"Дочь Льва" - читать интересную книгу автора (Чейз Лоретта)

Недели перед свадьбой прошли как длинный путаный сон, наполненный незнакомыми лицами и чужими голосами с их режущим английским произношением. Находясь в центре переполоха, Эсме смотрела на него как бы со стороны, следя за тем, чтобы делать все так, как требует этот сон.

Вариан поселил ее вместе с Керибой у священника, мистера Инквита. Он и его жена были добрые люди, но чужаки. Визиты Вариана и Персиваля были столь редкими, что они тоже стали казаться ей посторонними. Пока они суетились, организуя английскую свадьбу на Корфу, Эсме выполняла более устрашающую задачу — сделать из себя настоящую английскую невесту.

Сожаления и тревоги она отправила в самую глубину сердца. Убийство отца осталось неотомщенным, родная земля находилась на грани катастрофы, и для нее было поздно поступать геройски. Ее жених был иностранцем без гроша в кармане, но для нее поздно было поступать мудро. Эсме отдала ему сердце так же, как подарила невинность, и ни о чем не жалела.

Она станет баронессой, а это значит, что она должна хотя бы выглядеть как леди. На этом она и сосредоточила мысли. Она заставила себя проявить интерес к журналам мод, которые показала миссис Инквит, и помогла двум старшим женщинам превратить образцы в готовые платья. С такой же целенаправленностью Эсме брала уроки английских манер. «Это необходимо, — сказала она себе. — Иначе нельзя».

За несколько дней до свадьбы приехала Доника с родственниками, и Эсме приступила к добрачным празднествам с решимостью делать все, что положено. Она страшилась будущего, но уверяла себя, что просто боится горя. У нее несчастье, но для большинства людей сама жизнь — череда бед и печалей. И потому она замкнула в себе то, что было глубоко внутри, и окружающим являла только уверенность и улыбку.

Время удивительного сна подошло ко дню свадьбы. Он начался с яркого и теплого рассвета.

Эсме стояла в лучах утреннего солнца и терпеливо выносила хлопоты Доники с одеванием и причесыванием невесты. Наконец Доника отступила в сторону, оглядела платье цвета морской волны, и ее серьезное лицо расплылось в улыбке.

— Что подумает твой жених, когда тебя увидит? — сказала она. — Он назвал тебя своей маленькой птичкой — а ты принцесса!

Эсме с трудом удержалась от того, чтобы расправить складки юбки. Они и так были хороши, а руки у нее взмокли.

— М-маленькой п-птичкой? Доника засмеялась:

— Д-да. Как ты заикаешься! Тогда в Саранде он назвал тебя своей маленькой птичкой и сказал, что ты унесла его сердце. Я сквозь слезы видела его грустные глаза и слышала горе в его голосе. Все женщины плакали — и еще потом, когда услышали, что он кинулся за тобой в воду. Такой красивый мужчина, такой высокий и сильный! Как мы могли ему отказать?

— Ни одна женщина не может ему отказать, — прозвенел натянутый голос Эсме. — Я и попытаться не смогла, а теперь…

— Теперь вы дадите друг другу счастье.

— Счастье. Бог милостив ко мне. — Эсме вдавила кулачки в грудь, как будто это могло остановить неистовое биение сердца. — О, Доника, я не могу…

Доника схватила ее за руку и потащила к двери:

— Можешь, переставляй ноги, а я вытолкну тебя, и ты предстанешь перед всеми скромной невестой, как и положено. Но ты выйдешь замуж, подруга.

Хотя Доника и вела ее, на самом деле Эсме нес сон. Мимо проплыли неясные очертания лиц и жужжание голосов, и она остановилась перед священником. Туман приподнялся. Эсме подняла глаза и увидела свое божество. Он улыбался, глядя сверху. Все в нем сияло. Излучал свет гладкий мрамор лица, светилось серебро глаз. Даже голос вызвал в ней ощущение свечения, когда он сказал положенные слова, и от этого на ее губах появилась дрожащая улыбка, и она ответила.

И опять вокруг нее сомкнулось неясное движение и смутный гул. «Миледи», — окликали ее чужие английские голоса. В этом не было смысла, но она без запинки, наизусть отвечала[вежливыми фразами, которым ее научили.

Несколько часов спустя сон привел ее на пристань. Она понимала, что рядом стоит Петро, он рыдает, обнимая Персиваля; но, получив от Вариана мешочек с монетами, он оживился. Потом были Доника, Кериба, подруги… слова прощания на родном языке. Эсме смотрела, как уплывает их лодка, чувствовала, что ее поддерживает рука Вариана, и все же это было нереально, непостижимо.

Туман не полностью рассеялся и тогда, когда она стояла у окна спальни в том доме, что Вариан снял на Корфу. Дом был удивительный: большое белое здание в заливе Колора, в северо-восточной части острова. Окно было обращено к родине. Тонущее солнце зажигало медные искры на темно-синей глади Ионического моря.

Эсме зажгла свечи. Она переоделась в кружевную ночную рубашку, которую для нее любовно сшила миссис Инквит, и вынула шпильки из волос. Она до блеска расчесала их щеткой с серебряной ручкой из набора, который ей дал Персиваль. В комнате хвастливо сверкало большое зеркало, и Эсме рассмотрела себя.

В зеркале отразилась маленькая, тощая и страшно одинокая девушка.

Эсме отвернулась и стала смотреть в окно.

Земля на той стороне залива не была родиной. Эсме больше не албанка. Она девушка без родины и без семьи.

Ее дядя не приехал на свадьбу, — конечно, потому что не желал ее знать и даже не захотел забрать сына. Но когда-нибудь Персиваль к нему вернется, а Эсме будет отвергнута, как прежде был отметен ее отец.

У нее никого нет, она никто, просто жена лорда Иденмонта. Она даже не настоящая леди. Она освоила начатки знаний и повторяет их, как школьник отвечает урок латыни. Она же может цитировать Цицерона, Катулла и прочих, но это не делает ее римлянкой.

От стука в дверь она вздрогнула. Сердце болезненно забилось, она едва выговорила слова, приглашающие мужа войти.

Дверь распахнулась, вошел блистательный, высокий лорд, который сделал ее своей — и ничем более… Эсме разрыдалась.

В мгновение ока Вариан пересек комнату, подхватил ее на руки и без слов отнес на кровать. Он не положил ее, а посадил себе на колени, и Эсме повисла на нем, рыдая.

Он ее держал, положив подбородок ей на голову и поглаживая по спине. Постепенно ей передалось его спокойствие, она затихла. Он вынул платок и молча подал ей.

Она всегда ненавидела плач. Пока она не встретила его, слезы были ей незнакомы, презренная слабость. В ужасе она растерла мокрое лицо с такой силой, словно пыталась себя наказать.

— Ничего, пустяки, — сказала она, глядя на лацкан сюртука. — Вот глупости. Только стала страшилищем. — Она отодвинулась, но он ее не отпустил.

— Так не пойдет, Эсме. Я сойду с ума, пытаясь разгадать, в чем беда.

Серые глаза смотрели слишком пронзительно, под их взглядом она готова была извиваться червем, а это злило, потому что тогда она будет похожа на плачущую ведьму.

— Я же сказала, ничего. Я утомилась, вот и все. Устала притворяться дамой.

— Тебе никем не надо притворяться, уж во всяком случае, ради меня.

— Действительно. Если бы я вела себя, как мне вздумается, перед твоими соотечественниками я бы выглядела дурой и дикаркой, они бы смеялись надо мной и жалели тебя. Ты не хуже меня знаешь, что они только того и ждали, что я ошибусь, к твоему и Персиваля стыду. Поэтому ты и держался подальше от меня до сегодняшнего дня, — высказала она наболевшее. — Надеялся, что за один день я не успею выкинуть что-нибудь такое, что тебя дискредитирует.

Вариан посмотрел на ее стиснутые кулачки.

— Понятно. Какое же ты глупое создание!

— Глупое? — Она впилась ногтями в его руки и попробовала отогнуть пальцы, но с таким же успехом она могла бы расцепить наручники.

— Ты знаешь, что я сильнее тебя, — сказал он. — А даже если я тебя выпущу, ты недалеко убежишь. Может, лучше расцарапать мне глаза, как по-твоему?

Эсме знала — по крайней мере рассудочная ее часть знала, — что он нарочно ее раздражает. Но это не имело значения. Ее охватила бездумная ярость.

— Я тебя ненавижу! — выкрикнула она. — Я бы выцарапала тебе глаза, но тогда ты станешь слепым, а не только тупым и ненормальным, а у меня нет никого, кроме тебя! — Она толкнула его кулачком в грудь, так что он поперхнулся. — Я хочу умереть!

— Ну нет. — Не дав ей ударить еще раз, Вариан схватил ее руку и поцеловал. — Ты хочешь, чтобы я умер. Или вообще не появлялся на свет.

Он отпустил ее руку, поднял ее и поставил перед собой.

— Ты бы посмотрела вокруг, может, найдешь что-нибудь побольше и потяжелее, чем меня можно ударить. — Он посмотрел на умывальник. — Например, тот каменный кувшин. Осмелюсь сказать, короткий легкий удар отключит меня на несколько часов.

Эсме невольно проследила за его взглядом.

— Кувшин? — Ее глаза странно заблестели. — Он разобьет голову.

— О, сомневаюсь. Для того чтобы успешно сделать эту работу, тебе понадобится топор. Английские лорды, знаешь ли… У них череп из дуба.

Она издала глубокий вздох. Ярость рассеялась так же быстро, как и возникла, и Эсме не могла вернуть ее обратно, а она была ей так нужна! Злость была привычной, от нее Эсме становилась сильнее. Отчаяние делало ее слабой.

— О, Вариан, я не могу это сделать. Ты знаешь, что не могу.

— Полагаю, не можешь. Я довольно жалкий экземпляр, и, к сожалению, я все, что у тебя есть. Некуда пойти, не к кому обратиться. Только тупой, ненормальный Вариан, который на три недели бросил тебя на чужих людей. И все ради имущества, которое для тебя ничего не значит, потому что ты не лицемерка, как я. А еще ты злишься потому, что все эти три недели не имела ни права слова, ни выбора.

Эсме почувствовала напряжение.

Мерцающий серебряный взгляд прошествовал от ее макушки до пальцев ног в серебристых шлепанцах.

— Теперь я буду наказан, — мягко добавил он. — В первую брачную ночь. Сначала слезы, потом застращала меня до полусмерти…

— Ничуть ты не испугался, — сказала она. — Не представляй дело так, что я с тобой заигрываю. И не обвиняй в женских хитростях. Как будто раньше они на тебя действовали! Сколько женщин плакали из-за тебя? И сколько еще будут лить слезы?

— Ты тоже плакала из-за меня, любимая?

— Нет! — Она отвернулась к окну, за которым уже стемнело. — О, какой смысл? Да. Да! Из-за тебя.

Крепко держа ее за руку, он повернул ее к себе лицом.

— Этого я и боялся. Подозревал. Это мне наказание. О Господи, я ненавижу, когда ты плачешь! Даже когда у тебя такой вид, будто слезы наворачиваются на глаза. — Он взял другую ее руку и притянул к себе. — Но ты меня не ненавидишь, милая?

— Да. Нет.

Он долго смотрел на ее левую руку, поглаживая золотое кольцо на пальце. Потом поднес безвольную руку к губам и поцеловал в ладонь. Эсме затрепетала от желания и страха. Отдать ему тело — это очень просто. Она сделала это с радостью и делала бы дальше, если бы только это. Но отдать всю свою волю, всю себя…

Она отдернула руку.

Вариан поднял глаза. Они блестели все так же призывно, но стали мрачнее.

— Я ужасно соскучился.

— Напрасно. — Она не пыталась его оттолкнуть. Она не имела на это права. Она его жена. И в этом ее беда. Она не вынесет, если он опять сделает ее пьяной и беспомощной. Она потерялась, а в его руках, обезумев от любви, она никогда не найдет дорогу обратно.

— Понимаю, — сказал он. — Понял раньше тебя. Взять меня в любовники — это всего лишь бесчестье. Но взять меня в мужья… А, ладно. Это большая опасность.

Она сглотнула. Несправедливо, что он читает в ее душе, тогда как его душа для нее — потемки. Мрачная загадка.

— Эсме, я знаю, что я такое. Но ты отдалась мне, и теперь я нуждаюсь в тебе вопреки сознанию, вопреки всему, что я в силах вытерпеть. — Он крепко сжал ее руку. — И я снова тебя завоюю этой ночью так, как должен. Без колебаний.

Эсме поняла, что означает блеск его глаз, увидела опасность, но прежде чем она отшатнулась, он просунул ногу между ее ногами. Эсме покачнулась, и они вместе опрокинулись на кровать. Она в слепой панике сопротивлялась, понимая только то, что он не должен победить, не сегодня, не так легко! Ей нужно было отыскать в себе ту часть, которая все еще подлинно ее, а не то, во что он ее превратил. Она не могла сдаться, пока еще нет.

Но он был слишком быстрый, умный и сильный, и вот она уже лежит под ним, задыхаясь от отчаяния, потому что тяжесть тела над ней такая теплая и до боли знакомая. До этого момента она не осознавала, как была одинока. Она ненавидела себя за это невыносимое одиночество и за желание защиты, хоть она означала для нее тюрьму.

Рука легла ей на грудь, и она чуть не заплакала.

— Нет, Вариан, — взмолилась она.

— Да, Вариан, — вернул он тихую команду. Он прижал губы к ее виску и провел дорожку нежных поцелуев к уху и вниз к шее. Пульс мгновенно предал ее — стал частым и неровным. Он задержал губы на бьющейся жилке, и она ощутила триумф в его долгом, сосущем поцелуе, в поглаживании напряженной груди, и жар пробежал по всему телу, отзываясь болью внизу живота.

— Да, — повторил он. — Потому что ты меня хочешь. Говори. Она закусила губы.

Он стянул с плеч платье, обнажив напряженные, ноющие груди.

— Говори. — Он дразнил ее руками и языком, и против воли, против всех доводов разума в ней постепенно разгорался огонь.

— Нет, — простонала она, беспомощно извиваясь под его ласками. Платье сползло ниже бедер. Его руки и рот неспешно и целенаправленно двинулись вниз.

— Да. — В его голосе слышался смех, и ей тоже захотелось смеяться, хоть сердце разрывалось. Безумие какое-то.

— Нет, — прошептала она. — Я скорее умру.

— Сейчас ты у меня умрешь, любимая… прекрасно умрешь.

Он опустил голову, по груди пробежались шелковистые завитки его волос, и она задрожала. Нежные поцелуи в живот заставили ее застонать.

Она сжимала и разжимала кулаки, но это было бесполезно. Закрыв глаза, она невольно вплела пальцы в его волосы. Она хотела прижать его к себе изо всех сил, но она этого не сделает. Он знает, что мучает ее, и наслаждается этим. Но она не сдастся, нет, не так легко.

Она перебирала пальцами его волосы, как будто ей ничего больше не надо и все мышцы не натянуты до дрожи. Словно нет неистового желания ощутить его внутри себя.

Его рот сдвинулся ниже, и восхитительный шок пронизал ее и вырвал сдавленный крик. В этот сокрушительный момент поток исступления унес ее волю.

— Вариан. Нет… о нет. — Впившись ногтями в его голову, она ругалась на всех известных ей языках. Это был не ее голос, а голос демона, низкий и грубый. Его порочный рот и язык вызвали демонов, они плясали в ней, отвечали его желаниям, а не ее. У нее не было желаний.

— Вариан… нет… нет… о, пожалуйста… Он поднял голову и засмеялся.

Его пальцы скользили вверх и вниз по внутренним сторонам бедер, и она почувствовала, как напряженная плоть ткнулась ей в живот. Она готова была кричать.

— Скажи «да», — приказал он. — Говори.

— Да. Да. Я хочу тебя.

— Да, — повторил он. — Я хочу тебя. — И он наконец рухнул в нее.

Вариан смутно понимал, что идет дождь, уже давно. Он слышал тихое постукивание в том мире, что лежал где-то очень далеко, пока он ласкал жену и снова и снова ее возбуждал. Он заново начинал раз за разом, потому что она сделала его жадным и неистовым. Последние бесконечные недели без нее он чувствовал себя несчастным, а когда она плакала из-за него — отъявленным негодяем. Бедняжка, она наконец пришла в себя. Слишком поздно.

— Без этого нельзя, — сказал ей Вариан. Но только после восхитительного сеанса любви, когда он давал и получал наслаждение, показывал ей, как это может быть, как должно быть. — Я тебя не отпущу. Здесь я всегда буду победителем, Эсме. Если хочешь, думай, что ты продала душу дьяволу, потому что в этом деле я сущий дьявол.

— Ну, погоди, — предупредила она, упрямая, как всегда. — Погоди, я еще привыкну.

Он засмеялся:

— Ты никогда не привыкнешь, миледи. — Он снова овладел ею, его переполняла радость. Он пребывал в состоянии порочной радости с того момента, как их соединил священник. Эсме будет с ним, его, когда бы Вариан ни пожелал, и это правильно и законно, сделка торжественно закреплена перед Богом в присутствии свидетелей — двух десятков смертных.

Он смотрел в окно, где занималось пасмурное утро. Рука поглаживала гладкие плечи, задерживаясь на шраме над локтем. Она была в забытьи. Она доверчиво спала в его руках.

— Господи, как же я люблю тебя, — пробормотал он. — И будь я проклят, но я не знаю, что мне делать.

У него было десять фунтов, на этом проклятом острове негде было достать денет, адом он снял всего на неделю. От сэра Джеральда ничего не было слышно, хотя письмо должно было уйти две недели назад. Нужно было возвращать Персиваля, но куда? В Отранто? В Венецию? Где этот его негодный отец?

А Эсме — куда он ее повезет? Они могли бы пожить в Италии, хотя бы недолго. Для этого так мало надо, а у Вариана есть способы. Но сейчас, с женой, эти способы стали невозможны. Он не мог обречь ее на такое подлое существование.

Тем не менее надо куда-то ехать. Он не может вечно держать ее на этом чертовом куске камня — не может даже неделю, потому что Исмал находится в рискованной близости. У губернатора Корфу непростые отношения с Албанией. Население вооружено. Захватили несколько кораблей, и кто знает, сколько других кораблей не достигнет пункта назначения? Эсме нужно увозить подальше. Это было ясно.

Для этого у него есть одна неделя. Вариан слышал, что их фелюга отремонтирована и плывет на Корфу. Она может прибыть в любой день, если верить сообщениям. Он не был убежден, что можно им верить. Он оставил капитану более чем достаточно денег для ремонта и впервые заплатил очень высокую цену. Далее: большая часть вещей его и Персиваля находится на борту. Это кое-чего стоит. Но он нанял судно на две недели, а не на два месяца, и владелец запросто может решить, что контракт выполнен, и вернет судно в Италию.

И что тогда?

Эсме завозилась, как будто почувствовала его волнение. Вариан поцеловал ее в ухо.

— Спи, любимая, — прошептал он. — Спи.

Она придвинулась к нему поближе, прикоснулась теплой попкой. Он посмотрел на нее, потом снова в окно.

Такое ужасное хмурое утро надо просто переспать. В его руках лежит девушка, которая сводила его с ума два месяца и оказалась такой страстной и сладкой любовницей, о которой мужчина может только мечтать. «Сейчас не время размышлять о будущем, — сказал себе Вариан. — Нужно наслаждаться моментом, мирно лежать и вкушать редкое счастье». Он поцеловал ее в плечико и закрыл глаза.

Судьба дала ему час полусонного спокойствия. Потом раздались торопливые шаги и громкий стук в дверь.

— Пропади ты пропадом, Персиваль. Разве не может человек…

— О, пожалуйста, сэр, я очень сожалею. — Голос мальчика был ненормально высоким.

— Ты еще больше пожалеешь, когда я…

— Пожалуйста, сэр! Он приехал. Папа приехал!