"Вспомни лето" - читать интересную книгу автора (Лоуэлл Элизабет)

Глава 4

В деннике Рейн чистила щеткой Ватерлоо Девлина, высокого мускулистого жеребца. Дев не слишком-то нуждался сейчас в заботе конюха или в беседе, но терпеливо сносил и то и другое.

Рейн жаловалась своему молчаливому слушателю на то, что ненавидит ожидание начала соревнований. Терпения у нее маловато, да и характер беспокойный. Дни перед любым троеборьем невероятно трудны. А сейчас, перед Олимпийскими играми, время ползет и вовсе как черепаха.

Вот это-то предстартовое безумие и погнало ее в конюшню. Там в общем-то совершенно нечего делать – и лошади готовы, и наездники. Животным требуются лишь ежедневная часовая прогулка и уход.

Более того, долгие часы тренировок выматывают лошадей перед соревнованиями. Но как наезднику скоротать время, если не заниматься лошадьми?

Сами наездники тоже были на пределе своих сил. Они хорошо знали, что ни алкоголь, ни наркотики не помогут – работая под кайфом, наездник скиснет раньше своей лошади.

Конники, подобно другим спортсменам, снимали стресс любовными интрижками. Прекрасно помогает убить время, и нет никакого риска перетрудиться перед выступлениями.

Мужчины не раз объясняли Рейн выгоды такого способа. Она же, в свою очередь, невозмутимо говорила, что предпочитает ухаживать за Ватерлоо Девлина.

Только однажды Рейн поддалась всеобщему безумию.

Ей было девятнадцать, впервые она соревновалась в Европе в числе всадников мирового класса. И это случилось – накануне выступлений ее совратил французский наездник.

Рейн покорила его чисто галльская галантность. Он встревожился, обнаружив ее девственность и, что еще хуже, принадлежность к фамилии Чандлер-Смит. Несмотря на это, он был с ней очень нежен и морочил ей голову несколько недель подряд, пока не исчез из ее жизни.

Немного погодя Рейн поняла, что учтивый француз нанес удар скорее ее гордости, чем сердцу. Когда на нее обратил внимание товарищ по команде – серьезный, трудолюбивый наездник, – она приняла его ухаживания.

Но однажды он уговорил ее лечь в постель и принял неопытность и скованность Рейн за личное оскорбление.

Он стал распускать о ней грязные слухи.

Несколько месяцев после этого в воздухе вокруг конюшен витало сильное напряжение. С тех пор Рейн держалась очень осторожно со своими коллегами, избегая любовных интрижек. Она наслаждалась мужским обществом, шутила, налево и направо раздавала советы насчет лошадей, устраивала потрясающие вечеринки и была своим парнем для женатых наездников, желающих излить душу.

Невозмутимая, щедрая, чертовски умелая наездница, младшая сестренка, острая на язык.., неприкасаемая. Такими словами можно было описать Рейн Смит. Но никто не догадывался, как тщательно она скрывает свою тоску и одиночество.

Впрочем, вчерашняя встреча с Кордом Эллиотом многое изменила в ее жизни.

Выругавшись, Рейн швырнула щетку, которой чистила Дева, в коробку, подвешенную на широкой двери стойла.

Она много думала о случившемся вчера. Темные круги под глазами свидетельствовали о бессонной ночи. Она несколько часов ворочалась в постели, силясь понять, что же превратило уравновешенную наездницу в требовательную, влюбленную женщину.

Должно быть, всему виной сильное нервное напряжение и переутомление. Она была совершенно выведена из равновесия. А Корд, принявший ее за террористку, уже готов был взорваться от возмущения.

Подобные обстоятельства толкнули на неординарные действия. Неудивительно, что он поцеловал ее. Не стоит поражаться и собственной неожиданно вспыхнувшей чувственности. Они были просто мужчина и женщина, откликнувшиеся на зов плоти.

Да, одним словом, все это – предстартовое безумие.

– Рейн?

От неожиданности она вздрогнула и оглянулась.

– О, капитан Джон. Привет. Я не слышала, как вы подошли.

Высокий, седеющий, жилистый, капитан Джон ожидал за дверью денника. Он не собирался входить внутрь, опасаясь копыт и зубов Дева.

– Тебя к телефону, – сказал он.

Рейн машинально взглянула на солидные наручные часы.

Пять тридцать. Поздновато для кого-то из членов семейства, чтобы звонить ей. Или слишком рано, если брат в Японии, а мать в Берлине.

Возможно, звонит сестра или, что еще вероятнее, один из репортеров, число которых множится день ото дня. Они пронюхали, что наездница Рейн Смит – это Лоррейн Тодхантер Чандлер-Смит, «дочь старых денег и старой власти».

– Только бы это был не репортер, – проговорила она. – Я не умею вежливо дурить им голову.

Удивленный капитан Джон отступил подальше от двери стойла и открыл ее.

– Рейн, не забывай о роли рекламы в соревнованиях.

– Хорошо.

– И не вздумай дурить мне голову.

Она широко улыбнулась.

– Вам – нет. Вы единственный человек, кто может помочь мне с Девом.

– Что не свидетельствует о моем интеллекте, не так ли?

Все еще улыбаясь, Рейн ласково погладила Дева по крупу и вышла из денника, закрыв за собой дверь. Широкий проход между рядами был чист, освещен солнцем, в лучах которого плясали пылинки, несмотря на то что постоянно поливали из брандспойтов, которые висели перед каждым денником. Горячие лошади стояли спокойно, их шкуры лоснились, а во влажных карих глазах сквозила тревога.

Пока они с капитаном шли по проходу, лошади тыкались головой в двери. Некоторые из лошадей вытягивали морду, желая, чтобы Рейн погладила их или прикоснулась.

Рассеянно поглаживая бархатистые морды лошадей, она шла дальше, к телефону, который висел в конце длинного прохода, – Я окликнул тебя три раза, прежде чем ты обратила на меня внимание, – проворчал капитан Джон. – Не прицепить ли к тебе сигнальное устройство?

– Да это же сущий ад.

Его белесые брови поднялись вверх.

– Неужели тебе не нравится?

– Я не люблю электронную привязь.

– Не валяй дурака, – ответил он невинным тоном.

Американский сленг в устах швейцарского аристократа, окончившего Итон, звучал нарочито.

Сощурившись, Рейн посмотрела на капитана Джона и улыбнулась.

– Простите. Но вы понимаете, тогда начнется – дни рождения, Рождество, День благодарения, Панамериканские игры… Потом эта штука наверняка сломается. «Пин-пи-ип» – и до свидания.

Капитан Джон не спорил. Он знал лучше всех, что отец Рейн смог присутствовать лишь на трех из множества соревнований, в которых она участвовала за эти годы. И по иронии судьбы эти три были не самыми значительными в ее карьере.

– Главное – спокойствие, – посоветовал капитан, приглаживая седые поредевшие волосы. – Остальным пусть занимаются другие.

«Люди вроде Корда», – подумала она/но Промолчала; Она просто пошла дальше.

– К слову сказать, – продолжал капитан Джон, – у нас есть поправки к правилам безопасности. Наездники, которые хотят осмотреть местность вокруг ранчо Санта-Фе, должны соблюдать дружеский принцип.

– Дерьмо, – прошипела она.

Капитан нахмурился. Слово, непривычное для Рейн Смит. Должно быть, она и впрямь на пределе. Он мудро промолчал.

Рейн спохватилась и устыдилась собственной грубости.

– Простите. Еще раз.

– Я слышал и не такое, – сухо заметил он. – Помогает выпустить пар?

– Еще не поняла.

– Когда исчерпаешь американский и британский сленг, переходи на австралийский. Там очень изобретательный народ.

– Приму к сведению. – Рейн нетерпеливо отвела волосы с лица, потом заправила прядь за ухо. – Дружеский принцип. Значит, надо впрягаться в ярмо с другим наездником каждый раз, когда я выхожу из конюшни.

Капитана Джона поразила напряженность, сквозившая в ее голосе. Она всегда казалась воплощением спокойствия.

– Это не выдумка, Рейн, – сказал он мягко. – Вспомни Олимпиаду в Мюнхене.

Рейн вздохнула и пробормотала что-то неприличное.

– Я осмотрел местность вокруг дистанции, – продолжил он. – Есть препятствия, холмы и остатки бывшего поля для игры в гольф.

– Я знаю. Я вчера была там.

– Одна? – негодующе спросил капитан Джон.

– Большей частью.

Прежде чем он успел задать еще какие-то вопросы, Рейн подошла к телефону, подвешенному над кипой соломы, и взяла трубку.

– Алло, – решительно бросила она.

– Семь часов.

Она не ожидала услышать голос Корда. Ей было проще считать, что встреча с ним померещилась в угаре предстартового безумия. И конечно, она никак не ожидала, что ее сердце подпрыгнет вот так, как сейчас, а потом пустится вскачь.

Его бархатный голос сводил Рейн с ума.

Она молчала, как будто не хотела вспоминать о нем вообще. Она хотела забыть вчерашний вечер.

И его.

– Я знаю, ты там, – сказал он проникновенным шепотом. – Я слышу твое дыхание. Мне очень жаль, что я не могу поцеловать твою жилку на шее, которая бьется быстро-быстро.

У Рейн перехватило дыхание. Она явственно ощутила вкус языка Корда, и внутри у нее все перевернулось от страсти. Это испугало и очаровало Рейн.

– Ты когда-нибудь играл по правилам? – прямо спросила она.

– Я охотник, а не игрок.

– А я не кролик, Корд Эллиот! – выпалила она, и ее голос сорвался.

Его смех показался ей грубым и в то же время нежным, словно мурлыканье.

– Я знаю, – сказал он. – Я чувствую себя как Актеон, охотящийся на Диану. Это спорт сильных.

Рейн задрожала.

Но вовсе не от страха.

– Семь часов, – повторил он. – Надень то, что тебе нравится. Или, как Диана, вообще ничего не надевай. – И повесил трубку.

Рейн облегченно вздохнула. Она не Могла больше ни о чем думать и говорить тоже. Сквозившее в мужском голосе нетерпение невозможно вынести.

– Все в порядке? – Капитан Джон окинул ее пристальным взглядом. – Ты то бледнеешь, то краснеешь.

– Все прекрасно, – сказала она, положив трубку. – Мой абонент.., немного.., расстроил меня.

– Я его знаю?

– Сомневаюсь.

Нахмурившись, Рейн покрутила запаянное в пластик удостоверение личности, которое висело на шее на тонкой стальной цепочке. На цветном поле вокруг фотографии были кодовые номера, которые подтверждали ее статус участника Олимпийских игр и открывали доступ ко всем объектам с лошадьми.

– Я многих знаю, – упорствовал капитан Джон.

– Я только вчера встретила этого человека.

– Вот как?

Рейн опустила глаза и посмотрела на свои грязные руки.

Надень то, что тебе нравится.

Она улыбнулась. Господин Всегда-При-Исполнении Корд Эллиот для разнообразия получит нокаут.

Но сначала ей надо принять ванну.

– Меня не будет в столовой сегодня вечером, – сказала Рейн.

Капитан Джон пожал плечами. Его спортсмены были старше всех участников Олимпийских игр. Вообще-то он не опекал, как наседка, своих конников, не придирался по мелочам. В общем, как говорится, был суров, но справедлив. Правда, Рейн никогда не доставляла ему неприятностей, даже когда она доверилась тому медоточивому французу.

Хотя он нанес ей огромную моральную травму накануне большой встречи, она сумела собраться и доказала, что является настоящим спортсменом мирового класса. Выступление Рейн в тот день убедило капитана Джона, что она подходящая кандидатура для Олимпиады. Рейн оставалась профессионалом, несмотря ни на какие невзгоды в ее личной жизни.

– Это мужчина? – спросил капитан, широко улыбаясь.

Рейн не стала лукавить. Он узнал бы все равно. Он всегда все знал.

– Да, – кивнула она. – Он сбил меня с ног.

– Ты растаяла и не устояла?

– Да нет. Он просто вытряхнул меня из ботинок.

Капитан засмеялся, приняв это за шутку.

– Не волнуйся насчет комендантского часа. Можешь сделать перерыв.

Примерно в сотне шагов от телефона, по которому говорила Рейн, в автомобиле, напичканном электроникой, сидел Корд Эллиот. Большой, как автобус, симпатичный на вид «дом на колесах» на самом деле являлся передвижным фортом. Отсюда Корд мог позвонить в любую точку земного шара. Любому человеку.

Сейчас он говорил с Виргинией. Он не знал имя собеседника, как и тот не знал имени Корда. Это оставалось за рамками беседы.

– И все? Больше ты ничего не можешь сделать? – нетерпеливо спросил Корд. – От этого зависит жизнь очень многих.

– Как обычно.

– Но на сей раз… – Голос Корда замер.

Если сказать, что на сей раз в опасности жизнь женщины, которая разрушила тщательно возведенные укрепления в его душе, разве это поможет?

– Постарайся, – не сдавался Корд.

– Барракуда – трудная мишень.

– Раскинь мозгами.

Человек на другом конце линии вскипел от негодования.

– Полегче на поворотах. Меня уже достал этот тип.

– Ищешь сочувствия? – поинтересовался Корд.

– Да!

– Открой словарь на слове «дерьмо» и перелистай до слова «сифилис». Мне нужна информация.

Корд отключился и попытался связаться с другим информатором. С тех пор как Барракуда исчез из поля зрения, он не находил себе места.

– Да, – отозвался скучающий женский голос.

– Есть что-нибудь для меня? – поинтересовался он.

– Нет.

– Радиоперехват?

– Нет.

– А как с вдохновением?

– Никак.

– Черт, – пробормотал он. – Выпей чаю.

– Я подумываю о чашечке бодрящего кофе.

Невольно улыбнувшись, Корд отключился.

В этой части автобуса не было окон, только телевизионные экраны, отображавшие внешний мир в режиме реального времени. Все казалось абсолютно нормальным.

Воздух вокруг конюшен мерцал от жары, и яркого солнца, пыли и смога Лос-Анджелеса.

Корд видел сейчас горстку репортеров и тренеров, дюжину поклонниц наездников; некоторые участники соревнований прогуливались по двору или выполняли упражнения.

Манеж для конных соревнований уже готов, засыпан сланцем, а рабочие неустанно орудовали молотками, наверстывая то, что следовало сделать еще несколько недель назад. Вообще-то гонки в Санта-Аните продолжаются до июня. И не было времени, чтобы превратить гоночный трек в скаковой круг, воздвигнуть массивную новую открытую трибуну и множество жилых кварталов для людей и конюшен для животных.

Предполагалось, что всех рабочих проверили, перед тем как допустили до дела. Но Корд должен проверить их сам. Лично. Облачившись в грязную одежду, с инструментом, заткнутым за пояс, он ничем не выделялся среди остальных. Так он поступал не раз и в прошлом.

Из-за Барракуды.

Корд вернулся в крутящееся кресло, окруженное разной электроникой. Он набрал код Кентукки.

– Добрый день, мистер Эллиот, – отозвался Торн, растягивая слова. – Не правда ли, прелестный день.

Корд хмыкнул.

– Где она?

– Направляется к своему мотелю.

– Кто-нибудь новенький зарегистрировался?

– Никто.

– – Как насчет ее охраны? – спросил Корд, имея в виду агентов, ночевавших под открытым небом поблизости от Рейн.

– Мерривезер плачет, плохая карта.

– И блефует, – заметил Корд сухо.

– Да. Я только раз играл с ней в покер. С меня довольно.

– Она тебя обштопала?

В ответ Кентукки просто засмеялся.

Корд улыбнулся, несмотря на неловкость.

– Я подхвачу Рейн в семь. Если увижу, что кто-то наблюдает из окон, я выгребу их из стойла.

– Я передам ваши слова, сэр.

Разъединившись, Корд набрал другой код. Потом, через несколько секунд, набрал еще один номер, подождал и набрал другой.

– Какие новости? – спросил он, когда ему ответили.

– Никаких.

– Слухи?

– Нет.

– Предположения?

– Нет.

– Дерьмо.

– Этого всегда навалом, – согласился собеседник. – Считай, что ты зарегистрировался.

– Погоди, – – сказал Корд, прежде чем мужчина успел разъединиться. – Боннер зарегистрировался?

– Час назад.

Корд облегченно вздохнул.

– Хорошо. Если Боннер пропустит сеанс связи, сообщи мне немедленно.

– Принято.

Корд откинулся в вертящемся кресле. Интересно знать, чем вызвано его беспокойство? Но он не знал. И лишь в одном был твердо уверен: что-то где-то пошло к черту.