"Миронов" - читать интересную книгу автора (Федорович Лосев Евгений)

19

И в тот же самый день разжалованного подъесаула подстерегала нежданно-негаданно встреча с... памятью своей. С босоногим пастушечьим детством.

– Что за маскарад?! – гневно крикнул полковник Краснов. – Останови! – приказал он кучеру, увидя Миронова, сидящего в офицерской форме на водовозной бочке.

Миронов и сам в первую минуту не сообразил, кто этот блестящий полковник, восседающий на рессорном сиденье тачанки... Только тогда, в детстве, в нее была запряжена пара вороных коней, а теперь светло-гнедых, чистокровных... Но что-то еле уловимое, но очень знакомое почудилось в жестах, движениях, правда, не угловато-нарочитых, а накрепко усвоенных и, стало быть, ставших привычно-естественными. Да неужто это тот принц-хлыщик?.. Но память пришла мгновенно на помощь и рассеяла сомнения – да это собственной персоной богач, коннозаводчик, который хвастался, что у него тысячи пар сапог и он может ими одеть полк, два... Знойный полдень... Барышня... Вишни в фуражке. Вдруг она пролетела перед его глазами и шлепнулась прямо в пыль. И как в сновидении, в грустном мареве скрылась прекрасная фея... А может быть, и она где-нибудь рядом с братцем. «Вот бы спросить у него...» – мелькнула дурашливая мысль у Миронова. Но он, кажется, не узнает своего «закадычного дружка».

...Филька пришел в себя, когда угнал скотину далеко от хутора, в степь. Прийти-то пришел, но обида жгла, не утихая, да и голод давал знать. Да, «покормили» здорово... И с собою харчей надавали... Издевался сам над собою Филька. Это как же понимать, продолжал думать он, всегда же такое было – кормить пастуха миром. Значит, обычаи можно нарушать?.. Без ответа?.. А бить? А-а, это ерунда! Зарастет, как на шелудивом поросенке. Вот жрать охота... и не у кого попросить. Хоть бы кто проехал мимо. А какой сумасшедший тут проедет?..

Подходило время обеденного водопоя. Коровы нудились, переставали пастись. Филька глянул на солнце, как будто подоспело время, но а коровы-то досыта наелись? А-а, черт с ними! Наелись – не наелись, ему было совершенно безразлично... Хлопнул Филька кнутом, коровы совсем оторвались от горячей травы и поплелись к Дону, на водопой... Здесь, возле речки, на небольшой площадке было и стойло, где табун отдыхал в обеденное время.

Филька всегда располагался на небольшом курганчике, откуда был виден весь табун. Здесь он иногда одним глазом придремывал, другой всегда был начеку. Если какая-нибудь прокудная коровенка вместо спокойного лежания на стойле вдруг заохотится пошкодничать в близлежащих левадах, Филька тут же вскочит, быстро догонит ее, со зла перетянет по кабаржине кнутом, да еще и побольнее, чем она заслуживает. Сегодня особенно досталось одной...

Филька в какое-то мгновение, однообразно созерцая спокойно отдыхавший табун, чуть было не заснул. Он тут же встрепенулся и отвел взгляд в сторону степи. Увидел, в лиловатой дымке возникла пароконная подвода. Кого это несет в такую жару?.. Подвода быстро приближалась и вскоре остановилась возле Фильки. Это оказалась тачанка на рессорах и, видно, легкая на ходу или, может быть, кони были добрыми, что играючи катили ее? На переднем сиденье восседал кучер, на заднем – подросток, Филькин ровесник, но, бог ты мой, какая на нем фуражка с кокардой! Да и френч военного покроя, белый с золотыми пуговицами. А сапоги... Филька таких сроду не видел – хромовые, с лакированными голенищами, которые так блестели, что глазам становилось больно... Рядом с принцем сидела девочка лет двенадцати. Филька ошалело смотрел на пришельцев из другого мира, пока голос кучера не вывел его из оцепенения:

– Эй, пацан, тут не топко? Можно напоить лошадей? Не увязнут?

– Песчано, – буркнул Филька.

Кучер начал распрягать лошадей, а девочка, кукольно разодетая, завороженно смотрела на вишневые сады и спелые ягоды на ветках, гнувшихся к земле. Неожиданно Филька услышал голос, как колокольчик:

– Хочу вишен.

– А я – винограда, – ответил ей попутчик.

– Ну, братик, ну, пожалуйста, достань вишен, – голос ее уже не звучал мелодичным колокольчиком, в нем слышались капризные нотки.

– Ну, сестричка, – явно передразнивая ее, отвечал братик и картинно выставил носок сапога на край тачанки. – В данной ситуации это невозможно.

– Ну, я же хочу вишен! Кстати, желание дамы – закон для настоящего мужчины...

– Прикажешь полезть через... как его, плетень и залезть в чужой сад?

– Я зараз принесу, – вызвался, кажется, помимо своей воли, Филька.

Девочка, не обращавшая совершенно никакого внимания на Фильку, удивленно, мельком взглянула на него и, подумав, ответила:

– Неси.

Филька подбежал к плетню, перемахнул его и скрылся в саду.

– Вот и объявился рыцарь, – насмешливо заметил братик.

– Рыцари, настоящие, появляются в самых неожиданных и даже немыслимых местах, – отозвалась девочка.

Филька нарвал полную фуражку вишен, вернулся к тачанке и, подавая девочке, сказал:

– Ешь.

Девочка двумя пальчиками взяла вишенку и поднесла к губам.

Братик испуганно крикнул:

– Их же помыть следует! Ты посмотри, в какой фуражке он их принес! Ее, наверное, носил еще его прадед...

– Вот чудак, – удивился Филька, – кто же вишни моет.

– Ты-то, видать, никогда не моешь.

– Да их никто не моет, – авторитетно заявил Филька. Потом, кивнув на сапоги, спросил: – Не жалко?.. В такую жару и такую обувку носить – это не по-хозяйски...

– Сестра, ты слышишь?.. Да у меня таких сапог – десять, сто, тысяча пар... Я могу ими одеть полк, два полка... Ты разве не слышал про косяки коней и отводные земли Красновых? Мой отец...

– Слыхал, – почему-то с неохотой ответил Филька и, взглянув исподлобья на сестрицу Краснова, неожиданно залюбовался, как она подносила ко рту вишни и раскрывала розовые губы...

– И между прочим, – продолжал Краснов, – я, конечно, категорически не уверен, но вполне возможно, что этот вишневый сад принадлежит одному из наших арендаторов.

– А нехай...

– Но это же – воровство, и за это на соборной площади могут...

– Плетей ввалить? – перебил Филька. – Это ты хотел сказать? Так пусть сначала поймают.

– Но я же видел.

– Донесешь?.. Так ты же ел.

– Не я, а сестра.

– Все равно – сродствие.

– Логика...

– Что это такое?

Кучер к тому времени напоил и запряг лошадей. Молодой Краснов не ответил на Филькин вопрос, а громко крикнул кучеру:

– Пошел!

Горячие кони рванули тачанку и с места – вскачь... Филька побежал следом, забыв, что на голове нет фуражки. Но вот из тачанки приподнялся Краснов и кинул фуражку. Она шлепнулась к ногам Фильки. Он нечаянно наступил на нее и раздавил оставшиеся там вишни. Вишневый сок брызнул на босые ноги, заляпал и без того замызганные штаны.

Филька немного отрезвился от счастливой ошалелости, поубавил бег, потом остановился и, удивленный, грустно растерянный, смотрел вослед удалявшейся тачанке. Вместе с ней в расплывающейся лиловатой дымке растаяла и сказочная девочка, и ее заносчивый братец в лакированных сапожках, военном френче и новенькой фуражечке с офицерской кокардой... Да и было ли все на самом деле? Может быть, степной мираж? Или скорее всего – детский сон?..

Но потом, спустя время, Филька таки удостоверился, что встреча с будущим генералом Красновым действительно состоялась в полуденный зной на берегу Дона. И лишний раз убедила Миронова, что жизнь представляет такие сюжеты, которых не выдумать никакой, самой буйной фантазии.

Потом этот мальчик в лакированных сапожках дважды объявит награду за поимку бывшего босоногого пастушонка Фильки Миронова – в первый раз голову его оценит в 200 тысяч рублей, во второй раз подороже – 400 тысяч рублей. А в беседе с генералитетом откровенно признается: «Много у меня хороших, талантливых офицеров и генералов, но нет ни одного Миронова...»

А сказочная девочка?.. Словом, пока не будем забегать вперед, а расскажем все по порядку...

... – Извольте встать! – полковник взбешен. Крик Краснова прервал мысли Миронова. – И отдать честь старшему по званию!

– Слушаюсь! – подъесаул Миронов понарошку подергался на бочке, изображая, что он в седле и так же небрежно отдал честь, втайне рассчитывая, что это еще больше взбесит полковника. Но тот, обозленный, не заметил насмешливого приветствия.

Миронов, самолюбивый до крайности, прямолинейный и резкий, всегда чувствовал к себе снисходительное отношение со стороны офицеров-аристократов. Дворянская среда не очень-то жаловала выходцев из «казачишек», хотя и завоевавших это право кровью и талантом. «Пихра» – так пренебрежительно называли дворяне простых казаков.

Поэт-дворянин по этому поводу сочинил стишки:

«Куга востропузая», «чига востропузая...» – насмешливые клички казаков. «Чигин», «чимизин» – это сумка, кошелек, которые казак носил на брюках, сзади, ниже пояса.

Когда Миронов был в блеске славы и почета, он пренебрегал покровительственным, снисходительно-высокомерным отношением со стороны офицеров-дворян, но теперь, разжалованный, с особым обостренным чувством все воспринимал. Офицеры-дворяне избегали встреч с ним, да и он, задетый пренебрежительным отношением, не очень-то спешил навязать им свое общество. Миронов даже перестал посещать офицерский клуб. Опальный казачий офицер... Ему подчас излишне чудилось, что окружающие так и норовят подчеркнуть его теперешнюю неполноценность, и он уже готов кинуться на обидчика, даже если кто невольно заденет его честь. А он ее ценил превыше всего... Хорошо, что Краснов не узнал в подъесауле того пастушонка-оборвыша, иначе – срам да и только... Но хуже, если бы оп, узнав, процедил сквозь зубы: «Я так и знал, что из этого подонка ничего путного не выйдет...» Тогда бы Миронов уже за себя не отвечал...

Волею судеб Евгений Евгеньевич Ефремов, комиссар Донского корпуса, который впоследствии будет формировать Миронов, тоже был из «выскочек». Он вспоминал: «Мне хорошо известно это отношение дворян-казаков к „выскочкам“ из народа, а также чувства пробившихся в дворянскую среду простых людей и еще вот почему. Мой дед, Алексей Григорьевич Ефремов, был простым и малограмотным казаком Клетской станицы Усть-Медведицкого округа – это в сорока километрах от станицы Усть-Медведицкой. В войне с горцами на Кавказе он отличился, получил Георгиевский крест, был произведен в вахмистры, а потом получил первый офицерский чин хорунжего. За природный ум, отличную службу и проявленную храбрость указом царя был наделен землей и стал дворянином. Нужно сказать, что все, кто из простых казаков производился в офицеры, то одновременно и обязательно получали дворянство. В царской армии офицеров-недворян не было.

Если бы мой дед не имел Георгиевского креста, то он был бы лишь личным дворянином, а Георгиевский крест на основании царских законов делал его уже потомственным дворянином. Так, между прочим, по наследству стали дворянами мой отец, я, братья... И вот мой дед Алексей переживал это положение чужака, «выскочки» в дворянской среде. Он много об этом рассказывал и, со своей стороны, пренебрежительно отзывался о «дворянчиках». Поэтому-то мне очень близко и понятно формирование соответствующей черты в характере Филиппа Козьмича. А он к тому же был очень, прямо-таки болезненно самолюбив. Кстати, это тоже результат его жизни в «чужой» среде. Эта настороженность Филиппа Козьмича к окружающим людям, с которыми он знакомился, весьма характерная для него черта, и сказалась во всей его деятельности...».

Удивительны все-таки бывают в жизни встречи. Отец Е. Е. Ефремова, бывший казачий офицер, служил с Филиппом Козьмичом Мироновым еще на русско-японской войне, а вот сын его стал комиссаром мироновского корпуса... Но об этом более подробно потом... Сейчас вернемся на улицу станицы Усть-Медведицкой, где встретились Краснов и Миронов.

Филипп Козьмич на этот раз не стал задираться, а довольно мирно проследовал своим маршрутом. А Краснов сердито проворчал:

– Безобразие! Распустились!.. Мы из вас эту дурь казачью вышибем!.. – Неизвестно, кому он пригрозил. Наверное, хотел сам себя успокоить и привести в надлежащий вид – нельзя же, в самом деле, в таком взвинченном состоянии, да еще в роли инспектирующего предстать в окружном правлении. Подумают, что специально настроился на критически-негодующий тон...

– Пошел!.. – Краснов нарочито громко крикнул и стеком коснулся спины кучера.

...Да, к тому же господин окружной атаман Филипков все-таки генерал-майор, а он, Краснов, пока еще полковник. Хотя, успокаиваясь, самодовольно усмехаясь, подумал, что у потомственных дворян господ Красновых земельки поболе, да и отводных пастбищ, где гуляют многочисленные косяки чистокровных дончаков и кобылиц, чуточку погуще, чем у некоторых генералов. Так-то... От этой убедительной мысли придя в хорошее расположение духа, Краснов залюбовался, как пара светло-гнедых, диковатых и злобных жеребцов собственной конюшни легко подкатили тачанку к зданию окружного правления. Кучер осадил их; разгоряченные, роняя пену изо рта, они грызли удила, словно просили повода, косились на хозяина свирепыми глазами, перебирая на месте сильными, сухопарыми ногами.

– Пробег от Вешенской станицы сделали немалый, а кажется, не устали... Вот что значит порода!.. – горделиво заметил Краснов.

– Хозяйская... порода, – почтительно отозвался кучер. – Ваш батюшка строго блюдет, чтоб чистые кровя были.

Краснов больше не откровенничал и, входя на высокое крыльцо, подумал: «Батюшка... Батюшка... Стар становится отец... Чаще посиживает в родной Вешенской... Все, правда, накатано, отработано и... Страшно даже подумать, что в скором времени придется самому встать во главе огромного имения... Отец... Отец...»

Сбросив с себя «сантименты», как он выражался, Краснов быстро взбежал по ступенькам.

Дежурные вестовые и сидельцы вскочили, приветствуя незнакомого полковника. Один из них, по-видимому, старший, распахнул перед Красновым дверь, ведущую в приемную.

Из кабинета доносились непривычно громкие, сердитые голоса. И когда Краснов, сопровождаемый адъютантом, вошел в кабинет генерал-майора Филинкова, то прямо-таки опешил при виде необычной картины.

Старики бородачи, человек десять, окружили генерала, и каждый заскорузлыми, плохо гнувшимися пальцами тянулся к атаману, пытаясь схватить в жменю генеральскую бороду. Генерал в страхе отступал в угол кабинета. Особенно старался маленький казачишка и так отчаянно тянулся к генеральской бороде, что вот-вот, гляди, схватит и выдернет клок. Будто весь смысл его жизни был заключен именно в этом деянии, и если вырвет хоть волосок, то будет безмерно счастлив. Казаки маленького роста почему-то всегда отличались настырностью и свирепостью...

Краснов, кажется, в третий раз представился и громко пристукивал шпорами, но на него никто внимания не обращал.

Наконец генерал Филинков дико завращал глазами, подавая знак старикам, мол, остановитесь, черти!.. Оглянитесь! Кто-то из стариков в конце концов узрел знаки генеральские и, обернувшись, обомлел от неожиданности – перед ним, вытянувшись, стоял незнакомый полковник. Дернул за полу мундира одного деда, другого... передавая сигнал к «отбою» атаки на окружного атамана.

– Господа старики, очумели вы, что ли?! – тихонько выругался генерал, приводя в порядок свой мундир и бороду.

Старики, смущенно откашливаясь, стуча костылями, отходили от генерала. Переглядывались, словно советуясь друг с другом, что делать дальше?.. И решили по молчаливому согласию усесться на стулья, расставленные вокруг письменного стола атамана.

– Так... – генерал тоже откашлялся и, потупившись, обратился к старикам: – Так на чем мы остановились, господа старики?

Господа старики, усмехаясь в усы, помалкивали, хотя и догадывались, что все они вместе с атаманом, мягко говоря, опростоволосились перед незнакомым полковником. Хорошо, что он из Новочеркасска, из штаба атамана Войска Донского, что, конечно, тоже плохо, но не так, как, допустим, из самого Петербурга, из генерального штаба.

И вдруг маленький старикашка, который с особый остервенением прорывался к генеральской бороде, пришел на помощь. Он прытко вскочил, расшаркался перед полковником и радостно, даже, кажется, повизгивая от восторга, захлебываясь, заговорил:

– Едрить твою в корень!.. Так это же наш земляк из станицы Вешенской!.. Ивана Петровича сынок!.. Гляди, вымахал!.. Академии генерального штаба... Да я у вашего батюшки первым отарщиком числился. Призы отхватывал на чистокровных лошадках собственного завода генерала Краснова. Кто об ем не слыхал?.. Сынок, я гляжу, тоже – генерал?! – хитрый дед прищурился и настырно глядел в глаза полковника, ожидая ответа. Польщенный Краснов с достоинством ответил:

– Пока полковник...

– Пока... – наивно протянул дед. – Так это же не нонче-завтра – генерал. Потом, еще какой полковник – генерального штаба!

– Там видно будет.

– И глядеть нечего – в самую точку. Дозволь ручку пожать завтрашнему генералу.

Дед, изготовившись для рукопожатия, выставил похожую на клешню негнувшуюся ладопь. Краснов, кажется, слишком-слишком долго всматривался в когтистые пальцы с вечно невымытым черноземом, видно, колебался, но в конце концов мужественно пожал протянутую руку, потом, незаметно для других, полез в карман и долго там шевелил пальцами, наверное, тщательно вытирал их о носовой платок.

Воспользовавшись минутным затишьем и благоприятной обстановкой, генерал обратился к старикам:

– Итак, господа старики, ваша просьба...

– Нет, мы требуем, чтобы герою русско-японской войны была дадена приличествующая должность. Позор!.. – закипятился маленький казачишка.

– Не дадим позорить казачество! – загомонили и другие казаки.

– Хорошо... Хорошо... – успокоительно согласился генерал, наверное, подумав, что эти сумасбродные старики опять взбесятся. – Итак, решено – сегодня же высылаю бумагу его превосходительству атаману Войска Донского Одоевскому-Маслову с просьбой о назначении подъесаула Миронова...

– Не того ли, что на бочке воду по станице развозит?.. – перебил атамана Краснов. Подумал, что-то вспоминая... Нет, не вспомнил. И, ни к кому особенно не адресуясь, добавил: – Маскарад!..

И не понять было, к кому относится это определение – то ли к подъесаулу Миронову, сидящему верхом на бочке в мундире при всех орденах, то ли к сцене, увиденной в кабинете самого окружного атамана.

Господа старики – заступники Миронова начали подниматься с насиженных мест и направляться к выходу из генеральского кабинета. Надевали фуражки, примеривали заученным способом, чтобы она держалась в строго традиционной манере, и в то же время, залезая пятерней, раздумчиво почесывали затылки. Может быть, чуточку погорячились?.. Но дело-то правильное сделали. По справедливости решили. Защитили хорошего казака – подъесаула Миронова. Может быть, только зря Дениска рашаркивался перед полковником?.. Ведь казаку не дозволено ронять свое достоинство. Ну, да бог с ним.

...В смертельной схватке схлестнутся судьбы генерала от кавалерии, атамана Всевеликого Войска Донского Краснова и командующего Второй Конной армии Миронова...

Последняя их встреча состоится значительно позже. А сейчас из Новочеркасска пришли бумаги на опального подъесаула Филиппа Козьмича Миронова, по которым ему надлежало занять «приличествующую герою» должность помощника смотрителя заготовок рыбы в гирлах Дона. Наверное, была тайная мысль у начальства, что этого безумствующего казака, может быть, совершенно случайно пристукнут речные браконьеры...