"Незабудка" - читать интересную книгу автора (Лоуэлл Элизабет)

6

Боб и Стэн сидели в гостиной, беседовали о грозах, о высокогорной форели. Оба смотрели то вверх, то по сторонам, явно не желая навязывать Алане свое общество, если она нуждалась в уединении.

Раф снял со стоявшей около двери вешалки фланелевую рубашку, накинул Алане на плечи и повернулся к мужчинам.

Внезапно Стэн встал.

Алана быстро вздохнула и отступила назад, пока не уперлась спиной в грудь Рафу. Глядя поверх ее головы, он неприветливо улыбнулся светловолосому мускулистому великану, который был ростом с Боба.

— Позвольте познакомить вас. Алана Ривз, Стэн Уилсон, — произнес Раф. — Стэн, надеюсь, ты поймешь, если Алана не захочет пожать тебе руку. Ты очень похож на ее недавно погибшего мужа.

Раф и Стэн довольно долго оценивающе смотрели друг на друга.

Стэн кивнул, и этот легкий наклон головы можно было принять за извинение. Затем он слегка повернулся и посмотрел на Алану.

При виде его ярко-кобальтовых глаз Алана вскрикнула. Вылитый Джек. Просто вылитый Джек. Лишь ощущение Рафа за своей спиной не позволило Алане вновь провалиться в бездну страшных видений.

— Простите меня, миссис Ривз, — сказал Стэн. — Честное слово, я совсем не хотел напугать вас.

Чувство облегчения шевельнулось внутри. Голос был другой, абсолютно непохожий, более низкий, пронизанный неуловимыми нотками жителя юго-западных районов.

— Пожалуйста, называйте меня Алана, — произнесла она. — И я прошу прощения за…

— Тебе не за что извиняться, — прервал Алану Раф. — Теперь, когда Стэн уже в курсе дела, я уверен, он больше не застанет тебя врасплох.

Голос Рафа звучал спокойно и твердо, не допуская никаких возражений. Глаза были прищурены, он наблюдал за Стэном со вниманием пумы, подкрадывающейся к оленю.

И снова Стэн не решился что-либо ответить. Лишь слегка кивнул, хотя его лицо приняло такое же выражение, как и лицо Рафа.

Алана переводила взгляд с одного на другого, затем посмотрела на брата, который, видимо, очень волновался за судьбу возлагаемых на ранчо надежд. Если Стэн Уилсон плохо проведет отпуск на ранчо «Разбитая Гора», вряд ли он рекомендует это место состоятельным клиентам.

Но Боб отнюдь не выглядел расстроенным. Он больше походил на человека, заключившего пари с самим собой и выигравшего его.

Когда он понял, что сестра наблюдает за ним, то улыбнулся.

— Ну и возвращение домой, сестренка, — заметил Боб, покачивая головой.

— Да, — прошептала Алана, — ты прав.

Зевнув, Боб посмотрел на наручные часы, с которыми никогда не расставался.

— Итак, мало проку будет от меня, если я опять лягу спать, — произнес Боб, потягиваясь. — Пойду лучше займусь снаряжением. Стэн, ты говорил, что хочешь увидеть настоящего ковбоя за работой. Идем?

Слабый вызов, прозвучавший в голосе Боба, заставил клиента улыбнуться.

Алана быстро отвела глаза в сторону. Его улыбка опять напомнила Джека, такая же обворожи-тельная и немного мальчишеская. Стэн был очень симпатичным мужчиной… и при каждом взгляде на него Алана чувствовала, как по телу пробегают мурашки.

Это было неразумно и нечестно по отношению к этому человеку, но, к сожалению, Алана не могла управлять своими ощущениями.

— Я буду рад помочь тебе, — протянул Стэн, — а то ты, малыш, не справишься.

Боб удивленно взглянул на него, затем громко расхохотался. Он хлопнул Стэна по плечу и повел его на кухню. Голос Боба стал стихать, как только двое огромных мужчин вышли из комнаты.

— Мери оставила нам немного теплого кофе. Он нам пригодится. И у меня есть куртка, думаю, тебе, малыш, подойдет.

Прислушиваясь к их разговору, Алана поняла, что Стэн нравится ее брату. Это сильно отличалось от его отношения к Джеку. Брат не любил его. Никто из их семьи не любил Джека.

Алана слышала, как смех Стэна, такой же очаровательный, как и его улыбка, перебрался в гостиную. Но в отличие от улыбки его смех не напоминал ей Джека. Тот смеялся крайне редко, а уж над собой никогда.

Тем не менее, она была рада, что Стэн вышел из комнаты. Слишком волнительно увидеть даже мельком тень Джека, подкрадывающегося к ней сзади. Она вздохнула с облегчением, когда услышала, что хлопнула кухонная дверь, известившая, что мужчины направились к конюшне.

— Все в порядке? —спросил Раф, ощущая глубокое дыхание Аланы, поскольку спиной она по-прежнему прижималась к его груди.

Алана кивнула.

— Он… он приятный парень, не так ли?

Раф что-то невразумительно проворчал в ответ.

— Бобу он нравится, — продолжила Алана.

— Они очень похожи друг на друга, — сухо произнес Раф. — Мускулы и импульсы в равных количествах и одинаковых местах

— Между ушами? — предположила Алана.

— Иногда, — вздохнул Раф. — Иногда.

Алана немного отодвинулась. Движение напомнило ей, что она стоит вплотную к Рафу, практически опираясь на него. Однако прикосновение не волновало ее. Он не дотрагивался до нее. Это она касалась Рафа.

Отличие было неуловимым и одновременно успокаивающим. Тепло обнаженной груди Рафа проникало через фланелевую рубашку и влажную шелковую ночную сорочку, тепло естественное, как тлеющие угольки золы в камине гостиной.

На мгновение Алане захотелось обернуться и зарыться в это тепло, прогнать прочь холод, который окутывал ее с того самого дня, как ей сообщили, что Раф погиб. Она опять дрожала, но не от холода. — Тебе надо попытаться еще немного поспать, — произнес Раф. — Ты живешь еще по времени Западного побережья.

Он стоял так близко к Алане, что она чувствовала, как колышется при разговоре его грудь, ощущала неуловимое движение мышц, когда он слегка наклонился к ней, чувствовала его дыхание над своим ухом. Женщина закрыла глаза, смакуя осязаемую близость, которая от нее ничего не требовала.

— Здесь с тобой я чувствую себя в безопасности, — сказала она просто.

Алана почувствовала быстрое прерывистое дыхание Рафа и только тогда осознала, что сказала. Тело ее напряглось: если Раф вдруг откликнется на ее непреднамеренное предложение и обнимет ее, винить в этом придется только саму себя.

Самое худшее заключалось в том, что одна половина ее души очень хотела, чтобы он заключил ее в свои объятия.

Другая же половина была охвачена паникой при одной только мысли, что кто-то ее обнимет.

Внезапная мысль осенила ее: не держался ли за нее Джек, когда они падали вниз? Может быть, поэтому она цепенеет при прикосновении любого мужчины?

«Неужели мой разум увязывает ощущение чьих-то объятий с падением, ужасом и смертью?» — молча задала себе вопрос Алана.

Она напряглась, внимательно прислушиваясь к себе: ей очень хотелось, чтобы внутренний голос подсказал правильный ответ, хотелось сорвать завесу с этих шести страшных дней и заглянуть в недавнее прошлое хоть на несколько минут. Ответ, если это был ответ, не заставил себя ждать:

она покрылась холодным потом, появилось чувство тошноты, сердце бешено заколотилось.

— Что с тобой? — спросил Раф, почувствовав изменения в Алане. Затем с печалью в голосе произнес: — Неужели тебе так страшно быть рядом со мной?

— Нет, не в этом дело. Я просто думала о Джеке.

Она не могла увидеть, как изменилось его лицо: гнев и горечь поражения отразились на нем. Но, когда он заговорил, голос звучал спокойно.

— Ты любила его?

Алана закрыла глаза.

— Нет, — безразлично ответила она. — Я его не любила.

— Почему же ты вышла за него замуж так скоро? Не прошло и двух месяцев после… — Раф оборвал себя на полуслове.

— Мне сообщили, что ты погиб, — дрогнувшим голосом произнесла Алана. — Музыка — это единственное, что у меня оставалось. А это означало Джека и его голос, который заставлял плакать даже ангелов.

— Извини, — прошептал Раф, отступая назад. — И не имел права спрашивать.

Голос его звучал спокойно, отчужденно, и Алана спиной ощутила холод, пришедший на смену теплу. Она обернулась назад, гнев охватил ее при мысли о возвращенном письме, собственноручная пометка Рафа на конверте означала, что ему нечего сказать ей, что он не хочет даже попрощаться.

— Да, это так, — сухо произнесла Алана. — Ты не имеешь права. Ты даже не вскрыл мое письмо.

— Ты была женой другого человека. — Голос Рафа был непроницаем, как и его взгляд; под темными усами гневная узкая полоска плотно сжатых губ.

— Я никогда не принадлежала Джеку. В том смысле, что подразумеваешь ты.

— Ты была его женой. Или это ничего для тебя не значило?

— Нет, почему же — резко ответила Алана. — Это означало, что ты умер.

Неожиданно по щекам у нее потекли слезы. Она резко отвернулась. Ей очень хотелось побыть одной, не разрываться между прошлым, которое она не в состоянии изменить, и настоящим, которое пытается уничтожить ее.

— Алана, пожалуйста, не отворачивайся. — Голос Рафа звучал мягко и просяще. Ее имя в его устах было похоже на нежную музыку. Она знала, даже не оборачиваясь, что он протянул к ней руку, жестом умоляя дать ему то, что она дать не могла.

Доверие. Заботу. Тепло. Страсть. Любовь. Чувства, в которых она и сама нуждалась, но в которые больше не верила.

Эти чувства были неоднократно у нее украдены. Она пережила смерть матери. Пережила смерть возлюбленного. Пережила смерть мужа.

Сейчас Алана пыталась пережить новый вид смерти: утраченную веру в собственные силы, в разум, в музыку. Сейчас она стремилась не задаваться вопросом, а стоит ли это делать, если страх, потери и смерть бесконечны.

— Извини, пожалуйста, цветочек. Мне не стоило ворошить прошлое. Слишком мало времени прошло. Ты еще не оправилась после событий на Разбитой Горе.

Раф, не останавливаясь, приближался к Алане, пока не ощутил прохладу накинутой на ее плечи грубой фланелевой рубашки, в которую уперся грудью. Она почувствовала движение его руки, задержала дыхание, замерла в ожидании прикосновения, еще не будучи уверена, что сделает: убежит, вскрикнет или останется спокойно стоять.

Слишком мучительно не знать, не быть способной доверять кому-либо, и в первую очередь себе.

— Нет, — хрипло произнесла Алана, отступив в сторону. — Я больше не выдержу. Оставь меня одну, Раф.

— Причина в письме? Этого ты мне не можешь простить? — печально спросил Раф.

— Нет. Это хуже, чем письмо, хотя было очень тяжело потерять тебя во второй раз… — Ее голос замер.

— Если не письмо, то что же? — мягко и поспешно задал он вопрос. — Что я сделал? О чем ты вспоминаешь?

Сначала Алана решила, что она ничего не будет ему объяснять. Но слова выплеснулись стремительным бурлящим потоком.

— После тебя я не могла вынести прикосновения никакого другого мужчины. О Боже, как же Джек ненавидел тебя! Ты погубил меня для любого другого мужчины.

Раф изменился в лице, гнев и нетерпение исчезли, осталось только желание. Он потянулся к Алане и не мог не протестовать, когда она отклонилась в сторону.

— Алана. Не надо. Пожалуйста.

Она обернулась и взглянула на Рафа безумными темными глазами, оттененными мрачными кругами отчаяния.

— Джек расквитался со мной, — прошептала Алана. — Он уничтожил меня вообще для любого мужчины. Даже для тебя!

Она повернулась и побежала вверх по лестнице, не останавливаясь, даже когда Раф окликнул ее по имени охрипшим от волнения голосом. Крик из мечты и ночных видений.

Она заперла за собой дверь спальни и наблюдала в окно, как разгорался рассвет, раскрашивая и оживляя черную землю. Она наблюдала, как изменялся мир, заново рождаясь из ночной пустоты.

Когда на небосклоне погасла последняя звезда раздался голос Боба.

— Сестренка? Проснулась?

Алана почувствовала, что дрожит; ее тело было ледяным, покрытым гусиной кожей. Все мышцы болели от напряжения, которое не покидало ее после Разбитой Горы. Она встречала новый день так же, как и все предыдущие.

На душе неспокойно. Этот день принесет немалые муки — быть рядом с единственным мужчиной, которого она любила. Быть рядом и все же очень, очень далеко от него.

Мечта и ночные кошмары и ничего между ними: ни спасения, ни тихой гавани при бесконечном, яростном шторме.

— Алана?

— Да, — устало откликнулась она. — Я проснулась.

— Что-то невесело звучит, — поддразнивал Боб. Алана плотнее закуталась во фланелевую рубашку, открыла дверь, подобие улыбки мелькнуло на ее лице.

— Доброе утро, братец, — приветствовала она, благодарная, что голос не выдал ее состояния. — Уже пора идти готовить завтрак?

— Нет, сегодня утром Мери оказывает нам честь. Я пришел, чтобы взять твои вещи.

Алана жестом указала на маленькую дорожную сумку, стоявшую на кровати.

— Забери это, — попросила она.

— И это все?

— Это же поездка верхом, не так ли? Думаю, деревьям все равно, во что я одета, — пожала плечами Алана.

— Да, ты права.

Боб искоса посмотрел на сестру, чуть позже заботливо спросил:

— Ты уверена, что готова к поездке?

— А какое это имеет отношение к моему состоянию? — язвительно отозвалась Алана. — Готова, не готова, жизнь-то продолжается. — Она улыбнулась, пытаясь сгладить колкость своих слов, но по реакции брата поняла, что не очень в этом преуспела. — Все в порядке, Боб. Не беспокойся. Все прекрасно. Просто прекрасно.

Секунду поколебавшись, он кивнул.

— Как говорит доктор Джин, Бурдетты выживут. А ты, сестренка, самая несгибаемая из всех Бурдеттов. Ты научила нас всех, как пережить смерть мамы.

Алане на глаза навернулись слезы.

— Ты не возражаешь, если я обниму тебя? — спросила она.

Боб сначала удивился, затем обрадовался. Помня о грубоватых наставлениях Рафа, он держал руки по швам, когда Алана крепко обнимала его.

— Ты сильнее, чем кажешься, — похлопал Боб сестру по худому плечу.

Она странно рассмеялась и покачала головой.

— Надеюсь, что это так, мой милый братец. Надеюсь.

— Ты… ты вспоминаешь что-нибудь сейчас, когда ты дома? — спросил Боб в порыве чувств. Затем спохватился. — Черт, куда меня опять занесло? Раф пригвоздит меня к позорному столбу, если узнает об этом.

При упоминании о Рафе Алана напряглась.

— Это не его дело, что происходит между мной и моим братом.

Боб усмехнулся.

— Не обольщайся, сестренка. Он очень решительный человек. Если захочет — перевоспитает даже осла.

Она внимательно посмотрела на брата.

— Ты ведь не обижаешься на Рафа? — спросила Алана.

Боб удивленно посмотрел на нее сверху. Его карие глаза, похожие на глаза сестры, сощурились, пока он справлялся с нахлынувшими эмоциями.

— Раф обыкновенный мужчина. Я отнюдь не чураюсь учиться у него, — произнес Боб с улыбкой. — Но этот сукин сын чертовски ревнив. Я думал, он четвертует Стэна и скормит его койотам.

Алана опустила веки и взглянула на события предыдущей ночи глазами Боба. Получалась совершенно иная картина. — Ревнив? — переспросила она. Боб щелкнул пальцами и помахал руками неред ее лицом.

— Сестренка, проснись. Стэн не возражал бы… э… утешить тебя. И Раф хорошо объяснил ему, что… — Спохватившись, Боб прикусил язык. Его предусмотрительность лишь пошла на пользу.

— Раф заботится о тебе, — продолжил он. — Но Стэн крупнее, сильнее и гораздо интереснее Рафа. Ничего удивительного, что тот ревнует.

— Стэн крупнее, — согласилась Алана, — но ведь именно он лежал поверженный на ступеньках крыльца. Но привлекает не только внешняя красота: белокурые волосы, стальные мускулы и широкая улыбка. Привлекает гораздо большее.

Боб ухмыльнулся. — Это означает, что ты простила Рафа за то, что он не вскрыл твое письмо?

Алана изменилась в лице, на нем явно обозначились гope и печаль. Боб выругался:

— Черт возьми! Сестричка, извини. Никогда, наверное, не научусь держать рот на замке.

— Научишься, будь уверен, — раздался в дверях голос Рафа, — даже если мне придется вбивать знания в твою бестолковую голову двадцатифунтовой кувалдой.

Алана обернулась и увидела Рафа, опиравшегося о дверной косяк: густые каштановые с золотистым оттенком волосы, упрямый и в то же время удивительно чувственный рот, каменное лицо, за исключением золотистых глаз, горящих от сдерживаемых чувств.

Отдаленно мелькнула мысль: как Боб мог подумать, что Стэн интереснее, чем необыкновенно мужественный Раф?

Затем Алана задумалась, что именно из их разговора Раф подслушал.

— Доброе утро, Раф, — приветствовал Боб с веселой ухмылкой.

Он повернулся и схватил с кровати дорожную сумку Аланы, игнорируя их обоих.

Раф взглянул на Алану. Она все еще была одета во фланелевую рубашку с орнаментом красновато-коричневого, оранжевого и шоколадного оттенков. Длинные полы доходили почти до колен, а манжеты рукавов прикрывали пальцы, что делало ее очень маленькой и хрупкой. Только в лице и движениях просматривалась женственная сила, сотканная из изящества и выносливости.

Дикий цветок с бледными щеками и блуждающим взглядом внимательно следящим за ним.

Звук расстегиваемой Бобом «молнии» на дорожной сумке Аланы прозвучал в тишине слишком отчетливо. Несколько секунд он рылся в сумке, ворча себе что-то под нос, потом подошел к стенному шкафу, где она оставила одежду в свой последний неудачный приезд.

Боб смерил оценивающим взглядом содержимое шкафа, затем начал стаскивать с вешалок яркие блузки и брюки. Он колебался, выбирая между алым платьем и темно-синим, отделанным люрексом вечерним нарядом.

— Какое из них больше подходит для поездки? — задал вопрос Боб, оглядываясь через плечо на Алану.

Вздрогнув, Алана отвела взгляд от Рафа. Она увидела стоящего перед стенным шкафом Боба, державшего в руках что-то цветное и шелковистое. В его огромных ладонях платья выглядели необычайно женственно, даже несколько интимно, как французское нижнее белье.

— Что ты делаешь? — удивилась Алана.

— Упаковываю вещи моей взрослой сестры, — терпеливо объяснил Боб. — Твой привлекательный вид во фланелевой рубашке Рафа — не совсем то, что я имел в виду, когда говорил клиентам, что мы одеваемся к обеду. Это же первоклассная экспедиция, ты помнишь?

Алана посмотрела вниз на просторную фланелевую рубашку, свисающую мягкими фалдами, как легкое одеяло. Рубашка Рафа. Это смутило ее. Она считала, что надела рубашку Боба.

— Сестренка? Ответь же.

— О, да, лучше упакуй темно-синее.

Боб начал складывать вечерний наряд с еще большей тщательностью, чем выбирал его.

Алана пыталась возразить, но потом просто махнула рукой. Что Боб проделывал с нежнейшим шелком, просто не поддается описанию. И, когда он вернулся к шкафу за другой одеждой, потом еще раз и еще, она не выдержала.

— Сколько времени мы проведем на Разбитой Горе? — спросила Алана.

— Сколько понадобится, — коротко ответил Боб, продолжая укладывать яркую одежду.

— Сколько понадобится для чего?

— Для выяснения, что…

Раф резко оборвал Боба на полуслове.

— Столько, сколько будет нужно, чтобы убедить пижонов, что Разбитая Гора — хорошее место для отдыха и сюда стоит присылать клиентов. Я прав, Бурдетт?

Боб заскрежетал зубами.

— Прав, — ответил он, усердно сворачивая одежду. — Я очень рассчитываю на твое, сестренка, кулинарное мастерство, чтобы расположить их к себе.

— Но… — начала было Алана.

— Никаких «но», — неожиданно произнес Боб. Его темные глаза смотрели на Алану каким-то новым взглядом, полным обожания и зрелости.

— Сестренка, ты нанялась на работу на продолжительное время. Свыкнись с этой мыслью. Никакой спешки на сей раз, что бы ни случилось. Мы этого не допустим. Я прав, Раф?

— Прав, — произнес Раф, прищурившись. — Ты делаешь первые успехи, Бурдетт.

— А кувалды что-то не видно, — развел руками Боб, широко улыбаясь.

Раф посмотрел на Алану и заметил ее расстроенный взгляд.

— Переоденься, пожалуйста, — произнес он, выходя в коридор. — Завтрак остывает.

Боб, застегнув дорожную сумку, направился к двери. Ошеломленная Алана осталась в комнате одна.

— Сестричка, поторопись. Как говорил отец, нельзя заставлять горы ждать.

Фраза из далекого детства заставила испытать приятное ощущение от прошлого. Алана вспомнила свою первую поездку на Разбитую Гору. Ей было тогда девять лет, и ее переполняло чувство гордости от того, что они вдвоем с отцом отправились в горы на рыбалку. Это было прекрасное время, заполненное пламенем костров и бесконечными беседами под безмолвную симфонию красок мерцающих высоко над головой звезд.

В последний раз, когда они с Джеком поехали в горы, все было совсем иначе.

Шесть дней выпали из памяти.

Шесть пустых дней, отравляющих воспоминания о прошлом, отравляющих каждый день и само ее существование. Разбитая Гора нависает над ней с жестокой настойчивостью в ожидании чего-то.

«Чего? — подумала Алана. — И моей смерти тоже?»

Нельзя заставлять горы ждать.

Вздрогнув, она отогнала подобные мысли, быстро переоделась и спустилась вниз. Еда не прельщала ее. Она прошла мимо столовой, откуда раздавался смех и незнакомые голоса Стэна и женщины, с которой Алана еще не встречалась. Она не была настроена увидеться с Джанис Симпсон прямо сейчас.

Алана на цыпочках пробралась к входной двери и свернула к конюшне, где в терпеливом ожидании стояли верховые лошади.

Их было пять, выстроившихся в одну линию у стойки. Великолепный красавец-жеребец, две пары симпатичных гнедых с переливающейся коричневой шкурой, а еще черная как вороново крыло кобыла и огромный, серый в яблоках мерин.

Алана подошла к вороной кобыле, задержалась на минутку, позволив бархатной морде ткнуться ей в плечо и обнюхать. После того как лошадь благосклонно отнеслась к присутствию Аланы и успокоилась, Алана провела рукой по ее мускулистым ногам, подняла каждое копыто и внимательно осмотрела подковы: не застрял ли там камешек, не выпал ли из какой подковы гвоздь.

— Отлично, Сид, — одобрила Алана, закончив осмотр последнего копыта и выпрямляясь. — Ты готова к этому долгому восхождению и скользкому опасному откосу в конце пути?

Сид фыркнула. Проверяя подпругу и длину стремени, Алана что-то ласково нашептывала и не услышала приближения Рафа.

— Хорошая лошадь, — заметил он ровным голосом.

Алана осмотрела уздечку, немного отступила назад, чтобы полюбоваться вороной красавицей.

— Сид — прелесть, но самое чудесное в ней то, как она скачет, — сказала Алана. — Она играючи преодолевает эти горные тропы.

— Сид? — сдержанно спросил Раф.

— Уменьшительное от Обсидиан, — пояснила Алана, занимаясь уздечкой. — Знаешь, блестящее черное вулканическое стекло.

— Я знаю, — ответил он. — Ты говоришь, у нее хороший аллюр?

— Да, — произнесла Алана рассеянно, ее внимание было больше сосредоточено на ослабевших ремнях удил, чем на разговоре. — Ехать на ней верхом — все равно что оседлать легкий теплый ветерок. Просто радость. Ни один волосок не шелохнется на ее блестящем теле.

— И она не остерегается крутых откосов? — продолжал сдержанно Раф, с трудом контролируя охватившие его чувства.

— Нет. Хотя Серый не любит их, — заметила Алана, вытаскивая челку Сид из-под кожаных ремней, чтобы они не причиняли животному боль.

— Серый? — переспросил Раф.

— Конь Джека, — спокойно ответила Алана, жестом указав на крупного серого в яблоках мерина. — Он…

Алана зажмурилась. Ее руки вдруг затряслись. Она обернулась к Рафу.

— Он заартачился, — быстро произнесла она. — Серый упирался. А потом Джек… Джек…

Она закрыла глаза, пытаясь оживить воспоминания. Единственное, что она ощутила, это громкое биение собственного сердца. Возглас страдания вырвался из ее груди.

— Все исчезло! — крикнула она. — Я ничего не могу вспомнить.

— Но кое-что ты уже вспомнила, — успокоил Раф, пристально глядя на Алану своими золотистыми глазами. — И это только начало.

— Конь Джека заартачился. Шесть секунд из этих шести дней. — Алана так крепко сжала кулаки, что ногти впились в ладони. — Шесть паршивых секунд.

— Это не все, что ты вспомнила.

— Что ты имеешь в виду?

— Сид. Ты пришла сюда сегодня и без всякого колебания выбрала именно эту лошадь,

— Конечно. Я же всегда ездила… — Алана замолчала, выражение испуга мелькнуло на лице. — Я не могу вспомнить, когда я впервые села верхом на Сид.

— Боб купил ее два месяца назад. Но ей не давали кличку, пока вы с Джеком сюда не приехали. Ты назвала ее, Алана. А затем ты поехала на ней на Разбитую Гору.