин тратить слова на подобное уточнение. В горле застрял тугой ком. Баррин едва сумел вытолкнуть из себя хриплый шепот:

– Сколько? – спросил он. – Сколько линий существует за пределами острова?

– Не так уж много, – легко ответил Урза. – Все в том же роде, что и здесь. Доминарианцы, выращенные в областях, насыщенных белой маной, с примесью транского генетического материала. – Мироходец нахмурился. – У меня тоже первые поколения были устойчивее последующих, но отклонения накапливаются не так быстро, как на Толарии, – вероятно, за счет воздействия белой маны.

Уже второй раз выясняется, что Урза затевает что-то независимо от академии. Баррин бессильно опустился в кресло.

– Почему ты мне не рассказывал?

Мироходец передернул плечами:

– У тебя и так довольно забот, а моя работа никак не связана с программой академии. Помнишь, меня с самого начала беспокоило использование маны Толарии для повышения приспособляемости материковых образцов, а когда работы Тимейна…

– Хватит, Урза. – Баррин вскинул руки, признавая свое поражение. – Достаточно.

Он потер переносицу. В висках все сильнее билась боль. Кажется, много лет назад было время, когда он надеялся прожить простую человеческую жизнь. Он вовсе не мечтал ни о бессмертии, ни о власти над множеством живых существ. И никак не думал безнадежно запутаться в сетях, которые Урза готовит для фирексийцев.

Теперь поздно угрожать даже отставкой. Мироходца вряд ли удастся переубедить, и уж подавно никто не сумеет его удержать. Баррину остается только в меру сил смягчить разрушительные побочные последствия. Волей-неволей, маг оказался в ответе за многих, и в первую очередь за жизнь своей жены и детей, на появление которых Баррин очень надеялся.

– Ты вел записи независимых экспериментов? – спросил он и тут же возненавидел себя за этот вопрос.

Урза заметно смутился, но все же кивнул:

– Разумеется, и я позаботился чтобы если со мной что-нибудь случится, все данные попали в твои руки.

– Я хочу видеть их сейчас, – потребовал Баррин. – Ими займется Тимейн. Знаю, он не магистр, даже не куратор, но он один из лучших – и уж точно самый разумный из наших сотрудников. – Маг и сам чувствовал, как безнадежно и беспомощно звучит его голос. – Я подключу к работе всю академию, Урза. Надо свести воедино все данные: наши, твои и… – с нескрываемым отвращением он закончил: – Добытые Гатхой. Я сделаю все, что смогу.

– Никогда не сомневался в тебе, Баррин. – Урза встал. – Для этой работы мне не найти человека лучше тебя.

Уже уходя, он добавил:

– Пойди домой, отдохни. Побудь с женой.

С последними словами мироходец скрылся, шагнув через границу миров.

Баррин остался один. Он не мог вспомнить, чем занимался до появления Урзы, а новая работа сулила мало радости. Но заниматься ею придется… Только не сегодня. Понадобится время, чтобы смириться с тем, чем предстоит заниматься: потому что сделать это необходимо и потому что никто, кроме него, сделать этого не сможет.

Тимейн и Баррин стояли на холме, с которого открывался вид на Колонию. Небольшая деревушка, населенная потомками чистых линий, разрослась на самом краю острова, подальше от академии. Эти люди предпочитали как можно реже вспоминать, что поневоле с рождения и до смерти оставались подопытным материалом. Даже издали были видны следы, оставленные на телах некоторых поселенцев проектом Наследие. На жалком огородике склонился над грядкой однорукий мужчина. Женщина с непомерно разросшейся верхней частью тела выворачивала из земли большой камень, расчищая дорогу для плуга.

– Разве они не знают, что мы могли бы излечить почти все врожденные пороки? – спросил Баррин. Ветерок прижимал полы длинной накидки к его коленям.

Тимейн кивнул:

– Знают. – Молодой человек поймал упавшую на лоб прядь волос и заткнул ее за ухо. – Не понимаю, почему они не обратятся к нам за помощью? Ведь магия уже так много сделала для них!

Баррин вздрогнул от злой иронии, прозвучавшей в голосе ученика. Тимейн твердо встретил его взгляд. Молодой маг знал себе цену, и звание вечного ученика давно не смущало его.

– Зачем ты привел меня сюда, Тимейн? – Маг снова взглянул на жалкую деревушку. – Ты неспроста выбрал для разговора именно это место.

– Я ухожу из академии.

Лицо Баррина застыло неподвижной маской.

– Я могу и не дать тебе разрешение. Возвращение в широкий мир дозволяется только магистрам, а ты еще даже не куратор.

По губам Тимейна скользнула легкая усмешка. Баррин мог грозить сколько угодно, но оба знали, как многим он обязан Тимейну.

– Я не говорил, что хочу покинуть остров.

Мгновенно уловив его мысль, старший маг снова взглянул вниз:

– Туда? А они тебя примут?

– Надеюсь. Без их помощи мне не выстроить дома до сезона бурь.

Баррин досадливо покачал головой. Спорить было бессмысленно, и все же он попытался:

– Тимейн, можно было бы перевести тебя на другие… – Он сбился, не закончив фразы.

– Пока академия поддерживает проект Урзы Мироходца, я не хочу иметь с ней ничего общего. – Молодой волшебник скрестил на груди длинные худые руки. – Я держался, пока мог, но теперь с меня хватит. Колония достаточно далеко от академии, здесь я смогу жить спокойно. Он помолчал. – Быть может, я смогу чем-нибудь помочь этим людям. Пойми, наставник, я устал сражаться с врагом, которого даже никогда не видел, да еще таким сомнительным оружием. С этим покончено.

Отчаяние, отразившееся в глазах Баррина, едва не поколебало решимости ученика. Он понимал, что в каком-то смысле предает академию, Баррина и Рейни, и особенно Урзу, но он не лгал. Он действительно держался, пока мог. Баррин медленно склонил голову, и Тимейн понял: учитель признает его правоту. Плечи старшего мага ссутулились, точно приняв на себя еще большую ношу.

– Если ты решишь вернуться, найдешь академию на том же месте.

Тимейн смотрел вслед уходящему магу. Раз решившись, тот никогда не отступался от задуманного. Юноша знал: его наставник пойдет вперед, потому что больше идти некому, и уважал его за это. Спускаясь по противоположному склону холма к Колонии, молодой маг гадал, заслужил ли и он уважение учителя. Но еще не доходя до первых домов селения, он выкинул из головы все ненужные мысли.

Здесь много работы, надо думать о деле.

Лаборатория большой евгенической матрицы охранялась, как ни одно здание на Толарии. При любом эксперименте в обязательном порядке присутствовали двое советников. Никто, кроме Урзы и Баррина, не имел права изменять настройку сложнейшего механизма.

Рейни стояла перед машиной, держа в руках толстый, переплетенный в кожу фолиант. Заложив пальцем нужную страницу, девушка разглядывала сложное устройство, составленное из мельчайших деталей, блестевших транским металлом. Механизм пролежал под землей несколько тысячелетий, пока его не нашел Урза Мироходец. От обычных транских механизмов матрицу отличала ощущавшаяся в ней магия. По мнению Урзы, магическое воздействие было внесено транскими механиками непреднамеренно.

«По всей вероятности, – заметил он однажды в беседе с магистрами, – траны не осознавали значения магии и, следовательно, сами до конца не понимали, каким образом работает их евгеническая матрица».

Если этими словами Мироходец рассчитывал облегчить им отношения с механикой, действия которой магистры не постигали и наполовину, то его расчеты не оправдались. Рейни, например, предпочла бы разобраться в принципах работы устройства, чтобы иметь возможность заранее просчитывать результаты. Она подозревала, что Урза недооценивает уровень знаний достигнутого транами.

– Получится? – нетерпеливо проговорил Баррин.

Устало вздохнув, Рейни взглянула на него, не скрывая досады. Намотав на палец надоедливую прядь темных волос, она перебросила ее за спину и снова склонилась над устройством.

– Тридцать поколений! – прошептал маг, качая головой, и отступил в сторону.

Никогда еще Рейни не видела мужа в таком отчаянии, даже в тот день, когда они загнали в клетку память Карна.

Она понимала, как измучен Баррин, и ей хотелось бы утешить его, но работа требовала полной сосредоточенности. Ее не так давно ввели в совет, и, как главный техник академии, она получила возможность ознакомиться с окончательными выводами Тимейна. Для достижения эмпатической смеси, отвечающей требованиям Урзы, нужно было не менее тридцати поколений. Больше шести сотен лет, и только в реальном времени. Кроме того, все потомство экспериментальных образцов должно было воспитываться вне Толарии, так что ход эксперимента становился практически неуправляемым. И кто бы мог поручиться, что родившийся в результате наследник удовлетворит Урзу? Мироходец задумал вывести личность необычайно волевую и сильную, способную понимать врага и сопереживать ему так же, как обитателям Доминарии. Наследника, который сумеет понять фирексийцев, чтобы победить их, но при этом не обратится к их темным целям.

Рейни отложила книгу на стоявший рядом столик. Освободившийся палец сам потянулся к виску, словно пытался втолкнуть и уложить в память вычитанные из книги сведения.

– Получится? – повторил Баррин. Рейни устало улыбнулась в ответ.

– Интересно, можно ли придумать задание, невыполнимое с помощью транской техники? Я бы не поручилась. – Ее тонкая ладонь легла на кожу переплета. – Оказывается, траны изобрели способ сращивать механические устройства с живыми организмами на межклеточном уровне. Хотелось бы знать, сумели ли они воплотить теорию в жизнь?

– Я навидался чудовищ, составленных из плоти и стали. Противно подумать, что получилось бы от сращения их! – ужаснулся Баррин.

В глубине сознания Рейни скользнула тревожная тень, но мысль застряла прочно. «Какие открываются возможности!»

– Мы стремимся всего лишь вводить в живой организм небольшие дополнения, – заметил маг, словно напоминая жене о поставленной цели, – но, разумеется, изменения должны коснуться всех жизненных систем, чтобы предотвратить реакцию отторжения.

У него не повернулся язык сказать прямо, что, в случае если организм не принимал искусственное изменение как врожденное, ему грозила мучительная смерть. Понимающе кивнув, Рейни опустила усталый от долгого чтения взгляд. Ей вдруг захотелось поскорей уйти из мастерской.

– По-моему, должно получиться, – сказала она, – и притом лучше, чем у Гатхи. Механика, в отличие от магии, позволяет сделать точный расчет. – Она посмотрела на мужа в упор: – Вопрос лишь в том, надо ли пробовать.

– Я сам каждый день задаю себе этот вопрос, любовь моя, – отозвался маг, – но Урза, услышав от Мултани и остальных о направленной эволюции Явимайи, еще тверже уверился, что мы на правильном пути. Якобы наши работы только повторяют выбор, сделанный самой природой. Вместе с академией или без нее он будет продолжать.

Рейни взглянула на транскую матрицу. Точный, совершенный механизм. Бесчувственный. Не добрый и не злой. Добро или зло выбирает тот, кто его использует.

– Думаю, пусть уж лучше вместе, – вздохнула она.

Баррин молча кивнул.