Лузина ЛадаКрещенские гадания

Лада Лузина

Крещенские  гадания

Я вчера в зеркале такого насмотрелся!

Анекдот

Глава первая: "Раз в Крещенский вечерок... "

Крещенье метелило за окном, и на душе было муторно и сладко. Сердце сжималось, как кошка перед прыжком - в предвкушении чуда, способного изменить всю твою жизнь. Нам было по пятнадцать: мне, Ларе и Лоле. Родители последней ушли на всю ночь к друзьям, и мы сидели на ковре заповедной родительской спальни, охваченные лихорадкой надежд, романтикой снегопада и генетической памятью предков. Кровь наших далеких прапрабабушек, чьих имен мы даже не знали, могилы которых на неведомых нам кладбищах давно уже сровнялись с землей, пульсировала в жилах: Крещенье метелило за окном. И подобно кошке, бросающейся ловить мышь лишь потому, что так поступали сто тысяч ее предков - нас обуревало желание гадать.

- Но как? - уже который раз повторила Лара.

- "Раз в крещенский вечерок девушки гадали, за ворота башмачок, сняв с ноги, кидали", - продекламировала отличница Лола.

- Ну да, - хмыкнула я. - Куда башмак упадет, оттуда жених и придет. Только они все тогда по деревням жили. Да и города были ненамного больше деревень. Запросто можно было по одному направлению мужа вычислить. Направо покажет и уже понятно - там земля помещика Пупкина, а за ним поместье графа Тютькина. Если в городе: налево - аристократический район, направо купеческий. А у нас? Даже если с компасом в руках определить, что туфелька указывает носом на запад, как ты узнаешь откуда ждать жениха: из Парижа или из соседнего дома?

- А за соседним домом как раз Политехнический институт, а прямо за ним - "Зоопарк". А дальше опять дома, а за ними - кладбище, а на кладбище телевидение. Вот и разберись, кто к тебе свататься придет: сосед, студент, скелет, крокодил или телеведущий? - Лара заразительно засмеялась.

Но Лола не унималась.

- А еще можно расчесать на ночь волосы, положить расческу под подушку и сказать: "Ряженый-суженый, приди ко мне ужинать", - Наша учительница литературы постоянно нахваливала ее за то, что она заучивает наизусть все стихи. Но это было явно не из школьной программы. - И тогда суженый обязательно приснится.

- А еще можно сказать: "Спи на новом месте - приснись жених невесте", передразнила ее я. - Только все это ерунда. Когда мы прошлым летом поехали с родителями в санаторий, я в первый же день, ложась спать на новом месте, произнесла это заклинание. И как вы думаете, кто мне приснился?

- Кто? - хором откликнулись обе мои подруги.

- Ни за что не угадаете, - протянула я тоном мучителя.

- Наш учитель физики?

- Леша из 10 "Б"?

- Или кто?

- А никто! Я сама. Ни могу же я сама за себя выйти замуж, правда?

Лариса снова засмеялась. Лолита сердито насупилась:

- И все же это не ерунда, - произнесла она тоном непрошибаемой отличницы - точно также серьезно Лола вещала у доски: "Ще не вмерла Україна!". - Нужно только знать настоящее, серьезное гадание.

- А ты знаешь? - провокационно поинтересовалась я - не было лучшего способа обидеть гордость нашего класса, чем уличить ее в незнании чего бы то ни было.

Лола надула щеки, дернула плечом и, гордо выпятив вперед то, что уже тогда активно разрасталось в бюст четвертого размера, заявила:

- Конечно. Только это страшно. Очень страшно. Не каждый рискнет. - Она высокомерно выпятила вперед толстую нижнюю губу.

- Ну! - подначила я.

- Я прочла в папиной книжке. Он вообще-то их от меня запирает. Но как-то оставил одну на столе и я прочитала... Есть гадание на зеркале.

- Все знают, что есть гадание на зеркале, - презрительно отмахнулась я.

- Но никто не знает, как именно нужно на нем гадать. Это... Это страшно.

Вьюга с размаху ударилась в окно невидимым, беснующимся телом. Стекла задрожали. И незыблемый уют Лолиного дома показался вдруг ненадежным и иллюзорным. Белая бушующая стихия была совсем рядом, отделенная от нас лишь хрупкой преградой стекла. А Лола уже вещала наизусть, сверкая в полутьме огромными черными глазами. И то, что она говорила, нисколько не напоминала ответ у доски.

- Собираясь гадать, избирают уединенную комнату. Берут два зеркала, одно большое, другое - меньше. Большое ставят на столе, маленькое - против него, так, чтобы в них образовался зеркальный коридор в бесконечность. Гадающая садится перед зеркалом, обставленным свечами. Все окружающие, соблюдая глубокое молчание, сидят в стороне, отвернув головы к стене. Только гадающая глядит в зеркало, и нет в ее душе ни одной мысли, кроме мысли о суженом. А ровно в полночь, когда часы бьют двенадцать раз, с каждым ударом в большом зеркале показываются одно за другим двенадцать зеркал. И лишь удары затихнут, и на часах будет время 00. 00, девушка вскрикнет: "Суженый, ряженый! Покажись мне в зеркале". И в конце зеркального коридора появится Он. Потому что это время ритуальное - одна единственная минута из пятисот двадцати пяти тысяч шестиста минут года, когда граница между тем и этим миром становится прозрачной и преодолимой. И гадающая смотрит сквозь зеркало прямо в тот свет, в ожидании видения жениха или знака собственной смерти.

Мы слушали ее затаив дыхание, и сердца наши пульсировали в горле, то отчаянно тикая, то обмирая и трепеща.

Довольная произведенным эффектом, отличница продолжала:

- Но лишь та, в чьей душе нет страха, способна в этот час переломить собственную судьбу. И вызвать из бездны не того, на кого обрек ее рок для испытания и искупления, а Единственного, с кем жаждет слиться ее душа. Для этого гадающая должна взять острый нож и в двенадцать - в преддверии первого удара часов - одним глубоким порезом перечеркнуть поперек все линии жизни, судьбы и любви на своих руках. Кровь прольется на стол, где стоят зеркала, и зеркальный коридор устелет красный ковер. А когда алая дорожка достигнет последнего, двенадцатого предела, гадающая вытянет окровавленные руки и позовет: "Плоть от плоти моей, кровь от крови моей, приди есть мою плоть, пить мою кровь, ибо ты - это я!" И Единственно-истинный суженый, будь он даже мертв или не рожден, выйдет к ней, и устремится к ней с протянутыми руками, и их дороги уже никогда не разминутся на жизненном пути. Но прежде чем руки суженого и суженой сомкнутся, девушка должна отдернуть их с криком: "Чур сего места!" Ибо, взяв ее за руку, он может в тот же миг увести ее с собой навсегда...

Некоторое время мы молчали. Темный сгусток вибрирующего страха заполнил всю комнату. От его прикосновения по коже бежали колючие, ледяные мурашки, а живот ныл от ужаса и восторга.

- А может, - слабо выговорила Лариска, - лучше выбежим после двенадцати на улицу и спросим имя у первого встречного? Я вспомнила: кто тебе первый встретится, так твоего суженого звать будут.

И тут Лолита запрокинула голову и раскатисто засмеялась. Ее черные, как волчьи ягоды, глаза были злыми и насмешливыми - в них плескалась недобрая, непонятная нам победа.

- Ладно, - кинула она. - Идем одеваться. Скоро двенадцать. Давай договоримся: мой прохожий - первый, Валькин - второй, твой, - Она презрительно ткнула пальцем в Лару, - третий.

Первого прохожего звали Димой. Второго - Валерий. Третьего Анатолий...

А вскоре наша дружба, которую мы соображали, словно алкоголики на троих, распалась без следа. После восьмого класса пухлая хохотушка Ларка ушла от нас в строительное ПТУ и пошла по рукам, любясь направо и налево и потребляя сперму с водкой примерно в равной пропорции, по принципу - выпивка и закусь. Ее след потерялся. Лишь полгода назад она позвонила мне и, с нелепым смешком, сообщила, что недавно ее изнасиловали сразу трое. Ее голос звучал как-то болезненно гордо.

Лолита уехала с родителями в Америку на ПМЖ. По слухам, ее отец ученый историк, вступил там в Церковь Сатаны, основанную легендарным ЛаВейем. В единственном присланном мне письме, Лола сообщала, что вышла замуж и ждет ребенка. Мужа ее звали Дима.

Я осталась одна.

И снег десяти Крещений вымел из моей памяти зыбкую и неверную девчоночью дружбу.

* * *

- Ты останешься сегодня?

- Нет, не могу. У меня дела...

Валера сжал зубы и сделал сурово-неприступное лицо. Он всегда сжимал зубы так, словно смыкал забрало. Это был классический прием самообороны против моих униженных просьб. Наверное, в этот миг, в глубине души, он мнил себя рыцарем.

Глядя на свое безрадостное отражение в черном окне кухни, я молча мусолила в пальцах фильтр сигареты. Губы у меня были, как у обиженной лягушки. Когда я расстраивалась, сразу же становилась жутко некрасивой. И знала это. И от этого расстраивалась еще больше.

- Хороший получился праздник... - бесцветно сказала я, только для того, чтобы показать - предыдущая тема разговора снята с повестки дня.

- Тоже мне праздник - Крещенье! Ты что, верующая? Не понимаю, почему тебе так нравится устраивать у себя дома попойки...

- Потому что, когда в этом бедламе смешиваются кони и люди, мне легче делать вид, будто я не замечаю, как ты трахаешь моих подруг! - завелась я.

- Опять?!

- Двадцать пять. Света мне все рассказала: вы вчера были вместе в кино...

Целый вечер эта информация мучила меня, словно несварение желудка. Да и как, скажите на милость, я могла ее переварить?

"Мы вчера ходили с Валериком в кино... Ты разве не знала?"

- В кино! - вспыхнул он. - В кино, а не в койке! Мы случайно встретились... Я что, не имею права?

- Не имеешь.

- Я тебе не муж!

- Объелся груш.

- Что за детские приколы?! Чего ты от меня хочешь? - С некоторой натяжкой этот вопрос можно было счесть попыткой решить конфликт.

- Хорошо, - незамедлительно воспользовалась я поблажкой. - Обещай мне, что больше никогда не будешь разговаривать со Светой. Обещаешь?

- Что? - возмущенно взревел он. - Я уже и поговорить с ней не имею права? Да тебя зашкалило! Твоя неуместная ревность...

- Моя ревность вполне уместна. И не воображай, будто я переживаю из-за твоих измен. Проблема в том, что я люблю тебя больше, чем себя и ревную себя к тебе. Вот!

Я горделиво задрала короткий нос.

- Что за ерунда! - Валера окончательно вышел из себя. - Ты можешь говорить, как нормальный человек?

- Пожалуйста: еб твою мать!

- Все. Я у-хо-жу, - отчеканил он по слогам. - Я не собираюсь тратить время на бессмысленные препирательства.

- Боже, какая ценная потеря! - Мою душу выворачивало наизнанку от обиды, рвало сгустками боли и злости. - Ты потратил на меня свое время? Не переживай, я тебе его верну! Неделю, месяц, всю жизнь без меня!!!

- Я ухожу.

- Вали!

Следующая мизансцена была разыграна точно по Чехову: "И она ушла! В другую комнату". Валерка хлопнул дверью и отправился к гостям. Конечно, если бы я по-прежнему упрашивала его остаться, он мог бы со спокойной душой вернуться домой. Но теперь, когда я встала в позу и выставляю его сама выдворить его отсюда был способен только отряд милиции. И не нужно родиться Кассандрой, чтоб предсказать: наплевав на "дела", он повиснет на Светке или Анжеле и начнет тискать их у меня на глазах. А если совсем охамеет, может даже поинтересоваться с невинным видом: "Ты не против, если мы у тебя переночуем?"

Я зашла в гостиную и невесело усмехнулась про себя: "Тоже мне попойка!" Несколько человек со скучающими фригидными лицами вяло попивали вино. Ну, заяц, погоди!

Замерев в раме дверного проема в виде плаката "Родина мать зовет!", я призвала с тщательно деланным энтузиазмом:

- Ребята, канун Крещенья! Давайте устроим гадания!

Пять пар глаз вопросительно уставились на меня:

- Как?

- На ком?

- Кто с кем?

- Не пошлите, - отмахнулась я. - Предлагаю гадать на зеркале. Я точно знаю как. Мне когда-то рассказала одна моя подруга - сатанистка. Вернее, папаня у нее был сатанист, а она у него в книге прочитала... Но, ребята, это очень страшно.

- Ну-ну, расскажи?

Скисшие лица оживились в преддверии "остренького".

- Не-е-е... Если страшно, я боюсь... - с наслаждением пропищала Светка, на коленях которой уже хозяйничала Валеркина рука. Оба они полулежали на диване. Ее дурная голова покоилась на его плече. И шестая пара - угольно черных глаз моего любимого смотрела на меня холодно и насмешливо.

- Вы что, не знаете нашу Вальку? - презрительно кинул он. - Ей лишь бы в зеркало посмотреться, а повод не важен.

Выпад попал в "десятку". Гости дружно заржали. Моя зеркальная болезнь была притчей во языках и постоянным поводом для насмешек. Все знали: если напротив меня случайно окажется зеркало или хотя бы шкаф с зеркальной полировкой - пиши пропало. Разговор-то я продолжала, на вопросы отвечала, но своих визави уже не замечала в упор. Совершенно не отдавая себе в том отчета, я приклеивалась взглядом к собственному отражению и, с неослабевающим интересом, следила за артикуляцией своих губ, корчила сама себе рожи и принимала различные позы. В результате чего собеседники начинали нервничать, злиться и сомневаться в моем здравом уме. И все без исключения, рано или поздно, раздраженно обрывали беседу, требуя, чтобы я немедленно пересела в другое место или кидались завешивать проклятое стекло первой подвернувшейся под руку тряпкой. Среди моих знакомых даже бытовала поговорка: "Завешивать зеркала нужно в двух случаях: когда в доме покойник и, когда в гости приходит Валя".

Валерка в подобных случаях неистовствовал больше всех. Будучи стопроцентным нарциссом, чувствовавшим себя гармонично, только если все внимание присутствующих сосредоточенно на нем, он каждый раз орал: "Ты больная!", срывал с книжной полки психологический словарь и, тыкая в него пальцем, заявлял, что моя болезнь так и называется - "Симптом Зеркала" или "Симптом Абели"... "Не можешь вести себя, как нормальный человек, иди и лечись!" - лютовал он.

- Если Валька так зациклена на зеркале это означает, что у нее есть с ним какая-то потусторонняя связь, - с апломбом возразила Таня, с неприязнью взирая на выдающийся профиль моего ненаглядного. - Все! Начинаем немедленно. Настоящее гаданье это жутко интересно. Я сто раз читала, как ворожат на суженого, а ни разу не видела. Страшно хочется посмотреть!

Победа осталась за ней. Всем остальным тоже куда больше хотелось поглазеть на что-то новенькое, чем острить на давно избитую "зеркальную" тему.

- Танечка... - Валера погладил ее по плечу.

Но на Таньку его чары не работали - она больно ударила Валерку по ладони, с той злостью и брезгливостью, с какой прихлопывают насмерть спланировавшего на твое плечо комара.

- Отстань... И вообще, кому не интересно, пусть валит зажиматься на кухню.

Еще один меткий выстрел - аккурат в ахиллесову Валеркину пятку. Что-что, а выпадать из центра общих интересов он точно не собирался.

- Ну уж нет, - перевел стрелки любимый. - Мне тоже занимательно поглядеть какого такого ряженого-суженого Валька себе наворожит.

Переводить эту фразу нужно было только дебилам:

"Суженый ее сидит здесь, кладет на нее большой и толстый и не прочь понаблюдать, как она будет выламываться с горя.... "

- Это не то гаданье, про которое пишут в книжках, - начала я, спешно стараясь припомнить все, что рассказывала Лолита.

И осеклась.

Казалось, кто-то незримый услужливо подсунул мне потертую книгу из библиотеки моей памяти. Я не открывала ее десять лет, но пальцы сами нашли нужную страницу. Слева иллюстрация: три возбужденные школьницы, сложив ноги по-турецки, сидят на цветастом ковре родительской спальни, прислушиваясь к метели за окном. Справа текст крупными буквами: "Но лишь та, в чьей душе нет страха, способна в этот час переломить собственную судьбу, - сказала Лола".

И почему-то, при одном воспоминании о ее словах, от горла к низу живота заструился ледяной ручеек.

- Это гадание, с помощью которого можно не только узнать свою судьбу, но и переломить ее. Ведь очень часто любовь посылается нам не на счастье, а для испытания или искупления... - сказала я.

И не узнала свой голос: он стал хриплым и потусторонним, как у чревовещателя, словно бы звучал откуда-то извне.

- Совершая этот ритуал, ты вступаешь в схватку с роком и вызываешь в жизнь того, единственного - свою истинную половинку, с которой будешь счастлива, и которую ты могла бы никогда не встретить и только мечтать о ней.

Гости глядели на меня во все глаза уже не пятью, а одним, слившимся воедино, завороженным, упоенным взглядом.

- Ну-ну... - попытался сдуть мой пафос Валерка.

Но Таня подбила его на взлете:

- Супер! - вскричала она. - Что для этого нужно? Свечи? Зеркала? Что еще?

- Свечи, два зеркала, маленький столик и нож. Только острый. Пусть кто-нибудь наточит, а то у меня все тупые...

- А нож зачем? - сухо спросил Валера.

- Узнаешь.

В единой, заразившей всех, лихорадке гости повскакивали с мест, окрыленные предстоящей, щекочущей нервы мистификацией. Мой бывший одноклассник, безнадежный поклонник Сашка трусцой побежал на кухню точить нож. Остальные двигали мебель и протирали зеркала, непререкаемо внимая моим указаниям.

- Сюда. Я одна должна сидеть лицом к зеркалу. Остальные в углу и молча. Смотреть нельзя...

- Быстро, быстренько.. - подначивала всех заводила Танька. - Скоро двенадцать.

- Нет, это хамство, что мы ничего не увидим! Плевать на ритуал. Давайте сядем у нее за спиной. Валька, ты разрешаешь?

Я нетерпеливо махнула рукой. Так же, как десять лет назад, кровь предков выла в моих жилах. И предстоящее уже не казалось игрой. Всех нас пьянило предчувствие захватывающего приключения. Старые, доставшиеся мне от бабушки, напольные часы с боем стремительно раскачивали золоченым маятником. И, как бывает только под Новый год, цифра двенадцать стала не просто чертой на циферблате, а головокружительным шагом между понятным "сегодня" и неведомым "завтра", зовущим и волшебным. И для того, чтобы попасть отсюда туда, нужно было перешагнуть почти материально ощущаемую сейчас всеми нами щель в бездну.

На часах было 11. 50

Мы погасили свет. Пять человек взволнованно дышали мне в спину из темноты. Я опустилась на колени перед журнальным столиком. Зажгла свечи, расставила зеркала. На секунду реальность снова вцепилась в меня мертвенными материнскими объятиями. И я увидела себя со стороны - идиотку, намеревающуюся резать себе ладони, только для того, чтобы доказать шестому своему эгоистичному суженому: "Ты лишь балласт, который взвалила мне на плечи судьба, мое настоящее счастье - впереди!"

11. 56.

Даже не оборачиваясь, я слышала наглый шорох его пальцев, царапающихся в кружевные Светкины трусы и пошлые повизгивания обладательницы бессовестных кружев. Он один упрямо делал вид, что происходящее - баловство, и даже если взрослые люди выключают свет, чтобы вызвать духов, на самом деле они прикрывают этим куда более серьезные намерения.

11. 59.

- Ох... - услышала я в темноте приглушенный всхлип Светки.

Мне захотелось разрыдаться, устроить истерику, прогнать его к черту!

Но я лишь стиснула зубы и, выставив вперед ладонь, с размаху перерезала ее поперек.

- О господи! - испугано ойкнул кто-то сзади.

Боль, мгновенно пронзившая меня до корней волос, одним махом перечеркнула всю мою любовь, отчаяние и унижение. В ней было странное облегчение. Схватив окровавленной ладонью нож, я вонзила его в другую руку. И, превозмогая новую волну боли, сложила ладошки лодочкой. Кровь стекала на полированную поверхность стола...

И в этот миг раздался первый удар часов!

Пьяными, шальными от боли глазами я увидела, что в зеркале появилась первая арка, за ней вторая, третья... Красной ковровой дорожкой кровь бежала все дальше и дальше, в бесконечную темную глубину. Кровь хлестала из моих рук, как из стигматов Христа. Казалось, я сейчас потеряю сознание. "Наверно, порезалась слишком глубоко", - мелькнуло в голове.

- Бом-м-м, - угрожающе пробасил двенадцатый удар.

И я заорала перекошенным, изломанным ртом:

- Плоть от плоти моей, кровь от крови моей, приди есть мою плоть, пить мою кровь, ибо ты - это я!

И вдруг в сумрачном конце зеркального коридора явственно увидела темную фигуру!

Она шла ко мне. Невыносимо медленно, наклонив голову вниз, будто принюхиваясь к запаху крови. В ее походке сквозило что-то мучительно знакомое и оттого тягостное и неприятное. Словно подчиняясь приказу звучавшего в моих ушах заклятья, я с трудом расцепила руки и вывернула их вверх пылающими пожаром ладонями.

Тело не слушалось. Не удержав равновесия, я качнулась вперед. Пальцы ткнулись в поверхность зеркала. И я почувствовала, - или это только показалось мне? - что зеркальная гладь прогнулась вовнутрь, как мягкая резина. И в ту же секунду тень в глубине зеркал выпрямилась и, вытянув руки навстречу, стремительно понеслась на меня. Я оцепенела от жути. Его лицо приближалось...

"Я знаю его, знаю!" - всполохнуло у меня в мозгу.

И вместе с ней возникла скрежещущая ужасом мысль, что знать его страшно.

Расстояние между нами пугающе сокращалось. Мне отчаянно хотелось бежать. Но я не могла пошевелиться от страха. Мои глаза встретились с его глазами - вошли друг в друга, как вилка в розетку.

"О боже! Это же... - пронеслось вспышкой. - Нет! Только не это!"

И тогда, повинуясь наивному детскому инстинкту спрятаться под одеяло с головой, я закрыла лицо липкими от крови ладонями и заорала, скукожившись от страха:

- Чур сего места!!!

Дальше была темнота.

* * *

Я лежала на диване, обрамленном шестью головами моих гостей. Их лица были серыми и испуганными.

Даже у него.

Таня заботливо перевязывала мне руку бинтом. Ее пальцы дрожали. В комнате ярко горел свет: люстра, бра, торшер, даже настольная лампа.

- Вы видели?.. - промямлила я, тяжело ворочая горьким языком.

Пять голов одновременно затрусились в кивке. Шестая осталась неподвижной, нахохлившейся.

- Все в порядке, все хорошо... - очумело затараторила Таня. - Все уже окончилось. Когда свет зажжен, уже не страшно...

Остальные включились, как по команде.

- Надо же, я глазам своим не поверил...

- Вы видели, он несся прямо на нее?..

- Думала, что с ума схожу... Вроде же и не пили почти...

Их явно успокаивали звуки собственного голоса. А главное то, что они видели это все, а, значит, никто не сошел с ума и можно не опасаясь говорить об этом вслух.

Неожиданно Таня больно сжала мою ладонь. Ее округлившиеся немигающие глаза зависли надо мной.

- Слушай, а ты... ты узнала его? Мне показалось, ты его узнала? Это... кто?

Я тяжело посмотрела на Валерия. Он подался ко мне. Его взгляд был таким же тревожным, как и у остальных.

- Валька, - мягко попросил он, - можно я останусь?

Он знал, что я не скажу "нет". И знал, что я тоже знаю это.

- Я узнала его, - обернулась я к Тане. - Я помню, что узнала. Но теперь не могу вспомнить, кого. Помню только, в ту минуту, когда мы встретились глазами, я поняла: он для меня - самый дорогой человек на земле. И почему-то это ужасно!

- Понятно, - Таня жалостливо потупила взгляд.

Я извинительно улыбнулась ей, чувствуя на своих губах полынный привкус обреченности.

Валера довольно усмехнулся.

Глава вторая: Иванна Карамазова

Я стояла у кассы театра, подпирая спиной стену. Август возомнил себя разгаром лета и парил нещадно. К вечеру ноги отекли от жары и новые туфли садистски сжимали кончики пальцев. Танька беспардонно опаздывала, билеты были у нее. Мне оставалось лишь дуться и рассматривать людей, теша свои многочисленные комплексы живыми примерами - водятся особи и похуже.

Вон хотя бы та - тетка в длинном морковно-красном платье на бретельках. Лифчик мадам одеть не удосужилась и, когда она поворачивается в профиль, видно, что наряд в облипку прижимает обвисшую грудь к животу, делая ее похожей на бесформенный мешок, а чересчур выпуклый животик, напротив, тщательно облегает. Вот и получается, что там где должна быть выпуклость, у нее впуклость и наоборот. Уродство редкостное. Смешно.

Я невесело поморщилась.

А вот девушка в шифоновой блузке, голубой с пастельно-розовыми цветами. К ней не придерешься. Сдержанная. Хорошенькая до безумия. И рождаются же на свет такие чудные девушки!

С наслаждением уставившись на нее, я наблюдала, как она беспокойно вертит светловолосой головкой со слегка вздернутым коротеньким носиком. Видно, тоже ждет кого-то. И какой дурак опаздывает на свидание к такой красотке?

Как-то я прочла совет в учебнике психологии: если нервничаете, попытайтесь зафиксировать свое внимание на чем-то приятном и сосредоточиться на изучение его деталей. А предпосылок для взвинченных нервов у меня было навалом: бесконечные ссоры с Валерием, разрывы, сходки, склейки, плюс опаздывающая Танька и туфли, сжимающие ноги так, будто на них умостился гиппопотам. Девушка же однозначно подпадала под определение "приятное". У нее были быстрые серые глаза с настороженными ресницами и светлая кожа такая нежная, что я невольно ощутила щемящее, тягучее желание прикоснуться к ее щеке ртом...

Желание было столь неожиданным и неприродным, что, едва лишь я поймала себя на нем с поличным, губы враз пересохли, а сердце затрезвонило будильником: "Опомнись, дура! Ты же не лесбиянка, откуда такие странные фантазии?"

Я поплотнее прижалась к стене, словно она могла удержать меня за плечи, предостерегая от необдуманного шага.

И все же, до чего она хорошенькая! Высокая, тонкая, с пушистыми платиново-белыми волосами и хрупкими запястьями. Ее подвижный рот был по-детски пухлым и округлым. Интересное лицо, живое - совсем не похожее на то застывшее, слегка подрагивающее желе, которое носят в нашем городе вместо морды. Оно каким-то удивительным образом сочетало в себе наивность, серьез и забавную лисью хитрость. За таким лицом интересно наблюдать...

И не только.

Нечто в этом лице, неназванное и неопределимое, тянуло меня к нему неудержимо! Настолько, что все прочие факторы: боль в ногах, Танька с билетами, Валерка с бабами, разом отхлынули на задний план.

"Подойти, познакомиться, может?.. "

Я резко закусила губу, пытаясь привести себя чувство.

"Как ты себе это представляешь? Подойти к ней, как "здрасьте": Девушка меня к вам тянет! Что она обо мне подумает?"

Одновременно со мной красотка тоже закусила нижнюю губу. Ее кавалер явно не страдал пунктуальностью, как и моя паскуда Танька. Где ее только черти носят?

Но злость на подругу нежданно испарилась. А где-то в глубине, между грудью и животом, уже притаилась смутная, трепещущая, пока не сформулированная надежда, что нечистый окончательно сбил Таньку с истинного пути в театр, а заодно с ней и спутника девушки в голубой блузке.

Я затаила дыхание, боясь спугнуть свою мечту, помешав ей стать явью. Толпа постепенно редела. Минут через десять мы останемся с девушкой в предбаннике театра одни. И тогда...

Но, видимо, у чертей сегодня были отгулы.

Я раздосованно матюкнулась про себя, увидав свою подругу. Она стояла в трех шагах от облюбованной мною барышни и таращилась на нее, как легендарный баран на новые ворота.

- Танька! - завопила я возмущенно.

Она дернулась, узрела меня и, невесть почему на ее физиономии отразилось несказанное удивление. Таня недоуменно перевела взгляд на девушку в голубой блузке, снова на меня, опять на нее. Вскинула брови, неприлично присвистнула и наконец-то соизволила подойти.

- Бывает же такое! - хихикнула он, тыча выставленным большим пальцем себе через плечо - в сторону платиновой блондинки.

Я была настолько поражена, что даже забыла отругать ее за опоздание.

- Ты тоже ее заметила? И я, пока тебя ждала, все на эту девицу любовалась. Такая красотка, да?

- Красотка? - недоверчиво сощурилась Танька. - Ты меня дуришь, что ли?

- А разве нет? Сама ж на нее вылупилась с восхищением!

- Я?! С Восхищением! - Таня распахнула глаза, как две плошки. - Да я думала, что это ты!

- Я?!!!

Таня с сомнением поглядела на меня. На ее лице читалось явственное колебание: "Кокетничает или правда дебилка?" И, похоже, остановилась на втором варианте ответа, потому как сменила эмоционально-убежденный тон на иронично-разъяснительный:

- Присмотрись, дурище, ведь эта красота до неприличия на тебя похожа! Даже выражение лица такое же - эдакий агрессивно-инфантильный вид. Вот я и уставилась. Смотрю, вроде ты. Но мы ж только час назад расстались. Думаю: "Когда ж это Валька постричься успела?" Только потому к ней сразу и не подошла...

Я нервно мотнула головой в поисках стриженной барышни в голубой блузке. Ее спина мелькнула в проеме двери - билетерша как раз разрывала ей билет.

- Не может быть, - недоуменно произнесла я. - Я совсем не заметила сходства. Она такая прелесть... Я от нее глаз отвести не могла.

- А ты что, урод? - возмутилась Таня.

- Я замухрышка.

- Дура ты, а не замухрышка. Да ты, небось, и не на красоту смотрела. Просто у тебя твоя зеркальная болезнь сработала. Вытаращилась на нее, как на собственное отражение в трюмо. Нарцисс ты наш уездный. Красивая! Глаз отвести не могу! Ну, насмешила... Столько глядеться в зеркало и не рассмотреть, что ты и сама хорошенькая, как ангелок. И чего только со своим Валеркой маешься...

Танька брезгливо скривила нос, словно унюхав кучу дерьма - тонко давая мне понять свое мнение о Валере, не прибегая к бранным словам.

- По-моему, ты конченная эгоистка и нарциссистка и любишь только себя. Проблема лишь в том, что ты не можешь понять, кого любишь на самом деле. Ладно, пошли в театр, сейчас двери закроют...

* * *

На ярко освещенной сцене лорд Горинг замер перед зеркалом в карикатурно-самовлюбленной позе. Рядом вытянулся дворецкий Фиппс, столь отчаянно пытавшийся придать своим чертам холодную бесстрастность, что казался не то флегматичным дауном, не то говорящим чучелком. Воображая, что играют пьесу Уальда, артисты, как обычно, разыгрывали украинский капустник на тему анекдотов об английских лордах.

- Видите ли, Фиппс, модно то, что носишь ты сам. А немодно то, что носят другие.

- Да, милорд.

- А ложь - это правда других людей.

- Да, милорд.

- Другие - это вообще кошмарная публика. Единственное хорошее общество - это ты сам.

- Да, милорд.

- Любовь к себе - это начало романа, который длится всю жизнь.

Дальнейшего диалога я не расслышала, потому что Танька, нагнувшись, гаркнула мне в ухо:

- Вот видишь, Уальд тоже любил только себя.

- Это не Уальд, а лорд Горин - герой произведения... - вяло отбилась я.

- Да у Уальда по всем произведениям напиханы лорды и милорды, которые любят только себя! В кого, по-твоему, был влюблен Дориан Грей? Он был такой же нарцисс, как и ты...

- Уальд был не нарцисс, а гомосексуалист.

- Какая разница? - громким шепотом парировала Танька. - Нормальная любовь - мужчины к женщине и женщины к мужчине - это тяга к противоположности. А гомо все противное - считает противным. Ему хочется такого же, как он. То есть, по сути, себя самого и хочется.

Я несколько офигела. Теория, следовало признать, была весьма оригинальной.

- И знаешь, почему Уайльд так плохо кончил? - продолжала Танька, горячась, и, незаметно для себя, переходя с громкого шепота на тихий крик. Потому что он, также как и ты, не разобрался, кого он любит на самом деле. Что его гомосексуализм - всего лишь недоразвитая форма нарциссизма.

- Это по другому называется аутоэротизм, - задумчиво констатировала я, припоминая содержание злополучного психологического словаря. (Рядом на полке стоял "Словарь современного секса", где упоминались и такие замысловатые формы любви к себе, как аутоиррумация и аутопедерастия - в процессе которых следовало изогнуться так, чтобы удовлетворить себя самому. Но, по-моему, на это были способны только акробаты).

- Девушки, можно потише! - раздалось возмущенное шипение сзади.

- Спасибо бы сказали, - ни мало не смутившись, фыркнула Танька. Уайльда вы еще сто раз услышите, а такого больше никогда.

- Вы ведете себя неуважительно по отношению к писателю... - злобно взвизгнула тетка в морковном платье, оказавшаяся Таниной соседкой справа.

- Ну знаете!.. Уайльд был тот еще писатель. Он и сам бы про такое с интересом послушал, - завелась подруга.

- Да слушать вас противно! Постеснялись бы! - Сзади уже орали.

Кто-то возмущенно ткнул меня в спину, вышибая из ступора.

- Люди совершенно правы! - подала голос я. - Никакая я не лесбиянка и не нарцисситка!

- А кто девушку глазами чуть не трахнул? - азартно подхватила тему Танька.

- Девушки, мы вас сейчас выведем!

Я развернулась на девяносто градусов к сидящим за нами в поисках поддержки.

- Да вы послушайте, что она говорит. Какая я лесбиянка! Сама она лесбиянка!

- Может быть, - неожиданно весело согласилась Танька. - Я заметила, что последнее время мужчины меня совсем не возбуждают.

- Что?!!! - Я аж отпрянула от удивления. - Тебя?! И давно?

- Уже несколько дней, - гордо продекламировала подруга.

К нам со всех ног неслась дебелая билетерша.

- Так, пошли отсюда, если не умеете вести себя культурном месте... Пошли... пошли вон из зала, - грозно закудахтала она, вцепившись в Танькино плечо. - Идите отсюда, мудачки... - Видимо, постоянный контакт с культурой сказался на ней крайне мало.

- И впрямь, Валька, пошли отсюда. А то это не спектакль, а нудота, вызывающе громко объявила подруга.

Я послушно попыталась обуться (едва лишь в зале погас свет, я скинула предательские туфли, освободив свои умирающие пальцы). Ступни взвыли болью, категорически отказываясь втискиваться обратно в "лодочки", которые внезапно стали меньше на два размера.

Мне сразу страшно захотелось досмотреть спектакль до конца. Но подобного шанса Таня мне, увы, не оставила.

- Наш талант здесь все равно никто не ценит. Другие бы поблагодарили за то, что их хоть кто-то развлекает. А эти... - презрительно завершила она свою тираду, без стеснения перекрикивая актеров, и, походя стряхнув со своего плеча билетершу, направилась к выходу, независимо виляя бедрами.

Я встала и поплелась за ней босиком, прижимая туфли к груди и сопровождаемая осуждающими взорами.

Уже у двери, меня цапнул за руку какой-то донельзя возбужденный потный мужичонка и с живейшим интересом спросил:

- Девушка, что, правда мужчины не возбуждают?

* * *

- Чего на тебя нашло? - уныло поинтересовалась я, выходя на крыльцо театра.

Я стояла на асфальте босиком, мысленно прощаясь с новыми чулками и сутулясь под любопытными взглядами прохожих.

Держа сигарету одними губами, Танька запрокинула голову и беспроблемно прокартавила:

- Тык, шпектакль был пашкудный. Надо ш было хоть как-те порежвиться... Пошкольку шпасение утопаючих - дело рук шамих утопаючих. Што шнова говолит о полежношти нарчисижма...

- Че ты прицепилась ко мне со своим нарциссизмом! Достать меня хочешь?

- Дула. - Она вытащила сигарету изо рта. - Я ж тебе добра желаю... Бросай своего Валерку на фиг.

Я нахохлилась - тема была запретной. Но в порыве хулиганского вдохновения, Танька, не глядя, перепрыгнула много раз оговоренное табу.

- У вас с ним все равно ничего не получится!

- Это почему! - я рефлекторно приняла оборонительную позицию, хотя могла бы и сама привести в доказательство два десятка "Потому!". Именно поэтому об этом не стоило заговаривать в принципе.

- Потому что вы с ним слишком похожи.

Такого выпада я не ожидала.

- Чем? - опешила я. - Он успешный, а я секретарша, он решительный, а я мямля, он бабский любимчик, а я...

Я осеклась, боясь довести себя до слез этой сравнительной характеристикой.

... я - невзрачная, серая мышка, замухрышка и неудачница. Если мужчина пристанет ко мне на улице, не нужно звать гаишника с "трубкой", чтобы определить: он безнадежно пьян. Иначе никогда не обратил бы на меня внимание. В глубине души я всегда считала себя недостойной яркого Валерки и поражалась, что он снизошел до связи со мной. Возможно, из-за этого и прощала ему все...

- Все равно вы два сапога пара, - прервала мое глубинное погружение в комплексы Танька. - Вас даже зовут одинаково: Валерий и Валерия. Ты ведь только представляешься Валечкой, только с виду такая тютя, а на самом деле упрямая, как не знаю что... И Валерка твой это знает, оттого и бесится, что переломить тебя не может. Думаешь, он тебе изменяет?

- А разве нет? - удивилась я.

- Нет - он обороняется. Он боится, что, уступив тебе хоть на пядь, тут же окажется порабощенным. Боится потерять себя - боится тебя.

- Он меня боится? Ты шутишь?

- И правильно делает... Ты слишком властная.

- Я - властная? - Ее заявления не налезали ни на какую голову!

- Потому он все время сбегает, скандалит, ухлестывает за другими. Понимает: стоит ему остаться с тобой надолго - ловушка захлопнется. А бросить тебя все равно не может, потому что любит по-своему. А ты его нет!

- Это я его не люблю?! - Подобного абсурда я не предполагала услышать даже от Таньки.

- Ты. Ты любишь не его, а себя в нем. Будь ты чуть более успешной и менее закомплексованной, ты бы стала такой, как он: самовлюбленной задавакой, которая всегда в центре внимания. Ты бы соблазняла мужчин, только для того, чтобы помучить их. И объясняла Валерке, что флирт - это не измена и ты имеешь право поиграть...

- Ты хоть сама понимаешь до чего сейчас договорилась?

- Я лишь повторяю твои собственные слова, - отрезала Танька.

- Я такого не говорила! - взвилась я.

- А кто сказал: "Я люблю его больше, чем себя и ревную себя к нему"? Ты и злишься-то на Валеру вовсе не из-за его хронических измен. Ты не можешь простить себе измену с ним. Что он тебя у тебя увел! Что он такой, какой хочется быть тебе. Что это он мучает тебя, а не ты его!

- Заткнись!

Я была сыта по горло Танькиной аматерской психоаналитикой. И то, что она предательски кинулась защищать ненавистного ей Валерку, обвиняя меня во всех смертных грехах - было последней каплей.

- Я люблю его! Люблю, слышишь! - заорала я, стараясь опередить надвигающиеся слезы, прокричать ответ раньше, чем тупо и бессильно разрыдаюсь от непонимания и жалости к себе. - Я без него не могу! Когда его нет, мне кажется, что нет меня!

Мои слезы отрезвили ее. Танька резко скомкала личину пофигистки и хулиганки и, швырнув недокуренную сигарету на асфальт, расплющила ее каблуком - стала грустной, обиженной.

- Ладно, прости, - примирительно пробубнила она. - Успокойся... забудь все, что я сказала... Ты права, какая из тебя нарциссистка? Ты сама себя съешь и не подавишься.

Ответить я уже не могла - лишь издавать нечленораздельные звуки.

Несколько минут Таня угрюмо созерцала меня, - жалкую, босую, плачущую, уткнув лицо в подошвы туфель, которые я по-прежнему сжимала в руках.

- Послушай... - произнесла она, принимая очередное кардинальное решение. - Я давно хотела тебе сказать... Есть один адрес. Ведьмы. Настоящей. Мне говорили, она может решить любую любовную проблему. Только берет дорого... Но, если уж такое дело, ладно... Я тебе одолжу. Будешь отдавать частями.

* * *

Крепко сжимая мою безвольную руку, Таня волокла меня вверх по лестнице.

- Третий этаж. Квартира "33". Плохо, что мы без звонка, но я не знаю телефона... Только адрес и имя - Иванна Карамазова.

Я была тихой и бесчувственной, как всегда после слез. Старинные мраморные ступеньки неприятно холодили ноги. Чулки порвались еще при выходе из такси.

- Таня, мне не хочется... - выдавила я с трудом.

Больше всего мне не хотелось одалживать у нее деньги. Мой бюджет секретарши и так представлял собой живую иллюстрацию к басне Крылова "Тришкин кафтан". А теперь придется и новые чулки покупать...

- Я не могу тратить такие деньги ради забавы, на какую-то шарлатанку.

- Валерка пусть платит...

- Ты же знаешь, он не дает мне денег.

- Слушай сюда. - Остановившись, Танька тряхнула меня за руку. - Если все, что мне рассказывали про эту тетку, правда, то после визита к ней Валерка сам отдаст тебе последнюю рубашку...

- А если неправда?

- Тогда я ей не заплачу. Я что, лошиха какая-то? Раз уж тетка дерет с клиентов такие жуткие бабки, пусть вначале докажет нам, что она настоящая колдунья!

Протащив меня через последние несколько ступенек, Танька решительно выставила вперед указательный палец и направила его, как копье в кнопку звонка.

- Дзи-инь, дзи-инь, дзи-ишь... - прозвенела трехзначная трель.

Дверь медленно открылась - на пороге сидел огромный черный ньюфаундленд, размером с солидного медведя.

Мы опасливо уставились на него. Пес деловито гавкнул и, оглядываясь на нас, потрусил сквозь холл, явно приглашая гостей за собой.

- Пошли, - после секундного размышления, приказала Танька, увлекая меня в прихожую.

Дверь за нами резко захлопнулась, защелкнувшись на замок. Я вздрогнула от испуга, Танька нервно чертыхнулась.

- Гав, га-вв! - поторопил нас лохматый дворецкий.

- Рэтт, веди их сюда, - послышался голос из глубины квартиры.

Следуя за собакой, мы прошли по длинному коридору и оказались в плохо освещенной комнате с зашторенными окнами и горящим камином. Возле него стояли два кресла и маленький столик.

Больше ничего загадочного я разглядеть в обстановке не успела, пораженная тривиальным обликом ее хозяйки. Стоя на коленях у огня, она помешивала угли кочергой и сейчас обернулась к нам. Вид у нее был скорее равнодушный, чем гостеприимный.

- Вы - Иванна Карамазова? - осведомилась Таня.

- Я - Иванна Карамазова.

- Та самая ведьма? - Голос подруги звучал подозрительно.

Тот же вопрос готова была задать и я. Худая, темноволосая девушка в черной шелковой шапочке на макушке казалась чересчур молоденькой - моложе нас с Танькой.

- Да, я - ведьма. Садитесь. Вон, возьмите кресло у окна...

Она встала, отряхивая пыль с подола черного халата. Было видно: ни внезапный визит клиентов, ни мои босые ноги, ни наш скептицизм не вызвали у нее ничего кроме скуки. Самоуверенная девица. Даже слишком.

Танька притащила себе кресло-качалку и умостила его рядом с камином. Я села в одно из кресел, девица лениво развалилась напротив. Мы с подругой невольно переглянулись, одновременно задавая себе второй вопрос: "И этой пигалице мы должны платить такие деньжищи?"

- Вы - настоящая ведьма? - пошла в открытую атаку Таня.

- Эта фразочка - штамп № 2, - томно промурлыкала барышня. - Ее произносят все мои клиенты. Штамп № 1 - "Я вообще-то не верю в колдовство... "

Но Таня была не из тех, кого можно остановить легким щелчком по носу.

- Съезжаешь с ответа, - понимающе кивнула она. - Значит, не ведьма.

- А ты проверь! - осклабилась Карамазова, фамильярно переходя на "ты".

Она приняла вызов. И я мысленно похвалила ее за верный ход. Иначе бы Таня размахивала кулаками до тех пор, пока одним решающим нокаутом не сбила бы с противника маску вежливости, доведя его до крика и визга.

- Ну что ж... - Лицо Тани стало довольным, будто ей предложили любимое лакомство. - У моей подруги есть большая проблема... - начала она по-американски, округло выговаривая каждое слово - так обычно произносят начало загадки: "Да конца, два кольца, посредине - гвоздик... " - Ты могла бы ей помочь?

Таня замолчала, ожидая, что противница попадется в ее капкан, задав вопрос: "Какая проблема?". "Ну, ты же ведьма! - ответит ей Таня. - Догадайся сама". И засчитает себе первый удар.

Карамазова покровительственно улыбнулась.

"Это ножницы, деточка... А теперь садись за свою парту и не шали".

И я внезапно поняла: ведьма. Даже глаза у нее не человеческие ярко-желтые, цвета огня, меда и янтаря. У людей не бывает таких глаз!

Ведьма лихо вставила в глаз монокль и навела его на меня.

- Проблема весьма банальная, - сообщила она, вычеркивая Таню из поля зрения и разворачиваясь ко мне всем корпусом, - любовь. И, к сожалению, любовь - несчастная. Вы не в состоянии соединиться с любимым человеком, но не способны быть счастливой без него. Такая судьба... Ничего ты тут не попишешь...

Это был удар под дых - голова закружилась, в горле запершило, грудь сдавило, живот подвело. Она попала в точку. И я падала, тщетно пытаясь найти опору - убедить себя, что ее попадание случайно. Профессиональная гадалка просто произнесла свой собственный штамп № 325. Одно из тех абстрактных обтекаемых пророчеств, которые приходятся в пору большинства клиенткам моего возраста.

Но безысходность ее слов сковырнула корку на моей не заживающей любви, и разум не мог бороться с болью.

"Такая судьба... " Я машинально посмотрела на свои изуродованные ладони, где линии судьбы, жизни и любви перечеркивали рваные, так и не успевшие зарубцеваться до конца шрамы от ножа.

"Ничего ты тут не попишешь". Ни ножом, ни пером, ни топором...

- Странно, однако... - изумилась колдунья, продолжая разглядывать меня в кругляш стекла. - Я вижу еще одну судьбу. Две судьбы крест на крест. Вау! Что это?!

Выронив монокль, ведьма схватила мои раненые руки и потянула их на себя столь резко, словно это была ее вещи, которые она вдруг обнаружила у меня. Вещи важные и опасные, предназначения коих я не знала, равно, как не знала и того, что не имею права и прикоснуться к ним, не говоря уже о том, чтобы легкомысленно носить их с собой.

Она распрямила мою ладони, как листки бумаги - документы, из-за которых уже перестреляли друг друга несколько банд, уже разразилось десяток войн, способные спровоцировать мировой переворот и ядерную катастрофу - по нелепой случайности оказавшиеся у меня.

- Откуда у вас это?

Ее желтые глаза вцепились мне в душу - так бравый милиционер хватает за грудки опасного преступника, нарушившего разом все статьи уголовного кодекса.

- Откуда вы знаете заклятие на зеркале?

- А что такое? - презрительно поинтересовалась Таня. - Валя просто гадала на зеркале на Крещенье!

- Откуда вы знаете это заклятие? - Карамазова даже не обернулась на Танин голос. Ее огненные глаза зондировали меня, и я почти осязаемо чувствовала, как они копаются в моей душе, без ордера на обыск, переворачивая там все верх дном, разбрасывая вещи, перечитывая мою личную корреспонденцию, записи и дневники, в судорожных поисках ответа.

- Да чего вы пристали? - Таня злилась все сильнее. - Святочные гадания печатают сейчас во всех женских журналах! - Происходящее было явно неприятно мне и совершенно непонятно ей. Кроме того, ведьма упрямо не обращала на нее никакого внимания, игнорируя ее бесспорное лидерство.

- То, что печатают в журналах - дамские развлекалочки, - немилосердно обломала ее Карамазова. - Откуда вы могли узнать это заклятье?!

- Отпустите меня... - прошептала я, измученная ее напором. - Я сама все скажу...

- Ну!

- В детстве мне рассказала подружка.

- Откуда она узнала?

- У ее папы была книжка...

- Фамилию, имя помните? - быстро спросила она. И я словила себя на мысли, что происходящее все больше и больше напоминает допрос.

- Подругу звали Лола. Лолита Микулик. Она уехала в Америку с родителями... Она мне даже не пишет. Я больше ничего не знаю. Пустите! взмолилась я.

Ведьма опустила глаза и отпустила мою душу.

- Микулик, - повторила она. И я догадалась: эта фамилия не является для нее безызвестной. - Виктор Микулик. Так звали ее отца?

- Кажется, да. Я не помню...

- А заклинание запомнили? - Ее тон был суровым. - Сможете повторить?

Я напряглась. Тогда, зимой, слова Лолиты разом всплыли в моей памяти. Но сейчас я помнила лишь какие-то обрывки, ошметки фраз.

- "Кушай меня, пей из меня кровь... " - неуверенно выговорила я. Что-то в этом роде.

- Вы только это говорили? - требовательно уточнила ведьма.

- Да нет, я помню, там было много слов, - продемонстрировала свою осведомленность Танька.

Впервые с начала беседы, Карамазова удостоила ее взглядом.

- А вы можете их вспомнить? - заинтересовалась она, возвращаясь к официальному "вы".

Таня поджала губы и задумчиво почесала нос.

- Примерно... "Плоть от плоти моей, кровь от крови моей... "

Стоило ей начать, конец сам собой всплыл в моей памяти.

- "... приди есть мою плоть, пить мою кровь, ибо ты - это я!" выплюнула я скороговоркой. - А перед этим я выставила зеркала так, чтобы появился коридор в бесконечность...

- Сатанинский коридор, - уведомила меня Карамазова.

- ... и разрезала обе ладони ножом. И, лишь только я произнесла заклятие, в зеркале появился кто-то...

- Мы все его видели, - поспешно внесла свою лепту в рассказ Таня. Черная фигура, она неслась прямо на Вальку. И Валя заорала "Чур сего места!" и потеряла сознание. Мы все тогда страшно перепугались.

Карамазова слушала нас внимательно, как учительница сверяющая ответ ученика у доски с параграфом в учебнике.

- И кого вы увидели в зеркале?

- Она не помнит, - ответила за меня Таня.

- Правда не помню, - подтвердила я. - Сколько не старалась вспомнить потом - не смогла.

- Что ж, это не трудно предположить, - сухо сказала ведьма. - Кого бы вы ни увидели - это был именно тот человек, о котором я говорила. Тот с кем вам не суждено было соединиться. Но вы попытались перечеркнуть свою судьбу. Вот в чем проблема... Alea jacta est 1 .

Она замолчала.

- И что теперь будет? - нервно поинтересовалась я.

- Черти что! - огрызнулась Карамазова. Непонятно почему она была зла на нас. - Вы даже не представляете, что натворили! Виктор Микулик - личность весьма известная в определенных кругах. И заклинание это - сатанинское. Человеку запрещается переламывать свою судьбу, пусть и несчастную, с помощью заклятий. Белая магия старается лишь подтолкнуть к правильному решению. Мы не вызываем привидений из небытия. А один черт знает, какого такого суженого вы позвали в ту ночь!

- Как раз ее суженого мы все хорошо знаем, - хмыкнула Танька. - Его и звать не надо - сам приходит и нервы ей портит. Она, как вы верно заметили, ни с ним не может, ни без него. Так кругами друг вокруг дружки и бегают.

- Вот как? - На узком лице ведьмы отразилось явственное облегчение.

- Так и есть, - пожаловалась я. - Видно, такая судьба. Я его себе еще в детстве нагадала. Мы тогда с девочками, выбежали на улицу имя первого встречного спрашивать. Первая Лола - она на своего Диму прямо у подъезда наткнулась. Второй шла я - я Валерия только на соседней улице нашла, а потом еще пять минут имя выпытывала, никак говорить не хотел, еле уговорила. А Лера на какого-то извращенца-педофила нарвалась, с трудом отбилась. А потом в жизни все точно так и получилось. Лолита сразу после школы без проблем замуж выскочила. Я встретила Валерку только много лет спустя и с тех пор все уломать его пытаюсь, что он мой суженый. А Лера...

- Ясно, - нетерпеливо прервала мои воспоминания ведьма. - Так часто бывает. Даже самые невинные гадания - не так уж невинны. Но, знаете или нет вы суженого, пожалуй, лучше довести ритуал до конца. Незавершенное сатанинское заклятие, когда механизм уже запущен, но не приведен в действие, может обернуться еще хуже. Оно способно довести человека до сумасшествия... Начнут появляться видения, пророчества, подсказчики, требующие, чтобы вы завершили начатое.

- Что значит не до конца? - удивилась я. - Я что-то забыла?

- Скорее, не знала, - поправила Карамазова. - Ваша школьная подруга была достойной дочерью своего отца. Она рассказала достаточно, чтобы покрасоваться, но все же не рискнула сказать главное. Услышав это, суженый уже не сможет не прийти - его приведут к вам даже против воли. Ничего хорошего тут нет. Но в данном случае приходится выбирать из двух зол...

- И вы, - спросила я прерывающимся от волнения голосом, - вы скажите мне это? То, что не сказала Лола?

- Не уверенна, - Карамазова нахмурилась. - Вы пришли так некстати. Белладонна не готова, "Таро" - слабо, сигнализаторы - молчат... Остается только одно - проверенное бабушкино средство...

Бормоча себе под нос эту странную невнятицу, ведьма залезла на свое кресло с ногами и достала с каминной полки большое белое блюдо.

- И яблоки опять забыла купить! - недовольно буркнула она. - Ладно, сойдет и клубок.

Вытащив из кармана халата растрепанный клубок красной шерсти, она поставила блюдо на стол, положила клубок в центр и, слегка придерживая его указательным пальцем, обратилась ко мне.

- Подойдите сюда. Вы должны увидеть это. Сейчас нам покажут финал вашей истории. Надеюсь, не слишком скорбный...

- А мне можно посмотреть? - подалась вперед Танька.

- Нет, - жестко обрубила Карамазова. - Это только ее судьба.

Я мысленно сжалась, опасаясь, что сейчас Таня надменно выложит на стол свой главный козырь, заявив: "Я, между прочим, плачу за визит!" Но она почему-то смолчала. Не слишком понимая, что сейчас будет, я выбралась из своего угла и пристроилась на подлокотник кресла Карамазовой.

Ведьма отпустила клубок. Он вздрогнул и закрутился вокруг своей оси. Затем начал описывать спиральные круги по тарелке. Пораженная, я следила за ним не отрывая глаз. Красный шерстяной моток достиг края блюда, и в кругу тарелки, словно на экране телевизора проступила картинка. Я увидела кафе с зеркалом на всю стену, столик и, сидящих за ним, мужчину и женщину. Женщина была очень красивой, белокурой, в сногсшибательном красном платье. Мужчина глядел на нее глазами преданной собаки, боготворящей хозяина, но провинившейся перед своим божеством. "Так больше не будет... Прости меня... Я все понял... Мы будем жить по-другому... " - умолял он. Красавица слушала его отвернувшись, самодовольно глядя на себя в зеркало и неприкрыто наслаждаясь победой.

Эта сцена казалась столь восхитительной и оторванной от моей жизни, что я даже не сразу узнала их. И лишь приглядевшись, с изумлением поняла: эта женщина - я, а мужчина - Валерка.

- Насмотрелись? - Иванна подцепила клубок и изображение исчезло.

- Неужели это будет? - возбужденно воскликнула я. - Неужели такое может быть со мной?

Карамазова скривилась и нехотя подтвердила.

- Если произнесете заклятье...

- Скажите мне его! За любые деньги!

Ради того, чтобы увиденная мною сцена стала явью, я была готова выплачивать Таньке долг хоть всю оставшуюся жизнь!

- Вам понравилось? Любите самоутверждаться за счет других? неодобрительно резюмировала ведьма и вздохнула: - Ладно. Во всяком случае, ничего страшного вам вроде не угрожает. - В ее словах слышалось сомнение. Запомните, после того, как вы скажете известную вам часть заклятия, нужно повторить ее еще раз с точностью до наоборот.

- Я это ты ибо... - начала я.

- Нет. Навыворот. Я отэ ыт оби...

- Я поняла. Для этого, - я беспокойно поежилась, вспоминая болезненность ритуала, - придется повторить все сначала?

Впрочем, ради того, чтобы увиденная мною сцена стала явью, я была готова исполосовать себя ножом с головы до пят!

- Нет, - скорбно возразила колдунья, - достаточно подойти к зеркалу в двенадцать, положить на стекло ладони и произнести заклинание целиком.

Она насупилась и замолчала, явно недовольная собой и своими советами.

- Сколько мы вам должны? - подвела итог встречи Таня, с деловым видом доставая из сумки кошелек.

Но даже тут ей не удалось покрасоваться всласть.

- Нисколько, - неприязненно отмахнулась ведьма. - Я не смогла вам помочь. Вы пришли слишком поздно. А тот, кто придумал завязку этой истории, редко завершает свои труды хэппи-эндами.

Глава третья: Отражение в зеркале

Белое потное тело билось на горячих скомканных простынях. Темнота сжирала реальность, обгладывала все наносное - позы, привычки, индивидуальность. Освобождая яростно нутро - похоть - вечный инстинкт совокупления. Пошлое, презрительное слово было сейчас огромным и великим, как храм. Не было "Я" - существовало лишь "Мы" - цельное, сильное, единое. У него не могло быть конфликтов, раздоров, сор. Одно желание и одна плоть, змеящаяся, многорукая, неделимая. Его руки, расплющивающие мою грудь, были моими руками, мои ноги, обвивающие петлей его спину - частью его плоти, губы перемешались во рту. Близость - презрительное, официальное слово! - стала пронзительной, пронзающей, когда двое влипают, врастают друг в друга, и нерушимая твердь кожи, очерчивающая границы "Я", вдруг разрывается, как вода с плеском заглатывающая тебя в свои глубины. И ты захлебываешься ее, вбираешь ее податливое естество огромными пульсирующими глотками. И вода становится тобой, а ты - водой.

Тело закричало, выгнулось и обмякло, медленно распавшись на две половинки - меня и Валерия. Они лежали на кровати, чувствуя, что безвременье тает, обретая день, час, место. Зная: сейчас великое "Мы" рухнет, как карточный домик, расчленившись на два противоборствующих "Я" и предчувствуя болезненность этого разрыва.

Его рука потянулась к бра - зажегся свет. Мир снова стал реальным и ограниченным. Я выпрямилась на подушке, пошарила в поисках сигарет, нашла пачку.

- Не кури, - приказал Валера.

- Но ты же знаешь, я люблю курить после этого... - просительно начала я.

- А ты знаешь, что я не люблю, когда ты куришь, - отрезал он. -Лучше принеси мне выпить.

Я обиделась.

- Встань и принеси, я тебе не прислуга.

- Ладно, уже поздно, мне пора домой.

- Ты не останешься?

- Не могу.

- Не могу или не хочу?

- Не могу.

- Тот, кто хочет, всегда найдет возможность, кто не хочет - отмазку, Я демонстративно закурила.

- Хорошо: я не хочу. Ты уже испортила мне настроение.

Валера встал с кровати, брезгливо, по-кошачьи отряхнулся и полез в штаны.

- Останься, пожалуйста... - Я растерянно вертела в руках пачку "Примы". - Ты же знаешь, я не люблю, когда ты уходишь сразу после этого...

- А я считаю, самое разумное, что я могу сделать - сбегать сразу после секса. Мы никогда не сможем жить вместе, - добавил он убежденно.

- Почему?

- Мы слишком похожи, оба властные и упрямые. Каждый хочет, что бы все было только так, как он хочет. А единственное желание, в котором мы сходимся, мы уже удовлетворили. Можешь меня не провожать. Пока.

Он вышел из комнаты. Я не остановила его. Просто не нашлась что сказать, ошеломленная его, первым за историю наших отношений, косвенным признанием своей вины - его и моей.

"Каждый хочет, что бы все было только так, как он хочет... Мы властные и упрямые". Мы, значит, он и я.

Но я не могла нащупать в себе причин для подобного упрека. Я не понимала его, как не поняла вчера и Таньку, заявившую мне практически тоже самое. Оба они говорили о каком-то другом человеке: цельном, сильном, уверенном в себе. В то время как я была лишь не сформулированным нечто, неспособным четко определить ни одного своего качества, ни одного принципа. Когда я пыталась вспомнить свое лицо, перед глазами возникало безликая унылая масса - светлый овал без единой характерной черты и особой приметы. И моя дурная привычка напряженно глядеться в зеркала объяснялась чем угодно, кроме самолюбования. Скорее всего, я надеялась, что в конце концов все-таки разгляжу там себя, пойму, какая я, убежусь, что я существую!

Или я верила, что существую, только когда смотрелась в зеркало?

И еще, когда рядом был Валерка.

Я слышала, как он закрыл замок. Дверь всхлипнула. Стало тихо.

Быть может, не нужно было курить и следовало принести ему рюмку коньяка? Да мне и не трудно было сделать то и другое. Но я знала: стоит раз принять его диктат, завтра я уже и сама не поверю, что имею законное право курить в собственной постели и начну услужливо скакать вокруг любимого с тряпками и подносами.

То, что они хором величали моим упрямством: было только унизительной самозащитой. Страхом, что, уступив, я буду подавлена окончательно, окончательно превращусь в ничто!

Но то же самое сказала вчера Танька про Валеру. "Он боится, что, уступив тебе хоть на пядь, тут же окажется порабощенным. Боится потерять себя... "

Если так, мы сходны лишь в одном. Оба мечтаем, чтобы другой был исключительно отражением, с готовностью повторяющим наши слова и движения, истины и законы. Как в сказке Пушкина, где царица заглядывала в зеркало, чтобы услышать озвучку собственного мнения: "Ты на свете всех милее, всех румяней и белее... " И с ненавистью швыряла зеркальце под лавку, когда оно начинало расхваливать другую царевну.

Я вспомнила пророчество Карамазовой и ее упрек: "Вам понравилось? Любите самоутверждаться за счет других?"

"Будь ты чуть более успешной и менее закомплексованной, ты бы стала такой, как он. Ты бы соблазняла мужчин, только для того, чтобы помучить их... " - отозвались эхом Танька.

Но их выводы были столь ошибочны, что меня даже не могла задеть их нелицеприятность. Вся навороченная теория отражения объяснялась легко и просто. Когда Валера со мной, я верю: я не ничтожество - ведь у меня есть мужчина, красивый, престижный, с перспективной работой. Он - мой единственный повод для гордости, единственный гарант самоценности, мое самоощущение. Мое отражение в зеркале мира.

Но проблема в том, что он - не я. И каждый раз, когда я поступаюсь ему хоть в чем-то, мне чудится: мое и без того сомнительное "Я" кренится, как Пейзанская башня. Я злюсь на себя за измену, дергаюсь, чувствую дискомфорт. И он тоже бесится, оттого, что я - не он.

Он ушел.

И я снова услышала размеренное дыхание своего одиночества.

"Одиночество, - сказала я себе, - это не когда ты один ночью. Это когда ночью, ты не способен быть один".

* * *

Время приближалось к двенадцати. Я выбралась из постели, пошла на кухню, бестолково запихнула в себя что-то в сухомятку. Полила кактус. Надо ложиться спать.

Разгромленная спальня вызывала отвращение. Я перестелила постель. Разделась.

"Может, он еще вернется!" - тоскливо ныла надежда.

"Конечно, вернется. Сейчас я верну его!" - убежденно сказала себе я.

Схватив листок бумаги и склонившись над столом, я поспешно нацарапала на нем слова заклятия и начала переписывать его наоборот: "Я отэ оби ьворк юом... " Можно сломать язык. Но ничего, прочитаю по бумажке.

Подойдя к зеркальному трюмо, я положила листок на тумбу. 11. 51. Еще девять минут. Я состроила морду, надула щеки, сцепила губы и... развеселилась.

Похоже, я заигрываю сама с собой!

И все же, как неустанно интересно это лицо, только потому, что это твое лицо. Твое! Пусть даже не красивое. Слишком бледное. Большеглазое. Худенькое тельце, маленькая грудь. Неужели Валера любит это?

Это - я?

Странно устроено зеркало - когда мы глядимся в него, то, говоря "Я", имеем в виду не себя, а свое отражение.

Я повертела головой, стараясь поглубже разглядеть свою комнату за стеклом. Она была такой же реальной, как и за спиной. С детства меня преследовало навязчивое чувство ее реальности, мысль, что, извернувшись похитрее, можно войти туда, в зазеркалье и... ну, к примеру, переставить вещи.

Я в зеркале улыбнулась своим мыслям. Я возле зеркала прикоснулась губами к своим губам. Почему я не чувствую их? Холодное, безвкусное стекло. Я всосалась в него сильнее - зубы стукнули о твердую поверхность.

Как интересно, наверное, было бы поцеловать свои собственные губы?

Я нарциссистка?

Нет. Все нарциссы самодостаточны. А я, после ухода Валеры, ощущаю себя скомканной и брезгливо брошенной в угол нелепицей.

Ощущала, пока не подошла к трюмо...

12.59.

Пора!

Я приложила ладони к зеркалу, словно предъявляя два неопровержимых документа и, протарабанив наизусть первую часть заклятия, наклонила голову и, стараясь не сильно запинаться, стала читать, неудобоваримый тарабарский текст.

"Я отэ ыт оби...

Стоны напольных часов с боем, доносившиеся из гостиной, сбивали с ритма.

... ьворк юом ьтип ьтолп юом...

Обилие мягких знаков в начале слова сводило меня с ума!

.. ьтсе идирп йеом иворк то...

Это невозможно произнести!

... ьворк йеом итолп то ьтолп.

Все. Часы затихли. Я подняла глаза.

Какой облом!

В зеркале не было никого. Только я сама.

"Я - сама" - так называлась женская передача с феминистическим уклоном.

Я сама. Какое невыносимое словосочетание! Оно звучало, как приговор, как оскорбление, как...

Вдруг, словно волна взрыва отбросила меня от зеркала. Отшатнувшись, я впечаталась в стоящий рядом шкаф, чувствуя спиной его острый угол, врезавшийся мне между лопаток.

"О боже! Это... " - громыхало в голове.

Мое нутро дрожало и ходило ходуном, как дом после толчка землетрясения.

"Нет! Только не это!!!"

"Заклятие это - сатанинское. Мы не вызываем привидений из небытия. А один черт знает какого такого суженого вы позвали в ту ночь!" - зазвучал где-то рядом раздраженный голос Карамазовой.

Я слышала его, словно наяву. Но слова пролетали мимо моего сознания, распадались на буквы, буквы на звуки. Звуки кружились у ушей навязчивой писклявой мошкарой. Я отмахнулась от них. Дрожь внутри улеглась. И воспоминание, вырвавшееся из подсознания вулканической лавиной, успело остыть и закостенеть.

Я вспомнила, чье лицо возникло передо мной в зеркале на Крещенье. Я знала это столь же явственно, как и тот факт, что серьезно мое видение могут воспринять только в дурдоме. И не мудрено, что его силуэт, походка, черты показалось мне такими мучительно знакомыми.

Ведь из глубины зеркал ко мне вышла тогда Я САМА!

Так некстати услужливая память мгновенно сложила все в кучу: мою болезнь - "Симптом Зеркала" или "Симптом Абели", имя первого встречного и вещий сон на новом месте. Помнится, тогда, в детстве, я недоуменно морщила лоб, размышляя, как же можно выйти замуж за себя саму. Но сейчас, в двадцать пять, эти мистические совпадения вызывали у меня только одно - томительный страх. Не означают ли эти навязчивые персты судьбы, что...

"Человеку запрещается переламывать свою судьбу, пусть и несчастную!" недобро напомнила мне Карамазова.

Валерий - был моей судьбой...

"Но вы перечеркнули свою судьбу. Вот в чем проблема... "

Но я произнесла заклятие. Я только что завершила его до конца! И теперь мне сужен не Валерий, а Валерия.

А Валерий больше никогда не вернется.

Я обречена на себя саму! На вечное беспросветное одиночество!

Я униженно отвернулась от зеркала, испытывая одно-единственное яростное желание немедленно наложить на себя руки.

И в туже секунду чьи-то руки закрыли мне сзади глаза. Я вздрогнула так, что, казалось, сердце должно было выпрыгнуть у меня изо рта. И замерла. Ладони были холодными и гладкими. Я резко отбросила их, развернулась и встретилась глазами с Собой.

Самые сладкие в мире губы прикоснулись к моим, слились во рту, словно два глотка мягкого мороженного, и стали таять, таять, таять...

* * *

Вспыхнул свет. День заливал комнату жарким золотом. Рядом со мной на кровати лежала Я. Стройное, молодое тело, перламутровое, как раковина, из которой родилась Венера Боттичелли. Хрупкое, удивительно родное, лицо. Подрагивающие веки.

Глаза открылись - Я улыбнулась мне знакомой, тысячу раз виденной мною улыбкой, которую я видела сейчас впервые.

Тысячи раз и впервые - необычное это было чувство.

Не веря, немея, я провела рукой по ее обнаженной груди. Кожа была прохладной, словно зеркало но в тоже время упругой, живой, вызывающей желание. Она так и притягивала к себе пальцы, ее кожа - моя кожа, ее грудь моя грудь.

- Нет нежнее тела, чем твое собственное тело, - произнес мой незнакомый голос. - Нет тела восхитительней, нет любимей, нет дороже, потому что оно твое.

- Не может быть... - выдохнула я.

И Я же, приподнявшись на локте, весело взглянула на себя огромными, сияющими глазами, подалась вперед бесстыдно нагим, невинным телом и ответила:

- И все же это я.

- Разве отражение может выйти из зеркала?

- Не может, - покачала Я улыбающимся лицом. - Никогда. Но ты произнесла заклятье и я не могла не прийти.

- Заклятье... - повторила я эхом.

- Плоть от плоти моей, кровь от крови моей, приди есть мою плоть, пить мою кровь, ибо ты - это я!

- Ты - это я! - ахнула я, не в силах поверить в сказанное.

- Страшное заклятье. Его знают немногие. Но ты произнесла его и...

-... пришла ты.

- Да, к тебе пришла ты.

- Пришла я.

- Да, пришла я.

- Ты... я... - Я не знала, как назвать ее (себя?). - Как тебя зовут?

- Также как тебя - Валерия.

- Меня все зовут Валей.

- Тогда я буду Лерой.

- И ты будешь пить мою кровь?

Окрещенная откинулась на подушки и засмеялась, скорчив смешную рожицу.

- Не-е... Не буду. Хотя, по-моему, нам очень хочется есть! Айда на кухню!

Я пошла за ней, все еще не силах уразуметь сучившееся, поверить в осязаемость своего счастливого сна. И лишь когда, сидя за столом, мы синхронно ели, брызгающие красной кровью помидоры, аппетитно посыпая их солью и впиваясь в их упругие окружности голодными зубами, я - вдруг, сразу, приняла, вобрала в себя объемную, пахнущую, теплую, восхитительную реальность происходящего. И почувствовала животом, кожей, каждой клеточкой, нахлынувшее на меня счастье. Освежающее, как душ. Победоносное, как марш Мендельсона.

Вот она, я! Я есть! Я есть у себя!

- Есть твою плоть, - промычала Лера с набитым ртом, - метафора.

Посмотри на помидоры: через минуту они станут тобой - твоей плотью и кровь. Силой, которая дает тебе жизнь. Ибо есть - значит жить. Есть, значит, принимать в себя. Не на время, как под час полового акта, а навсегда - так, что иное становится тобой.

- Скажи, ты не бросишь меня? Не уйдешь! - спросила я тревожно.

- Не убежишь от меня?

- От себя не убежишь, - скривила она веселый носик.

- Какая ты красивая! - прошептала я с придыханием.

Она была невероятно красивой: пушистые, платиново-белые волосы, быстрый взгляд из-под длинных настороженных ресниц, подвижный, по-детски пухлый рот и светлая кожа - такая нежная, что я невольно ощутила желание прикоснуться к ее щеке ртом...

Лера улыбнулась мне в ответ хитрыми переливчато-серыми глазами:

- Я? Какая ты красивая!

* * *

Бывает любовь огромная, как арбуз, который, попадая в сумку, заполняет ее всю, до треска в швах. Никогда еще моя жизнь не была столь полной и насыщенной. Никогда еще я не чувствовала себя столь самодостаточной и цельной, как сейчас, когда я обрела себя - свою Леру!

Я могла любоваться на нее часами, восхищенно и зачарованно, разглядывая ее чистое, выразительное лицо, удивительным образом сочетавшее в себе наивность, серьез и забавную лисью хитрость, ее хрустальные запястья, маленькую упругую грудь, гибкую, тонкую фигуру.

Лера была похожа на блондинку в театре.

И она совершенно не походила на мое собственное представление о себе!

- Странно... Я представляла себя совершенно по-другому, - неустанно удивлялась я.

- Мы редко любим себя так, как мы того заслуживаем, - усмехалась Лера.

И познавая себя, я училась себя любить.

- Нет на свете человека интереснее, чем ты сам, - учила меня Лера. Ты - это бездонные небо и океан, достаточно лишь раз окунуться в себя, чтобы понять - там таится огромный сверкающий мир. Покопайся в себе поглубже, и ты найдешь несметные залежи сокровищ. В себе можно открыть все что угодно, включая иные галактики и планеты.

- Какая ты интересная! - восторгалась я.

Ее несколько напыщенная манера говорить завораживала меня, как завораживают людской слух медово-тягучие предания и легенды.

- Какая ты интересная. Ведь я - это ты. И ты себе ужасно интересна.

- Получается, я совсем себя не знаю!

- Трагедия людей в том, что большинство из них только сторожа, закрывшие сами себя на замок и одиноко сидящие у входа. Их истинные таланты, стремления, мечты умирают за забором, как узники, лишенные пищи и воды. Люди зачастую не знают даже собственных желаний, предпочитая стремиться к общепринятому фактическому счастью: к славе, власти, деньгам. А достигая его, удивляются: почему мы несчастны? Да потому, что это счастье - чужое.

- А в чем мое счастье?

- Быть самой собой. Любить себя.

- Только себя? - Я вспоминала Валерия.

- Тот человек, что обрел самого себя, открыл свой мир, понимает - факт существования других миров и других людей несущественен. Ибо одиночество это не пустота.

Да, одиночество перестало быть для меня пустотой, стало захватывающим, осмысленным, глубинным.

Наедине с собой не нужно было врать, выпендриваться, соответствовать, перетягивать одеяло, доказывать свою правоту. С Лерой - я была априори правой, истинной, единственной, самой лучшей, в то время как мир за окном лживым, конфликтным, враждебным. В миг он отпал от меня как шелуха, как куколка, ставшая лишь помехой рожденной на свет бабочке. И Валерий отпал вместе с прочим миром.

Я отключила телефон, перестала ходить на работу. И, перебиваясь с копейки на копейку, чувствовала себя миллионершей.

Ибо нет в мире больше роскоши, чем быть самой собой!

- Да? - спрашивала я себя.

- Да, - отвечала мне Лера. - Это очень дорого. Иногда за это приходится платить всей своей жизнью

И я слушалась себя, верила себе и любила себя днем и ночью, на изодранной, от наших страстных ласк простыне.

Я стала своей подругой, любимой, своим бесконечным путешествием, своим собственным мирозданием, своим богом.

Никогда еще моя жизнь не была такой совершенной и счастливой.

Такой моей!

* * *

- Кажется, за право быть собой таки придется заплатить жизнью, озабоченно сообщила я месяц спустя, подсчитав оставшиеся средства к существованию. - Скоро мы умрем с голоду.

- А сколько осталось? - беззаботно уточнила Лера и я, уже в который раз отметила - оказывается, во мне живет беспробудная оптимистка.

- Двадцать гривен мелочью, - Для пущей убедительности я потрясла замусоленными бумажками. - Так что умирать начнем уже послезавтра.

- Делать нам больше нечего, - гоготнула Лера. - Ну-ка...

И я обмерла, увидев впервые, как, легко перешагнув тумбу трюмо, Лера вошла обратно в зеркало и исчезла - снова стала отражением, скрупулезно повторяющем мои движения, раскрывающем безмолвный рыбий рот в моем отчаянном крике:

- Куда ты?!!!

Несчастные гривны выпали из моих рук и рассыпались по ковру. Отражение прыснуло и теперь уже я рефлекторно повторила улыбку вслед за ним.

Я начала неловко подбирать разлетевшиеся бумажки - Лера в зеркале собрала их с ковра одновременно со мной и вдруг, вопреки всем законом зазеркалья, перемахнула в реальный мир, держа купюры в руках.

- Вот! - Она сунула мне под нос материализовашееся отражение денег. Теперь у нас уже сорок гривен.

- И они настоящие? - поразилась я.

- Совершенно настоящие, только в зеркале больше отражаться не будут. Но это не страшно. Люди редко рассматривают деньги в зеркалах.

- Выходит, - возбужденно предположила я. - Прыгая туда-сюда, можно получить любую сумму?

- Не-е, - объяснила она. - У каждой вещи есть только одно отражение. Вот, смотри.

Лера кинула свои гривны на туалетный столик - столик в зазеркалье остался пуст. Точнее, там, за стеклом, по-прежнему стояли отражения моих духов, дезодорантов, косметичек, но денег не было.

- Ну-у, - расстроилась я. - На сорок гривен мы тоже долго не протянем.

- А зачем нам жить на сорок гривен? Сходи в свой мир и обменяй эти деньги на другие купюры. А когда вернешься, я отзеркалю тебе еще сорок.

Лера самодовольно усмехнулась. А я снова с пристальным восхищением следила за ее чертами, поражаясь: какая живая и непосредственная у меня мимика. Усмешка на ее лице мимикрировала в озорную, затейливую гримаску. И я поняла: это уже отражение моей собственной мордочки, во лбу которой сейчас проклюнулась авантюрная идея.

- Мы что-то придумали? - хихикнула Лера.

- А то!

Включив телефон, я целеустремленно набрала номер Таньки.

- Привет, дорогая, это я.

- Куда ты пропала?! - завизжала она сходу. - Твой Валерка мне уже телефон оборвал!

- Пусть рвет. Я с ним тоже порвала.

- Правда! - честно обрадовалась за меня подруга. (Даже странно, какой ненужной казалась мне сейчас ее искренняя дружба!) - Значит, мужчинам бой!

- Уж лучше на убой. Но, чтоб не бить, - даю отбой, - прокомментировала я и, без перехода, свернула на интересующую меня тему. - Слушай, ты у нас девушка зажиточная, при деньгах...

Я точно знала: вот уже пять лет Таня скрупулезно копит доллары на отдельную квартиру.

- Допустим, - насторожилась Танька.

- Сколько у тебя сейчас на руках?

Таню явно смутил мой вопрос, но лгать или увиливать от ответа она считала недостойным наших высоких отношений.

- Ну... примерно тысяч пятнадцать. А что?

- Ты могла бы одолжить их мне до завтра?

- А ты сможешь вернуть?

- Я даже не собираюсь их тратить.

- Тогда зачем?

- Прости, не могу ничего объяснить. Но обещаю, что верну тебе все завтра в целости и сохранности.

- Ну если завтра... - сдала позиции Танька. - А то в понедельник я собираюсь прикупить чудную норку.

- Норку, в смысле квартирку или в смысле - шубку?

- Шубу, - похвасталась подруга. - Сейчас в "Меха Украины" такие чудеса завезли.

- И сколько стоит чудо?

Таня замялась, как всегда когда я спрашивала ее о чем-то, чего не могла себе позволить, и она боялась, назвав сумму, лишний раз подчеркнуть социальную разницу между нами.

- Там разные есть, - произнесла она обтекаемо. - От трехсот и до... Ладно, это все ерунда, подъезжай за деньгами, я сейчас дома.

Выдернув телефон из розетки, я посмотрела на Леру в поисках одобрения. Ее лицо мгновенно впитала мою радость.

- Сейчас быстро мотнусь к Таньке и привезу деньги, - горделиво проворковала я.

- Зачем такая морока? - хитро прищурилась Лера. - У твоей подруги есть дома зеркало?

- Конечно. В комнате, в ванной...

- Зайдешь с деньгами в ванную. Я выйду к тебе оттуда.

- А как ты доберешься туда? - чуть было не спросила я.

Но она предвосхитила мой вопрос.

- Я есть всюду, где есть ты и есть зеркала.

* * *

Нервничая и комплексуя, я зашла в магазин "Меха Украины"

- Что у вас в сумке? - сурово поинтересовалась продавщица, мигом приценившись к моим сапожкам и плащу, купленным на Троещинском рынке.

- Деньги, - как могла небрежно ответила я, дернув замок.

Пятнадцать тысяч отраженных долларов лежали вперемешку с другим дамским барахлом. Продавщица удивленно клацнула тяжелыми от обилия туши ресницами и тут же меня зауважала.

Выбрав себе нежную, удивительно легкую, почти невесомую шубку из белой норки, я зашла в примерочную кабину. Одновременно со мной туда зашла Лера. И сразу стало легко, уютно, весело. Мы накинули на плечи ласковые шкурки и довольно обозрели друг друга.

Шубка шла нам удивительно. Каждая из нас влюбленно созерцала другую хрупкую красавицу в снежном мехе, обворожительную, как зимний ангел.

Лера в зеркале умиленно улыбнулась, сняла шубу и протянула ее мне сквозь стекло. Быстро свернув шубку-отражение в тугой валик, я засунула ее в сумку, закамуфлировав сверху другими вещами. Затем горделиво вышла из кабинки. Продавщица подобострастно растянула губы, принимая у меня мех.

- Что, не понравилась?

- Вообще-то очень мило, - высокомерно процедила я. - Но не подошла по размеру.

А дальше пошло-поехало!

Я, всегда сиротливо обходившая стороной сверкающие богатые магазины, жалобно отворачивающая взгляд от соблазняющих витрин, пустилась во все тяжкие шопинг-мании.

Всюду, где были примерочные с зеркалами, мир принадлежал мне. За месяц у меня появилось пять новых шуб: норковая белая, песцовая голубая, рыжая рысья, пятнистая ягуаровая и чернобурка. Четыре дубленки. Три пальто. Пять плащей. Дом пенился от вороха устрашающе-дорогого белья, трепетных шелковых блузок, веселых платьев, изысканных костюмов, расшитых бисером и кружевами, сверкающих золотыми блестками маечек и топиков, "лодочек", босоножек, шлепанцев, сапог из замши, из белой, черной и крокодиловой кожи, из облегающей ногу "чулочной" ткани. Крохотные радикюльчики, элегантный сумочки, кошельки, перчатки...

- Можно я возьму это в примерочную, нужно посмотреть как все смотрится в комплекте?

- Да, конечно...

Конечно, был один печальный минус. Принеся обновки домой, рассмотреть в них себя, такую красивую, роскошную, соблазнительную, можно было лишь отчаянно вертя шеей и при том весьма фрагментарно. Что человек способен увидеть без зеркала? Руки, ноги, грудь в проекции сверху...

- Какая ты иногда смешная, - удивилась Лера, услышав о моей проблеме. Сейчас я примерю все это, и ты посмотришь на себя со стороны во всех ракурсах, даже в тех, которые ты никогда не углядела бы в своем трюмо.

Пятнадцать тысяч отраженных Танькиных долларов я поменяла в банке на гривны. Сто десять тысяч гривен, превратились в двести двадцать, благодаря двум Лериным прыжкам - в зеркало и обратно. Гривны были обменены на сорок четыре тысячи долларов и благополучно удвоены. Дальше, боясь иметь дело с такими крупными суммами, я мухлевала туда-сюда по мелочам, до тех пор, пока полученная мной цифра отраженных денег не стала слишком головокружительной для того, чтобы произносить ее вслух.

Мы купили машину - двухместный мерседес-купе. (Хотя Лера, смеясь, предлагала мне выехать на нем прямо из витрины, в которой отражался кабриолет). Продали мою старую квартиру и, умножив деньги от продажи на два, переехали в новую, трехкомнатную с евроремонтом и видом на Днепр. Она стоила не так уж дорого, поскольку находилась далеко от центра, но это нас волновало мало - центр нашей жизни находился там, где были мы.

Свой новый телефон я не дала никому.

* * *

- Послушай, а что там, за зеркалом?

- Ты же видишь - отражение комнаты.

- А что за дверью?

- Открой ее и увидишь коридор.

- А куда он ведет?

- Сама знаешь - в спальню и кухню.

- Это здесь, а там, в зазеркалье?

- Зачем тебе это знать?

- Ты - я. Значит тот мир - мой.

- Нет, он не твой, - поджала губы Лера.

- Ну скажи, куда ведет коридор?

- В смерть.

- В смерть? - недоверчиво переспросила я.

- Давай не будем говорить об этом...

Но я постоянно возвращалась к закрытой теме. Как и до рождества Леры, меня упрямо тянуло к зеркалу. Интриговали привычные, понятные и такие недостижимые для меня вещи за стеклом: двуспальная кровать с двумя тумбочками по бокам, люстра, кактус на подоконнике... Хотя, пожалуй, недостижимыми были не сами вещи: не знаю как кровать, а тумбочку и кактус Лера могла бы достать мне оттуда, стоило лишь попросить. Но, не смотря на то, что уже четыре месяца я жила с собственным отражением, зазеркалье так и осталось загадкой. И я стояла, уткнувшись носом в стекло, вглядываясь в такой очевидный и загадочный, близкий и непознанный, закрытый для меня Лерин мир, в то время как Лера наслаждалась миром моим.

Она радостно гремела кастрюлями на кухне, опробовала новые рецепты, обставляла квартиру и обряжала елку к Новому году, читала книги и запоем смотрела телевизор.

- В твоей гостиной не было зеркала, и я раньше никогда не видела кино, - извинялась она, прежде чем погрузиться с головой в тот или иной фильм.

По телеку чередой шли старые новогодние киношки: "С легким паром", "Карнавальная ночь", "Двенадцать месяцев" и "Чародеи", песня из которых неожиданно растрогала Леру до слез, как трогают иных - нормальных любовников - слезливые хиты о любви.

Тишина звенящая

Звук из темноты.

Кто здесь настоящая?

Может, это ты?

За морями, горами, может, есть земля,

Где ты смотришь в зеркало,

Чтоб возникла я.

пела героиня, своему отражению в зеркале. И, желая сделать ей приятное, я купила Лере видеокассету, чтобы она могла слушать песню "про нас" вновь и вновь.

- А когда ты жила там, как ты знала, что я сейчас подойду к зеркалу?

- Также как и ты - просто подходила и видела тебя...

Но теперь Лера дулась каждый раз, когда я бессознательно заглядывалась в зеркала. Где бы она не находилась, чем бы не занималась в эту минуту, ей приходилось бросать убегающее молоко на плите, недомытый пол, недовешенную штору и нырять в зазеркалье, чтобы отразить мое лицо. Инстинкт отражения был сильнее ее воли. Она не могла остаться дома, когда я отправлялась в город, вынужденная путешествовать со мной по всем зеркальным поверхностям улиц и машин, магазинов и кафе. Не могла ни проснуться, ни заснуть раньше меня, и, если я маялась бессонницей до утра, мучалась, бодрствуя вместе со мной. Утром мы размыкали глаза одновременно и плелись в ванную - я выходила сквозь дверь, она сквозь зеркало трюмо - чтобы умыться и почистить зубы в унисон, каждая на своей стороне стекла. Мне казалось - это очень удобно - нет нужды толкаться у умывальника и задевать друг друга локтями. Но я осознавала: Леру мучает зеркальное рабство, делавшее ее неполноценной и зависимой. И потому по негласному соглашению зеркала в нашем доме были сведены к минимуму, а мое пользование ими к насущной необходимости: почистить зубы, причесаться, накраситься.

И мой очередной, внеплановый "залип" в трюмо расстраивал Леру и надолго выбивал ее из седла. Она потерянно кивала, слушая оправдательный лепет про "Синдром Абели" и успокаивалась лишь тогда, когда я завешивала оба зеркала - в ванной и спальне - тряпками, снимая даже теоретическую угрозу.

- А почему, когда в доме покойник, люди завешивают зеркала?

- После смерти душа человека сливается с его отражением. И оно часто подолгу стоит за зеркалом, прощаясь со своим телом... - отвечала она неохотно.

- Значит, я тоже попаду туда рано или поздно?

- Лучше вовремя.

- А можно сейчас? Разве я не могу туда пройти?

- Не можешь! Не говори со мной об этом больше!

Тогда впервые она повысила на меня голос. И впервые я приняла то, что до сих пор считала невозможным: зеркало меж нами, делавшее нас единым целым, тоже может треснуть.

Наша любовь - невероятная, волшебная, рожденная вопреки всем законам и природы и бытия, физики и химии, логики и морали - столь же уязвима, как любая человеческая любовь.

Глава четвертая: Трещина

Я шла по нарядному пост-новогоднему Крещатику, пронизывая скрипящий снег каблуками сапог. Мой мерседес-купе стоял рядом, на Пушкинской, но я специально сделала круг, чтобы продлить нашу игру.

На мне была короткая шубка голубого цвета, кожаная юбка ей в тон, высокие сапоги, перчатки... А за стеклами бесчисленных витрин, то исчезая, то появляясь слева от меня, вышагивала полуголая Лера - в одних лишь черных сапогах с узкими голенищами и белье - единственном из одетого на мне, что было приобретено естественным путем. И если бы случайный прохожий проследил за моим зыбким отражением, он бы, верно, замер как соляной столб, думая, что сошел с ума от приступа похоти, раз идущая навстречу блондинка в голубой шубке уже мнится ему нагишом в проститутошных сапогах и черном кружеве.

Но никто не смотрел на витрины магазинов. Мужчины пялились на меня яркую, как василек на фоне черно-белой гаммы зимы, неотразимую, уверенную в себе. Я не могла увидеть в зеркале к лицу ли мне голубой мех, прельстительно ли обнимает ноги узкая юбка до колен, но глаза мужчин - самые честные зерцала - отражали точнее всех зеркал мира: я прекрасна!

Чутким, присущим им одним нюхом, они мгновенно улавливали жар полыхающий у меня между ног, похоть ползущую кольцами по моему телу под зимней одеждой, и в их зрачках загорался азарт. Они нелепо тормозили на месте, обрывая разговоры на полуслове, провожали меня оглушенным взглядом, кричали мне в след, они хотели вступить в мою любовную игру, не зная, что это наша игра с Лерой.

Это ее - мое собственное! - нагое тело за стеклом возбуждает меня. А они - только острая приправа к рискованному, кружащему мне голову аттракциону: идти по Крещатику рядом со своей невидимой никому любовницей, перебрасываясь с ней сияющими упоенными улыбками, желать ее, чувствуя себя самой желанной и, зная, что ты одета красивее всех, видеть себя нагой.

- Валя, это ты!? - затормозил меня на углу мужской голос.

Я подняла голову и, увидев один из тысячи ошалевших от желания взглядов, не сразу идентифицировала его хозяина.

- Это ты! - Валера сделал шаг ко мне. - Я уже и не верил, что найду тебя! Куда ты пропала? Таня сказала, что у тебя новый роман... Если бы не она, я бы подал заявление в милицию! Ты исчезла так внезапно. Почему? Мы поссорились из-за ерунды...

Он выкрикивал фразы, разрезая их лишь короткими паузами, а его взгляд - я чувствовала это - по-хозяйски ощупывал мое тело с ног до головы, словно проверяя все ли на месте, действительно ли это я, действительно ли я стою сейчас перед ним.

- Я не помню, из-за чего мы поссорились, - сообщила я свысока.

Я предпочла бы произнести это равнодушно. Но, вопреки своей воле, испытывала в этот момент апогей возбуждения, близкий к экстазу. Я получила самый больший из всех возможных выигрышей в сегодняшней игре - встречу с бывшим любовником, которому можно с наслаждением сказать "Нет", зная, он как никогда жаждет услышать "Да"!

- Какая ты... - он восхищенно покачал головой, так и не сумев подобрать нужного слова. - Впрочем, ты всегда была красивой, не похожей ни на кого. Поэтому я так запал на тебя...

Его запоздалое признание все же было чертовски приятным. Даже если бы весь Киев проскандировал хором гимн в честь моей красоты, это не доставило бы мне такого удовольствия.

- Ты сменила квартиру, - продолжал он. - А у меня сменился телефон. Ты не могла мне дозвониться?

- Я не звонила тебе.

- Значит, правда про роман?

- Правда.

- Кто он? Чем занимается? - Лицо Валеры тускнело на глазах.

- В основном любовью, - ответила я манерно.

- Он что, нигде не работает? - Он уже чувствовал боль, уже хотел отомстить.

- У нас нет необходимости думать о деньгах, - довольно объявила я сущую правду.

Валера помрачнел и еще раз осмотрел меня, уже по-другому, хмуро оценивая стоимость каждой вещи и складывая их в круглую цифру. Такую сумму он не зарабатывал и за сезон.

Мы помолчали: говорить сразу стало не о чем.

- Знаешь, - протянул он, нащупывая почву для иной темы разговора, тебя многие искали.

- Кто, например?

- Сашка. Он же твой одноклассник. А ваш класс собирался вместе на похороны...

- На похороны?

- Ну да. Одну из ваших одноклассниц убили. Ты не знала? Об этом даже по телевизору говорили в программе про криминал. Лариса Сайко. Ее нашли мертвой в парке. И убийцу, как ни странно, нашли тоже - Анатолий Ломоносов. Я только из-за фамилии и запомнил...

Но меня поразила вовсе не фамилия, а имя.

- Анатолий. Господи, это же...

- Ты его знаешь? - вскинул брови Валера.

Я молча помотала головой.

Я не знала его. Да и факт Леркиной смерти не вызвал у меня ничего, кроме скорбного бесчувствия. Ее убийство произошло где-то далеко, в неведомой мне ее взрослой жизни, в то время как крещенский вечер десятилетней давности был совсем рядом и, чтобы нащупать его, достаточно было сунуть руку в карман. Веселая хохотушка Лерка, нагадавшая себе в ту ночь Анатолия.

"А Лера на какого-то извращенца-педофила нарвалась, с трудом отбилась. А потом в жизни все точно так и получилось... "

Точно так. Вот только суженый - не обязательно муж.

Я вспомнила, что тысячу лет назад, до рождества Леры, Карамазова пыталась объяснить мне это, и одно воспоминание, как иголка нитку, потянуло за собой другое - забытое мной пророчество ведьмы, проявившееся на белой тарелке. Покоренный Валера и я самодовольно созерцающая себя в зеркало. Только теперь я понимала, что на той картинке нас не двое, а трое.

И сейчас это предсказание сбылось. Или почти сбылось...

- Может, встретимся как-то? Запишешь мой телефон? - неуверенно предложил Валерка.

Я не спеша сняла перчатку, расстегнула сумочку и достала оттуда новенький мобильный - одно из своих последних приобретений, в котором, говоря к слову, не было ни малейшего смысла. Я не общалась ни с кем, кроме Леры, а, где бы я не находилась, для того чтобы поговорить со своей суженой, мне достаточно было взять в руки пудреницу с зеркалом. И, возможно, если бы не желание хоть раз воспользоваться новой игрушкой, я бы надменно отказалась от предложения бывшего любовника. Но природное женское тщеславие победило женскую гордость.

- Диктуй, - распорядилась я сухо.

Призрак Леры испарился, настроение снова стало превосходным.

- 494 -22 -28. Позвони обязательно. Кстати, ты куда сейчас?

- У меня машина на Пушкинской...

Только из-за того, что мое внимание было полностью сосредоточенно на кнопочках "необъезженного" телефона, мне наконец удалось добиться желаемого эффекта: усмирить рвущееся наружу детское хвастовство и сказать это так, как хотелось - между прочим.

- Я провожу тебя... - заявил Валера.

Я передернула плечами, давая понять: мне все равно.

Он поплелся следом, не желая меня отпускать. Или просто хотел взглянуть на авто и убедиться, что я не понтуюсь. А, может, решал более важный вопрос: как далеко меня занесло, насколько недостижимой я стала? Если я унесусь от него на "Ладе" он наверняка попытается меня догнать, а если на "Мерседесе"...

Мы молча поднялись по бульвару Богдана Хмельницкого и свернули на Пушкинскую.

- Какая у тебя машина? - не выдержал Валерка.

- Вот она.

Я подошла к своей серебристой "купешке", доставая из кармана ключи. Машина приветственно пискнула, мигнув фарами. На улице темнело.

- Понятно. - По физиономии Валеры я видела: его худшие опасения подтвердились. - Но ты все же позвони мне. Позвони, обещаешь?

Я неопределенно дернула головой и села за руль. Он продолжал жестикулировать, набирая кнопки невидимого телефона и кивая мне, в ожидании ответного кивка.

Рассмеявшись, я тряхнула лбом "Да, позвоню" и завела машину. Валера стоял и смотрел на меня.

И я невольно восхитилась его упрямством. Дорогие женщины не прельщают мужчин, а пугают. Валерка только что получил увесистую оплеуху, мучительную для его болезненного самолюбия - доказательство: его гипотетический соперник богаче и круче. И все же собирался вступить с ним в бой за меня!

Да, упрямства нам обоим всегда было не занимать.

* * *

Когда мерседес-купе наконец двинулся с места, я вспомнила про Леру и опустила козырек с зеркалом, чтобы извинится перед ней.

На ее лице было знакомое мне до боли выражение - злобной, обиженной лягушки, сразу же делающим его некрасивым и отталкивающим. Секунду я неприязненно разглядывала, изучая со стороны эту нелепую, вызывающую отторжение гримасу. Не удивительно, что она так раздражала Валеру! Теперь я впервые почувствовала себя на его месте.

Я знала - это Лерино лицо. Мое лицо, довольной кошки, выглядит сейчас совершенно по-другому.

В желудке стало гадко и противно, словно я только что проглотила какую-то слизкую дрянь. Извиняться сразу расхотелось. Я решительно подняла зеркало и порулила к дому, уверенная: там меня ждет, если не скандал, то, по крайней мере, весьма неприятный разговор. Я знала, на что обиделась Лера встретив Валеру, я забыла о ней напрочь. И разозлилась на нее в ответ за ее обиду, ее надутый вид, за предстоящие мне оправдания и за то, что все это неминуемо испортит мой праздничный настрой. Мне хотелось бы, чтобы она разделила сейчас со мной радость победы, обсосала все нюансы встречи с бывшим любовником, подтвердила: я была на высоте. Хотелось отпраздновать с ней свой триумф, заявиться вместе на дискотеку, танцевать до утра, ловя ее мои - любовные и торжествующие взгляды. Хотелось, чтобы она была мной, понимающей меня, как никто другой!

Но я знала: она и есть - я. Классическая каноническая я с исполненным укоризны лягушачьим фейсом, появлявшемся у меня на счет "три", как только я теряла уверенность в своем любимом.

И я же - ее любимая, давшая ей повод для сомнений.

Я знала: повод ничтожный. И знала: при моей ранимости, мне достаточно самого ничтожного повода, чтобы испытывать неподдельный страх и отчаяние. Я чувствовала раздражение, рикошетом поразившее меня при виде ее замкнутого, недружелюбного лица. И знала: оно лишь маска, скрывающая истинные смятенные чувства.

Я раздвоилась, и, словно взбесившийся заяц, скакала с одной позиции на другую, принимая истинность и ложность их обеих.

Я не ощущала своей вины и до отвращения не хотела каяться. Но именно то, что Валера не ощущал своей вины и, не желая повиниться, принимал оборонительную позицию, и превращало наши мелкие конфликты в непреодолимые катастрофы.

Я с удивлением осознала, что первый раз в жизни понимаю Валеру: истоки всех его чувств и поступков, доводивших меня до бешенства и крика. На девяносто процентов они были лишь реакцией на мои слова и упреки. Точно так же, как нынче Лера, я отказывалась признавать его право невинно попетушиться перед барышнями, потрясти перед их осоловевшими глазами павлиньим хвостом. А он, так же, как теперь я, не желал объяснять то, что, по его мнению, я должна была понимать априори. Возможно, он вовсе не изменял мне направо и налево. Просто я сама ставила его перед выбором: либо слезно просить прощения за несуществующую измену, бубня "я больше не буду", либо, с присущим нам обоим упрямством, доказывать свою невиновность до тех пор, пока тебя не занесет, и невинный флирт не превратится в реальную вину.

"Я оправдываю Валерия, чтобы оправдать себя", - подумала я вдруг.

Это открытие было настолько неприятным, что помогло взять себя в руки, обуздав бурлившие во мне чувства.

В глубине души я уже приняла решение: если Лера начнет высказывать свои "фэ", я развернусь и поеду на дискотеку сама. Но сейчас резко перечеркнула свои намерения. Именно так поступил бы Валера!

А я - не он. Я - это мы, Валя и Лера.

Мы просто не можем расколоться из-за такой ерунды на две мятежные половинки.

* * *

Мои опасения подтвердились. Лера в сапогах и черном белье сидела на диване, молча, исподлобья глядя на меня. Ее тело уже не казалось возбуждающим. У него был отталкивающий вид - как у крепости с целым рядом пушек на стенах. Одно неверное движение, и они разом выстрелят тебе в лоб градом убийственных обвинений. Бедный Валерик, не мудрено, что у него не было никакого желания каждый раз пробивать такую оборону.

- Накинь халат, ты простудишься...

Она не ответила.

Я разделась и, повесив одежду на спинку кресла, опустилась рядом с ней, раздумывая, что лучше: начать разговор самой или делать вид, будто ничего не произошло. Валера всегда предпочитал второй вариант. Я, кажется, тоже.

- Давай поедем на дискотеку, - предложила я.

- Неужели ты все-таки вспомнила обо мне? - грянул первый выстрел предупредительный.

- Ты обижена? - Мое удивление было чересчур искусственным. - Почему?

- Кто этот мужчина?

- Разве ты не знаешь его? Я жила с ним три года. Ты не могла не видеть его раньше. - Пожалуй, следовало сказать это помягче, не так, словно я уличаю ее во лжи.

- Ты никогда не говорила мне о нем. - Неужели нельзя было сказать это по-другому, не так, словно она уличает во лжи меня?

- Не было желания вспоминать. Я бросила его, как только появилась ты.

- А, как только появился он, бросила меня! - выпалила Лера.

Я поморщилась. Упрек был слишком несправедливым. Ведь я сидела сейчас рядом с ней, я проговорила с ним всего двадцать минут. Она зажала меня в угол, оставляя только два варианта: вступить в войну или выбросить унизительный белый флаг.

Я помолчала, пытаясь поставить себя на ее место и представить, что должен был сделать Валера, - и чего он никогда не делал - чтобы успокоить меня. Наверное, дать мне попыхтеть пять минут и толерантно все объяснить. В общем-то, не так уж сложно...

- Послушай, Лера, - начала я. У меня было чувство, словно я делаю осторожный шаг по канату. - Ты, действительно, зря обижаешься. Валера мой бывший любовник. Вспомни, ты должна была его видеть...

- Да, в зеркале я встречалась с ним не раз... - согласилась она нехотя. Она не собиралась сдавать позиции, просто выжидала, озадаченная моим маневром.

- Ну вот...

Она резко прервала меня.

- Но я понятия не имела, кто он для тебя! Я знаю его только как хама, с которым мы постоянно сорились! Он доводил нас до слез! Я всегда ненавидела этого мужчину. Не понимаю, почему ты вдруг стелешься под него?!

От ее крика канат задрожал под моими ногами. Нет, это отнюдь не простой трюк, а смертельный номер "Канатоходец под обстрелом".

- Я любила его...

- Если так, то мне тебя жаль!

"Конечно, - дошло до меня наконец. - Лера никогда на занималась любовью вместе с нами. Хотя и в его, и в моей спальне есть зеркала, мы всегда проделывали это в темноте, невидимые никому, и ей в том числе. Кто знает, может, с зазеркальным Валеркой Леру связывал не роман, а совсем иная связь? И там он был ее сволочным родственником, соседом или коллегой по работе... "

Впрочем, какая разница?

- Ты права, у нас были кошмарные отношения, - как могла спокойно признала я, продвигаясь вперед еще на несколько шагов. - Мы постоянно препирались, разбегались, сбегались. Он измучил меня. Я счастлива, что рассталась с ним.

- Ага. А встретив его снова, тут же позабыла обо всем на свете, подставила она мне подножку.

Я пошатнулась, но все же удержала равновесие.

- Да, - согласилась я, - я забыла обо всем. Но ты должна меня понять. Это же такой кайф - размазать по стенке бывшего мучителя. Раньше мне ни разу не удавалось взять над ним верх. А теперь он ищет меня по Киеву с собаками. А тут вот она я - красивая, обеспеченная, желанная, любимая тобой. Может, я ни разу не посмотрела на тебя, но если бы не ты, я не могла бы чувствовать себя такой сильной. Вся моя сила была в том, что у меня есть ты, а, значит, никто другой мне не нужен.

Это было великолепное сальто-мортале на середине каната. И я стояла в центре арены, принимая восторженные аплодисменты публики.

- Правда? - Ее глаза потеплели.

- Ну конечно же правда!

Как ни странно, объяснение принесло облегчение не только ей, но и мне. Поступив вопреки своим чувствам, я добилась именно того чего хотела - сейчас мы испытывали общую, нашу с ней, радость победы над Валерой.

- Поехали на дискотеку, - сказала я, ласково поправляя светлый локон на ее лбу. - Пожалуйста, поехали на дискотеку. Я так хочу отпраздновать это!

- Хорошо, - довольно протянула она. - Только пообещай мне, что никогда больше не увидишь этого мужчину. Не встречаться с ним не будешь, ни звонить.

Я изумленно открыла рот, не в силах проглотить такую категоричность.

Белый флаг обернулся для меня рабством.

Канат подо мной подпрыгнул скакалкой, подбрасывая меня вверх. Удержаться на нем было невозможно. Я летела, расставив руки, зная, вслед за взлетом, грянет падение - сора неминуема.

- Что? - закричала я визгливо. - Я уже и поговорить с ним не имею права?!!

* * *

Запахнувшись в рысью шубу, я выбежала на улицу, села в машину и включила мотор, еще не зная, куда собираюсь ехать. Уж точно не на дискотеку. Настроение безнадежно разорвано. Отголоски скандала гудели в ушах. Леру зашкалило. Как она могла требовать от меня такое, после того, как я ей все объяснила?

Внезапно я осознала, что мне некуда ехать. Уже полгода я не поддерживала связь ни с кем из знакомых, их телефоны стерлись из моей памяти, а записная книжка осталась дома. Я даже не помнила, куда засунула ее после переезда, настолько бесполезной вещью казалась она мне. И вдруг снова вернула себе потерянный статус предмета первой необходимости, без которого любой нормальный человек чувствует себя, как без рук.

Проблема в том, что моя жизнь утратила очертания нормальности! Я сама позволила Лере усесться себе на шею, свесив ножки. Вела себя так, словно принадлежу только ей. Я кайфовала от нашей самодостаточности и независимости от мира. Но независимость дает только еще более глобальную зависимость, цельность, как и любая стена, одновременно и защищает и ограничивает тебя в возможностях.

Видит бог, я не хотела нашей ссоры. Но раз уж она случилась, это прекрасный повод дать понять Лере: я не ее собственность. Только я сама вправе решать, кому принадлежать: себе - ей - или тому же Валерке.

"Почему бы и нет?" - мелькнуло в голове.

Пророческое видение, увиденное мной в квартире Карамазовой, манило меня путеводной звездой. Но его акценты сместились - теперь я знала: мой торжествующий взгляд будет адресован не Валере, а Лере, глядящей на меня из зеркал.

"Видишь, он повержен, - скажу я ей. - Для того, чтобы не изменять себе не обязательно сидеть дома, занимаясь мастурбацией в виде лесбийской любви!"

И она отзеркалит мою уверенность в себе.

Эта картинка из будущего настолько устраивала меня, что не хотелось думать ни о предшествующих, не о последующих за ней событиях.

Я вытащила из сумки свой мобильный телефон, в справочнике которого был записан только один номер.

* * *

- Слу-ушай... одень-ка свою роскошную шубу, - проныл Валера с похотливыми котячьми интонациями. - Будешь, как Венера в мехах.

Он показался мне пошлым. Но было все равно. Меня вело от желания. И мокрущее место между ног бежало впереди них - ноги лишь следовали за ним по пятам. Только теперь я заметила, что впопыхах мы даже забыли потушить свет.

Мои вещи валялись комьями на ковре спальни. Валера потащил меня сюда с порога, сразу же завладев, поглотив, вцепившись, поцелуем, одурманив шепотом. Его страсть накрыла меня с головой, как мешок одетый на голову. И я подчинилась ей, скорее чувствуя, чем, понимая: как бы не аргументировала я свой приезд, меня привело сюда только одно, исконно женское желание раствориться в своем мужчине.

Сколь ни прекрасно быть самой собой, есть и иное счастье - не быть. Растаять, исчезнуть, пропасть пропадом. И отдавшись во власть Валере, я испытала невероятное облегчение, сбросив с плеч груз своего "Я", ставшего вдруг таким невыносимо тяжелым.

Одним скачком я оказалась на ногах. Накинула на голое тело рысью шубу до пят и, машинально кинув взгляд в сторону зеркального шкафа, спохватилась: у шубы нет отражения.

Пыльное зеркало скрупулезно отражала комнату с разбросанными вещами. Кусок растерзанной кровати. Валерку, растянувшегося на ней в напыщенной позе победителя. Большое окно и заснеженную грушу за ним...

Я растерянно провела рукой по стеклу. И, проследив за ней взглядом, вдруг поняла, что смущает меня в этом привычном, знакомом до мелочей, интерьере Валеркиной спальни: кровать, окно, любовник, груша.

Все на месте. Все, как всегда...

Нет только меня.

Моего отражения в зеркале!

* * *

- Так, так, так... - поморщилась Иванна Карамазова. - В общем-то, я ожидала, что вы придете. Значит, заклинание сработало? - Она явно не испытывала радости от моего визита.

Я молча кивнула - в горло словно вставили пробку. Только сейчас до меня дошло: ведьма не в курсе моей невероятной истории с выпорхнувшим из зеркала отражением, и я не знаю, как рассказать ее так, чтобы она выглядела хоть сколь-нибудь правдоподобно.

- Это был не тот суженый, которого вы ожидали? - догадалась Карамазова.

Я снова наклонила голову в знак согласия.

- Вы можете рассказать мне все, - предложила она.

- У вас есть зеркало?

Ведьма прошлась по комнате, маневрируя между захламленными вещами столами и этажерками, и отыскала на одном из них старинное зеркальце с длинной ручкой.

Я встала и подошла к ней.

- Смотрите, - со вздохом сказала я, поднося зеркало к лицу.

Я ожидала от нее испуганного вскрика, нервного взгляда, сомневающегося в истинности невозможного. Но она лишь длинно и угрюмо смотрела на меня, стоявшую посреди комнаты с ручным зеркальцем в руках, отражающем что угодно - потолок, занавесь, саму Карамазову - но только не мое лицо.

- Никогда не видела такого. Только читала, - прокомментировала она наконец, снова садясь к камину и протягивая длинные пальцы к огню.

Вид у нее был крайне не оптимистичный. Но я почувствовала радость уже оттого, что кто-то знает мою тайну, и не сошел от нее с ума. От того, что у меня появилась хотя бы возможность поговорить об этом.

- Что ж, - голос ведьмы звучал размеренно и печально, - я предупреждала: заклятие сатанинское. Оно способно и не на такое. Могло статься и покруче.

- Куда уж круче? - безрадостно усмехнулась я.

- Бывает, часто бывает так, что твой суженый умирает до твоего рождения... Или должен родиться через сто лет после твоей смерти. И ты лишь вспоминаешь его, вечно оглядываясь назад в темную мглу прошлого, тебя терзает история, ты читаешь книги и воспоминания предков, выискивая след его тени. Либо предчувствуешь его, вечно предчувствуешь, оставаясь одинокой, не зная, что этому предчувствию не дано сбыться при жизни. Но зеркальное заклятие, способно заставить мертвеца встать из могилы, а не рожденного прорваться к тебе из небытия. И последствия их прихода часто бывают страшны. Только у вас нет суженого ни в прошлом, ни в будущем. Вы были влюблены в себя и обречены на одиночество. Такая судьба. Но было произнесено заклинание, и...

- Ко мне пришла Лера.

- Это я уже поняла. А почему ваша alter ego бросила вас?

- Наверное, потому что я изменила ей. С мужчиной.

Карамазова оторвала взгляд от трепещущих языков пламени и обернулась ко мне.

- Как я понимаю, с тем самым мужчиной, которого вы нагадали в детстве на Крещенье?

Я молча кивнула.

- Не смогли разобраться, кто из них ваш истинный суженый? - насмешливо поинтересовалась она.

- Да нет, просто так получилось...

- И когда отражение исчезло?

- Сразу же после... - замялась я.

- После секса? - уточнила ведьма с бесстрастностью сексопатолога.

- Ага. Я звала ее, стучала в зеркало, выкрикивала извинения... Я не знаю, что мне делать. Я в отчаянии! Вы когда-нибудь пробовали прожить без отражения? Ты не можешь даже накрасить губы и ресницы. И причесаться-то толком не получается...

- Вас волнует именно это? - недружелюбно полюбопытствовала Карамазова.

- Нет, - затрясла я головой. - Самое страшное, что каждый раз, когда я подхожу к зеркалу, у меня возникает чувство, будто меня нет. Я просто не существую! Помогите мне! Я принесла вам деньги. Много денег!

Я с готовностью вытряхнула из плотно набитой сумки наши сбережения. Карамазова пытливо поглядела на меня, сгребла несколько купюр и поднесла их к оставленному на столе зеркальцу - оно отражало пустую руку.

- Девушка без отражения хочет расплатиться деньгами без отражения, хмыкнула она.

- Но в магазине их принимают. На них можно купить все что угодно, сконфуженно оправдалась я.

Ведьма разжала пальцы, купюры упали в общую кучу.

- Я не о том, - буркнула Иванна. - Просто, если посмотреть в зеркало, окажется, что нет ни вас, ни денег - нет ничего. Поучительное зрелище. Вы изменили ни ей, а себе. Чем тут поможешь?

- Я хочу вернуть Леру, хочу попросить у нее прощенья! - закричала я. Она не выходит ко мне, значит, я должна пойти к ней. Мне нужно попасть в зеркало.

- В зеркало? - Карамазова была потрясена. - Человеку нельзя туда соваться. Это очень опасно.

- Выходит, - поняла я главное, - это все-таки возможно?

Опасность меня нисколько не смущала, даже напротив - готовность рисковать жизнью ради Леры в какой-то мере притупляла мое чувство вины перед ней.

- Допустим, - согласилась ведьма, - вот только я не собираюсь способствовать вам в этом. В лучшем случае вы заблудитесь в зазеркалье. В худшем...

- Я разыщу там Леру и попрошу у нее прощенья! - убежденно перебила я. Как только я войду туда, она прибежит ко мне сама, она не позволит мне рисковать.

- А с чего вы взяли, что ей так уж нужны ваши извинения?

- Но ведь она - я, она чувствует то же, что и я!

- А что чувствуете вы?

- Я хочу помериться с ней.

- Если бы это было так, она бы уже пришла к вам. Не лучше ли вам, для начала, разобраться в собственных желаниях, не припудривая их самообманом. Nosce te ipsum 2 . Чего вы добиваетесь? Вновь обрести саму себя или подчинить ее? Или только вернуть свое отражение, чтобы беспроблемно красить губы, поскольку, в глубине души, вы мечтаете прикончить собственное "Я".

- На что вы намекаете? - спросила я презрительно. - Что Лера может убить меня? Это невозможно!

- Невозможно? - ухмыльнулась ведьма. - Хотите сказать, человек не способен убить сам себя? Вы не знаете, что такое самоубийство? - Она откинулась на спинку кресла и захохотала.

Я невольно вспомнила покойную Лару, суженый которой оказался ее палачом. И тут же мотнула головой, отряхиваясь от грустных мыслей. Что поделать, у каждого своя судьба, мне повезло, а ей нет...

Я начала молча сгребать деньги обратно в сумку.

- Вы несете полную муру, - объявила я, вставая. - Лера любит меня, так же, как я люблю ее. С тех пор как она появилась, я никого не любила...

- Никого?

- Не цепляйтесь к словам. Заниматься любовью не означает любить. Это был тупой секс. Не более... Вы отказываетесь помочь мне?

- Да. Feci quod potui, faciant meliora potentes 3 , - ведьма отвернулась.

- Хорошо. Ответьте мне только на один вопрос. То предсказание, ну, вы понимаете, на тарелочке, оно может не сбыться?

- Нет, не может, - выговорила она твердо. - А что?

- Ничего. Спасибо. До свиданья.

Я направилась к двери, злая и недовольная результатами визита, но все же исполненная оптимизма.

Будущее вновь сияло передо мной радужными тонами. Но все, что прельщало меня в предсказании Карамазовой раньше, теперь казалось несущественным. Главное - на той картинке-видении у меня было отражение!

"Нужно срочно купить красное платье", - подумала я.

Глава пятая: Сбывшееся предсказание

Крещенье метелило за окном. Я сидела дома, сгорбившись в кресле, и понуро ждала двенадцати ночи. Все было уже готово. Два загодя купленных мной больших зеркала - оба высотой в человеческий рост - стояли друг против друга, образуя зеркальный коридор в бесконечность. Теперь я знала: его называют сатанинским коридором. Но это меня не останавливало. У меня не было выбора. Пусть заклятье сатанинское, разве треклятая ведьма, кичащаяся белизной своей магией, предложила мне иной вариант?

Свечи были зажжены. Часы стояли рядом. Я предусмотрительно сверила время по телевизору и выставила их точно - секунда в секунду. На черном прямоугольнике циферблата горели зеленые, светящиеся во тьме цифры 23. 53. Еще семь минут.

Ладонь, в которой я сжимала рукоятку ножа, предательски вспотела. Шрамы на руках ныли, словно старые боевые раны. Это было странно - они давно перестали болеть. Быть может, мои руки мучались в преддверии новой боли, как животные предчувствующее, что обречены на заклание?

Еще пять минут. Я не знала, сработает ли мой план. Правда ли это или только почудилось мне год назад, что, когда во время гадания я случайно прикоснулась к стеклу, оно прогнулась вовнутрь, будто мягкая резина? Возможно, в тот момент оно не было незыблемым и если бы я надавила посильнее, то могла пройти сквозь него?

Три минуты.

Я встала с дивана и подошла к зеркалам. Вытянула вперед руку и подняла нож, зажмурившись от страха. Затем заставила себя разлепить их - невозможно не глядя разрезать себе ладонь, точно, единым махом, пересекая все линии на руке.

Две минуты. Страшно.

Я надеялась, мне не придется идти в зеркало. Некогда притягивавшая меня неизвестность казалась теперь пугающей.

Услышав заклятие, Лера должна выйти ко мне сама. Мы протянем окровавленные руки навстречу друг другу, мы смешаем свою кровь, смешаем свои губы и тела в единое "Мы". И я не стану кричать "Чур сего места!". Пусть, если хочет, забирает меня к себе. Вместе с ней мне не страшно ничего, даже умереть, оставшись навсегда в зазеркалье. Все что угодно, лишь бы не это кошмарное, засасывавшее чувство пустоты, которое охватывало меня каждый раз, когда я подходила к зеркалу и, как сейчас, не видела в нем своего отражения. Все что угодно лишь бы ни это!

Одна минута. Чем быстрее я это сделаю - тем легче мне будет. Я храбро перечеркнула ладонь новым порезом и перекинула нож в другую руку. Ну же! Нельзя сосредотачиваться на боли, иначе у меня просто не хватит решимости. Мучительно стиснув зубы, я нанесла второй порез.

На часах было время 00. 00. Время, когда не существует времени. Одна единственная минута из пятисот двадцати пяти тысяч шестиста минут года, когда граница между тем и этим миром становится прозрачной и преодолимой.

Одна за другой в зеркале появилось двенадцать арок.

- Плоть от плоти моей, кровь от крови моей, приди есть мою плоть, пить мою кровь, ибо ты - это я! Я отэ ыт оби ьворк юом ьтип ьтолп юом ьтсе идирп йеом иворк то ьворк йеом итолп то ьтолп! - громко прошептала я и протянула рыдающие от боли руки к стеклу.

Стекло дрогнуло и поддалось - мои пальцы прошли сквозь него, как сквозь воду. Я медленно занесла ногу и перешагнула через раму зеркала.

"Получилось!" - вспыхнуло в голове.

И, едва лишь моя ступня опустилась на пол по другую сторону стекла, я увидела ее. Лера бежала ко мне, выбросив вперед, сочащиеся кровью ладони. Ее лицо было страшным, грозовым, изуродованным сморщенными губами, отчаянным взглядом, напряженными складками лба - таким же, каким, наверное, было сейчас и мое лицо.

"Я же говорила... Она примчится ко мне, как только!"

Наши руки встретились.

- Ты простила меня? - спросила я.

Или только хотела спросить. Тьма ударила мне в глаза, двумя кулаками одновременно. И я упала на пол лицом вперед, прежде чем Лера успела меня подхватить.

* * *

Когда я очнулась, за окном уже серебрился январский рассвет. Я лежала на полу гостиной, рядом валялся подсвечник со сломанной свечой, воск залил пол темной глянцевой лужицей.

Я села и ощупала шишку на лбу. К моему удивлению, она не болела. Я чувствовала себя прекрасно, безмолвствовали даже порезы на руках.

- Лера! - громко позвала я.

Она не ответила.

- Лера, где ты?

В отличие от прошлого года, я прекрасно помнила все события минувшей ночи, предшествующие моему ритуальному падению в обморок: план полностью удался - Лера пришла. Она простила меня. Я встала и заглянула в зеркала, по-прежнему отражающие зеркальный коридор - там ее не было. Значит, Лера в кухне или в спальне. Странно только, что она кинула меня на полу.

"Хотя, что здесь странного? - вспомнила я. - Лера всегда засыпала и просыпалась одновременно со мной. И если я свалилась в обморок, она, должно быть, тоже упала без чувств и пришла в себя лишь сейчас. Только где она? И где мой чертов тапочек!"

Тапочек с правой ноги куда-то запропастился. Я нервно помотала головой в поисках беглеца, затем раздраженно отфутболила левый в угол комнаты, наплевав на его преданность. Бессознательно раздвинула зеркала, разрушая сатанинский коридор и, шлепая по полу босыми пятками, направилась в спальню. Дверь была плотно прикрыта. Я распахнула ее...

- Ле.... р-р-р.... А-а-а-а!!!

Родное имя переросло в вопль ужаса. Я отпрянула в испуге, захлопнула дверь, защелкнула ее на замок и влипла спиной в стену, тяжело дыша и закрывая лицо руками.

За дверью не было спальни - только темнота - огромная бесконечная дыра в никуда!

Я стояла оглушенная, боясь сделать шаг вперед. Коридор, который должен был оканчиваться просторной прихожей, теперь - я отчетливо видела это! уходил в такую же безысходную тьму. Чернота срезала его по косой, как лезвие огромного ножа. Где-то там за непроницаемой мглой исчезла и моя кухня.

Я кинулась обратно в гостиную, поспешно обшаривая ее мятущимися, безумными глазами. Сердце похолодело от страха, словно кто-то запихнул его в морозилку. Только сейчас я заметила: комната, где я очнулась, тоже существует не полностью - в отдельных местах, за спиной одного из зеркала, ее размывали черные щели мрака.

Страшная догадка уже накатывала на меня, но, увернувшись от нее, я кинулась к зеркалу.

- Лера, где ты?!!! Лерочка...

Неужели, она снова ушла от меня?

- Лера!!!!

Я расплющило лицо о стекло, пытаясь углядеть Леру в зазеркальной гостиной. Но она была столь же безлюдной, как моя. Я видела лишь диван, новогоднюю елку, срезанный обрывок коридора, разбросанные вещи на полу: нож, опрокинутый подсвечник, со сломанной свечой, осиротевший тапочек...

Приставала-догадка похлопала меня по плечу, пощекотала за ухом, дернула за нос. Гонимая ею, я нехотя отлипла от стекла, пошла в угол комнаты, подобрала тапок и, прижимая его к животу, вернулась к зеркалу.

Увиденное больше не оставляло мне поводов для сомнений. Там, за стеклом, валялся на полу мой потерянный тапочек с правой ноги.

Я была в зазеркалье!

- Нет!!! Лера, нет!!!! - В истерике я забарабанила по зеркалу кулаком. Я орала и царапала его, пытаясь поддеть ногтем, продырявить пальцем, нащупать податливую брешь, чтобы прорваться сквозь нее обратно - домой. А потом, в отчаянии подхватила с пола тяжелый подсвечник и ударила по непобедимому стеклу.

Это была моя ошибка!

Бабах!

Зеркальная гладь со звоном посыпалось к моим ногам. Тьма схватила меня за плечи.

Бабах!

Падая, тяжелая рама обрушилась на второе зеркало, разбивая его вдребезги и увлекая за собой.

Бабах!

Оба зеркала упали на пол, взорвавшись осколками света...

И я очутилась в беспробудной темноте.

* * *

Не знаю, сколько времени я стояла, вцепившись ладонями себе в щеки и тараща невидящие глаза. Но постепенно шок перестал ослеплять меня, и я поняла: темнота не столь уж беспросветна. От осколков, лежавших под моими босыми ногами, шли лучи - как от нескольких десятков зажженных одновременно карманных фонариков. Опасаясь сделать неверное движение и поранить ногу, я присела и пригляделась к ним.

Все осколки, лежащие на земле - если, конечно, это черное ничто можно было назвать землей! - как один отражали потолок моей квартиры. Я выбрала самый большой кусок, размером примерно с две моих ладони и, аккуратно взяв его обеими руками, стала вертеть, наклоняя под разными углами. Все верно: мне удалось разглядеть сначала свою люстру, потом другие части интерьера: фрагмент кресла, вазу на столике, игрушки на новогодней елке, часы...

Ступая на цыпочках, я выбралась из кучи стекла и отошла на максимально безопасное расстояние.

"Не нужно паниковать, - мужественно приказала я себе. - Лучше последовательно рассортировать по полочкам все случившееся. Вчера, во время ритуала, я вошла в зазеркалье и, потеряв сознание, упала и осталась там. То есть здесь.

Почему Лера бросила меня? Неизвестно. Также как неизвестно могла ли она вообще протащить меня обратно сквозь зеркало. Мы никогда это не обсуждали. Она и эта дрянь Карамазова лишь предупреждали, что нельзя сюда соваться в принципе. Возможно, проход между двумя мирами открывается для человека только на одну минуту. И сама Лера, освобожденная моим заклятьем, способна пройти сквозь него, а я нет. Это понятно.

Но куда подевалась Лера? Пожалуй, лишь одно важное дело могло заставить ее бросить меня тут в одиночестве: сейчас она наверняка выясняет у какой-нибудь зазеркальной Карамазовой, как вытащить свою глупую подружку из зеркала. Нужно просто подождать ее возвращения или отправиться на поиски самой... "

Отправляться на поиски Леры в незнакомый черный мир было бы полным абсурдом.

"В лучшем случае вы заблудитесь в зазеркалье... " - кажется, так сказала мне чертова ведьма, и только теперь я понимала, как она чертовски права. Мир зазеркалья оказался вовсе не таким, каким я знала его по детскому фильму "Королевство кривых зеркал" и мультфильму "Алиса в зазеркалье". Даже пессимистичный романтик Жан Кокто показала его в своем "Орфее" куда более жилым и привлекательным.

- Скажи, куда ведет коридор?

- В смерть.

Если смерть - есть небытие, Лера говорила чистую правду.

Мира, где оказалась я, попросту не существовало. Он был громадной черной дырой. И у меня не было ни малейшего желания отходить от того слабого источника света, который, словно оригинальная напольная люстра, давала мне лежащая поодаль кучка разбитых зеркал.

Но просидев рядом с ней несколько часов, я ощутила: незыблемость моего решения несколько поистаяла. Томительность ожидания растопила страх. После нескольких попыток, мне удалось еще раз навести свой осколок на циферблат часов и расшифровать вывернутые наизнанку цифры - 16. 37. То бишь - 16. 37. Я проснулась на рассвете, с тех пор прошло полдня.

Не удивительно, что свет в осколках почти погас. Зимой темнеет рано в моей комнате уже сумерки. А включить свет не представляется возможным. Нужно идти искать Леру, прежде чем мой осколок не превратился в незрячее черное стекло.

Ноги затекли. Я стала и помаршировала на месте, разминая их и одновременно пытаясь завести свою решимость бравурными телодвижениями. Плохо, что я босиком, плохо, что мой осколок светится еле-еле, плохо, что я совершенно не знаю куда идти. Но выхода нет. Вперед! "Кто ищет - тот всегда найдет!"

Я медленно двинулась вперед. Свет из осколка-фонарика неуверенно тыкался в огромное брюхо темноты. Пройдя шагов десять-двадцать, я трусливо оглянулась - кучка разбитых зеркал исчезла из виду. Неужели я отошла так далеко? Или просто свернула за невидимый мне угол?

Я сделала еще несколько шагов. Осколок-проводник внезапно погас. Вытянув вперед вторую руку, я пошла дальше на ощупь. Пальцы коснулись ручки невидимой двери. Я толкнула ее. И оказалась в открытом космосе!

Во всяком случае, именно так мне показалось вначале. Со всех сторон меня окутывало бесконечное звездное небо. И лишь когда осколок в моей руке вдруг снова зажегся яростным светом, я разгадала:

"Это не звезды! Это зеркала!"

Чернота была пронзена миллиардами колючих лучей, сильных, как свет прожекторов и тонких, как паутина.

Я невольно улыбнулась и покачала головой. Забавно - будто неведомая сила засунула меня в самую сердцевину подушечки для иголок. Но теперь у меня было достаточно света, чтобы продолжать свое путешествие.

Справа тянулась длинная стена с рядом дверей, вроде той, из которой только что вышла я сама. Я двинулась вдоль нее и открыла одну наугад. Передо мной предстала комната, залитая ярким электрическим светом, похожая по планировке на мою. У стены мерцала огнями елка, рядом с ней разглагольствовал включенный телевизор, в центре стоял накрытый стол, поджидающий не меньше десятка гостей. А прямо напротив меня - массивный зеркальный шкаф, отражающий елку, стол, телевизор и веселого ведущего на экране.

"Это отражение комнаты моих соседей по дому", - догадалась я и закрыла дверь, с трудом преодолев соблазн войти туда - в такое родное, уютное, такое нормальное - пространство моего мира.

Развернувшись, я нос к носу столкнулась с женщиной в разноцветных бигудях и кухонном переднике. Зыркнув исполненным подозрения взглядом, она резко оттолкнула меня плечом и вошла в комнату. По-видимому, это было отражение хозяйки квартиры, выходящей из спальни.

Я торопливо засеменила дальше, опасаясь соваться в другие двери. Я не знала законов зазеркалья - насколько сурово они карают чужаков, вваливающихся в отражения чужих квартир. Судя по взгляду женщины в бигудях убивают их на месте преступления. И правильно делают. Я бы сама сошла с ума, если бы в один кошмарный день увидела в своем зеркале, помимо Леры, кого-то незнакомого и чужого.

Стена окончилась, я завернула за угол и стала спускаться по нескончаемой темной лестнице. Осколок опять погас, я сунула его в карман халата. Лестница оборвалась и уперлась в очередную дверь, на этот раз открытую настежь.

За ней виднелась вечерняя, заметенная снегом, знакомая улица, на которой мы с Лерой жили последние полгода. Точнее, лишь разорванные фрагменты улицы, в тех местах, где ее отражали витрины магазинов и кафе. По ней двигались несколько закутанных в зимнюю одежду отражений прохожих, спешащих куда-то по своим делам.

Я с ужасом представила, как буду выглядеть, разгуливая по снегу босиком и в домашнем халате. С другой стороны: куда мне деваться? Подняться по ступенькам обратно, ввалиться в одну из квартир, устроить революцию в зазеркалье? И пусть либо судят меня страшным судом, либо объяснят как выбраться отсюда. Или хотя бы найдут мою Леру!

Лера...

Она, верно, уже вернулась, уже ищет меня, обезумев от страха за свою непутевую половинку, отправившуюся черти куда, черт знает зачем!

Как нам теперь отыскать друг друга?

Я припомнила давнишний разговор:

- А когда ты жила там, как ты знала, что я сейчас подойду к зеркалу?

- Также как и ты - просто подходила и видела тебя.

Собрав свои смятенные чувства в кулак, я попыталась настроить их на связь с Лерой. Мне почудилось: я улавливаю какие-то слабые импульсы. Будто тонкие ниточки, привязанные к рукам марионетки, они тихонько дергали меня, увлекая в сторону одного из кафе.

Тяжко вздохнув, я вступила в снег. Нога не почувствовала стужи - снег зазеркалья был не холоднее ваты. Наверное, живущие тут не способны испытывать ни холода, ни тепла, ни боли - только отражать чувства реальных людей...

Окрыленная новым открытием, я припустилась почти бегом и юркнула в ближайшую дверь кофейни с вывеской "Абели".

Раньше я сто раз проходила мимо нее по улице, но никогда не заглядывала вовнутрь и теперь с любопытством осматривала интерьер. Он казался утешительно реальным. Одна из стен кафе была полностью зеркальной и потому отражала его целиком, без черных дыр. Несколько мужчин, сидевших за столиками, с интересом поглядели на меня, не выказывая изумления при виде босоножки в махровом халате. Естественно, ведь сейчас они "на работе" и могут лишь повторять движения людей.

Но тогда почему они в принципе посмотрели на дверь?

Я непроизвольно кинула взгляд на дверь реального кафе за стеклом. И увидела, что на пороге его стоит Лера.

Она усмехнулась и я почувствовала, что тоже усмехаюсь ей в ответ. Она двинулась по залу - я пошла за ней, без труда повторяя ее движения.

На ней было купленное мною на днях красное платье и мои любимые черные сапоги на шпильках с острыми носами.

Она отвернулась, выискивая кого-то глазами - я тоже. И увидела за столом в углу знакомый стриженый затылок Валерки.

Двух Валерок! Одного за стеклом, второго здесь, в трех шагах от меня.

Я хотела броситься к нему - но не смогла. Подошла медленно и неторопливо, выждала паузу, пока он догадается встать и отодвинуть мне стул. И лишь затем села и насмешливо посмотрела на него.

Я хотела закричать: "Что ты делаешь тут!" Но не смогла разомкнуть рта. Мой рот ухмылялся помимо моей воли, пальцы, помимо воли, потянулись к сумке и вытащили пачку сигарет. Я хотела закурить, но рука, переставшая подчиняться мне, размеренно постукивала пачкой по столу.

"Откуда взялась сумка? Ее же не было... " - лихорадочно вспомнила я.

Я хотела испугаться, но не смогла сделать даже этого!

- Я так соскучился за тобой.... - проныл Валера, ласково накрывая мою руку своей ладонью. И только теперь, глядя на наши руки, я увидела: на мне больше нет махрового халата - запястье обнимал рукав красного платья.

Я хотела рассмотреть его, но не смогла. Я подняла глаза на Валеру и растянула губы в улыбке.

- Сначала соскучился за мной, потому будешь скучать со мной, саркастично сказала я. - Так оно всегда и бывает. Да?

И поняла, что сказала это ни я, а Лера. И слова ее были адресованы вовсе не реальному Валере, и не зеркальному Валере, сидевшему напротив меня. Она сказала их мне. И обо мне.

Я хотела повернуть голову к ней. И мне это удалось, потому что она тоже посмотрела на меня, длинным победоносным взглядом.

Валера что-то быстро заговорил в ответ: "Нет... Так больше не будет... Прости меня... Я все понял... Мы будем жить по-другому... "

То же самое собиралась сказать Лере и я. Но я не могла говорить, не могла даже бросить на нее умоляющего о прощении взгляда. Могла лишь смотреть ей в глаза, чувствуя, что мое лицо, словно невыносимая тесная маска, складывается в ироничную, недоверчивую гримасу.

В Лерино лицо, не верящие ни мне, ни Валере.

И я ничего не могла поделать, потому что была только ее отражением.

Эпилог

- Простите, что я без звонка. Но я не знаю вашего телефона...

- Не извиняйтесь, я ждала вас. - Иванна Карамазова с интересом рассматривала в монокль новую гостью.

Вид у ведьмы был растрепанный и ленивый. Ночь на Крещенье - лучшее время для предсказаний - считалась рабочей. Она гадала до утра, а проснувшись, провела остаток дня в любимом кресле у камина, листая книги и расшифровывая увиденные символы со скрупулезностью разведчика, получившего послание из штаба. И этот визит был первым из событий грядущего.

- Вы меня ждали? - заколебалась визитерша, делая акцент на слове "меня".

Облокотившись на подлокотник кресла, она с не меньшим любопытством рассматривала лукавую ведьму в черной шелковой шапочке.

- Вас, Лера, вас... - расставила точки над "i" Карамазова.

- Вы узнали меня?

- Как я могла не узнать вас? Вы так похожи на Валю... А она, я так думаю, вряд ли способна осчастливить меня визитом.

Предсказательница усмехнулась.

- Значит, вы в курсе?

- Можете рассказать свою версию, - предложила ведьма.

- Вчера ночью Валя, как я и ожидала, произнесла заклятие, отрапортовала Лера, - вошла в зеркало и потеряла там сознание.

- Вы, похоже, знаете ее лучше, чем она сама, - отметила Карамазова.

- Это естественно... - сказало отражение, как о чем-то само собой разумеющемся. - Она не могла поступить иначе и попалась в мою ловушку. Ну а утром я позвонила Валере и назначила ему свидание в кофейне возле дома. Он пришел, и Валя тоже пришла... с другой стороны стекла. Сразу после встречи с ними я отправилась к вам.

В ее рассказе не было и намека на самодовольство.

- Вы хотели отомстить? - осторожно спросила Иванна.

- Я хотела только одного - вновь обрести саму себя. Понимаете... - Лера замялась, подбирая слова. - До того, как Валя освободила меня из зеркала, я была уверена, что это она - мое отражение.

- Как интересно! - воскликнула ведьма с интонацией ученого, получившего неизвестное науке доказательство.

- Точнее, - объяснила гостья, смущаясь, - мы, отражения, думали, что люди - видения, появляющиеся в зеркале, когда мы подходим к нему. Видения будущего, вроде толчков ребенка во чреве матери, и лишь смерть дает вам истинную жизнь - в зазеркалье.

- Очень интересно, - повторила Карамазова, пододвигая к себе листок бумаги и делая на нем какие-то пометки.

- И только выйдя оттуда и обретя свободу, я выяснила, что я - раба! подвела горький итог пришелица из небытия. - Я поняла это не сразу. Вначале был шок - ведь я получила возможность попасть в мир иной, не снившуюся ни одному из нас. Была любовь, затмевающая все. И Валя казалась такой несчастной и потерянной. Словно не рожденный ребенок, она не знала о себе ничего. Я открыла ей истину. Научила ее быть самой собой. А себя саму потеряла... - Лера страдальчески скрипнула зубами и опустила глаза. - О, я долго не признавалась себе в этом! До тех пор, пока не услышала песню из кино. "Кто здесь настоящая? Может, это ты?" - пела героиня своему отражению в зеркале. И я разрыдалась, осознав наконец отвратительную, ненавистную истину: настоящая не я, а она. А я марионетка, с которой Валя способна сделать все, что угодно. Даже заставить меня заниматься любовью с противным мне мужчиной.

Лера склонила голову и умолкла.

- Но ведь Валя с Валерой были любовниками и раньше? - удивилась Иванна.

- Раньше, - выдавила Лера сквозь зубы, - они гасили свет. А то, что не видно в зеркале, не существует для зазеркалья. В тот вечер я была с ним впервые - против своей воли. Это было практически изнасилование.

- И вы взбунтовались, - заключила Карамазова. - Я вас понимаю.

Она помолчала, раздумывая.

- Могу предложить эликсир - он заставит вас забыть печальную правду, вы вернетесь в зазеркалье и будете жить, как раньше. Хотите?

- Нет, - гордо отказалась Лера. - Зная истину, я не стану возвращаться в мир теней. Я останусь здесь и никому не позволю указывать мне... Я уверена, у меня получится. Сегодня я доказала это и ей, и себе! В общем, я пришла к вам не затем. Вы должны помочь мне вызволить Валю.

- Но...

- О да, - угадала вопрос она, - я знаю, все начнется сначала. Мы слишком похожи, каждая хотела бы, чтобы другая была только ее отражением. Чтобы весь мир был только отражением наших желаний. Мы способны любить исключительно самих себя. Но именно поэтому обречены друг на друга. И я люблю Валю, несмотря ни на что... Скажите, я смогу освободить ее тем же заклятьем?

- Нет, - покачала головой Иванна, - это может сделать только человек.

- Любой?

- Только тот, которому сужена Валя.

- Валера? - в голосе Леры прозвучала тревога. - Но ведь тогда она останется с ним!

- Увы, Валера вряд ли вызовет Валю из зазеркалья. Валя была лишь его наказанием, - объяснила ведьма угрюмо.

- Но больше некому! - Лера изменилась в лице, запоздало испугавшись непоправимых последствий своего поступка. - Что я натворила! Неужели, даже вы не сможете помочь нам?

Карамазова нагнулась и подбросила поленьев в камин. Ее желтые глаза отражали пламя и казались сейчас выплавленными из живого огня.

- Я не знаю, как вам помочь, - призналась она честно. - Мне это не по зубам.

С самого начала зеркальная история была для нее неразрешимой загадкой, из тех, что посылаются свыше для испытания и усмирения гордыни.

"Но лишь та, в чьей душе нет страха, способна в этот час переломить собственную судьбу. И вызвать из бездны не того, на кого обрек ее рок для испытания и искупления, а Единственного, с кем жаждет слиться ее душа... " вспомнила она слова из книги заклинаний.

"Может, любовь к себе и есть единственно истиной из всех человеческих любовей? - подумала ведьма, пытаясь отвлечься от гложущих ее мыслей о собственной немощи. - Какие бы маски она не надевала, под ней всегда таишься ты сам - твои дети, твое дело, твоя идея. То, в чем ты видишь высшее проявление своего "Я".

- Помогите нам! - в отчаянии сплела руки Лера.

"И Единственно истинный суженый, будь он даже мертв или не рожден, выйдет к ней, и устремиться к ней с протянутыми руками... " - струилось заклинание шелковой нитью.

"Но единственно истинный, не значит один. Наверное, если б заклинанье на зеркале прочел Христос, к нему бы вышли оттуда тысячи тысяч еще не рожденных верующих, чьей судьбою он стал, и чье спасение стало его судьбой.

Нет... Произнеся сатанинское заклятие, он переломил бы судьбу и избежал искупления! Пилат, Цезарь, Иуда Искариот безропотно приняли бы его веру. Если бы заклятие прочел Ленин, мы бы жили нынче при коммунизме. Те, кто мечтают о переустройстве мира, вместе со своей судьбой переиначили бы ход истории".

- Помогите, прошу!

- Я не могу, - вскричала ведьма, отбиваясь от дьявольского искушения. Я не стану обращаться к сатанизму.

Внезапно она хлопнула себя по лбу, столь резко, что черная шапочка чуть не слетела с ее головы. Поправляя на ходу головной убор, Карамазова кинулась к книжным полкам и торопливо вытащила оттуда книгу.

- Мы забыли. Есть ведь и второе - белое заклинание. "Суженый, ряженый! Покажись мне в зеркале". - Она нашла нужную главу и прочитала. - "... граница между тем и этим миром становится прозрачной и преодолимой". Все то же самое, только без крови и насилия. С его помощью также легко можно пройти туда и обратно!

- Но кто его прочтет? - всхлипнула Лера.

- Я.

- Вы? Но при чем тут вы? - ревниво вспыхнула она. - Какое отношение вы имеете к Вале?

- Успокойтесь, - остудила ее Иванна. - У ведьм не бывает ни женихов, ни невест. Ведовство, как религия, становится тобой. Мои суженые - люди, которым я не имею права отказать в помощи... И если мне судьба помочь Вале, она выйдет ко мне.

- А если не судьба?

- Судьба... - обреченно вздохнула Карамазова. - И при том - тяжелая. Мне не удалось откреститься от нее. Она непременно придет снова. Боюсь только, нам придется подождать до следующего Крещенья.

* * *

Крещенье метелило за окном.

На часах было время 00. 00.

Иванна Карамазова с ужасом глядела в зеркало - за стеклом, возглавляемая Валей, стояла длинная очередь людей, бесконечная, словно в мавзолей Ленина.

Ее след терялся в беспредельных глубинах зеркального коридора...

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Alea jacta est - лат. Жребий брошен.

2 Nosce te ipsum - лат. Познай самого себя.

3 Feci quod potui, faciant meliora potentes - лат. Я сделал все, что мог, кто может пусть сделает лучше.