"Под барабанный бой" - читать интересную книгу автора (Буссенар Луи Анри)ГЛАВА 6Перрону, Раймону и Обозному порядком надоело таскать вещи без вести пропавшего товарища. Потеряв надежду встретить повозку, они не без сожаления оставили сумку своего командира на дороге и поспешили вслед за ротой. Бойцы совершают геройские поступки не каждый день. Бывают моменты, когда солдат чувствует себя расслабленным, вялым и размякшим, как тряпка. Именно это состояние и испытывали трое друзей, шагая по пыльной дороге под палящими лучами солнца. Ах, если бы только восстановить потраченную накануне в сражении энергию с помощью нескольких стаканчиков живительного напитка! Зуавы часто страдали от жажды и всегда были рады случаю промочить глотку. И он не замедлил представиться: повозка матушки Башу с искусительными напитками уже громыхала по дороге. — Не пропустить ли нам по стаканчику, — воскликнул Перрон, и нос его сморщился в довольной гримасе, как у кота, почуявшего молоко. Раймон, бледное лицо которого говорило о склонности к крепким напиткам, кашлянул в бороду: — Кхе-кхе… Не откажусь… Но, похлопав по карману, печально добавил: — У меня только дуро![69] Перрон, в свою очередь, тоже проверил наличность. — Кхе-кхе… У меня, как у Раймона, — Сахара в глотке, а в кошельке — ни сольдо…[70] Обозный не проронил ни звука. Может быть, он стал богачом? Удивленный Перрон спросил: — Эй, Обозный, ты случайно не хочешь промочить горло? Толстяк пробормотал что-то невразумительное. Интуиция[71] подсказывала друзьям, что в карманах у жителя провинции Бос имелось несколько су. А в душе бывшего крестьянина шла страшная борьба между врожденной бережливостью и нежеланием показаться скаредным. Хитрец Перрон понял, в чем дело, и решил пойти окольным путем. Старый солдат притворился страшно огорченным и с видом человека, понесшего большую потерю, произнес: — Жаль все же, что мой кошелек совершенно пуст. Он плоский, как подошва. А мне так хотелось спрыснуть твою феску, Обозный! — Мою феску? — удивился ю ноша. — Ты что, рехнулся? — Говорю, что думаю, старина, и ничего более… — Не понимаю… — А ты следи внимательно за ходом моих мыслей. Что делает человека зуавом? — Не могу знать. — Феска. — Как это так? — Только зуав может носить феску на своей голове. Этот головной убор Провидение создало исключительно для «шакала». — Что ты говоришь? — Внимание, новобранец! До вчерашнего дня твоя феска возвышалась на голове, как ночной колпак, и позорила полк. — Что правда, то правда. — Но вчера ты побывал под огнем, понюхал пороху… Ты дрался, как истинный зу-зу… И вот результат — феска стала лучше держаться у тебя на ушах. Дух фески проник в твое тело и обратил тебя в настоящего зуава, — продолжал плести тонкую паутину лести старый обманщик. Он ускорил шаг и, поравнявшись с повозкой, спросил: — Я правильно говорю, матушка Башу? — Конечно, мой дорогой Перрон. — И я также буду прав, если скажу, что зуав Обозный заплатит за каплю, которая не даст старикам умереть от жажды. Жадность в душе крестьянина отступила. Леон Сиго был счастлив. Он чувствовал себя настоящим героем и не думал более сопротивляться. С легкостью отстегнув кошелек, юноша извлек из него заветную монету в двадцать су, которую уже несколько недель хранил между кожаными прокладками, и с достоинством протянул маркитантке: — Обслужите нас, матушка Башу! В те героические времена огненная вода стоила два су за маленький стаканчик. Маркитантка трижды наполняла стаканчики, которые солдаты выпивали до капли. — Три раза по шесть — будет восемнадцать… Осталось еще два су. Добавляю на второй стаканчик от себя, — сказала добрая женщина. Благодарные зуавы выпили за здоровье матушки Башу и не без сожаления расстались с повозкой и ее хозяйкой. Теперь мир казался прекрасным, а настроение заметно улучшилось. Вдалеке из-за поворота показалась головная колонна полка, направлявшегося в Бридду. Желая сократить путь, путники пошли наперерез. Вскоре зуавы услышали барабанный бой, звуки труб и приветствия, а потом увидели короля, отдававшего воинам честь. — Какая удача! — мгновенно сообразил Перрон. — Может, капрал Эммануил угостит нас парой глоточков? И хитрец выразительно посмотрел на товарищей. Те только облизнули сухие губы. — Смотрите в оба и следуйте за мной! Перрон осторожно добрался до задворок Генерального штаба и вдруг увидел двух зуавов, бежавших в направлении, противоположном тому, куда ушел полк. — Вот те на! Смотрите-ка, те двое, кажется, опередили нас. Будем надеяться, что они оставили нам что-нибудь… Перрон служил не первый месяц и знал, по крайней мере в лицо, всех солдат своего полка. Те двое были ему совершенно незнакомы. — Откуда их черт принес? — пробормотал он. А Раймон добавил: — И физиономии какие-то бледные, а одеты во все новое, должно быть, из запаса… — Или из штаба, секретари какого-нибудь начальства. — Да, да, писаки… — Хорошо, кабы они не все съели и не все выпили. — Не бойся, у короля найдется, чем угостить доблестных зуавов. Вперед! Водка уже ударила солдатам в голову, а пьяному — море по колено. Все трое беспрепятственно вошли в столовую. Обозный сразу углядел огромный батон болонской[72] колбасы, схватил его и, вдохнув запах, произнес: — Черт возьми, пахнет неплохо! Ее хорошо есть с сухими хлебцами! Я беру… Удачный налет! Bouno! Юноша действительно становился настоящим зуавом. Насадив батон на кончик штыка и убедившись, что он держится крепко, босеронец перешел к напиткам. Его более расторопные друзья уже изучали содержимое бутылок. Раймон заинтересовался наполовину пустой флягой с асти[73]. Поднеся ее к губам, он сделал большой глоток, прополоскал горло и сплюнул: — Фу!.. Сладкое! Никогда бы не подумал, что такой матерый волк, как капрал Эммануил, пьет сироп! Перрон завладел бутылкой с белой этикеткой. — «Киршвассер»[74], — прочитал он название, написанное мелкими буквами. — Наверное, латинское или греческое. Но цвет — не очень… — Да, похоже на настой из трав. — Может быть, минеральная вода? — Дьявол, достаточно одного взгляда, чтобы вызвать отвращение… Тут Перрон заметил большую, полную до краев серебряную чашку и, понюхав, сказал: — Королевский напиток! Настоящий мокко. И подают на серебре. Надо попробовать! — Ну ты, гурман![75] — Это очень редкая вещь — значит, для меня! — Оставь мне глоток, я не брезгую ни тобой, ни Эммануилом. На старости лет, когда мы станем ветеранами наполеоновской гвардии, будем рассказывать, что пили из кружки короля. — Мне кажется, я слышу шаги, — сказал Обозный. — Да, правда, сюда идут! Перрон, боясь, что ему помешают, залпом выпил половину кружки. И тут случилось страшное: глаза солдата расширились и стали неподвижными, тело конвульсивно дернулось. Он хотел крикнуть, но дыхание перехватило; жуткая гримаса исказила лицо. Чашка выскользнула из сведенных судорогой пальцев, и Перрон, один из самых могучих и сильных зуавов в полку, рухнул как подкошенный. Бледный как полотно Раймон бросился к товарищу. — Перрон, бедный Перрон, что с тобой? Бравый парень, как ты, не может так просто умереть… — причитал он. — Господи, это яд! Кофе короля отравлен! Парадный марш полка закончился. Виктор-Эммануил вложил саблю в ножны, отпустил охрану и направился в столовую. Адъютант открыл перед монархом дверь, и оба услышали крики. Король, вступив в комнату, удивленно произнес: — Что здесь происходит? На лицах зуавов застыли ужас и растерянность. От хмеля не осталось и следа. Потрясенный Раймон не мог вымолвить ни слова. Все же привычка к железной дисциплине одержала верх над чувствами. Справившись с собой, он шпагой отсалютовал монарху, потом вытянулся по стойке «смирно» и замер в ожидании. Обозный с некоторым опозданием старался как можно точнее повторить движения друга, но ему это удавалось плохо. Насаженный на штык батон болонской колбасы, весом в пять или шесть ливров[76], грозил вывалиться из рук вместе с оружием. Несчастный воришка, потеряв от; страха голову, думал только об одном: «Я пропал, я украл… теперь меня расстреляют…» — Что вы здесь делаете? — спросил Виктор-Эммануил. Раймон понял, что отвечать придется ему. С трудом подбирая слова, он выдавил: — Извините, мой король! Мы выполняли поручение…. я… Перрон и Обозный. Нам очень захотелось пить… Вы наш капрал и должны понять… — Но что произошло? Заканчивай! Тот зуав на полу, что с ним? Он смертельно пьян? — Это мой товарищ Перрон из отделения капрала: Франкура, того, что спас вашего подданного… за что вы его собственноручно наградили… — Ладно, ладно! Но что с ним? — Он мертв! — Не может быть! — Выпил ваш кофе и упал замертво. — Значит, он был болен… Кровоизлияние! — Нет, нет! Сначала Перрон выпил королевскую водку, а это крепкий напиток… Все было в порядке… Потом отхлебнул из вашей чашки и упал замертво. В кофе — яд, я уверен. Вас хотели отравить, ваше величество. — Но кто?.. Ты подозреваешь кого-нибудь? — Когда мы шли к вам, то видели, как двое неизвестных, одетые в форму зуавов, выходили отсюда. Я еще сказал, что они не похожи на настоящих «шакалов». Ты помнишь, Обозный? — Да, господин король! И они бросились бежать, едва заметили нас. Виктор-Эммануил задумался, а Раймон продолжал: — А что касается нас, мы честные солдаты… Хотели только глотнуть чуть-чуть, проходя мимо. Разве это преступление? А вот ведь чем обернулось… Один бокал за ваше здоровье стоил Перрону жизни. Король Пьемонта понял, что солдат сказал правду. Несмотря на природную смелость, монарх вздрогнул, подумав о беспощадном враге, чья ненависть преследовала его повсюду. — Они, все время они… — прошептал Виктор-Эммануил. — Узнаю их подлую манеру. Но ни смертельный яд, ни острые кинжалы, ни мрачные ловушки не остановят порыв народа, который скоро разорвет вековые оковы. Время пришло! Я буду жить, а Италия будет свободна! — Вы храбрые ребята, — сказал король, обращаясь к солдатам. — Идите в свой полк. Только дайте честное слово, что никому не расскажете об этом печальном событии. Я сам все объясню командирам. Вашего товарища похоронят с почестями, и я никогда не забуду, что обязан ему жизнью. |
||
|